«Я из племени, где едят людей. И тебя съем!» Один из самых экзотичных легионеров «Спартака»
Сенегалец Ибра Кебе — один из самых чудных легионеров в истории «Спартака». Он появился в составе красно-белых летом 2001 года. За москвичей во всех турнирах африканец, игравший и в защите, и в полузащите, провел 63 матча, забив три гола. Однако прежде всего запомнился не своими действиями на поле, а неожиданными выходками.
«Мог на тренировке разбежаться и ударить изо всех сил в кость...»
Кебе нередко дрался с партнерами по команде на тренировках. Причина — слишком грубая игра со стороны африканца.
— Кебе совсем необузданный был. В башке не пуля, а снаряд. На тренировке обидится, переклинит — прыгает даже не в ноги, а в спину. С Ананко вечно дрались, искры летели. Пока Иваныч (Олег Романцев. — Прим. «СЭ») не выгонял с тренировки, — вспоминал экс-полузащитник «Спартака» Максим Калиниченко.
— Вы застали наплыв легионеров в 2000-х. Кто самый странный из них? Кебе, с которым вы даже дрались? — как-то спросили Дмитрия Ананко.
— Да. Мог на тренировку выйти в разных гетрах — одном белом, другом красном. Или прийти в столовую в национальном костюме. Часто брал еду к себе в комнату, а нянечки потом рассказывали, что он все кости под кровать кидал.
— Кебе — отдельная песня. Таких людей нельзя в команде держать. Мог на тренировке разбежаться, ударить изо всех сил в кость... — подтвердил бывший нападающий москвичей Роман Павлюченко.
— И вас бил?
— Нет, меня не бил. Ко мне осторожно относился.
— Зато Погребняк с ним сцепился прямо на поле.
— С Кебе много кто дрался, он же совершенно невменяемый. А накажешь его — мог и нож достать...
По воспоминаниям спартаковцев, однажды сенегалец с ножом поджидал у клубного автобуса серба Матича, который ненадолго задержался в команде.
— Кебе какой-то «безголовый». На тренировках прыгал сзади в ноги своим же — знали бы вы, сколько у нас было стычек из-за этого, — рассказывал «СЭ» еще один экс-форвард москвичей Павел Погребняк.
— И у вас?
— И у меня. Мог бы ему врезать, но обычно сразу народ налетает, разнимает. Я вот еще что понять не мог: парень уезжает домой, месяцами не появляется, и ему все прощают.
«Бесчастных назвал одного из нас обезьяной, и я сломал на базе всю мебель!»
Уезжая в расположение сборной Сенегала, Кебе мог вернуться в «Спартак» лишь через несколько недель... По официальной версии, у него постоянно возникали проблемы с визой или паспортом. Однако впоследствии сам Кебе заявил, что не горел желанием выступать в России из-за проявлений расизма.
— У вас были в «Спартаке» друзья? — спросил корреспондент «СЭ» Кебе летом 2011 года.
— Только африканцы и бразильцы: Тчуйсе, Фло, Мойзес, Робсон. С русскими футболистами отношения совершенно не складывались.
— Почему, на ваш взгляд?
— Они не хотели принимать в свою компанию иностранцев. Хотя мастера в «Спартаке» были собраны классные. Теперь, возможно, ситуация и изменилась — иностранцев стало много во всех клубах.
— Тем не менее вы выводили из себя спартаковское руководство длительными отлучками в Сенегал. То новый паспорт получали, то въездную визу вам никак не давали.
— Раньше не хотел об этом говорить, а теперь готов объясниться. В клуб, где процветал расизм, мне возвращаться не хотелось. Но был контракт, и братья убеждали меня вернуться. Я упирался, но в конце концов соглашался с ними.
— Что-то хорошее в памяти о «Спартаке» осталось?
— Чисто футбольное. Команда при Олеге Романцеве показывала интересную, зрелищную игру. Как все радовались в раздевалке Лужников, когда, победив «Зенит», команда стала чемпионом! Романцев достал ящик пива и сказал: «Ты, Кебе, тоже должен выпить». Но мне нельзя — я мусульманин. Отхлебнул, а потом пошел в туалет и выплюнул.
В интервью «Советскому спорту» Кебе пошел еще дальше и привел конкретный случай, когда столкнулся с проявлением расизма в народной команде:
— Имя Бесчастных я не забуду никогда в жизни! Нас было пятеро африканцев. Романцев вел тренировку. И вдруг один из нас попал ему мячом в руку. А Бесчастных говорит: «Эта обезьяна мне в руку попала!» Я никогда не забуду этого. Я тогда еще не знал, что значит это слово. Но я попросил Тчуйсе, чтобы он перевел. И он перевел. Когда тренировка закончилась, я подошел к Бесчастных и спросил: «Зачем ты так сказал о моем друге? Я тоже африканец. Значит, я тоже обезьяна?» А Бесчастных мне ответил: «Да, я говорил!» И я на базе все сломал. Я сломал все внизу, где есть маленький ресепшен. Я поднялся наверх, к себе в комнату, и сломал там всю мебель. Так мне было плохо! А через час Бесчастных постучал в мою комнату: «Открой! Я хочу поговорить». А я ему сказал: «Я с тобой больше никогда не буду говорить. И никогда тебе не открою».
Владимир Бесчастных, в свою очередь, не стал опровергать, что рассказанное Кебе могло произойти на самом деле, но в то же время подчеркнул: он не считает себя расистом.
— Может, что-то такое и было. Но это не означает, что я расист. К тому же просто так обозвать человека — это не про меня. Я не понял, какую именно ситуацию Кебе имел в виду. Но вел он себя, надо прямо сказать, не всегда адекватно. Не знаю, прятал Кебе кости или нет, но он мог просто застопориться на тренировке. Конфликты у него случались не только со мной. Кебе надо прежде всего в себе разобраться. Тчуйсе никто не обзывал. Потому что он был свой парень. Хотя вот между Тчуйсе и Кебе конфликты случались. Я всегда был приверженцем дисциплины. Когда был молодой, меня строили ветераны. Когда я стал ветераном, считал своим долгом строить молодых. Кто адекватно к этому относился — стали футболистами. Кто считал, что к ним придираются, — ничего у них не вышло.
— Да какой там расизм? Называли иногда в шутку «черными», еще как-то, они ржали вместе с нами, — в одном из интервью вступился за Бесчастных бывший полузащитник красно-белых Андрей Тихонов. — Чтобы «обезьяна» всерьез сказать — не было такого. Действительно дружная семья, Робсон вообще был свой в доску.
Вместе с тем Кебе всегда весьма уважительно отзывался об Олеге Романцеве:
— Я очень хочу увидеть Романцева! Очень хочу сходить к нему в гости! Я бы его обнял. Романцев — очень хороший тренер. Я в его «Спартаке» очень многому научился! Он всегда объяснял, что и как нужно делать на поле. Он говорил: «Кебе, я знаю: ты хороший игрок. Ты можешь в защите и слева играть, и в центре, и опорного».
А вот Олег Иванович довольно дипломатично отзывался о своем бывшем подопечном:
— Я не нахожу общего языка только с теми, кто не принимает моего футбола. В свое время в «Спартаке» играли Робсон, Маркао, Тчуйсе, Митрески — и мы понимали друг друга с полуслова. А вот с Кебе было действительно сложно. Хотя в способностях ему не откажешь.
Так боялся уколов, что запирался в туалете
Еще одна странность сенегальца — Кебе до смерти боялся уколов.
— Кебе — случай особый и, извините, неизлечимый, — рассказывал «СЭ» бывший врач «Спартака» Юрий Васильков. — Футболист он, спору нет, хороший. И работал в охотку. Но когда дело доходило до общения с врачом, то впору было самому валидол глотать. Помню, на сборе в Испании у него побаливали пахи и требовалась блокада. Не тут-то было. Увидев меня со шприцем, он тут же закрылся в номере и даже на ужин не пошел. Тогда я попросил тренера Грозного, югослава Селкича, кто знал хоть какой-нибудь язык, попытаться объяснить сенегальцу, что укол необходим. Приходим на переговоры. Номер открыт, а хозяина нет. Оказывается, Кебе в туалете заперся, где так до ночи и просидел, пока мы не ушли.
— У нас в туалете только Кебе запирался. Уколов боялся. Как видит шприц — туда ныряет. Я подходил, дергал за ручку: «Выходи!» — «Не выйду...» Выбегал, когда команда уже на поле, разминка вовсю идет, — это уже выдержка из интервью бывшего капитана «Спартака» Егора Титова.
Играя в «Спартаке», Кебе так и не отказался от некоторых бытовых привычек, приобретенных на родине.
— Намучился с ним Жиляев, начальник команды, — вспоминал бывший тренер «Спартака» Сергей Юран. — Зайдет в номер, а Кебе спит на полу. Как привык в Африке. Жиляев начинает выговаривать — положи, мол, матрас на кровать. А Кебе смотрит: «Я из племени, где людей едят. И тебя съем!» Жиляев ко мне жаловаться. Говорю: «Не доставайте Кебе. Нравится ему на полу спать — ради бога. А насчет племени — это правда, он людоед». Так Жиляев в Тарасовке стал закрываться на десять замков. Еще шкаф к двери пододвигал.
