РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ

К этой легенде мы готовы были ехать хоть в Страсбург, хоть в Краснодар. Лучше, конечно… Впрочем, все равно.

Но Андрей Лавров, величайший из гандболистов, трехкратный олимпийский чемпион, пришел в редакцию сам. Вызвал переполох даже в фотоотделе – всякий мечтал профессионально прикоснуться к Лаврову.

Полтора часа спустя нам было жаль, что интервью закончилось. И снова хочется ехать к такому человеку хоть в Краснодар, хоть в Страсбург, хоть в гандбольную федерацию.

* * *

– Много в вашей нынешней жизни такого, чего хотелось бы изменить?

– Есть момент, который давно требует решения. Завершив спортивную карьеру, вернулся в Россию. Шесть лет в Совете Федерации, работа в федерации гандбола… А семья – в Страсбурге.

– Что ж не перевезете?

– Договорились с женой, что сейчас в Москве она будет появляться чаще. Ребята мои выросли из коротких штанишек. Младший на третьем курсе университета, старший уже женился.

– Чем занимается?

– Сотрудничает с российской компанией, закупки от продуктов до бытовой химии. С санкциями все сократилось, это понятно. У парня два высших образования, долго не мог найти работу. Числился на бирже труда, не было никаких предложений. Благополучие Европы – сказки!

– Какое пособие на французской бирже труда?

– Цифра привязана к предыдущей зарплате. Сыну помогли, честно вам скажу. Год стажировался в крупной фирме, это и зачли как работу. Получал 700 евро в месяц.

– По-русски дети говорят?

– Без проблем. Хоть французский язык – первый.

– Женился сын на француженке?

– Нет. Переписывался с русской девочкой в соцсетях, начали встречаться. Нас поставили перед фактом. Смеюсь: "Жертва соцсетей…"

– Вы в соцсетях есть?

– Нет. Не страдаю.

– Свадьбу сын устраивал? Или обвенчались тайно?

– Была. Мы об одном попросили – с июня перенести на август. На Кубани свадьбы играются после уборки урожая.

– Чему вас научила Франция? Разбираться в винах?

– Прежде не разбирался вообще, теперь чуть-чуть понимаю. Вот в сырах знаю толк. Страсбург – сырная столица… Мне очень нравится отношение французов к своей истории. Не представляю, чтоб там сносили памятники. Наоборот – с каждого пылинки сдувают.

В 1994-м на Играх доброй воли в Питере французы поражались: "Андрей, это что? Париж?" – "Санкт-Петербург! Мы тоже можем!" Правда, они почему-то поддерживают – а нам надо все развалить, чтоб потом затеять "реконструкцию". Я не только про памятники. Не люблю слово "возрождение". Вот сегодня мы твердим – "необходимо возродить славу российского гандбола". При том что больше нас никто не выиграл. Но дошло до такого состояния!

– Как Франция в гандболе нас нагнала?

– Взяли за основу советскую систему. В наше время были спартакиады школьников. 12 – 13 гандбольных интернатов, собирали лучших. Этой системы нам хватило до 2004 года.

– Так что придумали французы?

– У них префектуры. И 22 гандбольных интерната! На юношеском чемпионате мира в Екатеринбурге общался с французскими журналистами. Сказал: "Трудности у нас одинаковые – выбор. Но мы отбираем 16 человек из 20, а вы – из 500".

* * *

– Давайте о другом. Вы же помимо Страсбурга три года провели в Париже?

– Да. Знакомые приезжали из России, у нас останавливались. Я-то на матчах и тренировках, а жена возила гостей по городу.

– Особенно дорогое вам место в Париже?

– Любой парк! Там нет парков самих по себе. Обязательно прилегают к какому-то дворцу. Мы с женой каждое воскресенье старались ходить в Лувр. Уверен – за три года полностью его не осмотрели.

– Всё как в Эрмитаже.

– Чтоб увидеть Эрмитаж целиком, надо в нем закрыться на месяц. День бегая по залам, ничего не увидишь.

– Сколько лет в Париже вам оставалось, чтоб осмотреть весь Лувр?

– Да я б с удовольствием там еще лет пять пожил. Сейчас бываю в Париже, но по работе, на крупных турнирах. Времени на музеи нет.

– Футболист Эмманюэль Пети сообщил миру: "Нигде не встречал таких самодовольных, высокомерных, лицемерных и лживых людей, как во Франции". Прав?

– У меня там прекрасные друзья. Не сказал бы, что кто-то из них – высокомерный, двуличный. Во Франции нам легче было жить, чем в Германии.

– Почему?

– Сама натура французов – она… Цыганистая такая! Эти ребята – как мы!

– Хорошо сформулировали.

– Французы – открытые. А немцы холоднее, трудно идут на контакт. Если в Германии собираешься в гости, должен позвонить и предупредить. На вечеринку с собой несешь то, что будешь пить и кушать.

– Один известный наш теннисист в Париже регулярно подвергался нападению арабов. У вас ЧП были?

– Нет. Не повезло приятелю, игроку сборной Франции. Жулики в Советском Союзе, отвинчивая колеса, ставили машину на кирпичики. Культурные люди! А тут звонит, спускаюсь – его автомобиль без колес, дисками вошел в асфальт.

В другой раз парень на самокате пытался выдернуть сумку у моей жены. Такое часто случается – разгоняются, проносятся мимо и выхватывают. Любой две-три секунды будет приходить в себя, а грабителя уже след простыл. Но я-то вратарь, у меня периферическое зрение!

– Догнали?

– Нет. Достаточно было увидеть тень, чтоб подбить его руку. Не смог вырвать сумку.

– Когда еще вратарская реакция выручала?

– На трассе – миллион случаев. Самый экстремальный – на автобане пробил колесо. Взорвалось на скорости 170!

– Боже.

– Когда меня учили водить машину, об этом говорилось. Вдолбили – как себя вести, если попал на гололед. На "зеркало" – стоящую воду. Главное правило: никаких резких движений рулем!

– Вам удалось сохранить спокойствие?

– Да. Хоть было тяжело. Руль вырывало. Потихоньку скатился на обочину. В критических ситуациях важно не терять самообладание и концентрацию. Начал бы дергаться – улетел бы сразу! Вы в курсе, как погиб под Мюнхеном знаменитый хорват, баскетболист?

– Петрович?

– Да, Дражен Петрович. Тоже "выстрелило" колесо, резко дернул рулем – и машина, перелетев через ограждение, оказалась на встречке. Очевидцев было много, мимо проезжал автобус.

– А девчонка его выжила. Позже вышла замуж за Оливера Бирхоффа, нападающего футбольной сборной Германии.

– Да, я слышал…

– Скорость вас радует?

– Когда по автобану несешься 150 и рядом мало машин – это расслабляет.

– "Стрелку клали"?

– Рискнул разок, что скрывать… Удовольствие сомнительное.

– Это сколько ж было на спидометре?

– 240 – на "мерседесе". Полоски на прерывистой после 150 сливаются, кажутся сплошной. Я попробовал и решил, что больше мне этого не надо. Без разницы количество "лошадей" под капотом – никакого лихачества. Летом с семьей ездил в Краснодар и обратно. Привез всего 500 рублей штрафа.

– В Совете Федерации вам мигалка полагалась?

– Нет. Но приоритеты на дороге были.

– Пользовались?

– Раза два. Когда опаздывал в аэропорт, а заседание затянулось. Но системой для меня это не было никогда. Чем мы лучше обычных граждан? Ну встань на пятнадцать минут раньше – и не нужно выскакивать на сплошную, где навстречу летит такой же…

– Уютно вам было в Совете Федерации?

– Первый год – некомфортно. Все изменилось, когда понял, как функционирует аппарат, что мне самому можно, что нельзя. Рядом были очень богатые люди. Или те, кто находился на вершине власти. При этом – ни грамма снобизма!

– Дремали на заседаниях?

– Ну что вы! Всё с интересом!

– Парламентский час – это интересно?

– Еще как. Приглашают министров, которые отвечают за определенную отрасль. Я почувствовал, что знаний не хватает, – пошел учиться в президентскую академию.

– Стоп. Вы же в 38 лет говорили, что "учиться мне поздно".

– А в 45 убедился: без этого никуда.

* * *

– Отец у вас удивительный. Войну закончил в Берлине?

– В Манчжурии. Часть вывели под Хабаровск – и демобилизоваться позволили лишь в 1953-м. Через восемь лет после войны!

– Ого. Почему?

– Не отпускали. Держали как боевую часть. В 28 он отправился учиться в строительный техникум, затем с отличием окончил МИСИ.

– О войне рассказывал?

– Мало. Он был артиллеристским разведчиком. Считайте, наводчик. Говорил просто: "Когда обнаруживали – пули свистели…" Но за всю войну – ни царапины. 28 сентября в Краснодаре будем праздновать его 90-летие.

– Бодр?

– Не пропускает игр СКИФа и "Кубани".

– Во Франции родители вас навещали?

– И там, и в Германии. Мой младший родился в Кайзерслаутерне. Так папа был первым, кто принял наследника на руки. Мы стояли вдвоем на пороге клиники, медсестра ему передала корзинку с новорожденным.

– Родители были в шоке от заграницы?

– Они люди менее эмоциональные, всё держат в себе. Но тогда прорывалось: "За что мы боролись…" Вы помните, что такое 1992 год в России? А здесь – 50 сортов колбасы на прилавке! Люди старой формации из Союза впадали в ступор. Мои еще нормально перенесли.

– Не хотелось забрать их в Европу насовсем?

– Я и для себя подобный вариант не рассматривал – "остаться насовсем"!

– Отчего же?

– Там востребован, пока я – Лавров! Машина, которая отбивает мячи. Всегда понимал, как только перестану это делать, буду даже не "как все", а на ступеньку ниже. Иллюзий не было.

– Тренер Лавров Франции не нужен?

– Если б закончил в 1998-м – шансы устроиться были бы. Сейчас французы создали свою школу, количество тренеров зашкаливает. Я им точно ни к чему.

– Недавно Тимофей Мозгов обмолвился в интервью, что занимался с братом гандболом…

– Как папа!

– Вы знакомы?

– С отцом? Конечно. Вместе играли в Краснодаре, учились в институте физкультуры. Потом Павел Мозгов уехал в "Неву". Как-то сопоставил факты – да это ж сын Паши! Тот ростом тоже за два метра. Так что Тимофей говорил?

– Что в гандболе существует традиция: если забиваешь гол в первом матче, тебя лупят кроссовкой по заднице.

– Это правда.

– Как происходит с вратарями – которые не забивают?

– Все одинаково: на лавку – и 45-м. Помню, громим соперника, в концовке зарабатываем пенальти. На скамейке сидит пацан, ни разу не выходивший на площадку. Тренеры подзывают: "Вот ты и бей. Тапок готов!" А он со всей силы ка-а-ак даст мячом вратарю в грудь.

– Специально?

– Нет. Переволновался. Не буду называть фамилию, сегодня это олимпийский чемпион. А тогда ему было лет восемнадцать, дебют, выскочил с квадратными глазами. Ветеранов промах не смутил: "Ах так, по заднице не хочешь получать?! Все равно пробьем! Был на площадке – ложись!"

– Вы тоже через обряд прошли?

– Разумеется. Прикладываются от души, но никто не перебарщивает.

– Жива традиция?

– Вряд ли. Хотя вы задали хороший вопрос. Обязательно узнаю.

– Евгений Трефилов нам говорил, что в юности вас едва не сгубила звездная болезнь. В чем выражалась?

– В двух дисквалификациях, например.

– Разве из-за нее?

– Возраст от 18 до 23 – опасный. Безбашенность присуща всем. К тому же я по натуре человек открытый. Нарушая режим, не прятался. Гулять так гулять! Евгений Васильевич трактует это как звездняк. Может, что-то и было. Но в армии многое переосмыслил. Сместились приоритеты. Наконец-то дошло: чтоб добиться успеха, нужно чем-то жертвовать.

– Снова процитируем Трефилова: "Если в команде за вечер проходили три пьянки, Андрюха на каждой успевал побывать. Одаренный во всех отношениях парень".

– Три пьянки – громко сказано. Всё ж в одном коридоре – просто в разных номерах. Да и ветераны держали молодых в узде, не позволяли куролесить. Но присутствовал, не отрицаю.

– Внесите ясность – первая дисквалификация была за то, что нарушили режим и проспали тренировку?

– Это вторая. Первая – в молодежной сборной. Официальная формулировка сейчас звучит нелепо: обмен майки с гербом Советского Союза на майку иностранной фирмы. На самом деле причина другая. В финале чемпионата мира проиграли Югославии. После чего я понял, что место на пьедестале только одно.

– Майками-то менялись?

– Да. Вскоре в Москве зампред Спорткомитета Валентин Сыч организовал собрание. Я прилететь не смог. Декабрь, аэропорт в Краснодаре закрыли из-за тумана. Если у нас он опускается на город, это надолго. Потом передали: "Даже к лучшему, что на собрании тебя не было".

– Почему?

– Язык за зубами держать не умел. Ляпнул бы что-нибудь в ответ на претензии, это привело бы к печальным последствиям. Разбирались по-партийному: все дураки, нарушают дисциплину, фотоаппараты обменивают на магнитофоны, еще эти майки…

– Кто из игроков под раздачу попал?

– Вся основная семерка. Нас выкинули из сборной, набрали новых. В СССР это было нетрудно. Выбор колоссальный. В то время из второй лиги пробиться в молодежку – нереально. Мы все играли в "вышке". А в нынешней молодежной сборной есть гандболисты, которые в клубе дальше дубля пока не продвинулись. Представляете, как уровень упал! Да о чем говорить, если в начале 90-х за границу уехали почти 400 гандболистов. Две лиги!

* * *

– История, как вас отправили в ЦСКА, откуда вскоре загремели в армию, описана неоднократно. Сколько там пробыли?

– 18 месяцев в сапогах!

– Где служили?

– Фаустово. Мимо ходит электричка на Рязань. В том районе центральная база, двадцать складов. Хранится все на свете. Включая совершенно невероятные вещи. От тушенки до ЗИСов в масле.

– Не рассохлись с 50-х?

– Раз в год в нашу обязанность входило снять машину с колышек, выгнать во двор. Там тарахтит часа три. Оттирали и снова загоняли на год…

Еще поразился, увидев на складах жестяные коробочки с махоркой. Взял в руки – 1947 год! Кто-то закурил. А мне запах не понравился. Пробовать не стал.

– Когда начали догадываться, что спорта в вашей жизни уже не будет?

– Никогда такого не было!

– Не сомневались, что вернетесь?

– Я губу закусил.

– Кстати, про губу. На гауптвахте отметились?

– История особая. Близится дембель. Командир части объявляет: "Построй баню, и будет тебе дембельский аккорд".

– В одиночку?

– Ну да. Это помимо основной работы. Вагоны пришли, разгрузил – и свободное время. Как раз для строительства бани.

– В молодости представляли, как это делается?

– Мне было 23 года! Я уже дважды дисквалифицирован – "и Крым, и Рым" прошел. Строить баню не так сложно. Это ж не сварка. Управился за полтора месяца. Но слишком быстро – приказа о демобилизации по-прежнему нет. Командир придумал новое задание: "Строй свинарник".

– В части свиней держали?

– Да, себя обеспечивали. Одной свиньи надолго хватало. Рацион строгий, не попросишь же добавки, как в ресторане: "Принесите еще". Мы растили свиней, сами кололи.

– И вы?

– Научился. Видел когда-то, как это делают на Кубани. Чуть отъехать от города, километров на десять – там все на суржике балакают. Каждый в станице держит порося.

– Свинью убивают ножом в сердце?

– Да. Со мной служили ребята из деревень, которые ловко управлялись. Лично я свинью колол дважды. Один раз в сердце не попал, и это было неприятно. Орет, вырывается… Добил со второй попытки. Жизнь!

– Свинарник соорудили?

– Аккурат к выходу приказа. Неожиданно слышу: "Подожди". Я перед строем спросил: "А как же слово офицера?" На что было объявлено: "Семь суток!" За такие вопросы.

– Сколько отсидели?

– Километрах в трех от нас стройбат, там и гауптвахта. Эти ребята к нам приезжали за продуктами. Отношение было хорошее. Сиделось мне так, что пролетели семь суток – попросил добавить еще…

– Зачем?

– А смысл возвращаться – раз на дембель не отпускают? Тоже мое упрямство. Думали, что я работать дальше буду? Шиш!

– Долго так продолжалось?

– 26 суток. Мне добавляли якобы за нарушения.

– И там крушили рекорды?

– Мог бы, но вмешалось обстоятельство. Явился майор, начальник гауптвахты: "Через два дня придется передавать дела в военную прокуратуру". Там тоже есть регламент.

Вернулся, спустя три дня, 5 декабря 1985-го, демобилизовался. Еду в свой Краснодар. В 11 часов вечера схожу на станции "Краснодар-2". Что-то захотелось выйти там, а не на вокзале. Где дожидались родители. Побрел по центральной улице, Красной, до самого дома. Звоню в квартиру – никого.

– Могли бы до утра на вокзале ждать.

– Проводница им сказала: "Да сошел солдатик".

– После 18 месяцев в сапогах возвращаться в спорт – мука?

– Наоборот! Я здоровьем запасся. Приходили секции с мясом, половинку тушки тягаешь наверх. В ней 130 – 140 кг. А ящик с гвоздями – 70 кг. Так что с "физикой" проблем не было.

– Сегодня половину туши осилили бы?

– Обычно такие эксперименты заканчиваются плачевно – сорванной спиной. Как-то поднимал мешок картошки длиной с матрас. Думал: "Да легко!" Ну отнес. Потом три дня лежал.

– После бани и свинарника что-то делали своими руками?

– Постоянно. Вот неделю назад с супругой обои переклеили в комнате сына.

– Без пузырей?

– Абсолютно. Такими профессионалами оказались, что смотрим со стороны: "Можем шабашить где-нибудь в Подмосковье". Аж самим понравилось!

* * *

– Однажды в юности вы добирались на такси из Москвы в Минск. Зачем?

– Такси – ерунда. До ЦСКА курс молодого бойца проходил в Воронежской области, город Острогожск. После присяги пришел на станцию, обнаружил, что ближайший поезд через 15 часов. Потопал на трассу ловить попутку. Тормознул грузовик. "До Москвы подбросите?" Шофер усмехнулся: "Если не боишься – прыгай в кузов".

– 500 километров – чего бояться? Или сильно трясет?

– Не помню. От усталости, недосыпа был в таком состоянии, что накрылся в кузове шинелькой – и отключился. Проснулся в Москве.

– Довез бесплатно?

– Откуда у солдатика деньги? Такси в Минск обошлось в 250 рублей. Я был с Юрой Житниковым, скинулись.

– Серьезная сумма для 19-летнего гандболиста.

– Я ж с семнадцати мотался за рубеж. Привозил на продажу джинсы, магнитофоны. Сбережения были. На кону-то стояло больше.

– Что?

– Опоздание грозило отчислением из сборной и дисквалификацией.

– Третьей?!

– В тот момент была бы второй… Получилось как? В Краснодаре из-за тумана рейс задержали. На подлете к Москве мы понимали, что такси – единственный шанс. В сборной порядки строгие. Тренировка в 16.00, кто не вышел на построение – до свидания.

– Не всякий московский таксист поедет в Белоруссию.

– Повезло – прямо во Внукове быстро договорились. Главное, успели.

– Легендами обросла история, как вы по улицам Краснодара прогуливались со слоном. Что это было?

– "Афоню" смотрели? "Ты почему, Борщов, в фонтан-то полез? – "Из-за женщины" – "Что, тонула?" – "Да не, мы шли в компании, она спросила: "Слабо Вольдемару нырнуть?" Так и здесь. Навестил вечером друзей в общаге, слово за слово. Поспорили на 25 рублей, что приведу слона.

– Куда?

– К общежитию. От зооцирка до него – четыре квартала. В те дни в Краснодаре гастролировал дрессировщик Виталий Петрухин. Мы с детства знакомы, в футбол вместе гоняли. Отправился к Виталику, объяснил ситуацию. Тот пожал плечами, сел за руль ЗИЛ-130, к задней раме цепью привязал слона. Ну и покатили тихонько, на первой скорости. Мимо горисполкома, "Интуриста", драмтеатра…

– Вы вдвоем в кабине, а сзади слон перебирал ногами?

– Совершенно верно.

– Вел себя прилично? С перепугу возле горисполкома кучу не навалил?

– Нет-нет, все нормально. Даже не трубил. Добрались без приключений. Завидев нас, народ высыпал из общаги, кинулся угощать слона. Я из автомата позвонил домой, попросил отца вынести пару батонов хлеба. "Тебе зачем?" – "Слона привел. Надо покормить". Пауза. Затем услышал такое... В ответ пролепетал: "Нет, папа, это не то, что ты подумал".

– А дальше?

– 25 рублей мне тут же отсчитали. Половину отдал Виталику. Утром кто-то доложил ректору. Вызвали, пропесочили. Но самое неприятное – спустя два дня в газете "Советская Кубань" наткнулся на фотографию. Слон перед зданием горисполкома, где на часах – 00.18. Подпись: "По улицам слона водили". Вот тогда прошиб пот.

– Почему?

– Это сегодня кажется – милая проделка. В те времена такая публикация могла дорого обойтись. Я сразу стал паинькой. Жил в режиме: дом – тренировка – дом. Лишний раз не высовывался. Пронесло.

– Гандболисты – люди с юмором.

– Это точно. Бывало, кирпичи в сумку подкладывали.

– Вы или вам?

– Ни я, ни мне. Со стороны наблюдал сценки в аэропорту. Выстраиваемся в очередь сдавать багаж. Вдруг у кого-то перевес. Человек в растерянности открывает баул, видит кирпичи. Оборачивается, пытаясь распознать шутника. Который не выдерживает, давясь от смеха, убегает, тот за ним…

– А в Египте на чемпионате мира кто заставлял официанта плыть с подносом через бассейн?

– Не с подносом – с бутылкой. На банкете обмыли серебряные медали, я пошел в номер. Проснулся от яростного стука в дверь. На пороге Владимир Максимов, главный тренер сборной: "Капитан, спишь?!" – "Который час, Владимир Салманович?" – "Семь утра". – "Сплю, конечно. Что ж еще делать?" – "Да ты в окно погляди, чем твоя команда занимается!"

– Чем же?

– Сидят ребята на краю бассейна. Отмокают после банкета. У некоторых оставались египетские тугрики. Куда девать? Придумали развлечение – бросали в бассейн, а официант в белой рубашке, бабочке и брюках за ними нырял. Заодно вплавь доставлял бутылки.

– Немецкий гандболист Штефан Кречмар рассказал в интервью, что на чемпионате Европы-1994 курил марихуану с игроками сборной Франции. Вам предлагали?

– Нет. Марихуана или каннабис, как называют в Европе, – это не ко мне. Хотя во Франции многие любили покурить после победа. Говорили – "для самоочищения". И гандболисты, и футболисты. Когда марихуану внесли в список запрещенных препаратов, вспыхнул скандал. Футбольная федерация дисквалифицировала Фабьена Бартеза, Бернара Лама, еще кого-то. Проверили гандбольную сборную Франции – ошалели. За употребление каннабиса нужно было дисквалифицировать практически всю команду!

– И что?

– В отличие от футбола – замяли. Наказали игрока, который в сборной был запасным. Остальных пожурили.

– В вашем французском клубе эта проблема была актуальна?

– Молодые в душевой покуривали. Гонял их нещадно. После той истории завязали. Сказали: "Андрей, ты был прав. Больше ни-ни".

– А тренер до этого куда смотрел?

– Тоже пытался бороться. Тем более тренер наш – Валерий Сидоренко. Убедил руководство прописать в контрактах игроков штраф за каннабис. Некоторых это не останавливало. Я иногда подшучивал. Как увижу, что в душе кто-то курит, произносил магическое слово: "Валерий!" И следил за реакцией человека, который в панике начинал заметать следы. Деньги терять неохота.

* * *

– Художник Михаил Шемякин сказал, что его слава никогда не соответствовала гонорарам. И у вас контракты были скромные?

– Да. 10 тысяч долларов в месяц – максимум. К концу карьеры зарплата чуть подросла. Нынче вратари зарабатывают по 30 – 40 тысяч евро. Арпад Штербик, голкипер "Барселоны" и сборной Испании – 50 тысяч. А я сих пор сужусь с "Загребом", в котором отыграл сезон фактически бесплатно.

– Сколько вам должны?

– 120 тысяч евро. Приехал в 1999-м. Знал, что в клубе финансовые вопросы решаются на уровне президента страны Франьо Туджмана. Порой задержки достигали трех месяцев, но обращались к нему – и все выплачивалось в течение суток. В "Загребе" успел получить две зарплаты. Потом Туджман, у которого диагностировали рак желудка, умер. К власти пришел Стипе Месич и заявил, что гандбол его не интересует.

– Клуб существует?

– Да. Банкротом себя не признает. Меняются названия, но не форма собственности. В Хорватии я выиграл три суда. Осталась последняя инстанция – Страсбургский суд по правам человека. Ждем, когда дойдет очередь.

– Есть шанс?

– Адвокат сразу предупредил: "Деньги вернем. Вопрос – когда…" Раньше в этой стране судебные процессы затягивались на годы и десятилетия. После вступления в Евросоюз такие номера не проходят. Теперь уже не Лавров против "Загреба". А Лавров против Хорватии. Совсем другая ответственность.

– Самые нелепые премиальные в вашей жизни?

– В 1992-м за победу на Олимпиаде в Барселоне. 40 тысяч рублей. Вручили со словами: "Всё, что есть". Наутро с женой улетали в Германию. Пригласили друзей в ресторан. Ужин на шестерых без излишеств обошелся в 120 тысяч. Такое было время…

– Из трех установок на олимпийский финал какая особенно памятна?

– В Сеуле. Сидим в автобусе, ждем главного тренера Анатолия Евтушенко. Заходит, молча вставляет кассету, прибавляет громкость. На весь салон звучит "День Победы". До мурашек пробрало. В раздевалке Анатолий Николаевич продолжал напирать на патриотическую тему: "Я не буду говорить, что играем с Германией. Сегодня соперник – Корея. Но встанут наши воины из могил, спросят: "Что ты сделал для победы?!" Ну и в таком духе… Грохнули корейцев с разницей в семь мячей.

– Лучшая Олимпийская деревня, в которой жили?

– Везде было чудесно – кроме Атланты. Даже в Сиднее, хотя поселили в контейнере.

– Где?!

– Австралийцы не угадали с количеством гостей. Приволокли 20-тонные железнодорожные контейнеры. Прорезали два окошка, установили перегородку и чан на пять литров с горячей водой. Кто первый проснулся, тот умылся.

Но Атланта – вообще тихий ужас. Специально к Олимпиаде выстроили, кажется, только стадион для американского футбола. Чтоб максимально оптимизировать расходы, остальные объекты собрали по принципу конструктора. Надувные спортзалы в ряд. Играешь и слышишь свистки – это за матерчатой стенкой проходит баскетбольный матч. Из раздевалки идешь через улицу. Жара, сумасшедшая влажность, а потом под кондиционер, который в зале работает на полную мощность.

Сама деревня – студенческое общежитие, один туалет на этаж. Тараканы. Нигде на Олимпиадах больше их не видел. Из еды – сплошной фаст-фуд. С 1996-го я в "Макдоналдс" ни ногой.

– Еще и выступили неудачно.

– Главное разочарование в карьере. Единственная Олимпиада, с которой вернулся без медали. В решающем матче непостижимым образом уступили хорватам. Нас ничья выводила в полуфинал. Две секунды до сирены, бросок отчаяния. Я все контролирую, сдвигаюсь влево. Внезапно рикошет, мяч меняет направление и залетает в правую "девятку". Сколько лет прошло, а помню все, будто вчера.

– Ощущения?

– На тебя вылили ушат ледяной воды. В раздевалке гробовая тишина, в душе – пустота. За полтора месяца до Игр мы стали чемпионами Европы, тех же хорватов убрали легко. И тут… В "утешиловке" на зубах выиграли два матча, заняли пятое место. А вот сборная России на чемпионате мира-2015 в Катаре после двух поражений просто развалилась. Итог – 19-место. Так нельзя! Где гордость, самолюбие, уважение к своей стране?

– Драки в гандболе – не редкость. Самая живописная?

– Турнир в Запорожье. За СКИФ еще играл Трефилов. Матч с Ташкентом за 5-7-е место. Мы опаздывали на самолет, поэтому договорились уложиться в два тайма по 20 минут. Ведем с крупным счетом, игра вот-вот закончится. Назначают 9-метровый. Розыгрыш. Пас Трефилову, напрыжка влево, уход вправо – перед ним вырастает защитник. Трефилов обращается к арбитру: "Ты видишь?" Тот выносит устное предупреждение. Второй розыгрыш повторяется с точностью до миллиметра. Судья дает защитнику предупреждение.

– А Трефилов?

– Недоволен. Орет: "Выгони его!" Третий розыгрыш – под копирку. Но теперь защитник не пытается помешать Трефилову нанести бросок, а сразу кулаком в челюсть – бу-бух! И всё, стенка на стенку. В ход пошли лавки, стулья…

– Вы, как в хоккее, бились с вратарем?

– Да нет, в основном разнимал. Там без меня было кому махать кулаками.

– Знаем по рассказам Максимова, что немцы вам "чистили" колено и забыли катетер. Лет шесть играли с инородным телом.

– 1997 год. В коленном суставе образовалась киста. Оперировали в Германии, частная клиника. Возвращаюсь на костылях в Краснодар – под коленом снова шишка. Звоню в Москву Алексею Александровичу Балакиреву, замечательному хирургу. Первый раз к нему попал еще в 1980-м. Спрашивает: "Сколько длилась операция?" – "Полчаса". – "Скверно".

– Почему?

– Объяснил: отсечь кисту – дело нехитрое. Но артроскопом нужно обязательно купировать каждый канал, чтоб жидкость не поступала. На это требуется два-три часа. Немец каналы не закрыл. В ответ на претензии развел руками: "Я ни при чем. Шишка – рецидив…"

Со временем привык, что колено болит постоянно. Тренировался в щадящем режиме, ногу не перенапрягал. Если тебе под сорок, это не критично. Но в игре-то не будешь беречься. Иногда, отыграв матч, не мог подняться с кровати. После нагрузок разраставшаяся киста блокировала сустав. Я медленно сползал на пол, разрабатывал ногу – в какой-то момент отпускало.

В 2003-м в Москве праздновали 75-летие российского гандбола. Сыграв за сборную мира, поехал к Балакиреву удалять кисту. Оперировал в присутствии студентов-медиков и комментировал. Я лежу на животе, все слышу – под наркозом только нижняя половина тела. Уже собирается зашивать, как вдруг сгибает ногу, разгибает, восклицает: "О!" И вытаскивает кусок катетера длиной полтора сантиметра!

– Кошмар.

– Я вспомнил, что после первой операции на пояс повесили баночку для сбора жидкости. Дней через девять надо снимать. Меня положили на стол. Не понял, что произошло, – но в глазах потемнело. Оказывается, немецкий врач резко выдернул катетер и не заметил, что маленький обломок остался внутри.

– Позже с ним общались?

– Балакирев подготовил заключение. Я с адвокатом отправился в клинику. Но выяснилось, что подавать иск бессмысленно. По немецким законам претензии рассматриваются в течение пяти лет после операции. А прошло больше шести. Бог ему судья, такому доктору.