14 августа 2022, 15:45
Олег Романцев — самый титулованный тренер в истории «Спартака». Под его руководством команда восемь раз выигрывала чемпионат России и один раз — первенство СССР. А в 1996 году он привел красно-белых к золотым медалям в качестве президента клуба.
Но всего этого могло и не случиться, ведь несколько раз Олег Иванович был на волосок от смерти. О чем сам рассказал в «Разговоре по пятницам» в 2009 году.
— Помните, как на стадионе «Красная Пресня» вы лично лазили на мачты, чинили прожекторы?
— А как же! Правда, прожекторы не чинил, а выставлял свет на поле. Пять прожекторов были направлены в разные стороны. Причем половина оказалась без лампочек. Пришлось менять. Вот мы с Жиляевым и полезли. Больше некому было...
Когда я возглавил «Пресню», команда была никому не нужна. Вход на стадион бесплатный, но кроме пяти забулдыг никто не приходил. Как-то идет игра, а за спиной беспрерывно что-то стучит. Оборачиваюсь — на трибуне мужик лупит воблой о скамейку. А рядом трехлитровые банки с пивом. Зато через два года уже и билеты на матчи «Пресни» продавали, и на стадион народ повалил, включая высокое городское начальство. На вторую лигу!
— Возвращаясь к прожекторам — как же вы полезли, если боитесь высоты?
— Да, боюсь. Когда-то на Преображенке жил на 21-м этаже — так к окну не подходил. А в тот раз почему-то страха не было. Высота приличная — метров тридцать. Но ступени добротные, сзади — решетка.
— Хоть раз вы прошли по настоящей грани?
— Мог остаться калекой. Была во времена моего детства забава — из свинца отливать пистолетики. Расплавляешь старый аккумулятор, вырезаешь из доски формочку, заливаешь свинец. И ждешь, когда застынет. Как-то поспешили вытащить, деревяшка перевернулась — и кипящий свинец попал в меня. Чудо, что в последнюю секунду моргнул — глаза не пострадали. Ожог был на пол-лица, но через полгода следов не осталось.
Дальше случай в Марокко. Отправились туда со «Спартаком» на товарищеские матчи. В гостинице жил вместе с Володей Никоновым. Вечером я вышел на балкон второго этажа, свет в номере не включал. Болтаю с Хидей и Жорой Ярцевым, которые у бассейна стоят. В это время Никонов вернулся. Не заметил меня на балконе и прикрыл стеклянную дверь. Но я этого не видел. С ребятами попрощался, резко повернулся и, не зная, что дверь уже закрыта, махнул рукой. На меня посыпались осколки. Машинально сделал шаг назад. И прямо передо мной рухнул огромный кусок стекла.
— Ужас.
— Если б не отошел — разрубило бы пополам. Стекло-то матовое, тяжелое. Повезло — зацепило лишь кончик носа. Кожу содрало, и кровь — кап-кап... Но это ерунда, пластырем заклеили. Удивительно другое: на руке живого места не было, а сухожилие не задело. Повезли в военный госпиталь. Марокканские врачи до пяти утра зашивали.
— Чувствуете, что кто-то сверху бережет?
— Не чувствую — знаю! Это чудо, что после таких приключений я остался невредим! Была ведь еще история. Думаю, о ней даже многие спартаковцы не знают. Мы могли потерять «Спартак».
— Что произошло?
— Отыграли в Набережных Челнах, сели в самолет. У нас был маленький чартер — ровно на команду. Ни одного человека больше взять не могли, а тут Тарханов подходит: давай, мол, захватим знакомого. «Летчик, из Красноярска. Из отпуска возвращается, просится с нами до Москвы».
— Согласились?
— Да. Хотя обычно никого не брали. Но для летчика сделали исключение. Усадили назад, чтобы ребятам не мешал. Самолет начал разбег — вдруг этот мужик вскакивает, барабанит по стене: «Стойте! Остановите самолет!» Дали по тормозам — слава богу, полоса была длинная.
— Что его насторожило?
— Услышал, что правый двигатель стучит. Взлетели бы — и рухнули. Мы вышли, этот самолет потом чуть ли не на свалку отправили. Из Москвы прислали другой. Сами летчики говорили: «Он нам жизнь спас».