Все интервью
Все интервью

31 октября 2014, 00:01

Анатолий Ионов: "Пой, Шаляпин!" - сказал Тарасов"

Александр Кружков
Обозреватель
Юрий Голышак
Обозреватель

РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ

Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ

Нам казалось, поколение это ушло – и вдруг открыли для себя: один из легендарных стариков хоккея 60-х жив-здоров. Звонка хватило, чтоб обрадоваться еще сильнее: Анатолий Ионов, олимпийский чемпион Гренобля, трехкратный чемпион мира, любимец Тарасова, ждет нас в гости.

***

Пригласил Анатолий Семенович в деревню. Только мы собрались, отбой – расхворалась жена. Приехали неделю спустя в Электросталь.

– У меня домик под Тверью, пять месяцев провожу там. А здесь – семь. Как на пенсию ушел, так и курсирую.

– Скучно в деревне-то.

– Да нет. Садик, огород, газончик стригу. Еще голубей держал. Но в этом году раздал скрепя сердце. Тяжеловато уже за ними ухаживать, по лестнице подниматься.

– Только от людей вашего поколения услышишь о голубях.

– Это у меня с детства! Всю жизнь держал, вторая страсть после хоккея. Теплеет на душе, когда смотрю, как голуби летят. Выпускаешь их за полсотни километров от дома, возвращаешься – всегда на месте! Как дорогу находят?

– Вы считались ведущим игроком ЦСКА. Почему никогда не имели московской квартиры?

– Фирсов и Веня Александров переезжали на проспект Мира, в их старые квартиры должны были заселяться Моисеев и я. Но подумал: зачем мне Москва? Без знакомств там не вытянешь. Останусь-ка в Электростали.

– Удивительно по нынешним временам.

– А по тем – нет. И не жалею, что отказался. Мне в родном городе хорошо. Спросите на любой окраине – где старик Семеныч живет? Вам от мэра до собаки все скажут.

– Вам в этом году стукнуло 75. ЦСКА отметил юбилей достойно.

– Даже автобус за мной прислали! Во дворце чествовали. Федоров предложил: "Семеныч, приезжай хоть каждый день. У нас тренировки – может, что подскажешь…" Связи с клубом не теряю. Уже года три ЦСКА выплачивает ветеранам и вдовам хоккеистов по 30 тысяч рублей в месяц. Плюс олимпийская стипендия – 32 тысячи. Хватает!

– Машину водите?

– Да, вон она, перед подъездом . Что-то со "спорт"… "Паджеро Спорт"!

– Нормально. Для пенсионера-то.

– Купил за полтора миллиона. Но кроме деревни да госпиталя ездить на ней некуда. Разве что изредка в Москву на хоккей.

– А ведь в ЦСКА к Тарасову вы не рвались.

– Он меня высматривать уже полковников отправлял. А в "Крыльях" играли двое наших, электростальских – Пряжников и Ёркин. В 1957-м чемпионами стали. Отговорили меня от ЦСКА: "Там Локтев, Альметов, Александров… Ну кого ты сильнее?" Мне 18 лет, деревенский пацан.

– С Тарасовым познакомиться успели?

– Да, на Курском вокзале пересеклись. Он на юг отбывал, я из Электростали приехал. Получил инструкцию: "Пиши в ЦСКА заявление. Вернусь – все утрясу". Но вместо этого двинул к землякам в "Крылья". Тарасов узнал – рассвирепел. "Крылья" меня от армии прятали. Бронь сделали – но если уж Тарасова до ярости довел, плевать он хотел на эту бронь. Забрал бы, и всё.

– Как прятали?

– На матч против ЦСКА с собой не взяли. Выдали мне валенки, тулуп. База в Баковке – пока они играют, я по лесу брожу. Потому что военные могли и базу прочесать. Увидел из рощицы, что команда приехала, – вышел. Обогрели, накормили…

– Тарасов вас все-таки достал.

– В какой-то момент так обложили, что я товарища попросил – набери Тарасову. Скажи, сдаюсь. Тот позвонил – Анатолий Владимирович мрачно: "Пусть приезжает". Во дворце смотрит на меня: "Что, понял все?" А чтоб жизнь малиной не казалась, сослал в Дорогобужские леса: "Послужишь, присягу примешь. Потом, может, вернем. Тебе полезно узнать, что такое армия…"

– Ну и как служилось?

– Мешочек с хлебом и салом старшина конфисковал, сам сожрал. Капитану говорю – я, мол, у вас не задержусь. "Да куда ты от меня уедешь? Ну-ка вперед!" Чуб мой срезали. Лысым вернулся в строй.

– Никаких поблажек?

– Спрашиваю у того старшины: "Кормят-то как?" – "Не хуже, чем в ресторане!" Но на обед наливают такую бурду, что у всех новобранцев изжога! Утром задания распределяют. Старшина говорит: "А Ионова – ко мне. Лопаты будет выдавать". Так и подружились. Что он отбирал, то мы вдвоем съедали.

Но через месяц невмоготу стало. Отыскал бумажку с телефоном Кулагина, ассистента Тарасова: "Борис Палыч, когда назад?" – "Жди". А во дворе, смотрю, лошадей нагнали, винтовки раздают образца 1812 года…

– Что стряслось?

– Бондарчук "Войну и мир" снимал. Наконец пришла депеша – сдал я котелочек и побежал на станцию. Четыре километра, не оглядываясь. Боялся, что передумают и не выпустят. С вокзала звоню Тарасову. Отвечает: "Чтоб вечером был на тренировке!" А мне кататься не в чем. Нога огромная – в Союзе таких коньков не выпускали.

– Это что ж за размер?

– 45-й. Даже в ЦСКА ни у кого не было. Я брал ботинки меньше, мыски отрезал.

– Пальцы торчали – как у Волка в "Ну, погоди"?

– Точно! Коньки для меня нашлись в США, вручили 46-й. Затянул потуже – королем себя чувствовал после всех мучений!

– Америка – первая поездка за границу?

– Нет. Еще из "Крыльев" вызвали в сборную. В Англию должны лететь. Надел единственные штаны – с двумя заплатками на заднице. В день отъезда объявляют: "Ты остаешься" – "Почему?!" – "Вспоминай, где работал…"

– Где?

– На закрытом заводе в Электростали. Перебросили меня во вторую сборную, та уезжала в Чехословакию.

– Туда можно?

– Сначала – на площадь Дзержинского, в КГБ. Садимся в лифт, долго-долго едем вниз. Чуть ли не до ядра земли! Сидит мужичок, со мной по имени-отчеству: "Ну что, Анатолий Семенович?" Мне это сразу не понравилось. "Что видели на "почтовом ящике"? Вы же там трудились?" – "Месяц полы мел…"

– Завод секретный?

– Секретнее не бывает. Это сейчас вы в Электросталь легко въехали – а прежде одни шлагбаумы были. Город на оборонку работал. В Чехословакию, правда, отпустили. Купил там брюки новые. Взамен тех, с двумя заплатками. Хожу, радуюсь – а за мной всюду тип метра два ростом. На горшок сажусь – он дверь сторожит. По приезде, видимо, доложил, что я в связь с иностранцами не вступал, шифровки не передавал.

***

– Тройка у вас феноменальная.

– Случайность. Моисеева-то я по Пензе знал. Играл против нас: маленький – но злющий. Крутил, вертел… Тарасов голову ломал – кого к нам с Юркой поставить? Как-то говорит: "Вечером в нашем дворце тренируется команда из Калинина. Давайте смотреть, выбирать. Может, кто-то вам подойдет". Мы кривоногого и приглядели. На следующий день Мишаков появился в ЦСКА.

– У него же все мениски вырезали?

– С ногами кошмар. Хирург Зоя Миронова после обследования за голову схватилась: "Женя, надо заканчивать с хоккеем". А он через месяц снова вышел на площадку. Стал двукратным олимпийским чемпионом.

Когда мой свитер вешали в ЦСКА, приковылял. Уже табуреточку перед собой переставлял. Плохи, говорит, дела. Вскоре умер – ноги совсем отказали, вены закупорились. Я вот тоже еле хожу, ноги перебиты. С сосудами беда.

– Почему?

– Раньше играли на естественном льду. Хоть в 30 градусов мороза. Шайба превращалась в камень – а в ноги попадали часто. Это сейчас в ботинки сколько угодно щелкай – не прошибешь. А тогдашние – как картонка.

– Что за ощущения?

– Нога отнимается. Ее тянешь – а она не чувствует. Потом иголочкой тыкаешь, вроде полегчало. Дальше побежал.

– Защита тоже тоненькая?

– Из поролона. Пока сухая – держит удар. Как вспотела – весь смысл теряется. А боль такая, что теряешь сознание. Особенно если Сайфутдинов попадает. У него и прозвище было – Щелкунчик.

– Мишаков – что за человек?

– Добрый до одурения. Коньки точил на станочке для всей команды. Огурчики соленые уважал. В Архангельском рот раскроет и закидывает. "Боржоми" запьет. Лежит, по пузу себя гладит: "Вот они, Семеныч, здесь…" А Фирсов любил куриные попки. Повара специально ему оставляли. Но больше поражались футболистам, с которыми делили базу.

– Почему?

– У них все по крупинкам рассчитано, творожок, сметанка. От черной икры нос воротят. Идиоты! А нам навалят кашу, солянку, котлет с огурцами. Налупились – и спать. Потом опять в столовую зовут: "Футболисты к икре не притронулись. Ешьте". Мы накладываем и смеемся: "Может, поэтому так хреново наши в футбол играют?"

– Как переносили нагрузки Тарасова?

– На сборах в Кудепсте море от нас кипело! Ляжешь у берега, чтоб водичка тебя окатывала – уф-ф-ф…В день по три тренировки – при 35 градусах в тени! Все валуны по побережью перебросали! Затем Тарасов танцплощадку приметил – устроим, говорит, из нее зал атлетизма. Всю отполировали. Курортники пугались: "Это что за дикари?"

– К вечеру не до плясок?

– Приходили и смотрели. Девочка тянет танцевать – а ты встать не можешь… Тарасов фонтанировал идеями. То с 20-килограммовыми блинами заставлял кувыркаться, то прыгать на асфальт с высоты второго этажа. Полупанов не так приземлился, на мысочки. Пятки в задницу ушли.

– Что такое упражнение развивало?

– Храбрость! Еще лестница в Кудепсте – 300 ступенек. Тарасов командует – кто кого на плечи сажает. Мне три года подряд доставался Рагулин. Спрашиваю: "Может, сегодня Кузькина возьму?" – "Нет, бери Александра Палыча".

– Сколько весил?

– 105 кг. Кузькин поменьше. Во мне было 95. Рагулин разляжется у меня на плечах. Сверху голос Тарасова: "Что ты идешь с ним? Играй телом!" А у меня одна мысль: "Вот бы тебе сейчас морду набить". Грыжа вылезла от этой лестницы!

А отомстил я Тарасову случайно. Он упражнение придумал – от борта до борта на скорость. Сам в центре с Кулагиным. Я мимо проезжал, ка-а-ак Тарасову дал в ноги! Пока он поднимался, я уже у другого борта. "Кто меня так?!" – "Да вон, деревенский".

– Был у Тарасова любимец?

– Рагулин. Звал его исключительно "Александр Палыч". Фирсова обожал.

– Знаменитый вратарь Пашков нам рассказывал – в "Спартаке" Фирсов никому нужен не был.

– Худенький, из неблагополучной семьи. Рос без отца, который погиб на фронте. Мать пила. Жили где-то на задворках. Майоров со Старшиновым на Толю взглянули: "Нам таких не надо". Что они скажут – то и будет. А Тарасов взял в ЦСКА, Фирсов подкачался. Работал над собой черт знает как. Стал играть лучше и Майорова, и Старшинова.

– Вас они тоже забраковали.

– В 1965-м? Да! Каждый год первая сборная ездила в Канаду, вторая – в Америку. Эпштейн с Кострюковым докладывают: "Женю Майорова отчисляем. Испугался канадцев". А во второй сборной я неплохо сыграл. Меня к Старшинову и Борису Майорову в тройку.

– Евгений Майоров действительно испугался?

– Да, трусоват был. Борис совсем другой. В Лужниках контрольный матч. Поздоровались, выходим играть. Начинаются чудеса – новые партнеры все пасы в недодачу. Специально! Как же – брата отцепили?

Я после матча к Тарасову, расплакался: "Играть с ними не буду. Берите на мое место кого хотите. Зимина, например". Но на чемпионате мира в Тампере Тарасов заставил всех клятву дать: "Не важно, брат или кто – лови шайбу зубами". Выпускали боевые листки. Каждого спрашивал: "Как собираешься отдаваться?"

– И как?

– Правильный ответ – "полностью!"

– Текст клятвы Тарасов сам писал?

– Импровизировал. Все отвечали: "Клянусь!" Отношения с Майоровым и Старшиновым наладились. Мы и отыграли там лучше всех. Я четыре штуки забил.

– Почему Тарасов звено не сохранил?

– Витьку Якушева к ним поставил. Он посильнее меня.

– Тарасов – мужик-то хороший?

– Прекрасный. Если б не он – и сборной такой не было бы. Чернышев – мягкий, да и на лед никогда не выходил.

– Почему Трегубов завещал, чтоб Тарасова на его похоронах не было? Сологубов тоже его не жаловал.

– Так и Тарасов их не переваривал! Пили! Но даже с бодуна играют – все равно лучшие, ЦСКА побеждает. Поэтому Тарасов терпел. Когда замена подросла, тут же из команды освободил. Хотя Сологубов – это что-то уникальное! Силища невероятная. На ногах пальцев не было, а так катался!

– Пальцев не было?!

– Он же в штрафбате воевал. Нам рассказывал: пролежал две ночи в болоте, заморозки были. Прихватило его. Друг спас, но пальцы на обеих ногах пришлось отрезать.

***

– Пик вашей карьеры – Олимпиада в Гренобле.

– Я плакал, когда взяли золото. Шансы-то были минимальные после того, как проиграли чехам 4:5. Голонка забил, перевернул клюшку, словно автомат, привстал на колено – и показал, как нас расстреливает.

Среди начальства паника: "Да как вы могли?!" Садимся в автобус, рядом шведский тренер. Тарасов потухшим голосом: "Ну что, чехам завтра матч отдадите?" Тот брови приподнял: да нет, как играли, так и будем… Смотреть их утренний матч нам руководство не разрешило: "Сидите дома. Ждите". Не представляю, как Давыдов разведал – но прибегает: "2:2!"

Идем к раздевалке – а шведы выстроились в костюмчиках, галстуках: "Мы сделали. Теперь, ребята, все от вас зависит".

– С канадцами туго пришлось?

– Разорвали – 5:0! А шведов на банкете угостили. Да так, что они под стол сползли. Выпить любят, но не умеют.

– В Гренобле на воротах у вас был персонаж выдающийся – Виктор Коноваленко.

– Когда он от чехов напускал, ему сказали – отдыхай. Зингер будет стоять. Но шведы 2:2 сыграли, ребята к Тарасову: "Вы что, какой Зингер?! Коноваленко нас столько выручает!"

Гениальный вратарь. От природы. Вот пример. Съезжается сборная. Коноваленко нет – запил в Горьком. Там он был царь и бог. Пьяный за рулем – милиция не останавливала. Причем ездил на полуразобранной "Волге", даже сиденья почему-то были сняты. Тарасов посылает: "Найдите. Привезите. Отмочите". Витю находят, кладут в ванную. Два дня на просушке – опять равных нет.

– Курил тоже много.

– Одну за другой. А что у меня здесь творил… Как-то приехал в Электросталь на детский турнир. В гости зашел. В эту самую квартиру, где мы сидим. Выпил – на мою жену с ножом кидался. Еле-еле успокоили, наутро выпроводили. Не помнил ничего: "Я чудил вчера?" После той истории почти не общались.

– Сколько получили за победу в Гренобле?

– 270 франков. И уже в Москве – 17 тысяч рублей. Чистыми. За чемпионат мира полагалось 12 тысяч.

– А в ЦСКА?

– За первое место – 4 тысячи. За второе – 3. Плюс звездочки. И радиоприемник в подарок.

– А машина?

– В 1966-м чемпионат мира в Любляне. Объявляют: "Выиграете – получаете автомобили". Позже выяснилось, что мы не так поняли – "Волги" надо выкупать за свои деньги, и то – выделил Моссовет пять штук.

– Кому достались?

– Рагулину, Ромишевскому, Зайцеву, Эдику Иванову и мне. Зайцев белую взял, остальным подобрали голубоватого оттенка. Прав у меня не было. За рулем ни разу не сидел.

– Но ездить умели?

– У Альметова и Александрова были "Москвичи" 408-й и 403-й. Вечерами говорили мне: "Пойдем кататься!" И гоняли – мимо дачи Косыгина. Покуривают, а я на заднем сиденье запоминаю, как они рычаги крутят.

– Сколько "Волга" стоила?

– 5002 рубля. Деньги сложил в старенький портфель. В электричке закинул его на верхнюю полку. Так и ехал до Москвы.

– Какая беспечность.

– Наоборот! Прикинул: на такой портфель никто не позарится. А буду к груди прижимать, подумают, что там деньги – могут ограбить.

Перегонял машину в Электросталь знакомый шофер. Мы с женой уселись сзади. Недалеко от дома вдруг попросила: "Толь, можно порулить? Я умею" – "Хорошо". Пустое шоссе. Лишь мотоцикл впереди тарахтит. В него и воткнулась.

– Обидно.

– Парень, слава богу, не пострадал, на "Волге" – пару царапин. У меня в ГАИ Электростали дружок работал. Приехал на место аварии, я шепнул: "Пожалуйста, у жены права забери и не отдавай. Чтоб навсегда забыла, с какой стороны к рулю подходить". Он же на следующий день мне помог.

– Каким образом?

– Звоню: "Машину надо на учет поставить" – "В чем проблема? Подъезжай" – "Я ж сроду не водил!" – "Ничего, разберешься". Повесил трубку. Ладно, думаю, придется на ходу учиться. Добрался без приключений. Тогда на всю Электросталь – три телеги да две пятитонки. Спрашиваю: "Как с правами быть?" – "Есть 30 рублей? Поехали!"

– Куда?

– В Ногинск. Там было главное управление ГАИ. Опять я за рулем, друг сидит рядом, дорогу показывает. Потом сбегал куда-то, возвращается "тепленький" – зато с правами. А я, осмелев, решил утром в Москву на "Волге" рвануть. Ромишевский поступил так же.

– И что?

– Я-то спокойно доехал. А Игорь заглох в районе Белорусского вокзала, растерялся, собрал толпу машин. На тренировку опоздал. Тарасов в бешенстве: "Об автомобиле забудь! Еще раз увижу – выгоню! Из своего Жуковского – только электричкой!"

– Вам что сказал?

– Мы вместе вышли из ледового дворца. Заметив "Волгу", усмехнулся: "Ну ты, деревня, задом-то сдавать умеешь?" Я весь взмок, но кружочек сделал. Анатолий Владимирович оценил: "Молодец. Тебе разрешаю".

***

– Почему Ромишевского прозвали Неваляшкой?

– Из полевых он первым начал ловить шайбу на себя. То на одну ногу присядет, то на другую. Вот и привязалось – Неваляшка. Игорь из русского хоккея пришел. Тарасов внушал: "Зимой ты должен каждый день кататься! Хоть на пруду замерзшем, хоть вокруг фонарного столба, если лед есть…" Впрочем, и я от Анатолия Владимировича наслушался, когда в 1963-м в ЦСКА попал: "С нами потренировался, но этого мало! Днем подъедет Куйбышев, затем Калинин. Команды армейские, насчет тебя договорюсь. Везде успевай!" Домой приезжал к часу ночи, измотанный, как мочалка. На жену не смотрел – падал без сил.

– Ромишевский – Неваляшка. А вы – Федор Иванович?

– Это Кузькин с Рагулиным придумали. Тарасов подхватил. Скажет, бывало: "Пой, Шаляпин!" Нравился им мой баритон.

– Какой репертуар?

– Русские народные. Если банкет после сезона или компания душевная, ребята просили: "Федор Иваныч, давай!" Недавно на хоккей пригласили ветеранов, даже 90-летний Шувалов пришел. Его все расспрашивали: "Витя, как ты сохранился?" А Витя водочку пригубит да посмеивается. Там же Виталька Давыдов был, поет он чудесно. Затянули мы вдвоем песню и услышали: "Елки-палки, какой хоккей?! Вы артистами должны были стать!"

Помню, отдыхали в Алуште – Кузькин, Рагулин, Альметов, Зайцев и я. Нашли гармониста, дни напролет проводил с нами. Он играет, мы поем. Красота!

– Нам говорили, пока Кузькин не женился, первым был в загулах. Потом к спиртному не притрагивался.

– Это правда. Когда в Алушту ездили, Витя еще холостой был. Сначала недельку жили в Херсоне у его приятеля, который работал в посольстве. Угощал божественным вином.

– Что за вино?

– Не знаю. Сладенькое, не крепкое, в бутылочках 0,35. Такое же пробовал единственный раз – в ленинградской гостинице, когда для сборной устроили прием в честь победы на чемпионате мира в Тампере. А в Херсоне напоследок выступили в парке перед народом – и на "рафике" отправились в Алушту. Машину нам загрузили под завязку. Вино, коньяк – ящиками! Тарань, лещ – мешками!

– В Алуште где селились?

– В санатории. Якушев с Зиминым рядышком, в гости к нам заехали. С ящиком водки. Сняли столовую на всю ночь, гармониста выписали. Отдохнули… Когда утром очухались, смотрим – Кузькин прижался к кадке с деревом, обхватил его руками и спит. Растолкали: "Витюш, как ты?" – "Порядок". В море окунулись – и по новой!

В другой раз среди ночи потянуло на танцы. Темень, сплошные пригорки. Вылетает мотоцикл – и Кузькину в ногу!

– Сломал?

– Нет. Опухла – но отошла. Мотоциклист поддатый, измолотили его. А Тарасов с Кулагиным в Ялте отдыхали. Донеслись до них слухи о наших похождениях, и Кулагин примчался в Алушту. Бегал по пляжу, через радиорубку выкрикивал наши фамилии: "Отзовитесь!"

– А вы?

– Ноль внимания. Отпуск все-таки! Имеем право. Потом в ресторане поскандалили с двумя полковниками. Чуть не скинули их с балкончика второго этажа. Они накатали "телегу" начальнику санатория. Тот пожаловался Тарасову. Получаем от него телеграмму: "Кто-то из вас должен немедленно явиться!"

– Тарасов еще в Ялте?

– Да. Ребята говорят: "Толя, давай. Ты моложе, да и потрезвее…" Приезжаю на такси. Тарасов снимал домик, который нависал прямо над морем. Орал так, что закладывало уши: "Деревня, вы что себе позволяете?! Нажрались и полковников из ресторана сбрасываете?! А ну-ка в Москву, иначе добром это не кончится". Возвратился к нашим, там кутеж в разгаре. Говорю: "Братцы, меняю билеты и завтра же – домой. Тарасов рвет и мечет". Кузькин рукой махнул: "Да ну его. Мы на отдыхе…"

– Что дальше?

– Я улетел, они остались. Сезон начинается, нас со ставок снимают. Но игрой искупили вину, и через месяц Тарасов все вернул. Он многих прощал. В Тампере, например, на банкете пьяный Витька Якушев за нос его схватил!

– Боже. Вот это подробность.

– Анатолий Владимирович не обиделся: "Витя, Витя, ну, кончай…" На командных пьянках чего только не случается. В Архангельском у Тарасова был знакомый полковник. Двухэтажный дом. Каждый год становимся чемпионами – там отмечаем. Однажды приехали туда Гагарин и Титов. Бабки увидели – креститься начали. Да и я был близок.

– Что космонавты рассказывали?

– Как возят их по стране, селят в гостиницы с клопами. Но больше из того вечера запомнился эпизод с нашим форвардом Толей Дроздовым. На втором этаже он облокотился на перильца и рухнул. Лежит, доктор подбегает, пульс пытается нащупать. Ему кричат: "Ты что на ногах-то ищешь? На руках надо!"

– Закладывало ваше поколение звонко.

– Это ведь болезнь. Пили действительно все. Кто-то и закладывал будь здоров, и играл шикарно – как Виктор Блинов из "Спартака", например. Прямо перед игрой стакан красного хлопнет, и на лед. Вот и поумирали рано.

– Виктор Полупанов жив?

– Последний раз виделись, когда Фирсова хоронили. Выглядел Витя солидно, в ресторане работал. Сейчас, говорят, в больнице. В очень плохом состоянии. От водки… А Юра Моисеев? Когда он "Ак Барс" тренировал, был у него с другом в гостях. Нас угощал, сам ни капли. Но потом сорвался и запил по-черному. К телефону никого не подпускал, на звонки не отвечал. Возле него стоял ящик водки, всех поил, играл в домино. Через три месяца сердце не выдержало.

– Что вам помогло избежать этой участи?

– Свою цистерну я выпил – вторую не хочу. В свое время крепко поддавал. Из-за этого с первой женой развелся. Но вскоре предложили работу тренером в Австрии. Выпускали только семейных. Я к жене: "Давай опять распишемся, за границей поживем, может, и у нас что-то склеится".

– Согласилась?

– Да. Но чиновникам кто-то стукнул – и меня завернули. Не судьба, думаю. На следующий день подали повторное заявление о разводе. С тех пор не общались. От этого брака есть дочь, Иринка. Хирург, живет в Москве.

– С ней отношения поддерживаете?

– Нет. Не потому, что не люблю. Так сложилось. Мать ее настропалила, в какой-то момент обрубили связь, и все. Я ей помог с поступлением в мединститут. Сказал тогда: "Иринка, если тебе понадобится помощь, знай – на меня можешь всегда рассчитывать". Но больше не звонила. Зато второй брак – счастливый. С Тамарой вместе уже почти сорок лет.

– Откуда в 60-е пошли разговоры, что вы женились на Татьяне Тарасовой?

– Понятия не имею. У фигуристов в ЦСКА растопили лед, и какое-то время Таня проводила тренировки в Электростали. Кто-то "пулю" запустил о нашем романе – народ поверил. Раструбили по всему Союзу, что я зять Тарасова, поэтому и в сборную меня берет. Хотя с Таней общение было на уровне: "Привет" – "Привет".

***

– Как в 30 лет уходили из ЦСКА?

– Ближе к лету 1970-го Тарасов объявил: "Годик с трибуны понаблюдаю, как вы будете играть. Главным назначается Кулагин". Вызывает меня: "Анатолий Семенович, сезончик еще поиграете?" – "Нет. Домой поеду". Тарасов как узнал, поразился: "Толя, зачем? Я тебя не отпускаю!" Однако я для себя уже все решил.

– Почему?

– Чувствовал – не тяну. Голова-то соображает, а ноги не бегут. Если в такт не играешь, что-то отстает – надо заканчивать. Не мучить ни себя, ни других. В Электростали я еще поиграл, но это был совсем другой уровень. Потом здесь тренером работал – в школе, в "Кристалле". Когда главным назначили Валю Григорьева, я стал начальником команды.

– В 1990-м Григорьев погиб при загадочных обстоятельствах.

– У команды в тот день был выходной. Валентин звонит около двенадцати: "Хочу попариться. Включи баню во Дворце". Приехал с какой-то девицей. Там же собрались председатель клуба, полковник какой-то и я. В шесть вечера я эту компанию оставил, ушел домой. Они продолжили гудеть до одиннадцати. Неожиданно Григорьев засобирался в Москву. К жене. Куда девчонка делалась, не знаю. Председатель и полковник решили проводить Валентина. Поймали "Запорожец", как-то уместились, доехали до станции Фрязево. Там захмелевшего Григорьева посадили на последнюю электричку.

С утра переполох. Дома он не появлялся. Пока разбирались что да как, звонок из милиции. Под платформой Храпуново обнаружен труп с оторванной ногой.

– Григорьев?

– Да. Между Фрязево и Храпуново – одна остановка. Как он там оказался? Что произошло в электричке? Ответа нет. Милиция никого не нашла.

– Говорят, у Григорьева при себе была крупная сумма.

– Чепуха. Денег было мало. Вот часы дорогущие были, но их не тронули. Ничего ценного у него не взяли. Темная история. Хоронил Валентина весь город. Классный мужик был. Юморной. Мы же играли друг против друга.

– Когда?

– Я за ЦСКА, он – за московское "Динамо". В том матче я забил две шайбы, Чернышев подзывает Григорьева, указывает на меня: "Видишь 14 номера? А ну-ка врежь ему как следует!" Выскакивает он на площадку, попадает под меня, цепляется клюшкой – и я тащу его к динамовским воротам. Бросаю – гол! Чернышев орет: "Сюда!" И надолго усадил в запас. Когда в Электросталь приехал, часто вспоминал этот эпизод.

– Как в 1989-м вы с Григорьевым не побоялись взять Фетисова на предсезонку в "Кристалл"?

– Ситуация была очень непростая. Фетисов рвался в НХЛ, Тихонов не отпускал, в ЦСКА тренироваться не позволил. Но где поддерживать форму? Обратился к нам – помогли. Комнатку в ледовом дворце выделили – чтоб было где днем отдохнуть. Слава месяца два с нами работал, пока не разрешили уехать в Америку.

– Как Тихонов отреагировал?

– Без обид. Нормально общаемся. В сентябре был в ЦСКА, заглянул к нему в кабинет. Увидел, расцеловал, поздравил: "Толя! Что могу пожелать – только крепкого здоровья…" Золотые слова! Нам, старикам, больше ничего не надо.