Александр Лесун
Родился 1 июля 1988 года в Борисове, Белоруссия.
Рост — 185 см, вес — 72 кг.
Заслуженный мастер спорта.
Олимпийский чемпион-2016 по современному пятиборью.
Чемпион мира в индивидуальном зачете-2012 и 2014. Чемпион мира в команде-2011. Чемпион мира-2016 в миксте.
Чемпион Европы в индивидуальном зачете-2014 и 2017. Чемпион Европы в команде-2011, 2012.
Победитель Кубка мира-2014 и в индивидуальном зачете, и в миксте.
Единственный в истории пятиборья спортсмен, кто выиграл за сезон (в 2014 году) четыре главных старта: чемпионат мира, чемпионат Европы, Кубок мира и Кубок Кремля.
Лучший спортсмен России-2016.
Даже в личной жизни повороты интересные. Сейчас, например, встречается с пловчихой Юлией Ефимовой.
— Вы же в отпуск улетаете?
— В Америку.
— Неплохо.
— Еще и подготовку там начну. Условия в Калифорнии лучше, чем в Москве. Так что передохну недельку — и сразу сбор!
— Тоже на недельку?
— На месяц. Плавание и бег, все по индивидуальному плану.
— Отдохнуть подольше не хотелось?
— Обычно так и делаю. А сейчас вроде и сезон трудный — но как-то не устал. Вот и решил начать пораньше, чтобы сделать «глубину». Чего не было в прошлом году из-за травмы. Следующий сезон олимпийский, надо напрячься...
— Лучший отпуск в вашей жизни?
— А мне везде нравится! Море, осенний лес, горы. Главное, чтобы была душевная компания. И не вспоминать о спорте.
— Самый фантастический пейзаж, который видели?
— Вот недавно в Азии вдруг в момент заката все сделалось желтым. Небо, море... Будто очки с желтыми линзами надел. Невероятная картина! Интересно, что люди, которые долго там живут, сказали — впервые с таким столкнулись. Какая-то аномалия.
— Худший ваш отпуск?
— Вот этот очень хорошо помню. После Олимпиада 2012-го.
— Что было?
— Четвертое место меня глобально уничтожило. Возвращаюсь и узнаю, что умирает теща от рака. Я вернулся из Лондона, пытался тренироваться и отдыхать. Не получалось ни то, ни другое. Убегал на тренировки просто чтобы забыться, выбросить из головы весь ужас. Самый жуткий отпуск!
— Теща угасала на ваших глазах?
— Да, да, да... За год было понятно, к чему все идет. Нашли онкологию второй степени, назначили операцию. Через полтора месяца приехали — уже неоперабельная. Так дома и скончалась.
— Четвертое место на Олимпиаде — провал?
— Ну... Пожалуй. Думал, завяжу со спортом.
— Даже такая мысль мелькнула?
— Это ж не в одночасье случилось! Изо дня в день понимал — все, дальше не хочу. В феврале 2013-го прилетаю в Штаты на этап Кубка мира, влегкую выигрываю. А ощущений — никаких! Обычно кайфую от борьбы, мне нравится выброс адреналина.
— Этого не было?
— Была только работа. Стою на пьедестале, гимн играет — а мне по фигу, внутри пустота. Ни чувств, ни эмоций.
— Как удалось вернуться?
— Заслуга тренера, Алексея Хапланова. К «Европе» начался легкий мандраж, а к «миру» опять пришел в то состояние, которое люблю.
— Сейчас оно с вами?
— Да.
— Благодаря Хапланову?
— Исключительно. Понять не могу, как он это делал. Никаких «давай, давай, давай» не было. Очень мудрый человек.
— А разговоры по душам?
— Вот их было много. У нас доверительные отношения. Какие-то особенные. Слово «дружеские» не подходит, «отцы и дети» — тоже не то. Мы как старший и младший брат. Хотя ссоримся часто. Много грязных шуток. Мужицкий юмор. При этом уважение сохраняю к нему колоссальное! Золотом Рио я обязан Хапланову. Без него не было бы ни-че-го.
— Последняя ваша ссора?
— Да вот недавно разругались. Показал плохой результат — он обиделся и на меня, и на себя. Все мужчины — немного дети.
— Как-то вы с собственным тренером в разгар соревнований начали переругиваться матерком. Помните?
— Рассказываю. Я выиграл финал Кубка мира, а перед Европой у меня травма спины. Две недели лежал в комнате на базе, но приезжаю — и спокойно побеждаю! А потом организм начинает «сворачиваться».
— Это как?
— Словно говорит: все! Сезон был тяжелый, хватит уже, заканчивай. На мир с Хаплановым ехали так: «А-а-а...» (машет рукой). Как получится.
— Вот там и начали браниться?
— Да. Для нас это нормально. Так меня мотивирует: встает и начинает орать. А я в ответ, ну и матерок проскочил.
— Для посторонних отношения ваши выглядят странно.
— Это точно. Все время состояние легкой битвы. Кто наблюдает впервые со стороны — поражается: «Вы как кошка с собакой».
— Можем себе представить.
— Если не видели — не можете. Народ переживает, вдруг поднимается большой человек, голосит: «Да ты чего творишь?! Офигел, что ли?!» Поворачиваюсь: «Я лучше знаю, чего творить!» Как только что-то у меня не складывается — картина повторяется. С тем же ответом: «Давай, давай, толстый, ори!» Еще жест добавляю. А он в ступоре. Это здорово.
— Результат?
— Мировой рекорд с большим отрывом!
— Однажды вы произнесли: «Хапланов — очень хороший психолог. Иногда это даже пугает».
— Так и есть. Интуиция феноменальная, постоянно угадывает — что и как. Порой вопреки логике. Это что-то свыше, какие-то сверхъестественные способности. Он чувствует, когда нужно надавать, а когда притвориться ласковым псом. Лапки сложить. А может так жестко наехать! Потом говорю: «Алексей Олегович, вы не имели права так себя вести». Он прерывает: «Подожди! Результат есть?» — «Да...» — «Ну и о чем спорить? Думаешь мне охота орать, как резаному? Но надо, Федя, надо. Вызову у тебя агрессию в свой адрес — глядишь и соперникам немного достанется».
— Почему в Лондоне вы в тройку не попали?
— На нас с Андреем Моисеевым заранее повесили медали: «Будете первыми или вторыми!» Мы с тренером пытались от этого накрыться куполом, но все равно проникло. Я стал четвертым, Моисеев — седьмым. Были уже сгоревшими внутри. По крайней мере я.
— В какой момент поняли, что вы «сгорели»?
— Ой... Мне такой сон приснился — до сих пор помню! Все, как наяву. Бегу на олимпийском стадионе, трибуны битком. Прибегаю вторым, стою на пьедестале и думаю: наконец-то это закончилось! Р-раз — и просыпаюсь. Первая мысль: черт, а ведь еще неделя!
— Не лучшее настроение перед Олимпиадой.
— Вот тогда осознал: не то! А последняя неделя меня просто извела.
— Что по-другому сделали в Рио?
— Главное — ехал не побеждать.
— А что же?
— За четыре месяца до Олимпиады я вообще был в функциональной «яме». Хапланов докопался до причины, понял, как вывести меня из состояния стресса, разработал план тренировок в условиях жесткого дефицита времени. Я набрал форму и воспринимал Олимпиаду как великолепный праздник, о котором еще недавно не мог и мечтать. Ехал наслаждаться! Вокруг красивые тела, яркие эмоции. Кого-то колбасит, кто-то радуется, кто-то переживает. Атмосферно.
— Значит, не все едут на Олимпиаду, чтобы выигрывать?
— Не все. Хотя не знаю людей, которым удалось бы отключиться от результата. Правда, был с товарищем спор на эту тему, он произнес: «А я бы смог». Не верю! Надо быть непрошибаемым! Кому-то кажется, что сумеет — а потом приезжает, видит олимпийскую деревню, и «плывет». Это как гигантский пионерский лагерь, каждую минуту праздник. Тебе переворачивает эмоционально. А мне хочется брать пример с чернокожих пловцов.
— В смысле?
— Плывут плохо-плохо, но упиваются каждой секундой. Им плевать, какое будет место. Приехали наслаждаться!
— Если б стали в Рио четвертым — тоже были бы довольны?
— Я бы огорчился! Но не так, как в Лондоне.
— Что-то здесь не монтируется.
— Я убеждал себя, что медаль — не первостепенная задача. Обманывал психологически: «Еду за кайфом, эмоциями...»
— Где трясучка была сильнее — в Лондоне или Рио?
— Меня везде колотило! Но в 2016-м мандраж ушел намного глубже.
— Вам нравится это состояние?
— Да! На всех соревнованиях потряхивает, но на Олимпиаде — в разы сильнее. Это как озеро бушующее. Но ты способен сделать из него реку. Направить куда хочешь. Тряска может помогать! Или превратиться в болото — и тебя засосет.
— В Рио у вас все получилось.
— Вот именно. Течение меня понесло. А в Лондоне пытался-пытался — но река снова превращалась в болото. Вязну и вязну!
— Соперники в Рио нервничали?
— Еще как! Это бросается в глаза, стоят испуганные. Вроде люди опытные, а у них прямо из рук все валится. Тебя тоже потряхивает, но замечаешь такое — и обретаешь себя. Говоришь: «Тьфу! Мальчик мой, иди сюда, я тебя сейчас...» Становится очень легко.
— Какая-то картина и сегодня перед глазами?
— Двух итальянцев, Пьерпаоло Петрони и Риккардо Де Луку, колотило. Хотя для Де Луки это была вторая Олимпиада. Я взглянул: «Если они боятся — что ж я буду трястись?»
— Легко обыграли того и другого?
— Да.
— Мысль через секунду после того, как стали олимпийским чемпионом?
— Помыться! Жара, все липло!
— О, понимаем.
— Потом уже думаю: «Ты молодец, профессионал, отработал безупречно. Но как же хочется в душ!» А тут журналисты, надо на пьедестал. Дальше час двадцать пилить до гостиницы. Все грязное, мокрое! Целый день с тебя течет!
— Каким был вечер после победы?
— Да никаким. То туда дергают, то сюда. Лег спать, наутро снова тянут в разные стороны. Не дали очухаться!
— А вам чего хотелось?
— Закрыться, покопаться в самом себе. Осознать все это дело. Что-то забыть. А меня только от лица команды просили выступить дважды!
— Какая честь.
— Уже приехали в аэропорт, вот-вот сядем в самолет. Естественно, общий праздник, все гудит. Внезапно задержка на четыре часа. Матрешку грузили.
— Что-что?
— В Русском доме стояла гигантская матрешка. Быстро запихнуть в самолет ее не смогли. В аэропорту уже банкет начался, я пировал с женской гандбольной командой. Столы сдвинули. Вдруг слышу — аккуратнее с торжествами, в Москве будешь говорить за всю команду.
— Вот это новость.
— Думаю: «Господи, что говорить?! Музыка играет, народ танцует. А мне такой облом. Значит, придется отсыпаться». А в самолете-то праздник продолжается. Все вокруг клокочет.
— Собрались?
— Кажется, неплохо сказал. Заранее план набросал. Но выглядело как экспромт.
— Гандболистки классные?
— О, шикарные девчонки! Они ведь тоже выиграли в Рио. Отмечать начали вместе в олимпийской деревне накануне вылета. Еще «художницы» были.
— Кто?
— Мамун и Кудрявцева. Эти девочки тихие, спокойные. А гандболистки гульнуть умеют. Но сначала приезжаю в Русский дом: «Можно у вас выпить, закусить?» — «Все кончилось. Вот последние 50 грамм».
— Серьезно?
— Да! Что ж такое, думаю. В Русский дом приехал — а водочки 50 грамм?! Еще какие-то пельмени принесли, слипшиеся, ледяные...
— Вы говорили, топовый пятиборец может заработать 40 тысяч долларов в год. А в меру удачливый?
— В два-три раза меньше. Но учтите, 40 тысяч набежит, если выиграешь все. Мир, Европу, финал Кубка мира и Кубок Кремля.
— У вас такое было?
— Только в 2014-м.
— Почему в прошлом сезоне пропустили чемпионат мира?
— Из-за травмы ахилла.
— Надрыв?
— Да. Но, как сказал врач, — «иногда лучше полностью разорвать...» А я бежал-бежал, и вдруг ногу «отключило». Ахилл расслоился.
— Причина?
— Хроническая усталость. Обошлось без операции. Сейчас нога не беспокоит.
— Тогда почему в этом году на чемпионате Европы сошли с дистанции?
— Перетренировался. За две недели до турнира перегрузил сердечно-сосудистую систему из-за лишнего рвения, не внял предостережениям тренера. Восстановиться уже не успевал.
— Вячеслав Аминов, президент федерации пятиборья, недавно изрек: «Лесун — хороший спортсмен. Не хочется добавлять «был».
— Я тоже не хочу говорить о себе как о пятиборце в прошедшем времени. Президент знает, что со мной творится, переживает, поддерживает. Думаю, к Токио наконец наберу форму, которая позволит сражаться за медаль. Ниже-то падать некуда. От дна я уже оттолкнулся. Пора всплывать.
— В 2013-м мы общались со знаменитым пятиборцем Дмитрием Сватковским. Тот рассказал — в вашем виде 50 процентов астматиков: «В основном из северных стран и англо-саксонской группы...»
— Все осталось.
— Никто проблему не решает?
— Нет. Я не понимаю, почему астматики борются со здоровыми людьми. Раз больные — пусть состязаются между собой!
— Их лекарства настолько поднимают спортивные результаты?
— В двух дисциплинах — в беге и плавании. Но добавляют по 30 процентов. Это не я говорю — медики! На фехтовании не сказывается никак.
— В сборной России есть хоть один астматик?
— Ммм... Думаю, нет. Не для нашего это менталитета. Стыдно, что ли. А вот французы, итальянцы...
— Не искоренить?
— Я точно знаю — баловство с этими веществами несколько лет жизни у них отбирает. Медицинский факт!
— Еще в вашем пятиборье могут дисквалифицировать с формулировкой — «жестокое обращение с лошадью».
— Бывает такое. На последнем чемпионате мира парня в эстафете дисквалифицировали за грубость. Лошадь плохо себя вела, после старта наказал ее три раза. Ударил.
— Кнутом?
— Хлыстом. Все заметили. Даже на эмоциях три раза нельзя!
— Сколько можно?
— На прямой — два. А в Лондоне на Олимпиаде нам выдали такие хлысты, которые вообще не бьют. Только пугают. «Гринпис» заявил, что все мы должны ехать без шпор. С этими вот хлыстами. Как?!
— Нереально?
— Прозвучит грубо, но лошадь для нас инвентарь. Плохо поедет она — а виноват будешь ты. Из лошади надо выжать максимум. Как это делать без хлыста?
— Выкрутились?
— Все надели шпоры. «Гринпис» сильно возмущался. Но вместо хлыстов нам вручили хлопушки. От которых смысла никакого. Была пара случаев, когда лошадь «клинило».
— Из-за этого люди проигрывали?
— Наша Евдокия Гречишникова все хорошо сделала, должна попадать в тройку. Вдруг лошадь встала. И никуда! Дуня достаточно жестко шпорой поработала — потом этот инцидент разбирали. Опять «Гринпис» возник: «Разве можно так обращаться?!»
— Шпора не помогла?
— Нет. Ноль привезла. Первый в карьере. Из борьбы выпала.
— Ненормальная лошадь — обычное дело?
— Да лошадь-то была нормальная! Просто в тот вечер оказалась не в духе. Ее не сняли, хотя это странно. На следующий день попалась украинцу Дмитрию Кирпулянскому.
— И что?
— Тоже привез ноль. Лошадь отказывается прыгать и все. У нее ступор, топчется на месте. В пятиборье есть выражение — «поймать клемму». Как раз этот случай. Может, зрителей испугалась, шума. А может, дела у нее начались. Женские, лошадиные.
— Вас хоть раз могли дисквалифицировать за жестокое обращение с животным?
— Не было такого.
— Не делали?
— Делал. Незаметно. Лошадь можно наказать так, что ей будет очень плохо, а никто не увидит.
— Расскажите же.
— Поводом ударить по зубам. Жестко взять повод и раз-другой дернуть на себя. Или так шпоркой бабахнуть в ребро, что захрипит. Но я редко этим пользуюсь.
— Почему?
— Тебе дают лошадку, за 20 минут ее не переучишь. Иначе она не поедет! Ты должен всего-навсего приспособиться. Узнать ее слабые стороны. Сделать так, чтобы ей удобно было прыгать.
— Значит, бить не надо — все равно не поможет?
— Иногда надо. Чтобы понимала — если будет борзеть, накажут. Я слышал, кто-то злую лошадь отводил в угол и лупил хлыстом по ушам.
— Помогало?
— Начинала работать! Но теперь за этим строго следят. Прежде пятиборье было более таким... Мужским.
— А сейчас?
— Мягче стало, попсовее. Раньше-то использовали мелкокалиберное оружие, выступали мужчины взрослее, конкур сильнее, бежали четыре километра. А сегодня даже стреляют лазером.
— Кому это помогает?
— Лазер все нивелирует. Чуть подтянулись те, кто стрелял плохо. Хорошо стрелявшим хуже не стало.
— Лошади умные?
— Очень! Хитрые!
— Всадника чувствуют?
— Если ты ведешь себя как дурак — лошадь раскусит мгновенно. Вот представьте: вы бегаете. На спине тяжеленный рюкзак. Лямки болтаются, а вам еще прыгать. Вы же сразу почувствуете, удобный рюкзак или ужасный?
— Разумеется.
— Вот и ты на лошади — тот же рюкзак. Ей должно быть комфортно! Раз прыгнет, другой, а на третий подумает: да ну на фиг, надо его скидывать. Мое дело — быть хорошим рюкзаком.
— Задобрить лошадь — не вариант?
— А зачем? У нее своя работа — у меня своя. Все морковки и сахарок — после. У нас случается интересная штука. Люди не умеют ездить, но из года в год им везет с лошадью! Вытворяют на ней черт-те что, а приезжают чисто. Но стоит им уверовать в свою фортуну, та сразу отворачивается.
— Есть нефартовый человек, которого регулярно подводит именно лошадь?
— Это надо сильно накоптить небо, чтобы настолько не везло... Хотя у Максима Кустова все время что-то происходит. Главное, лошади-то хорошие — и вдруг клинит, не прыгают! Вот так парня «стелило» целый год.
— Вас из седла сбрасывала?
— Как и любого пятиборца. Не раз.
— Самое памятное падение?
— Обычно я падал с лошадью вместе, а в 2012-м случилось иначе. Готовимся к Олимпиаде, дают классную лошадку по имени Доблесть. Очень умная. Первая лошадь, на которой я когда-то проехал чисто, это был финал Кубка мира. Вот прыгаем-прыгаем, говорю тренеру: «Можно водички?» Он подает, лошадь пугается — и меня скидывает. Лечу с водой вместе.
— На тренировке?
— Да. В другой раз после падения недели две спину лечил, а лошадь сломала копыто и не восстановилась вообще.
— Загнанную лошадь пристреливают?
— Отправляют детишек катать.
— Самое тяжелое падение с лошади на ваших глазах?
— Это в записи видел. Десять лет назад в Мексике лошадь отказывалась прыгать, резко затормозила — и Екатерина Хураськина вылетела, как ядро! Нырнула головой в песок, попала в больницу. До сих пор проблемы с шеей.
— Кусала вас лошадь?
— С этими ощущениями познакомился на второй тренировке в жизни. Мне лет 16, отвернулся на мгновение, а лошадь кусака была. Точнее, конь по кличке Этический. Склонил морду — и хвать за мягкое место!
— Больно?
— Вы даже не представляете, как больно! Здоровенный след остался, все брюки в крови.
— Отстегали?
— Матом орал! Ну и хлопнул, не без этого. А конь стоял и улыбался, морда лукавая-лукавая.
— Не страшно на такого потом садиться?
— Угадали — очень страшно! Если эта гадина стоя такие фокусы вытворяет — что ж будет на скаку? В любую секунду скинет! Я-то как плохой мешок.
— Злее коня у вас не было?
— Да нет «злых»! Обожаю лошадей с характером. Вот был конь Сервал в Белоруссии — тот вообще не прощал ошибок! Любой прокол — сразу встает. На первых своих соревнованиях приезжаю на нем — у меня редингот весь в крови. Конь резко тормозил, я всем хозяйством врезался в переднюю луку. Затем он вдруг боком пошел. Но я доехал. Нравился мне Сервал. Когда получается характер обуздать, и конь постепенно начинает тебе верить — шикарные ощущения!
— Вычитали, что на чемпионате Европы-2017 в Минске сражались, преодолевая понос и рвоту.
— Так и было.
— Нам казалось, преодолевать можно головную боль. С поносом сложнее.
— Я преодолел.
— Из-за чего все случилось?
— Уф... Какие варианты?
— Отравили в гостинице.
— Я расскажу, как было. Стартуют соревнования — у меня слабость, понос. Узнаю, что каждый пятый из-за того же самого с соревнований снялся.
— Прихватило еще до старта?
— Накануне. Началось с девчонок, у них в первый день эстафета, потом дошло до нас. Я-то еще терпел, а Максу Кузнецову из нашей команды совсем плохо было. Рвало!
— Он на старт не вышел?
— А куда деваться? Накачали таблетками и вперед.
— Вас тоже «накачали таблетками»?
— Да нет. Только энтеросгель. На зубах вышел. Ощущение, будто полупьяный. Один вид позади, уже жалко бросать сделанное. Нужно корячиться до конца. Проплыл. «Давай на коне проедем?» — «Ну, давай...» После этого уж добежим, надо!
— В паузе между соревнованиями носились в туалет?
— Постоянно! Мне на коня идти — а я рединготе и рубашке сижу на горшке. Галстук зажат под мышкой.
— Не опоздали назад?
— Ни разу. Но народ не понимал, почему я все время исчезаю. Вслед кричат: «Куда?!» — «Простите, ребята. Не могу».
— В таком состоянии еще и выиграли.
— Наверное, талантлив. Ха! Когда прошел два вида — это могучий стимул продолжать. Если сниматься — то сразу!
— Соперники тоже в туалет отлучались?
— Может, пятая часть. Соревновался со здоровыми. Вторым стал венгр, третьим — француз. У них было все нормально. А я после финиша интервью давал лежа. Люди с микрофонами подходят: «Можете встать?» — «Нет...» Прошу воду, а пить не в силах. Все лью на себя.
— Позже выяснилось, что стряслось?
— Говорят, кишечный вирус. Будто кто-то из Европы приехал больной, перезаражал остальных.
— Дело не в пище?
— Вроде бы нет. Ну и совершенно точно — не было никаких провокаций со стороны хозяев.
— Вообще, с провокациями сталкивались?
— Это в пятиборье есть. Но каждому возвращалось! Причем в разы сильнее. Прослеживается четко.
— Что за ситуации?
— Человек, фехтуя, колет в пол. Уверяет, что укол соперника был. Судьи слабенькие: «А-а-а, укол? Ну, пусть». Мы уже знаем — с этим подлецом скоро что-то случится.
— И?
— Упал на хорошей лошади, сломал ключицу. Выпал на три месяца. Поэтому ну их на фиг, грязные приемы. Лучше быть честным перед самим собой и судьбой.
— Бывали в вашей жизни старты мучительнее, чем тогда в Минске?
— В 2010-м Кубок мира проводили в Москве. У меня были большие проблемы с сердцем. Слабо пробежал дистанцию, потом упал и минут пятнадцать умирал.
— После финиша?
— Да. Сердце так шарашило, что еле ползал. Дальше три недели восстановительного бега. Настоящее мучение!
— Что ж тут мучительного?
— Не знаю, что тяжелее — тот старт в Москве или потом бегать по семь минут километр. Это медленно, это убивает!
— Все, чтобы не перегрузить сердце?
— Да. Активность должна быть маленькая. Не бежишь и не идешь.
— Почему прихватило сердце?
— Перегруз в сезоне. Молодой организм, а опыта никакого — хотелось, хотелось... Тогда ошибся и я, и тренеры. Но это форс-мажор. А в Минске было ясно: доползу, но выиграю.
— Когда-то в Белоруссии вам поставили диагноз — сердечная аномалия. Перепугались?
— Да мне заявили, что жить осталось всего три дня!
— Ой.
— Дословно звучало так: «Молодой человек, у вас предынфарктное состояние. Дня через три случится разрыв сердца, и вы умрете».
— Реакция?
— Шок. Начал прислушиваться к своему организму — какое предынфарктное состояние?! Ничего нет! Отлично себя чувствую! Анатолий Ткаченко, мой тренер, повез к лучшему в стране кардиохирургу. Тот осмотрел, успокоил: «Все в порядке!» Говорю: «Напишите заключение, что мне можно заниматься спортом». А он: «Нет, это не моя зона ответственности. Могу лишь справку дать, что пациент в оперативном вмешательстве не нуждается».
— Что дальше?
— Врачи, от которых все зависело, на справку едва взглянули: «Да, это светило белорусской науки, но его мнение нас не волнует. Заниматься спортом вам нельзя». О пятиборье пришлось забыть.
— Надолго?
— На год. Потом Хапланов узнал о моих мытарствах, пригласил в Москву, организовал обследование в двух клиниках. Ответ был один: «Сердце не успело вырасти, стенка была более подвижной, чем надо. Это не опасно. Можно тренироваться, выступать. Никаких ограничений». Хапланов предложил остаться: «Саша, ты нам интересен. Второй вариант — возвращайся с этими бумагами в Минск, пытайся пробиться, переубедить докторов. Но, скорее всего, тебя не допустят. Скажут, да нам плевать на заключение российских врачей».
— А вы?
— «Не-не-не, в Минск не вернусь. Хочу быть с вами».
— Вы упомянули о проблемах с сердцем на Кубке мира-2010...
— Это совершенно разные вещи. Там физиология, перегруз. А тут — элементарная ритмика. Год потренировался в России, и все наладилось, о сердечной аномалии больше никто не вспоминал.
— Так почему же белорусские врачи вас зачехлили?
— Из-за нежелания Валентина Рогова, главного тренера сборной Белоруссии, видеть меня в команде. Надавил на рычаг — и мальчишку выкинули, как щенка. Это был самый легкий способ.
— Чем вы Рогову не угодили?
— Меня тренировал Ткаченко, у которого в сборную уже входили три спортсмена. У Рогова — только Дима Мелях. Которого мы регулярно обыгрывали. Но главный тренер сохранял должность при условии, что у него в сборной есть хотя бы один ученик. Рогов не мог допустить, чтобы кто-то выбил Меляха из состава. Я, юниор, оказался лишним. Вот и вся история.
— С Роговым время спустя встречались?
— Нет. Как-то в Минске он пытался подойти, поговорить, но общаться с ним не тянет. А с другой стороны, сегодня ему даже благодарен. Если б не переезд Москву, до олимпийского золота я бы вряд ли дотянул. В России и базы лучше, и тренерские кадры. Тот же Хапланов — профи мирового уровня.
— Как вы в Белоруссии прожили год без пятиборья?
— Искал себя. Хватался за любое предложение. Не ради денег — чтобы понять, к чему лежит душа вне спорта. Поработал в химчистке, например.
— Еще про автосервис писали.
— Вот это не было. Просто чистили мы и одежду, и диваны, и автомобили. Помню крупный заказ от Mitsubishi. Пригнали из Эмиратов партию новых машин, которые арабы засрали страшно! Все в песке, потолки черные. Еле-еле отдраили.
— Сложная работа?
— Скука смертная! Месяца через три не выдержал, ушел. Устроился водителем на фирму, развозил товары, что-то продавал... С каждым днем понимал, что без пятиборья жизнь не представляю. Начал с друзьями тренироваться, хотя из Борисова, где жил тогда, до зала в Минске — километров 70. Вечером своим ходом добираться муторно, а на машину еще не накопил. Спасал автостоп.
— Неожиданно.
— Не знаю, как сейчас, а в те годы у нас это было в порядке вещей. Из Борисова в Минск подкидывали бесплатно, либо просили денежку на бензин. Я и сам, когда кто-то голосует на трассе, подсаживаю. Если по пути.
— Безвозмездно?
— Разумеется. Иногда спрашивают, дескать, сколько с меня? Ничего, отвечаю. Я спортсмен, не извозом зарабатываю.
— Как в Белоруссии отреагировали на вашу победу в Рио?
— Дома за меня болели все! Люди в курсе эпопеи с Роговым, поэтому ко мне никаких претензий. Два года назад в Минске во время чемпионата Европы тоже тепло принимали.
— С Лукашенко встречались?
— Нет. Но когда он узнал мою историю, Рогову пришлось несладко. Убрали и его, и руководителя местной федерации пятиборья.
— В интервью вы обронили, что белорусы ближе к Европе, чем россияне. В чем выражается?
— Белоруссия по менталитету — уже не Россия, но еще не Европа. Россия — дерзкая, у нее огромная душа, все с размахом. Гулять — так рвать баян, воровать — так миллион!
— Это в точку.
— В Европе намного скромнее, спокойнее, размереннее. Ну а Белоруссия где-то посередине.
— Вам уютно там?
— Очень. Работать в Белоруссии я бы не хотел. Зато отдыхать — с удовольствием!
— В России вы наверняка научились давать деньги гаишникам. На родине трюк повторить пытались?
— Исключено. Могут срок впаять. В Белоруссии нет коррупции. Да и в России я никогда взяток не предлагал. Даже не знаю, как это делается.
— Если штрафуют — всегда просите выписать постановление?
— Да. Но я аккуратный водитель, нарушаю редко. Разве что в той же Белоруссии, где можно превышать скорость на десять километров в час. А в России — на двадцать. Об этой «вилке» забываешь, пока перестроишься, пара-тройка штрафов прилетает.
— За Рио вам подарили BMW X6. Продали сразу?
— Почему? До сих пор езжу. Хотя планировал продать, но понравилось, как ведет себя на трассе. У меня был BMW X4 — он более спортивный, летний. Собирали на заказ в Мюнхене. Эксклюзивный экземпляр.
— Жалко с таким расставаться.
— Не то слово. Он будто для меня был придуман. Хотя понимаю — сейчас уже перерос этот автомобиль. На трассе с «шестеркой» никто не сравнится, но для города «четверка» поудобнее.
— На таких автомобилях грех не разогнаться.
— До Минска, куда раньше часто мотался, 700 километров. Рекорд — пять с половиной часов. Ночью, с единственной остановкой по пути. Я тогда торопился на похороны близкого человека.
— Дорога дарила вам неприятности?
— Еду с мамой, женой и дочкой. Скорость — 60 километров в час, обычный поворот. Вдруг чувствую: автомобиль меня не слушается, а сам двигается по льду. По прямой летим в кювет. За долю секунды я понял, что надо делать...
— Что — научите?
— Была переднеприводная машина. Резко бью по тормозам, потом снова на газ — и выворачиваю руль. Хотя жать на газ, когда тебя несет, страшновато.
— Все сработало?
— Идеально!
— Знали, что действовать нужно именно так?
— Есть у меня товарищ, пятиборец Сергей Карякин. Ездил на эксклюзивном Mitsubishi шестой серии, сделанной в честь великого раллиста Томми Мякинена.
— Напичканная электроникой?
— Наоборот, без электроники вообще. Ничего не помогает и не мешает водителю. Вот на ней надо владеть мастерством! Ехали мы как-то, Серега рассказывал, что делать на льду. У меня отложилось. Дальше этот случай — и все всплывает. Пятиборье учит принимать решение молниеносно. На коне или в фехтовании задумчивость не прощается.
— Как к Карякину попала такая машина?
— Специально искал ее, тратил деньги на ремонт.
— Несколько лет назад вы развелись. Чья инициатива?
— Моя. Понял, что не смогу сделать Катю счастливой. Мы разучились жить вместе. А появляться раз в год, как Санта-Клаус... Смысл?
— Трезво.
— Катя здорово меня поддержала на старте карьеры, когда перебрался в Москву. Правда, поселили на базе, супругу с маленьким ребенком не привезешь. Когда появилась квартира, уже у Кати не было возможности переехать. В какой-то момент осознали, что лучше расстаться друзьями.
— Разлюбили?
— Просто я больше не вижу в ней женщину, а она во мне — мужчину. При этом нормальные отношения сохранили.
— А с дочкой?
— Тоже. Арине семь лет, постоянно общаемся, любит меня безумно. Тут огромная заслуга мамы. Она адекватная, понимающая. Горжусь, что моя бывшая жена — настолько хороший человек.
— Где вы с Ефимовой познакомились?
— На Олимпиаде в Рио. Я давно следил за успехами Юли, болел за нее. Перед вылетом в Москву подошел в аэропорту, предложил сделать фото на память.
— А она?
— Смутилась: «Да это я должна спрашивать, можно ли с вами сфотографироваться. Вы же Олимпиаду выиграли!»
— Узнала.
— Ага. Жаль, снимок где-то дома завалялся, никак не могу найти... У нее тогда парень был, пловец Никита Лобинцев, как раз рядом стоял.
— Вскоре после Рио они расстались. А у вас с Юлей как все развивалось? Ступенчато?
— Извините, но это уже не для прессы. Мы с Юлей договорились, что ничего не афишируем. Личное пусть остается личным.
— Сама же выкладывала в Instagram кадры, как вы вдвоем на Дону отдыхаете.
— Ну да, было. Так сколько потом туфты в интернете написали! Какая-то газета даже поженить нас успела!
— Пару лет назад мы спросили Ефимову: «Найдете три слова, чтобы по-честному охарактеризовать себя?» Ответила: «Вредная, вспыльчивая, упорная». Так и есть?
— Юлю обсуждать не буду.
— Тогда опишите себя в трех словах.
— Упрямый. Максималист. Склонен к авантюрам.
— О последнем пункте подробнее.
— Периодически влезаю в проекты, которые явно не вытягиваю. Кажется, все знаешь и умеешь, а потом хоп... Обжигаешься.
— Вы о бизнесе?
— Не только. Например, в феврале 2018-го открыл в Минске школу пятиборья. Официальное название — «Спортивный клуб Александра Лесуна». Авантюра? Еще какая! Но рискнул.
— Почему?
— Изначально это была идея Михаила Прокопенко, председателя белорусской федерации пятиборья. Я загорелся. Дальше услышал: «Давай назовем школу в честь тебя и моей супруги».
— А кто у нас супруга?
— Не последний человек в пятиборье — Анастасия Прокопенко, чемпионка мира.
— Это меняет дело.
— Я ответил: «Да не вопрос». Но в итоге он включил заднюю и вообще вышел из проекта, а я уж на полпути тормозить не стал.
— Сколько вложили?
— Полтора миллиона рублей. Понимаю, затраты не отбить никогда. Но я рад, что могу хоть чуть-чуть помочь пятиборью в родной стране. Мы рассказываем детишкам, какой это замечательный вид спорта. Владеем двумя видами оружия. Умеем бегать, плавать, скакать верхом. Причем на лошади выглядим аристократично — белые перчатки, бордовый редингот. Красотища! Все, кто смотрят соревнования живьем, — в восторге! А вот на телевидении ярко подать пятиборье почему-то не получается.
— Вы сочиняете песни, играете на гитаре. Про олимпийскую победу в Рио сложилось что-то музыкальное?
— Нет. Мои песни не имеют отношения к спорту. Они о жизни, о любви, о каких-то моментах, связанных с эмоциональными потрясениями.
— Юле ваши песни нравятся?
— Да. Но об этом не будем. Вообще-то сейчас редко пишу. В основном делаю каверы. Что-то замедляю, что-то ускоряю.
— На гитаре хорошо играете?
— Честно? Плохо. У меня ритм-гитара, больше аккордная тема, ну и соло чуть-чуть. Я приверженец классического панк-рока. Роковской гитары. АС/DC, Led Zeppelin, Metallica, Rammstein...
— Летом в «Лужниках» выступала Metallica. Ходили?
— Нет. Не люблю концерты на стадионах. Чем меньше зал, тем лучше. Меня сильно напрягает толпа, да и комфорта хочется. Допустим, весной 2020-го в Москве запланирован концерт Metallica с симфоническим оркестром. Если и куплю билет, исключительно на VIP-места.
— Какую сумму готовы потратить?
— Зависит от настроения, от того, сколько у меня на кармане, какая группа. Если Metallica, деньги есть, могу выложить тысяч сто. Или сто пятьдесят. А вот на «Ленинград» даже за пятерку не пойду. Группа интересная, но абсолютно не мой формат. В идеале хотелось бы когда-нибудь в Америке сходить на Metallica, Rammstein. Там умеют делать шоу. Нам, к сожалению, до этого еще далеко.
— За границей бывали на концертах?
— Один раз, в Венеции. Вивальди, «Времена года», чудесный струнный концерт. Когда играли «Летнюю грозу», мурашки бежали по коже.
— Ну и разброс у вас — Вивальди, Metallica, панк-рок...
— Чему удивляетесь? Вы слышали панк-рок в исполнении симфонического оркестра?
— Не доводилось.
— Зря. Панк-рок — «грязная» музыка. Из которой можно двинуться куда угодно, в любое направление. Хоть в классику, хоть в альтернативу. Мы не берем The Offspring, Green Day, где два аккорда, три прихлопа. Возьмем Sex Pistols. Или Nirvana, это ведь тоже панк-рок, только чуть переделанный... А Дэвид Гарретт?
— Немецкий скрипач?
— Да. Он играет панк-рок! На скрипке! Как у него Nirvana звучит? Блеск! Гарретт еще иногда уходит в полутона, которые Курт Кобейн себе не позволял. А «План Ломоносова», выпустивший альбом «Облако в штанах»? При всем уважении к Маяковскому без музыки его поэма так не пробирает. А панк-джаз нижегородской группы F.P.G. — Fair Play Gang? А рок-мюзикл TODD «Короля и Шута»? Изумительно! Пару дней назад ходил на расширенный показ TODD, получил колоссальное удовольствие.
— Кто для вас в панк-роке сегодня номер один?
— «План Ломоносова». Прямо стопроцентное попадание. Каждый день слушаю дома и в машине. Не надоедает! Как и «Король и Шут», «Тараканы», F.P.G... Ну и конечно, «Порнофильмы». Это классика российского панк-рока. Ребята из Дубны, то, что они делают — улучшенная версия Егора Летова. Часто бываю на их концертах.
— Идея сколотить свою группу еще жива?
— Как хобби — почему бы и нет? Но зарабатывать этим деньги точно не сможем. Староват я для создания качественной музыки.
— Да ладно.
— Если б не занимался спортом, лет в 18 под «грибами» или алкоголем попробовал бы что-то написать. Сегодня эти опыты уже неактуальны. Вот играть каверы, давать концерты в маленьких клубах было бы здорово.