Недавно прошла информация, что Магомеду Адиеву предложили стать главным тренером «Ахмата» после отставки Сергея Ташуева, но из-за полной концентрации на сборной Казахстана он отказался. И я тут же вспомнил, как мы обсуждали эту тему в нашей беседе, состоявшейся парой недель ранее.
— Есть ли у вас мечта однажды возглавить команду из своего родного города? Пока с этим не сложилось, но сейчас вы говорите со мной из офиса «Ахмата».
— Скажу это с большим сожалением, но уже нет такой мечты. Хотя когда-то это была мечта детства. В свое время мой руководитель в Нижнем Новгороде Алексей Гойхман просто заставил меня пойти на тренерские курсы, хотя я не видел себя тренером. И с того дня, как я стал учиться в ВШТ, мечтал, что в один прекрасный день это случится и возглавлю свой родной клуб, который в свое время тренировал мой отец.
Я вырос в этом клубе, пропитан им. Единственная эмблема, которую я, будучи футболистом, поцеловал, — это эмблема «Терека». Но с тех пор стал старше, поутихли эмоции. Долгое время работал во второй лиге, в молодежном футболе. Сам футбол что во второй, что в премьер-лиге примерно одинаков, только уровень специалистов разный. Когда я достиг определенного возраста, не получив того, о чем мечтал, — убрал это из головы и сказал себе: «Иди туда, куда ведет твой путь, куда ведет Всевышний». И сейчас горжусь, что я — тренер сборной Казахстана. Не знаю, куда приведет завтрашний день. И одинаково достойно приму то, возглавлю или не возглавлю «Ахмат».
— Болеете ли за него, смотрите ли матчи? Как вам работа Сергея Ташуева, а до него — Андрея Талалаева?
— Периодически смотрю. А оценивать коллег как-то неэтично. Могу сказать, что в прошлом сезоне Ташуев показал очень хороший результат, за пару туров до конца даже на медали претендовал. Состав был хорошо подобран, выше среднего. Его собирал Талалаев, готовил. Ему особая от меня благодарность за то, что он начал вводить в состав Лечи Садулаева. Когда прихожу на «Ахмат», мне хочется просто разгрузить голову и посмотреть на чеченских парней, воспитанников местной академии. Когда прихожу на молодежный «Ахмат», мне интересно — кто растет. И хочется, чтобы больше местных парней играло в первой команде.
— Вы оказались в «Ахмате» вторым при Игоре Шалимове, но ушли через десять дней. Заранее не могли предположить, что сложится нездоровая обстановка?
— Не мог. У нас с Игорем Михайловичем сложились неплохие отношения. Он в какой-то мере был против моего ухода. Но проблема в том, что это был момент, когда я ждал, что стану главным тренером. И все к этому шло. Разговаривал с руководителями, и они давали мне понять, что я буду главным. Но через две недели они решили по-другому.
Возможно, это было правильное решение, но я жил этим. После первого собрания ко мне подошел капитан команды Ризван Уциев, еще ряд футболистов. Они сказали: «Магомед, ты почему расстроен? На собрании на тебе лица не было». А я сам этого не понимал. Генеральный директор представлял нас, я ничего не заметил, а футболисты заметили. Если тренер в чем-то сомневается, игрок всегда чувствует.
Мы провели с Игорем Михайловичем недельный цикл, сыграли первый матч, и было ощущение: что-то не так. Поговорил с президентом клуба Магомедом Даудовым, он меня понял как тренера, что я хотел чего-то большего, но мне пришлось немного отступить. В этот момент вспомнил Курбана Бердыева. Я ему как-то сказал: «Курбан Бекиевич, у меня такая ситуация — могу войти в штаб». Он даже не спрашивал, кто главный тренер, а сразу ответил: «Ни в коем случае не иди! Ты этот момент уже прошел, тебе нужно работать самостоятельно!» Поэтому считаю, что тот мой уход для всех был правильным решением.
— Вы говорили, что как раз к Бердыеву можете пойти вторым. Сейчас — уже тоже нет?
— К нему — пошел бы! Когда у меня возникают определенные сомнения в плане подготовки, адаптации и так далее, есть два человека, к которым всегда могу обратиться, и горжусь этим. Это Гаджи Гаджиев и Курбан Бердыев. К Бердыеву я даже в «Сочи» на несколько дней ездил. Они всегда готовы дать какое-то наставление, совет. Поэтому не считаю зазорным быть у Бердыева вторым.
Я очень многому у него учился, много смотрел, начиная с «Рубина». Всегда спрашивал его про футболистов, которые у него играли. Сначала стеснялся подойти, потом уже лично познакомились. Рассказывал ему, как на сборах в Турции пытался прокрасться и подсмотреть за тренировочным процессом. Многому у него пытался учиться даже заочно.
— Как вам альянс Бердыева, Гаджиева, а также Шамиля Газизова в «Динамо» из Махачкалы? Тоже ведь, мягко говоря, не чужой вам город.
— Даже не мог себе представить, что такой союз сложится! Знаю, что у Дагестана очень серьезные намерения вернуться в элиту. Сильная поддержка идет от главы республики. Наверное, Гаджиеву надо было собрать вокруг себя таких больших личностей.
— Ваш отец был главным тренером «Терека» в советские времена. Вы росли в такой атмосфере, что никакой альтернативы футболу вообще быть не могло?
— На этот вопрос хорошо бы моя мама ответила. Она из меня все время хотела сделать какую-то творческую личность. И на гитару отдавала, и в различные кружки, на национальные танцы... Но мне был нужен только футбол. Помню, купила мне самую дорогую гитару, отправила к преподавателю, а я сижу и глазами хлопаю.
Он говорит: «У тебя такая гитара — у меня такой нет!» — «Я не разбираюсь в этом!» — «Ничего, три-четыре дня походишь и поймешь». Сразу сказал ему на первом занятии: «Это не мое, хочу в футбол играть!» Он пытался меня переубедить, но бесполезно. Любовь к мячу у меня в жилах с первого дня.
— Гитару преподавателю не подарили?
— Даже не знаю, куда она делась! Вернулся к своим тренировкам. Мать меня тянула к творчеству, а отец водил с собой на футбол. Он всегда давал мне свободу выбора. Даже когда я переходил из одного клуба в другой, он всегда говорил: «Это твой выбор. Ошибешься — будешь учиться на своих ошибках».
— Вы были подростком, когда развалился Советский Союз и в вашем родном Грозном началось такое, что врагу не пожелаешь. Как вы это все переносили? Ведь 31 декабря 1994-го, когда был штурм Грозного, вы там находились.
— Тяжело это вспоминать. Есть понимание, почему война — это всегда плохо. В такие моменты ты понимаешь, что твоя жизнь, жизнь любого человека не стоит ни гроша. Ты находишься в вакууме, проливается много крови, пропадают люди. Это действительно страшно. Я всегда считал, что на войне нет победителей и проигравших.
Мы некоторое время жили в Грозном, потом бежали в села. Не хватало элементарных вещей. Было осознание, что надо быстрее взрослеть, хотя постоянно находился с родителями. Потом отец вывез нас в Дагестан, привел меня к Александру Маркарову, легендарному дагестанскому футболисту, и сказал: «Саша, ты видишь, что у нас творится. Можешь его у себя оставить?» — «Конечно, Муса! Вообще не переживай!» В конце отец добавил: «Ты знаешь — говорят, что у него неплохие задатки. Если что — посмотри». — «Даже если он по мячу не будет попадать, ты за него не переживай!»
Александр Ашотович взял меня во вторую команду «Анжи», и пошло потихоньку. Главный вывод, который я сделал тогда, в 17 лет, — я должен как можно быстрее стать самостоятельным, брать на себя ответственность, чтобы защитить своих близких.
— Отец вез вас в Махачкалу в момент, когда обстановка в Чечне была горячей и могло произойти все что угодно?
— Конечно. Под обстрелами выезжали. Бывало, что через мост проехать не можешь и бежишь с маленькой сестрой на руках, а отец — с братом... Всегда страдают простые люди. Хотелось бы, чтобы такие вещи как можно быстрее заканчивались. Чтобы люди могли мирно сосуществовать, как всегда было.
— Вы работали в Казахстане в начале 2022 года, когда там случились серьезные беспорядки. Где находились в тот момент и не было ли желания уехать?
— Уже наученный опытом, я в такие моменты остаюсь спокойным. Тогда находился в отпуске в Грозном. К счастью, это какого-то развития не имело.
— За два года, в 1999-м и 2000-м, вы успели поиграть сначала в ЦСКА, потом в «Спартаке». Как так получилось?
— Когда-то я считался перспективным парнем. Молодым, который обладал определенными задатками и мог реализоваться в больших клубах. Но, к сожалению, не получилось. Когда заканчивал карьеру в 31 год и меня почти насильно отправили на тренерские курсы, понял, что свои большие матчи недоиграл. И вроде бы за десять лет тренерской карьеры в низших лигах набрался опыта, набил шишки, находил свою дорогу — но в голове всегда эта мысль сидела. «Я не сыграл свои большие матчи. Неужели Всевышний не даст мне этих игр?»
И по прошествии времени, когда сыграл с Карагандой в еврокубках, а сейчас попал в сборную, понял, что играю эти матчи. И нахожусь в полном восторге оттого, что могу вывести своих парней на такую игру, состязаюсь с большими футболистами. Это такой драйв! То, что у меня не произошло в бытность игроком, происходит в качестве тренера.
В ЦСКА я немного играл за основу в чемпионате России, за «Спартак» — в Кубке Содружества, на сборах. В армейском клубе мне помешали себя реализовать и закрепиться обстоятельства. А в спартаковском была абсолютно моя вина, что я не смог стать конкурентоспособным. До сих пор досадно, что так мало поработал с таким легендарным тренером, как Олег Романцев. Хотя знал, что он обо мне хорошего мнения. После сборов в Израиле приехал вице-президент клуба Григорий Есауленко и сказал, что Олег Иванович подписывает со мной контракт. Он сказал, что Романцев даже произнес фразу: «Через полгода он будет играть у меня в сборной!»
Это меня воодушевило, но я умудрился все разбазарить. Хоть у меня разговоров с Романцевым не было — он всегда держал с футболистами дистанцию. До сих пор вспоминаю, как и что он делал.
— А в чем именно вы разбазарили свой шанс?
— Если я сейчас спокойный человек, — как мне говорят, — то раньше был вспыльчивым. Было непростое время, взаимоотношения России и Чечни были напряженными. Даже за продуктами выходил из дома, а меня два раза в милицию забирали. Говорю: «Я футболист «Спартака», вышел купить продуктов!» — «Забираем до выяснения обстоятельств». Звоню администратору команды Александру Хаджи, он едет и меня вытаскивает.
Эта атмосфера на меня давила, раздражала. Ничего уже не хотелось. И я действительно начал дурака валять! Сказал: «Хочу вернуться на Кавказ и играть за «Анжи». Мне не хватило ментальности, которая у игрока должна быть, чтобы соответствовать «Спартаку». На тот момент я оказался очень слабым человеком.
— В ЦСКА же у вас были как раз чеченские руководители — президент Шахруди Дадаханов, начальник команды Авалу Шамханов. Какие обстоятельства там помешали?
— Я ждал от них большей поддержки. В 20 лет провел хороший сезон в первой лиге за «Анжи», и у меня была куча предложений. «Спартак» тогда на меня претендовал, «Динамо» было близко. Тот же Шамханов, который играл еще у моего отца и был вхож в нашу семью, уговорил меня перейти в ЦСКА.
Но на деле все оказалось совершенно по-другому. Мне не давали даже родителей в Москву привезти, сказали жить на базе в Архангельском. А там один сторож живет! И ходишь с ним по трем этажам. Тогда ни мобильных телефонов, ни каких-то других средств связи не было. Я только с войны перевез родителей в Махачкалу, и мне хотелось чаще их видеть. Но руководителям я был только «должен». А так в жизни не бывает. Никогда человек в одну сторону не «должен». Что-то нужно и назад получать. Вот эти обстоятельства очень сильно помешали мне реализовать себя в ЦСКА.
— Доводилось ли вам в течение карьеры сталкиваться с предвзятым отношением к себе из-за национальности?
— В коллективе — никогда, там у меня всегда были прекрасные отношения. В том числе и в ЦСКА. Как-то приезжаю в гостиницу, подхожу к ресепшен. А я в тот момент всего второй раз в жизни в Москве был! Хлопаю глазами, не понимаю, что от меня требуется. Тут проходит капитан команды Семак, я понимаю, что он, наверное, и знать не знает, кто я такой. А он сам подходит: «Магомед, приветствую тебя. Чем могу помочь?»
На сборы приезжаю, заселяюсь — звонок. Вратарь Андрей Новосадов. «Молодой, ты что делаешь?» — «Ничего. В номере». — «Поднимайся в такой-то номер!» Думаю — ругать за что-то будут. Захожу, а там вся команда сидит, общаются друг с другом. Просто фантастический коллектив!
— Главный тренер того ЦСКА Олег Долматов считался тактически передовым. Чуть ли не первым в России отказался от игры с либеро. Вы чувствовали, что в этом отношении он на шаг впереди других?
— Да, он довольно интересный тренер, вносил что-то новое. Но все претензии шли от руководителей. Думаю, что они Олегу Васильевичу передавались, и я чувствовал это. Хотя и не могу все время говорить что-то отрицательное в адрес ЦСКА — клуба, в котором я дебютировал в премьер-лиге. Но поддержки, когда тебе 19 лет, не хватало. Дали бы просто снять квартиру и привезти родителей!
Зарплату всем платили, а мне задерживали. Ну, и самое главное — когда я все-таки приехал с «Анжи» на Песчаную, мы выиграли — 3:1, я в первом тайме забил два гола, Олег Корнаухов после матча говорит: «Мага, мы знали, что к тебе руководители плохо относятся. Но когда он забегает в перерыве в раздевалку и орет: «Я заплачу деньги тому, кто сломает Адиева!», это говорит обо всем» (судя по всему, речь идет об Авалу Шамханове. — Прим. И.Р.).
Но, если честно, по прошествии времени я благодарен и таким руководителям. Это сущность людей — ты их никогда не исправишь! Сейчас, когда вижу подобных, подхожу и подаю руку. Они меня закалили! Благодаря им я стал сильнее. Это дало мне понимание, что можно говорить футболисту, а что нельзя. И даже после каких-то побед ты не надеваешь на себя корону, а после поражений — не закапываешь себя. Ты можешь сегодня проиграть, но должен сделать правильный анализ, должен держать удар. А когда выигрываешь, то должен понимать, что завтра тебя ждет очередное испытание.
— Как вы уходили из одной московской команды и из другой?
— Абсолютно спокойно. В ЦСКА уже понял, что меня ждет, и попросился в аренду. Хотя тренер дубля говорил: «Магомед, приехал представитель «Балтики» и хочет взять тебя в аренду. Очень прошу — зайди, скажи, что ты армеец и будешь бороться до конца». Он мне это внушал, но я его уже не слышал. Покивал согласно, потому что уважал как тренера. Но, когда зашел к руководству, сказал, что очень хочу в аренду. И ушел в аренду, но не в «Балтику», а в «Сокол». Провел там полгода, и меня снова встретил Есауленко и позвал в «Спартак».
Там я толком не играл, через полгода вернулся в «Анжи». Четко осознавал, что хочу туда вернуться. Гаджи Гаджиев очень сильно повлиял на меня как на игрока, поменял мою ментальность. Я стал крепче, понял, что в футбол нельзя играть так, как я хочу. Футбол крутится вокруг команды. Гаджи Муслимович сказал мне одну фразу: «Магомед, я слышал, что ты хочешь вернуться в «Анжи». — «Да, хочу вернуться!» — «Тогда тебе надо приехать на просмотр!»
Сижу и думаю: какой просмотр? Я же свой! Даже здесь он мою ментальность начал ломать! Он говорит: «Раз ты не хочешь на просмотр приехать — значит, не уверен в себе». — «Я уверенный в себе футболист!» — «Приезжай и мне докажи!» — «Я приеду!» Вот такие моменты делают тебя сильнее.
— Кто еще из тренеров преподал вам, игроку, мощные уроки?
— Анатолий Бышовец. И, кстати, та история связана со «Спорт-Экспрессом». Для нашего поколения футболистов ваша газета была очень важна, мы всю карьеру на ней росли, оценки за матчи изучали.
Играем полуфинал Кубка России с «Крыльями», когда «Анжи» в итоге в финал вышел и проиграл там «Локомотиву». Анатолий Федорович — наш главный тренер. Понимая важность этого матча, недели за две начинаю мысленно к нему готовиться. Всем своим видом показываю Бышовцу: поставь меня на эту игру!
Дней за пять до полуфинала у нас был какой-то матч, он говорит: «Магомед, ты сегодня не играешь, готовишься к полуфиналу». Он произнес то, что мне было надо. Но начинается полуфинал, и я провожу безобразный первый тайм. Видимо, я себя настолько перегрел и перенастроился, что ничего не получалось. Захожу в раздевалку в полной уверенности, что Анатолий Федорович меня заменит. Он кому-то что-то говорит, а под конец ко мне подходит: «Магомед, ты как себя чувствуешь, нормально?» — «Нормально». — «Тогда выходи и играй».
Выхожу на второй тайм, поначалу опять что-то не клеится, болельщики злиться начинают. Вижу краем глаза, что мой одноклубник-конкурент бежит переодеваться. Получаю мяч, дистанция 30-35 метров до ворот, бью со всей злости по мячу и забиваю сумасшедший гол. После этого меня не меняют, мы пропускаем. В концовке даю диагональ метров на тридцать, прострел — и мы 2:1 выигрываем!
На следующий день покупаю «Спорт-Экспресс», вижу, что меня лучшим игроком матча признали, а на первой полосе — моя большая фотография. Видите, как в футболе бывает! Ты можешь 65 минут быть худшим игроком, а за оставшееся время все перевернуть. Никогда нельзя выключаться из игры! Я и футболистам всегда говорю: «Матч длится 90 минут, мы всегда можем склонить часу весов в нашу пользу».
— Вы сказали, что не сыграли свои большие матчи. Вот, например, в 2004 году вы были в «Тереке», когда команда, играя в первом дивизионе, выиграла Кубок России. Но в финале вас на поле не было. Обидно ли было, что Ваит Талгаев не поставил вас в состав?
— Очень обидно. Это для меня определенная драма, рана, которая не заживала вплоть до конца карьеры. Был полностью уверен, что это мой матч и я должен выходить. В чем это заключалось? В полуфинале я дома провел очень сильную игру, «СЭ» опять меня похвалил. На что тренер отреагировал: «У меня к Адиеву большие претензии». В ответном полуфинале я остался на скамейке и вышел во втором тайме. Андрей Федьков забил победный гол с моей передачи.
До финала еще были игры чемпионата, и в тот момент Олег Терехин, мой главный конкурент по позиции, получает травму, и я понимаю: на протяжении трех-четырех игр не должен дать повод, чтобы меня усадили на скамейку. В этих играх я забил, отдавал голевые передачи. Был в полной уверенности, что выйду на финал в основе. Терехин до матча лишь в двух тренировках поучаствовал. Слушаю установку на матч, и звучит его фамилия. Меня это, конечно, задело, хотя и тренера можно понять. Мы выиграли этот Кубок, Терехин принял непосредственное участие в забитом мяче. Но хотелось хотя бы на замену выйти. Это и есть один из тех самых больших матчей, которые я не сыграл.
— Вы что-нибудь сказали Талгаеву до или после финала?
— А что я мог сказать? Меня уже никто не слышал. В принципе после этого я и покинул «Терек» и отправился в украинский «Кривбасс». Талгаев тогда использовал линейную защиту и считался качественным тренером. Просто я всегда хотел показать ему, что я тоже важный игрок. Я всегда считал его сильным специалистом и после отрезка в Кривом Роге вернулся к нему.
Играем как-то в Саранске, сижу на скамейке. Талгаев говорит мне минут за 15 до конца: «Выходи!» Выхожу на поле, назначают штрафной. До ворот метров тридцать, стоит Кулик, хочет подавать. Пробегаю мимо и говорю Владу: «Куля, может быть, я пробью?» Он на меня смотрит с удивлением: «Да вообще-то далековато!» Меня это настолько задело, что я разворачиваюсь и говорю: «Покати мяч чуть-чуть на меня». Он пожал плечами — раз старший товарищ говорит, так и сделаем. Накатывает мне, я бью и забиваю в ближнюю «девятку»! После чего подбегаю к Талгаеву и кричу: «Давайте обратную замену сделаем!»
— Сделал?
— Нет!
— Когда вы заканчивали играть, у вас в «Тереке» пошли трения с руководством, и вы ушли, не дожидаясь, пока вас уберут. Что именно тогда произошло?
— По большому счету я уже внутренне закончил, хотя потом еще в «Нижний Новгород» перешел. Футбол — это мечта детства. Никогда не ставил во главу угла деньги, хотя все мы не какие-то альтруисты и хотим достойно заработать, достойно жить, чтобы помогать близким. Но на первом месте всегда футбол.
А когда на определенном этапе ты просыпаешься и понимаешь, что тебе это не то что не приносит удовлетворения, а ты просто ненавидишь этот мяч, тренировки — это становится проблемой в раздевалке для тренера. И я уже понимал, что становлюсь проблемой. Считал, что меня неправильно оценили, но верно будет уйти самому. Что и сделал и не пожалел ни на секунду.
— Читал, что отец влюбил вас в Роберто Баджо. А тренеры-кумиры у вас когда-нибудь были?
— Когда ты молодой и сам играешь, то кумиры — среди игроков. Баджо, Тотти... Вся комната была плакатами увешана. В то время я был фанатом сборной Италии и «Милана». А когда становишься старше, то просто на тренеров смотришь, учишься. Поклонения, обожествления уже нет. Все великие тренеры на слуху, и ты видишь, что они делают. Что-то копируешь, что-то свое добавляешь...
— В свое время вы собирались поехать на стажировку к Джан Пьеро Гасперини в «Аталанту». Но я слышал, что это просто невозможно — он вообще никого не пускает.
— Да, в итоге не получилось. Много пытался и через Италию, и в Москве просил людей. На тот момент еще были нормальные отношения с Украиной, там есть агент Шаблий, его футболист Руслан Малиновский в «Аталанте» играл — через них вышел на Гасперини. Но безрезультатно.
— Евгений Калешин рассказывал мне, что для него эталон — фильм Алексея Андронова и Семена Случевского «75 минут с Валерием Лобановским», он до сих пор его пересматривает и находит что-то новое. В чем вы черпаете вдохновение — может, в каких-то автобиографиях тренеров, фильмах о них?
— Нет. Как раз стараюсь в своей работе использовать меньше книг. Считаю, что ими могу вбить себе в голову некий шаблон и он всегда будет хуже оригинала. Конечно, я не революционер в футболе, но для меня важно найти в игре какую-то изюминку. Понятно, что просмотр матчей обязателен, особенно сейчас, когда работаю в сборной.
Свои выигрышные матчи в сборной никогда не пересматриваю. Их разбор делают мои помощники. Не хочу возвращаться назад, а смотрю вперед. Мне нравится подготовка к будущим соперникам. Посмотреть, что их тренер хочет, понять его. Да, бывают моменты, когда ты понимаешь, что в голове какой-то ступор. Тем приятнее выйти из этого состояния, придумать что-то!
— Чья работа из тренеров заставила вас захотеть пойти в эту профессию? Все-таки одного экс-босса «Нижнего Новгорода» Алексея Гойхмана, вытолкнувшего вас на тренерские курсы, для этого вряд ли достаточно.
— Первыми назову Гаджиева и Леонида Ткаченко, с которым я работал в «Соколе». Это человек, который меня любил как сына. Как-то мы в Москве проиграли «Торпедо» — 0:3, а он — мужик эмоциональный. Берет состав и начинает каждого по очереди чихвостить. Сижу и думаю: «Сейчас до меня дойдет. Что же он скажет?» А он на меня посмотрел: «Сынок! Ну, ты же можешь лучше играть!» Его человеческие отношения — стоять за команду, за людей — я тоже взял.
Понятно, что Романцев, пусть я у него и был совсем недолго. У Долматова интересные идеи были. На людей мне везло — и не только на тренеров, но и на руководителей. У Гойхмана ко мне отцовское отношение было. Тот же Барменкулов по жизни помог. Когда я год не работал в футболе, в моей жизни появился клуб «Легион-Динамо» из Махачкалы, его президент Шамиль Лахиялов. К тому моменту я так насытился футболом, что и не собирался возвращаться. Пытался с друзьями бизнесом заниматься.
Ну, и из всех этих людей жемчужина — Осман Кадиев, который меня, никому не известного тренера вторых лиг, взял и назначил в «Анжи», пусть и тонувший к тому моменту.
— Давайте прежде о бизнесе. Что это было?
— Продажа очищающих жидкостей. Небольшая фирма — друзья детства позвали. За счет моих знакомств выходили на определенные рынки. Но через полгода начал потихоньку смотреть футбол, и мои друзья сказали: «Мы же видим, что тебя тянет к футболу». Сердце екает, но думает: «Кому ты нужен. Столько тренеров, а я какой-то славы в низших лигах не снискал». Но тут появился Лахиялов. Сначала я сомневался, но друзья сказали: «Бизнес — это все равно не твое. Мы благодарны, что ты нам помог. Иди и занимайся своим любимым делом!»
— Подъем «Легиона-Динамо» на шестое место в вашей зоне второго дивизиона помог вам в дальнейшей карьере?
— В принципе да. Я взял их, когда они были на последнем месте, а вывел на шестое. В родном «Ахмате» это увидели. Тогда я вернулся и попал в штаб к Михаилу Галактионову. Вернулся наверх не главным тренером, но уже был на виду. И после этого стало легче. Наверное, «Легион-Динамо» послужил некой отправной точкой.
— Как сложились профессиональные и человеческие отношения с Галактионовым? И как вам его работа в «Локомотиве», разница между отличным прошлым и проблемным началом нынешнего сезона?
— Сложности будут всегда — это футбол. Надо какую-то планку держать и ниже нее не опускаться. Если падаешь, то понятно, что тренер — расстрельная должность, и нас увольняют. Пока все нормально, это начало сезона. Во второй половине прошлого Галактионов доказал, что может работать с большими футболистами. Искренне за него переживаю.
Он классный парень, и работа с ним в «Ахмате» была продуктивной. На первых порах у нас было некоторое недопонимание, поскольку не он приглашал меня в штаб, но Михаил Михайлович все равно давал мне определенный фронт работ — подготовку к соперникам. Просил меня не только по команде в целом, но и индивидуально по ее футболистам сделать подборку — плюсы и минусы каждого. Это занимает очень много времени, и ты двое суток над этим сидишь — нарезаешь, готовишь.
Теорию по своим материалам тоже мне предоставлял возможность рассказывать: «Ты подготовил — ты и объясняй!» Это тоже дало мне большой толчок — я понял, что могу разговаривать с футболистами премьер-лиги. Потихоньку мы сдружились, и его увольнение стало для меня неприятной новостью. Был готов уйти вместе с ним, но Галактионов сказал: «Магомед, это твой клуб, твоя команда, ты не должен уходить». Хотя у меня понятия такие, что если нет результата и увольняют главного тренера, то должен уйти весь тренерский штаб. По-футбольному это правильно. Отец меня учил, что ответственность должны делить все вместе. А с Галактионовым после совместной работы продолжаем общаться, поздравляем друг друга с удачными результатами. У нас очень хорошие отношения.
— А теперь о Кадиеве. Вы назвали его «жемчужиной», но ведь условия работы в «Анжи» были чудовищные. Неужели не вспоминаете об этом с содроганием?
— Содроганий не было. Я понимаю, на что иду. От меня никто ничего не скрывал. Есть возможность проявить себя в премьер-лиге, но возможностей клуба РПЛ у нас нет. Есть определенные футболисты, других взять не можем. Хочешь — иди, хочешь — нет. Конечно, я с большой радостью туда пошел, потому что это был мой шанс себя проявить и проверить, который не получил бы где-либо еще.
Мне не важно было, на чем мы летаем, что мы едим, в каких гостиницах живем. Это вообще не имело для меня никакого значения! Для меня было важно, что нахожусь в премьер-лиге, — значит, уже по-своему особенный. Мне выпал шанс состязаться с другими тренерами РПЛ. И считаю, что в тех реалиях мы сделали все, что могли. Набрали 21 очко, играя второй круг дублерами. Некоторые футболисты, тот же Данил Глебов, после нашей совместной работы пошли на повышение.
Да, наша команда вылетела, но все и так понимали, что это случится. Я ребятам говорил: «Важно, как мы вылетим. И это зависит от нас». Мы не стали последними, «Енисей» закончил ниже нас. В прошлом году «Торпедо» и «Химки» набрали очков меньше нас тогдашних, хотя составы и финансы были несопоставимы. По прошествии времени считаю, что мы выглядели достойно.
— Капитан «Ростова» поздравил вас, когда Данию обыграли?
— Сейчас Глебов — большой человек, ему не до меня, ха-ха! А на первых порах писал, приветы передавал.
— Когда команде не берут обратные билеты из Тулы в Махачкалу и крутись как хочешь; когда выселяют за неуплату из гостиницы в Кисловодске, куда команда заселилась вроде как на несколько месяцев; когда присылают на карточки игрокам вместо зарплаты за несколько месяцев сто тысяч рублей — это же сумасшедшая закалка. После этого вообще ничего не страшно?
— А еще когда ты на тренировку идешь, подходишь к полю, а тебе говорят: «Мы вам сегодня не даем тренироваться на этом поле, потому что вы его не оплатили». Приходится разворачиваться и придумывать что-то другое.
Смотрю на эти вещи под совершенно другим углом. Трудности делают нас сильнее! Понятно, что это отнимает много энергии, футболисты начинают фыркать. Но ты должен их склонить на свою сторону. Можно опустить руки, а можно через пять дней выйти против условного «Динамо» и выглядеть достойно.
— Руководство не бесилось, что вы встали на сторону игроков, когда те были настроены не выходить на одну из игр? Сложно было балансировать между двумя сторонами?
— Никогда не балансировал между руководством и футболистами. Те руководители, которые со мной работали, прекрасно знали мою позицию. Я всегда остаюсь на стороне команды. С футболистами нахожусь вместе каждый день, ем с ними за одним столом. Руководителя три дня нет, потом он пришел, дал мне какое-то указание. И что, я должен перебежать на его сторону?
— Вы тогда давали мощные пресс-конференции, и жизнь нищего «Анжи» превратилась в какое-то реалити-шоу. Все вам очень сочувствовали и за вас переживали. Сверху не прилетело за те признания?
— Понятно, что у президента было определенное недовольство. Но главный тренер — должность не только расстрельная, но и немного конфликтная. Интересы не всегда будут совпадать. Понятно, что при всех этих столкновениях точки соприкосновения надо находить и с руководством. Вам идти одной дорогой. Но интересы бывают разными, цель иногда меняется, и к этому нужно относиться правильно, профессионально. Покритиковали меня, поругали — я развернулся и пошел делать свою работу дальше.
— Вас в то время поразил звонок поддержки Курбана Бердыева, с которым вы до того не были знакомы. После этого с ним и сдружились?
— Да. Он выразил мне поддержку, посоветовал доработать до конца, как бы тяжело ни было. Оставил свой номер телефона, сказал звонить в любое время, если нужен совет.
— Затем вы отработали два неполных сезона в песчанокопской «Чайке». Уже после вас ее за прежние, доадиевские грехи (доказанные договорные матчи) выгнали из ФНЛ. На вашей работе как-то сказывалось расследование, которое тогда уже шло? Понимали, к чему все идет?
— На мне не сказывалось, потому что я был занят командой. А тем, что творилось в клубе, занимались руководители. Зачем я буду заниматься тем, в чем не силен? Проблема была не столько во взаимоотношениях с Андреем Ивановичем (Чайкой, президентом и владельцем клуба. — Прим. И.Р.), сколько с людьми, которые находились рядом с ним. У них были свои, нефутбольные интересы. Они занимались сиюминутными вещами.
Я предлагал Чайке построить процесс немного по-другому. Понятно, что он должен был занять чью-то сторону. Он сделал так, как посчитал нужным, никаких проблем с этим у меня нет. Мы недавно виделись с ним в Турции, обнялись, пожелали друг другу удачи. Просто таким было видение человека, который вкладывает в команду свои деньги.
— С одной стороны, хотелось бы, чтобы в России было как можно больше частных клубов, — и примеры «Краснодара» и теперь «Акрона» доказывают эффективность такой работы. Но история с «Чайкой» — как холодный душ. Не всегда частный клуб — гарантия того, что все будет хорошо.
— В «Чайке» просто владелец доверился не тем людям, и жизнь это показала. Я пытался это объяснить — но, возможно, эти люди с ним с детства росли. Может, будучи на его месте, тоже доверился бы своим друзьям, а не тренеру, которого еще недавно знать не знал.
— «Чайка» была вашим последним на сегодня клубом из России. Рассматриваете ли для себя возможность работы дома в текущих обстоятельствах или предпочтете зарубежные варианты?
— Меня жизнь настолько научила не планировать так далеко, что не могу сейчас ничего сказать. Будут предложения — с большим уважением их рассмотрю и потом уже буду принимать решение.
— Какая у вас тренерская мечта? В каком случае скажете, что карьера удалась?
— Изначально я считал, что, если выиграю какой-то трофей, на этом закончу. Так сам себе сказал. Хотелось сыграть большие матчи и доказать, что те обстоятельства, которые со мной происходили, были не совсем справедливы. Сейчас, если получится вывести сборную Казахстана на чемпионат Европы, наверное, смогу сказать, что карьера удалась.
— Но уже не закончите после этого? Вошли во вкус?
— На Евро я должен сыграть, ха-ха! Знаете, я такой человек, что хочу работать в удовольствие. Однажды проснулся и сказал себе, что не хочу играть в футбол — и уговаривать бесполезно. Что-то внутри тебя выгорает — и все. Возможно, так будет и с тренерской работой. После выигрыша какого-то трофея или в силу возраста скажу: «Все, ребята!» Пока не вижу себя тренером до глубокой старости. Может, в дальнейшем этот процесс меня завлечет и захочется все больше и больше адреналина.
— Чем бы занялись, если бы резко прекратили тренировать?
— Дом, семья, пчеловодство. Много чего интересного есть!
— Про пчеловодство вы просто к слову сказали или действительно увлекаетесь?
— Мне нравится! Но пока со стороны. Еще не вдавался в подробности. Думаю попробовать.