Юрий Шикунов
Родился 8 декабря 1939 года в Таганроге.
Полузащитник.
Выступал за команды «Торпедо» Таганрог (1957 — 1958), СКА Ростов (1959 — 1967), «Ростсельмаш» (1968).
Серебряный призер чемпионата Европы-1964. Серебряный призер чемпионата СССР-1966.

Этот чудесный ростовский день завершим в баре легендарного «Интуриста». Где со скрипочкой не тот Моня, прославленный Розенбаумом, но...

Тоже прекрасный!

Шикунову-младшему здесь почет. Для него — специальная программа. Сдобренная рассказами.

— Скрипка — того самого Мони, — дали нам даже дотронуться до струны. — Французская копия скрипки великого итальянского мастера Паоло Маджини. Ей лет 150. У Мони было два инструмента, вот этот — самый любимый. Внук уезжал в Израиль, все распродавал. Сам Моня играл в нескольких ресторанах, но особенно долго — в «Охотнике» на Ворошилова. Ему там памятник собираются поставить. Сейчас я вам сыграю.

— Скрипач ростовский Моня,

В своих сухих ладонях

Ты держишь мое сердце,

Как горло держит стих.

Смычком едва касаясь

Завитых струн-красавиц,

Грехи мои больные отпусти...

Мы слушали и думали — какая прекрасная поездка. Какие эмоции. Это навсегда с нами.

Финал

...День тоже вышел волшебным. Провели его в квартире Шикунова-старшего, легендарного ростовского футболиста. 8 декабря Юрию Ивановичу стукнет 80.

От славного СКА 60-х в живых четверо. Вот том числе наш герой. Со сборной СССР ездивший на чемпионат Европы-1964.

Тот чемпионат, как решили партийные вожди, сборная провалила — в финальном матче на глазах генерала Франко проиграла испанцам 1:2. Главного тренера Бескова отправили в отставку. Игрокам «спасибо» никто не сказал. Хорошо, «мастеров спорта» не сняли — времена были относительно вегетарианские...

— Какой же момент был в том финале! — всплеснул руками Юрий Иванович. — Забили бы — все, испанцы не отыгрались бы. Витька Понедельник при счете 1:1 рванул за мячом. А играли после дождя.

— Проскользнул?

— Да, проехал мимо мяча. Укатился на угловой. До сих пор этот эпизод перед глазами! Матч-то к концу шел!

— Значит, могли испанцев дожать?

— Они крутые были. Но мы сильнее!

— Вот бы пересмотреть тот матч.

— Как-то к сыну в Испанию приехал — щелкаю каналами и попадаю на черно-белые кадры. Наш финал! Я обалдел! Матч-то в СССР не показывали. Хрущев запретил.

— Серьезно?

— Только по радио транслировали. Наверное, не ждали ничего хорошего. Вот если б удачно сыграли — дали бы в записи.

— Судья не прибивал?

— Ошибался по мелочам. В одну сторону. Не это обидно!

— А что?

— Прилетаем в Москву — ни одного встречающего.

— Так никто и не появился?

— Какой-то гражданин из правительства вдруг образовался. Крайне недовольный. Сразу сообщает — наверху разочарованы, футболисты всех подвели. Ну и понеслось: команду распустить, тренеров поувольнять, всем до свидания... О чем говорить, если даже шерстяные костюмы сборной у нас отобрали! А прилетели мы к вечеру. У ребят денег нет. Бесков хмуро всем кивнул и уехал.

— Вы-то куда подались?

— За Левой Яшиным и Численко московское «Динамо» автомобиль прислало. А мы с Игорем близко дружили, самый золотой человек в сборной. Повез в свой любимый ресторан...

— «Советский»?

— Точно. Сейчас «Яр» называется. Еще Лева с Числом каких-то деньжат мне подкинули — и на поезд. Никаких премий за второе место на чемпионате Европы не полагалось. Если б выиграли — дали бы «заслуженного». А так остался мастером спорта. Во-о-н значок висит.

— Рядом что за медаль?

— Серебро чемпионата СССР! 1966-й. До этого четыре года СКА занимал четвертые места, а тут — второе. Медальки еще именные были, на обратной стороне моя фамилия.

— А где за «Европу» медаль?

— Так вручили 11 — тем, кто в финале играл. Остальным — серебряную табличку. Начищаю каждый год. Я ж сломался перед самым чемпионатом! Уже в Испании проводили товарищеский матч с кем-то — и вынесли колено. Я даже на общей фотографии в другом костюме, синем. Узнаете?

— Да. Если б не травма — был шанс выйти на поле?

— Бесков подпускал. В тот год всю Южную Америку со сборной объехали, играл! Но эти матчи проходят как товарищеские — а ни одного официального у меня за сборную, получается, нет.

Юрий Шикунов. Фото Юрий Голышак, «СЭ»

Шипы

— В Испании на костылях прыгали?

— Нет, ходить-то я мог. Время было такое — меня даже оперировать не собирались. Ждали, пока само пройдет. В больнице капали что-то. Я говорю: «Неужели ваши капельки ногам помогут?» — «Это не наше дело...» Все!

— Потому и еле передвигаетесь сегодня?

— Конечно. Били в те годы о-ох как!

— Ну и вы умели, надо думать.

— Я ни одного человека не сломал. А мне даже живот однажды распороли. Упал — и сверху наступили. А шипы-то были металлические! В Ростове их делали несколько поколений. Вытачивали на вертолетном заводе, где можно было слет футбольных администраторов проводить. Со всей высшей лиги приезжали к нам, заказывали.

— Ого.

— Шип алюминиевый, внутри титановая штуковина. Как наконечник. Весь советский футбол играл на ростовских шипах.

— Слава богу, сегодня не так.

— Да сейчас вообще бандиты, а не футболисты! Между собой драки устраивают, судей хватают, толкают... В 60-е такого не представить. У нас удалений-то почти не случалось!

— Арбитры вам нынешние как?

— Вшиво судят. Почти в каждом матче скандалы. Даже ВАР не спасает.

— Так и в ваши времена засуживали. Олег Копаев рассказывал нам, что в Ереване выиграть было нереально.

— Это правда. В Тбилиси, Баку, Ташкенте тоже могли прибить. То гол не засчитают, то пенальти «левый» поставят. И все-таки раньше судейство было лучше. Арбитров уважали. Сегодня к ним отношение другое. По крайней мере в России.

— Еще Копаев уверял, что в Союзе не было человека, который играл бы головой лучше, чем он.

— Согласен. Понедельник вверху был очень хорош, но с Аликом не сравнить. Головой назабивал больше, чем ногами. Вы помните, как Копаева называли?

— Как?

— Король вторых этажей!

— Он же невысокий — метр восемьдесят.

— Зато невероятно прыгучий. Ноги накаченные, грудь колесом, голова огромная. В команде смеялись: «Деревяшка, пока мы в твою башку не попадем, ты не забьешь».

— В том СКА и защитники были что надо.

— Валя Афонин и Витька Гетманов за сборную играли! Великолепные ребята! Злые, как собаки, любого закусают. Афонин потом в ЦСКА перешел, а Гетманов остался в Ростове до конца карьеры.

— Это у Гетманова жена совершила самоубийство?

— Да. Витька — нормальный парень, но как поддаст — неуправляемый снаряд. Мог на жену руку поднять. В тот вечер дома выпивали, поссорились, она психанула и вот что уделала.

— Кто из современных российских футболистов играл бы в вашем СКА?

— Еременко. Он мне очень нравится. Технарь, поляну видит изумительно. Вот насчет Акинфеева не уверен. Конечно, большой мастер, но и у нас вратари были классные — Витя Киктев, Толя Иванов, Саша Бойченко...

— А Дзюба играл бы?

— Да ну, какой Дзюба? Это ж аферюга! Вы приглядитесь, что его голам предшествует. Летит мяч, Дзюба защитника за шиворот хвать. Отталкивает, разворачивается, спокойно бьет по воротам. Судьи — ноль внимания. Вот в еврокубках и на уровне сборной такие фокусы уже не проходят. Поэтому и голов у Дзюбы там намного меньше.

Юрий Шикунов с сыном Александром. Фото Юрий Голышак, «СЭ»

Еськов

— Футбол вам снится?

— Никогда!

— Странно.

— Этот футбол иначе меня достает. Как-то стало плохо, отвезли в госпиталь. Едва успели. Я-то от неотложки отказывался, так жена не послушала, вызвала. Увидела — я уже испариной пошел, бледный весь. Давление 40 на 60, пульс еле слышен. На простынях вынесли из подъезда, с капельницей. В ту же ночь сердце прооперировали. Сын примчался из Москвы, с товарищами заглянул ко мне в реанимацию. Я в себя пришел и народ удивил.

— Это чем же?

— Как говорят — на том свете побывал и покойников повидал. В каком-то полусне то форму свою ищу: «Я в ней премиальные спрятал, Маслов по 30 рублей дал». То другое — «Вот, ***, Маслак запустил гол, премии нас лишил! Все вратари липачи!»

— Действительно всех видели?

— Да, Маслова, Еськова. На Маслака вот попер. А чтоб футбол приснился — не бывает такого. По врачам тоже ходить не могу. Вон на лице ссадина. Рак кожи. Дважды оперировал один и тот же хирург — бесполезно, все возвращается. Полмесяца заживало — потом пошло, пошло...

— Третьей операции не будет?

— Нельзя. Говорят — глаз вытечет. А на точечное облучение я не согласился. Развернулся и ушел.

— Почему коленный сустав менять оказываетесь? Родня жалуется на вас.

— Там ничего нет уже, в коленях этих! — махнул рукой Шикунов. — Да и не советуют врачи после 70 лет оперироваться под общим наркозом. Сколько поумирало — дальше некуда! Так буду жить.

— Как умер Алексей Еськов?

— Саша, мой сын, в «Спартаке» работал, ездил два раза в неделю в футбол играть с ветеранами. Еськов ходил-ходил на эти матчи — и вдруг прекратил. За полгода угас. Онкология. Как-то заглянули к нему в больницу — а от него уже мало что осталось, иссох весь. На искусственной вентиляции держали. О смерти объявили за день до того, как скончался! А мама, Нина Ивановна, еще недавно жива была.

— Это сколько ж лет?

— 103! Про то, что Алексей умер, она знала. А про смерть второго сына Игоря, знаменитого гандбольного тренера, даже говорить не стали. До последнего дня приветы ему передавала... Ладно, пойду, покурю.

— Вы и курите? - охнули мы.

— Благодаря сборной СССР начал.

— Некурящих не брали в сборную?

— Поехали на товарищеские матчи в Румынию. Вечерами покушать хочется, а кормили ужасно. Голодными сидели. Зато сигаретами стол забит. Так чтоб этот зуд заглушить, мы со Славой Метревели и начали курить. Когда пару лет назад в больницу загремел, бросил.

— Долго продержались?

— Восемь месяцев. Дома никому не сказал, что завязываю. Даже заметили не сразу. Потом говорят: «Что-то на балкон не выходишь...» А теперь опять начал.

— Ох, напрасно.

— Прежде у меня по две пачки за день разлетелось. Сейчас растягиваю пачку на три дня. Жена самые легкие покупает.

— Две пачки для футболиста — это что-то.

— Чтоб кто-то из игроков больше меня курил — я такого не встречал. В Ростове точно не было. А вот играть не мешало! Все удивлялись: «Как шмалит, а носится!» Самое интересное — в сборную приезжал и к сигаретам не прикасался. Бесков, по-моему, так и не узнал, что я курящий.

— Неделю терпели?

— Даже терпеть не приходилось. Просто не тянуло. А Маслов сам дымил как паровоз. Чудесный человек!

Юрий Шикунов. Фото Юрий Голышак, «СЭ»

Маслов

— Вот давайте про Маслова, великого тренера, и поговорим. В киевском «Динамо» над ним однажды подшутили — подложили дохлого ужа в кровать.

— Нет, мы в Ростове аккуратнее с Дедом обращались.

— Зато Виктор Александрович мог устроить посиделки с шампанским — и участвовала вся команда.

— Рассказываю. Привез я роскошные бокалы. Дед выпил — и выкинул свой в окно! С четвертого этажа!

— Так и надо. На счастье-то.

— Тяжелая пауза, Дед прислушался — а за ним все следом. Произносит в тишине: «Не разбился». Кинулись к дверям, помчались вниз — оказалось, этот бокал как летел, так и вошел в газон.

— Часто так присаживались?

— После каждого матча. Торпедовцы приехали — все у Маслова собираемся. Сидим, выпиваем шампанское, до утра лялякаем.

— У нас в голове не укладывается — тренер позвал на шампанское не только своих футболистов, но и соперников!

— Не всех же — лишь торпедовцев, с которыми раньше работал. У Деда была своя логика. Знал: все равно мы пойдем, где-то накатим. Говорил: «Так я хоть вижу, что они пьют и сколько».

— Ростов тогда жил футболом, — заглянул в комнату Александр Юрьевич, сын. — Это не описать!

— А вы попробуйте.

— По трое суток стояли за билетом, костры жгли! Армянский район — так эти армяне целый бизнес на пирожках выстроили для очередей. По ночам семечки продавали. Маслов выдаст матушке моей 20 билетов: «Светка, с тебя поляна». А у нас выдающийся дом был.

— В центре?

— В Москве есть улица Тверская, а в Ростове — Большая Садовая. Это то же самое. Жили прямо рядом с памятником Ленину. Напротив, в гостинице «Московская» — Маслов. За ним постоянный номер был закреплен. Такой чести только двоих удостаивали.

— Кто второй?

— Михаил Шолохов. А матушка у меня хлебосольная. Готовила умопомрачительно. Вся донская кухня замешана на украинской. В нашем доме был магазин «Козлята». Продуктовый. Если с центрального входа зайти — пустые прилавки. Даже вареной колбасы не найдешь.

— Где брали?

— В Донецк за ней мотались — пару часов на электричке. На Украине было все. А у нас было все, если взглянуть со стороны двора.

— Прямо там и продавалось?

— Разумеется. Мама свешивалась с балкона: «Коля, два билета!» Бах — вот такой кусок баранины. Шампанское. В каждый отдел по билету — а взамен что угодно. Затем сходила на рынок, туда тоже два билета.

— На рынке-то за что?

— Рыбакам за подпольный товар. А вечером, после матча, футболисты приходили — уже все накрыто! До утра сидели! Полстраны знает столы Шикунова! К нам и Майя Плисецкая приезжала. Отъедалась! Говорила: «Мне вообще-то нельзя много кушать. Давай, Светка, я у тебя поем — и на год опять режим».

— Квартира на Большой Садовой давно не наша, — вздохнул Юрий Иванович. — Вернулся из ГДР в конце 70-х, с первой женой развелся. Пришлось разменять. Сейчас проезжаю мимо этого дома — сердце щемит, конечно. Столько связано, молодость моя там прошла...

— Представьте, в одном доме жили Понедельник, Афонин, Копаев, Еськов и Шикунов, — улыбнулся воспоминаниям Александр Юрьевич. — Сразу подруливали пять «Волг» — это значит, тренировка закончилась. Как раз в продуктовый магазин приезжал грузовик. Проехать не мог, стоял, ждал. Шоферу говорили: «Сейчас футболисты выспятся, отправятся на вторую тренировку. Тогда и привезешь». Их даже не будили!

— Юрий Иванович, как с Плисецкой-то жизнь свела?

— С ней дружила подруга моей жены — директор ростовского магазина «Фарфор-хрусталь». Через нее и познакомились. Но я с Майей Михайловной мало общался.

— А с Моней, легендарным скрипачом?

— Да его весь Ростов знал. Как свадьба или день рождения — приглашали Моню. Скрипкой владел виртуозно. А уж после песни Розенбаума был вообще нарасхват, огромные деньги зашибал. Кстати, по паспорту он Соломон Наумович Телесин. Но вот так, по имени-отчеству, к нему никто не обращался. Говорили просто — Моня. Сын мой тоже был с ним хорошо знаком.

— Наслышаны. Недавно Гармашов сообщил в интервью: «Шикунов привез на установку скрипача Моню. Тот сыграл, и мы победили 4:0». Что за история, Александр Юрьевич?

— 1993 год, Москва, «пулька» за выход в высшую лигу. «Лада» Гармашова принимала «Крылья». Гармаш попросил: «Привези Моню» — «Не вопрос...»

— Что на установке играл?

— Не в курсе, там я не присутствовал. Думаю, что-то блатное. Донское. Гармаш такие вещи уважает.

— Футболисты оценили?

— Понятия не имею. Гармаш точно был в восторге. Команда поселилась в гостинице «Измайлово». На первом этаже пивной ресторан, где Гармаш сидел с утра до вечера. Моня прямо там играл. А потом отвели на установку.

— Как все это воспринимал?

— Спокойно. Денежки платят — он играет.

Медали Юрия Шикунова. Фото Юрий Голышак, «СЭ»

Памятник

— Юрий Иванович, с премией за чемпионат Европы вас прокатили. А в Ростове-то платили нормально — раз тут и закончили?

— Меня на шахту оформили. Каждый месяц к футбольной зарплате прилагалась шахтерская. Та значительно больше.

— Настоящие шахтеры за такое и поколотить могли.

— Так мы в кассу с работягами не стояли, все отдельно приносили. В этом смысле в Донецке очень хорошо ребята устраивались. Нигде столько не платили в высшей лиге, никакой «Спартак» с «Шахтером» сравниться не мог. В Донецке три доплаты было! За тысячу рублей уходили! А у Виталия Старухина было четыре или пять доплат.

— Еще я эти времена застал как футболист! — добавил Александр Юрьевич. — В Волгодонске строился завод «Атоммаш», футболистов из СКА туда оформляли. Я был слесарем шестого разряда энергоцеха. Получал 180 рублей. А в клубе — 140. Еще десять тому, кто был мастер спорта. Плюс 20 или 30 рублей за офицерское звание, это ж СКА. Но если на лейтенанта подписался — каюк. Уже никуда не денешься. Всю жизнь только там. А прапорщику легче — тот со скандалом, но мог уволиться.

— Зато на «Волгах» ездили.

— Была у меня «Волга» с оленем, — оживился Шикунов-старший. — Весь город знал автомобили футболистов. Хоть не было еще моды на «особенные» номера. Какие давали — те и ставили.

— Вашу машину на руках не носили?

— Мою — нет. А вот как-то с Понедельником сидели в его «Волге» после матча. Витька ключом щелкнул — раз, машина не едет. Вроде не самолет — а поднимается!

— Далеко вынесли?

— До самого выезда со стадиона. Аккуратненько поставили, «до свидания» — и все.

— Давно машину не водите?

— Как 70 лет исполнилось, решил — хватит! Передал руль Валентине, второй жене. Чувствую — реакция не та. Надо мне это? Как-то Валя попросила перепарковать автомобиль — сажусь и чувствую: вообще ничего не соображаю. Хотя ездил здорово. Ни одной аварии!

— А я за свою жизнь семь машин расколотил! — усмехнулся Шикунов-младший. — Потом взял водителя, с тех пор за руль не сажусь.

— Ну и как вы машины били?

— Думаете, это интересно?

— Конечно.

— Ладно, расскажу одну историю. Дал свою «девятку» Андрею Тимошенко. Тот вышел из кафе навеселе. Сел за руль, газанул, закрутило — памятник Ленину протаранил! Машина под списание, у Андрюхи ни царапины.

— Повезло.

— Вылез, в руке бутылка шампанского «Бахчисарайский фонтан». Так Андрюха ухитрился на памятник залезть и разбить об него бутылку. Приговаривая: «Ильич, всё из-за тебя! С 1917 года нам жизнь портил! А то бы уже давно в «Реале» играли...»

Юрий Шикунов. Фото ФК «Ростов»

Серебро

— Юрий Иванович, если б можно было пересмотреть один матч из собственного прошлого — какой выбрали бы?

— 1966-й, две победы над «Торпедо». Волшебной командой — лучше я в жизни не видел. Стрельцов, Воронин, Шустиков, Кавазашвили... В Москве хлопнули их 3:1.

— Один из голов забили вы. Чуть ли не с центра поля.

— Ну, не с центра... Метров 35 до ворот было. Мячик удачно подскочил, я заметил, что вратарь далековато вышел, и за шиворот запустил. Эффектно получилось.

— Кавазашвили на воротах стоял?

— Нет, Шаповаленко. А с ответным матчем история вышла. Я из-за травмы не играл. СКА боролся за второе место, и меня послали в Киев. Подстраховаться. Поговорить с Масловым, он уже «Динамо» тренировал. И с ребятами, которых по сборной знал. Попросить, чтоб побились с бакинским «Нефтяником», не рассыпались. Главным нашим конкурентом. Еще и премиальные для киевлян повез.

— И что же?

— Все равно сдали игру!

— Точно. Про этот матч нам рассказал Виктор Серебряников: «Привезли из Баку по полторы тысячи рублей на человека. Как откажешь? Предали мы Деда...»

— Вот-вот. Я, приехав, сразу к Маслову, он пообещал: «Все будет чисто, с командой поговорю». Но и его обманули. Так Дед чуть не плакал: «Ну, держитесь...» После игры пошли, махнули с ним шампанского. А все равно серебро нам досталось! Пришлось дома «Торпедо» обыгрывать.

— Справились без вас. Праздник в городе не видели.

— Мне рассказывали про огромные плакаты: «Торпедо» — не торпеда, торпедируем «Торпедо». Потом шествие было от стадиона по центральной улице. А я в это время с Масловым в Киеве шампанское распивал. Вернулся утром. Здесь уже победные костры догорали у парка Горького.

— Вы про «Шахтер» вспоминали. Ехать от Ростова до Донецка всего ничего. Туда не заманивали?

— Это история! Как-то на пороге прапорщик с патрулем: «Собирайтесь, Юрий Иванович. Переводим вас в ЦСКА». А я им р-раз — паспорт! Они чуть на пол не сели. Это наши начальники пронюхали, что меня собираются утащить и быстренько из армии уволили. Гражданского уже забрать не могут. Агапов с Мамыкиным потом жаловались: «Ну аферюги ростовские...»

— «Шахтер» здесь при чем?

— На следующий день весь футбольный мир знал, что я гражданский человек. Тут же являются из «Шахтера». Не поеду, говорю. Так и остался. Не жалею!

— Ладно, «Шахтер», вас Маслов в «Торпедо» приглашал!

— Да, Дед меня любил. Приметил еще в 17 лет, в Таганроге. Второй раз в «Торпедо» звал, когда я уже за СКА играл.

— Ну и?

— Не пошел. Никогда в Москву не рвался. Не мой город. Суеты много, шум-гам. Ростов спокойнее, да и роднее. К команде сразу прикипел. Коллектив дружный, сплоченный, ни одного «шептуна». Тренеры доверяют, боремся за высокие места — что еще надо? Мне здесь было настолько хорошо, что ничего не хотелось менять.

— Вы и сегодня считаете, что правильно сделали, отказав Маслову?

— Сто процентов! Вообще в то время мало кто стремился в Москву из Ростова.

— Сергей Андреев говорил нам: «Самая большая ошибка в моей жизни — не уехал в Москву, остался в Ростове».

— Уж ему-то грех обижаться на Ростов. Здесь стал лучшим бомбардиром страны, попал в сборную. Получил шикарную квартиру в центре города, командующий Северо-Кавказским военным округом каждый год выдавал «Волгу». На продаже Андреев зарабатывал громадные деньги. Если б где-то предложили условия получше, думаю, он бы уехал.

Раки

— Из СКА 60-х в Ростове живете только вы?

— Еще Валера Буров. Афонин и Понедельник — в Москве. Остальные поумирали. Почему — не понимаю! Вот я и пил, и курил — а живой. Кто-то режимил, а уже 20 лет, как нету. Мы же послевоенные — уличные, дворовые. Лечиться нас не заставишь.

— Чью смерть особенно тяжело переживали?

— Толи Черткова, Алика Копаева... А когда Валера Воронин в аварию попал, для меня это была трагедия. В сборной дружил с ним и Метревели.

— После автокатастрофы с Ворониным встречались?

— Как-то увиделись. Одна сторона лица нормальная, а другую будто перепахали всю. Обгоревшая. Я ахнул.

— Помним случай в Тбилиси — уже пожилой Понедельник в цивильном костюме и туфлях на спор попал в перекладину с линии штрафной.

— Так Витька — шикарный игрок! Жаль, давно не общались. В Ростове почти не появляется. А когда-то семьями дружили, сына моего вместе крестили.

— Вы рассказали, как Понедельник в перекладину бил, — на моих глазах Бердыев такое исполнял, — вновь подал голос Александр Юрьевич. — На сборах в Марбелье три года назад. Ставил при молодых мяч на линию штрафной — и все в перекладину засаживал. Молодежь только переглядывалась. Джанаев шепотом Кафанову: «Хорошо, я в то время не играл». Кстати, когда «Ростов» с Бердыевым в 2016-м второе место занял, я был вице-президентом клуба. Медаль сразу отцу отдал. Так что у него в коллекции оба ростовских серебра, завоеванных с разницей в 50 лет.

— Юрий Иванович, Маслаченко говорил: «В 1962-м я был сильнее Яшина. Если б не травма — неизвестно, кто бы играл на чемпионате мира». В самом деле?

— Да Яшин бы играл. Точно! Лева — великий! И как вратарь, и по человеческим качествам. Скромный, спокойный. Я даже не помню, чтоб в игре или на тренировках на кого-то срывался, орал. Рабочий подсказ был — но исключительно по-доброму. Историю вспомнил. Беккенбауэр как-то рассказывал — поселили его в номер к Яшину, когда играли за сборную мира. Заходит в номер с чемоданчиком. Произносит: «Франц...» — и распахивает чемоданчик-то. Достает две банки икры и бутылочку водки. Беккенбауэр ужаснулся: «Вечером игра!» — «А ничего страшного». Выпили по рюмке, съели ложками по банке икры. Легли спать — и вечером вышли на матч. Вот это Лев Иванович!

— Эх, было время. Даже раки, говорят, в Ростове нынче другие.

— Так их вылавливают, не дают вырасти! Крупный рак в норах. Надо нырять, доставать руками. А в сетку-то что придет? Вы с женой моей поговорите. Неподалеку от Ростова росла, вспоминает — раки были как семечки возле реки Джурак. Достали — сварили. Окрошку им, детям, варят, те морщатся: «Фу-у, опять с раками, нам хочется с колбасой...» Раньше-то люди ловили себе — ровно столько, сколько съедят. А сейчас все на продажу. Бизнес! 500 рублей килограмм на рынке — за мелочь!

ГДР

— За серебро в 1966-м что подарили?

— Часы с гравировкой от генерала Плиева, командующего Северо-Кавказским военным округом. От маршала Малиновского тоже передали часы.

— С кукушкой?

— Без. А когда в 80-е со СКА на товарищеские матчи в Ирак приехали, вручили часы с портретом Саддама Хуссейна. Я отдал сыну.

— Носил?

— Да. Сейчас в Москве у него лежат. А вон медаль висит — в 1963-м во Вьетнаме победили на Всемирной Спартакиаде Дружественных Армий. Так ровно через 20 лет этот же турнир выиграл Саша. Причем снова во Вьетнаме!

— Памятная поездка! — воскликнул Александр Юрьевич. — Прилетели в Камрань на советскую военную базу. Где была единственная в мире взлетная полоса из мрамора. На игры в Ханой, Дананг, Хошимин добирались на военных самолетах. Не самые приятные ощущения, честно говоря. Зато на трибунах — биток! Во Вьетнаме футбол обожают, каждый матч по 40-50 тысяч собирал. А нищета такая, что накануне Спартакиады вьетнамцы целую дивизию в отпуск отправили. Участников на сэкономленные деньги и кормили.

— Как вы из СКА уходили? — вопрос Шикунову-старшему.

— Конец 1967-го. Беца, главный тренер, разругался с Толей Чертковым, настоял на отчислении. А это капитан команды, мой друг. Вместе с ним решил уйти и я.

— За что Йожеф Йожефович на капитана ополчился?

— У Бецы тяжелый характер. А Черток — правдоруб. Что на уме, то и на языке. Когда генералы на базу СКА приезжали, Толю боялись им показывать, прятали. Ляпнуть мог что угодно. Был случай. На собрании заместитель командующего СКВО распекал нас, пока Черток не поднялся: «Да что вы несете?! Зачем в тренировочный процесс лезете? Лучше деньжат ребятам подкиньте. И не мешайте...»

— Однако!

— Вот и Беце что-то сказал, тот обиделся. Убрал Толю. Для меня это стало последней каплей. Пошел к начальству, написал заявление.

— Не удерживали вас?

— Пытались отговорить. Но я был непреклонен. Еще и травмы замучили, с левым коленом к тому моменту была совсем беда. Сезон в «Сельмаше» отбегал и на шесть лет уехал в ГДР.

— Служить в Западной группе войск?

— Ну да. Знакомых там хватало. Копаев, Афонин, ребята из ЦСКА — Мамыкин, Агапов, Коля Долгов, которого немцы прозвали «Восточный Беккенбауэр».

— Такой хороший игрок?

— Супер! Выпивоха, юморной. Мы выступали за местные клубы. В «вышке» играть не имели права, а в первой лиге — пожалуйста. Так за Долговым выстраивалась очередь. За пять лет трем командам помог выйти наверх.

— Нравилось в ГДР?

— Очень! Сказка! Настоящий коммунизм. Еда для офицеров бесплатная, оклад 250 рублей, плюс 800 марок доплачивали. С утра тренировались, дальше свободное время. Картишки, бильярд, пивко. Я там к «Радербергеру» пристрастился. На минеральной воде, его почечникам прописывали, чтоб все промывало. В обычных магазинах ГДР не продавалось — лишь в офицерских, при частях. А жили мы в Олимпишесдорфе.

— Это там во время Игр 1936-го располагалась Олимпийская деревня?

— Совершенно верно. Теперь городок называется Эльсталь. В тех краях помимо футболистов служили многие спортсмены. Когда в ЦСКА заканчивали карьеру, их отправляли на пять-семь лет в ГДР, Польшу или Венгрию. В качестве поощрения. Я сдружился с Сашкой Васюшкиным, боксером, двукратным чемпионом СССР в тяжелом весе. Как-то пошли в бар.

— Вдвоем?

— Еще Копаев был с нами. Выпили парочку кружек и с немцами зацепились. Слово за слово, драка. Думаю: «Ну, рядом с Васюшкиным бояться нечего, любому наваляет». Но когда немцы налетели, он встал в стойку и... ни одного удара не нанес! Его лупят, а Сашка только уворачивается да лицо прикрывает руками. Алик орет: «Ты чего?! Давай, бейся!» А Васюшкин: «Нельзя! Я бумагу подписывал, что не буду драться на улице...»

— Крепко вам досталось?

— Да нет, обошлось. Но Васюшкина предупредили: «С тобой по барам больше ни ногой».

Деревяшка

— Ваш сын много лет отыграл за СКА и «Ростсельмаш». Каким он был футболистом?

— Ха! Деревяшка! Хулиганил на поле, по ногам молотил без разбора. Помню, играем с кем-то, парень на бровке принимает мяч. Сашка летит в подкате, алюминиевые шипы зловеще сверкают на солнце. Володя Федотов, главный тренер СКА, на скамейке в ужасе закрывает лицо: «Ой, ***, Юра, он же убьет его!» Переживал за соперника. Скамейка от хохота в лежку. Григорьич — интеллигентный человек. Все в Ростове «Беломор» курили — а Федотов мог сигару достать. Или трубку... А сына после двух 10-матчевых дисквалификаций подряд я из команды выгнал. Сказал: «Хватит мучить футбол!» Это уже в «Ростсельмаше», 1991 год.

— Господи, что ж натворил?

— Сначала в Ярославле игроку «Шинника» локтем в челюсть зарядил. Кровь хлынула, судья сразу вытащил красную. Дисквалифицировали на 10 матчей. Отсидел, и тут дома принимаем «Буковину». Ведем 1:0, 89-я минута. Выпускаем Сашу — просто время потянуть. Добегает до центрального круга, в этот момент наш вратарь выносит мяч настолько далеко, что тот перелетает всех. Сашка делает рывок и несется к чужим воротам. Навстречу голкипер «Буковины». Метрах в пяти от штрафной сталкиваются.

— И что?

— Хруст был слышен аж на левом берегу Дона. Оба шли на мяч прямой ногой. У Сашки синяк, у вратаря — перелом голеностопа. Тут же игроки «Буковины» налетели, крики. В заварухе кто-то Сашке двинул, а он, недолго думая, бу-бух в пятак!

— Судья удалил?

— Естественно. Уходил с поля под аплодисменты. Ростовские болельщики его любили. За самоотдачу и бойцовский дух. Идет мимо нашей скамейки, подмигивает: «Ну что, нормально время потянул?» И после паузы: «Все, с футболом закончил!» Через пару дней история получила продолжение.

— Так-так.

— В чемпионате наступил перерыв, поехали мы в Польшу. На двух автобусах. В первом — тренеры, футболисты, жены. Второй под завязку набили железом. Дрели, тиски, утюги... На продажу. Играл тогда за «Ростсельмаш» Саня Ещенко. Его отец, работавший в Виннице начальником команды, из Луцка. Договорился, что нас там пропустят через пограничный пункт. Сидим, вдруг автобус «Буковины» подруливает. Выходит вратарь. Нога в гипсе, на костылях. Ещенко громко: «Сашко, дывыся, твой клиент. Тоже дрэли продавать прет...» Тот увидел нас — вздрогнул, поднажал.

Лоськов

— В 90-е вы работали вторым тренером «Ростсельмаша». Юного Лоськова помните?

— Конечно! Ох, и намучались с ним!

— Разгильдяй?

— Хуже! По всем закоулкам: «Вя-вя-вя...» Его Энвер Юлгушов, главный тренер, раза три пытался отчислить за нарушение режима.

— Стоп. Нам и Андреев, как раз весной 1995-го сменивший Юлгушова, говорил: «За месяц Лоськова дважды выгонял из команды, собирались расторгать контракт. Хотя он не пьяница, просто вольет в себя две кружки пива — и обязательно попадется».

— Есть люди, которые чуть-чуть накатят — сразу на подвиги тянет. У Димки в этом смысле никакой агрессии. Скромный курганский парень, добрый, тихий. Ни украсть, ни покараулить. Но гульнуть мог так, что потом несколько дней на тренировках не появлялся. Юлгушов в ярости: «Выгоняем!» Чуть успокоится, подхожу: «Не горячись, давай пацану еще один шанс дадим. Мы ведь тоже когда-то куролесили...»

— Он заступался за Лоськова, потому что видел его сумасшедший потенциал. — добавил Александр Юрьевич. — Поднимал палец: «Большой игрок растет!» Если б не вмешательство отца, Димка в Ростове бы не задержался.

— Вы же в 1995-м едва в «Шахтер» его не продали.

— О, это история. Я уже занимал в «Ростсельмаше» должность начальника команды. В Донецк отправились втроем — Димка, его жена Танюха и я. Пообщались с президентом клуба Брагиным, вечером футбол, «Шахтер» — «Таврия». А у Танюхи колготки порвались, по дороге на стадион попросила притормозить у магазинчика, выскочила купить новые. Это, как потом выяснилось, нам жизнь спасло. Когда подъехали, матч уже начался. Припарковались, вышли, и тут взрыв. Всё в дыму, оторванная рука с «Ролексом»...

— Чья рука?

— Брагина. Лоськов еще во время переговоров обратил внимание на эти часы, очень ему понравились.

— Кроме Брагина погибли его телохранители.

— Да, при входе в ложу. Бомба была заложена под ступеньки. У нас потом неделю волосы гарью пахли.

— Если б не трагедия, Лоськов стал бы игроком «Шахтера»?

— Наверняка. По финансам с «Шахтером» даже в России немногие могли конкурировать. Но после взрыва ни Димка, ни жена оставаться в Донецке не хотели. К тому же на Лоськова претендовали ЦСКА и «Локомотив». Давали огромные деньги!

— Сколько?

— 850 тысяч долларов! Дороже игрока на внутреннем рынке тогда не было. А для нашего клуба это больше половины бюджета! Но я уговаривал Лоськова остаться еще на сезон. Он просил: «Юрьич, отпусти!» Правда, шепелявит, получалось смешно: «Отпуфти». А я: «Дим, рано тебе в Москву. Год отыграй в Ростове — и поедешь». Начали обсуждать условия нового контракта, долго торговались по зарплате. По нынешним временам — за какие-то копейки.

— А точнее?

— «Сельмаш» предлагал 3 тысячи долларов в месяц, Лось хотел 5. Периодически отлучался в коридор, где сидела жена. Я слышал ее голос: «В Москву давай! В Москву!» А Димка уже чуть дрогнул засомневался, и я его глушил, глушил. У меня на столе лежали ключи от «Мерседеса».

— Какого?

— 124-й, Е-класс. Мощный двигатель, кожаный салон. И вот сидели-сидели с Лоськовым часов пять. В какой-то момент он перевел взгляд на ключи от машины, указал на них. Я спросил: «Что?» Он так же молча поманил пальцем. Я протянул ключи, Лось выдохнул, через секунду продлил контракт и укатил.

Трамвай

Мы снова повернулись к Юрию Ивановичу.

— Татуировка, видим, у вас на пальце. Давно сделали?

— В детском саду.

— Да ладно.

— Серьезно! В 6 лет! Старшие товарищи помогли. Чернильным карандашом вывели «Юра» и иголкой до крови обкололи. По букве на каждом пальце. Со временем «Р» и «А» убрал, вон два шрама. А «Ю» осталась. Как напоминание о лихой юности.

— Так уж и лихой?

— Послевоенный Таганрог — место не самое спокойное. Криминала много. К тому же рос без отца, он на фронте погиб. Если б не футбол, я мог запросто стать бандитом. Для начала — карманником. Потом по квартирам бы полез.

— Ничего себе.

— Я-то еще малой был, а те, кто повзрослее, уже вовсю по трамваям шныряли. Нас тоже подбивали. Только благодаря футболу из этой компании соскочил. Я же лет в 14 едва в тюрьму не загремел!

— За кражу?

— Да. В нашем дворе жил вор в законе, реальный, старой формации, обучал пацанов вытягивать кошельки из сумочек и карманов. Однажды меня и товарища на дело повел. Подъехал трамвай, народу — битком. Они кое-как влезли, а передо мной двери закрылись. Как быть? Рванул!

— Куда?

— За трамваем! Прибегаю к следующей остановке и вижу — подельников моих уже повязали! Заломили руки, как Жеглов Кирпичу, повели в отделение. Я так и не понял — то ли следили за нами, то ли случайно попались. Ну а меня Боженька уберег.

— Как отец погиб?

— Сохранилась выписка из наградного листа, сейчас зачитаю. Слушайте: «Шикунов Иван Семенович во время боев на территории Германии подавил огонь трех пулеметных точек противника, уничтожил зенитное орудие и миномет. На плацдарме реки Одер выкатил свое орудие на прямую наводку и в упор расстреливал фашистов. Несмотря на ранение, товарищ Шикунов не ушел с поля боя, уничтожив до взвода пехоты противника. Но и сам был смертельно ранен. Скончался 15 февраля 1945 года. Похоронен на северной окраине села в районе Кюстрина, Германия».

— За такой подвиг отцу звезду Героя дали?

— Нет. Орден Отечественной войны второй степени.

— Был в вашей жизни еще штрих — работали с глухонемыми.

— Всех чесали! Даже сборную Москвы обыграли! Сын меня «травил». Что, говорит, телевизор смотришь без субтитров?

— Язык жестов понимали?

— Даже сейчас сказать могу на пальцах!

— Рассказывал нам Роман Карцев: «Играл у нас в Одессе один глухонемой. В каждой игре забивал. Свистка не слышал».

— У нас судьи с флажками бегали. Глухонемые — буйные, как до футбола доходит. Это ужас просто! Дрались постоянно! Как они пищат во время игры — это слышать надо! Вой стоит! Еще и жуликоватые.

— Что вы говорите.

— Да. На электричках днем «работали».

— Это как?

— Воровали. Как раз таких жулье и запускало по вокзалам. Их милиция берет — а ничего сделать не может. Не знает, куда девать инвалидов. Даже «принять» толком нельзя. А вечером — ко мне на тренировку. Два года ими занимался. В Тбилиси финал был, команду Миши Месхи там хлопнули. Он тоже глухонемых тренировал.

— Расстроился?

— Очень. Но выпили пивка — и успокоился.

— С кем из футбольных друзей дружба сохранилась?

— С Юлгушовым каждый день по телефону общаюсь. Он на год старше. Бодряк! Ходит тяжело, но голова ясная. С Казбеком Туаевым перезваниваюсь. Это азербайджанский Берлускони!

— Прекрасно сформулировали.

— Мы потерялись по жизни — а тут жена на рынке видит парня с поломанными ушами. «Ты борец?» — «Да, из Баку...» — «Казбека знаешь?» — «Кто ж его не знает?!» Записал номер, созвонились. Туаев был счастлив, я тоже!

...Отметили в Ростове 80-летие Юрия Ивановича удивительнейшим образом. Чуть раньше положенного, но иначе никак — привезли на последний домашний матч этого сезона, против «Урала». На колясочке выкатили в центр поля. Народ встал.

Дед ахнул, увидев новый стадион.

— Тайм посижу, потом домой, — сообщил тем, кто был рядом.

А в ложе махнул рюмочку с лучшими людьми Ростова-на-Дону, затянулся сигареткой... И расцвел! Понял, что как был любимцем этого сладкого города, так и остался — и оттолкнул брезгливо коляску. Ходил сам, снова почувствовав себя молодым. Матч досмотрел до конца.

Кто Шикунова не знал — тем все происходящее казалось чудом. Только не нам. Мы-то понимаем, что это за старик. Таких людей уж не бывает. Они вырастали из послевоенных пацанов — и сражаются до последнего патрона...