Александр Кожевников: "Зубы мне вставлял Фазель"
РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ
Мы искали большие интервью двукратного олимпийского чемпиона Кожевникова – а находили какие-то крохи на пять строк. "Александр Викторович сказал", "Александр Викторович прокомментировал"...
Все это очень странно. Потому что Кожевников – не только двукратный олимпийский, он еще и чемпион по обаянию. Телевизионные люди это быстро раскусили.
Про него, правда, ходит легенда – какая-то заметка о самом себе Кожевникову не понравилась. Так перезвонил наутро в редакцию и спокойно сообщил автору: "Ногу сломаю".
Мы уточнили у Кожевникова – сломал ли?
Тот расхохотался басом:
– Ерунда какая...
* * *
– В апреле вы возглавили объединение "Хоккей Москвы" при Москомспорте. Чем занимаетесь?
– Мне подчиняются восемь спортивных школ. Каждый день я в кабинете на Ореховом бульваре. Встречаюсь с родителями. Немыслимые вещи творятся. Они привыкли совать тренерам деньги. Затем обиды: мы собрали, а сына не ставят.
– Сколько собирают?
– В месяц с семьи – по тысяче, по две. В сумме выходит от 30 до 50. Рассказывать о поборах родители опасаются. Я объясняю: нечего бояться. Звоните мне – не дам в обиду. Открыто про деньги тренеры, разумеется, не говорят. Придумали уловку: "Хочет парень играть – пусть ходит на дополнительную тренировку". За дополнительную нужно доплачивать. Безобразие. Тем более что зарплаты у тренеров сейчас приличные – до 80 тысяч.
– Еще в вашей жизни – работа на телевидении и матчи ветеранов?
– Да. На телевидении поначалу было стеснительно. Не привык мысли озвучивать на всю страну.
– Когда оттаяли?
– Месяца через два. Мне еще повезло, что попал туда, когда хорошего хоккея не было. Пять лет назад гоняли шайбу по борту – там особо комментировать не надо. А сегодня сложнее, много интересных комбинаций. Я рад, что приходят молодые тренеры. Не старые, крохоборы, – а молодежь. У них глаза другие! Им ни к чему откаты, они работать хотят!
– И не научатся жить на откатах?
– Думаю, нет. В первую очередь это касается тех, кто приехал из Америки. Они понимают, что откаты разрушают наш хоккей. Не умеющим играть людям платят по 30 тысяч долларов, а играющие сидят на лавке. Человек по восемь гуляют из клуба в клуб…
– Какой момент на телевидении стоил особенных ваших нервов?
– Олимпиада в Ванкувере. После первого же матча сказал, что команды у нас нет. Россия проиграет. Был потрясен: никто не прислушался. Мне-то известно, что творилось в сборной. Хоккеисты не режимили, приходили в номера к часу ночи.
– Видели своими глазами?
– В ту же гостиницу заселились друзья. Я попросил все разузнать для одного высокопоставленного человека, который не мог поверить. Потом убедился. Да и для журналистов это не было секретом. На чемпионатах мира при Быкове происходило то же самое.
– При Билялетдинове все иначе?
– Да, Хайдарович поменял само отношение к слову "сборная". Она совершенно преобразилась! Даже игрокам надоело то, что творилось, – от многих уже слышал: "С Билялетдиновым лучше". А ведь за его назначение ратовали всего пять человек – Фетисов, Касатонов, Макаров, Гимаев да я. Остальные не верили, молчали. Хотя бросалось в глаза, насколько Быков распустил сборную! Вы вспомните – он жестко говорил с кем-то из игроков? Нет. Разве что с судьями ругался. А с командой не работал вообще.
– Брызгалов нам как-то рассказал: на Олимпиаде сборная не знала, что такое видеопросмотр.
– Это чувствовалось. Мне все стало ясно, когда Захаркин произнес: "Мы уходим из ЦСКА ради Олимпиады, необходимо сосредоточиться на сборной". А через неделю очутились в Уфе. Но я-то был в курсе, что они раньше подписали контракт с "Салаватом" на бешеные деньги. Вот тогда эти тренеры и закончились. Неужели вы, корреспонденты, не видели, что они стараются только урвать премиальные?
– А как это увидишь?
– Ну, вы даете! И финны, и чехи, и шведы на Евротуре накатывали молодежь. Брали пятерку ветеранов, которые учили, а вся команда из мальчишек. Лишь Россия привозила из раза в раз 28-летних. Быков с Захаркиным выигрывали эти Евротуры, делали себе имидж и получали премии.
– Однако.
– Сейчас они вроде бы это признали – но едва ли чистосердечно. По-моему, ни Быков, ни Захаркин не раскаялись. Просто они безработные.
– Кстати – почему?
– Вот! Если Быков с Захаркиным такие прекрасные специалисты – почему их иностранцы не приглашают? Тренеры сборной! С языком!
– Есть ответ?
– Потому что в Европе всё понимают. За чем они погнались и что делали в сборной России. Люди думают: ребята, вы и у нас начнете деньги зарабатывать, а не командой заниматься.
– Вы с Захаркиным общались?
– Мы не здороваемся. Недавно столкнулись на турнире ФСО. Захаркина пригласили на церемонию награждения. Так он в спортивном костюме явился. Хотя бы джинсы для приличия натянул. Но, видимо, все время о хоккее размышляет. И об этом… как его… Поребрике. Нет – пондусе! Не представляю, как ему удалось зомбировать Быкова. Все-таки чувствуется, что Славе не хватает уверенности.
– Вы говорили, Быков с Захаркиным отбросили наш хоккей на пять лет назад.
– На три – точно. Вот я вам расскажу – в Советском Союзе Тихонов брал сборную за месяц до чемпионата мира. Три тренировки в день – готовили, как космонавтов. Понятно, кто-то мог улучить минутку, выпить пива. Но за неделю до чемпионата сами ребята договаривались: всё, теперь ни грамма.
– К Олимпиаде тоже прекращали за неделю?
– К Олимпиаде – за две. Это уважение к самому себе. Может, кто-то глоток делал втихаря – но чтоб ежедневно выпивать на таком турнире?! Сидеть до ночи в ресторане?!
– Быков с Захаркиным взяли два чемпионата мира.
– Один выиграли достойно, второй – случайность. Вопреки. А работать они перестали после первого. Олимпиаду, надеялись, проедут на фу-фу. Забыли, что в Канаде хоккей – национальный вид спорта.
– Билялетдинов как тренер сильнее Быкова?
– Гораздо. Это очевидно. Сильнее во взгляде на игру, в умении руководить командой и вовремя передернуть звенья. Вот десять лет назад я в Хайдаровиче не был уверен. Но он окреп. Сколько пережил и не сломался – был, к примеру, вторым тренером на чемпионате мира в Питере в 2000-м. Самый мощный состав сборной России в истории, всех пригнали. Чтоб занять 12-е место. Вот там сборная гуляла так гуляла. Некоторые игроки в Москву улетали расслабиться.
* * *
– Интересная подробность. Обижаются, наверное, на вас за репортажи?
– Да нет. Я же никого не оскорблял. Хотите прикол? В 80-е у меня пошли травмы – только на одном колене девять операций! Постоянно недолечивался, настоящего врачебного контроля не было. Если ведущий игрок – быстрее на площадку. Мы о себе не думали – и о нас не думали. Так вот, однажды Тарасов обо мне написал: "Плохой, нигде не успевает…" Я расстроился. Вскоре в Лужниках гляжу – сидит он с палочкой. Я ж великий – шагаю, не здороваясь. Слышу в спину: "Молодой человек, подойдите". Подхожу. "Обиделся?" Я молчу. Тарасов усмехнулся: "Саш! Если даже плохо о тебе пишу – значит, ты еще хоккеист. Не буду писать – ставь на себе крест". От этих слов как меня понесло! Второе дыхание открылось!
– Что же у вас так колено посыпалось?
– В 1984-м за два месяца до Олимпиады в игре с "Динамо" дали по ноге. Стопа вывернулась, висела на сухожилиях. Щиколотка раскололась. Надо было в гипсе ходить около четырех месяцев. Но попался чудо-врач, болельщик "Спартака", сказал: "Хочешь на Олимпиаду? Давай попробуем…"
– И помог?
– Без наркоза все вправлял назад. Влил две бутылки водки – а меня не берет, такая боль. Добавил чистого спирта – и я улетел. Он действительно меня восстановил. Я успел набрать форму к Олимпиаде, играя на одной ноге. Вся нагрузка легла на здоровую. Отсюда и проблемы. Менисков у меня сейчас вообще нет.
– Играл кто-то в то время с травмами тяжелее?
– Среди наших – точно нет. Тихонов больных не признавал. А я из госпиталя и в Сараево на Олимпиаду отправился, и в Калгари.
– Так были ему нужны?
– Тихонов верил: могу забить, как обычно, нелогичный гол. И не ошибся. Если помните мою шайбу чехам в том же Сараево.
– Он пытался вас забрать в ЦСКА?
– Да. Сам в беседы не вступал – подсылал селекционера Шагаса. Тот с прибаутками – вроде и не переговоры вовсе. "Идешь в ЦСКА?" – "Нет". На сборах перед чемпионатами мира это повторялось четыре раза. Неделя проходила после отказа – и меня отсылали домой. Был бы я в ЦСКА – мог бы стать пятикратным чемпионом мира.
– А вышло?
– Чемпионат мира выиграл один раз. Олимпиаду – дважды. Невероятный перекос. Дело в том, что за провал на Олимпиаде можно было поплатиться должностью. А проиграл бы Виктор Васильевич чемпионат мира – ничего страшного. Хотя собиралась комиссия, Тихонову приходилось отчитываться. Его спрашивают: "Как же так? Кожевников за "Спартак" столько забил – и не едет на чемпионат мира?" – "Вот потому и не едет. Мы видим, он устал".
– Что ж не рвались вы в ЦСКА?
– Кулагин из меня слепил человека – я считал нечестным уход в ЦСКА. Так и отвечал: "Бориса Палыча не предам".
– Игорь Дмитриев – тоже человек в вашей жизни особенный?
– Именно "особенный". Он много хорошего сделал. И много плохого. Но хорошего больше. Скажу про себя: я вернулся из Швейцарии и три года не играл из-за травмы спины. В 1995-м пришел в "Крылья" к Дмитриеву: "Давайте у вас за молодежку побегаю? Парням дядька требуется…"
– Взял?
– Да. Я играл вместе с Лешей Морозовым, Королюком. Пугал соперников, по рукам бил, чтоб ребят не обижали. А наши учились. В 38 лет я стал лучшим бомбардиром! А потом Дмитриев сильно заболел. В "Крыльях" начались разборки. То бандиты, то ОМОН. Но ситуацию эту создал сам Дмитриев. Помню, прихожу на тренировку, вижу – омоновцы кого-то кладут на пол в холле. Меня заметили – поставили к стенке.
– Били?
– Нет. Минут через двадцать говорят: "Ладно, идите". На "вы". Меня это изумило – в те-то годы.
– Дмитриев понимал, что умирает?
– Думаю, да. Я навещал его в больнице. Знаете, почему он заболел?
– Почему?
– Ехал по Италии на машине с одним известным человеком. Дмитриев был на пассажирском сидении. Авария, и ударился головой о стойку. Опухоль мозга. Но спортсмены старой школы – люди уникальные. Если с копыт не упал, в судорогах не бьешься – никаких докторов. У меня так затянулась язва желудка. Врачи смотрят – рубцы. "У тебя же язва была!" – "Впервые слышу". Валерий Васильев инфаркты на ногах переносил. Прямо на льду. Ну, кольнуло – и что? Часто колет!
– Дмитриев тоже по врачам не ходил?
– Да, опухоль обнаружили годы спустя. Замучили головные боли – пошел проверяться. Одна трепанация, другая…
– Травм у вас было немало. О каком ударе вспоминаете с содроганием?
– В 1975-м в Москву на товарищеский матч с молодежной сборной СССР прилетела команда "Бэрри Кап" из Онтарио. Кто-то из канадцев так мне накатил, что я еле до скамейки дополз. Причем сделал он все по правилам. А сам матч обернулся трагедией. Играли мы в Сокольниках, были там и канадские болельщики – родители хоккеистов, кто-то из посольства. Смеха ради швыряли на трибуны жвачку – и фотографировали, как толпа за нее бьется. В Союзе ни черта же не было. Игра закончилась, и кто-то приказал выключить свет. А зрителей выпускали через один выход. На узкой лестнице паника, давка. Тех, кто падал, просто затоптали.
– Погибло много?
– Больше двадцати человек. Когда из раздевалки нас чуть ли не бегом погнали к автобусу, увидели, что в холле Дворца спорта лежат тела, накрытые простынями. До нас не сразу дошло, что это трупы. Директором дворца был отец спартаковского защитника Сергея Борисова. Его и еще несколько человек посадили. А в Сокольниках проводить матчи запретили надолго.
– Вы же владеете ситуацией в КХЛ. Какой контракт был бы сегодня у Александра Кожевникова?
– Наверное, не меньше трех миллионов долларов в год.
– Несмотря на девять операций?
– Да какая разница, сколько их было? Я вкалывал наравне со всеми! Бегал, прыгал, выполнял те же упражнения, что и остальные. Хотя это чудо. У меня высокий болевой порог. Единственное, чего боюсь, – уколов в задницу.
– Шутите?
– Я серьезно! До истерики доходит. Мне проще в вену вогнать шприц, чем туда! Может, с детства пошло, когда заболел воспалением легких и вводили пенициллин. Я с криками убегал от этих уколов, потому что было очень больно. Я же худенький был, кожа да кости. Как-то за лето вырос на 18 сантиметров – а мама купила для учебного года все на несколько размеров меньше. При росте 192 см я весил 78 кг. На всю Пензу таких шпал было человек пять. А я еще словно Шапокляк в коротких брючках. Стеснялся дико. Вот с той поры и не люблю фотографироваться.
* * *
– Когда решили, что тренером не будете?
– Я бы стал тренером, если б не укатил на шесть лет в Америку. К тому времени поработал в "Спартаке" и "Крыльях". Мне нравилось.
– Почему же уехали?
– Я был в "Спартаке", содержал команду Сергей Агеев. Сезон закончился, я понял, что больше он вкладываться не будет. Отпуск мы с Агеевым проводили в Лос-Анджелесе. И я там остался, создал школу. 1998 год – все, кто мог, из Москвы сваливали. Особенно невыносимо мне было смотреть на договорные матчи.
– Столько было?
– Иногда казалось, что лишь такие и были. Многие тренеры по-прежнему на местах – хоть их иностранцы и "сжирают". Вы не представляете, что творилось. Люди еще на предсезонных сборах знали, кто вылетит. Кто какое место займет – до очка расписывали. Договаривались, на какой минуте в дополнительное время будут забивать! Убивали хоккей.
– Вы уехали в Лос-Анджелес. А семья осталась в Москве?
– Мы с Ритой уже не жили вместе. Поэтому я так спокойно задержался в Штатах. Но по детям ужасно скучал. Из-за отъезда долго с дочкой отношения были напряженные. Несколько лет Маша меня не видела. Когда звонил – к телефону подходить отказывалась. Обиделась. Переходный возраст! А встретились – расцеловались. До слез пробрало. И потихоньку все наладилось.
– Мария нынче депутат Государственной думы. Считаете, подходящее место для 27-летней девушки?
– Если человек хочет и ему это действительно интересно – почему нет? Дочка очень серьезно относится к работе в Госдуме, посещает все заседания. Я ее не отговаривал. Только сказал: "Для того чтобы принимать законы, нужно юридическое образование".
– От съемок в "Плейбое" тоже не отговаривали?
– С какой стати? Я не ретроград. Главное, все получилось красиво и не пошло. Когда находишься в шоу-бизнесе, такие съемки обычная история. Вот если бы Маша появилась на обложке "Плейбоя", уже став депутатом, – был бы повод для дискуссии.
– С сыном общаетесь?
– У меня два сына. Был короткий первый брак, прожили полгода. С сыном от той жены я не общаюсь. Погряз во вранье. Делает это нагло, в глаза.
– Тяжелая для вас история?
– Не то слово. Я вернулся из Америки, пытался вырвать его из той семьи. Там такая обстановка… Не знаю, продолжает ли он заниматься наркотиками.
– Новую семью так и не создали?
– Пока нет. Ищу женщину, с которой будет хорошо. Чтоб получать удовольствие от жизни. Но общения мне хватает. Друзей полно.
– Не пугает, что укрепились в холостяцких привычках и вырваться уже невозможно?
– Это вы в точку. Я люблю быть один. Сам гадаю, как человека стану воспринимать, если придется видеть каждый день. Была вот в моей жизни женщина с тремя детьми. Так бросила меня.
– С американкой пробовали строить отношения?
– Да. Абсолютно иной менталитет. Никогда мы их не поймем. Почти все наши хоккеисты, женившись на американках, развелись.
– В чем они другие?
– Истеричные. Очень! Злые, ехидные. Могут заявить в полицию по любому пустяку.
– И вы с этим столкнулись?
– Не близко – моя подруга была итальянского происхождения. Модель. Хотела меня отучить платить за весь стол в ресторане.
– Удалось?
– Нет. Я так воспитан: когда идешь с девушкой в ресторан, платит всегда мужчина.
– Когда решили вернуться в Москву?
– После того как один человек произнес: "Будем мочить в сортире". Понял: пришло нормальное время. Ельцина я не переносил. Понимал, куда катится страна. Еще в 1993 году я выступил против танцевальной музыки Глинки в качестве гимна. Знаю же, под какой гимн плачешь на пьедестале.
* * *
– Самый озорной ваш друг в Москве 90-х?
– Саша Фатюшин. Это такой юмор! Хоккей он любил сильнее, чем футбол. В субботу матч в час дня – смотрю, он на трибуне. А вечером я у него на спектакле. Саша для меня как отдушина был. Его любимый фокус – во время спектакля так твою фамилию вставить, чтоб ты вздрогнул от неожиданности.
– Фетисов на памятник Фатюшину дал тысячу долларов. К вам обращались?
– Я тоже дал. Сколько – не скажу.
– Легендарный селекционер Валерий Жиляев вспоминал: "Приехал в "Спартак" выступать Юрий Антонов. Спел, а дальше на руках положил всех спартаковцев подряд. Последним подпустили к нему Кожевникова, у которого рука, как рычаг. Долго пыхтели, и Саша победил-таки…"
– Тогда Антонов многих удивил, крепким мужиком оказался. Мы дружили. С Шепелевым в его клипе снимались. Он и на свадьбе моей в "Метрополе" был.
– За "Спартак" болел генсек Черненко. Встречали его на хоккее?
– Не раз. Команде он помогал. Например, когда Кулагин принял "Спартак", я уже склонялся к отъезду в Минск. Там шикарные условия обещали. Да и к Москве никак не мог привыкнуть. Чтоб я никуда не убежал, Кулагин задумал перевезти сюда из Пензы моих родителей. Обратился к Черненко, и вопрос решился мгновенно. Им сразу дали квартиру, прописали. Раньше-то был закон: после 35 в Москве не прописывали. Если, конечно, ты не академик или заслуженный артист. В один из тех дней я заехал домой к Кулагину, а у него в гостях сидел Черненко.
– И правительственная "Чайка" у подъезда?
– "Чайки" не было. Может, в другое место отогнали. Черненко, увидев меня, улыбнулся: "Так вот из-за кого сыр-бор". А потом мы пили чай.
– Юрий Гаврилов нам рассказывал – в те времена любимым рестораном футбольного "Спартака" были "Саяны". А хоккейного?
– "Метрополь". В "Арагви" нередко бывали.
– Достойный выбор.
– "Метрополь" считался спартаковским местом – там директором служил наш болельщик. Не давал нам даже расплачиваться. В его сети был и ресторан "Берлин". А с 1980 года центром встреч стал "Союз" на Речном вокзале. Много спортсменов жили рядом в доме на Фестивальной.
– В том числе вы с Фетисовым.
– Мы подружились еще в юношеской сборной. Ладе у плиты стоять было некогда, и они со Славой любили приходить к нам вечером на пельмени. Рита их готовит бесподобно.
– В своей книге "Овертайм" Фетисов писал, что после гибели в аварии младшего брата летом 1985-го был близок к самоубийству. Вы чувствовали это по его состоянию?
– Да. Все друзья старались выбить у Славы подобные мысли из головы. И он справился, выдержал. Хотя прежним все равно не стал, мне кажется. Где-то внутри этот груз в нем сидит. Он обожал Толика, который считался очень одаренным хоккеистом. В тот день они ехали вдвоем по Ленинградскому проспекту. Слава был за рулем. Шел сильный ливень. Проезжавшая мимо машина так обрызгала его "Волгу", что залила все лобовое стекло. Слава инстинктивно нажал на тормоза. Скорость была небольшая, но на мокрой дороге автомобиль занесло.
– Врезались в фонарный столб?
– Да. Удар пришелся в то место, где сидел Толик. Это случилось недалеко от ЦИТО. Туда их на "Скорой" и отправили. А я восстанавливался после очередной операции. Для меня же ЦИТО – дом родной. Из четырнадцати операций – девять были там. Лежу в палате, забегает медсестра: "Славу Фетисова с братом привезли". Я к ним. В коридоре встретил Славу – лицо в осколках, их долго вытаскивали. А Толика спасти было нереально. Внутри всё оторвалось.
– От Третьяка недавно услышали, что Викулов, двукратный олимпийский чемпион, стал бомжем, и никто найти его не может.
– Это правда. Мы искали его. Люди, не связанные с хоккеем, но знающие, где Викулов, сказали: "Лучше вам его не видеть. Выглядит непотребно, натуральный бомж…" Раньше он на хоккей ходил. Милиционеры узнавали и после матча отвозили в КПЗ – чтоб на улице не замерз, отоспался. Викулову старались помочь, вытащить – бесполезно. Сам, наверное, не хочет.
– Странно.
– Так бывает. В Америке однажды познакомился с бомжем. Я тогда еще не бросил курить. Стоял у входа на каток. Он подошел, попросил сигарету. Разговорились. Мужик рассказал: "Я профессор, в колледже преподавал. А потом все надоело, из семьи ушел. Второй год бродяжничаю. Мне нравится. Главное – чувствую себя свободно". Чистенький такой, борода аккуратно пострижена. Скарб свой таскает в тележке из супермаркета. Хотя в Калифорнии бомжу проще. Вся зима – это две недели дождей при температуре плюс 18. Когда прощались, он меня снова потряс. Я протянул ему пять долларов, а бомж ответил: "Спасибо. Но это много".
– Из хоккеистов вашего поколения судьбу Викулова никто не повторил?
– Некоторые ребята будто сквозь землю провалились. Вова Зубков, двукратный чемпион мира, уехал в конце 80-х во Францию, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. Был человек – и пропал. Или Коля Нариманов, с которым выиграли молодежный чемпионат мира. Даже не знаю, жив ли он? Мы вообще в последнее время чаще встречаемся на похоронах…
– В прошлом месяце умер Крутов.
– В день похорон я улетал в Ингушетию. На кладбище не успевал и проститься с Володей заехал в морг. Встретил, кстати, там Витю Тюменева. Он межпозвоночной грыжей мучается, ходит с палочкой. Вроде бы скоро операцию должны делать. Из морга я помчался в аэропорт. Всю дорогу катились слезы, я плакал и не мог остановиться. Мы дружили с Вовой, я был свидетелем на его свадьбе. В сборной жили в одной комнате. Правда, Тихонов нас мечтал расселить.
– Почему?
– Пивом баловались. Могли и шампанского выпить. Но не на чемпионате мира – а перед товарищескими матчами с какими-нибудь норвежцами. Я поражался, насколько Крутов спокойный, беззлобный. Его постоянно били на площадке, но он никогда не отмахивался. Буркнет: "Да ну его…" Человек без эмоций. Лишнего слова не вытянешь. На все один ответ: "Нормально".
– На здоровье он не жаловался?
– Нет. Иногда, конечно, нарушал. Но мы виделись недели за две до смерти – Володя был в порядке, трезвый. Года три назад он уже лежал в больнице с внутренним кровотечением, но все обошлось. Я надеялся, что и сейчас выкарабкается. Говорю же – мы не привыкли следить за своим здоровьем, относимся наплевательски, пока уж совсем не прихватит. Сколько ребят из "Спартака" молодыми ушло! Рудаков, Казачкин, Капустин…
– От чего?
– У Аркаши Рудакова из-за прободной язвы тоже началось внутреннее кровотечение, хоть и не пил. В больницу попал в воскресенье, там никого, кроме дежурного врача. Решили – подумаешь, кровь у человека идет, может, геморрой. А когда Рудаков умер на операционном столе, сказали: дескать, поздно привезли. Гена Казачкин работал сторожем в бане. Зашел в парную, закрыл дверь, и отказало сердце. Утром достали кусок мяса. Сережа Капустин повредил локоть. Врачи подозревали гангрену, положили в больницу. Там его, как я слышал, и забили до смерти.
– Кто?!
– Из больниц в то время часто воровали наркотики, поэтому везде дежурили омоновцы. Говорят, Капустин был выпивши, когда его привезли. Проснулся, начал бузить – парень-то резкий. Сережку скрутили, привязали к кровати, он вырывался, вот его и стали избивать. Потом даже вскрытие не проводили.
– Белошейкин каким вспоминается?
– Хороший пацан. Жену-ассирийку любил до безумия. На этой почве все и сломалось. Она ушла, он запил. Друзья помогали ему с работой. Но как держать в команде человека, если он не просыхает? А бывшую супругу Белошейкина я несколько лет назад случайно встретил в ресторане. Красивая женщина. Сидела за соседним столиком, я узнал ее. Подошел, поговорили.
* * *
– Вы сказали, что бросили курить. Давно?
– В 2009-м. Рекомендовали врача, который управился за десять минут.
– Гипноз?
– Да. Мне показали, что будет, если опять закурю. Поставили внутривенный катетер, дали сигарету. На второй затяжке я почувствовал, что помираю. Голова обвисла, нечем дышать, мышцы сжимаются. Отпустило после двух уколов. К этому врачу позже обращались знакомые, но больше опыт с катетером и сигаретой он не повторял. Заговаривает словами. Мне реально было страшно. Зато помогло. Я же курил по три-четыре пачки в день.
– С ума сойти.
– Я в постели любил курить. Ложился, включал телевизор, и 10 – 15 сигарет улетало тут же. Отрывался вечерами, потому что весь день от тренеров приходилось прятаться. Застукают с сигаретой – штраф сто рублей. Но это в Союзе, а за границей даже в перерыве матчей курил.
– В раздевалке?
– В душевой. Тренеры на это закрывали глаза.
– Если б не курили – играли бы еще лучше?
– Не факт. Меня как-то врачи проверяли и изумились: "У вас чистые легкие! Невероятно! Мы же знаем, сколько вы курите…" А у меня и кашля, характерного для курильщиков, сроду не было.
– Самый хулиганский поступок вашей юности?
– Выпил шампанского за два часа до матча.
– Зачем?
– Бес попутал. Прямо наваждение! До этого режимили, готовились к игре, она многое решала. А тут сели в "Волгу" три дурака, один брякнул: "Давайте шампанского!" Остальные поддержали. Ну и понеслось. Тормознули, купили две бутылки и раздавили в машине недалеко от лужниковского Дворца спорта… Золотое было время. А сейчас не пью, не курю. Рассудительный, говорят, стал.
– Секундочку. Почему вы поехали не на автобусе с командой?
– Это был последний матч сезона. Чтоб не возвращаться потом из Лужников на базу, а сразу разъехаться по домам, Кулагин разрешил добраться на своих машинах.
– И как лично вам после шампанского игралось?
– Реакцию алкоголь притупляет. Да и отрыжка какая-то началась. Хотя две шайбы забросил. Но "Спартак" от поражения это не спасло. Кулагин, когда обо всем проведал, меня не тронул. А вот тех ребят оштрафовал на солидную сумму.
– Откуда Кулагин прознал? Заложил кто-то?
– Он почувствовал в раздевалке от нас запах спиртного. Это было несложно. Впрочем, стукачи в любой команде есть, и наш "Спартак" – не исключение. Чаще всего к тренеру на доклад ходят массажисты, врачи. Относиться к этому надо нормально – должность у них такая. Но были и хоккеисты, которые помимо начальства стучали в Комитет госбезопасности. Фамилии этих людей я выяснил, играя уже в "Крыльях".
– Каким образом?
– Команду содержал военный завод "ВИЛС". Когда Союз рухнул, показали мое личное дело, которое туда передали из Спорткомитета. Массу любопытного обнаружил. Увидел, что писали, кто писал...
– В чем вас обвиняли?
– Стандартный для того времени набор – гуляет, покупает вещи за рубежом, сто долларов не декларированные поменял... Честно говоря, удивился. Я же фарцовкой не занимался. Не потому что такой правильный – просто нет этой жилки. Привозил все для семьи или раздаривал друзьям. Специально на продажу из-за границы лишь раз приволок компьютер.
– Сколько у вас на книжке после советского дефолта сгорело?
– Около восьми тысяч рублей. На "Жигули" хватило бы.
* * *
– С Рене Фазелем вы познакомились, когда в Швейцарии играли?
– Да. Он же дантист, у него во Фрибурге был кабинет. Это позже поднялся по карьерной лестнице в ИИХФ. А в 90-е Фазель не только мне лечил зубы, но и Быкову, Хомутову.
– Много взял?
– По швейцарским меркам – копейки. А главное, сделал все качественно.
– В швейцарском доме Быкова хоть раз были?
– Нет. Такой он человек. Но я очень уважаю его как игрока, Быков был одним из лучших центральных нападающих в мире.
– Спустя два года после Олимпиады в Сараево вы поругались с Борисом Майоровым и ушли в "Крылья". Что произошло?
– Борис Александрович весьма своеобразен. Пока он без работы – замечательный, душевный. Едва занимает какую-нибудь должность при клубе или федерации – всё, к нему не подступиться. Никого вокруг не замечает. И так до следующего увольнения. У меня в 1986-м третий ребенок родился, нужна была квартира. На этой почве с Майоровым и вышел спор. А тут еще его помощник по фамилии Чекалкин пытать меня начал.
– Как это "пытать"?
– Я перенес шестую операцию на коленном суставе. Врачи предупредили Майорова: "Два месяца Кожевникова не трогайте. Пусть восстанавливается". Прошел месяц, и Чекалкин говорит: "Давай-ка кросс со всеми. Устанешь – скажешь". Парень я простой, нацепил наколенник – и погнал. А тренеры в "рафике" сидят, смотрят.
– Долго бежали?
– Километр. Потом колено стало отекать. Тянул за собой ногу, как Паниковский с украденным гусем. Чекалкин процедил: "Устал?" – "Нога болит". – "А я думаю, ты сачкуешь". С трудом сдержался, чтоб его не послать. Вскоре Дмитриев звонит: "Я слышал, у тебя трудности? Переходи к нам в "Крылья". Получишь квартиру".
– Обещание не сдержал?
– В том-то и дело, что нет. Нашел повод – и прокатил с квартирой. Ладно… А тогда после звонка Дмитриева я объявил Майорову об уходе. Через пару дней наткнулся на интервью Бориса Александровича: "Кожевников остановился в росте". К Майорову можно относиться как угодно, но в хоккее-то он разбирается. И для меня загадка, зачем взял в помощники этого Чекалкина. Вот уж кто от хоккея далек. Перед ним семь заслуженных мастеров спорта, а он камушки бросает.
– Какие камушки?
– Реакцию проверял. Кинет в одну сторону – ты должен отжаться, в другую – бежать спиной назад. Ну и все в таком духе. Мне Чекалкин Роберта Черенкова напомнил. Тот возглавил "Спартак" и начал учить Якушева, Шалимова, Шадрина, как ложиться под шайбу. Команда была в шоке. Роберт – обалденный администратор, славный мужик. Но тренерская работа – не для него.
– Удивились, когда того же Черенкова обвинили в убийстве Сыча?
– Еще бы! Был уверен, он ни при чем. Что в итоге и доказали. Я как-то разговаривал со следователем, который вел это дело. Он сказал: "Роберт не замешан. Был приказ". Какой именно приказ, я уж не докапывался. Черенков – резкий, грубоватый, но на заказное убийство он не способен. На мой взгляд, к хоккею смерть Сыча вообще не имеет отношения. Это его коммерческие дела.
– Вы с Касатоновым похожи, словно братья. Часто путают?
– Постоянно! Я уже привык. Последний раз это было в Москве неделю назад. Протягивают его фотографию: "Леш, подпиши" – "Я не Леша" – "Да вот же ты на снимке, 1983 год". Но меня не только с ним путают. В Штатах принимали то за Третьяка, то за Алека Болдуина. Одному американцу доказывал: "Ты акцент-то мой чувствуешь? Какой же я Болдуин?"
– А он?
– Прищурился: "У Болдуина тоже акцент". Кажется, так и не поверил.
Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ
Александр КОЖЕВНИКОВ
Родился 21 сентября 1958 года в Пензе.
Советский и российский хоккеист, нападающий.
Начал профессионально заниматься хоккеем лишь с 15 лет. Выпускник Пензенской областной специализированной детско-юношеской школы олимпийского резерва по хоккею с шайбой, воспитанник заслуженного тренера России В.И. Ядренцева.
Выступал за клубы "Дизелист" Пенза (1975 – 1977), "Спартак" Москва (1977 – 1986), "Крылья Советов" Москва (1986 – 1989, 1990/91, 1995 – 1997), "Дурхэм Уэспс" из БХЛ (1989/90) и шведский АИК (1989/90), "Рапперсвиль" Швейцария (1990/91 – 1992/93).
В чемпионатах СССР сыграл 525 матчей и забросил 243 шайбы, из которых 43 – в сезоне-1981/82, став его лучшим снайпером.
Чемпион мира и Европы 1982 года в Финляндии, 2-кратный олимпийский чемпион (Сараево-1984 и Калгари-1988), бронзовый призер Кубка Канады-1984.
Заслуженный мастер спорта СССР (1982).
