Я увидел его в телевизоре — и глазам не поверил. Он ли это, мой старый товарищ Владимир Константинов, — переводит что-то вслед за испанским тренером «Торпедо»?!
Он!
Константинов — человек сочной биографии. Побывал пресс-атташе «Торпедо» и ЦСКА. Помогал с переводом десяткам иностранцев, приезжавшим играть в Россию. Если не сотням. Это Константинов вместе с Германом Ткаченко рулил самарскими «Крыльями» в лучший год жизни этого клуба.
Да и моим начальником в отделе футбола «СЭ» тоже был он, Владимир Константинов. О чем тоже вспоминаю с почтением. С каждым годом почтения все больше.
Новая работа — прекрасный повод выкроить с Владимиром пару часов между тренировками. Вспомнить все-все-все.
— Так как вы снова оказались в «Торпедо», Владимир Сергеевич?
— Очень просто. В «Торпедо» остались два ветерана, с которыми работал еще в 97-м. Один из них — легенда клуба Александр Капитонович Петров, администратор. Кажется, с ним уже был «Разговор по пятницам». Вот он и позвонил.
— Кто же легенда номер два?
— В то время его звали в команде Лесик. Алексей Борисович Завгородний. Прежде был прекрасным массажистом. Сейчас — физиотерапевт. Работает на уникальной аппаратуре.
А вспомнили обо мне, когда «Торпедо» подписало первого бразильца — Жажа. Сразу же звонок от Капитоныча: «Есть желание поработать в клубе?» Я размышлял недолго.
— Надо думать, не жалеете.
— Ни в коем случае. Работа интересная, живая. «Торпедо» в непростой ситуации. Прежде я в таких командах не трудился. В последние два месяца работа у меня была вялая. Пописывал в разные издания, в том числе зарубежные. Настолько интересно снова погрузиться в футбольный водоворот! Жизнь у меня сейчас живая, интересная. Общаюсь с молодыми. Старше меня в «Торпедо» только Капитоныч. Ему 72, мне — 63... То не знал, что делать со свободным временем, — а сейчас времени нет вообще. За два с лишним месяца в «Торпедо» всего два или три выходных.
— Выходные без права выключить телефон?
— Вот именно — обязан быть на связи! С иностранцами постоянно что-то происходит. Наш перуанец Йорди Рейна и бразилец Жажа сменили гостиницу на квартиры в «Москва-Сити». Едва ли не каждый день решаем какие-то бытовые вопросы. Есть в команде и еще один бразилец — Андре Фелипе, но он постарше, самостоятельнее.
— Самые необычные их приключения?
— В первый раз в жизни ехали на поезде!
— Ого. Это куда же?
— Выездная игра в Краснодаре. Добирались туда почти 20 часов. Представляете людей, которые впервые оказались в такой ситуации? Которые вообще не знали, что такое поезд?
— Гамма чувств.
— К концу путешествия устали, конечно. Почти сутки в поезде — любой устанет! Утомительно — но приятно. Я за ними наблюдал. То сидят, в окно смотрят. Разглядывают людей. Достают телефоны — снимают пейзажи, реки какие-то. Очень любознательные ребята.
— Самый странный вопрос, который услышали от иностранца за последнее время?
— Недавно возвращаемся на Казанский вокзал. Из Ростова-на-Дону. Бразилец Андре живет в гостинице. Его обычно отвозит клубный автобус. Говорю: «А я поеду на метро». Андре изумился: «Как это — на метро? Мы же только что там ехали...» «Нет, — отвечаю. — Теперь поеду под землей». Наскоро рассказал, что такое метро. Что у нас в Москве 200 станций. Но был крайне удивлен.
— Почему?
— Ладно бы привезли из фавел — но Андре-то! Поиграл в «Бордо», в киевском «Динамо», сам родом из Рио-де-Жанейро. Где, кстати, тоже есть метро. Смешное по нашим меркам, две линии. Может, он и не заглядывал туда. Но знать-то должен!
— Вы правы.
— Был еще один вопрос, который погрузил меня в долгие размышления. Но это давно.
— Ничего. Так что за вопрос?
— В 1996-м ЦСКА взял на просмотр украинского парня, Олега Пестрякова из «ЦСКА-Борисфена». Жил на базе с бразильцами Леонидасом и Самарони. Никто не знал, останется ли он в команде. Как-то подходит в выходной: «Сергеич! Скажи, где у вас в Москве можно цЕпочку купить?» С жирным ударением на «е». Я сначала не понял, что он имеет в виду! Ха! Цепочку!
— Помогли?
— «Я, — отвечаю, — не совсем по этому делу». Но кто-то из ребят быстро его проконсультировал. Вернулся на армейскую базу в Архангельском с цЕпочкой.
— Вы вспомнили Капитоныча. Уникальный дед — рассказывал мне недавно про торпедовского водителя из 80-х. Тот на автобус приделал гудок и фару от тепловоза. Если кто зазевается на дороге — врубал все спецэффекты разом...
— Протестую категорически! Какой же Капитоныч «дед»?! Его бодрости и оптимизму можно только позавидовать. Такой бы заряд всем нынешним торпедовцам!
Кстати, 25 лет назад у нас была традиция — после побед «Торпедо» своей компанией отправлялись в кафе «Орбита» на «Коломенской». Втроем — Капитоныч, я и Володя Енютин. Который когда-то работал лайнсменом в высшей лиге, а у нас в клубе стал видеооператором. Такая у нас была ячейка. Как только Капитоныч там появлялся — официанты уже знали, чем заполнять стол. Замечательное было время!
— Вы мне говорили — не так просто переводить нынешнего главного тренера «Торпедо».
— Каталонский диалект — большое испытание для переводчика с испанского, не говоря уже о португальском.
— У вас же португальский словно родной?
— Пришел в «Торпедо» я как переводчик с португальского языка. Потому что подписали бразильца. Потом появился второй бразилец — Андре Фелипе. С португальским у меня проблем никаких! Говорю давно и свободно. Закончил иняз имени Мориса Тореза, где португальский был первым языком. Изучение испанского было факультативным. Еще и футбол знаю хорошо. Но!
— Но?
— Первое для меня испытание — перуанец Йорди Рейна. Который говорит не столько по-испански, сколько по-перуански. Это не совсем испанский язык. Но ладно, кое-как привык. Если случаются затруднения — мне помогает Жажа, его друг. Тут новое испытание — приезжает тренерский штаб! Выясняется, что Жозеп Клотет и его помощник Берто Лладо родом из Каталонии. Говорят между собой по-каталонски.
— Такая разница с испанским?
— Я несколько раз был в Каталонии. Этот язык гораздо сложнее! Но когда речь идет о футболе — на 85 процентов я понимаю.
— Вы вернулись в большой футбол. Масса радостей — но что-то наверняка и мучительно. Что?
— Вот то, о чем я говорил, — нет свободного времени вообще. Ни на семью, ни на отдых, ни на дачную жизнь. Все. Больше минусов нет. Когда борешься за выживание — интереснее работать! Больше ответственность!
— Во время матча сидите на скамейке?
— Да. Такие нервы!
— Вам-то что?
— Тоже удивляюсь: почему настолько переживаю? Вроде столько лет в футболе! Но вот болел мой дядя за «Торпедо». У меня тоже все это в сердце осталось. Ощущение, что сто лет нахожусь в этой команде.
— Николай Писарев рассказывал прекрасную историю. Вот я даже выписал...
— Так-так.
— «Иванов подзывал массажиста Петрова, который до сих пор работает: «Капитоныч, иди на тот фланг, скажи Гришину...» — «Что сказать-то?» — «Что он *****!» Тот бежит, примирительно: «Ген, а, Ген?» Тот оборачивается: «Что?» — «Козьмич говорит, что ты *****» — «А ты ему скажи, что он...»
— Отличная история. Так к чему вы это?
— Вам всю брань со скамейки тоже приходится переводить?
— Нет. Я высказывания редактирую. Бывало, поначалу дергался, чтоб перевести дословно — но старшие товарищи удерживали на скамейке: «Ты сиди! Сейчас момент заиграется — будет совсем другая эмоция...»
— Еще недавно вы работали в агентстве Германа Ткаченко. Почему расстались?
— Наступили другие времена. В компании сокращение кадров. Расстались как друзья — и общаемся до сих пор. Буквально неделю назад Герман звонил. Интересовался, как у меня дела. Мы по жизни шли рядом с 99-го. Бронзовые «Крылья» — самое счастливое время в служебной жизни. Когда журналистская карьера закончилась, работал как фрилансер в иностранных изданиях, именно Ткаченко протянул мне руку. Почти десяток лет отработал в его компании.
— Казалось, вы больше друзья, чем сослуживцы. И вдруг — «сокращение кадров».
— Как сказать... Панибратских отношений у нас не было никогда. Я до сих пор говорю ему «вы». Хотя Герман Владимирович предлагал: «Давай на «ты»!» Никакого зла не держу. Времена наступили действительно непростые. Это не значит, что у компании плохи дела. Нет! Компания живет и даже процветает. Но там сейчас молодые ребята лет по 30-35.
— Момент, когда вас Ткаченко особенно удивил?
— Когда совсем молодым человеком стал президентом в «Крыльях». Это был новатор! Не знаю ни одного президента, который был бы настолько близок с футболистами. Герман знал организацию в английском футболе, испанском. Многое пытался перенять оттуда.
— Такие быстро банкротятся.
— Наверное. Но в «Крыльях» все получилось — обстановка была великолепная! Это не за счет денег!
— Игроки были роскошные.
— Да. Каряка, Тихонов, Анюков, Соуза, Мойзес, Короман... Закончили чемпионат на третьем месте. Осталась на память бронзовая медаль. Как раз Ткаченко создал ту атмосферу. Постоянные неформальные встречи — то в ресторанчиках, то на природе...
— Даже меня пригласили на одну такую. Я был поражен — среди футболистов спокойно прогуливался губернатор Титов.
— Совершенно верно! До того я видел совсем других президентов. Те держались от футболистов на расстоянии. Некоторые вообще не появлялись в команде. Герман после поражений и побед всегда был рядом. Кстати, нынешний президент «Торпедо» чем-то напоминает Германа молодого. Подход к команде у Ярослава Олеговича Савина примерно тот же.
— Самый интересный жизненный урок от Ткаченко?
— Мы долго «вели» Соузу. Наконец полетели за ним в Бразилию — выкупать. Подписывать все бумаги. Были втроем: Герман, Тарханов и я. Быстро договорились по финансовым условиям. Вечером на большом экране смотрим матч с участием Соузы — и внезапно Тарханов впечатлился левым защитником из другой команды. Этот парень как раз играл против Соузы. Александр Федорович указывает пальцем: «Хорошо бы взять этого защитничка!» Как вы думаете, что сделал Герман?
— Предложил Александру Федоровичу одуматься. Пока не поздно.
— Герман моментально организовал переход! Вместо одного бразильца мы возвращались с двумя!
— Кто ж это был?
— Леилтон. Он еще долго играл за «Крылья Советов». Здорово помог.
— Прекрасно помню этого парня.
— Сейчас тренирует юношей в родном городе — Салвадоре. Нельзя сказать, что здорово зарабатывает. Разошелся с женой Моникой.
— Женщина с именем Моника способна уполовинить счета бывшего супруга.
— Эта Моника — как конь с яйцами! Хорошо ее знаю! Как-то я прилетел на Кубок конфедераций, потом на чемпионат мира. Заезжал в гости. Уже тогда у них был разлад. Жили в разных местах. А сейчас разошлись окончательно, у каждого новая семья. Кажется, счастливы от этого. Я с ним на связи. Зарабатывает совсем немного...
— «Немного» — это сколько?
— Точно — не больше тысячи долларов. Моника часть недвижимости у него отжала. Но Леилтон остался таким же жизнерадостным!
— К слову — о жизнерадостности. Агент Сафонов рассказывал, как ваш друг Леилтон на Невском проспекте помочился в урну. Прямо на глазах у полиции.
— Что-то у меня сомнения, что это мог быть Леилтон...
— Не склонен писать в урны?
— Он приличный парень. Была история, похожая на ту, о которой вы рассказываете. Возвращаемся с «Крыльями» откуда-то с выезда, летели несколько часов. Подозреваю, ребята попили пивка в самолете. Возникла заминка с автобусом, который доставляет от самолета до здания аэровокзала. Не выдержал Катанья!
— Пописал на колесо самолета — как Ельцин?
— Хуже! На задней площадке автобуса!
— О боги.
— Причем народу вокруг было прилично. Все ржали, конечно. К Катанье вообще относились с юмором. Он парень добродушный. Вот той истории я был свидетелем!
— Не попали под струю, надеюсь?
— Слава богу, я оказался где-то впереди. Наблюдал издалека. Физиология есть физиология.
— Про Катанью и «физиологию» рассказывали другую историю: заскучал на долгой теории Гаджи Муслимовича. Расстегнул ширинку и начал это самое... В такт словам...
— Вот это приукрашено. До такого точно не доходило.
— Рад слышать.
— Что народ иногда терял внимание на теории Гаджиева — это правда. Сеансы случались длительные. А футболисты — они как дети! Пятнадцать минут еще держатся — потом начинают размышлять о своем. Засыпать никто не засыпал. Но бдительность теряли. Особенно иностранцы. Не привыкли к такому.
— Да и Гаджи Муслимович солирует довольно заунывно.
— При этом ни один из тренеров так не работал с игроками индивидуально, как Гаджиев!
— Это для меня новость.
— С иностранцами это очень эффективно! Так сидят 20 человек, идет теория. Мало что понимают. А вот индивидуальная беседа минут на 15 — совсем другое дело! А что касается Катаньи — вокруг него постоянно что-то происходило. Мог подпрыгнуть в самолете, показывая, как играет головой.
— И что?
— Расколотил лбом какую-то полку. «Крыльям» потом счет предъявили за эту пластмасску.
— Долгие теории Гаджиева вам приходилось просиживать рядом с иностранцами — и все эти речи переводить?
— Ну, не каждое слово... Смысл! В ряду передо мной собиралось три-четыре игрока. Один из них — чилиец Лобос, вратарь. Он испаноговорящий. Поэтому задавал больше всех вопросов.
— Самые убедительные установки на вашей памяти?
— Вы удивитесь — у нынешнего тренера «Торпедо» Жозепа Клотета. Немногословно, четко. Каждое слово продумано. Настолько убедительно, что мне кажется, я даже в мимике меняюсь, переводя все это. Длятся 10-15 минут, не больше.
— У кого из иностранцев, с которыми работали, нынче дела плохи?
— Не совсем реализовался Карлос. Помните, был в «Торпедо» такой? Карлос Алберту. Хотел стать тренером — не получилось. Сейчас работает вахтером.
— Вот это поворот.
— К тому же очень крепко ушел в религию. Я б не сказал, что ему плохо живется — но не процветает. В отличие от тех, кто в России много заработал и сейчас живет спокойно. С этим Карлосом байка связана! Которые вы с Сашей Кружковым любите.
— Я люблю больше.
— Тогда рассказываю — играли мы в Интертото. Проиграли «Осеру» на выезде. Обидно! Команда у нас была неплохая — и вдруг 0:3. Через две недели ответный матч. На старом добром стадионе «Торпедо». Ведем в счете 3:1!
— Как я мог забыть такую драму.
— Несколько минут до конца — Карлос забивает четвертый гол!
— Вот это да.
— Начинает выдавать у чужих ворот то ли самбу, то ли ламбаду. Пляшет, забыв обо всем. До нас на скамейке доходит: Карлос решил, что все, мы проходим дальше. Про выездной гол даже не слышал! Никто ему не объяснил! Кто мог подумать, что мы 0:3 превратим в 4:1?! Ребята его дергают: «Ты что, дурак? Живо на свою половину!» Схватили, тащат к центру. А он упирается, желает дотанцевать, отказывается понимать...
— В том составе «Торпедо» был еще яркий иностранец — Эгуавон. Помните его?
— Еще б не помнить — я же был первым его переводчиком еще в ЦСКА! В той команде «моими» были Самарони, Леонидас и Эгуавон.
— До сих пор помню фотографию в «СЭ» — стоит Эгуавон в царской шубе...
— Заводит свои «Жигули»? «Семерку», по-моему?
— Верно! Вы тоже помните?
— Я еще помню, как он доставал длиннющие провода, чтоб от кого-то «прикурить». Жил в Митине. Он молодец, мужик самодостаточный. Есть иностранцы, которые без переводчика «колу» купить не могут. А кто-то — все сам. Вот Августин был такой.
— Если темнокожий выжил в том Митине — действительно, самодостаточный.
— Это сейчас наши иностранцы живут в «Москва-Сити». А тогда — Митино! Причем такой станции метро еще не существовало. Вырыли позже лет на десять. А «Жигули» Эгуавону дали не сразу. До этого научили пользоваться автобусом.
— Наш рассказ все интереснее.
— Однажды ехал на тренировку в праздничный день. Стоит на задней площадке. Раннее утро. Рядом примостился какой-то алкаш. Внимательно осмотрел Эгуавона, достал из-за пазухи четвертинку, раскачал и засосал, что называется.
— Милое дело.
— Так Эгуавон явился на тренировку как в воду опущенный!
— Расчувствовался?
— Говорит мне: «Этот человек умрет! Его, возможно, сейчас уже нет в живых!» Я задумался. Потом произнес: «Стоп. Почему умрет?» — «Холодно, мороз — а он выпил целую бутылку один!» Августин решил, что все. Акт суицида.
— Вот чистая душа.
— «Не переживай, — отвечаю. — У нас такие истории случаются».
— Валентин Козьмич, придя в «Торпедо-Лужники», Эгуавона не воспринял. Отправил восвояси.
— В ЦСКА Эгуавон нам здорово помог. Это был человек, игравший на чемпионате мира. К нему футболисты относились с огромным уважением. Доктор Прояев восхищался: «Ты посмотри, какие у него рельефные мышцы — скульптуру можно лепить!» Но Эгуавон был подвержен травмам — вот поэтому Козьмич его и недолюбливал.
— Вспоминаю Козьмича — и сразу всплывает история: долго уговаривал президента клуба Юрия Белоуса купить какого-то футболиста. Наконец уломал, купили. Поехали в Ярославль — Козьмич его весь матч продержал на лавке. На обратном пути Белоус подсаживается к Иванову в автобусе: «Валентин Козьмич, как же так? Почему не выпустили?» Иванов хлопнул себя по лбу: «Забыл!»
— Прекрасная история!
— Теперь смешная история про Иванова от вас.
— Самая смешная история касалась меня.
— Тем лучше, Владимир Сергеевич.
— Со времен моей работы в ТАСС, 80-х, сохранилась компания. До сих пор играем в футбол в Лужниках! Там и популярные ныне спортивные журналисты Константин Клещев с Виктором Гусевым появляются, арбитры ФИФА Сергей Зуев и Алексей Николаев...
— Как здорово.
— Кого-то уже нет в живых, приходят молодые. Но костяк сохраняется. Вот летом 98-го я работал в «Торпедо» и играть с ребятами мог довольно редко. А мои приятели в субботу наигрались, идут на третий тайм. Пить пиво. Они шагают мимо большого поля — а у «Торпедо» как раз заканчивается тренировка. Семен Уманский, царство ему небесное, Козьмича знал тысячу лет. Еще со времен ФШМ. Кричит Иванову: «Слушай, Козьмич, отпусти переводчика! Что у вас осталось-то — 15 минут! А он пива с нами попьет...»
— Что Козьмич?
— Козьмич меня убил ответом!
— Так-так.
— Расставил руки: «Семен! Как я могу отпустить из команды человека, который лучше всех бьет штрафные?!» Совсем не скромная история, зато, ей-богу, правда.
— Это великолепно.
— Это мне польстило! Видно, я бил по воротам и пару раз попал...
— Однажды вы мне рассказывали историю — как Леонидас пересчитывал деньги, закрывшись на восемь замков.
— Это я помню хорошо. Замков было чуть меньше — но в целом все соответствует.
— Так пусть теперь узнает об этом вся читающая Россия.
— День первой зарплаты в ЦСКА. У Леонидаса оклад 15 тысяч долларов, у Самарони — 6. Платили у нас налом, как и везде. Бухгалтер приезжал на базу в Архангельское, вызывал ребят.
— Вы ходили с ними — как переводчик?
— Ну да. Первым зашел Самарони. Получил, пересчитал. Вторым заглядывает Леонидас. Ему вручают пачку долларов: «Пересчитайте!» Леонидас отстранился, расширил глаза: «Что вы, что вы! Доверяю! Вы в моем сердце!»
— Как формулирует, а.
— Потом заходим в комнату, Леонидас закрывается на все замки — и начинает пересчитывать бумажку за бумажкой! Потом снова! Пересчитывал несколько раз. Это я видел. Слово даю.
— Прекрасный человек.
— Кстати, замечательный парень. Футболист хорошего уровня. Самарони и Леонидас по большому счету первые бразильцы в России. Те трое, которые приехали до этого к Борману в Нижний, были уж совсем пляжные. Не представляю, кто их привез.
— А ваших двоих кто?
— Очень любопытная личность. Был такой агент — Адик Зильберт...
— Встречал я одного Зильберта. Но тот, кажется, не Адик.
— Знаю, о ком вы. Позже я понял — этот Адик занимался не только футболистами. Отправлял в Бразилию вертолеты, что угодно еще. Главное было что-то продать. Вот привез этих двоих. Самарони — игрок средненький. Зато универсальный. Поэтому и задержался в России надолго. Все понимали: выше головы не прыгнет. Зато трудяга самый настоящий. Быстро выучил русский язык. Во всех командах его любили. Из всех бразильцев, наверное, мой ближайший друг. Переписываемся каждый день!
— Надо же.
— В ЦСКА тогда была душевная компания: Самарони, Валера Минько, Дима Хохлов, Женя Бушманов, Дима Тяпушкин, Денис Машкарин... Здорово проводили время вместе после матчей. А Леонидас — нет! Он совсем другой!
— Какой?
— Самарони был довольно зрелый. А Леонидас приехал — ему 19 лет! Вроде бы из хорошего бразильского клуба — «Коринтианс», но это была первая его поездка за рубеж. Хорошо еще приехали летом, у нас более-менее тепло. Но все равно сидели на базе в Архангельском, почему-то обсуждали сталинские времена...
— Что-что?
— Где-то вычитали про «сталинские времена». Боялись! Леонидасу было адаптироваться гораздо сложнее. Ко всему прочему привез то ли невесту, то ли жену. А ей лет 16!
— Господи.
— Совсем девчонка. Наверное, еще и поэтому у него не совсем получилось. К сожалению, я потерял его контакт. Первое время после отъезда еще общались. Никто подсказать не может. Леонидас в футболе не реализовался. Вернулся домой, чуть-чуть поиграл — и закончил. Говорили — держал стадо бычков.
— Вот это бизнес.
— В Бразилии считается — это хороший бизнес! Просто замечательное вложение! Как у нас футболисты вкладываются в квартиры — там в бычков. Стадо размножается, доход растет. Рад буду с ним пообщаться. Леонидас для меня как сын был!
— Казалось, невероятно талантливый парень.
— Не то слово. С хорошим ударом, техникой. Ленивый — как многие бразильцы. С Леонидасом связан очень прикольный момент. Зная вас, думаю, заинтересуетесь.
— Уже заинтригован.
— Играем мы в Нижнем Новгороде. Чуть ли не первый выездной матч с бразильцами в составе. Играют и Леонидас, и Самарони. Выигрываем 3:1. Самый конец матча, минута 84-я. Вижу: на дальней бровке Леонидаса сбивают! Причем серьезно — я вздрогнул!
— Сломали?
— Издалека не разглядеть. Рванули туда врач с массажистом. Я следом. Резервный судья хватает за рукав: «Тебе нельзя!» — «Иностранец! Как они разберутся без меня?» — «Ну, беги...» Я почесал через все поле. Ужасно переживаю. Думаю: вот молодой парень, только приехал, забил гол — а его покалечили...
— Несчастье какое.
— Судья подошел, я тоже склонился: «Леонидас, как?» Тот чуть приподнял голову, на секунду забыл про гримасу боли — и мне подмигивает!
— Вот это герой.
— Потом отворачивается и снова начинает стонать на все лады. Вот это меня сразило. Какой, думаю, смышленый мальчик. 19 лет — а уже знает, как время тянуть. Шепчу врачам: «Давайте подольше».
— К Луческу в Греции приставили переводчика, который все испортил первой же фразой. Представил Мирчу журналистам: «Мистер Чаушеску». Тот вскочил, побагровел, заорал. Ваши яркие проколы?
— Про проколы ничего сказать не могу. Может, и были. Помню самый большой комплимент в жизни. Но меня смущает, что я будто хвалюсь...
— Никто не посмеет даже мысль такую допустить, Владимир Сергеевич.
— Этот комплимент мне сделал президент Бразилии!
— Я взволнован.
— Это было еще до ЦСКА и «Торпедо». Я работал в министерстве финансов. Как раз в ту пору приезжали советники Международного валютного фонда из Бразилии. Учили, как нам организовать казначейство в России. Прежде казначейства не существовало. Я два-три года переводил на разном уровне. Вот однажды с министром финансов Андреем Вавиловым и начальником казначейства Александром Смирновым полетел на переговоры в Бразилию. Провели там около недели. Нас принимал президент Бразилии Фернанду Энрике Кардозу. Переговоры прошли, дальше фуршет. Вдруг президент отзывает меня в сторону. Произносит фразу, после которой я понял — ради этого стоило жить!
— Что за фраза?
— «Владимир, а где вы так научились русскому?»
— Принял за бразильца?
— В том-то и дело! Можно придумать комплимент лучше?
— Горлукович в Германии прогнал учителя. Произнес: «Я каждый вечер буду в пивную ходить — там язык и выучу».
— Это прекрасный совет. У меня была примерно та же ситуация.
— Я в вас не ошибся.
— На первом курсе иняза, в 1976-м, нам прислали преподавателя-португальца. Это был обмен между коммунистическими партиями. Начал нас учить — и через две недели мы вообще перестали что-либо понимать по-португальски! Испарилось даже то, что знали!
— По-русски он не говорил?
— Ни слова не знал. Вот представьте картинку: сидит группа, 10 человек. Португалец, как в школе, рисует на доске рыбку. Указывает пальцем: «Peixe!» Мы грустно записываем. Дело едва идет. За два месяца почти не продвинулись. Потом он додумался до интересного. Вкрадчиво сообщает: «Я слышал, где-то в Парке культуры есть «Пльзень»... Не сходить ли нам попить пивка?»
— Еще как сходить.
— Разумеется! После этого похода мы раскрепостились — и дело двинулось! Вот то же самое сейчас происходит с иностранцами в «Торпедо».
— Раскрепощаете в «Пльзене»?
— Нет. Жажа — самый молодой бразилец из наших. Ему все в Москве интересно! Это его первая поездка за рубеж. Никаких языков не знал. Так что получилось? Он в «Торпедо» два месяца — но говорит по-русски гораздо лучше, чем другие иностранцы. Любознательность творит чудеса.
— Самое большое испытание в смысле языкознания, которое случалось в вашей жизни?
— Я не вспомню. Но волнуюсь до сих пор перед каждой установкой на игру! У меня характер такой. Вроде с тренером уже в хороших отношениях, он хорошо говорит по-английски, работал в Британии. Знает еще четыре языка. Но я все равно волнуюсь.
— Когда-то вам и другому журналисту «СЭ» поручили коллегу-француза. Приехавшего писать репортаж из морозной Москвы. Так вы его напоили до беспамятства, накормили какими-то беляшами — и футбол француз пропустил. Репортаж не отправил.
— Все было не так.
— А как?
— Это был корреспондент французской L'Equipe. Опытный журналист. Действительно, приехал в Москву писать репортаж с матча Лиги чемпионов «Спартак» — «Лион». Помню, холод был зверский. Начало марта. Костя Клещев привез француза в редакцию «Спорт-Экспресса». Перепоручил его мне и Грише Потапову. Мы и решили: ну и как быть в такую холодину? Повели его в гастроном рядом с Тишинской площадью!
— Это решение трезвое.
— С этого все началось. Выпили. Смотрим на часы — пора бы и в Лужники. По дороге француз понял, что холод становится нестерпимым. Зуб на зуб не попадает. Добавили!
— Чем дело закончилось?
— Репортаж за француза дописывал обозреватель «СЭ» Саша Просветов. Спокойно и профессионально справился. Хоть присутствовал в нашей компании и тосты не пропускал. Французским Саша владеет не хуже, чем любой автор L'Equipe. Сам гость был не в состоянии. Так что скандала не случилось.
— За Тинто Брасса «Калигулу» тоже доснимал какой-то режиссер из «Пентхауса» — и ничего. Отличное кино вышло.
— Вот видите?
— Начавший тренировать самостоятельно Александр Тарханов с репортерами не ладил. Отвечал или зло, или насмешливо. Но вдруг все изменилось. Говорили, вы провели разъяснительную работу...
— Это преувеличение. Естественно, я подсказывал — большого опыта общения с журналистами у Тарханова не было. О Федоровиче воспоминания самые теплые! Очень добрый. Интересный. Умный. Хотя кажется довольно простым. У него сложное детство — он 11-й ребенок в семье...
— Отцу было за 80, когда он родился.
— Да! Мне нравилось, что он тепло относится к бразильцам. Обожает этот футбол. Это Тарханов придумал — я больше ни в одной команде не встречал, — чтоб на тренировке работали подспущенными мячами...
— Это для чего?
— Чтоб голеностоп лучше работал!
— Для меня новость.
— Говорит, в Бразилии подсмотрел. Там профессиональные игроки специально выходят на пляж, играют мячами, которые не совсем накачаны. Совсем другая работа голеностопов.
— После каждого поражения Александру Федоровичу казалось: продали.
— Да нет, мании не было. Время от времени задумывался вслух, но далеко не после каждого поражения. Все от переживаний, пропускал через себя! Я видел тренеров, у которых мат-перемат на тренировках. Просто не воспринимаю! Не могу слышать!
— У Тарханова не так?
— Никогда у Тарханова матерщины не было. Ни разу не унижал при мне футболиста, не стирал в порошок. Хотя он из простой семьи, способен найти слова. Я вам историю могу рассказать!
— Истории — моя слабость.
— Я же присутствовал при смене власти в «Торпедо-Лужниках». Когда убрали Тарханова — и ставили Иванова. С его штабом. Но были люди, которые остались. Козьмич, царство ему небесное, выражений не выбирал. Выдавал с бровки по полной, выражения самые отборные. Так весь штаб, который при Тарханове не позволил бы себе матерного слова, с первого же матча Козьмича начал ругаться словно сапожники!
— Поразительно.
— Меня это тоже поразило. Вроде тот же самый человек...
— Козьмич выбегал к бровке и специально, чтоб слышали работяги на трибунах, кричал футболисту Булатову: «Ты шесть тысяч долларов получаешь — а подкатиться не можешь?!»
— Да. Верю. Этот психологический прием — в его духе. Козьмич мог по делу, не по делу... Любил «диагональки». Чтоб подальше от своих ворот.
— Кто у него был чемпионом по критике — как Карпин у Романцева?
— Женька Бушманов. Я могу объяснить почему.
— Почему?
— Козьмич пришел — и начал ставить игру попроще. Ты ничего не выдумывай в защите — просто грузи мячик подальше, и никакого риска. Но в команде оставались Женя Бушманов, Андрей Гашкин, тот же Витя Булатов, которые знали толк в техничной игре. У них в голове не укладывалось, что можно куда-то «отгрузить». При любой ситуации! Вот поэтому Бушманов Козьмича раздражал своими повадками, стремлением сохранить мяч. Брани получал по полной. Но сами ребята Женю безумно уважали.
— С вами в том «Торпедо» расстались как-то странно.
— Это правда. Я говорил — в 98-м с Ивановым пришел новый штаб. Ко мне претензий не было никаких, но я понял, что на иностранцев рассчитывали все меньше и меньше. В какой-то момент их в «Торпедо» почти не осталось. А дальше произошла та самая сцена.
— Какая?
— Команда уезжала куда-то на выезд. Я приехал с вещами, сел в автобус... Или не успел даже сесть? А, точно — не успел! Главный тренер отправил ко мне своего помощника Валеру Петракова: «Скажи, что переводчик с нами не едет». Ну, не едет и не едет.
— Обидно.
— Мне сказали — я ушел. Потом выяснилось, что не просто «не еду», а со мной потихонечку решили расстаться. Что Бог ни делает — к лучшему!
— Что ж тут хорошего?
— Я выяснил, какой хороший у меня друг.
— Это кто же?
— Володя Енютин, тогдашний видеооператор «Торпедо» и бывший судья, все это наблюдал из окна автобуса. Так из солидарности со мной вышел: «Если Володька не едет — я тоже остаюсь». Вместе со мной ушел из клуба!
— Для бывшего судьи удивительные душевные качества.
— Ха! Не судья, а лайнсмен. Он из-за этого настрадался. Судейство оставалось далеко в прошлом, в ЦСКА у Тарханова работал видеооператором. Но судейское прошлое ему постоянно припоминали! Думали: ага, бывший арбитр. Наверное, держат, чтоб оказывать давление...
— Ничего подобного?
— Даже близко не было! Володе психологически было нелегко. Работает с камерой, нарезает какие-то куски — а на него отовсюду косо смотрят. При этом человек потрясающий. Жили на выезде с ним в одном номере. Но тогда он меня поразил — вот это проявление дружбы!
— После гола издалека в ворота киевского «Динамо» Садырин вручил Желудкову подарок от себя лично — полотенце сборной Италии, чемпионов мира. На вашей памяти — подарки внутри команды?
— «Ниву-Шевроле» производили в Тольятти, совсем рядом с Самарой. Поэтому в качестве поощрения Соузе после какого-то матча предоставили такой автомобиль. Серенькую «Ниву».
— Неужели ездил?
— Ездил и радовался! До этого у него в России вообще автомобиля не было. Или клубный автобус, или такси. 50 рублей — в любой конец Самары.
— Джереми Кларксон про «Жигули» отзывался довольно едко. Что Соуза говорил про «Ниву»?
— Привык он к другому, в Бразилии у него какой-то джип. В своем городе Натал он фигура заметная. А в Самаре — почему бы нет? Вообще в смысле человеческих качеств для меня Соуза на твердом втором месте.
— Кто первый?
— Самарони. Соуза — умненький, замечательный парень. Живет с большой бедой. У него родилась дочка-инвалид, она до сих пор в кресле. Но как же он заботился! Все готов отдать ради нее!
— Ужасная история.
— Соуза даже купил клинику где-то неподалеку от дома. Чтоб уход был постоянный.
— Невероятно.
— Когда летаю в Бразилию, всегда старюсь к нему заехать. Живется Соузе несладко. У него есть сын, который абсолютно здоров, играет в футбол. Тоже отличный парень. Вот вы же любите байки?
— Вы видите меня насквозь, Владимир Сергеевич.
— У меня есть про Соузу! Как-то выходной в «Крыльях», я предложил: «Соуза, давай съездим на пикник?» В Самаре это делалось легко: берешь моторочку — и на другой берег Волги. Там народу не так много, нет никаких набережных. Просто прибрежный пейзажик. «Давай?» — «Давай!» Он с женой, я с женой. Взяли шашлык, картошечку, соленые огурчики. Соуза меня поразил!
— Чем?
— Жена в изумительном платье — будто собралась на бал. Взяли какую-то чудесную плетеную корзинку, в ней две бутылки шампанского. Тонкие бокалы. Моторочка нас отвезла, оставила и ушла. День провели прекрасно! Купались, загорали, начали с шампанского — а закончили... водочкой. Как у нас, русских, положено.
— Соуза принял правила игры?
— Долго отказывался, но потом... Как откажешь?
— Прямо «Осенний марафон». Надеюсь, продолжение не как в кино.
— На следующий день встречаемся. Говорю: «Как самочувствие?» — «Знаешь, вчера все было нормально. Супер! Понравилось и жене, и мне. Но вот сегодня состояние не очень...» — «Что не так?» — «Мне кажется, всему виной соленый огурец, которым закусывали...»
— Серьезно?
— Да! Решил, что его ведет, голова раскалывается из-за огурца!
— Кстати, про «Шевроле-Ниву». Вам в «Крыльях» вроде подарили такую же. Проездили на ней немыслимое количество лет.
— Да, отъездил прилично... Несколько раз мотался на ней из Москвы в Самару и обратно. Мне машина нравилась! Это был подарок не от клуба — а лично от Ткаченко, Гаджиева и Саши Федосеева, тогдашнего генерального директора. Они скинулись, когда мне исполнялось 45. Было невероятно приятно. Не ожидал! Даже как-то умудрились поставить московские номера, оформить на меня. Прихожу на базу — «Нива» стоит!
— Выпить бразильцы могли. А курящие попадались?
— Ни одного. В ЦСКА игроки даже в перерыве могли закрыться в душе, сделать пару затяжек. Но это точно не бразильцы. Те-то вообще не переносят табачный дым.
— Даже так?
— Вот заложено в них неприятие. Зайдут в помещение, где курили, — сразу морщатся: «Почему в России столько курят?!» Зато в Португалии курят не меньше нашего, причем табак омерзительного качества!
— Знаю, еще икру бразильцы не признают.
— Да, с подозрением относятся. Зовут «рыбьи яйца». Они к таким деликатесам не приучены. Как дети! Им же даешь икру — они не понимают, вкусно это или нет... Еду в Бразилию — икру с собой никогда не везу. Не оценят. Лучше уж шампанское.
— И огурцы. Душа какого иностранца для вас так и осталась потемками?
— Мойзеса. Которого взяли из «Спартака». Отношения с ним были хорошие — но это парень крайне закрытый. Себе на уме. В Самаре начались вдруг проблемы с деньгами. Мойзес повел себя странно. Не хотел играть — и начал придумывать истории...
— Какие?
— Что у него больная мама — и ему надо срочно отлучиться в Бразилию. Мама действительно была нездорова — но не до такой степени, чтоб срочно улетать. То хотел играть, то нет...
— Где он сейчас?
— Тренирует в Португалии. Поздравляет меня с днем рождения. Вообще половина тех бразильцев с которыми работал, начинают разговор так: «Владимир, найди какую-нибудь работу! Тренером, агентом, кем угодно. Давай с тобой вместе продадим какого-нибудь игрока, я найду хорошего...»
— Что ж вы мнетесь?
— Я вообще не по этому делу!
— Последний, кто проявился на эту тему?
— Наверное, Рони. Помните такого?
— Что-то знакомое.
— Рони поиграл в «Рубине», у нас в «Крыльях». Сейчас он серьезный агент в Бразилии. Живет в Белу-Оризонте. Как-то заезжал к нему — он такой важный: «Я большой агент. Если нужны какие-то игроки — я помогу...» В последний раз повторил это полгода назад.
— Бразильцы сторонятся табака — зато в смысле татуировок большие выдумщики.
— Ну уж не ярче наших! Меня поразила история Рыжикова. Рассказывал, как подошел к нему Шаронов: «Ты что как колхозник? Вообще ни одной татуировки!» Пошел и набил что-то. А Рыжикову шло к сорока.
У бразильцев-то все крутится вокруг религии — кто крест набьет, кто цитату из Библии. У кого-то была статуя Христа в Рио-де-Жанейро. Но у каждого что-то было нарисовано, это правда. У того же Жажа все ноги и грудь в татуировках. Последнюю уже здесь, в Москве, набил.
— В «Локомотиве» времен Обиоры переводчиков будили среди ночи. Решать проблемы самого разного свойства. То соседей зальют, то попадут в милицию. Вас тоже будили?
— Было — и до сих пор случается! Как-то в Самаре среди ночи звонок. Часа в три. Обычная история: «Меня остановила ваша дорожная полиция, говорят, что я с запахом». Иногда приходилось выезжать. Но ребята быстро осваивались — 100 долларов решали этот вопрос. Мне уже не приходилось бросать жену среди ночи. Вот соседей не заливали ни разу. Бог миловал. Но вопросы приходится решать самые разные!
В эту секунду раздается звонок — и Константинов тремя предложениями решает какой-то вопрос. Переходя с одного языка на другой.
— Вот! — подытоживает с торжеством. — Я же говорил — проблемы могут быть какие угодно!
— Что случилось?
— Жажа увидел на витрине бутсы — и влюбился в них с первого взгляда. Нужно подобрать размер.
— По вечеринкам с футболистами приходилось ходить?
— Доводилось. Но вечеринки — это не то, к чему я привык. Места для молодежи, а я уже зрелый... Да и вообще — человек других ценностей! Я что, танцевать там буду? С другой стороны — что еще делать в ночном клубе?
— Ассистировать в переговорах с девчатами приходилось — как одному спартаковскому переводчику?
— В разных командах — свои схемы! Это не обязательно делает переводчик. Есть другие ребята. Как правило, в этом смысле иностранцы адаптируются очень быстро. Особенно молодые бразильцы. Моментально понимают, как все делается. А сейчас вообще проще простого.
— Что изменилось?
— Есть тысяча приложений в телефоне. Вот сегодня мой подопечный захотел поздравить одну даму. Не подумайте лишнего — проходил медосмотр, чем-то она ему помогла. Или просто была ему симпатична. Быстренько скачал приложение — и отослал ей букет роз. Это здорово упрощает жизнь!
— Вам, переводчику, в первую очередь.
— Вот это точно...
— В милицию ваши подопечные хоть раз попадали?
— Был у меня случай с Соузой. Когда уезжал из России насовсем. Его взяли то ли на паспортном контроле, то ли на таможне...
— С чем?
— Вез с собой тысяч пятьдесят долларов наликом. Даже не знаю, почему не перевел. Может, ему наличные нужны были? Это произошло, когда мы уже распрощались, Соуза прошел в зону, куда провожающим хода нет. Потом мне написал. Как-то этот вопрос решился без моего участия. Наверное, кто-то из клуба помог. По-моему, часть суммы у него отобрали. Что-то около трети.
— Вадим Евсеев назвал Коромана из ваших «Крыльев» «самым подлым футболистом».
— Вот никак бы его подлым не назвал!
— Странно.
— Мне всегда казалось — неплохой парень. В памяти остался как правильный и веселый человек. Чувство юмора замечательное. Тоже поддерживаем отношения. Сразу вспоминается случай: сборная Сербии играет черт знает где с бразильцами. Я приезжаю от газеты, надо сделать интервью. Сербы крупно проиграли — и угрюмо проходят мимо. Один, другой, третий... Не помню, играл ли Короман, — но мы встретились глазами. Улыбнулся — не виделись несколько лет! Без всякого жеманства остановился. Ответил на все вопросы.
— Сейчас чем занят?
— У него и бизнес, и агентские дела. К России относится отлично, как и все сербы. Было 15-летие бронзы «Крыльев». Так Короман прилетел с большой радостью!
— Я знаю миллион историй на тему «местные против приезжих». В «Анжи» когда-то дагестанские ребята едва не устроили «темную» здоровенному негру Модесту Фомэну — за то, что непочтительно поговорил с женщиной на базе. Валерий Карпин зашел в перерыве матча в раздевалку своего «Спартака» — а там русскоязычные дерутся с иностранцами. Вы видели что-то похожее?
— До такого не доходило. Но часто нашим казалось, что иностранцы работают спустя рукава. Не добегают. Довольно часто в раздевалке случались разговоры на повышенных тонах, задирали друг друга. А мне-то переводить приходилось весь этот крик!
— Самый яркий конфликт?
— Полыхнуло между Гаджиевым и Рони. Но там до рукоприкладства не дошло.
— Вы про Махача Гаджиева?
— Да нет! Гаджи Муслимович, тренер!
— Вот это да.
— Муслимович выпустил его на замену во втором тайме, а тот как-то вяло вышел. Отбывал номер. Гаджиев это дело очень не любил. Ну и правильно! Штрафовал тех игроков, которые стоят в «стенке» и отворачиваются перед мячом.
— Так что было с Рони?
— Заменил обратно минут через пятнадцать. Тот какой-то неприглядный жест показал в адрес Гаджиева. Так Муслимыч ему потом в раздевалке устроил такой... Мало не покажется! Весьма жестко!
— Не ожидал.
— Да никто не ожидал — Муслимыч с виду такой интеллигентный человек! Все думали, у него другие методы! Из тех тренеров, которые матерные слова не употребляют. Закончилось дело тем, что Рони перед следующей игрой попросил прощения перед всей командой. Муслимович настоял: «Я тебе не мальчик!»
— Говорили, Андрей Тихонов недолюбливал иностранцев.
— Я слышал про это.
— Что-то в этом есть?
— Есть. Кстати, я его прекрасно понимаю. Ты приехал в чужую страну — так доказывай, что лучше остальных! А иностранцы часто мало чем отличались. Андрюха, который не переносил несправедливость в любой форме, мог сцепиться с таким легионером.
— Самый яркий случай?
— Было с Патриком Овие. Но расстались, как ни странно, друзьями. Патрик — умненький парень. Забавный. Время от времени в «Крыльях» задерживали зарплату. Как обычно бывает — кормили обещаниями. Мол, не волнуйся, завтра тебе все переведут. Послезавтра — уж наверняка. Патрик восклицал: «No! I want to smell it now!» («Нет! Я хочу ощутить их запах прямо сейчас», англ. — Прим. «СЭ»).
— В смысле?
— Продолжал: «Когда дают пачку долларов — мне хочется вдыхать ее свежий запах...»
— В тульский «Арсенал» взяли возрастного черногорца Младена Кашчелана. Внезапно выяснилось — профессионал запредельного уровня. Привез с собой какие-то жгуты, ролики, систему диет. Вас таким кто-то удивлял?
— Соуза.
— Что привез?
— Личного физиотерапевта из Бразилии!
— Вот это я понимаю — размах.
— Все согласовал с клубом. Если не ошибаюсь — этому парню «Крылья» даже платили зарплату. А может, сам Соуза отстегивал. Причем гражданин оказался не от мира сего. В марте прилетел в Самару во вьетнамках. А у нас минус! Ребята несколько напряглись: это что за звездные фокусы? Кто-то посмеивался. А потом оказалось — действительно, здорово помогает Соузе. Знает его тело и вообще состояние. Сто лет с ним работал.
— Я и не думал, что Соуза настолько интересный. Жаль, не сделали интервью.
— Я понял, насколько он интересный, с первого выезда.
— Что было?
— Садимся в самолет, Соуза рядом со мной. Вдруг бледнеет: «Я не могу! Боюсь, боюсь!» Мне показалось это забавным — дотронулся до его руки. А та мертвецки холодная! В поту!
— Такой же — Кержаков. Владимир Бут.
— Долетели благополучно — и уже там, дожидаясь трапа, Соуза рассказал: в Бразилии с командой горел в самолете. Было пламя! Все уцелели, сползли по надувными трапам. «Но вот тогда я понял, насколько это реально и страшно...»
— В ваших клубах таких приключений не было?
— Самое большое приключение — Тарханов прямо во время посадки в Жуковском попросился в кабину к пилотам. Это запрещено, но его пустили. Все-таки чартер.
— Про Игоря Денисова в «Локомотиве» говорили: «За два года не пропустил ни одной тренировки». Из ваших кто особенно близок к таким показателям?
— Только один — Самарони. У него что-то болит — все равно пойдет тренироваться. В России сменил девять кубов — везде был образец профессионализма. До мозга костей.
— На память ваши иностранцы что-то оставляли?
— По-настоящему дорогой подарок получил только на днях — торпедовские латиноамериканцы вручили мне новый айфон взамен устаревшего. Игорь Лебеденко и Егор Бабурин снабдили фирменными черно-белыми кроссовками — тоже очень приятно. А до этого дарили в основном футболки. Все сохранил!
— Много?
— Целая сумка. Причем дарили не только иностранцы. Началось все с футболки Димы Хохлова. Который в середине 90-х играл в ЦСКА еще под номером 2. На мое 45-летие Андрей Тихонов вручил свою игровую, самарскую. Остались от Самарони, Соузы, Лобоса...
— Никто у вас эту сумку не выпросил?
— В Самаре есть известный коллекционер. Он бизнесмен, готов отдать любые деньги. Его коллекция регулярно выставляется на «Самара-Арене». Несколько лет меня изводит: «Сколько просишь? Назови цену!» Ведь там есть уникальные.
— Это какие же?
— С финала Кубка против «Терека»! Помните тот матч?
— Еще бы.
— Соуза отдал мне свою футболку. Поперек груди написано «СОК». Был такой спонсор у «Крыльев».
— Вот эту точно не отдавайте.
— Я и другие не отдам!
— Не осуждаю.
— Говорю: «Знаете, они мне так дороги, что не продам точно. Вот когда меня не станет — завещаю эти футболки вам. Можете с ними делать что угодно...» Там есть и футболка Каряки из «Бенфики»!"
— Ох.
— Я тогда работал с Германом. Ездили подписывать контракт Каряки в «Бенфике». Первая же футболка с его фамилией досталась мне — набили прямо в клубном магазине.
Удивительную футболку я просто держал в руках.
— Это что ж было?
— Мы были с Ткаченко в Бразилии. После матча сам Роналдинью заглянуть не смог, но прислал свою футболку, в которой только что играл, — это для Бразилии самый широкий жест, который только можно представить. Тот, кто принес, протянул с блаженством: «Чувствуете? Она еще вся в поту! Мокрая, не высохла!» Просто шик.
— Ну и кому она досталась?
— То ли это был подарок Герману, то ли бразильскому агенту, который нас принимал.
— Вы вспомнили матч с «Тереком». Это история особенная.
— Единственный матч в моей жизни, когда в раздевалке я видел слезы футболистов. Плакали Соуза с Мойзесом, наши ребята. Много чего люди говорили про этот матч — но было страшно обидно! Настолько, что даже я едва сдержал слезы. Игра-то была наша.
— У «Терека» прошла одна толковая атака за матч — и Федьков забил на 90-й.
— Да. Совершенно верно. До этого Мойзес выпрыгивает, дотягивается головой — мяч отскакивает от перекладины. До сих пор момент перед глазами.
— Вот интересно — команды торжество готовят заранее?
— «Крылья» готовили. Собирались отметить широко. Обиднее поражения не было! А особенно обидно стало, когда пошли разговоры: мол, продали финал...
— Говорила вся Москва. Но я не верил даже тогда.
— В нашей команде такое было невозможно! «Крылья» — небольшой клуб. Вдруг оказались в финале. Вдруг там продаться? В жизни не поверю.
— Артема Безродного привезли в Тарасовку, и выяснилось, что мальчик неграмотный. Ставил крестик в ведомости. Вас с неграмотными жизнь сводила?
— Случалось. Да тот же Карлос — точно неграмотный! Больше скажу: я пишу на португальском лучше, чем половина моих подопечных. Ошибок значительно меньше.
— Помню, Цымбаларь учил приятелей в Тарасовке варить раков в молоке. Вас иностранцы в кулинарных делах просвещали?
— Один из первых вопросов иностранцев в нынешнем «Торпедо»: «Ты умеешь делать шашлык?»
— Надо же.
— Я так и не понял, к чему дело ведут, — но факт, спрашивали. По шашлыку великий специалист — спартаковский Робсон. Мы в отличных отношениях. Несколько раз бывал у него дома. Заглядывал в тот магазин, где он продает мясо. Люди заходят, приветствуют, указывают, какой кусок отрубить...
— Робсон стоит за прилавком?
— Не только он — еще и жена! А помогает сын!
— Хороший бизнес?
— Нельзя сказать, что это приносит большие деньги. Я точно знаю, недавно с Робсоном провели дня три-четыре. Наговорились вдоволь. На кораблике катались.
— В Бразилии?
— Он приезжал в Москву на столетие «Спартака». Причем пригласил его не клуб, а букмекерская контора. Отлично провели время. Робсон сердцем с нами! Но «Спартак» как-то не по-толковому все сделал...
— Что такое?
— Робсону можно было уделить внимания и побольше.
— То есть?
— Меня поразило: отправились в спартаковский магазин на Арбате. Робсон подписывал атрибутику и фотографировался со всеми желающими. На это мероприятие отвели часа два. Так два часа стояла длиннющая очередь. Всем не смог подписать, не хватило времени!
— Вы меня поражаете. Москва сохранила такую любовь к Робсону?
— Я и сам не ожидал! Дальше были какие-то другие мероприятия, Робсону надо было уезжать. Почти каждый подходивший говорил: «Робсон! Ты — моя молодость! Ты и тот «Спартак»...» Может, не мое дело — советовать, но «Спартак» мог воспользоваться получше приездом такого человека. Робсон просил, чтоб его приняло руководство клуба. Не обязательно Федун, кто-то из руководства. У него были какие-то предложения. Рассказывал: «Почему бы не сделать меня послом «Спартака» в Бразилии?»
— А неплохо задумано.
— Говорил: «Я готов переехать куда угодно! Я готов на все!»
— В Москве ему ничего не предложили?
— Нет. Его не принял никто из «Спартака». От лица клуба встречала букмекерская компания. Сделала ему гостиницу, покатала на пароходике, оплатили VIP-такси. От лица «Спартака» — ничего, ну разве что экскурсия в музей на спартаковском стадионе.
— Как-то просил легендарного доктора Белаковского — расскажите, мол, смешную историю про спортсменов. Тот посмотрел строго: «Смешных историй у меня нет. Зато много историй про мужество!» У вас тоже есть истории про мужество?
— В этом смысле меня поражал как раз Мойзес. Я как-то очерк про него писал — назвал «Гладиатор». На поле был сумасшедшим бойцом! Если уж выходил, то сражался до конца. Ноги в кровь, голова тоже... Чуть ему перемотают лоб — снова рвется туда же. Не сказать, что такой уж умелый футболист, — но сам факт, Самара заполучила игрока «Спартака»...
— Для тех времен — мощно.
— Вот это мог провернуть только Герман. Сыграли роль не только деньги — еще и подход к футболисту, нужные слова.
— Игрок с самым фантастическим IQ в вашей жизни?
— Из иностранцев — Соуза. Из наших — Дима Хохлов и Женя Бушманов. Ну и Сережа Семак удивил. Только со временем я узнал, что у него, почти непьющего, серьезная коллекция вин. Не просто интересуется темой, а разбирается очень глубоко!
— Свой погребок?
— Что-то вроде этого. Где бутылки расставлены по регионам. Сам может только попробовать. Вообще время от времени футбольные люди открываются с новой стороны.
— Последний вот так открывшийся?
— Да возьмите хоть нынешних торпедовских массажистов Сашу Красильникова и Пашу Надехина.
— Чем удивили?
— Приезжаем в Ростов. Ранним утром Саша выкраивает час — куда-то мчится, чтоб накупить виниловых пластинок. Привез Высоцкого, еще что-то. Я присмотрелся к нему внимательнее. Вскоре выяснилось, этот Саша еще коллекционирует значки на футбольные темы. Какое-то невероятное собрание.
— Потрясающе. Был бы у меня лишний час в Ростове — я бы отправился в затрапезную гостиницу при цирке, где умер Олег Попов. Взглянул бы на этот номер.
— А большинство отправилось бы раков есть. Или еще что-то. А Саша — вот так! Еще учтите, он в Ростове бывает довольно часто. На каждом выезде с командой. А в Воронеже, например, он еще что-нибудь найдет. Или в Краснодаре.
— Ну а его коллега чем интересен?
— Паша — удивительный рассказчик, вот бы у кого вам взять интервью! Просто немыслимое количество занимательных историй, и смешных, и не очень. Опыт — колоссальный, до футбола он работал в крутых хоккейных командах, а еще до того — в балете. Заслушаетесь, обещаю.
— Алексей Смертин мог внезапно начать читать наизусть Бродского. Уточнив: «Вообще-то Бродского надо читать под вечер — и по чуть-чуть...» Вас такими соображениями футболисты удивляли?
— А знаете... Было! Однажды где-то на выезде в руках чилийского вратаря Лобоса увидел сборник стихов Пабло Неруды. В оригинале, естественно. На испанском.
— Я не ослышался?
— Да, Неруды! Которого лично я не читал со студенческих времен. Молодой парень — и читает Пабло Неруду! Восхищение мое было так велико, что Лобос, дочитав книжку, подарил ее мне с памятной надписью. До сих пор храню.
— Йожеф Сабо рассказывал мне про футболиста Скаченко. Нашел того пьяным на лестнице базы в Конча-Заспе за день до матча Лиги чемпионов. Нарушения режима сейчас совсем другие?
— Кстати, этот Сережа Скаченко был у нас в «Торпедо». С режимом сейчас все иначе, намного профессиональнее! Чтоб кто-то накатил за день-два до матча — я такого даже не представляю. Могут выпить после игры — но в хорошем баре, а не где-то на квартире. Водку пить не станут, напитки сейчас мягче. Ну и драками это все не сопровождается. Вот что мне нравится в «Торпедо»?
— Что вам нравится в «Торпедо»?
— Сбор объявляется в половине девятого утра. В 8.15 большая часть команды на месте! Молодцы! При этом латиноамериканцы, которые по жизни немного разгильдяи, нередко появляются, что называется, на флажке.
— Опаздывают?
— Не опаздывают — но вразвалочку идут одними из последних. Если объявлено, что сегодня тренируемся в черной форме — кто-то из них обязательно явится в серой. Для них это в порядке вещей.
— Самый большой штраф, который объявлялся через вас?
— Точно не припомню. Наверное, 500 долларов. Или тысяча. Случалось, говорилось про половину зарплаты. Но не сняли ни разу.
— В каком-то клубе вы имели отношение к премиальным?
— В ЦСКА 25-летней давности переводчику и видеооператору давали какой-то процент премиальных, которые получали игроки. Долларов 200-300 за победу. Лучше от этого я переводить не начинал, но было приятно!
— Недавно Сергей Корниленко рассказал прекрасную историю. Сборная Белоруссии играла в Боснии. Предупредили — никаких жестов. Главное, не показывайте албанского орла. Что угодно — только не это. Просто убьют! Вот в конце первого тайма удаляют Тимофея Калачева. Тот идет под трибуны — и колдует с руками. Пытается переплести пальцы. Никто ничего не понял. Только Корниленко догадался — силился Калачев показать орла. Просто забыл как. Последняя футбольная история, которая сложила пополам вас?
— Вы рассказали — я сразу вспомнил того же Тимоху! Он меня поразил!
— О! Чем же?
— Мы были на сборах в Израиле. Жили в гостинице не только мы, это понятно. Так Калачев ходил по коридору совершенно голый. Одно дело — в раздевалке, там все голые. Но тут-то гостиница, постояльцы!
— Без трусов?
— Без всего! Как такое не запомнить?