Сергей Мигицко: "Продай свисток, купи очки"
Народного артиста видно издалека – знакомое лицо возвышается над толпой. Развеселая кепочка добавляет обаяния, хоть добавлять некуда. Мигицко – само обаяние и есть.
– Какая у меня была гримерная! – грохочет Сергей Григорьевич, ведя нас темными коридорами театра Ленсовета. – Вся в футбольных постерах! Вы знаете чешский "Спорт"?
Не успеваем вымолвить ни "да", ни "нет" – это и не нужно. Мы для него зал, а интервью – спектакль. Жаль, газетный лист не передаст все интонации артиста, который обрушил рекорды по количеству восклицательных знаков.
– В 80-е выписывали на театр этот еженедельник – какие же там были постеры! – не дает утратить нить Мигицко. – Где-то все у меня сложено. Я вам фотографии принес, давайте смотреть.
К каждой карточке прилагалась история.
– Я ездил на три "Европы" и два "мира". Вот с Сенькой Стругачевым в Вене посередь английских фанатов. А вот в Порту с товарищем посетили подвальчик, там готовят для своих. Потолки подпирают – зато вкусно! Мы еще с голодухи, навалились – какой-то дядька сбоку все время мешает. Я его раз оттер локтем, снова. Мне говорят: "Мигицко, кого толкаешь?" Пригляделся – Платини, ё! Тут уж я к нему – экскьюземуа, трали-вали…
– Фотография подтверждает.
– Да – вон свиной окорок торчит. А вон – Мишель.
Следующий снимок чуть желтоватый.
– Это наша футбольная команда, театра Ленсовета. На воротах знаменитый фотограф Плотников. Человек высочайшей культуры. Однажды рассердился: "Тренироваться с вами больше не могу. Очень уж ругаетесь". И действительно – ушел.
Вот фото – "Вечерка" против БДТ. Этим матчам уже лет сорок. Лавров Кирилл Юрьевич – узнаете? Алеша на поле, Алексей Васильевич Петренко. Играл неплохо. Правда, выходя на замену, забывал выбрасывать папиросу.
Театр Ленсовета устраивал битвы с Ленкомом. Саня Абдулов обожал футбол. Какой обоз он тащил, как вкалывал! На надрыве, не щадя ни себя, ни окружающих. Спектакли, съемки, концерты, гастроли. При этом и для футбола старался выкроить время. Звонит: "Серый, завтра мы в Питере. Играем?" – "Конечно! Во сколько?" – "Освобожусь не раньше одиннадцати вечера". О зале договаривался с Бесовым, директором школы "Смена". И ближе к полуночи начинали. Как правило, мы выигрывали.
Абдулову это надоело. Очередной матч собрал звездный состав. На трибуне – Игорь Владимиров, главный режиссер Ленсовета, и Марк Захаров, Янковский в белом пальто, чемпионы "Зенита"-1984. У Ленкома на площадке – Абдулов, Караченцов, Игорь Фокин. И незнакомая троица. А я футболиста сразу вижу – по кривым ножкам, накаченным икрам. У этих ножки и икры бросались в глаза. На разминке подхожу к Саше: "Кто такие?" – "Из театра. Пожарный, осветитель, рабочий сцены". Они-то и сделали игру, особенно здоровый блондин. Драли так, что мы еле ноги унесли! 2:7!
– Абдулов сиял?
– Еще бы! Много лет спустя захожу в буфет Ленкома. Сидит Горлукович с каким-то мужиком. Тот окликает, подсаживается: "Серега, привет! Узнаешь?" – "Не-а" – "Пожарный. Меня Абдулов привозил на матч. Ты не сердись, я тогда по "миньке" был в Москве первым человеком…" Эх, фамилию не запомнил! Но точно не Костя Еременко и не Аркаша Белый.
ОДЕССИТ И КАНАЛЬЯ
– Разговаривали мы о футболе с Романом Карцевым. Вашим одесским земляком.
– Ну-ну!
– Поведал про легенд одесского футбола – так мы подозреваем, что некоторых не существовало вовсе. Котя Фурс, игравший, как Пеле… Валя Блиндер, за которого персонально болели все евреи города…
– Что за прозвище было у Блиндера – он вам говорил?
– Нет.
– Срочно позвоните ему и спросите. Я-то знаю! А помнит ли Рома? Вопрос!
– Так какое?
– Мотороллер. Блиндер – шикарный краек из СКА. А Фурс – бомбардир "Черноморца".
– Глухонемой форвард тоже был – регулярно забивавший из офсайда, потому что не слышал свисток?
– Про форварда не знаю. Вот глухонемой боксер Сеня Трестин был. 8-кратный чемпион Украины. Карцев вам рассказывал о Блиндере и Фурсе. Но для меня там футболист номер один – Вася Москаленко. Просто царствовал в Одессе. Теперь-то имею возможность сравнивать – он был похож на Юрку Желудкова. И ударом, и пониманием игры.
Стоп. А Лобановский? Как о нем-то забыли?! Тоже в Одессе поиграл! Жила команда за углом, в Доме "Черноморца". У меня и сегодня картина перед глазами: идет он по улице. Длинный, рыжий, роскошный болоньевый плащ – мечта любого пацана. В руках кожаный портфель с могучей застежкой. И мы, мальчишки, завороженно смотрим вслед. Еще за "Черноморец" играл Коля Молочков, а за СКА – Толя Пивиков… Как их не помнить? Как не любить?
– Вся ваша семья болела за "Черноморец"?
– Отец – военный. Не за "Черноморец" же ему болеть! Только за СКА, который тогда назывался ОДО – Одесский дом офицеров. Брат тоже прилип к папе, ездил за ОДО по всей Украине. Лет в 15 написал стихи: "На стадион, друзья, спешите, с ОДО ты кровной узой связан. Военным можешь ты не быть, но за ОДО болеть обязан!"
На уютном стадиончике СКА собирались вояки после службы. С пивом, хрустели портупеями, там никогда не было патруля. Атмосфера! 38-тысячный ЧМП, где играл "Черноморец", расположен у моря. Мы жили на главной улице, которая к нему вела. За час до матча с рабочих застав, из центра Одессы стекались люди. Сейчас покажу, как, – вот, с газеткой в руке и кульком семечек. Знаете, зачем газетка?
– Зачем, Сергей Григорьевич?
– Чтоб сесть на нее! Скамейки допотопные, а брюк у каждого по одной паре. Так что это для меня – очень трогательный момент. Газетка!
– Болельщиков "Черноморца" звали "утопленниками"?
– Да. А тех, кто за СКА, – "мобутовцы". Хотя не понять, какое отношение они имели к генералу Мобуту. Но в разборках между болельщиками не было злобы. Лишь тонкая одесская ирония. Судье кричали: "Продай свисток, купи очки!"
Или в 70-е, когда многие эмигрировали, сижу на трибуне. "Черноморец" кому-то дует. Сзади голос: "О! Теперь знаю, что напишу в графе "почему выезжаю из страны". В связи с неквалифицированной игрой "Черноморца" желаю наблюдать футбол в исполнении команды "Космос" Нью-Йорк".
– Самые колоритные одесские фанаты?
– Например, мой друг, капитан Ященко. У нас с Боярским персональные кресла на "Петровском". Как-то спросили: не написать ли на них фамилии? Нет, отвечаем, лучше прозвища. Решили, что я буду Одессит, Мишка – Каналья.
– При чем здесь капитан?
– При том, что в Одессе персональное место было только у него. Написано "Яков Евсеевич". Огромного веса, безумно обаятельный, хохмач. Но на футболе превращается в Халка. Я о сказочном герое, а не о футболисте. Орет, набухает, багровеет! Вообще-то одесский фанат – образ собирательный. У него внутри, кроме футбола, ни хрена нет. Работу исполняет походя – как ест. Все остальное занято футболом! Дядя с таким познакомил. Тот, не глядя на меня, произнес: "Очень приятно. Ну и что твой Ленинград? Вы в 1956-м… А кто у нас забил? Не знаешь? А я знаю!" И понес, понес. Выдал за полминуты колоссальное количество информации.
ГИРЯ ЖЕЛУДКОВА
– Первый матч "Зенита", который увидели живьем?
– 1972 год. Кажется, еще играл Садырин. Стадион Кирова, 80-тысячник, битком – и ревел! Как он ревел! Туда ходили цехами, заводами. Меня затянуло. Быстро наступил 1980-й. "Зенит" занял третье место. Мы с Боярским пели на торжествах. Где нынче Швецов?
– В Москве. Трудится охранником.
– Эх, Серега… Город страшно обиделся на его уход. Не группа фанатов, а целый город! И вот мы пели: "Ходят слухи по России про футбольных молодцов. Интересно – где закончит путешествие Швецов?" А в 1984-м, после чемпионства, на торжествах в СКК с Мишкой переплюнули всех.
– Это там Розенбауму не позволили выступить?
– Серьезно? Я не знал! Пусть останется на совести тех, кто не допустил Сашу. Розенбаум написал самую пронзительную песню о "Зените": "Ты у города один". Вспоминаю – мурашки по коже!
– Так что исполнили вы?
– На мотив "Команды молодости нашей": "Много песен спето о "Зените", и звучат стихи, как в небе гром, – а сейчас, друзья, нас извините, мы вам о болельщике споем. Пускай невзрачен он на вид – но без него ничто "Зенит". Простой советский ленинградец, что ночью за билетами стоит…" После этого куплета не давали петь минут пять! Кричали, аплодировали!
– Круто. А дальше?
– "Он добрался до Москвы в плацкарте, чтоб в июне Кубок получить, – увезли его назад в инфаркте, вы легли "Динамо" – как тут жить?"
В тот год "Зенит" играл в ФРГ с "Байером", где был кореец Бум Кун Ча. Это тоже отметили в песне: "Не беда, что в матче с бундеслигой вам забил какой-то Бум Кун Ча. В Ленинграде он забил бы фигу, если б мы болели сообща!" До сих пор на встречах просят: "Спойте ту…"
А на вечере в ЛОМО мы с Боярским переоделись в "Битлз". Пели на их манер: "Зенит" – наш чемпион! И на радость нам бомбардир в "Зените" е-е-есть – ты бетон поставь, он пробьет его, как жесть. Всего лишь 25 ему годов, а имя ему – у-у-у…"
– У-у-у?!
– Юрий Желудков!" Но про болельщика – лучше. Спросите Серегу Дмитриева, это его любимая песня. Он, кстати, сам сочиняет ироничные четверостишия. Я бы почитал – если б не были настолько соленые…
– Мы поставим многоточия.
– Ага. В Одессе девушка просит знакомого моряка: "Песню спеть можете?" – "Нет, Рая, никаких песен. Вы не представляете, что это такое. Мы по восемь месяцев в море. Соленые песни, про мужские думы" – "Ну, пожалуйста! Где самое соленое, пойте "па-ра-ра-ра". И все будет понятно". Ну ладно. Начал: "Па-ра-ра-ра… ра-ра… Рука! Па-ра-ра-ра… В ж…у моряка!" Вот у Дмитриева сплошные "па-ра-ра".
– Вы говорили, Веденеев писал стихи. Приличнее, чем Дмитриев?
– Немножко не так – мы с Веденеевым обмениваемся четверостишиями. Я их не сохраняю, обычная дружеская переписка. А он не выкидывает. Если сумеете его разговорить – вам покажет.
– Владислав Радимов назвал Веденеева самым противным из ветеранов "Зенита". Дескать, критикан, всех поливает.
– Это мнение Влада. Я считаю, никого Серега не поливает – просто говорит правду. Его комментарии очень профессиональные. Интеллигентный, образованный, много читает. Другое дело, не такой хохотун, как я, – мне палец покажи, буду смеяться два дня. А Веденеев – мрачноватый. Бу-бу-бу… Веселый спектакль – но он сидит и молчит. На лице написано: "Что вы смеетесь-то?!" Может, из-за этого создается впечатление?
– Веденеев и Дмитриев специализируются на стихах. А Баранник – на танцах?
– Как Дима отплясывал "цыганочку"! Уровень ансамбля Моисеева! Кто не знает – не поверит. Да и сам Баранник уже не помнит.
– Хоть одного футболиста "Зенита" душа ваша не принимала?
– Нет. Для меня футболист – это святое. Человек переносит кошмарные нагрузки. Рискует жизнью. На моих глазах Желудков столкнулся с кем-то из "Арарата". Головами! Звук был слышен по всему Кировскому! Юру увезли едва ли с не переломом черепа. Долго лежал в больнице.
Есть у нас спектакль "Безумная ночь, или исповедь Деда Мороза". Мой герой принимает в квартире однокурсника. Не виделись лет сорок. Я разворачиваю диван – тот превращается в старую кухню. Которая наверняка была в ваших родительских домах. С радиоточкой, мясорубкой, водкой за 4.12. Вешаю настоящий отцовский транзистор – папа постоянно его слушал. Достаю "завтрак туриста". А потом выхожу в майке "Зенита" с номером Желудкова. Говорю: "В ней Юра Желудков в 1984-м на стадионе Ленина забил "Спартаку" два гола!" На этом месте в зале всегда гром аплодисментов.
Удар у Юры феноменальный. Когда назначался штрафной, он начинал крутить ус.
– Выдающаяся подробность.
– Зуб даю – так и было. Допускаю, что Желудь колдовал. В нем энергетика неземная.
– ???
– После игры обычно собирались у него одной компанией, человек пять. Постепенно разнесся слух, что мы сильно веселим – народ стал стекаться. Почти все в той команде были ленинградцами. Мы в них видели небожителей. А они в нас – какой-то ходячий позитив. Думали, что мы – клоунского плана люди, которые смеются даже во сне.
Был физически одаренный артист, Саша Глазун. Говорит: "Желудков, у тебя есть гиря?" – "Да вон, в углу двухпудовая". Я бы к такой и не подошел. Глазун толкнул ее раз пять: "Вот так-то, ребята!"
Желудков ничего не сказал. Но через какое-то время – не прерывая разговор – поднял ее 25 раз! Мог бы еще – но мы ужаснулись: "Юра, хватит". Тогда поставил. Вот откуда в нем эта силища, если внешне – не амбал?!
СКРИПКА МУТКО
– С Бышовцем, когда тренировал "Зенит", пересекались?
– Конечно! Нас многое объединяет. Оба – с Украины. Родились в один день – 23 апреля. Любим сало. Рядом с театром Ленсовета – Кузнечный рынок, там изумительный колбасный отдел. Забежал как-то и вижу: знакомая спина склонилась над прилавком. Подошел, шепнул на ухо: "Анатолий Федорович, какими судьбами?" Он вздрогнул, обернулся. В руке ломтик сала: "Пробую!"
Запомнился разговор после матча с "Торпедо". Первый тайм "Зенит" проиграл 0:2. Без шансов. На второй вышла совершенно другая команда. Выиграли 3:2, а могли забить пяток. Спрашиваю Бышовца: "Вы маг? Как удалось перевернуть игру? Что сказали ребятам?" Он прищурился: "Хочешь правду? Заходим в раздевалку. Сидим. Молча. 5 минут, 10, 15. Перерыв заканчивается. Встаю: "Пошли!" Больше ни слова".
– В Удельную часто заглядывали?
– Да. И при Садырине, и позже. Иногда Виталий Леонтьевич, если что-то у команды не складывалось, прибегал к шоковой терапии. Приезжали мы с Михой, устраивали вечер анекдотов. В загашники у каждого штук по двадцать, с репризами. Предварительно уточняли: "Ребята, с купюрами?" – "Без!" После таких встреч "Зенит" никогда не проигрывал.
– Когда Мутко вас особенно насмешил?
– Он веселый, позитивный, юмор просекает хорошо. Звоню поздравить с юбилеем. Долгие гудки, наконец шепотом отвечает: "Алло". В трубке играет скрипка. Я смутился: "Виталий Леонтьевич, можете говорить? А то там скрипка…" – "Могу-могу. Это я и играю!"
Когда он вытащил откуда-то Петржелу, которого никто знать не знал, нас пригласили на банкет акционеров. Я купил бутылку водки "Гжелка", попросил художника зарисовать этикетку – чтоб "Гжелка" превратилась в "Петржелку". Леонтьич увидел: "А-ха-ха…" Говорю: "Пускай эта водка будет самая крепкая, самая надежная и самая пьянящая".
– Какой Аршавин в общении?
– Яркий характер, но спрятанный внутрь. Шутит нестандартно. Мама – очень культурная женщина, таскала маленького Андрюшу по всем спектаклям. Рассказывал: "Я так уставал на тренировках, что мне б дойти до театра и поспать".
– После в Ленсовете его встречали?
– Некоторые наши спектакли Аршавин смотрел по нескольку раз. Однажды мы поспорили: если "Зенит" берет Кубок УЕФА, я бреюсь под "ноль". Широко об этом объявил.
В мае 2008-го снимался в Москве, Андрей там же в сборной. Я подстригся – и поехал на "предъяву" к ним в гостиницу. Он оценил.
– А народ?
– Уже в Питере иду в панамке. Подходят два приблатненных, хрипло: "Ну что, Мигицко? В следующий раз не говори, что подстрижешься. Пацаны не поймут". Я р-раз – и снимаю панаму. Те обомлели: "Серега, прости. Вот телефон. Если какие-то проблемы, звони в любое время!"
– Вы еще обещали татуировку "Шава" набить.
– До татуировки не дошло. Я из такой породы – была бы игра! Могу не только татуировку сделать!
– Это мы знаем.
– Тогда должны быть в курсе, как мы спорили с Боярским, когда в финале чемпионата мира-1998 играли Бразилия и Франция. Я был уверен в победе бразильцев. Веденеев отговаривал: "Сережа, французы вообще не пропускают!"
И вот сидим у Боярского дома на Мойке. Решили – если выиграет Франция, разденусь догола, побегу к французскому консульству, распевая "Марсельезу". Там недалеко – метров триста.
– Вы проиграли. Ощущения?
– В заднице человек! Правда, Лариса, его жена, сжалилась. Я разделся – но посередине обмотали шарфиком.
– Тем самым зенитовским, который носит Боярский?
– Нет, Лариса отыскала три газовых шарфика. Под цвет французского флага. Я добежал до консульства. Пою. Миша и Лариса поодаль, наблюдают. Из будки выскакивает милиционер, натыкается глазами на Боярского, цепенеет. Тот объяснил – милиционер смягчился. Я допел и ушел.
МЕСТЬ БОЯРСКОГО
– На победу "Зенита" в Лиге Европы готовы поспорить?
– А давайте! Мне кажется, это из области фантастики. Чтоб взять такой трофей, придется сильно вспотеть. Но если "Зенит" выиграет, я… Выйду в комбинезоне, сделанном из "СЭ", в такой же шапочке, с вашей газетой в руках и минуту буду кричать на Дворцовой площади: "Спорт-Экспресс" – лучшая газета в мире!" Вы удовлетворены?
– Более чем. Столько лет дружите с Боярским. Он еще способен вас чем-то удивить?
– Конечно. Атомная история. Моя беременная жена дома закрылась в туалете. Замок осьмого года, периодически заедал. Поменять бы давно, да с руками у меня не очень. И вот Оля не может выйти, всё, финита. Полтретьего ночи. В панике обзваниваю друзей. Кто-то не снимает трубку, кто-то бросает, не дослушав: "Серега, ты охренел?!" Набираю Боярскому, которому накануне подарили шикарный комплект инструментов. Объясняю ситуацию. Через десять минут влетает с этим чемоданчиком. Ловко вскрывает дверь. Поступок абсолютно в характере Миши.
Был эпизод, о котором никому не рассказывал. 1982-й год, чемпионат мира в Испании. Я на гастролях в Иркутске. Купил чудовищную маску из папье-маше. Пугал артистов – среди ночи встанешь на колени, накинешь капюшон и стучишь в номер. Некоторые падали в обморок.
И вот туда же с гастролей прилетел Боярский. Я решил – через испытание маской должен пройти и он. Иначе неправильно. Приятель отговаривал: "Не надо к Мише ходить. Устал с дороги". Но я был уверен – Боярский проникнется.
– Он не из пугливых?
– Миша – храбрый парень. В парке аттракционов залезает на самые придурковатые, экстремальные вещи. Но здесь, открыв дверь, аж побелел.
– Расшумелся?
– Процедил: "Ну, ладно", – и захлопнул дверь. На следующий вечер уехал на съемки в Москву. Спустя два дня финал чемпионата мира, в Иркутске передавали в записи. Мы всей компанией договорились – смотрим под пивко. Телефоны в номерах отключаем. А я забыл. В 4 часа утра звонок: "Серега, это Боярский. 3:1, Италия". И повесил трубку. Отомстил за маску.
– Герман Зонин сообщил нам, что Боярский с ногой в гипсе мог приковылять на "Петровский".
– Было! Внезапно в Мише проснулся азарт дачника. На участке косил траву, обрезал деревья. Залез отпилить ветку, не удержался и рухнул. Бедный, сломал ногу.
У меня тоже был случай лет десять назад. 31 декабря играли с друзьями в волейбол. Подача, неудачно принял мяч – перелом мизинца. В травмпункте налепили огромную "дуру" из гипса. Через неделю гастроли в Германии со спектаклем "Интимная жизнь", где играю простачка. "Дуру" к тому времени уменьшили, но зрители все равно оценили: "Какое тонкое решение – и грим, и приспособление на пальце…"
Вы вспомнили Зонина, который в 1972-м луганскую "Зарю" вывел в чемпионы. Великий дед, юморной. Под 90, но приходит на все матчи "Зенита". Сидит на "Петровском" повыше, как-то оборачиваюсь: "Герман Семеныч, дорогой, с победой!" Зонин улыбается, расстегивает пиджак. Руку засовывает чуть ли не за подкладку, долго копошится, извлекает карамельку "Взлетная" с возгласом: "Опа! Держи. 1964 год, рейс Ленинград – Ереван".
ПАЛЬТО СИЗОНЕНКО
– Самый адский холод, в который были на стадионе?
– Два года назад играли с "Ливерпулем" в феврале. Я никогда кальсоны не поддеваю. У меня их и нет. А тут купил термобелье, от съемок остались японские стельки, которые нагреваются от ноги. Ничего не помогало. Замерз дико. Говорю своему товарищу Зусману: "У меня с собой есть" – "Что ж ты молчишь!" Взял и закуску – хлеб с салом. В Одессе сало называется "почерёвок". Вы такое слово слышали?
– Нет.
– Зусман оборачивается: "Позовем английского консула. А то неудобно". Подходит парень лет сорока. Отвечает – я, мол, с удовольствием. Налили, спрашивает: "Чем закусим?" Вы, отвечаю, это есть не станете. У меня был опыт – когда англичане брезгливо брали сало двумя пальчиками, нюхали и откидывали в сторону. Консул заинтересовался: "Почему не буду?" Достаю сало, протягиваю – он обрадовался: "О! Почерёвок!" Я чуть с трибуны не скатился! Это потом узнал, что у него жена – украинка.
– В 90-е вы ходили на "Зенит" даже в первой лиге. Еще популярных людей на трибуне встречали?
– Лаврова. Если играл "Зенит", приезжал в любую погоду. До последних дней. Горжусь, что моя ладонь хранит тепло его руки. Кирилл Юрьевич – уникальный. Синтез гражданина и артиста. В этом же ряду Владислав Стржельчик, Александр Белинский, Игорь Владимиров, Олег Басилашвили… Кстати, Олег Валерианович по телевизору смотрит все футбольные трансляции, но на стадион затащить его нереально. Пытался много раз.
– В отличие от Владимирова.
– О, да! На репетициях Игорь Петрович так заводился, что подолгу никого не отпускал. Исключение – день игры "Зенита". В полшестого вечера звучит знакомое: "Ребята, ничего не получается! Еще раз попробуем". Секундная пауза. Взгляд на часы: "Нет, не попробуем. Все, до завтра". И уже обращаясь ко мне: "Мигицко, идем!" Знал, я тоже спешу на футбол. Во дворе театра темно-зеленая "Волга". Заводит мотор: тр-р-р, затем: дын-дын-дын – трясемся до стадиона Кирова. Подруливаем к служебному входу, дальше у каждого своя компания. Матчей "Зенита" и баскетбольного "Спартака" Владимиров не пропускал.
– Вы к баскетболу равнодушны?
– Это со временем "Зенит" его оттеснил. А сначала было погружение в баскетбольную среду. Я дружил с Юркой Павловым и Андрюхой Макеевым, который был свидетелем на моей первой свадьбе. Как-то после победы "Спартака" над "Жальгирисом" ужинали в кафе на Невском. Вдруг на пороге Сабонис, Хомичюс и Куртинайтис. Пригласили за наш столик. Когда поздоровались, моя рука утонула в гигантской ладони Сабониса. Я привык, что люди, чей рост уходит за два метра, медлительные, заторможенные. Но Рома – невероятно энергичный, подвижный, на месте высидеть не мог.
– Рома?!
– Так Сабониса называли ребята. Его полное имя – Арвидас Ромас… А когда был юбилей Кондрашина, Боярский придумал хохму: я в длинном пальто сажусь ему на плечи. Получается чудо-центровой, которого дарим "Спартаку". Но где найти такое пальто?
– Где?
– Попросить у Саши Сизоненко (самый высокий человек России – 245 см. – прим. "СЭ"). Он только-только переехал из Николаева в Ленинград. Поселился в спартаковской общаге на Пяти углах. Поперлись туда с Мишкой. Подергали дверь – не заперто. Заходим, в конце темного коридора телефон. Спиной к нам стоит высокий парень, разговаривает, напирая на "о": "хО-рО-шО!" Извините, подаем голос, нам бы Сизоненко. Парень кладет трубку и… встает. Мы глазам не поверили. Оказывается, до этого он сидел!
– Одолжили пальто?
– Да. На юбилее хохма прошла на ура. О "Спартаке" могу долго рассказывать. Тот же Павлов – великий баскетболист, природа наделила богатырской силой. А что вытворял на поляне Саня Белов? Небожитель! Безгранично талантливый, артистичный, с хитринкой. После застолий они начинали бороться на руках. Мне казалось, Юрку победить невозможно, но Саня ни в чем не уступал.
Павлов с Макеевым по-дружески укоряли: "Сережа, миленький, что ж ты так бедно одеваешься?" Но в то время мы зарабатывали мало, повальный дефицит. А они постоянно мотались за границу, что-то подвозили. Я получал царские подарки – то бобочку, то штанята. До сих пор предпочитаю спортивный стиль. Хотя порой слышу: "Что ты ходишь, как мальчик?" Разгадал секрет капитан команды знатоков из "Что? Где? Когда?" Леша Блинов: "Тебе, наверное, в детстве таких вещей не хватало?" – "Да!" О чем говорить, если первые джинсы купил в 20 лет!
СМЕХ ХУРЦИЛАВЫ
– Самый памятный поход на футбол за границей?
– На один из матчей Euro-2008 нашей развеселой компании каким-то барабаном достались VIP-билеты. Атомные! Лето, жара – мы в шортах, маечках. А ложа – вся в галстуках. Король Испании, великий герцог Люксембургский… Косились на нас: "Это-то кто?!" В перерыве я помчался в туалет и увидел…
– Боже. Что?
– Очередь. Длинную и разношерстную. Монархи, олигархи, в том числе весьма уважаемые в России люди, ждали смиренно, когда освободится кабинка. Тут они не были VIP-персонами. Я пристроился в хвост, подумал: "В такой очереди, как в бане, все равны". А еще не забуду чемпионат мира-2006 в Германии, на котором побывал с Чивадзе, Сулаквелидзе, Шенгелия, Хурцилавой и Хинчагашвили.
– Каким образом?
– Мой друг Сослан Харебов родом из Тбилиси. В "Динамо" влюблен настолько, что несколько раз возил ветеранов на такие турниры. Замечательные ребята! Безумно жалко, что три года назад от нас ушел Шенгелия. С ним и Хурцилавой связаны забавные истории.
– Расскажите.
– В Берлине остановили на улице два пожилых эмигранта. Слово за слово, я обмолвился, что приехал на футбол с легендами тбилисского "Динамо". Они всплеснули руками: "Что вы говорите?! Мы тоже болельщики, помним эту великолепную команду. Кто с вами?" Начинаю перечислять: "Чивадзе" – "Ой, какое счастье!" – "Сулаквелидзе" – "С ума сойти!" – "Шенгелия" – "Как?! Даже он?!" Тем временем Рамаз вышел из магазина, направился к нам. Вот, говорю, Шенгелия, знакомьтесь. Деды посмотрели с сомнением. Отстранились: "Это?! Нет, это не Шенгелия!" И зашагали прочь.
– Рамаз обиделся?
– Да что вы! Хохотал громче всех. А Хурцилава в той компании казался самым мрачным. Неразговорчивый, тяжелый взгляд из-под густых бровей. Лишний раз не подойдешь. Утром сели травить анекдоты. Муртаз реагировал сдержанно. Пока я не рассказал про сантехника и ученика. Знаете?
– Нет.
– Прорыв канализации. Никто не хочет прыгать в люк. Лишь старый сантехник ныряет, оттуда подает команды ученику: "Ключ на 15… На 20…" Устранив утечку, отправляется в душ. Ученик держит полотенце. Старик говорит: "Учись, сынок! А то так и будешь всю жизнь с полотенцем стоять".
Что творилось с Муртазом! Такого благодарного смеха я не слышал давно. Он утирал слезы, что-то бормотал на смеси русского, грузинского и неведомого языка. Я разобрал отдельные междометия, напоминавшие кудахтанье: "Ай-ай-ай, вах-вах-вах, кх-кх-кх …" Получается, не зря съездил – рассмешил Хурцилаву.
– Какой матч "Зенита" для вас – большая боль?
– Из последнего? Поражение от "Монако". Не ожидал, что споткнемся на этой команде. Было очень больно, когда при пустых трибунах играли с ЦСКА, "Анжи". Когда фанаты сорвали важнейший матч с "Динамо". Красивые баннеры, песни, речевки – это класс! Энергетика! Но зачем устраивать мордобой, выбегать на поле во время матча? Все равно что выйти на сцену в разгар спектакля, пукнуть и проорать: "Это я, хей-хей!" Что за джунгли?!
– К вам неадекватные зрители прорывались?
– Не ко мне – к Боярскому в "Интимной жизни". Тройная сцена – мы с партнершей выслеживаем жену, которую увел герой Миши, приходим разбираться. В этот момент из зала нетвердой походкой к нам приближается дама. Кажется, подшофе, с букетом. Поднимается, кладет цветы на стол, пристально смотрит на Мишу: "Люблю тебя, гада усатого! Чтоб ты был здоров!" Расцеловала – и так же плавно удалилась.
– Что Боярский?
– Выкрутился. Говорит нам: "Это соседка. Каждый день таскается, ничего не могу с ней поделать…" И продолжили спектакль.
БЕЛЫЙ ЛИСТ
– Вы немножко заикаетесь. Давно?
– В детстве сильно испугался. Не знаю, чего. У родственников версии разные.
– Самая экзотическая?
– Был у нас сосед. Как напьется – буянит. Вроде из-за него. Но на сцене никогда не заикаюсь! Вот текст забывал, это было. Причем недавно, в "Интимной жизни".
– Так спектаклю лет двадцать.
– 21 год! Очень хороший, мы не можем сказать ему "прощай". И вдруг я забыл реплику. Стою с вытаращенными глазами, на сцене Лариса, жена Боярского и моя партнерша. Все понимает, но не помогает. Миша в кулисе заливается. Тогда я на разный лад начинаю повторять одну фразу: "Что здесь происходит?! Нет уж, ответьте!" Лариса пожимает плечами: "Ничего". Я опять за свое: "Что происходит?!" Так и талдычил, пока не вспомнил. У нас это называется – белый лист. Самый страшный сон артиста.
– И у вас бывает?
– Да. Снится, например, как играю в "Ревизоре" Городничего. Выхожу под аплодисменты на сцену, произношу первую фразу: "Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить пренеприятное известие: к нам едет ревизор…" А дальше ступор. Несу белиберду: "Хоро-о-ошенькая погодка!" Зрители посвистывают. Лихорадочно соображаю, как вывернуться: "Сегодня я чудно позавтракал, ел сметану". Свист усиливается… Просыпаюсь в поту.
– Чьей памяти вы поражались?
– Это Боярский поражается моей. Я помню кучу фамилий, имен, десятизначные номера телефонов… Меня же потряс Александр Белявский, блистательный артист и мастер дубляжа. С режиссером Марягиным я сидел на студии, озвучивал свое кино "Дорогое удовольствие". Неожиданно заходит женщина: "Ради бога, извините. Белявский должен озвучить монолог. Это займет пять минут". Мы уступили. Появляется Белявский, в руке текст. Большой. Думаю: "Ё-перный театр! Какие пять минут? Да мне здесь работы часа на три!"
– Уложился?
– Берет наушничек: "Чуть погромче! Теперь поменьше! Пишем!" Тр-р-р... С первого дубля! "Нормально? Всем спасибо", – откланялся. Я посмотрел на часы. Три с половиной минуты! Такого не видел никогда. Еще был случай с Меньшиковым. Выпускали "Горе от ума", он – режиссер и Чацкого играл.
На репетициях сидел в зале за пультом. На сцене в роли Чацкого был парень из второго состава. Спрашиваю: "Олег, а ты когда?" – "Рано". Премьера в Риге. Накануне вечером – прогон. Днем говорит: "Пожалуй, сыграю". Опаньки, думаю, сейчас поглядим. Но сыграл без остановки! Я обалдел!
– Есть объяснение?
– Божий дар. В Ленсовете тоже артисты с одной репетиции входили на огромные роли. Я так не умею.
– Вы регулярно посещаете матчи "Зенита", сами играете. Не многовато в вашей жизни футбола?
– Нет! Для меня это праздник – две тренировки в неделю на запасном поле "Петровского". Плюс баскетбол раз в неделю, бассейн, баня. Кто-то посмеивается, мол, детство в одном месте играет. А мне нравится! Плевать, что скоро 62. Если я не нагонялся, значит, до старости далеко.
