РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ

Доктора Архипова знают все. Спортсмены, артисты и даже губернаторы. На прошлой неделе одному из самых знаменитых хирургов России исполнилось 60.

14 ОПЕРАЦИЙ В ДЕНЬ

- Вы удивили еще вчера, Сергей Васильевич, когда по телефону договаривались об интервью. Не знали, будут ли у вас сегодня операции.

- И что?

- Мы-то думали, к вам очередь на годы.

- Просто сейчас сумасшедшая неделя, не очень хочется оперировать. Все из-за юбилея, который на меня свалился.

- С каким настроением встретили 60-летие?

- Оказывается, надо идти в пенсионный фонд, оформлять какие-то бумажки. Никогда об этом не думал. Не представляю себя пенсионером.

- Так какая к вам очередь оперироваться? Год?

- Месяца на три.

- Ваш рекорд - количество операций за день?

- Знаете, я недавно прилетел из Мюнхена, где общался с профессором Штроблем. В этой клинике хорошо представлен наш футбол - в фотографиях и майках. Так Штробль проводит по 14 операций в день.

- Однако.

- Высочайший уровень организации - чего в нашей стране нет и близко. Один хирург у них работает одновременно на две операционные. При этом совершенно спокоен, с ума не сходит. Трудится с восьми утра до шести вечера. Закончил - и говорит: "Сергей, по-ужинаем?" Я устал - а он нет.

- Приглашали работать за границу?

- Нас там никто не ждет!

- Почему?

- Хватает своих врачей. Даже если б позвали - пришлось бы проходить очень тяжелый путь с подтверждением диплома. Подтвердил бы, конечно, но профессором не стал бы никогда. И никогда бы не мог оперировать такое количество известных больных, к которому привык. Был бы рядовым доктором.

- В Германию зачем ездили?

- Хотел посмотреть, как Штробль оперирует задние крестообразные связки. Как работают руки, какое у него понимание. Он в мире - номер один в этом вопросе. Прооперировал уже восемь тысяч крестообразных связок! Спрашиваю: "Сколько длится операция?" - "25 минут".

- Не поверили?

- Говорю: "Так не бывает". - "Пойдем, сам увидишь". Пластика задней крестообразной заняла ровно 25 минут. Штробль оперирует коленный сустав, больше ничего. Отработано настолько, что даже ни слова не говорит ассистенту.

- У вас на эту операцию ушел бы час?

- А то и полтора. Потому что нигде в Москве нет таких условий.

- Последний спортсмен, которого вы оперировали?

- Занимался волейболисткой из высшей лиги. Самая лучшая операция та, которой ты избежал. Разобрался с ее проблемой, и уже через три недели - реальный результат. Она очень довольна, а я - еще больше.

- Какую операцию вспоминаете с содроганием?

- Таких много. У нас, например, медсестрам невыгодно затягивать операцию - зарплата маленькая, надо успеть на подработку. Это создает напряжение. С содроганием вспоминаю, как оперировал известного актера. Фамилию не назову - едва ли ему это будет приятно.

- Что произошло?

- На съемках травмировал переднюю крестообразную. Ко мне обратились, когда собирался в отпуск. Оперировал его в другой больнице, условия были не слишком хорошие. Но меня так уговаривали, что согласился. Вроде все прошло нормально, отпустил парня домой. Но, видимо, сидела в нем какая-то инфекция - началось воспаление в суставе, перешло в серьезную проблему. После этого его оперировали в ЦИТО, 31-й больнице, отвезли в Германию. Финал получился совсем невеселым.

- Каким?

- Немцы поставили ему искусственный коленный сустав. Для молодого человека - не самая приятная штука.

- За что себя корите?

- Надо было вообще отказываться от этой операции. Не было бы никакого осложнения, пришел бы через месяц. Бог с ними, со съемками.

- В вашей клинике все прошло бы иначе?

- Однозначно.

- Актер вас не винит?

- Не знаю, мы больше не виделись. Не думаю, что он вспоминает мое имя с любовью. У каждого хирурга есть такие моменты. Очень важно уметь говорить "нет" - а у меня это умение не сильно выражено, к сожалению. Благодаря ему можно избежать многих проблем. Я же в Москве не единственный хирург.

- Кому из известных спортсменов вы говорили "нет"?

- Одному спартаковскому футболисту 90-х. Можно, фамилию не буду называть?

- Конечно, можно. Мы и так знаем - Дмитрий Радченко.

- Вы правы. Долго он меня душил. Я сказал "нет" - и он обиделся. Тогда отправил его к доктору в Венгрию, который на тот момент считался лучшим в некоторых проблемах. Радченко прооперировали, но с футболом закончил. Он не мог не закончить.

- До этого Дмитрий давал интервью, в котором крепко прошелся по ЦИТО. По делу?

- Пожалуй, да. Но от подробностей воздержусь. Некорректно. В ЦИТО Радченко хотели помочь, увы, не получилось. Не бывает хирургов без ошибок.

ЗОЯ СЕРГЕЕВНА

- Помните своего первого пациента в ЦИТО?

- Даже день помню! Утро 16 сентября 1980 года!

- Ну и память у вас.

- Я только пришел в ЦИТО. Молодой ординатор - ушастый, черноволосый… Знаменитая Зоя Миронова принялась расспрашивать: "Ты откуда? Что умеешь?" Я отвечаю - травматолог. Уже четыре года как работаю, оперирую. "Ах, работаешь? Пошли со мной. Будем оперировать разрыв ахиллова сухожилия". А я ни разу ахиллом не занимался - разве что со стороны наблюдал!

- Сказали об этом?

- На секунду завис: как признаться самой Мироновой, что не умею? Зоя Сергеевна будто почувствовала: "Идем-идем, я тебе помогу".

- Помогла?

- Водила моей рукой. Когда начинаешь оперировать - волнение постепенно уходит. Просто работаешь. Никаких эмоций.

- Чему у Мироновой научились?

- Главному. Выслушать и осмотреть больного, а не его рентгеновские снимки.

- Что Зоя Сергеевна умела как никто?

- Мениски в советское время делала блестяще. Тогда проводили открытые операции - и только у Мироновой был совсем маленький разрезик. Сейчас с закрытыми глазами прооперирую мениск, как она меня учила. Зоя Сергеевна была действительно выдающимся человеком. Всегда делилась тем, что знает. Это так здорово!

- Редкое качество?

- Редчайшее. Часто от нынешних коллег, известных профессоров, слышу: "Зачем его учишь? Он тебе конкурентом будет!"

- Иностранцы рассуждают так же?

- В том-то и дело, что нет. Езжу по разным клиникам - везде отношение дружеское. Все хотят помочь, поделиться. Сколько был в Штатах, Швейцарии, Германии - всюду это норма жизни.

- Уход из ЦИТО в 1998 году был для вас драмой?

- Еще бы! Я без ЦИТО себя не мыслил. Но оказался глупым. Никого в уходе не виню - ни Зою Сергеевну, ни ее сына Сергея Павловича Миронова. В любой проблеме ищу свои ошибки.

- В чем была ошибка?

- В тот период ко мне пошло много людей, минуя Зою Сергеевну. Появилась известность. Как говорила Миронова: "Надо быть скромнее".

- Действительно, надо было?

- Конечно. Сейчас об этом уверенно говорю. Хотя уход из ЦИТО стал серьезным профессиональным толчком. Сегодня умею многое, чего не умел в ЦИТО. И никогда бы там не научился. Выпустил две монографии по плечевому суставу. Последняя вышла месяц назад. А в 98-м написал книгу "Артроскопическая хирургия плечевого сустава" и первым автором поставил Миронова. Лишь для того, чтобы отдать дань ученика Зое Сергеевне.

- Он оценил?

- Нет.

- Вы общаетесь?

- Иногда встречаемся на мероприятиях.

- Сами ушли из ЦИТО? Или вас убрали?

- Ушел по собственному желанию - через два часа после защиты докторской диссертации. Как раз перед защитой написал заявление. Сказал: "Поставьте дату, которая нужна".

- Долго после этого себя искали?

- Месяца четыре не мог устроиться на работу.

- Поразительно. Врач с вашим именем - и не мог устроиться?

- Для нашей страны это в порядке вещей. Телефонное право никто не отменял.

- Хирурги бывают сентиментальными?

- Я очень сентиментальный! И контактный. Отец привил принцип: у человека после разговора с тобой не должно остаться неприятного ощущения.

- Как врачу не стать циником?

- Все от воспитания. Если в семье был цинизм - он обязательно проявится в твоем характере. Если не было - жизнь тебя не развратит. У меня два сына - мы с женой все сделали, чтоб они выросли культурными людьми.

- Они врачи?

- Нет, окончили МГИМО. Сейчас начинают жалеть, что не пошли в медицинский.

- Бывают у вас творческие озарения?

- Порой резко меняю ход операции. Но хирург - не самая творческая профессия. Надо делать четко, классически, достаточно рутинно. А творческие моменты случаются, потому что у нас нет такой организации работы, как за границей. Иногда иду на операцию и не знаю - хватит ли расходного материала, который купил больной. Трех фиксаторов должно хватить - а вдруг непредвиденная ситуация?

- И что тогда?

- Все-таки я создал небольшой запас. На всякий пожарный.

- Представляем, как в 90-е вам работалось.

- Не представляете! Например, титановые винты для костного канала стоили под 200 долларов. Наши сообразили, стали на военных заводах такие точить. Из технического титана, не медицинского. Никакой обработки, все на токарном станке. На Западе за это посадили бы сразу.

- С инструментами тоже туго было?

- Их не было вовсе. Если ты бывал на Западе - мог что-то "трофейнуть". А купить технологический набор было невозможно. Первую артроскопическую стойку для ЦИТО в 1995-м нам подарил Национальный фонд спорта. Покойного Бориса Федорова вспоминаю с благодарностью, он потратил колоссальные деньги.

- Вы говорили, могли "трофейнуть" что-то за границей. Это как?

- А я расскажу - во всех американских клиниках на складах есть запасы инструментов. Лежать могут года четыре, не больше. На пятый списываются полностью, прямо в заводской упаковке. В лучшем случае их как гуманитарную помощь отправят куда-то, но не в Россию.

- Почему?

- Потому что в России на это были сумасшедшие налоги. Однажды приятель, который уехал в США и стал там ассистентом врача, звонит: "Сереж, у нас списывают склад оборудования. Тебе что-то нужно?" Да я ради этого полетел в Америку!

- А как через таможню везти?

- С таможней худо-бедно договаривался. Кого-то консультировал, кого-то оперировал - они помогали в ответ. И вот я в своем чемодане привез силовое оборудование - хирургические дрели на аккумуляторах. А то в России выпускались совсем уж ущербные. Счастлив был безумно.

КТО ТАКОЙ ПФАЙФЕР?

- Будь вы тренером команды с большими деньгами - куда бы посылали лечиться своих игроков?

- В Германию.

- В конкретный город?

- Хоть в Гамбург с Мюнхеном, хоть в Дюссельдорф. Я и сына отправил в Германию, когда тот повредил крестообразную связку.

- Доживем до момента, когда лучших наших футболистов будут оперировать в России?

- Мое хирургическое поколение - не доживет. И люди помоложе не дотянут. Грустно говорить об этом, но не вижу ни малейших предпосылок, чтоб у нас стало хоть чуть-чуть лучше. Никакого света в конце тоннеля. Я понимаю спортсменов, которые уезжают оперироваться в Германию.

- Только не понимаете, почему они едут, например, к доктору Пфайферу?

- Согласен, не могу понять! Имени Пфайфера нет среди 100 известнейших немецких профессоров. В Германии есть элита, с именами и научными достижениями. С классным клиническим результатом.

- И с теми же расценками?

- Даже поменьше.

- Говорят, к Пфайферу немецкие футболисты не обращаются.

- А чему удивляться? В Германии у любой команды своя клиника и профессор, который отвечает за эту команду. Все там и оперируются.

- У Пфайфера можно поучиться лишь умению зарабатывать?

- Не хочу сказать, что он плохой доктор. Средний, неплохо оперирует - но есть люди, которые делают лучше и дешевле. Это факт.

- Вы знакомы?

- Он мне неинтересен, незачем было знакомиться. Когда наткнулся в "СЭ" на первое интервью с Пфайфером, сразу полез в профессиональную литературу, искать - кто это? Увидел, что по коленным суставам у Пфайфера статей никаких. Спросил немецкого профессора: "Знаете такого?" - "Впервые слышу".

- Необычные обстоятельства, в которых применяли врачебные знания?

- Улетела сборная с Олимпиады в Солт-Лейк-Сити. Едва погрузились в самолет, как у тренера одного из наших лыжников случился инфаркт. Я взглянул: человек бледный, весь в поту. Частый пульс, низкое давление. Классическая картинка. Говорю Тягачеву: "Останавливайте самолет и вызывайте "скорую". Иначе до Москвы долетит труп. Леня, тебе это надо?" Некоторые доктора постарались меня оттереть в сторону. Но Тягачев распорядился завернуть самолет прямо с полосы. Человека забрали - оказалось, в самом деле инфаркт. Выжил.

- Он хоть узнал, кому обязан?

- Нет.

- Тогда расскажите что-нибудь повеселее.

- Надо подумать… О, вспомнил! Не забыли Виталия Щербо, гимнаста?

- Конечно. Шестикратный олимпийский чемпион.

- Виталька попал ко мне в ЦИТО 17-летним. Уже был в сборной, но никто его толком не знал. В палате с ним лежали мотогонщик и футболист, матерые мужики. И вот они ему наговорили: "Анализы сдал? Давай, копи мочу, всю ночь писай в банку. Без этого тебя врач не примет. А главное, спи в спортивном костюме, закутайся в два одеяла" - "Зачем?" - "Анализ пота очень важен. Вы же, гимнасты, много потеете. В под мышки напихай салфеток, будешь потом отжимать их в пробирку". Виталик все это проглотил. Утром заглядываю в палату: парень лежит в одежде. "Плохо себя чувствуешь?" - спрашиваю. "Нет, собираю вот…" Указывает на банку мочи.

- Трехлитровую?

- Около того. И салфетки из-под мышки вытягивает. Я огляделся по сторонам - все понял. "Молодец, Виталик, - говорю. - Правильно сделал".

ПАТРОН В ОКНО

- Чьей силе воли поражались?

- Гимнаста Димы Билозерчева. Ехал на "Озеро Круглое", занесло на "Ниве", врезался в столб. Получил открытый перелом голени, тяжелейший. Билозерчев - фантастически талантливый парень, не знаю второго такого гимнаста. Думаю, он более одаренный, чем Лешка Немов. При всем своем разгильдяйстве - очень волевой парень.

- В чем выражалось?

- Сказал: "Я вернусь!" И вернулся. До сих пор помню четырехместную палату, в которой он лежал. Утром совершаю обход - и вижу: Билозерчев на двух спинках кровати делает стойку на руках. Меня заметил - держась на одной руке, второй машет и улыбается.

- Были спортсмены, годами лежавшие в ЦИТО?

- Нет. Максимум - две-три недели. Исключение - штангист Леонид Тараненко. Столько грязи было в организме, что гной литрами откачивали.

- Почему?

- Сидел на анаболиках. В Москве шел чемпионат мира, на Тараненко была четкая медаль. А вместо этого загремел к нам с болями в спине. Думали, остеохондроз. Смотрю анализы крови - а они зашкаливают, сепсис. Иду к нему: "Леня, что-то не так. На антибиотики совсем не реагируешь. Ты что-нибудь принимал?" - "Да, колол стромбу".

- Это что такое?

- Очень жесткий стероид. Если вводить напрямую в мышцу - та на фоне большой нагрузки отвечает стремительным ростом. Раньше этот препарат давали ослабленным больным, так наши раскусили, что его можно применять местно. Тараненко сам себе колол в мышцы спины.

- А как выводил?

- Вот и я спросил. "А-а, элементарно, - отвечает. - Плацентарная взвесь". - "Откуда она у тебя?!" В Союзе этого не выпускали. - "В сборной доктор готовит". То есть Леня не занимался самодеятельностью. Я бывал у штангистов на базе в Подольске. И утром видел одну и ту же картину: в столовой врач засыпал в кофемолку все подряд - витамины и всякие сомнительные препараты, например, метандостенолон. Измельчал эту адскую смесь - и выдавал ребятам, которые выстраивались шеренгой к нему. Кому-то - столовую ложку, кому-то - две. Это был период, когда рекорды в тяжелой атлетике росли не по дням, а по часам.

Тараненко же с иглой занес инфекцию. Анаболики снижают иммунитет, - вот и полыхнул гнойник. Когда закончилась операция, из него торчало шесть трубок, через них сутки напролет делали капельницы. Не знаю, были ли еще в мире люди, которые после такого смогли вернуться в спорт?! Поразительно, но на Тараненко все зажило как на собаке. Остались только шрамы, напоминающие сабельные удары. Один - на спине, другой - тянется по всему бедру. Выписали Леню спустя два месяца. За это время он похудел на тридцать килограммов. Спортивный костюм на нем болтался как на вешалке.

- Тараненко, вернувшись на помост, стал чемпионом мира.

- Я был потрясен, услышав об этом. Выиграл Леня уже "чистым". Та история отбила у него охоту ставить эксперименты над организмом.

- Чьи рентгеновские снимки двадцатилетней давности вы и сейчас узнаете, если показать?

- Моего друга, спортивного комментатора Георгия Суркова. Однажды в тоннеле на Соколе заглох его "жигуленок". Гера вышел, чтобы поставить аварийный знак, - и в этот момент в него врезалась "Волга". За рулем сидел начальник шереметьевского Duty Free. У Суркова особенно пострадала нога, оказавшаяся между бамперами. Ее разнесло в клочья, я насчитал восемь переломов голени. Долго мы в ЦИТО собирали Геру. Было несколько операций, затем на ногу установили аппарат Илизарова и подвесили к специальной раме. Несчастье с Сурковым случилось под Новый год, а выписали - 4-го июня. Вот его снимки я бы наверняка узнал.

Еще один снимок тоже не могу забыть. В путч 1993 года раненых свозили в Склиф и ЦИТО. Тогда всю ночь я не выходил из операционной. И вот, на "скорой" доставили парнишку с ранением в бедре. На Калининском проспекте попал под обстрел. Смотрю - цвет раны какой-то необычный. Пули на снимке не видно, лишь странный контур.

- Что сделали?

- Догадался позвонить товарищу, который прошел Афган. Он рассказал, что это слезоточивый патрон, который не разорвался. "Только не трогай, - предупредил, - он может в ране раскрыться". Но куда деваться? Надо спасать мальчишку. Надели дополнительные маски, распахнули все окна. Аккуратно я достал патрончик 12-го калибра и вышвырнул в окно. Рванул на газоне.

УКОЛ ДЛЯ АМБАЛА

- Спортсмены - люди мнительные. Когда для человека это стало особенно большой проблемой?

- Был такой Владимир Ященко - экс-рекордсмен мира по прыжкам в высоту. Очень тяжелый пациент. Замкнутый, мнительный, суеверный - психика на грани шизофрении. Жизнь сложилась трагически. В 40 лет Ященко умер от цирроза печени. А в начале 80-х он прооперировал в Австрии крестообразную связку. Потом из колена надо было убрать "железки". Пустяковое дело, но Ященко настоял, чтобы в Москву прилетел австрийский профессор Баумгартнер. И это в те годы! Не знаю почему, но в операционной у этого профессора руки ходили ходуном. То ли переволновался, то ли был уставшим. В итоге Миронов под ручку его вывел, а я закончил операцию.

- У кого из ваших пациентов был необычайный болевой порог?

- Вспоминаю Салмана Хасимикова. Прекрасный борец, четырехкратный чемпион мира. Но ему ужасно не везло. Трижды должен был ехать на Олимпийские игры, но в последний момент всякий раз мешали травмы. То голеностоп, то локоть, то еще что-то. Так на Олимпиаду и не попал. При этом Салман не озлобился, не сломался. Говорил: "На все воля Аллаха". Как-то после операции на локте посоветовал ему разрабатывать сустав. И уточнил: "До терпимой боли". Салман резко согнул руку. Заскрипел зубами от боли, но продолжал сгибать. Я перепугался, а он удивленно говорит: "Вы же сами сказали - до терпимой".

Но были и другие случаи. Пришел на обследование известный штангист. Зоя Сергеевна осмотрела его, попросила сделать "блокаду" в локтевой сустав. В перевязочной достаю шприц, лекарство. Ложитесь, говорю, на кушетку. "Да вы что? - несется в ответ. - Я привык это делать стоя". Протягивает руку. Но только иголочкой коснулся, как этот амбал побелел и начал оседать на пол. Еле-еле направил его, падающего, к койке - и бросился за нашатырем. Потом он очнулся, осоловело огляделся по сторонам, грязно выругался и убежал. Больше в ЦИТО не появлялся.

- Александр Карелин с оторванной грудной мышцей выиграл чемпионат Европы. Это - чудо?

- Конечно! Для этого необходим характер и физические возможности, как у Саши. Он ведь боролся в буквальном смысле одной рукой. Потому что вторую при такой травме и приподнять сложно.

- Помните, как в ЦИТО привезли Арвидаса Сабониса с разорванным ахиллом?

- Да, я же дежурил в тот день. Вместе с Сабонисом приехали Гомельский и его помощник Едешко. Сабо, говорят, ногу подвернул. А я гляжу - в ахилле-то дыра! Операция нужна. Но я, простой ординатор, не могу взять на себя такую ответственность, когда речь идет о спортсменах уровня Сабониса. Сначала надо с Зоей Сергеевной и Сергеем Павловичем согласовать. А это пятница, вечер, в клинике из начальства - никого. Звоню Миронову. Он говорит: "Я не в Москве, приехать не могу. Отложим операцию до понедельника. Устрой пока Сабониса в лучшую палату, наложи лангетку, пусть спадет отек". Так и сделал. В понедельник приезжаем в ЦИТО - Сабо нет. Пропал.

У всех паника - что делать? Где искать Сабониса? Вскоре выяснилось, что из ЦИТО его выкрал Едешко. Разумеется, по указанию Гомельского, который дозвонился первому секретарю литовского обкома партии. Сабониса перевезли в Каунас, в институт микрохирургии. Там и прооперировали.

- Часто вы говорили спортсмену, что его карьера закончена?

- Бывало. Правда, Илье Цымбаларю сказать не решился. Мне было его так жалко! Он-то верил, что наберет форму. Но третьей операции колено Илюши не выдержало. Поиграл немного, вот только прежним Цымбаларем уже не стал. В свое время через мои руки прошли многие спартаковцы - Юра Никифоров, Игорь Ледяхов, Валера Карпин… Из них, конечно, выделялся Карпин.

- Чем?

- В нем чувствовался стержень. Собранный, думающий парень. Из породы людей, которые ставят цель - и ее добиваются. Другие ребята считались талантливее, но не смогли полностью раскрыться. Потому что лентяи и гуляки.

- Самый начитанный спортсмен, которого встречали?

- Сергей Вайцеховский. Счастлив, что судьба познакомила с этим потрясающим человеком. Энциклопедические знания, три языка - говорить с ним можно было на любую тему. Между прочим, ни один тренер сборной так не относился к спортсменам, как Сергей Михайлович. Всех готовил к поступлению в институт, заставлял учить языки с преподавателями, которые приезжали к пловцам прямо на сборы. Тем, кто завершал карьеру, помогал устроиться на работу. Однажды за границей Вайцеховскому даже пришлось вытаскивать девчонок из полицейского участка.

- Что натворили?

- Банальная история - стащили джинсы в магазине. Надевали в примерочной по три пары - и выходили. Их вычислили, охрана задержала в дверях. Если б не обаяние Вайцеховского, для девчат все могло закончиться печально.

ОХОТА НА МЕДВЕДЯ

- Вы, кажется, лечили женщину-парашютистку, которая выжила, упав с огромной высоты?

- Это чемпионка мира Зина Курицына. 1979 год. В ночном прыжке у нее не раскрылся основной парашют. Открывать запасной было поздно. Спасло Зину то, что она стала вращать стропы со смятым куполом, который немного тормозил падение. На пашню рухнула не плашмя - а вращаясь как юла. Переломала почти все, но осталась жива. Когда Зина восстановилась, решила повторить ночной прыжок. И снова не раскрылся основной парашют! Слава богу, не подвела запаска.

- Вы бы на ее месте парашют обходили стороной?

- Это точно. Меня, кстати, нередко зовут с парашютом прыгнуть. Известный экстремал Валерий Розов, которого оперировал, подбивает на прыжок в тандеме. Но я пока не созрел.

- Каким же был ваш самый экстремальный поступок?

- Это в детстве, на рыбалке. Закидывал удочку, и здоровенный крючок вошел мне в бедро. Было не столько больно, сколько страшно - вот приду домой, и от родителей влетит. Я достал перочинный ножик и вырезал крючок по живому. Можно сказать, первая моя операция.

- Ваш сломанный нос - память о боксе, которым когда-то занимались?

- Память о знакомстве с женой.

- Интригуете.

- Смешная история. Пригласил Таню на прогулку. Идем по тротуару вдоль дороги. Вдруг говорю: "Давай местами поменяемся". И пару минут спустя из проезжавших мимо "жигулей" вылетела пустая водочная бутылка. Попала в лицо. Я отключился. Потом сломанным носом полгода запахи не чувствовал. А Татьяне сказал: "Ты, наверное, специально все подстроила, чтоб поскорее женился".

- С известными людьми из мира искусства работали?

- Да, с балеринами, актерами. Теплые отношения у меня с Галиной Волчек. Постоянно приглашает на премьеры в "Современник". А с Никитой Михалковым на охоту вместе ездили. Когда-то у Никиты были проблемы с кистью, пришлось оперироваться, - так и познакомились.

- Михалков в интервью говорил, что ежедневно выпивает литр водки. Трудно за ним угнаться на охоте?

- Никита, к вашему сведению, за собой следит как никто! Сбалансированное питание, ферменты, тренажерный зал... Хотя выпить действительно может крепко. Рядом не устоять никому.

- Какая охота запомнилась?

- Прошлой зимой в Ижевске идем с егерем по лесу, собачек отпустили. Внезапно из-за поворота - медведь-шатун. До него метров пятьдесят. Я вскинул ружье, а егерь останавливает: "Погоди. Давай поближе подойдем. Тогда и выстрелишь".

- И что?

- Все нормально. Шкура дома лежит. А вот в Вологде охота могла обернуться трагедией. Вышли затемно. Егерь в бинокль смотрит - вроде никого. Через несколько шагов поднимаю карабин с ночным прицелом - и весь ночник закрывает огромный медведь, метрах в десяти!

- Ого.

- Мог сразу стрелять, да крестик на прицеле отключил. В общем, замешкался. Медведю этого хватило, чтоб учуять запах. Дернулся он в сторону - и пуля, пролетев у него перед носом, угодила в березу. Как он рявкнул! Совершил кульбит назад, по грязной луже покатился, как на санках, и помчался с диким воем. А я, грустный, звоню губернатору Вологодской области, тоже охотнику, рассказываю о своем обидном промахе. В ответ слышу: "Слава богу, что промахнулся. Если б не попал медведю в позвоночник, он бы тут же вас атаковал". Это ведь невероятно живучий зверь. Даже раненный в сердце, способен убежать далеко-далеко. А этот медведь был просто огромный. Потом след измерили - лапа в поперечнике 18 сантиметров!

- Жуткое дело.

- Самый большой страх я испытал не на охоте, а в 9-м классе. Отец - военный - служил в Батуми. Однажды его ранили в руку. Предстояла операция. В госпиталь не пускали, но я перемахнул через забор, пробрался к операционной. Сидел под дверью и ждал. Вот это были страшные минуты. Я так боялся, что отец умрет!

- Выжил?

- Да. А я именно тогда решил, что стану врачом.

- Скажите, доктор, - как дожить до ста лет?

- Моя жена, врач-кардиолог, пытается убедить, что мы вообще должны жить до 150!

- Верите?

- Нет. Разумный образ жизни, с регулярной аэробной нагрузкой действительно позволяет людям спокойно работать лет до 80-ти. Но не в таких городах, как Москва. Экология ужасная, дышим всякой гадостью. Плюс бесконечные стрессы на дорогах. В "пробках" устаю больше, чем в операционной… Ладно, ребята, мне пора. Сегодня еще с министром иностранных дел Сергеем Лавровым встречаться.

- Тоже что-то сломал?

- Нет, к счастью. Я оперировал бронзового призера пекинской Олимпиады по гребному слалому. И вот прислали бумагу, что Лавров (до недавнего времени министр возглавлял федерацию гребного слалома. - Прим. "СЭ") собирается наградить меня почетной грамотой.

- У вас, наверное, приличная стопка этих грамот.

- Не так много, как вы думаете…