Болгарин Денис Колев работал скаутом в «Локомотиве» при Василии Кикнадзе. После прихода Владимира Леонченко на позицию генерального директора Колев покинул клуб. Сейчас он получил должность в болгарском «Ботев Пловдив».
— Ты сказал, что пять лет прожил в России. Как ты оказался здесь?
— Давай расскажу немножко, кто я такой. Мне 27 лет, до 18 я жил в Болгарии. Никогда особо не рвался становиться игроком, потому что мне обрубили эту мечту родители достаточно рано, где-то в 9-10 лет.
— Почему?
— «Ты должен учиться, концентрироваться на учебе. Поэтому давай играй в теннис». Я играл в теннис и просто смотрел очень много футбола. Успехи Моуринью очень сильно на меня повлияли, и я стал задумываться, что вообще происходит на поле. Вообще-то, как и многие в Болгарии, шел к юридическому факультету. Заходишь в ресторан, в кафе — одни юристы работают. Я тоже шел к этому, но все-таки решил, что нет, я буду в футболе обязательно. Так как я окончил испанскую школу, было логично поехать в Испанию.
Когда мне исполнилось 18, я поехал в Барселону — учиться на факультете спортивного менеджмента. Отучился там три года и в то время больше даже думал о тренерстве, поработал в каталонском КФК помощником один сезон. Но уже тогда я получал больше удовольствия не от планирования и проведения тренировки, а именно от анализа соперника, от разбора нашей игры, от просмотра игроков, которые к нам приходили. Я не понимал еще, что это аналитика и селекция, но уже тогда мне это было гораздо интереснее, чем сама тренерская работа.
— В России твоим первым место работы был InStat.
— Да, после трех лет в Испании я принял решение переехать в Россию. В 2015 году я приехал в Москву и, для того чтобы находиться в России законно, записался на факультет спортивного менеджмента в RMA, есть такая бизнес-школа в Москве. Мне как гражданину Евросоюза нужна виза. Через полгода я устроился в компанию InStat. Начинал как представитель по Болгарии, общался с клубами из этой страны и стал на товарищеских началах помогать им в плане селекции. Потому что в странах Восточной Европы мало где есть селекционные отделы и многие просили: «Посмотри этого, порекомендуй нам каких-то игроков». Ну а в основном: «Пожалуйста, помоги нам по таким-то критериям подобрать кандидатов».
В InStat я потихоньку перешел к другим должностям, уходил уже директором отдела по работе с клиентами и продажам. В процессе моей работы познакомился со многими интересными людьми, общаясь с которыми понял, что такое современная селекция во многих странах Европы, как они работают в плане подбора игроков на юношеском уровне. И в 2018 году после чемпионата мира принял окончательное решение, что буду искать работу в клубе, ушел из InStat в никуда. Как говорят: «Стучите — и вам откроют».
— Заинтересовался «Локомотив».
— Да, начал работать в «Локомотиве» официально в апреле 2019 года, но еще до этого я попал туда благодаря Александру Сорочинскому (заместителю директора по молодежной селекции и связям с общественностью «Локомотива» до января 2021 года. — «СЭ»), которого ты недавно интервьюировал. С ним мы познакомились где-то за полгода до этого на курсе по аналитике и скаутингу, он тогда еще работал в ЦСКА. У нас завязалось общение. Когда Александр перешел в «Локомотив» в начале 2019 года, я и еще один коллега, Андрей Вторых, с которым мы потом вместе устроились в «Локомотив», начали ему помогать. Это продолжалось примерно два с половиной месяца. На заметку многим, кто хочет устроиться в клубе: нужно чем-то жертвовать. Не каждый готов пожертвовать тем, чтобы два с лишним месяца, работая где-то еще, все свое свободное время трудиться бесплатно, чтобы показать себя.
Потом провели встречу с Владимиром Семеновичем Кузьмичевым и устроились в клуб официально. Я и коллега Андрей, который впоследствии уже смотрел Россию и СНГ, работали по российскому направлению с апреля 2019 года. Когда мы пришли, перед нами стояла задача посмотреть всех ребят 1999-2001 годов и некоторых 2002 года под «Казанку» и молодежку. Также, хотя это и небольшой пласт работы, готовили вместе с Александром Сорочинским списки по России.
Это был первый период моей работы. Параллельно нас подключали к работе с первой командой, нам присылали игроков — от агентов или других селекционеров, которые трудились в клубе, — и мы просто давали свое мнение. Писали отчеты и возвращали. Мы не искали игроков, а просто анализировали кандидатов, которые к нам приходили.
Мне всегда было интереснее работать по главной команде, потому что в силу жизненного и профессионального опыта я видел гораздо больше взрослого футбола, чем молодежного. Просил, чтобы мне давали больше работы по главной команде, возможность работать по некоторым определенным рынкам, как например Восточная Европа. Регионы, которые я лучше всего знаю, — это Восточная Европа и Южная Америка (наверное, в силу знания языков).
С осени 2019 года меня стали подключать к работе по первой. Уже на зиму-19/20 я давал своих кандидатов по Восточной Европе, некоторых — по Латинской Америке, и так шло до конца моего пребывания в клубе. После прихода Марко Николича я стал гораздо больше работать по Латинской Америке, нежели по Восточной Европе. Наверное, потому, что новый главный тренер достаточно хорошо знал рынок Восточной Европы. Лучше было концентрироваться на Латинской Америке и более углубленно работать там.
— Почему ты вообще приехал из Испании в Россию?
— В жизненном плане многие вещи мне там не нравятся. Я общался с большим количеством людей из России и из стран бывшего Союза. Ментальность и культура русских мне очень близка, поэтому я решил, что должен попробовать, поехать и посмотреть своими глазами годик. Если мне не понравится, я всегда могу вернуться в Испанию или поехать в Англию, я думал о магистратуре там. Но все-таки решил поехать в Россию и остался на пять лет.
— Что тебе не нравится в Испании?
— Меня много чего не устраивает в плане мышления на Западе.
— Я все-таки хочу понять.
— Мне гораздо больше нравится прямота русских, которые прямо скажут «ты дурак». Я бы лучше это услышал, чем увидел неискреннюю улыбку.
— Ты так говоришь, как будто у тебя в кармане всегда был миллион долларов и ты мог спокойно ездить туда-сюда. Приехал в Россию без конкретного варианта работы и норм...
— У меня была небольшая сумма, которая позволяла провести год, живя в Москве. А через полгода я уже нашел работу, которая обеспечивала жизненные потребности. У меня было достаточно денег, чтобы год спокойно прожить в России, тем более с учетом падавшего уже тогда курса рубля.
— Можешь очень коротко и максимально понятно объяснить, что ты делал в InStat?
— Когда я пришел, моей задачей было связываться с клубами, обучать их и продавать им продукты InStat. Это и скаутинговая платформа, и всевозможные отчеты, статистические, фитнес-отчеты по двигательной активности и так далее.
— Почему они тебя вообще взяли?
— Потому что я говорил по-болгарски, по-испански и по-английски. Они искали человека по Болгарии и человека, который мог бы параллельно заниматься и другими странами.
— Расскажи о своих главных достижениях, тех, чем ты доволен именно за время работы с Сорочинским, Кузьмичевым, по русскому рынку и молодым игрокам.
— Это не мои достижения, потому что нельзя сказать, что кто-то сказал «брать», а кто-то — «ну, может быть». В целом я очень доволен, что тем летом 2019 года в команду пришли — первое, это, конечно, Максим Мухин, это попадание просто в десятку. И я считаю также, что приобретение Сильянова было очень удачным.
— В чем твое преимущество как скаута?
— Скажем так, мой козырь, если есть такой, — это то, что я смотрю очень много разного футбола. Я вижу левого защитника и знаю, как играет левый защитник в том же возрасте в Аргентине, в Сербии, во второй лиге Франции и в Швеции. Я могу примерно сравнить их, понять, что у этого не будет хватать интенсивности, чтобы делать по 20 рывков, что этот никогда не подает первым касанием (а нам это нужно, чтобы быстро завершать атаки), и так далее. И второе, как бы странно это ни звучало, — просто работоспособность. То есть надо фигачить, надо просто делать больше, чем все остальные. Если кто-то работает 10 часов, я готов это делать 12 часов, пожертвовать чем-то, походом в кино или куда-то еще.
— Как можно получать удовольствие от футбола, когда ты смотришь его настолько много?
— Футбол — это аналог жизни, он настолько интересен и всеобъемлющ, поэтому он и самая популярная игра. Он очень разный, в каждой игре что-то происходит, и это то, что делает его таким привлекательным. Тем более, если есть какие-то поставленные задачи, включается процесс креативности, ты начинаешь думать: «А как же он у нас впишется? А как он будет взаимодействовать с нашими полузащитниками?» Когда смотришь конкретного игрока, а не просто отсматриваешь матч, в котором еще не знаешь, кого отметишь. На самом деле, самый интересный процесс, когда уже есть списки и ты начинаешь думать именно о том, как этот игрок вписывается в команду.
Как делаю я: первые 10 туров смотрю полностью, когда начинается серия А в Бразилии. Это самое нудное, когда надо 10 туров по 10 матчей отсмотреть полностью. Но это нужно, потому что ты должен увидеть эти 100 матчей, чтобы понимать: вот этот сыграл в пяти матчах очень стабильно. А не просто ты случайно открыл два-три матча, игрок выстрелил, и ты думаешь: «Какой же он хороший!» А потом оказывается, что это не совсем так. В каждой команде, особенно в Бразилии, в начале сезона кто-то готов лучше, кто-то хуже, появляются какие-то молодые звездочки, сыграют три-четыре игры, а потом о них больше не услышишь. Но потом, когда уже есть списки, ты начинаешь думать, как он будет играть у нас в обороне, почему он забивает столько в Бразилии, как он будет у нас забивать, против обороны лучших команд РПЛ?
— Объясни, как посмотреть 10 матчей чемпионата Бразилии? Ты смотришь их на скорости x2?
— Я их смотрю полностью, приходится это делать. 10 туров по 10 матчей.
— То есть даже не ускоряешь?
— Нет, ну я смотрю мяч в игре, то есть это 60 минут, а не 90. Это чистое время матча, без всяких остановок, без аутов, когда мяч находится в игре. Это есть в WyScout, в InStat, все так смотрят.
— Знаю, что некоторые аналитики смотрят РПЛ на ускорении.
— К сожалению, когда смотришь на ускорении, это позволяет тебе увидеть командные передвижения и это окей, когда ты анализируешь всю команду. Но когда нужно понять именно индивидуальные качества игрока, это не годится.
— Потом твоим начальником стал Андрей Лосюк. Почему он взял человека Сорочинского и Кузьмичева к себе в команду?
— Во-первых, потому, что ему просто, наверное, не хватало людей. Во-вторых, я старался, показывал, что могу делать свою работу быстро и качественно. Он дал мне определенный функционал. У нас не было соревнования, что кто-то должен по России делать лучше, чем те, кто по иностранцам работает. У меня были очень доверительные рабочие отношения как со Сорочинским, Вторых и Кузьмичевым, так и с Лосюком. С Риккардо Червелатти тоже часто разговаривал.
— Твоим непосредственным начальником был Лосюк?
— Да.
— Расскажи о нем, какой он начальник? Какой он как человек? Разбирается в футболе?
— Он достаточно спокойный человек. Не знаю, почему по поводу его работы в «Локомотиве» сложился настолько резкий негатив, это пошло еще с лета 2019 года. Но на самом деле все эти трансферы иностранных футболистов... Ни один из этих кандидатов не был его креатурой.
— Как так может быть?
— Не знаю. Я сам, к сожалению (или к счастью), не присутствовал на собраниях трансферного комитета и совета директоров, но я знаю, о каких футболистах речь, потому что мы все-таки по иностранцам формировали единые списки. Риккардо смотрел Западную Европу, я смотрел Восточную Европу и Южную Америку, перед летним и зимним окном мы созванивались и делали единый список. Потому что он много кого знает из моих, я много кого знаю из его кандидатов. Составляем по пять человек лучших и доступных нам на позицию, и уже Лосюк со списком идет к руководству. А почему не приобретались эти игроки, а приобретались другие — я не знаю.
— Объясню скепсис и негатив к Лосюку. Во-первых, потому что никто его не знал, вообще. У него не было никакого бэкграунда.
— У меня тоже нет бэкграунда.
— Но ты и не был на руководящих должностях.
— Да, так и есть.
— Потом по нему прошелся Семин. Сказал, что Лосюк — продавец обоев. Это стало мемом. Ты понимаешь, почему они не сошлись?
— Я не до конца понимаю и не знаю, когда это произошло. Это, конечно, мешало. Когда нет контакта с главным тренером, это тяжело, потому что нужно взаимодействовать и приходить к единому мнению. Руководство должно получать какую-то согласованную позицию между селекционным отделом и главным тренером. Это идеальный мир, так должно работать. И так и работает на самом деле. Все клубы, где нет спортивного директора и все более-менее хорошо, — исключение из правил, а не наоборот.
— Ты понимаешь, как Лосюк получил эту должность?
— Наверное, Василий Александрович в силу их давнего знакомства порекомендовал. Но я уверен, что он не просто так оказался на этой должности, а объяснял свою концепцию, делал план развития и работы. Это обязательно при назначении любого руководителя. Я не знаю точно, но так понимаю, что все равно на эту должность и вообще, на любую руководящую должность в «Локомотиве», кандидат утверждается советом директоров, а не просто генеральным директором.
— Чем Лосюк занимался до «Локомотива?
— Он был представителем WyScout по России и другим странам, работал в «Ахмате». То есть у него какой-то опыт футбольный уже был. Не совсем из другой индустрии сразу перешел на работу в «Локомотив».
— А в «Ахмате» кем он работал?
— Насколько я знаю, работал в академии клуба.
— Ты можешь сказать, насколько Лосюк компетентен для той должности, которую он занимал?
— Смотри, если ставится под сомнение его понимание футбола... Эта должность подразумевала именно организацию селекционного отдела. Собрать всю информацию, понимать рынок, общаться с людьми и выяснять все финансовые условия. И уже потом, при одобрении со стороны трансферного комитета, вести переговоры. Вот в чем заключалась в основном его работа. Отсматривать игроков — это наша обязанность. А он должен был потом все это систематизировать, провести market research через свои контакты, понять, сколько стоит игрок, готов ли он ехать в Россию, какую зарплату он хочет, сколько составят агентские. И потом уже вести переговоры.
— Для того, о чем ты говоришь, нужно полностью доверять тем людям, которые ищут футболистов, тебе и Червелатти. У него было такое доверие к вам?
— Я могу сказать, что у него было доверие к нам.
— А в плане понимания футбола?
— Не могу сказать, что поставили человека, который вообще не разбирается в футболе, как некоторые хотели бы это представить. Это не так.
— А ты уверен в том, что Лосюк выносил ваших кандидатов на трансферный?
— В этом я уверен.
— Ты был в клубе с 2019 года, делал отчет по Марило?
— Мурило просматривал, но не давал отчет. Мурило выпал на коллегу, Андрея.
— Ты понимаешь, почему он попал в клуб?
— Привел его агент, утвердил трансферный комитет. Почему его взяли? Взяли его с прицелом на будущее. Тогда, в 2019 году, Мурило был еще не готов к первой команде, но обладал хорошими задатками на будущее. Другой вопрос,что нужно согласовывать с главным тренером и так далее.
— Мурило привел Набиль Мерабтен. Ты знаешь этого человека?
— Нет, лично не знаком.
— Понимаешь, почему он имел такое влияние в «Локомотиве»?
— Нет, не понимаю.
— По факту он тоже работал как советник. Неофициальный.
— Честно говоря, я не знаю, насколько велико было его влияние. Но факт, что с его помощью пришли два футболиста — Жоау Мариу и Мурило.
— Джорджевич.
— Это в какой-то степени можно назвать моей ошибкой. Пришел от агентов и я рекомендовал его к подписанию с учетом трех факторов. Он давал нам другой вариант в атаке: у нас был Эдер, форвард таранного типа, играющий спиной к воротам, цепляющийся за мячи; был Федя Смолов, игрок штрафной. А Джорджевич был (и до сих пор остается) игроком более подвижным, который уходит на фланг, который прессингует достаточно неплохо, который делает рывки за спину, и он бы давал нам еще одну опцию. Второе: адаптированность к чемпионату и знание русского языка. И третье: цена была не очень большой. Поэтому я написал отчет с положительной характеристикой. Это не игрок, который придет, забьет 20 мячей, и мы станем чемпионами, но игрок, который будет давать нам хорошую опцию в атаке. Ошибся ли я в спортивном плане? Возможно. К сожалению, не до конца понятно, потому что он травмировался. Я бы хотел посмотреть, как бы он в «Локомотиве» играл.
— И последний, кто пришел, это Живоглядов.
— По Живоглядову я не писал отчет.
— Ты можешь вспомнить, кого «Локомотив» искал в то лето? Конкретные позиции.
— Правый защитник, центральный защитник, игрок центра поля и нападающий.
— Какие кандидаты были у вас?
— Правый защитник, как Сорочинский тебе сказал, — Караваев и Живоглядов. Других вариантов для первой команды не было. Из центральных защитников точно были Никита Чернов и Роман Евгеньев (до переподписания контракта с «Динамо»).
— Беляев?
— Беляев не был кандидатом селекции. Я так понимаю, это был кандидат от Юрия Палыча.
— У Семина был какой-то свой список?
— Я не знаю, как это происходило, потому что я лично с Юрием Павловичем не взаимодействовал и не присутствовал на трансферном комитете. Тогда, в 2019 году, я давал своих кандидатов Сорочинскому и Кузьмичеву, а дальше они разбирались.
— Ты хоть раз общался с Семиным?
— Нет, ни разу. Не потому, что я не хотел, просто так и не познакомились.
— А ты заметил разницу в работе селекционного отдела, в твоих личных обязанностях в тот момент, когда поменялся Семин на Николича?
— У меня появился контакт с тренером. Я хотя бы познакомился с Николичем. Уже какое-то изменение.
— Это была его инициатива?
— Не знаю. Мы познакомились по телефону, еще когда он находился на карантине, впоследствии уже в Баковке встретились и общались.
— От этого был какой-то толк?
— Хотя бы какой-то фидбек. Он может тебе сказать: «Этот мне не нравится, потому что так и так». Это важно, ты понимаешь, какие аспекты нужны на той или иной позиции для главного тренера. Раньше этого не было.
— Сорочинский сказал, что Семину давали список из 60 фамилий. В комментариях все возмутились — зачем тренеру давать такой огромный список, ведь как раз работа скаутов — отсеять...
— Это верное замечание, другой вопрос, если еще нет полного понимания, какую позицию мы хотим усилить. Если ты поставишь по пять человек на каждую позицию — как раз и получится 60 человек. Ты можешь отметить первых двух-трех, которые реально соответствуют уровню нашей команды, а остальные больше на перспективу. Понятно, что если у нас три позиции приоритетных, то для просмотра остается 15 человек, а не 60.
— То есть когда Сорочинский говорил про это список, условно, 60 — это был лонг-лист?
— Это лонг-лист по России, где пять человек на каждой позиции.
— Зимой 2020 года никто не пришел. Нужны были усиления?
— Нужен был нападающий.
— Семин постоянного говорил, что он хочет Бассогога.
— Наверное, да, хотел.
— А кого вы предлагали?
— Лично я — Захави.
— Только его?
— И других, но сильно настаивал, чтобы это был Захави, потому что для тех обстоятельств это был готовый игрок. В принципе, я бы конечно хотел, чтобы стратегия клуба была направлена на развитие игроков в молодом возрасте, но тогда нужен был готовый игрок. Захави был все еще в форме и мог помочь.
— Он был готов переехать?
— Он очень хотел приехать в Россию, тогда еще не было пандемии в том виде, какой она стала потом. Израилю предстоял плей-офф за выход на чемпионат Европы, а в Китае тогда уже остановили чемпионат. Он очень хотел найти себе команду, в которой будет играть, чтобы быть в форме, и в марте 2020 года сыграть в двух решающих матчах за сборную.
— А кто еще был? Из не столь очевидных. Про Захави мы слышали.
— Был еще Прийович, серб, который играл в Саудовской Аравии, а раньше в ПАОКе — не самый очевидный вариант, не скажу, что это было бы прямо усиление. Но это уже готовый игрок с понятным функционалом. Еще были Матей Выдра («Бернли») и Йосип Дрмич («Норвич») как варианты с арендой.
Например, если брать списки нападающих, я не помню, чтобы мы тогда рекомендовали русского. Был один кандидат еще до того, как мы выбирали между Джорджевичем и Комличенко. Многие знают о нем, Александер Серлот, норвежец. Сейчас в «Лейпциге» играет. Его предложили агенты в аренду из «Кристал Пэлас» с правом необязательного выкупа. По нему я и еще двое коллег дали однозначное «да», насколько я знаю, чуть ли не билеты на рейс ему взяли, но в итоге трансфер не прошел. Это был риск, так как в Бельгии, где он играл в аренде, не выглядел настолько впечатляюще, как впоследствии в «Трабзоне», где стал лучшим бомбардиром турецкого чемпионата. К тому же тогда он только вылечился от травмы. Но такой риск, на мой взгляд, был оправданным.
В наших списках по игрокам центра поля с российским паспортом еще всегда были двое русских немцев — Эдуард Левен и Макс Безушков. Но их рассматривали только если бы они выразили желание получить гражданство РФ.
— С учетом того, что никого в итоге не удалось подписать, насколько правильно было отпускать Смолова?
— Честно говоря, я не знаю, почему никого так и не взяли. До сих пор не понимаю.
— Официальная версия: Кикнадзе говорил про то, что Семин блокировал всех кандидатов от вас и настаивал на одном футболисте.
— Конечно, было неправильно остаться с одним нападающим. Если все было так, то и те, и другие неправильно поступили.
— По Бассогогу ты что-то писал?
— Я его смотрел. Не писал, только устно, по-моему, высказал мнение. Игрок интересный, но в 2019-м, играя за «Хэнань Цзянье», он тогда, хоть и выходил на номинального нападающего, часто начинал движение к штрафной с правого фланга, смещаясь под удобную левую ногу, а у нас там был Леша. Я был больше уверен в Захави, в нем меня подкупали не только игровые качества, но и лидерские. Он был капитаном в своей команде и в сборной тоже часто выходил с капитанской повязкой. Он сам по себе такой, лидер. И это, мне кажется, тогда было нужно.
— Захави мог приехать и летом 2020 года.
— Не думаю, что это было близко, я не в курсе переговоров. Не помню, чтобы летом я писал новый отчет по Захави. Какие-то разговоры шли, но я так понял, что это больше агентские вбросы, нежели реальные движения.
— К следующему сезону. Получается, ты тогда уже по иностранцам работал? Жалолиддинов. Можешь объяснить?
— Могу, я тоже считаю это в какой-то степени своей ошибкой. Написал положительную характеристику, что это техничный футболист, с хорошим пониманием игры. Недооценив в какой-то степени (наверное, в большой степени) отсутствие атлетизма. Но я видел перспективу этого трансфера немножко по-другому. Я писал это с учетом того, что, во-первых, парень будет отдан в аренду сразу же и не в клуб премьер-лиги, а, скорее, в Белоруссию, куда-нибудь в Восточную Европу. Не домой в Узбекистан, где он будет в зоне комфорта, а куда-то в другое место. И конечно, чтобы финансовая составляющая была, может, 300 тысяч. Я считал это оправданным риском за сумму 300-400 тысяч евро. Я по-прежнему так считаю.
— То есть из него может что-то получиться?
— Надеюсь, что эта история не повлияла сильно на него. Не знаком с ним лично, надеюсь, что характер у парня крепкий и он пойдет дальше. Я думаю, что из него может получиться хороший футболист. Я считал, что его трансфер оправдан. Но Кузьмичев тоже прав, у нас в системе, не совсем на этой позиции, но на позиции условной десятки есть парни, которые уже в команде, и это был необязательный трансфер.
— Зе Луиш тоже не ваша кандидатура, да?
— Нет, не наша.
— А чья?
— Я не знаю, кто предложил Зе Луиша.
— Кого вы предлагали?
— Глупо сейчас это говорить, не хочу этим заниматься. Мол, мы предлагали таких-то, они выстрелили, посмотрите, какие мы молодцы! Мы предлагали игроков моложе. По Зе Луишу у меня (и у коллеги Риккардо Червеллати) была, конечно же, положительная характеристика, это квалифицированный футболист, который тоже давал бы новые качества в атаке. Но я считал и до сих пор считаю, что нужно было брать футболиста с потенциалом дальнейшего развития и продажи. За аналогичную сумму взять игрока моложе.
— Всплывала фамилия Санти Мина.
— Санти Мина, был такой.
— Это ваш кандидат?
— Санти Мина не был нашим кандидатом, но по нему я тоже дал положительную характеристику.
— Потому что он больше подходит под формулировки, о которых ты говоришь?
— Больше подходит, хотя он не совсем молодой, он уже на грани.
— Но все-таки там есть перспектива продажи.
— Есть перспектива продажи. Он мог бы поиграть еще сезон-два и вернуться в Европу, если бы показал себя в Лиге чемпионов.
— Сорочинский рассказал, что Камано и Райкович были кандидатами Николича.
— Однозначно, да.
— Ты писал по ним?
— Да, писал.
— Что ты написал про Райковича?
— У меня не было положительной характеристики по Райковичу, вызывала большие сомнения история его травм и то, что он давно регулярно не играет даже на уровне высшего дивизиона. Смущала его игра при высокой линии обороны при забросах за спину и при резкой смене направления бега. Но, к сожалению... На самом деле для меня 31 июля стал днем, который разделил все. Я жил ощущением, что все-таки, может, мы пойдем по тому пути, по которому я очень хотел идти, когда приходил в клуб. Я думал, что да, это ужасно, когда после ухода Палыча болельщики против руководства, но все равно, когда команда заняла второе место и предстояло трансферное окно, я смотрел на это с надеждой. Думал, что сейчас мы реально сможем построить такой спортивный проект, который покажет людям, что да, они пошли на серьезный шаг, но в итоге построили команду. Но, к сожалению, 31 июля трансферный комитет принял решение о подписании тех игроков. Я не скажу, что из-за их подписания результаты команды пострадали, но они не были одобрены ни одним сотрудником селекционного отдела.
Камано и Райковичу смотрели все, и ни один из сотрудников селекции не написал положительную характеристику.
— Ты принимаешь аргументы, которые Николич озвучил?
— Я понимаю его точку зрения как тренера. Я понимаю, почему он хочет опытного игрока, которому он может объяснить, что делать на поле. Но тут клуб должен выступить и сказать нет.
— А ты можешь понять, почему клуб более жестко говорил Семину и сразу же дал подписать Райковича Николичу?
— Не могу объяснить, но предполагаю, что повлияло достижение второго места в чемпионате под таким давлением.
— Трансфер Райковича может иметь под собой какую-то коррупционную составляющую?
— Я, конечно, не видел бумаг, но зная порядок цифр... Коррупционную составляющую просто некуда девать в те суммы.
— А в трансфере Жалолиддинове она может быть.
— Честно говоря, в этом я тоже сомневаюсь. Люди склонны во всем видеть коррупционную составляющую. Это, наверное, к сожалению, не так. Чаще бывает, что это не плод каких-то закулисных игр, а плод плохой работы.
— Почему?
— Таковы мои впечатления. Сильно преувеличена коррупционная составляющая в футболе, чаще бывают ошибки вследствие доверия не тем людям и пренебрежения к объективному анализу.
— Варианты с центральным защитником-иностранцем были?
— Были.
— Что смущало по Камано?
— Во-первых, надобность на этой позиции. Самая горячая позиция — это нападающие, мы ее усилили только на флажке трансферного окна, Зе Луишем. Это было уже в конце сентября. Полгода до этого у меня не было фокуса на вингеров, мы не искали обязательно вингера, потом уже появилась эта надобность. Не разделял точку зрения, что так необходимо было усиливать позицию крайнего нападающего, тем более иностранцем.
— Ты можешь объяснить, чем конкретно тебя смущал Камано?
— Он приходил за достаточно солидную сумму для наших реалий, тем более клубных. И он никогда не был игроком, который решает матчи, — ни в одном матче на протяжении сезона. Это футболист, который выполняет определенные задачи на поле. Он делает довольно большое количество полезных рывков, может обыгрывать при смещениях в центр, но его арсенал при игре 1 в 1 достаточно ограничен и его завершение также не на элитном уровне. Он забивал много, но если приглядеться, то многие голы он забивал с пенальти, в тех двух сезонах, когда у него была хорошая результативность в «Бордо». Это игрок, который хорошо отрабатывая в обороне, выполняет тактические задания. Но стоит ли это 5,5 или сколько миллионов было заплачено? У меня были сомнения.
— Лисакович и Лысцов — это кандидатуры от Кузьмичева. Ты по ним давал свои оценки?
— Давал. По Лысцову скорее нет, чем да. По Лисаковичу по футбольным качествам — да, у него очень хорошие перспективы дальнейшего развития. Были у меня некоторые сомнения по характеру с учетом некоторых ситуаций в предыдущих клубах. Но слава богу, Виталий просто отлично вписался в команду и больше не дает никаких поводов сомневаться, именно в плане характера.
— Что тебя беспокоило по характеру?
— Были истории в предыдущих клубах... Он уходил в аренду, возвращался, так и не мог заиграть, хотя его всегда считали талантливым. Доходила информация от предыдущих клубов, что у него весьма сложный характер. Это меня смущало, но как мы видим, все хорошо. Я рад, потому что с учетом паспорта Белоруссии это очень хорошее соотношение «цена — качество».
— Лысцов. Что с ним не так?
— Виталий, на мой взгляд, игрок неплохого для РПЛ уровня, просто я считал, что есть игроки, которые чуть сильнее и больше подходят нашей концепции.
— Иностранцы?
— И иностранцы, и футболисты с паспортом.
— С паспортом двоих озвучивал Сорочинский. Это Никита Чернов и казах Нуралы Алип.
— Так и есть
— Они сильнее?
— Скажем так, к той игре, в которой мы хотели бы видеть команду (а именно поднять линию обороны с прицелом на более доминирующий в плане высокого владения мяча и прессинга), я бы рекомендовал больше их, чем Виталия.
— Есть ли какая-то позиция, которая бы требовала усиления этим летом, но его не было? Например, мы видели, как просто чуть ли не разрывался Рыбус.
— Было бы хорошо приобрести игрока, который бы конкурировал с Рыбусом, но все-таки бюджет ограничен, и игроков с российским паспортом, которые бы соответствовали уровню стартового состава и были доступны нам по цене, просто нет. Можно было бы приобретать иностранца, но при новом лимите это просто невозможно.
— Новый гендир «Локо» Владимир Леонченко дал большое интервью «СЭ». Он сказал, что весь селекционный отдел был в отпуске, когда он пришел в клуб.
— Это факт.
— Это правда, что вас фактически заставили отгулять отпуск?
— Как во многих организациях, и особенно в футбольных клубах. Тем более, в селекционных отделах ты не имеешь права уйти в отпуск летом до окончания трансферного окна. А в этом году оно было до 5 октября. Нет, у нас в России даже позже. Поэтому до середины октября тебе нельзя никуда уйти. С учетом ковида — ну и куда поедешь в октябре-ноябре? Никуда. А потом тебе говорят: «Будь добр, отгуляй свой отпуск в конце года». Я взял отпуск, все мои списки на зимнее трансферное окно были отданы до этого. Тем более, находясь в отпуске, я никогда не переставал работать и всегда был на связи. Если бы были какие-то задачи и кто-то со мной связался, я бы все выполнил, не вопрос. Ну и мне также нужно было полететь в Болгарию, чтобы получить новую рабочую визу.
— Когда пришло новое руководство, ты понимал, что, скорее всего, придется уйти, или ты думал, что с ними можно работать?
— Я понимал это еще до прихода нового руководства.
— Почему?
— Все к этому шло.
— Объясни.
— Когда результат отсутствует и общественное давление постоянно нарастает, то рано или поздно изменения происходят. А когда пришло новое руководство, я понимал, что так будет. Это нормально. Если бы я пришел в качестве руководителя, я бы хотел привести своих людей, которым я доверяю в профессиональном плане. Поэтому никаких обид в этом плане.
— Ты общался с Кикнадзе?
— Общался.
— Насколько часто вы общались?
— Не каждый день. Во время трансферного окна чаще, в остальное время, может, раз в неделю.
— Ты когда-нибудь спрашивал у него, почему ни один из ваших кандидатов не приобретен и откуда берутся те игроки, которые приходят в клуб?
— Я не позволял себе такую дерзость. Все-таки есть я, есть мой руководитель, а есть уже генеральный директор. Говорить через голову своего руководителя: «Объясните мне», — это неправильно с точки зрения корпоративной этики. Но то, что я иногда, возможно, даже позволял себе сказать лишнего — да, было. Что «его не надо брать потому-то и потому-то». Хотя, в принципе, моя работа — предоставить информацию, а дальше решение принимают другие люди.
— А у Лосюка ты это когда-нибудь спрашивал?
— Спрашивал. Он сам тоже был не в восторге от этого.
— Ну а как он это объяснял?
— Что принималось коллегиальное решение на трансферном комитете и, к сожалению, выбираются другие кандидаты.
— Последнее твое общение с Кикнадзе ты помнишь? С Лосюком последний разговор?
— Это в декабре было. С Лосюком разговаривали один раз и после того, как ушли. У меня было нормальное рабочее общение и с тем, и с другим.
— Ты сам не думал об уходе?
— Я постоянно об этом думал с летней трансферной кампании.
— Что тебя удерживало от того, чтобы уйти раньше?
— Я не такой известный специалист в мире футбола, чтобы за мной очередь стояла.
— Кто тебе объявил о том, что ты уходишь?
— Руководитель отдела кадров.
— С Леонченко ты не общался?
— Нет, не общался.
— На каких условиях ты ушел?
— С положенной по закону компенсацией. В этом плане абсолютно все прозрачно и четко.
— Что-то типа трех окладов, да?
— Все, как прописано в трудовом законодательстве.
— Сорочинский рассказывал, что Леонченко не стало брать у вас доступ к базе с игроками.
— Он не отказывался, я ему просто написал об этой возможности, но не получил ответа.
— А что в итоге сейчас с этой базой?
— У нас есть база, которую мы разрабатывали. Я надеюсь, что они нашли способ как-то через мою почту получить доступ.
— Объясни, как эта база выглядит физически. Это какой-то облачный сервис, где есть список фамилий, у тебя есть пароль и ты его готов отдать?
— Есть большая таблица, куда я вписывал всех кандидатов, которых отсматривал, и есть папки — зарубежные, Россия, наши игроки («Локомотив»). И по позициям, а внутри отчеты.
— А что значит предоставить доступ? Просто скинуть эти базы или как?
— У предыдущего руководства был другой софт, Scout 7, но мы перестали им пользоваться, из-за финансов. И я организовывал базу в Microsoft, все это было на облаке, у всех был доступ и каждый мог заливать туда свои отчеты.
— Леонченко сказал, что скаутский отдел фактически не работал.
— Со стороны, наверное, может казаться, что скаутский отдел не работал, раз не приобретались игроки, рекомендованные им.
— Еще он сказал, что не было контакта с тренером. А ты говоришь, что наоборот, был контакт.
— Контакт был, конечно. Я разговаривал не с голограммой Николича, а с Марко Николичем, тренером «Локомотива».
— А из чего тогда Леонченко мог сделать такой вывод, понимаешь?
— Может, у него какое-то другое впечатление сложилось по причине того, что у нас были одни кандидаты, а у Марко другие.
— У тебя остался контакт с кем-то из России? Есть ли такое, что кто-то из российских клубов может тебе позвонить и сказать: «Порекомендуй нам игроков»?
— Нет, вряд ли. Я достаточно закрытый человек и больше любил не ту часть работы, которая связана с нетворкингом и постоянными обсуждениями, слухами. Наоборот, я всегда любил сесть, смотреть, писать, сравнивать, думать.
— Интроверт?
— Однозначно интроверт, да.
— У тебя были варианты остаться в России?
— Были, но они не были здесь и сейчас, прямо завтра. А так как мне нужно быть оформленным на работе официально, чтобы находиться в России, я не мог просто остаться. Ну и в это же время, когда происходили изменения в «Локомотиве», у меня появился этот вариант, который я раньше не рассматривал, вернуться в Болгарию. Но здесь такой проект запускается, что я поменял свое мнение и решил вернуться, потому что мне это интересно.
— Чем интересен «Ботев» после того, как ты поработал в клубе, который играет в Лиге чемпионов?
— Здесь начинается все с нуля, и мы можем построить то, что никто не делал в Болгарии. Клуб, который функционирует и в плане спортивном, и в плане коммерческом лучше всех остальных.
— То есть для тебя это все равно интересный вызов? Или, если завтра тебе напишет клуб из первой восьмерки РПЛ, ты туда пойдешь?
— Все зависит от функционала. В «Ботев» пришел амбициозный русский владелец и мы находимся на пороге роста — строится новый стадион, который станет лучшим в стране, и у нас амбиции скоро бороться за титул. Сейчас я полностью сконцентрирован на достижение немыслимого здесь, но когда я сделаю все, что в моих силах, то я бы, конечно, вернулся в Россию, так как я люблю и страну, и российский футбол со всеми его достоинствами и изъянами.
— Какой у тебя сейчас функционал?
— Сейчас я занимаюсь практически всеми организационными моментами — от коммерции и перевода пресс-конференций главного тренера до анализа функционирования академии и визовых вопросов игроков. Всем понемногу, потому что все с нуля начинается. Новые владельцы, и футболистов очень много новых, и в администрации очень много новых людей. Сейчас мы в нижней половине таблицы в спортивном плане, дальше можем только вверх идти. Хотя мы очень популярный клуб в Болгарии.
А чтобы работать в большом клубе первой восьмерки, я бы хотел работать там, где все устроено понятно, понятен процесс принятия решений, и лучше всего, чтобы был человек, который берет на себя ответственность за спортивную составляющую, и понятно, что он ее несет.
— В «Локомотиве» такого не было?
— Нет, потому что отсутствует фигура спортивного директора.
— Но все же понимали, что это Лосюк по факту.
— Если бы он нес всю ответственность, то он бы сам тогда принимал решения по приобретению игроков. А он-то не принимал сам таких решений. И никто не принимал один, это было коллективное решение.
— Тебе не кажется, что эта история с трансферным комитетом — это какой-то Советский Союз?
— Нет, я думаю, что как раз наоборот, в Советском Союзе, особенно в спортивных организациях, была фигура тренера и он принимал решения единолично. А сейчас мы пошли именно по западному пути, но немножко запутались. Применение корпоративного стиля управления именно в создании коллективной ответственности, которая чаще переходит в коллективную безответственность, это, на мой взгляд, неправильный путь. То, что нужно наладить процесс и иметь четкие критерии, как любят употреблять модное словцо KPI.
Но я все равно считаю, что в успешном клубе должен быть тандем спортивный директор — тренер, и это должно быть так: ты берешь очень сильного тренера и под него спортивного директора, с которым ему комфортно. Или ты берешь очень сильного спортивного директора и уже под него тренера, с которым тому комфортно работать. Они взаимодействуют и берут на себя ответственность пополам — за результат, за дальнейшее развитие команды, продажи и так далее. А руководство, конечно, не подписывает все что попало не глядя, но доверяет спортивному директору и тренеру, оценивает финансовые риски и в конце концов дает какие-то рамки и свободу дальнейших действий. Я так считаю.