Накануне полуфиналов ЧМ-2022 американское издание The Washington Post опубликовало скандальный материал «Почему в сборной Аргентины мало темнокожих игроков на чемпионате мира?». Статья вызвала резонанс, а аргентинская правая политическая партия даже ответила на заголовок едким комментарием: «Потому что мы страна, а не фильм Disney».
Автор материала Эрика Эдвардс привела следующие аргументы, почему в сборной Аргентины нет футболистов африканского происхождения (в отличие от стран-соседей):
— Темнокожих рабов использовали как пушечное мясо в начале XIX века в войнах за независимость.
— Повлияла и политика «отбеливания» Аргентины, так как правительство того времени хотело походить на европейские страны.
Попробуем разобраться, в чем дело.
Аргументы Эдвардс довольно неоднозначные. Первый, касающийся армии, в научных кругах был опровергнут в последние десятилетия. Верно, что чернокожие составляли важную часть аргентинской армии и ополчения XIX века, но они не были большинством, а их численность не сильно отличалась от численности индейцев и белых (даже в нижних чинах).
Еще одной причиной сокращения темнокожего населения в стране долгое время называли эпидемию желтой лихорадки в 1871 году в Буэнос-Айресе. Но недавние исследования доказали обратное — от болезни сильнее пострадали жившие в нищете мигранты из Европы. Да и эта теория не объясняет сокращения чернокожей части жителей на других территориях страны.
А вот второй довод Эдвардс больше соответствует действительности. В Аргентину и правда завозили много рабов из Африки, как и в другие страны Южной Америки (на конец XIX века доля чернокожих в стране составляла 37%). Однако на момент переписи населения 2010 года процент чернокожего населения в Аргентине составил всего 1%. Доминирующая на данный момент теория, почему так вышло, звучит так: африканцы смешались с белыми и индейцами естественным образом.
Этот процесс набрал обороты в середине XIX века, когда Аргентина после обретения независимости начала активно заманивать мигрантов из Европы. Такая политика была основана на популярной в то время теории, что белые (особенно принадлежащие к западноевропейским культурам) были единственными людьми, способными поддерживать и развивать цивилизацию, в то время как «цветные» тянули общество в сторону варварства.
Но в отличие от США, где сегрегация на политическом уровне сохранялась еще чуть ли не сто лет, аргентинские власти пошли по другому пути. В 1897 году после переписи населения ответственные лица заявили: «Не займет много времени, чтобы население полностью объединилось в прекрасную новую белую расу». Однако такая формулировка не означала, что чернокожее население подвергалось геноциду — скорее это была довольно мягкая по тем временам ассимиляция.
Элиты считали, что «цветные» могут «улучшиться», если будут смешиваться с европейцами и их потомками. Да и рабство в этой стране отменили на 10 лет раньше США. Потому межрасовые браки в Аргентине еще в колониальные времена считались нормой. Тем более и сами чернокожие предпочитали создавать семьи с белокожими и индейцами, так как люди с более светлой кожей продолжали составлять большинство аргентинской элиты.
Более низкий уровень расизма по сравнению с другими регионами Нового Света историки объясняют тем, что в испанских колониях (в число которых входила и Аргентина) бережнее относились к рабам из-за интенсивности их труда в горнодобывающей промышленности. Плюс в 1816 году после объявления независимости в Аргентину прекратился завоз рабов, и к рабочим относились лучше.
С течением времени чернокожих в стране становилось все меньше, а вот поток мигрантов из Европы нарастал в геометрической прогрессии. Так Аргентина приобрела свой нынешний демографический вид. Уже к 1914 году 80% населения страны составляли европейские мигранты и их потомки.
Почему Аргентина была так привлекательна для европейцев? Все довольно просто. После получения независимости эта страна стала одной из самых крупных на континенте, однако ее население составляло всего 2 миллиона человек. Аргентине срочно требовались квалифицированные строители, прокладчики железных дорог, инженеры, промышленники и множество других специалистов, которых не хватало в Латинской Америке. Потому Аргентина распахнула двери для европейцев — тут им предлагали гарантированную работу, бесплатную землю и свободу вероисповедания. Это были невероятно привлекательные условия, хоть страну и предстояло поднимать почти с нуля.
В 1853-м в конституцию даже ввели специальную статью, согласно которой правительство было обязано всячески помогать европейским мигрантам. При этом в Европе аргентинцы запустили целую рекламную кампанию, в которой рассказывалось о преимуществах переселения. Для иммигрантов и правда делали все возможное. По прибытии их бесплатно размещали в так называемом отеле для иммигрантов, где работали врачи, переводчики, обменщики валюты, а главное — люди, подбиравшие для прибывших места работы. А еще бесплатно кормили три раза в день — сказка!
Такие меры дали потрясающий эффект. На рубеже веков население Аргентины увеличивалось на 200 тысяч человек в год и к началу Первой мировой достигло 8 миллионов. Только по официальным данным, с 1857 по 1920 год в Аргентину приехало 2,5 миллиона итальянцев, 1,5 миллиона испанцев, сотни тысяч людей из России, Австро-Венгрии и Германии.
Так продолжалось до 1920 года, когда поток мигрантов начали искусственно сокращать. Дело в том, что Аргентину наводнили сбежавшие из Европы коммунисты, анархисты и социалисты. Власти, опасаясь революции, начали постепенно увеличивать миграционный контроль. Последняя большая волна миграции в страну из Европы случилась после Второй мировой войны. Но к тому времени Аргентина из-за необычного подхода к привлечению людского ресурса стала уникальной в демографическом плане страной региона.
Достаточно открыть состав «Альбиселесте», чтобы убедиться, какое влияние оказала на Аргентину европейская иммиграция. Можно даже оставить за скобками испанские имена и фамилии, которых в стране абсолютное большинство.
Например, фамилия защитника Хуана Фойта имеет немецкие корни. Адольфо Гайч из ЦСКА вообще обладает интересным миксом немецкой и сербской кровей. Можно еще вспомнить легендарного защитника Габриэля Хайнце.
Есть и более экзотические примеры. Фамилия Пауло Дибалы намекает на польские корни, и это правда. Его дед Болеслав Дыбала (в польской транскрипции фамилия звучит именно так) эмигрировал в Аргентину во время Второй мировой. Другой интересный полузащитник — Алексис Макаллистер, сын футболиста Карлоса Макаллистера, в свое время игравшего за сборную вместе с Марадоной. Как нетрудно догадаться, у Алексиса шотландские корни. Интересно, что при этом футболист использует испанскую транскрипцию своей фамилии — Mac Allister вместо классического шотландского McAllister.
Но самая обширная «диаспора» в сборной Аргентины прямо сейчас — итальянская. Корни Франко Армани, Хермана Пеццеллы, Николаса Тальяфико тоже явно тянутся из Европы.
К слову, итальянская кровь течет и в жилах Лионеля Месси. Прапрадед Лео по отцовской линии эмигрировал в Аргентину из Италии в конце XIX века. Кстати, по линии отца у Месси есть и каталонские корни — одна из его бабушек родом оттуда. А по материнской линии все еще более однозначно: мама Лео Селия Мария Куччитини имеет мощную итальянскую родословную (о чем говорит фамилия). Кстати, у жены Месси, Антонеллы Рокуццо, тоже итальянская фамилия.
Правда, своими корнями Лионель не особо интересуется. Итальянская газета Corrierre della Serra задавала ему несколько вопросов о родных местах его предков на Апеннинах и знаменитых земляках — Месси признался, что и фамилии, и названия населенных пунктов слышит впервые. И это довольно показательный момент. Аргентинцы не сильно заморачиваются происхождением — их уже не первое столетие объединяют общие язык, культура и, конечно, страстная любовь к футболу.