«Бесков прошептал: «Передай нашим: я умираю. Сил нет уже». Вторая часть разговора с легендой «Спартака» Юрием Гавриловым

Эта беседа публикуется впервые. Вчера Гаврилову исполнилось 67 лет — поздравления от «СЭ».

«Нарезаем колбасу — вдруг протягивается грязнющая рука, и бомж сипло рычит: «А мне?». Невероятные истории о «Зените» 90-х

«Жареная вода» и 15 банок пива на допинг-контроле

— В 1980 году вы участвовали в двух культовых матчах. Во-первых, в единственной победе нашей сборной над Бразилией, на «Маракане». Вы и предголевой пас пяткой Андрееву перед точным ударом Черенкова отдали.

— На тот период обыграть Бразилию не каждой сборной было дано. У бразильцев была сумасшедшая команда. Выиграть там, пусть даже при плохой игре, — дорогого стоило. Мы делали все, что могли, но, конечно, команда Теле Сантаны имела преимущество. Зато мы реализовали свои моменты — как «Рубин» против «Барселоны» на «Ноу Камп». И счет тот же — 2:1.

— А второй матч — поражение от сборной ГДР 0:1 в полуфинале московской Олимпиады.

— По поводу него — одна показательная история. Перед игрой к нам приехали из Спорткомитета. Долго рассказывали, что мы, советские люди, выиграли у немцев войну. Что у нас много инвалидов — без рук, без ног, и мы должны выиграть. Такие накачки не способствовали нашему нашему душевному равновесию. Возникает боязнь проиграть — и как раз к этому поражению и приводит.

— Ваш единственный чемпионат мира — в Испании-82, когда вы забили Новой Зеландии, а команда с триумвиратом тренеров — Бесков — Лобановский — Ахалкаци — заняла в итоговой табели о рангах пятое место. Что там происходило?

— По триумвирату слышал такую версию — не знаю, так это или нет. Бесков вел команду, выиграл отборочный цикл. Лобановского взяли из-за большого представительства киевлян. А Ахалкаци в виде поощрения — в сборной несколько грузин было (а годом ранее, в 1981-м, тбилисское «Динамо» под его руководством выиграло Кубок обладателей кубков. — Прим. И.Р.).

С начала подготовки и до первой игры командой руководил Бесков. И в первом матче мы, хоть и уступили Бразилии 1:2, но играли хорошо. Но результат начальство не устроил, возникла боязнь, что из группы не выйдем. Нет, в том, что Новую Зеландию обыграем, никто не сомневался, а вот Шотландии боялись. И после поражения, видимо, состоялось собрание высшего руководства, после чего главным тренером остался Бесков, но тренировочный процесс стал вести Лобановский.

— Чья была инициатива?

— Не знаю. От федерации футбола в Испании был Вячеслав Колосков.

— Он говорит, что был против.

— Не знаю, может, инициативу проявил Госкомспорт СССР. Открытых споров между Бесковым и Лобановским не было. Но состав, который вышел на решающий матч второго группового турнира с Польшей, был слишком оборонительным — по сути дела, мы играли в шесть защитников, два полузащитника (мы с Хориком Оганесяном) и Блохин с Шенгелией впереди. 6-2-2 — что это за расстановка, тем более, когда надо выигрывать? Тактика неправильная была.

По мысли Лобановского, Демьяненко и Сулаквелидзе должны были закрывать бровки и впереди, и сзади — им надо было проделывать челночную работу по 70 метров. Впереди просто не хватало людей. Ну проиграли бы — какая разница, 0:1 или ничья? Только когда уже оставалось мало времени, на замены вышли Андреев и Дараселия. Но было слишком поздно.

— Это киевляне же дали вам в сборной прозвище Жареный, и это тоже было связано с устным народным творчеством?

— Нет, меня так Серега Андреев из Ростова прозвал. Мы были в сборной, и я хотел сказать «горячий чай», а почему-то у меня вылетело — «жареная вода». И он сразу начал смеяться: «Как ты сказал — жареная вода?» Так и пошло.

— История, как вы 15 банок пива после матча с Шотландией на допинг-контроле выпили, — правда?

— Да, где-то так. Около пятнадцати. Я же за игру терял около пяти килограммов. Надо было восстанавливать жидкость. У меня вообще такой организм, что могу очень много жидкости выпить. Помню, в Ташкенте одним заходом выпивал трехлитровый графин старого образца с пробкой.

— Пива?!

— Да нет, какого пива перед игрой?! Воды, конечно. Бесков, кстати, всегда говорил: «Пейте как можно меньше воды!» Тогда было такое представление, что, если пьешь много воды, раздуваешься как бочка. А теперь все наоборот — по науке, чем больше воды, тем лучше обмен и потоотделение.

Это после игры в Лужниках я всегда в «Саяны» приезжал, брал там ящик пива, мешок вяленой воблы. А игру по телевизору показывают в записи вечером. Так я успевал домой приехать и под пивко эту игру посмотреть. Садился, ставил мешок рыбы, ящик пива — и, пока смотрю — за полтора часа у меня ящика уже практически и нет. Ведь, если посчитать, что такое десять баночек пива по 0,33? Три с небольшим литра. А я потерял пять килограммов.

— Расскажите, как в те времена питались футболисты не после, а перед игрой.

— С утра — творожок, кефирчик. В обед — бульончик и рис с курицей. Многие ребята в день игры мало ели. Утром только молочным перекусят и даже не обедают. Нам говорили, что работа организма ведется на расщепление не тех продуктов, которые ел только что, а предыдущих. Поэтому накануне матча лучше плотно поесть, а в день игры можно вообще голодать. Сейчас все совсем по-другому — за четыре часа до игры есть надо обязательно.

«В Тарасовку приезжал на отцовском «Запорожце» для инвалидов». Рассказы культового спартаковца Юрия Гаврилова, которому сегодня — 67

В «Динамо» проходили тест на совместимость. В «Спартаке» тестов не было, а совместимость — была

— Как сложилась ваша связка с Георгием Ярцевым?

— Думаю, что не случайно. В 29 лет Жору взяли в команду уже, конечно, на закате — но он еще многое мог. Играл на последней линии соперника — и ему достаточно было выиграть два-три метра, чтобы забить, если ты снабжал его своевременным пасом. Ярцев умел правильно открываться — и Бесков понял, что под него нужно взять игрока, который владеет хорошим пасом. Так я перед вторым кругом чемпионата 1977 года в «Спартаке» и появился.

Много лет спустя история повторилось. В 91-м, в 38 лет, из «Локомотива» перешел к Бескову в «Асмарал». Уже хотел заканчивать, сказал об этом Константину Ивановичу, а он: «У меня есть быстрый нападающий, Губернский, а игрока ему в связку нет». Затянул — и снова сработало...

— «Динамо» никак не пыталось вас удержать — допустим, с помощью погон?

— Нет. К тому времени я уже демобилизовался. Пока я был в «Динамо», они всячески пытались повесить мне погоны лейтенанта. Вплоть до того, что хотели отправить то ли в Саратов, то ли в Куйбышев в училище внутренних войск. В 77-м Сан Саныч Севидов не хотел, чтобы я уходил. Но там все решилось волевым решением первого секретаря Московского горкома КПСС Гришина и председателя Моссовета Промыслова. Они воспользовались тем, что я был человеком не военным.

Бесков настаивал, что команду надо усиливать. Он понимал, что ему поставили задачу за год вернуть команду в высшую лигу, а людей не хватает. Гришин принимал в процессе прямое участие. Еще сыграло роль, что я иду не откуда-то с низов, как большинство новичков, а шесть лет провел в команде мастеров. Да не простой, а «Динамо». Заинтересованность во мне была большая.

— В дерби «Спартак» — «Динамо» вам прилично доставалось от знаменитой сверхжесткой динамовской пары Никулин-Новиков, которых называли Коса и Автоген?

— Не очень. Они мне в «Динамо» как раз очень помогли, я на них, можно сказать, в этом клубе и вырос. Они на каждой тренировке шли до конца, и у меня уже выработался инстинкт, когда убрать ноги, когда подпрыгнуть, когда уйти с этой точки. Меня было сложновато поймать, и в «Спартаке», когда почти в каждой команде ко мне прикрепляли персональщика, это очень пригодилось.

— При вас капитаном «Спартака» стал Олег Романцев, будущий самый титулованный тренер в истории клуба. Как это было?

— У нас капитана всегда выбирали. Олег — парень простой, честный. Со всеми ребятами был в хороших отношениях, поддерживал всех, подсказывал. Самое главное его качество на поле — самоотдача, работоспособность. И это подкупало.

Смотришь на него — и хочется самому так делать. Но, к сожалению, я не обладал такими качествами: в отбор жестко пойти и т.д. Я умел мяч принять, распорядиться им. А Романцев, как выражался Константин Иванович, был боец, за команду стоял и никуда не сворачивал. И это продолжалось бы дольше, если бы после операции он не стал тянуть ногу. Ему стало сложно.

Романцев ушел в середине сезона, и повязка автоматом перешла к вице-капитану, Дасаеву. А на следующий год его оставили капитаном, никто не был против. И Ринат был им много лет.

— Знали, что во вратарскую сумочку на каждый матч он кладет Коран?

— Мы же по сумкам не лазили. Вратарская сумка — в основном для перчаток, для воды. Так что не знали.

— Ваша связка в полузащите с Федором Черенковым была абсолютно волшебной, а взаимопонимание — идеальным.

— Такого склада футболисты, как мы с Федором, быстро привыкают друг к другу. У нас игровое мышление одинаковое. Можешь закрыть глаза, не видишь его — но интуитивно чувствуешь, где он находится. У меня в играх бывали моменты, когда принимаю мяч, разворачиваюсь в другую сторону от него, Черенков — у меня за спиной. Я должен быстро принять решение, не потерять момент — и делаю пас будто наобум. А потом поворачиваюсь и понимаю, что все было правильно. Федор верно понял мою мысль!

Помню, когда-то в «Динамо» мы проходили тест на совместимость. Стояло два прибора, я сидел в одной комнате, мой партнер по команде — в другой. Тест был трудный, практически никто не справился. В «Спартаке» тестов не было, а совместимость — была.

Когда Черенков только появился в первой команде «Спартака», Бесков спрашивал мое мнение о нем. Я говорил: «Парень хороший». — «Ему надо физически окрепнуть». — «Да, конечно. Но игру он понимает и все требования выполняет». Тогда он еще был физически слабоват — но, когда подключился к основе, начал набирать. У него рост организма немного опаздывал. Федору просто нужно было время.

— В шоке были, когда у Федора весной 84-го перед ответным матчем Кубка УЕФА с «Андерлехтом» в Тбилиси произошел нервный срыв, и по приезде в Москву его отправили в больницу?

— Конечно. Мы разговаривали с врачами, они объясняли: «Вы понимаете, что такое нервные перегрузки?» Игру проведешь против того же Киева — и до утра не спишь. В голову лезут всякие ситуации из матча, мысли, как можно было сыграть по-другому. Игра давно закончилась, а ты все прокручиваешь моменты, где ошибся, злишься на себя. А Федор — особенно. И это только в клубе, а он в предыдущем сезоне играл сразу за две сборные — первую и олимпийскую. Представляете, какое давление! Каждый на него реагирует по-своему, а он же у нас не особый здоровяк был. Все это и сказалось.

— «Спартаку» в том матче не хватило победы 1:0. До гола вы не забили пенальти. Это не от переживаний за Черенкова?

— Нет. Я просто не подумал, что соперники все зафиксировали по нашим предыдущим играм. А до этого мы обыграли ХИК в Хельсинки — 5:0. Я забил четыре мяча, два из которых — как раз с пенальти, причем бил их в один и тот же угол. И тут не стал угол менять. После игры переводчик мне сказал, что бельгийцы заранее просмотрели и дали инструкции вратарю: если будет бить такой-то номер — то туда-то. Так все и случилось.

Еще один важный пенальти, который не забил, — дома с «Зенитом» в том же 84-м. Вели 1:0. А у них в воротах Мишка Бирюков, который был в «Спартаке», и я постоянно тренировал пенальти на нем. Лешке Прудникову в матче с «Динамо», на котором тоже в свое время тренировался, забил, потому что поменял угол, а здесь не стал. Бирюков вытащил, Желудков забил два штрафных как под копирку, мы проиграли матч, а потом тому же «Зениту» и чемпионство. А стань счет 2:0 — думаю, доехали бы в том матче до победы. Может, и не нужно мне было подходить тот пенальти бить.

— То, что в Лондоне, когда спартаковцы «грохнули» на Кубок УЕФА «Арсенал» — 5:2, местные болельщики встали и начали вам аплодировать, — не миф?

— Абсолютная правда. Была овация! Кто им еще пять голов там забивал? Они и оценили.

— В том же розыгрыше случилась трагедия в домашнем матче с «Харлемом». Вы что-нибудь о ней знали?

— Это же все началось в самом конце игры, после второго гола. Был мороз, и мы сразу же ушли в подтрибунное помещение. Ни о чем не знали. Только, когда уезжали, увидели оцепление и «скорые», которые заезжали в Лужники. Кто-то сказал, что что-то случилось, людей подавили — но нас быстро вывезли оттуда и никаких подробностей не сообщали.

Геннадий Логофет: «Николай Петрович услышал звон бутылок и сказал: «Гаврила, вымпела не разбей!«

«Теперь этого пьяницу и наркомана слушаешь!»

— Известно немало случаев, когда Бесков подозревал своих игроков в сдаче матчей. С вами такое происходило?

— Был один момент в Кутаиси, когда мы обыграли местное «Торпедо» — 4:0. Там предлагали деньги, чтобы мы отдали игру. Появился человек с чемоданом, ко всем подходил. Это вышло наружу. Вот тогда Бесков был в таком состоянии, что не захотел поставить нас на игру.

Я был одним из тех, кого вывели из состава. Потому что ко мне подходили. Но я оказался не один. Там оказались еще Володя Сочнов, Юрка Резник — те, к кому тоже подходили, и это все видели. Слава богу, все обошлось, мы выиграли, и в конце он почувствовал, что был не прав был по отношению к нам.

Потом со временем это все нивелировалось. Но он не извинился. Никогда не извинялся. Конечно, ему не по себе было, мы видели, что он с нами не разговаривает, ему неприятно. Чувствовалось: внутри он понимает, что виноват. Потому что за нас был результат, мы выиграли.

Там все определил Николай Петрович своим волевым решением. Бесков объявил состав без нас, мол, я этим ребятам в этой игре не доверяю. Если результата не будет, меня, дескать, тоже потом обвинят — зачем вы их поставили, если знали, что они пошли на договор. И Николай Петрович взял всю ответственность на себя. Сказал: «Ладно, пусть будет, как будет. Если даже проиграем, я буду отвечать сам». Это был единственный случай, когда состав определил Старостин.

— А как Бесков на это отреагировал?

— Технично ушел в сторону. Сказал: «Если хотите ставить их — ставьте. Но я за результат этого матча не отвечаю».

— «Спартак» играл договорняки?

— Договорных матчей у нас не было и в помине. Потому что было уважение к людям. Представьте себе картину, что мы приходим к Старостину и говорим: «Николай Петрович, мы сегодня хотим помочь той команде и заработать. Вы даете добро или нет?» Такое невозможно! Как нереально для нас было представить, что мы продали игру, и об этом узнает Старостин.

— А 3:4 в последнем туре чемпионата-82 с минским «Динамо», после которого минчане, а не «заклятые друзья» спартаковцев киевляне, стали чемпионами?

— Мы не сдавали игру, просто она для нас ничего не решала. Через несколько дней у нас была игра еврокубка (дома с «Валенсией» — 0:0, — Прим. И.Р.), поэтому мы старались особо сил не тратить, сохранить их для Кубка УЕФА.

— В «Днепре» с договорными матчами было по-другому?

— Когда я там оказался — все у них было по-своему. Украинские команды делили между собой очки. Вопрос всегда стоял так, чтобы, не дай бог, ни одна команда оттуда не вылетела из высшей лиги. Были, конечно, всякие случаи — как со львовскими «Карпатами», когда Хидю (Вагиза Хидиятуллина. — Прим. И.Р.) несправедливо обвинили в сдаче игры. Бесков долгое время был уверен и в том, что в 70-м году несколько человек из его «Динамо» сдали в Ташкенте золотой матч ЦСКА.

— Бесков был суеверным?

— Особо не замечал. Вот Лобановский, который был на матчах в одних ботинках и в одном пиджаке — был. Точно насчет суеверий Бескова, конечно, не знаю, но на игры он приезжал в разной одежде, и от того, выиграли или проиграли, это не зависело. Что всегда любил носить — так это галстуки.

— Матчи он любил смотреть с трибуны. А со скамейки когда-нибудь за ними наблюдал?

— Конечно. В других городах часто не бывало другого варианта.

— Для многих стало шоком ваше отчисление из «Спартака» вместе с Шавло, Сочновым и Сидоровым после сезона-85.

— Убрать меня из команды Бесков первый раз хотел еще в 82-м. Но там получилась вот какая история. У нас были двухразовые тренировки в Тарасовке, а между ними — тихий час. Спать не обязательно, но лежать — надо.

А у меня был маленький магнитофончик. Сосед мой по отсеку, Буба (Александр Бубнов. — Прим. И.Р.), закрыл свою дверь, чтобы ему не слышно было, я включил Высоцкого на громкость ниже средней. Бесков же ходил по коридору и услышал музыку через общую дверь. Я-то свою, от комнаты, никогда не закрывал — вот наружу звук и прошел.

Заходит. На пороге стоит и смотрит. Я один глаз открываю — и вижу, что он резко идет к кровати и вроде как замахивается, чтобы ногой ударить по магнитофону. Но потом осекается и говорит: «Что ты тут устроил? Здесь дискотека, что ли?» — «Я никому не мешаю, лежу спокойно, музыку слушаю».

И тут его понесло. «У тебя, баламута, все время что-то. Другим спокойно отдыхать не даешь, сам не отдыхаешь. Все время анекдоты, байки рассказываешь. Теперь этого пьяницу и наркомана слушаешь». Это он о Высоцком!

«Что мне нравится, — говорю, — то и слушаю». — «Выключай и иди прогуляйся, воздухом подыши». В тихий час! Что делать — дождался, пока он ушел, тихонечко встал и побрел по аллеям гулять. И тут опять Бесков навстречу: «Что ты тут ходишь?» — «Вы же сами мне сказали, чтобы я пошел погулял». — «Тебе что здесь, дом отдыха? Иди полежи, поспи. Вечерняя тренировка скоро. У тебя ноги ватные будут!»

Я уже вообще перестал что-то понимать. И, когда сказал об этом, услышал: «Значит, так. На сборах жить не будешь. Ты плохо влияешь на коллектив, расхолаживаешь ребят, они не могут настроиться. Все эти твои шуточки-прибауточки, песенки блатные...

Нечего тебе здесь делать. На тренировки будешь приезжать. Ты же у нас, типа, великий футболист — как профессионал, можешь готовиться и дома. Ребята спрашивали, я рассказал, что он запретил мне на базе находиться. Они вообще обалдели! Оказалось, все сводилось к тому, чтобы со временем убрать меня из команды.

На первый матч с лондонским «Арсеналом» я приехал из дома. Он вообще не собирался выпускать меня в стартовом составе, но все-таки выпустил. Я забил два последних гола, и мы, проигрывая 0:2, выиграли — 3:2. Так он выкрутился и команде сказал: «Оказывается, у нас футболисты могут иметь профессиональный статус. Мы провели эксперимент — и Гаврилов показал, что может на сборах не находиться, а сразу приезжать на игру, и ему это не мешает». Правда, на других игроков эксперимент почему-то не распространился.

— Так как же было в 85-м?

— Бесков хотел делать новую команду и потихоньку отказываться от возрастных игроков. С другой стороны, он чувствовал, что с нами тяжело в том плане, что нас, ведущих игроков, ребята уже слушают больше, чем его. И больше доверяют.

Когда человек постоянно «пихает» — это гнетет. Константин Иванович чувствовал, что теряет контроль, и хотел показать, что он — это все в «Спартаке». Хотя история показала, что, когда в 88-м Бесков хотел освободить очередных — все произошло наоборот, каким бы великим тренером он ни был. И Старостин ребят поддержал.

Бесков думал, что еще нескольких уберет и закрутит гайки так, что вообще никто рот не будет открывать. А тогда к тому же Андрей Петрович умер, и ситуация для него усугубилась. И коллектив с поддержкой начальника команды оказался сильнее.

А расстались мы в 85-м нормально, никакой ругани не было. Меня же хотели отправить в венский «Рапид», и Бесков сказал: «Раз ты намерен уехать за рубеж, мы на тебя в следующем году не рассчитываем. Поиграешь в Европе, а я возьму на это место Пасулько из «Черноморца»». Правда, с Пасулько получилось только через год, а вначале на этой позиции играли Сергей Новиков, еще кто-то...

А у меня уехать не получилось. Это был конец 85-го года, в стране — железный занавес. И мне потом рассказывали, что пошли письма в ЦК партии, еще в какие-то инстанции: зачем, мол, вы Гаврилова отправляете? В итоге все спустили на тормозах. Получилось, что туда меня не выпускают, а здесь сижу без команды. В последний момент в «Днепр» взяли.

— За кого вы были в конфликте 1988 года между Бесковым, с одной стороны, и Старостиным и командой, с другой?

— В «Спартаке» меня не было — но я, естественно, был за ребят. Команда есть команда. Тренер может быть и другой, а среда внутри коллектива должна сохраняться. И переживаешь за людей.

— Валерия Николаевна Бескова в 2005 году высказалась так: «Николай Петрович — интриган».

— Возможно, она подразумевала, что он настраивал ребят против Константина Ивановича. Но он не настраивал — по крайней мере, при мне. Он руководил так, как считал нужным. И когда Старостин вступался за того или иного футболиста, которого Бесков хотел отчислить, — возникали противоречия.

«Если бы Стрельцов согласился играть за «Динамо» — его не посадили бы«

Бесков звал даже в 41 год в «Динамо»

— В «Динамо», последний свой клуб, 74-летний Бесков пригласил Вагиза Хидиятуллина. А вас не звал?

— Звал! 94-й год, я работаю играющим тренером в раменском «Сатурне». Мы только вышли из КФК во вторую лигу, и я попросил у Бескова контрольную игру, чтобы посмотреть вновь прибывших ребят. Он отвечал: «Ты что, смеешься? Какой «Сатурн»? Зачем нам играть против команды, только вышедшей во вторую лигу?

Я все-таки его додолбил. Играли в манеже «Динамо». И сыграли 3:3 — при том что у него там играли быстрые основные ребята, такие, как Черышев. Я сам вышел на второй тайм, перед которым мы проигрывали — 1:3. Бесков потом говорит: «Зайди ко мне в тренерскую». Захожу, он дает мне бумагу: «Пиши заявление». — «Куда?» — «В «Динамо». — «Да я не могу. Я тут работаю играющим тренером». — «Рано тебе тренером работать, ты еще играть можешь. Мячи за тебя будут отбирать другие. Вся твоя работа — получить и исполнить».

Он был настроен решительно. Я пытался его убедить, что люди смеяться будут — он ни в какую. В итоге говорю ему: «Константин Иванович, дайте мне подумать два-три дня, перезвоню». Проходят эти дни — тишина. Я тоже решил не звонить. Потом как-то случайно встретились, и он сказал: «Да, ты принял правильное решение.

— С Валерией Николаевной Бесковой у вас были очень теплые отношения.

— Она для нас как мать была — можно и так сказать. Организовала женсовет, куда входили наши жены. Перерывы между кругами получались для нас, как сборы. Мы семьями жили на базе в Тарасовке. С детьми, с женами. Думаю, что она там с нашими женами проводила работу, чтобы команду сплотить еще и в этом плане. Как с нами себя вести, какой у нас должен быть быт и так далее.

— Вы же видели Бескова за три дня до смерти?

— Да. Известный врач Зураб Орджоникидзе посодействовал. Помогло, что в этот день к нему поехал Сергей Степашин. Я в тот день был в Лужниках, тренировался с командой правительства Москвы. В конце тренировки разговор зашел о Бескове — видимо, Зурабу позвонили из больницы и сказали, что Константин Иванович в совсем плохом состоянии. И, может, время даже на часы идет.

Орджоникидзе говорит: «Я сейчас туда еду». Прошу его: «Гивиевич, возьми меня с собой». Спасибо, что не отказал. Больница — на Волоколамке, в лесу. И как раз мы попали туда вместе со Степашиным. Так-то к нему никого не пускали, а нас абсолютно спокойно провели.

Были мы у него недолго. Бесков был очень слабый, весь обложен подушками, не мог даже сидеть. А потом я обратил внимание, что все руки у него после процедур, инъекций — иссиня-черного цвета. Я уже собирался уходить — Валерия Николаевна, которая все время находилась с ним в палате, собиралась кормить его обедом. И только я встал, чтобы уйти, и на прощание наклонился к нему, — Константин Иванович на ухо прошептал: «Передай ребятам, что я уже все, умираю, сил нет уже». Он был в полном сознании...

Играл очень долго. Мое время как тренера ушло

— В «Спартаке» вам так и не довелось поработать тренером, да и вообще проявить себя в этой профессии на более или менее высоком уровне. Почему?

— Играл очень долго. Тот же Олег (Романцев. — Прим. И.Р.) на десять лет раньше закончил, и у него времени было больше. А я — не смог, мое время как тренера ушло. Поработал в этой профессии какое-то время, но на другом уровне.

Когда уехал доигрывать в Молдавию в 95-м году, приезжал домой и зашел к Старостину, которому оставалось жить меньше года, в офис «Спартака» в 1-м Коптельском переулоке, около института Склифосовского. Начал говорить ему, что там чемпионат слабый, но Николай Петрович сказал: «Все равно когда-то и где-то надо начинать тренерскую работу». Как отец родной, все показывал, рассказывал, советовал на что-то обратить внимание.

В какой-то момент звали в «Спартак» детей тренировать — когда директором школы работал Илья Ивиницкий. Но зарплата была минимальная. А у нас тогда были игры ветеранов с Киевом там и здесь, и за каждую платили по тысяче долларов. Говорил тогда с Ивиницким, но он дал понять, что если буду работать с детьми, то не смогу с ветеранами ездить. А по деньгам это не имело смысла. Потом и Илья из школы ушел...

— Говорили, что во времена Андрея Червиченко вы какое-то время были селекционером?

— Официально — нет. Меня просто попросили, и я в Африку смотался. Тогда как раз Мукунку в «Спартак» привезли. Это была разовая акция.