У Сергея Семака четыре брата: двое старших, Виталий и Андрей, двое младших, Алексей и Николай. Все пятеро выросли в Луганской области, в деревне Сычанское, что в 150 км от областного центра, все пятеро застали простую по-деревенски, но сложную физически жизнь. Каждому находилась работа по хозяйству, большому – под стать семье: огороды, коровы, гуси, куры, кролики. Отец был водителем, мама – воспитателем, бабушка по маминой линии – образцом духовной жизни. Она заменяла собой храм, которого не было в Сычанском.
Главный тренер "Зенита" однажды отметил в интервью: "Единственным проводником православия в детстве была моя бабушка, с которой я проводил много времени и которую очень-очень любил. Она учила меня. Утренняя и вечерняя молитва – это было ее очень строгое правило. Она вела практически монашеский образ жизни, только в миру".
Бабушкины уроки часто вспоминал и самый младший из Семаков, Николай – так сильно они повлияли на его судьбу, которая сложилась удивительным образом. Все братья разъехались кто куда: Виталий живет и работает в Москве, Андрей с Алексеем перебрались в Краснодарский край и осели в Крымске, Сергей – главный тренер в петербургском "Зените".
А Николай, точнее теперь уже отец Александр, стал священником. Для встречи с ним я отправился на восток Ленинградской области, за 250 км от Санкт-Петербурга – в Антониево-Дымский мужской монастырь.
Основанная в XIII веке, эта обитель укрылась под Тихвином, на берегу озера Дымское. Способов добраться туда несколько: самый простой – на машине. Можно сесть на автобус до Бокситогорска, попроситься выйти на трассе у нужного поворота и идти три километра через лес, по прямой, до самых монастырских ворот. Из-за не самого удобного автобусного расписания я выбрал третий способ – на поезде, с одной пересадкой.
Ладожский вокзал, первая "Ласточка" до Петрозаводска и выход на остановке с романтичным названием "Волховстрой I". Полутораминутная стоянка приобрела легкий флер нервозности, когда автоматическую дверь заклинило и пришлось бежать в соседний вагон, чтобы успеть выскочить на перрон до отправления поезда – в следующий раз двери открылись бы только 120 км спустя, в Лодейном Поле.
Через 20 минут я сел в электричку, через 2,5 часа вышел на станции Дыми. Карта нарисовала путь мимо окрестных поселков, по лесу – семь с половиной пеших километров, которые растянулись еще на полтора часа. К полудню я был на месте.
Монастырская жизнь – тихая, почти неслышная. Особенно в зимнее время. Все дороги ведут в Казанский соборный храм, сильно пострадавший в советское время – от прежнего здания осталась лишь колокольня, процесс восстановления пусть медленно, но идет. Напротив – братский корпус, по левую руку – бывший игуменский дом, по правую – хозяйственная часть: скотный двор, огород, теплицы, пекарня. Налево, мимо пасеки, уходит дорожка к Дымскому озеру, на берегу которого стоит часовня.
Отец Александр встретил меня на пороге братского корпуса. Узнать его можно было безошибочно – слишком уж очевидно сходство со старшим братом во взгляде, скулах, вертикальной складке между бровей. Пока я гулял по территории, подошло время обеда, и мы решили отложить разговор. В трапезную всех зовет звон небольшого колокола: на завтрак и ужин – семь ударов, на обед – 12. Меня пригласили за стол.
До и после еды читаются молитвы, во время еды – жития святых. Это особый вид послушания – тот, кто читает, ест последним. На столах чечевичная похлебка, вермишель, овощное рагу, хлеб, чеснок, соль, масло. На сладкое – компот или чай с сахаром. Все начинают и заканчивают есть одновременно – трапеза завершается с трелью колокольчика.
Я заранее знал, что останусь в монастыре на ночь. По незнанию готовился к скромной келье, а мне отвели гостевую комнату для путников, комфортную и уютную. Пока осмотрелся, отец Александр закончил свои дела, и я включил диктофон.
– Правильно ли обращаться к вам по мирскому имени Николай?
– Это уже не совсем логично и точно неактуально, тем более в монастыре.
– Тогда расскажите, как появился отец Александр.
– Постриг монашеский принял в 2015 году. В этом монастыре я с 2011-го: мне было 25 лет, приехал на неделю – и вот уже идет восьмой год. В монастырях есть такая традиция: какое-то время нужно пожить, оглядеться и чтобы на тебя посмотрели – способен ты к монашеской жизни или нет. И есть ряд ступеней, которые подводят тебя к ней: сначала ты трудник, то есть просто трудишься какое-то время, выполняешь определенные работы по хозяйству. Затем тебя официально принимают в братию, и ты становишься послушником. Следом иночество – его может и не быть, – и уже потом монашество.
– Вы ведь тоже были футболистом?
– Да. Отец всегда любил футбол, от него это передалось и сыновьям. Я тоже, как и Сергей с Андреем, два года учился в луганском спортинтернате – восьмой и девятый класс. Болел за "Милан", когда там Шевченко начал играть, до этого за киевским "Динамо" следил, ждал его матчи в Лиге чемпионов.
Помню, как первый раз ездил с родителями к Сергею в Москву – он тогда в "Асмарале" еще играл и жил в Сосновом бору. Брат меня баловал по детству: подарки, сладости разные, которых у нас почти не было. Но главное – футбольные мячи хорошего качества. В деревне они были на вес золота, их хватало на целый год!
А потом он позвал меня к себе – сказал, есть возможность учиться и тренироваться в армейской ДЮСШ. Я переехал и школу заканчивал уже там, в ЦСКА. Играл в полузащите, как и все братья, занимался у Дмитрия Васильевича Митрофанова, Сергея Алексеевича Фомина, потом Валера Минько нас тренировал.
Когда Сергей играл во Франции, в один из приездов он привез мне самый ценный подарок – через знакомых достал игровую миланскую футболку Шевченко.
– Кто-то из тех, кто учился с вами, оказался в большом футболе?
– Ваня Таранов играл в Самаре, Никита Денисов в "Локомотиве" был, но травмы его одолели. Еще Кирилл Кочубей – он, наверное, в новороссийском "Черноморце" сейчас. Я и сам немного поиграл во второй лиге за "Реутов" и в ЛФЛ – в "Истре" и "Нике". А потом футбол закончился – и начался монастырь.
– В чем была причина?
– Как таковой причины не было. Время шло, уровень футбола был низкий, все в подвешенном состоянии, и я принял решение – надо уходить в другое русло. На протяжении жизни у человека появляются поводы и моменты для обращения к Богу. К сожалению, мы не всегда ими пользуемся. Но они есть, и это хорошо.
– Бабушка сыграла в этом свою роль?
– Она всегда молилась до и после еды, говорила, что нужно благодарить Бога. Мы смотрели как бы со стороны – не отрицали и не поддерживали. Скорее интересовались. Не могу сказать, что эти традиции остались, когда она умерла. В каком-то возрасте об этом вообще не помнишь. Хотя, когда жил в интернате, ходил в храм поставить свечки. Но для более глубокого знакомства с вопросами веры потребовалось время. Я в детстве не осознавал, что это такое, а сейчас понимаю, оглядываясь назад, – многое у нас по бабушкиным молитвам и сложилось.
– Расскажите о ней.
– Она со мной все детство провела – я не ходил в детский сад, был с ней дома, по хозяйству помогал, пока родители на работе. Бабушка пережила многое – две голодовки, войну. Страшные вещи она рассказывала, плакала – как на ее глазах братья-сестры умирали от голода. Не дай бог кому-то такое пережить. У нас иногда в монастыре кто-то, например, не станет есть гречку, потому что не любит, или не доест, и я думаю – лишь бы не пришлось вспоминать об этом потом. Столько людей погибло, а мы сейчас: "Это нравится, это не нравится, не буду есть".
– Почему вы выбрали именно этот монастырь?
– Мне посоветовал его отец Николай, старший священник Иоанновского монастыря на Карповке. Это духовник семьи Сергея. Я тогда жил в Москве, знал, что Сергей ведет воцерковленную жизнь, ходит в храм. И когда понял, что меня интересует монастырский опыт, я приехал, встретился с отцом Николаем, и он направил меня сюда.
В подворье монастыря я поговорил с настоятелем, он меня благословил на неделю приехать, потрудиться и посмотреть, как все сложится. И все сложилось.
– Опишите ваш обычный день здесь.
– Если говорить спортивным языком, мой распорядок дня – постоянные сборы. Все зависит от богослужения. Исходя из наших возможностей, мы проводим определенное количество служб. Вечером служба с 17.00 до 20.30 – 21.00, потом вечерняя трапеза. После этого могут быть какие-то послушания, то есть задания, которые нужно выполнить. Потом отдых. Утренняя служба, если она есть, начинается с восьми часов, если ее нет, то у нас "братское правило": мы служим молебен преподобному Антонию Дымскому. В 13.00 обед, небольшой отдых и снова послушания – до вечерней службы.
– Вы единственный в семье, кто всерьез пошел по этому пути. Как отнеслись к такому выбору родные?
– Родители – сложно. Думаю, первое их отрицание было связано с незнанием того, что это вообще такое – духовная жизнь, монастырь. В православии, для того чтобы что-то узнать, понять и почувствовать, надо это делать. Простыми словами духовность сложно описать, человек тебя не поймет. И родительские переживания – это было самое тяжелое на первом этапе. Потом они приезжали несколько раз, им стало очевидно, что мне это нравится, и все встало на свои места.
Это ведь не то, что я жил-жил и вдруг ни с того ни с сего решил стать монахом. У меня было время подумать и принять решение. И я ни о чем не жалею. Серафим Саровский сказал: "Спасись сам – вокруг тебя спасутся тысячи". Человек, обладающий духовным здоровьем, помогает людям уже одним своим примером. Каждый ведь заинтересован в том, чтобы вокруг него тоже все было хорошо. Люби ближнего своего – ничего сложного. Но сейчас другая тенденция, не очень хорошая.
Сергей поддерживал меня, говорил, что это мой выбор и ничего плохого в нем нет, никаких препятствий не было с его стороны.
– Вы часто видитесь с ним?
– Нет, не часто. Когда он работал в Уфе, встречи были очень редкими. Сейчас пару раз виделись в Петербурге – на полчаса. Он приезжал ко мне в монастырь, когда был помощником в тренерском штабе "Зенита", до Уфы – тогда у него еще получалось регулярно заглядывать сюда на полдня или на день, два-три раза в год. Потом прибавилось работы, другая ответственность, и со временем стало сложнее. Плотный график, да и семья большая – так выбираться уже не получается.
Семья – это малая церковь. Поэтому в православии есть два пути – ты или семьянин, или служишь Богу.
– Вы разделили эти пути между собой?
– Получается, что так.
– Он обращается к вам по монашескому имени – отец Александр?
– Да.
– Большая семья Семаков собирается вместе?
– Раньше получалось раз в год – перед Новым годом или сразу после, когда у Сергея был отпуск. Сейчас уже сложнее. Последний раз такая встреча была летом, перед чемпионатом мира. Сергей пригласил отца, братьев – мама не смогла, осталась на хозяйстве, – и мы увиделись в Москве. Все пошли на матч открытия, но я не захотел – провел это время с друзьями, которые остались у меня в столице.
– Круг ваших друзей сохранился?
– Он очень уменьшился. Среди тех, с кем я общался, мало кто имел отношение к религии. Самые близкие сохранились. Я уехал сюда, особенно не распространяясь об этом, потом еще и телефон поменялся. Но я не отказываюсь от общения – если кто-то из прежних знакомых находит мой номер и звонит, я всегда рад.
В Тихвине несколько лет назад проводил свои домашние встречи "Тосно". Когда игрались стыковые матчи с "Ростовом", Дима Кириченко заезжал в гости – мы с ним через Сергея знакомы, приятели. Он тогда в тренерском штабе ростовчан работал, приехал на час. Все спрашивал: "Ну скажи, как такое может быть? Как? Ты – и в монастыре?" (Смеется)
– Матч открытия чемпионата мира вы пропустили. А на играх "Зенита" бывали?
– Я ходил на "Петровский", но еще до монастыря. Причем это было то время, когда Сергей выступал в "Рубине" и приехал играть против "Зенита". Сейчас для меня – в нынешнем положении – в походах на стадион нет необходимости. Брат есть брат – конечно, хочется, чтобы у него все получилось. Но я не болельщик.
Время от времени слежу за спортивными новостями: знаю о Маркизио в Русском музее и хоккейной "Классике" на нашем стадионе. Но большого интереса к спорту нет. Результаты узнаю из интернета, или папа рассказывает, когда созваниваюсь с родителями. О назначении Сергея в "Зенит", кажется, тоже узнал из новостей.
– Про новости. Как вы отнеслись к поступку Кокорина и Мамаева?
– Есть закон, он должен определить меру наказания. Тонкий момент – приговор должен быть таким, чтобы он помог людям исправиться. У меня возникают вопросы, как лучше поступить. Возможно, дать им шанс. Для них это очень серьезный урок, который послужит той отправной точкой, от которой они смогут поменять свои взгляды на жизнь. Своей дальнейшей жизнью они должны доказать, что изменились.
– О вашем брате в российском футболе говорят практически как о святом. Откуда эта духовность?
– Думаю, основа – воспитание – заложена в семье, идет из детства. Плюс личностная харизма человека, осознание того, что нужно трудиться, пример родителей перед глазами.
– Перед стартом сезона многие считали, что ему не хватит опыта справиться с такой сложной командой, как "Зенит". У вас были похожие опасения?
– Я думал, что ему будет очень сложно. Но сейчас мне кажется, что все не так уж тяжело. У Сергея большой спортивный опыт. Конечно, поражения – это обидно и неприятно, но они на то и нужны, чтобы увидеть ошибки, недочеты, чтобы можно было что-то изменить и улучшить. Это часть спорта и работы, от которой никуда не деться, и он это прекрасно осознает. Например, матч с "Арсеналом" из серии – так сложилось. Он ведь мог совсем по-другому закончиться. Но подобные игры тоже полезны.
Сергей пытается делать акцент не только на игровых качествах, но и на отношениях внутри коллектива, потому что это очень важно. От этого многое зависит. У него есть такая способность – объединить, создать особый микроклимат.
– "Зенит" станет чемпионом?
– Сложно сказать. Важно, как сейчас пройдет пауза – усилится команда или нет, поправятся ли те, кто травмирован. Ведь после перерыва все, по сути, начнется сначала. С другой стороны, есть возможность отдохнуть и полноценно подготовиться ко второй части. Конечно, не помешает усиление. Я думаю, все шансы на чемпионство есть, а если еще и кто-то из игроков придет зимой – эти шансы возрастут.
– И какие позиции, на ваш взгляд, требуют усиления?
– Если Кузяев играет в обороне, то, думаю, нужен защитник.
– После ярких побед "Зенита" поздравляете брата?
– Должно что-то очень большое произойти. Если чемпионат выиграет – поздравлю!
За разговором пробежал день, наступило время ужина, вечерней службы и нового послушания – отец Александр должен был ночью печь просфоры для литургий. Он вообще много помогает на кухне, часто готовит еду – сказывается детский опыт помощи бабушке по хозяйству в Сычанском.
Ранним утром я уже был на тихвинском автовокзале – поездов до Петербурга в тот день не было, так что домой я возвращался на автобусе и с подарками: в сумке лежали монастырские мед, чай, творог, молоко и сметана. На дворе Рождественский пост – молочные продукты в монастыре запрещены, поэтому излишки раздаются тем, кто не постится.
На прощание отец Александр сказал: "Приезжай как-нибудь не по работе. Будем только рады".
Приеду. Спасибо!