Высшее футбольное общество. О братьях Старостиных и Бескове
Однажды, когда по линии своей международной деятельности я был в Манчестере, нас пригласили посмотреть одну из игр английского футбольного чемпионата. До начала матча я подошел к кромке поля и сильно, помню, удивился, что оно не ровное. Вроде бы поверхность плоская, но, если посмотреть от уровня земли, противоположную кромку поля ты не увидишь. То есть сама поверхность площадки была немного сферической – так того требовала дренажная система.
Очень хорошо помню свои ощущения в тот момент: при том, что я никогда не был футболистом, мне сильно захотелось выйти на то поле с мячом.
Еще запомнилась атмосфера того матча. Именно такой я представлял себе атмосферу послевоенных футбольных поединков у нас в стране, когда футбол был праздником, а люди собирались на стадионе не к началу матча, а намного раньше, обменивались новостями и прогнозами, пили пиво, потом смотрели игру и шли обсуждать уже ее – в ближайшую пивную или ресторан.
Уже будучи на пенсии я как-то включил телевизор и на одном из каналов увидел анонс передачи памяти ушедшей из жизни актрисы Натальи Гундаревой. В анонсе было сказано, что она двенадцать лет была гражданской женой известного футболиста Александра Минаева, который много лет играл за "Динамо". Естественно я заинтересовался и даже порядком удивился, поскольку в моем представлении Саша и театр не сочетались вообще. Это, собственно, к вопросу о том, как мало мы знаем тех, рядом с кем работаем.
В ходе передачи ведущий вдруг сказал, рассказывая о союзе Минаева и Гундаревой, что подобных прецедентов история не знала. Вот тут я внутренне возмутился: то есть как это не было?
Помню, в одной из бесед с Николаем Николаевичем Озеровым мы стали обсуждать футбол с точки зрения его спектакулярности, так сказать. И Озеров посетовал, что игра стала заметно эту спектакулярность утрачивать. Я тогда выдвинул свою гипотезу. Дело в том, что все футболисты того периода мало того, что были безумно популярны в обществе, и эта популярность многократно возросла после того, как команда съездила в Англию, но кроме этого они много и охотно ходили в театры. Артисты в свою очередь постоянно ходили на футбол. То есть между людьми был совершенно потрясающий уровень общения, который невольно вынуждал игроков постоянно подтягивать собственный интеллект. Когда женой Константина Бескова стала Валерия Николаевна, которая была актрисой, ей точно не было стыдно вводить мужа в круг своих коллег.
Совершенно уникальной парой были братья Старостины. Сам я больше общался с Андреем Петровичем, и каждый раз восхищался, глядя со стороны, с каким потрясающим внутренним достоинством и поистине царской осанкой он шел на трибуну, как строил свою речь, как блестяще умел доносить до собеседника свои мысли! Так, наверное, мог бы выходить на сцену Художественного театра легендарный Василий Качалов.
Общаясь с такими личностями, свою профессиональную работу на поле футболисты невольно старались преподносить таким образом, чтобы им было за нее не стыдно. Перед театральной публикой – в том числе. Каждый матч превращалсяв грандиозный спектакль, где каждый совершенно блистательно играл свою роль. Поэтому и люди шли на футбол "адресно": на Бескова, на Симоняна.
Те времена я застал в "Динамо" лишь краешком, но помню, был потрясен количеством выдающихся личностей, с которыми можно было с удовольствием общаться на протяжении всей жизни.
* * *
Николай Петрович Старостин, который считается основателем "Спартака", одно время работал в "Спартаке" вместе с Бесковым, когда тот оказался в "Динамо" не у дел. Как раз в то самое время "Спартак" вылетел в низшую лигу, что естественно стало сильным потрясением для футбольных кругов. Первый секретарь московского горкома компартии Виктор Васильевич Гришин тогда позвонил министру МВД Николаю Анисимовичу Щелокову и попросил: раз уж Константин Иванович оказался свободен, нельзя ли его откомандировать в "Спартак"?
По своей сути Старостин и Бесков были антиподами – примерно, как Чернышев и Тарасов в хоккее: один – крайне сдержан и молчалив, другой – крайне артистичен и громогласен. Но именно их содружество на том этапе позволило за короткий промежуток времени вывести "Спартак" в высшую лигу и сделать его многократным чемпионом страны.
Одной из сильных сторон Бескова-тренера всегда было то, что он умел очень точно выбирать игроков на конкретную позицию и под конкретную задачу. Именно так он вытащил в "Спартак" из первой лиги Георгия Ярцева. Юра Гаврилов заиграл у него в "Спартаке" уже после того, как его полностью списали в "Динамо". И играл не один год.
В каких-то ситуациях с Константином Ивановичем было тяжело, поскольку у него имелись очень жесткие жизненные принципы. Помню, например, как он отчислил из "Динамо" Омари Тетрадзе. На предматчевой установке тот заснул – разморило человека в тепле после тренировки.
Бесков его окликнул, мол, для кого он все рассказывает? А Тетрадзе, не подумав, и ляпнул:
– Да чего тут слушать? Я и так все знаю.
Бесков отреагировал чисто в своем стиле:
– Все знаешь? Тогда быстренько собрал вещи, и чтобы я тебя больше не видел ни на базе, ни в команде.
Вроде ерунда, но, думаю, Константин Иванович просто прекрасно знал, как легко можно "потерять" команду, если хоть однажды позволить кому-либо из игроков поставить свой тренерский авторитет под удар. Потому что с этой братией иначе было просто нельзя. Но и эта сторона натуры Бескова прекрасно уравновешивалась мудростью и жизненным опытом Старостина.
Не меньше я был потрясен, когда однажды стал свидетелем беседы Николая Петровича и Федора Черенкова. При том, что между ними было почти шестьдесят лет разницы в возрасте, Федор слушал Старостина не из вежливости, – такое ведь сразу становится заметно, – а с неподдельным интересом. То есть Николай Петрович в свои восемьдесят лет сохранил в себе внутреннее состояние человека, интересного для двадцатилетних. Он сам интересовался абсолютно всеми сторонами жизни игроков, принимал большое участие в решении из социальных проблем, и ребята чувствовали, что его о них забота – она совершенно бескорыстная и искренняя.
Думаю, что "Спартак" принял Бескова тоже не без участия Старостина. И это великое счастье, что два таких непростых и ярких человека нашли между собой общий язык пусть даже не на слишком большом отрезке времени. Хотя девять лет, совместно проведенные этими двумя глыбами в "Спартаке" – более чем солидный срок, когда речь идет о спорте.
В обычной жизни Бесков был интеллигентом до мозга костей. Однажды в мою бытность председателем ЦС "Динамо" мы вместе выбрались пообедать в ресторан "Пекин". Был выходной день, и я позволил себе прийти в рубашке без галстука. Константин Иванович тут же обратил на это внимание. Наклонился ко мне, когда мы уже сели за столик, и тихонечко, но совершенно серьезно произнес:
– Вам, Валерий Сергеевич, не нужно ходить в общественные места без галстука, неправильно это.
Помню, мы как-то сидели у него дома, шел футбол, который комментировал Виктор Гусев. Бесков вдруг встал и выключил звук. Объяснил, что комментарий слишком сильно его раздражает, мешает смотреть игру.
Я тогда сначала удивился, а потом понял, что Бесков прав: задача комментатора ведь проста: донести до зрителя то, что он не видит, прокомментировать какую-то ситуацию на основании той информации, которой располагает. Навязывать зрителю собственные эмоции, определяя за него, как тот должен реагировать на тот или иной момент соревнования – сомнительная задача. Вот и Бескова Гусев отвлекал, навязывая собственную точку зрения на то, что происходит на экране.
Через Константина Ивановича я близко познакомился с его зятем Владимиром Федотовым, который потом и сам тренировал "Спартак", с торпедовцем Валентином Ивановым и его женой Лидой – олимпийской чемпионкой по спортивной гимнастике, которая, кстати, выступала за "Динамо".
Мы были неплохо знакомы с Валерием Васильевичем Лобановским. Для меня он всегда был образцом тренерской самодисциплины. Я бывал у него на базе под Киевом в Конча Заспе, наблюдал его в тренировочном процессе, много общался. Что бы ни происходило с вечера – праздники, встречи с друзьями, которые порой затягивались заполночь – в пять утра у Лобановского был подъем – на зарядку. После этого он мог даже пойти в баню попариться, но, когда команда в восемь утра строилась на улице, Валерий Васильевич выглядел на порядок свежее всех остальных. Весь подтянутый, бодрый. всегда, красавец. Он вообще никогда не позволял себе показать окружающим, что чувствует себя недостаточно хорошо. А ведь что такое тренер? Это постоянные переживания, нервы, дикая ответственность, каждый матч, как электрический стул…
И вот этот круг общения позволял мне понять футбол совершенно с другой стороны.
* * *
Самой большой потерей футбольного московского "Динамо" я считаю историю все с тем же Бесковым, которая происходила у меня на глазах. Константина Ивановича убрали с тренерской лавки после того, как в 1970-м "Динамо", проводя с ЦСКА в Ташкенте решающий матч, по мнению Бескова сдало игру. Он тогда достаточно резко высказался по этому поводу.
Куратором московского “Динамо” в МВД был Борис Тихонович Шумилин, фронтовик и очень приличный дядька с огромным жизненным опытом. С Бесковым, который, оставшись без команды, в то время работал в аппарате российского “Динамо”, он дружил. В это время Центральный Совет общества возглавил Петр Степанович Богданов, который пришел в спорт с партийной работы. И так получилось, что во время одной из своих командировок в Белоруссию он встретился с Петром Мироновичем Машеровым, который тогда был первым секретарем ЦК компартии республики, а тот поднял футбольную тему.
Минское футбольное “Динамо тогда сильно хромало, и до ведома Машерова, видимо, довели, что в Москве в динамовском аппарате без дела сидит Бесков. Вот они с Богдановым и договорились, что тот пришлет Константина Ивановича в Минск.
Петр Степанович, естественно, считал вопрос решенным. В конце концов Бесков, работая в “Динамо”, был аттестован, имел звание подполковника, значит, обязан был подчиниться приказу генерала. Но нужно было знать Константина Ивановича. Он выслушал Богданова и сказал ему:
– Не поеду.
– Как не поедете?
– Вот так. Не поеду – и все. Не хочу.
Через несколько лет после того, как Бесков оказался в “Спартаке”, а сам я стал председателем в ЦС "Динамо", у меня случился разговор о Бескове с Шумилиным. О том, что выдающегося динамовского тренера следовало бы попробовать вернуть в родной клуб. Бориса Тихоновича я тогда попросил:
– Дайте мне согласие на то, чтобы я встретился с Бесковым и поговорил с ним на эту тему.
Такое согласие я получил и сразу поехал в Тарасовку – на сбор. Встретился с Константином Ивановичем, говорю:
– Считайте, что ваша командировка в “тыл врага” закончилась. Пора возвращаться домой…
Он тогда не дал согласия оставить “Спартак”. Объяснил, что не готов идти поперек решения, принятого на уровне горкома партии, в том числе и потому что не знает, как обосновать свой уход. Но начало было положено. Мы встречались потом еще не раз, разговаривали, и в итоге Бесков решил из “Спартака” уйти, тем более что ему уже стало сложно работать со Старостиным, заставлять себя в каких-то вопросах под него подстраиваться. Это нормально: когда люди долго работают вместе, они, бывает, сильно устают друг от друга. Но я искренне гордился тем, что хоть и под конец жизни, но сумел вернуть Константина Ивановича в "Динамо".
* * *
Еще одна знаковая встреча тех времен – Александр Александрович Севидов.
Вместе с его футбольным "Динамо" мы в 1976 году стали чемпионами СССР. Когда я в первый раз попал к Севидову в дом, то удивился, насколько человек не просто внутренне богат и интеллектуален, а как тонко он знает и понимает классическую музыку. Мы ведь, если разобраться, даже работая бок о бок, иногда совсем мало знаем друг друга. Тут -спортсмены, сборы, там – соревнования, работа, работа, работа… Севидов много ездил по миру и отовсюду привозил пластинки классической музыки.
Как тренер он замечательно вписывался в ту когорту великих педагогов, каждый из которых имел собственную методику, был знатоком психологии футбола. В Сан Саныче, как и в Николае Петровиче Старостине, никогда не чувствовалось возрастного превосходства по отношению к кому бы то ни было. Есть такие удивительные люди, общаясь с которыми ты незримо чувствуешь протянутую тебе руку, на которую всегда можно облокотиться в трудной ситуации. Севидов был именно таким.
Потом его просто “спалили”. Это, конечно же, была трагедия: Я в то время уже ушел работать в Спорткомитет, а “Динамо” под руководством Севидова выезжала на какие-то коммерческие матчи в США. Руководителем команды с футболистами поехал человек “при погонах”, у которого это, судя по всему, был первый выезд за границу. Поэтому он изо всех сил старался проявить, так сказать, бдительность.
После игры вся команда поехала на Брайтон-Бич по приглашению местной украинской диаспоры, с некоторыми представителями которой Севидов был знаком со времен своей работы в киевском “Динамо”. То ли этому руководителю не досталось подарков, то ли случилось что еще, но он, вернувшись в страну, накатал на Севидова “телегу” – что тот постоянно встречался в Америке с антисоветскими элементами и вел с ними какие-то разговоры. И Сан Саныч стал невыездным.
Футбол того времени был невероятно красочен. В нем присутствовал не только московский колорит, но и кавказский, и азиатский. Совершенно уникальным тренером мне запомнился Михаил Иосифович Якушин, под руководством которого московское “Динамо” ездило в ту знаменитую поездку в Англию в 1945-м. Потом Якушин работал с тбилисским “Динамо”, с “Пахтакором”, а сам по своей натуре был этаким Дедом Щукарем с колоссальным багажом высшего педагогического и спортивного мастерства.
* * *
Когда я стал работать в Спорткомитете заместителем председателя, то по долгу службы продолжал курировать футбол. Президентом федерации футбола тогда был Борис Николаевич Топорнин – доктор юридических наук, профессор, член-корреспондент Академии наук. Мне тогда пересылали все письма, которые в ЦК КПСС писали болельщики. Там были толстенные труды с математическими выкладками, почему наши футболисты проигрывают, и что нужно сделать для того, чтобы они начали побеждать. Я каждый раз приносил эти письма Топорнину и говорил ему:
– Борис Николаевич, я, к сожалению, не математик, а вы – большой ученый. Вот и разбирайтесь.
Все это лишний раз давало понять, чем всегда был для страны футбол и что такое "народный вид спорта". На мой взгляд, критерий здесь крайне прост. Надо всего лишь ответить на вопрос: нужно это народу, или не нужно. Футбол понятен всем и нужен всем. Это игра, которая за последние сто лет практически ни в чем не изменила свой формат, Не изменились ни размеры поля, ни размеры мяча, ни размеры ворот. А интерес к игре продолжает оставаться столь же высоким.
В народном измерении поражение любимой команды – это всегда трагедия. Это нормально. Когда в 2016-м московское "Динамо" забалансировало на грани вылета из высшей лиги, я, помню, встречался с Владимиром Проничевым, который тогда возглавлял ЦС "Динамо", и сказал ему, что с моей точки зрения это – катастрофа. Прежде всего – для всего динамовского сообщества. Удар по системе. Она ведь устроена как: представьте себе динамовского руководителя, который сидит в каком-нибудь провинциальном городке и который пришел к государственным властям просить денег на спорт. Могу с большой вероятностью предположить, что ему скажут:
– Вы в "Динамо", даже свою главную команду не сумели сохранить. Какие вам деньги?
Проничев меня тогда не понял. Я же рассуждал, как человек, который дважды – первый раз вместе с Петром Степановичем Богдановым – спасал московское "Динамо" от вылета из высшей лиги. Мы включали дополнительные организационные резервы, искали игроков, обеспечивали им материальную поддержку. Удержать позиции ведь всегда проще, нежели возвращать.
Много раз наблюдал и то, насколько хорошо футбол фильтрует людей. Когда в киевском “Динамо” карьеру игрока закончил Анатолий Бышовец, он ведь не остался в команде, не прижился. Валерий Васильевич Лобановский не видел в нем человека, на которого можно опереться как в футбольном, так и в человеческом плане. Возможно все дело было в том, что на определенном этапе своей жизни Бышовец стал ставить себя выше футбола. Особенно это стало заметно после Олимпийских игр в Сеуле, когда команда под его руководством стала чемпионом.
Как у комментатора и футбольного эксперта у Бышовца есть свои сильные стороны. Но в поведении стало слишком много конъюнктурного и безапелляционного. Когда ты работаешь в кругу людей, это рано или поздно “взрывает” любые отношения, разрушает их.
Когда главным тренером российской сборной был назначен Леонид Слуцкий, мне сразу очень не понравилось, до какой степени его стали расхваливать уже на том этапе, когда человек еще ничего не сделал. А ведь Акинфеев, братья Березуцкие, Игнашевич пришли в футбол при Газзаеве. Это он в них поверил, он из них сделал игроков. А кого воспитал Слуцкий? Он, в моем понимании, хороший методист. Но когда тренер – поденщик, так его и видно сразу.
Точно так же лично мне видно, что Станислав Черчесов – в большей степени администратор, нежели педагог. Он тренер-погоняла. Возможно в сегодняшнем футболе всем этим интеллектуалам от футбола с шампанским по 250 евро за бутылку и нужен погоняла, но на этом не сделаешь серьезный результат.
Не помню от кого из футболистов я услышал, что вратарь не может быть тренером сборной, потому что он всегда читает игру по-своему. Абсолютно верные слова. Вратарский взгляд всегда отличается от тренерского – это аксиома. Вратарь ведь – это не просто амплуа на поле. Это склад характера. То же самое – тренер. Я помню, когда Гаджи Гаджиев начинал свою работу помощником Лобановского, он не отходил от него ни на шаг, постоянно что-то записывал, как в хоккее Юрзинов записывал за Чернышевым. То есть всю ту методику люди многократно пропускали через себя. Мозговой и экспертный центры команды должен состоять как раз из таких людей. Именно они должны определять тенденции, а не случайные люди, которые пришли к управлению в силу стечения обстоятельств. Тем более, когда речь идет о столь тонком инструменте, как футбол.
В целом же, работая в футболе, я нередко вспоминал фразу одного из героев из кинофильма "Подвиг разведчика": "Нам назначили нового генерала, с ним мы либо прорвемся вперед, либо нас сотрут в порошок".
Ступив на стезю управления футболом, я стал очень хорошо понимать, что либо футбол сотрет меня в порошок, либо вместе с ним я пойду вперед.
