«По юношам я был гораздо лучше Харламова. А он вообще ничего собой не представлял». Потерянный талант советского хоккея

Искали мы его долго. Годами!

Искали не мы одни — а самые видные хоккейные журналисты. Нашел только собкор ТАСС по Швеции Вуколов. Написал коротенькую заметку. А написав, немедленно скончался.

Всем остальным найти Смолина не удалось. Хоккейный мир на наши поиски отзывался холодно:

— Он пропал. Ни с кем не общается. На хоккее не появляется. Говорят, работает то ли монтером, то ли слесарем...

Когда мы уж отчаялись, телефон вдруг отыскался — одному из нас помог хоккейный ветеран. Другому, как ни странно, футбольный.

Через три дня мы были в Орехово-Борисово — где и живет Александр Смолин. Самый яркий юниор советского хоккея. Любимец Тарасова.

Спроси любого из хоккеистов той поры про самый большой нераскрывшийся талант — всякий ответит: «Смолин!»

Из-за него, Александра Смолина, не взяли с ЦСКА в Японию Харламова. Предложив альтернативу — Чебаркуль.

Александр Федорович показывает фотографию того ЦСКА, тарасовского. Водит пальцем, вслух вычисляя живых. Отыскивается немного. Смолин в том ряду возвышается над всеми со своим ростом и статью.

Нам снова странно: как мог не заиграть? Как закончил с хоккеем в 26, отправившись работать на электроламповый завод?

Он вдруг вспоминает о чем-то, вскакивает с дивана — и достает из серванта миниатюрную клюшку, на которой расписались все-все-все. Мы принимаем ее с восторгом. Какая возможность — еще и прикоснуться к тому времени. К 60-м.

Восклицаем:

— О, это Тарасов! А вот Альметов, Рагулин, Харламов...

Судьба нас отводила от Смолина долго — должно быть, чтобы мы встретились вовремя. Когда совпадет место и настроение.

Успели к самому 75-летию — на которое не ждет Смолин поздравлений ни от старых хоккейных товарищей, ни от ЦСКА. Уверен — даже не вспомнят. Не вспомнили же про предыдущие юбилеи.

Мы и не пытаемся переубеждать.

Александр Смолин.

Фото Юрий Голышак, «СЭ»

Шунтирование

— Ведете жизнь пенсионера?

— Да. Классический пенсионер. Получаю свои 28 тысяч. При том, что у меня вторая группа инвалидности, шунтирование делали. Разрезали всего. Вот, посмотрите...

Александр Федорович расстегивает рубаху, и мы видим шрам через всю грудь. Вздрагиваем.

— Давно случилось?

— Года четыре назад сердце вдруг прихватило. Одышка. Положили на обследование. Доктор взглянул — сосуды забиты на 75 процентов! Говорит: «Смотри, парень, штука непредсказуемая. Можешь еще долго протянуть, а можешь завтра сковырнуться. Лучше прооперируйся». Как оказалось, сам он из Воскресенска, в хоккей играл. Братьев Квартальновых знает. Я доверился — и пока живой. Все сделал как себе, тьфу-тьфу...

— Бесплатно, по квоте?

— Так-то оно так, но полтинник пришлось занести. Официально оплачивал бы операцию — вышло бы в три раза дороже.

— Юбилей надвигается. Отметите тихо?

— В кругу семьи. На дачу поедем, шашлыки пожарим.

— Старые товарищи звонят?

— Когда им надо — звонят! Если нужен в качестве почетного гостя для какого-то турнира. А чтобы просто о здоровье спросить — что вы! Никогда!

— Грустно.

— Хоть бы один набрал, поинтересовался: «Саш, ты живой вообще?» Есть такой Александр Старостин, президент фонда «Ветераны спорта», проводит юбилеи, турниры Харламова, Блинова. Как-то дозвонился до меня: «Приезжай!» — «Не могу, надо операцию делать. А с деньгами туго...» — «Я помогу». И пропал.

— Обидно.

— А я уже не обижаюсь. Вот в январе Харламову было 75. Пригласили Первухина, Ерфилова, Пашкова, меня. Еще кого-то из самбо. Видимо, что-то им приплатили. Потому что Ерфил так просто не поедет, это я точно знаю. Завершение вечера в ресторане — а я домой.

Его сослали с Харламовым в Чебаркуль и забанили на год за драку с чехом. Один из самых грозных защитников XX века

— Почему?

— Я ж непьющий. Что, думаю, мне смотреть, как люди выпивают? Там какие-то подарки раздавали, книжки. Мне на следующий день звонят: «Саш, тебе-то мы забыли вручить». Ну и ладно. Бог с вами.

— Трезвенника из вас сделало шунтирование?

— Не-е-т! Я давно бросил!

— Что заставило?

— Давление скакало. Так-то поддавал я, конечно. Еще и случай подействовал — отец с матерью умерли друг за другом. Чуть больше месяца прошло.

— Какой ужас.

— 1979 год. Жили в соседнем подъезде. У папы рак, за полгода иссох весь. Мама говорит: «Сынок, надо с квартирой что-то делать». Да подожди, отвечаю. 40 дней пройдет — тогда и будем решать. Неудобно как-то! А на 40-й день мать частично парализовало! Оставили ее в той квартире. Все равно я рядом. Постоянно захожу. Но как-то звоню-звоню — трубку не берет. Дверь изнутри закрыта.

— Как быть?

— Третий этаж, я от соседей перелез через балкон. Смотрю — лежит на полу. Через неделю в больнице умерла. А квартира пропала. Не существовало еще приватизации. Никто не прописан — значит, все. Государственная собственность.

— Тогда и завязали?

— Такой стресс был, что можно и спиться. Вскоре начальник с моего завода звонит: «Мы новый холодильник купили. Приезжай, поможешь переставить. Потом посидим, отметим». Еду — и вдруг в метро чуть сознание не теряю. Быстрее наверх, ловлю такси — и назад, домой. Вызываю неотложку — у меня давление 230!

— Смертельная доза.

— Врач ахнул! «Вам вообще прикасаться к алкоголю нельзя». Так все навалилось, что решил — больше ни грамма! Уже 43 года держусь. Правда, как бросил пить — пошел псориаз по всему телу!

— Это же штука от нервов?

— Да. Не заразная — но и не лечится. Можно лишь немножко заглушить.

Фото из личного архива Александра Смолина

Жуков

— На хоккей заглядываете?

— Нет.

— Нам и говорили — «Смолин на матчах не появляется».

— Раз приехал — ребята увидели: «Саш, как дела?» — «Нормально...» Через минуту разошлись в разные стороны. Такое отношение, что не хочется ни ходить на хоккей, ни встречаться. Каждый сам по себе!

— Когда вам последний раз из ЦСКА звонили?

— В 1970 году.

— Господи. Даже на матчи не приглашают?

— Да нет, что вы. Им-то зачем?

— Стипендия от клуба вам как ветерану полагается?

— Нет. Насчет остальных — не знаю. Раньше-то приплачивали. Кто-то посоветовал: «Сходи к Саше Рагулину, он старший по этим делам. Хоть что-то будешь получать». А мне неловко. Сыграл-то за ЦСКА всего ничего. Разве мало таких, как я? Но убедили: «Он мужик мировой, не откажет!» Только собрался — Рагулин умер.

— Из вашего поколения живых-то почти нет?

— А я сейчас скажу, кто! Подайте-ка очки и во-о-н ту фотографию... Так! Михайлов, Лутченко, Третьяк, Юрка Блинов, я. Нет на карточке Толстикова и Витьки Полупанова, они тоже живые. Остальные все, покойники.

— Семь человек. Могли бы что-то и приплачивать.

— Да кому это надо? Хоть бы какие подарки к праздникам. Не! Ничего!

— ЦСКА ни на 60 лет вас не поздравил, ни на 70?

— Не-а.

— На 75 тоже звонков и телеграмм не ждете?

— Да кто вспомнит-то? Зато Собянин 21 июня грамоту прислал. Вот она, на кнопочках. К стене прикреплена.

«Еще недельку — мы бы вам руку отрезали, молодой человек». Он был вратарем ЦСКА, когда там начинал Третьяк

— Это по какому случаю?

— Изумрудная свадьба. С Валентиной 55 лет вместе! Еще 31 тысячу перечислили.

— Неплохо.

— Не то слово! У меня где-то бумага лежит, надо бы найти. Заявление на женитьбу — подписанное Тарасовым!

— Это надо было разрешение спрашивать?

— Да. Я ж солдат. Помню, выводил: «Начальнику команды ЦСКА полковнику Тарасову от рядового Смолина. Прошу разрешить вступить в брак...» Тот визировал!

— Анатолий Владимирович молча такие документы не подмахивал. Наверняка прокомментировал как-то.

— Поднимает на меня глаза, смотрит строго. Думаю — что скажет-то? А он вдруг: «Ну и правильно! Молодцы, что пораньше — может, за ум возьмешься...»

— Вам сколько?

— 20 лет. Но мы с Валей уж год встречались. Она сестра Женьки Жукова, футболиста московского «Динамо». Их у матери было десять детей. Я дружил с братом Мишкой, приходил в гости. Ну одна из сестер и понравилась, самая младшая.

— Жуков известен историей — был в том самом лифте с погибшим Кожемякиным.

— Нет!

— Официальная версия: Кожемякин с Жуковым застряли в лифте между этажами. Проем, чтобы вылезти, был. Жуков полез первый — и удачно. Кожемякину не повезло — лифт тронулся...

— Выдумок-то много. На самом деле Женьки в лифте не было. Дома сидел.

— Рушатся легенды.

— Кожемякин поддал и приехал к нему в гости. Они дружили. У нас квартира на Семеновской, а это все случилось на Щербаковской. Рядышком. Лифт сломался — и нет бы Кожемякину подождать... Под градусом был — полез! Еще и лифт-то старой конструкции. Так и разрезало.

— Жуков тоже рано умер.

— Его убили. В 40 лет.

— Мы не знали.

— Да мы сами мало что знаем. Закончил он в «Динамо» играть, взяли его и защитника Долбоносова в телецентр. Шоферами. Где-то выпили, драка — Женьке осколком бутылки хватанули по горлу. Чуть не перерезали артерию. Левая рука стала плохо работать. Устроился в какую-то командочку на стадионе «Красная Пресня».

— Чем занимался?

— Формой заведовал. А Женька если выпьет — сразу начинается: «Да я! Да мне!» Видно, с кем-то зацепился. Как мы думаем — выбросили из грузовика. Тело-то не могли найти! Обнаружили случайно!

— Это как?

— Морги родня обходила. Внезапно сестра наткнулась — среди невостребованных, под другой фамилией. А вскоре звонок: «Если начнете рыть это дело — будет плохо и жене, и ребенку». Темная история.

— Мог в бесхозной могиле сгинуть?

— Конечно! Еле нашли, уже неделю в морге пролежал. Вот-вот закопали бы. А так — похоронили на Головинском. Недалеко от Кожемякина.

Тарасов выгнал за пьянки, закончил в 25, уехал на лесоповал. Трагическая карьера звезды сборной СССР

Полупанов

— Сколько мы про вас читали, слышали — все говорят, что талантом вы были выдающимся. В юности накручивали по пять человек — никто не мог дотянуться до шайбы.

— Это да. Играл-то я лучше всех — а судьба странная: ни в юношескую сборную не брали, ни в молодежную.

— Насчет юношеской — для нас новость.

— А для меня вообще секрет! Вот почему не приглашали? От ЦСКА Борька Ноздрин ездил, а я отдыхал.

— Про пятерых — значит, правда?

— Да-а! Было такое! Когда после ЦСКА пришел в саратовский «Кристалл», у меня шайбу отобрать не могли. Просто издевался над людьми. Но там тренировки совершенно другие, «физика» не та. Тарасов-то гонял будь здоров — моща была!

— Анатолий Владимирович заметил вас еще в юношах?

— Да. Он ходил, смотрел на эти команды. Как-то меня подозвал: «Вот ты шайбу таскаешь хорошо. Но почему один играешь? Надо пас отдавать!» Взял меня в ЦСКА на ставку совсем мальчишкой — уже в 14 лет я деньги получал!

— Сколько?

— Первая ставка — 120 рублей на двоих. С Сашкой Гусевым делили напополам. Потом уже каждому начали по 120 платить. Ну а дорос я в ЦСКА до оклада 220.

— Еще читали про любимый ваш трюк: сблизиться с защитником, подбросить шайбу верхом. Тот лицо отдернет — а вы уже объехали...

— Это только в юношах фокус прокатывал. В первой команде ЦСКА попробуй выкини такое — сразу руки отрубят! Я пришел — пацан! А вокруг одни заслуженные мастера спорта. У каждого свое «я»! Просто обыграешь на тренировке, без издевательства — все равно начнут окучивать.

— Когда получили особенно жестко?

— Не получил — но мог. В Свердловске. В двусторонке вышел против тройки Фирсова. Как-то Полупанов незаметно шайбу убрал — а я как маханул ему! Сбил с ног! Он вскочил — и на меня: «Ах ты, сопляк!» Погнался за мной. Но Тарас прикрикнул — Полупанов успокоился. Потом подхожу: «Ты уж прости, я не нарочно...»

— В игре кому-то врезали?

— Поехали в Финляндию. А там играющим тренером был Карл Брюэр, знаменитый канадец.

— Слышали.

— А-а, «слышали»... Надо было видеть! Харламова чуть не расколол — клюшкой взмахнул, как секирой! Хорошо, Валерка в последний момент нагнулся. Удар получился скользящий. Я это все увидел — как Брюэру двинул на их же пятаке! Еще и забил!

— Продолжение было?

— Отыграли матч — смотрю: Брюэр на пороге нашей раздевалки. С клюшкой в руках. Спрашивает: «Кто 19-й номер? Покажите!» Ему на меня указывают. Подходит, клюшку дарит: «Молодец. Так и играй!»

Был наставником Харламова и крушил канадцев, а в старости спился и стал бомжом. Драма олимпийского чемпиона

Япония

— В юношах вы действительно были лучше Харламова?

— Гораздо.

— В чем?

— Что в технике, что в катании. Я все мог. Валера и физически отставал, и обводка была не ахти. Это в Чебаркуле поднатаскался.

— Вы верили, что из Харламова вырастет хоккеист?

— Да он вообще ничего собой не представлял!

— Ну и ну.

— Его в школу ЦСКА еле взяли. Сказал, что 1949 года рождения. А он — 1948-го. Отец харламовский, дядя Боря, пошептался о чем-то с Ерфиловым... Не знаю как — но зачислили. А так-то Валерка на вид — никто и ничего!

— Не выделялся?

— Абсолютно.

— Когда впервые услышали от Тарасова по адресу Харламова легендарное — «конек-горбунок»?

— Лично я ни разу не слышал. Черт его знает — говорил ли...

— А кто юного Харламова прозвал Гурвинек?

— Понятия не имею. Да это быстро прошло. В команде мастеров его уже по имени звали, а меня — Смола.

— В Чебаркуль при вас отправляли?

— Разумеется. Все помню!

— В фильмах одна версия. В книжках — другая.

— В 1968-м ЦСКА пригласили в Японию на товарищеские матчи. Тарасов начал выбирать из молодых — кого брать-то?

— Вас или Харламова?

— Да. Это главный вопрос был. Собрал тренерский совет — Фирсова, Веньку Александрова. «Кого берем?» — «Смолина! Он лучше всех выглядит». А Харламова вместо Японии отослали в Чебаркуль — на подкрепление! Как и Гуся.

— Гусева-то за пьянку.

— Какая разница — за что? Главное, вдвоем. На базе объявили: «Харламов с Гусевым едут на помощь нашим товарищам из Чебаркуля...»

— Многие хоккейные люди говорили — Валерий с вещами явился в аэропорт, тоже собирался в Японию. А его сняли с трапа.

— Да ерунда это! Байки! Зачем ему приезжать к трапу — если состав за три дня до вылета огласили?

— Ну и как вам Япония?

— Встречал нас олигарх. У него свой заводик и при нем команда, которую сам же тренировал. На всю Японию было-то клубов пять-шесть. После каждого матча подарки. То жемчуг, то колье, то часы Seiko, которые только-только появились!

— В Союзе такие часы могли произвести фурор.

— Да и производили. Поначалу все носили — а потом смотрю в раздевалке: меньше, меньше... По 350-400 рублей разлетались!

— Вы тоже продали?

— Со временем. Кто-то из ребят сказал: «У кого-то остались? Давай! Просят!» Выплатили нам в Японии по 100 долларов.

— Это много?

— Считалось — огромные деньжищи. Я два баула тащил!

— Что накупили?

— Шмотье. Рубашки, сапоги, кофточки. А ребята поопытнее, поумнее — вроде Викулова — везли технику. Человек пять-шесть сгруппировались, пошли в магазин. Говорят, берем оптом магнитофоны. Отдайте нам не по 150, а по 100.

— Видео?

— Откуда в 60-е — видео? Э-э, деревня! Катушечные, здоровые. Им в Союзе цены не было.

— Тарасов тоже покупал?

— Не знаю. С Тарасовым там история вышла. Сначала нас в европейскую гостиницу поселили. Стандартные кровати, как мы привыкли. Затем переезжаем в какой-то город — там уже все японское. Дают кимоно, циновки.

— Не были готовы к такому повороту?

— Мне-то что? Я могу! А Тарас вскипел: «Мне, полковнику, на полу спать?! Не буду! Ищите кровать!»

— Отыскали?

— Специально для него нашли номер с кроватью. Из всей команды он один спал вот так. Остальные — на циновках. Кстати, мне понравилось.

— Выигрывали с двузначным счетом?

— Мы особо не старались. Да и Тарасов вперед не гнал. Неудобно же, так принимают... Забьем штук восемь — и хватит.

Фото из личного архива Александра Смолина

Вышка

— Из Чебаркуля Харламов вернулся другим человеком?

— Ну да. Набрался!

— Физически тоже подтянулся?

— Да. Но он и был крепыш. Предсезонку прошел в ЦСКА — и как начал в Чебаркуле забивать! Тарасов-то 17-летним поблажек не давал. Сколько мужики выполняют — столько и ты. Говорил: «Это твое дело — можешь или нет...» Все для него одинаковые. И заслуженный мастер спорта, и юниор.

— Выворачивало ребят от нагрузок?

— Когда молодых подпускал к первой команде — обычная история. Вроде мои ровесники, а едва выдерживают. Мне-то проще, я уже два года работаю в таком режиме. Каждую ступеньку на лестнице в Кудепсте знаю.

— На себе людей таскали по этой лестнице.

— Вуколов, коллега ваш, забрал карточки — сколько там было крымских! Умер — и все сгинуло, теперь не найти. На спине кого-то тащу, в баскетбол с товарищем на плечах играем. Обычно напарника подбирали по весу. Если во мне 80 — чтобы и в нем было столько же. А то в Рагулине 100! Куда, е?

— Кто же Рагулина таскал?

— Вот это вопрос... А-а! Володя Лутченко! Он тоже здоровый. Стольника в нем не было, килограммов 90.

— Как он жив-то после этого?

— А Тарас никого не жалел! Помню, в Москве тренируемся в зале, вдруг кто-то ему позвонил. Он сразу: «Мне надо срочно уезжать». Глазами нащупал Фирсова: «Давай, Толь за старшего. Тренировку доведи до конца».

— А дальше что-то случилось?

— Что там может случиться? Ясно, что! Тарас за дверь — «старики» расслабились. Мы на них смотрим — тоже скисли. Фирсов: «Э-э! Вы-то что, молодежь? Работаем!» К концу тренировки показывается Тарасов, сразу к Толе: «Как прошло?» — «Да нормально. Правда, молодые филонили...»

— Что Анатолий Владимирович?

— Побагровел: «Как?!» Собирает в кучу Харлама, Гуся, Блина, меня, еще кого-то. Сердито: «Одевайтесь!» Рядом со старым Дворцом ЦСКА аэродром. Шлаковые дорожки. Бегали-бегали по ним, потом Тарасова осенило: «Кульбиты!»

Такие хоккеисты больше не рождаются. Великий советский защитник, которого уважали все

— По шлаку?

— Да! Мы смотрим друг на дружку — чернющие! Кровь сочится. А Тарас доволен: «Вот это настоящая работа». Возвращаемся в раздевалку — все в кровоподтеках. Кто из ребят постарше еще в душе был — поскорее оделись, бежать оттуда...

— Через вышку в бассейне тоже прошли?

— Прыгали с 10-метровой! Тарасов заставлял!

— 10 метров — это ужас.

— Хорошо, не настаивал, чтобы вниз головой сигали. Допускалось «солдатиком». Еще Рагулина освободил от этой экзекуции. А молодых гнал под потолок!

— Ощущения?

— Снизу-то смотришь — ничего особенного. А туда вскарабкаешься — голова кругом идет! 10 метров!

— Борис Майоров нам рассказывал — в сборной отказался прыгать с вышки. Ничего, сошло с рук.

— Чтобы в ЦСКА кто-то решился отказаться? Невозможно представить! Или в зале штанги взгляд Тарасова вдруг на перила упал. Наверное, с метр высотой. Указывает: «Кульбиты через них! Покажите-ка нам, как умеете!» Вот там даже Рагулин не отвертелся.

— Ай да Анатолий Владимирович.

— Как-то в двусторонке я взял и от шайбы увернулся. Тарас заметил. Сразу свисточек, игру останавливает. На меня указывает: «Молодой человек! Почему вы отворачиваетесь? Может, боитесь?» Так получилось, отвечаю. Тарасов глубоко вздохнул. Видимо, мои слова удручили его еще сильнее.

— Наказал?

— Задумался — и вынес решение: «Так, Владик! Снимай перчатки — отдавай молодому человеку...» Я напялил. Взял вратарскую клюшку. Шлема нет. Никакой маски. Тарасов ставит на синюю линию тех, кто с щелчком — Фирсова, еще кого-то: «Бросайте! А вы ловите — и попробуйте только отвернуться!»

— Вот это испытание.

— Хорошо еще, бросали не со всей силы. А я ловил! Сразу пропало желание уворачиваться!

— Ну и как вам в воротах?

— Я не думал, что сквозь ловушку так руку жжет. В лицо, слава богу, не попали. Зубы мне шайбой выщелкнуло как-то в игре, срикошетила.

— Еще кого-то из полевых Тарасов в ворота ставил? Лечил от трусости?

— Нет. Я один такой.

— Правильный прием?

— Конечно! Если человек боится — как еще лечить? А то он и в игре отвернется!

Александр Смолин и Валерий Харламов (справа).

Фото из личного архива Александра Смолина

Харламов

— В вашу дружбу с Харламовым японское турне вбило клин? Вы за границу, его отцепили.

— Я из Японии привез ему кофту, рубашки, еще что-то. Полно! А потом Валерку в Канаду взяли за сборную. Возвращается: «Поехали, у меня для тебя подарки». Приезжаем, тетя Бегония дома, его мать... Выносит!

— Что?

— Хоккейные календари — и все! Ха-ха!

— Это какой-то новый для нас Харламов.

— Ребята! Я вам рассказываю, как было! Говорит: «Я на все деньги матери купил шубу». Ну и правильно сделал, отвечаю. Молодец.

— Родителей Харламова вы хорошо знали?

— Да. После тренировок приезжали к нему домой с Юркой Блиновым. Валера у Белорусского вокзала жил. Кажется, пятиэтажка. И он ко мне ездил. На свадьбе у меня был.

— Что подарил?

— Набор фужеров. Шесть штук. Вон, в серванте стоят.

— За полвека ни один не разбился?

— Все целы. Да мы редко ими пользуемся.

— Под свадьбу ресторан сняли?

— Какой ресторан, о чем вы?! Откуда такие деньжищи в 20 лет... Справляли у родителей Вали — они на Щербаковской в трехкомнатной жили. Накрыли столы, гуляли два дня.

— Мощно.

— Ну а что? Свадьба ж! Да и команда уже в отпуске была.

— Харламов тоже два дня гулял?

— Естественно. Мы были не разлей вода — Харлам, Юрка Блин и я. А ушел из ЦСКА — и все оборвалось. Закончилась дружба.

— Почему?

— Понятия не имею. Мы не ссорились, не ругались. Но между собой они продолжали общаться, а обо мне не вспоминали. С Валерой мы и не виделись больше. Даже не созванивались.

— Блинов тоже отошел от вас?

— Да, Блин такой же! Когда все было хорошо — так они рядом. Как у одного в карьере не заладилось — ни звонка, ни слова! Думаю: если не хотят — зачем я буду напрягать?

— Как вы узнали о гибели Харламова?

— Из программы «Время».

— На похоронах были?

— Нет.

— «Легенду №17» смотрели?

— Один раз. Мягко скажу — не в восторге. Многое приукрашено.

— Мальчишкам фильм нравится.

— Это потому что не знают, как было на самом деле. В кино всей правды не расскажут. Зато показывают, как Гусев с Харламовым в Чебаркуле на тросах висели. Что за ахинея?! Как вообще режиссер мог до такого додуматься?!

— В 1970-м вас тоже закинули в Чебаркуль.

— Да, с Костей Локтевым. Местная «Звезда» на вылет стояла, вот Тарасов и откомандировал на подмогу. Месяц там провели. Я играл, а Костя уже тренером был.

— Что о Харламове и Гусеве в Чебаркуле говорили?

— Вспоминали по-доброму. Городок маленький, никаких развлечений. Единственная отрада — хоккей. Игроки «Звезды» чувствовали себя королями. Что хотели, то и творили. В любой дом можешь зайти — все тебе рады. Идешь по улице, то и дело окликают: «О, Валера! Саша! Давайте к нам, посидим...»

«Отец отравился ядовитым газом и умер. Остались с мамой и тремя братьями». Большое интервью Бориса Михайлова

Живчик

— Чувствовалось на первых порах, что Тарасов в Харламова не верит?

— Тарасов верил в меня! Все думал — что-то из меня выйдет! А ставить некуда. Убеждал: «Саш, ну потерпи! Что, Мишакова выкину — а тебя впихну? Ты еще никто!» В том ЦСКА — нечеловеческая конкуренция! Прямо тройками в сборную ездили. Весь состав там: Фирсов, Викулов, Полупанов, Мишаков, Моисеев, Ионов... Куда меня-то приткнуть?

— Некуда?

— Некуда. Тарасов подпускал вместо травмированных — то в одну тройку, то в другую. Как раз Вовка Петров пришел — играли по очереди. То он с Михайловым и Венькой Александровым, то я. С Харламовым меня тоже ставили. Но я в итоге не попал, а Юрка Блин протиснулся.

— Как?

— Чудо помогло. Только я ушел — Полупанов забухал, его выгнали. Блин туда влез! А потом остальные заиграли — из поколения Сашки Волчкова...

— С кем еще в тройке вас пробовали?

— Наша считалась четвертая: Харлам, Блин и я. Случалось, и много давали играть. Иногда меня к Мишакову подпускали на матч-другой.

— Юный Михайлов каким был?

— Худю-ю-ющий! Но живчик. Настырный, волевой. Сколько шайб с пятака забил! Его там и клюшкой лупили, и толкали — а он виду не подавал. Кстати, Борька и сказал Тарасову, что в связке с Петровым ему комфортнее, чем со мной.

— Почему?

— Я-то из молодежки пришел. Сыроват, опыта не хватало, меня еще надо натаскивать. А Петров уже готовый центрфорвард. До ЦСКА два года в «Крыльях» отыграл, считался там лидером. В тонусе, уверен в себе, понаглее — конечно, в тот момент он был сильнее меня, тут и спорить не о чем.

— Вам наглости в жизни не хватало?

— Я всегда был крайним! Что бы ни случилось!

— Например?

— Вот пошли втроем на футбол — Харлам, Блин и я. ЦСКА играл на Песчаной. По стаканчику винца выпили.

— Куда ж без этого.

— Ну и стало одному из них плохо. Стошнило. Пили-то мы в сторонке, от глаз подальше. Но все равно — заметили и доложили!

— В единственном своем предыдущем интервью вы говорили — «стукнул"-то Локтев.

— Может быть! Уже неважно! Так на следующий день Тарасов на меня понес: «Ты чего?!» — «Я-то при чем! Что вы меня браните? Кого полоскало — того и вызывайте...»

— Ну и?

— Р-раз — и в Алешкинские казармы. На «губу» отправил! Только меня. Вроде как я остановить ребят должен был — но не сделал это.

— Раз кого-то в такой компании стошнило — выпит был не стакан.

— Да кто сейчас помнит... Разливали точно поровну. Организм-то у всех разный! Могло и развезти!

«Все засунули языки в задницу». Олимпийский чемпион жестко нарушал режим, и Тарасов выгнал его из хоккея в 25 лет

Гауптвахта

— На «губе» яркие сокамерники были?

— Рядом сидел Рагулин. Но он офицер — его отправили в одиночку. Попался на пьянке.

— Говорят, Александр Павлович выпить мог ведро.

— Я с ним не пил ни разу. У нас была своя компания.

— Рагулин рассказывал, как в Архангельском водку добавлял в молоко.

— О, молоко! Это история! Выигрываем первенство Союза. В Архангельском банкет. Ветераны пьют что хотят — Тарасов будто не замечает. Зато на нас, молодых, указал: «Этим только молоко!» Сидели, давились. Ничего в него не добавляя...

— Сколько вы провели на гауптвахте?

— Трое суток мне выписал Тарасов. Еще трое — начальник казармы. А вот первый раз на 15 дней загремел.

— Что натворили?

— Неподалеку от нашего катка аэродром. Взлетная полоса. Рядом какой-то сарай. Называется — «опорный пункт». Дали мне ружье: охраняй!

— Настоящее?

— Ну... Наверное, стреляло! Стою, караулю. Тут появляется Борька Ноздрин: «Ты чего здесь?» — «Сторожу!» Вот он-то и сбил с панталыку. Давай, говорит, съездим к девкам на день рождения. Утром приедешь — никто и не заметит.

— Отсутствие часового?!

— Ну да. Я упирался недолго. Поехали!

— С винтовкой?

— Винтовку завернул в тулуп — и под кровать...

— Не прокатило?

— Может, и прокатило бы. Но вернулся через два дня!

— Винтовка-то на месте была?

— Да куда она денется... Ну и все, сразу на «губу».

— Футболист Гамула рассказывал нам, как в спортроте ему выдали шинель, словно у кавалериста — длиннющую, волочилась по земле. А сапоги — на три размера больше. У вас то же самое?

— Нет-нет, на складе все подобрали идеально — яловые сапоги, бушлат, ушанку с кокардой. Форма, кстати, была интересная, напоминала офицерскую. Когда приехали в Хабаровск на первенство Вооруженных сил, нам, рядовым, на улице честь отдавали! Наверное, думали — какие-то спецвойска...

— Что за публика на «губе»?

— Одни отморозки. Для них гауптвахта — уже как дом родной. Камера маленькая, откидные койки. Сидят кроме меня еще четверо. Утром встаю — ни ушанки, ни сапог! Полная подмена!

— Что ж вам, босиком ходить?

— Что-то поставили вместо моего.

— Те, кто сидел с вами?

— Наверное. А может, и охранники. Кто там разберет? Иду к начальнику гарнизонной гауптвахты, подполковнику. Тот бывший спортсмен, видно по фигуре. Говорю: «Что происходит? Все стащили...» — «Вернем!» Правда — отдали!

— Чудеса.

— Расспрашивает: «Ты откуда, парень?» — «Из ЦСКА» — «О! — обрадовался. — Я борьбой занимаюсь. Мне нужны ремни на запястья. Можешь достать?»

— Это ваш шанс.

— Я моментально понял. Отвечаю — запросто. Подполковник тут же пишет мне увольнительную, еду в ЦСКА. Достаю ему эти напульсники. Вечером уже с подполковником пьем чай в его кабинете. С того момента я нормально сидел. Даже на работу не вывозили. А первые дни наравне со всеми чистил снег, убирали мусор.

— В интернете наткнулись на фото — вы и Харламов в военной форме. Это где?

— В Солнечногорске. Там у Тарасова друг командовал полком. Месяц проходили курс молодого бойца. Как раз перед присягой сфотографировались.

— С «дедами» дрались?

— Ни разу. К хоккеистам в части было особое отношение. Вот молодым доставалось. У них и посылки отбирали, и сержанты изгалялись.

— Лупили?

— Нет. Но сержант может что угодно с рядовым сделать. И ночью поднять, и заставить какую-нибудь яму копать... К тому же эти негодяи были черте-те откуда, русских недолюбливали. Ну и глумились. После второй гауптвахты Тарасов снова отправил меня в Солнечногорск.

— Надолго?

— Около месяца кантовался. Причем он запретил брать с собой хоккейную форму: «Знаю, начнешь там играть — и будешь опять как сыр в масле». Так что поначалу служил на общих основаниях. В 6 утра подъем, в 10 вечера отбой...

— 15-километровый марш-бросок при полном обмундировании попробовали?

— Нет. Было другое. Устроили кросс вокруг озера Сенеж. На лыжах. Они допотопные, крепления старые. Почти сразу сломались. Все убежали, а я один в лесу. Холод собачий. Пока с лыжами на плече обратно до казармы добрел, инеем покрылся. Промерз до костей. А потом ребята попросили за часть сыграть. Говорю: «Да у меня формы нет...» — «Найдем!»

— Нашли?

— Коньки дали на размер меньше, еле втиснулся. Провел пару матчей — и все, жизнь наладилась. Больше меня не трогали. Ни лыжных кроссов, ни марш-бросков. Только в хоккей играл.

«Канадец уложил Харламова — лицо разбито, майка разорвана. В следующем матче наши отомстили». Главный режиссер спорта в СССР

Будильник

— Чемпионом с ЦСКА вы стали?

— Один раз.

— Золотую медаль сохранили?

— Кажется, внуку отдал. Пусть играет. На стене она у меня никогда не висела. К чему это все? Валялась среди вымпелов!

— Хоккеистам СКА за третье место подарили книжку о Ленинграде на французском языке. Что вам — за чемпионство?

— Вот когда выиграли первенство Вооруженных сил, нам вручили по будильнику, это я помню! Ха-ха! Еще 150 рублей сверху.

— За чемпионство — никаких подарков?

— Там премии были — 300 рублей. Почти два оклада. Если бы вторыми стали — дали бы 200.

— Даже маршал Гречко не принял?

— Министр обороны принимал, когда ребята становились чемпионами мира. А с золотыми медалями союзного первенства поздравлял полковник Щитов, начальник «большого» ЦСКА.

— В первой же игре за ЦСКА вы забили минскому «Торпедо». Потом в Киеве хет-трик сделали.

— Ну... Было.

— Сейчас хоккеисты после таких матчей забирают шайбу в качестве сувенира.

— Хорошая традиция. Но тогда не практиковали. Мне и в голову не приходило оставлять шайбы на память.

— Альметов, завершая карьеру, подарил вам собственный свитер с девятым номером. Тоже не сохранился?

— Не-а. В те годы у игроков своих маек не было. И фамилии на спине еще не писали. Я поиграл за ЦСКА в этом свитере, а когда уходил из команды, всю форму сдал.

— Как проходила церемония вручения?

— Кажется, со «Спартаком» играли. Тарасов решил, что для Альметова это будет прощальный матч. А значит, молодому игроку нужно передать свитер и краги. Как преемнику. Правда, на следующий день Альметов краги у меня забрал.

— Чего вдруг?

— Какое-то время он оставался в команде. Приходил на тренировки. Ну и сказал: «Саня, отдавай перчатки. Я еще покатаюсь...»

— Говорят, Альметов на пьянке прокололся, за что и был отчислен в 27 лет.

— Да он регулярно попадался! Как и Локтев с Веней Александровым. Вся тройка.

— Вычитали, шутили они так: в бассейне Центральных бань кидали на воду кильку в маринаде — и закусывали.

— Вот этого не знаю. Я с ними там ни разу не был.

— В голове не укладывается, что Альметов в 27 закончил. Самый расцвет!

— Да он уже физически не тянул. Просто не выдерживал нагрузки. Ребята, если каждый день поддавать — никакого здоровья не хватит. Плюс сумасшедшие объемы на тренировках. Вот Вите Блинову из «Спартака» почему в 22 года капут настал? Он же страшно пил! Вместо воды, чтобы утолить жажду, портвейн глушил! Я не шучу! У него всегда возле кровати не минералка стояла, а бутыль вина. Ну и какое сердце выдержит?

— Если Альметова в 27 из хоккея выпроводили, то Локтев завязал в 33.

— Костя — отдельная история. Хорошо, что вообще заиграл. Он же в юности отсидеть успел.

— В тюрьме?!

— Ну да.

— За что?

— Не знаю. Но срок был. Года два или три. Вы что, не в курсе?

— Нигде об этом не писали.

— Хм... Да, закончил Локтев в 33. Володька Брежнев в 35. Борька Михайлов до 36 доиграл. Но это редкость по тем временам. Обычно тридцатник стукнет — все, пора на выход. Негласный ценз.

— Полупанова в 25 Тарасов зачехлил.

— Витя тоже крепко поддавал. Втихаря. Сначала тренеры ни о чем не догадывались. Пахал-то наравне со всеми. Но потом резко сдал. Стал меньше забивать, не успевал возвращаться назад. Тарас-то не дурак, сразу понял, откуда ветер дует.

Борис Шагас. Тайный агент Виктора Тихонова

Сургуч

— С Альметовым годы спустя встречались?

— Когда устроился в контору по установке пожарной сигнализации, хотел и Альметова туда перетащить. Позвонил: «Саша, давай к нам. Работа несложная, платят нормально». Ответил: «Да-да, спасибо...» Но так и не приехал. У него было много предложений, когда играть закончил. Звали в Калинин тренировать, предлагали поступить в военную академию. Не захотел.

— У Альметова тяжелая судьба. К концу жизни в котельной работал, могилы копал.

— Что вас удивляет? Саша Дубовской, бывший голкипер «Крыльев», тоже в могильщики подался. А спартаковский вратарь — в приемщики стеклотары. Как же его фамилия-то? Эх, вылетела из головы... Ну а куда идти, если ты даже высшее образование не успел получить? 30 лет, «корочки» нет — и кому ты нужен? Повезет — устроишься мясником. Работа денежная, можно подхалтурить. Да и копатели могил всегда готовы подшабашить.

— Вы-то институт окончили?

— Нет. Два курса недоучился. С Высшей школой тренеров — такая же история. В какой-то момент забросил. А поступал вместе с Мишаковым, Викуловым и братьями Ярославцевами. Витя и Валера, они за «Спартак» играли. Младший, Витька — чудной. На экзамене ему уже готовый диктант дали. Нужно просто списать. Так все равно умудрился 13 ошибок сделать!

— В любой команде есть злобный ветеран. Кто был в ЦСКА ваших лет?

— Брежнев. Его и звали Дед. Все время чем-то недоволен, под нос бухтел. Бу-бу-бу, бу-бу-бу...

— Еще какие прозвища помнятся?

— Юрка Блин — Сургуч. Ха-ха.

— Это почему же?

— Вино любил, особенно вермут. А раньше эти бутылки заливали сургучом. Так Юрка с ним в два счета справлялся. Хоп-хоп — и уже разливает.

— А кто Михайлова за длинный нос прозвал Пыря?

— Мишаков. Еще в детстве. Они же в одном дворе росли. Женька-то и притащил его в ЦСКА. Рекомендовал Тарасову, когда Борька за «Локомотив» играл: «Есть парень толковый, попробовать бы...»

Фото из личного архива Александра Смолина

Канадцы

— Дрались вы на льду?

— Один раз. Молодежной командой ЦСКА поехали на первенство Союза в Ригу. Матч со «Спартаком». Во втором периоде кто-то кого-то ударил — и началось! Стенка на стенку!

— Чем кончилось?

— Обе команды дисквалифицировали. Домой отправили. Даже не знаю, кто чемпионом стал. Вот тогда пришлось выскочить. Не будешь же на лавке отсиживаться, пока ребята дерутся? Но молодые не такие свирепые. Серьезных увечий не было.

— Взрослые в то время не очень-то дрались?

— Могли!

— Самый живописный случай?

— В 1966-м приехала какая-то канадская команда. Матч против ЦСКА решили провести в Калинине. Там, мол, народу побольше соберется. Вышли все великие — во главе с Мишаковым. Но канадцы есть канадцы.

— Начали цеплять?

— Ага. Грубить, толкаться, тыкать клюшкой... Тарасов поначалу сдерживал: «Ребята, давайте осторожнее». Потом сам рассвирепел. Видит, что творится-то! Ну-ка, говорит, прижмите их!

— Прижали?

— Да. Те в ответ! И понеслось — команда на команду. Наши все вылетели с лавки. Болельщики тоже выскочили на лед, стали канадцев метелить.

— Как до скандала не дошло?

— Канадский тренер подошел к Тарасову и сказал: «Все, давайте играть нормально». По правилам.

— Мишаков в этом мордобое себя проявил?

— О! Лучше всех! Женька вообще никого не боялся. Всюду лез. Если где-то драка — он туда первый влетит!

— Рагулин не такой?

— Сашку-то никто не трогал. Очень уж здоровый.

— Даже канадцы сторонились?

— Конечно. Такая глыба! А Мишаков меньше меня ростом. Валерка Васильев тоже небольшой — а какой любитель был помахаться...

— Самый сложный для вас защитник?

— Давыд.

— Виталий Семенович Давыдов? Он же вам по плечо.

— Да, маленький, но резкий, техничный. Играл будь здоров! Вот Кузьмин из «Спартака» — дубоватый...

— А в ЦСКА, в двусторонках, с кем намучились?

— С Гусем. Ух и злющий! Просто кошмар! Думаешь: слава богу, в одной команде играем...

— Вроде худой. Откуда сила?

— Силища там была неимоверная. Жилы! А бросал как! Вот ему повезло — едва подтянули к основному составу, как Володька Брежнев ушел. Гуся сразу на его место.

Юрий Хмылев: «Брюки тафгая повесили под купол. Рядом со свитерами легенд»

«Система»

— Кто-то из вашего поколения рассказывал — было в Союзе три-четыре защитника, у которых ничего святого. Обязательно или в ребра ткнут, или сзади клюшкой в позвоночник.

— В «Спартаке» так любили, исподтишка. Маханут — и все. А в ЦСКА Борька Александров этим славился.

— Кого-то сломал?

— А как же? Вальку Гуреева! У борта ему жахнул. Тот получил сильное сотрясение мозга. А Гуреев-то был фигура, хороший хоккеист. На этом ударе и закончил... Вообще защитники были такие, что могли и Рагулина через борт перебросить!

— Да бросьте.

— Своими глазами видел! Юрка Тюрин из «Крыльев» — парень здоровенный. Настоящий битюг. У борта сошелся с Рагулиным. Как-то еще подсел под него. Гляжу — Александр Палыч в свободном полете! Над бортом!

— Нашлось кому отомстить?

— У нас был Олег Зайцев. У него особенность — катался совершенно бесшумно. Ни у кого такого катания не видел — вроде ногами перебирает как утенок, а звука нет. Тоже здоровяк под сто кило. Как он ловил людей!

— На это самое?

— Ну да. Подкрался — задницей дал под дых! Все, капут!

— Кто-то через борт летит?

— Совсем необязательно. Сбил дыхание — и хватит.

— Кто вас поражал катанием в то время? Как позже — Балдерис?

— Да у нас все летели! Возьмем «систему».

— Какую систему?

— Моисей и его тройка. Тарасов же «системой» их прозвал. Они как чумовые — челноком туда и обратно! Просто ураган, всех сметали!

— Напомним склеротикам — кто был в той тройке?

— Моисеев, Мишаков и Ионов. Защитники Ромишевский и Зайцев. Почему «система» — у них один из защитников играл словно полузащитник в футболе. Помогал впереди. Вот этим все равно было, против кого выходить!

— Юрий Иванович Моисеев до последнего дня руку сжимал так, что кости хрустели.

— Он на вид маленький — а к нему близко не подойдешь! Лом разогнет! Мы, молодые, держались в стороне. Те люди семейные, своя компания. Жили вроде рядом — а интересы совсем другие.

— «Рядом» — это на базе?

— Ага. После игр нас по домам не распускали, везли в Архангельское. Наутро завтрак, потом до вечера можно съездить домой.

Его называли новым Третьяком, но алкоголь забрал жизнь талантливого вратаря. Он погиб в 33 года

«Горбушки»

— Из всех упражнений, с которыми столкнулись у Тарасова, — самое странное?

— Да их столько! Он же придумщик, прямо фонтанировал идеями. То заставлял 15-килограммовый свинцовый пояс надевать. В нем минут десять покатаешься — и все, ноги садятся. То жгутом тебя привязывают к борту. Ну и корячишься — ты вперед, он назад тянет. А еще танцы с блинами и камнями, прыжки через ворота, кульбиты. Под тарасовские прибаутки: «Сейчас блином за ухом почесали...» Развивали выносливость.

— Смешное помнится?

— «Горбушки» — то? Ой, да Тарас такое мог залепить! Например, у Мишакова с ногами кошмар. Кривые, еще и все мениски вырезали. Тарасов взглянет — и громко: «Женька, ну и ноги! Бог на них посмотрел — и колесо придумал». В другой раз Юрка Шаталов отличился...

— Как?

— В Архангельском был ресторан. Шаталов засиделся там допоздна, маханул. Вернулся на базу — дверь закрыта. Что делать? Полез в окно.

— Этаж?

— Первый. Не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Накрылся одеялом, засопел. А Кулагин-то видел, что Шаталова нет. Пошел к нему в номер. Зажег свет, сорвал одеяло и...

— Немая сцена.

— На следующий день собрание. Тарасов: «Вчера у нас произошло ЧП. Наш товарищ Шаталов нарушил режим...» Поворачивается к нему: «Вот скажи, Юра, ты для чего в ЦСКА перешел?» Тот потупившись: «Чтобы в сборной играть...» Тарас сводит брови: «Какая сборная?! Ты откуда приехал?» — «Из Омска» — «Ну и езжай в свой Омск! Пей водку и снегом закусывай!»

— Любимцем Тарасова был Фирсов?

— Еще Ромишевский. Невероятно мужественный, постоянно ловил шайбу на себя. Бросался на нее, как на амбразуру. И это при том, что форма у нас слабенькая была. После каждого матча синяки, кровоподтеки...

— Представляем.

— Нагрудник до пупка, все, что ниже — открыто. Щитки колено защищают, но если шайба сбоку попадет — тут же гематома расползается. А ботинки? Играли в канадских, они не для наших морозов. Если в минус 30 шайбой в лезвие зарядили — не выдерживает, трескается.

— Ясно.

— А с Фирсовым Тарас иногда советовался по игровым моментам. Мог обсудить тактику, состав. Но посиделок, каких-то разговоров по душам не припомню. Все игроки боялись Тарасова, не шли с ним на контакт. Приехали, отпахали и по домам.

— Фирсову он мог простить все?

— А что прощать-то? Толя — игрок классный, режимщик. Не пил, не курил...

— Еще в ЦСКА такие были?

— Третьяк. И Викулов, который в игровые годы ни капли в рот не брал. А играть закончил — и в разнос.

— В споры с Тарасовым хоть кто-то вступал?

— Только Петров. Он такой... Немножечко дубовый, всегда пер напролом. На Тарасова мог и огрызнуться.

— Как же тот терпел?

— Так Петров играл хорошо! И не пил. Точнее, не попадался. Это не Альметов, который однажды приехал в Архангельское на своем «Москвиче-407», открыл дверь и вывалился из-за руля.

— Пьяный?

— В лоскуты!

— На глазах Анатолия Владимировича?

— Ну нет. Но Тарасу, конечно, доложили. Вообще-то он никогда за нами не следил. Это Кулагин, его помощник, постоянно был настороже. Прислушивался, принюхивался...

«Учил Гретцки танцевать вприсядку. Хватило его ненадолго». Большой разговор с Третьяком перед 70-летием

Третьяк

— У вас-то была машина?

— Откуда? На какие шиши? Вот сборники покупали. За победу на чемпионате мира солидные премиальные давали — кажется, по три тысячи рублей. Два золота выиграл — как раз на автомобиль заработал. Правда, юному Третьяку Тарасов водить запрещал.

— Мы наслышаны. Говорил — полезнее в метро толкаться.

— Я помню их диалог. Владик припарковал новенький «Жигуленок», вылез — Тарасов тут как тут. «Молодой человек! Не рановато вам на автомобиле ездить?» Тот что-то пролепетал. А в ответ: «Все, с завтрашнего дня — только на метро!» Но Третьяк все равно на машине приезжал. Оставлял за углом и до дворца шел пешком.

— Кто сильнее как вратарь — Третьяк или Коноваленко?

— Оба великие. Стояли будь здоров! Не пробьешь! Но у них разная манера игры. Витька — старая школа, из ворот никогда не выходил. В отличие от Владика, который из рамки вылетал под бросок, великолепно работал клюшкой.

— Тарасов его обожал.

— Да, много для Владика сделал. Главное, доверял, поддерживал. Уже в 17 лет Третьяк в основе играл! А просидел бы на лавке, как я, — мог бы и закиснуть.

— Самый скандальный матч в истории советского хоккея прошел мимо вас?

— Вы о чем?

— 1969-й, ЦСКА — «Спартак». Когда Тарасов увел команду с площадки.

— А-а. При мне было. Тарас все правильно сделал. Петров забил, счет стал 2:2. Вдруг объявили: «Гол не засчитан». Это Наум Резников, сидевший с контрольным секундомером, сказал, что время вышло. Еще до броска Петрова.

— Для молодежи напомним — тогда команды в середине третьего периода менялись воротами.

— Да, десять минут отбарабанили — матч останавливается. Меняются. Мы одну секунду не доиграли. Так показывало на табло. Но судьи не на него решили ориентироваться, а на контрольный секундомер Резникова, который ЦСКА ненавидел. Я с этим столкнулся чуть раньше — на первенстве Вооруженных сил.

— Там что?

— Решающий матч с ленинградским СКА. Идет проброс. У нас Пашков на воротах. И он, и защитники провожают взглядом шайбу. Ждут свистка Резникова. А тот не реагирует. Нападающий СКА подхватывает, щелчок — гол!

— Засчитали?

— Да! Так первое место уплыло в Ленинград. Пашков этого Наума чуть клюшкой не убил! Вот и здесь мы из-за него чемпионство упустили.

— Полагаете, дожали бы «Спартак»?

— Почему нет? Физически мы были лучше готовы. Да и в остальном ни в чем не уступали. Спартаковское чемпионство в том сезоне — чистое везение.

— Ну и как Тарасов команду уводил?

— Когда после долгих разбирательств понял, что гол не собираются засчитывать, крикнул нам: «Уходим в раздевалку».

— А там?

— Сидели молча. Ждали, чем дело кончится. Время от времени хлопала дверь, мелькали большие начальники из спорткомитета и Министерства обороны. Сразу к Тарасову: «Вы что творите?! На трибуне все Политбюро во главе с Брежневым! Прямая трансляция!» В конце концов он подчинился приказу, минут через сорок мы вернулись на лед. Пропустили третью, и «Спартак» стал чемпионом.

— Толстиков, вратарь ваш, в тот вечер не выручил?

— Уже не помню. Кипер-то он средненький. Толмачев, на мой взгляд, посильнее. Еще у нас Антон Рагулин был. Но не задержался, как и его брат Мишка, который в нападении играл.

— Рагулины — уникальная семья. Три брата-близнеца!

— Да, все через ЦСКА прошли. Но только Саша стал звездой.

— Антона Рагулина с Третьяком не сравнить?

— Ну что вы! Небо и земля!

— Какие-то видеозаписи с вашими матчами сохранились?

— Ничего нет! Ноль! Даже не осталось кадров, как Альметова из хоккея провожали. Я хотел пересмотреть — в интернете не нашел. Позвонил знакомым телевизионщикам. Они покопались в архиве и ответили: «Нет такой пленки». Жалко.

Всеволод Кукушкин: «Вы графоман», — сказал я Тарасову"

Уход

— Вас ведь никто из ЦСКА не гнал?

— В том-то и дело! Подписался на сверхсрочную, год отслужил. Почти не играю. Иду к Тарасову: «Все, больше не буду сидеть, хватит...» — «Саша, потерпи, все потихоньку образуется. Ну, не могу я сыгранное звено разбить и тебя, молодого, поставить». Он сделал паузу — и продолжил: «Впрочем, как хочешь, так и поступай. Я бы посоветовал тебе в «Крылья» перейти».

— К Кулагину?

— Нет, он позже там появился, в 1971-м.

— Что ответили?

— «Я подумаю...» Тарасов хлопнул по плечу: «В любом случае в ЦСКА двери для тебя не закрыты. Если в другом клубе проявишь себя — верну».

— Тяжело было решиться на этот разговор?

— Нет. Ну а что терять-то? Сам понимал — мне уже 22, надо играть. Еще сезон просижу на лавке — загнусь. Ладно бы, во вторую сборную вызывали — хоть там бы практику получал. Но меня после одного случая не приглашали.

— Что за случай?

— В «Лужниках» играли ЦСКА и «Крылья». Я две шайбы забросил, после матча Тарасов говорит Кострюкову, который вторую сборную возглавлял: «Возьми Сашку». Как раз предстоял международный турнир с ее участием. Канадцы приехали, еще кто-то. На тренировках все нормально, претензий ко мне нет. А матчи начинаются — опять не выпускают. Я к Кострюкову: «Ну и что здесь сижу?» Тот будто ждал! «Ах, тебе не нравится?! — отвечает. — Все, свободен!» Поехал домой.

— Тарасов в книжке «Хоккей грядущего» по вам прошелся: «Смолин утратил боевой задор, читая в газетах не совсем умеренные похвалы себе».

— Да ну! Ерунда! Вообще не обращал внимания на то, что там пишут.

— Еще одна тарасовская фраза: «Нам пришлось отказаться от Смолина. Ему не хватило трудолюбия, силы воли, характера». В том же духе высказался Роберт Черенков: «Таланта у Саши было много. А характера — слишком мало».

— Характер, трудолюбие... Да в ЦСКА я пересидел! Когда ты на лавке — что можешь показать? Играли бы в то время в четыре тройки, как сейчас, — наверняка бы выходил с Блиновым и еще кем-то из молодых. А тогда всего три звена, причем в каждом асы, олимпийские чемпионы. Я считался десятым нападающим. Переодевался на матч — и в запас. Если кто-то сломается — выпускают. Если травм нет — так и сижу, смотрю хоккей. Ну, дадут иногда пару смен. Кажется, вот он шанс, да?

— Да.

— Но одно дело, когда с первых минут играешь. А тут промаялся два периода, уже пригрелся, ноги затекли, думаешь о своем — и вдруг: «Смолин, на лед!» Как ошпаренный вылетаешь, жилы рвешь, да мало что получается. Надо же вкатиться в игру, почувствовать шайбу, партнеров. Только освоился — сирена.

— Какой упущенный голевой момент и сейчас перед глазами?

— Играем со «Спартаком». Тарасов вот так в третьем периоде выпускает — и точно мне на крюк шайба ложится. Сразу же! Выскакиваю один на один, примериваюсь, уже вижу ее в воротах — и тут Макаров, защитник, дотягивается. Ткнул клюшкой — выбил у меня!

— Вот несчастье.

— Я к бортику за ней, со злости кому-то клюшкой жахнул. Получаю две минуты! «Спартак» в большинстве забивает — и матч выигрывает. На лавку приезжаю, Тарасов надо мной нависает: «Молодой человек, как же так можно?!»

Фото из личного архива Александра Смолина

Зависть

— Александр Гусев про вас говорил: «Где-то Сашку поприжали, придавили, а он парень открытый, бесхитростный. Не нахал. А иной раз и надо бы огрызнуться-то как следует».

— Понимаете... В том ЦСКА игроки прятали свое «я». А дальше как повезет. Один накосячит — но сходит с рук. Другого же наказывают, хотя вообще ни при делах. Я из второй категории. Все время в дураках. Как с гауптвахтой из-за случая на футболе.

— Интересное услышали от Виталия Ерфилова: «Беда Смолина в том, что перестал лезть на пятачок. А у Тарасова пунктик — «трусость». Даже Веню Александрова гнал в борьбу, который и так всех обыгрывал». Что-то в этом есть?

— Чепуха. В ЦСКА каждый знал: не полезешь на пятак, Тарас выдаст по полной и надолго отправит в запас. Это в сегодняшнем хоккее толкаются по углам. А у Тараса попробуй-ка туда заберись — сразу втык: «Понятно, для чего ты в угол заехал. Там не тронут. Но кратчайший путь к воротам — посередке. Так что давай без фокусов...»

— Он вам, кстати, интересен — нынешний хоккей?

— Не особо. Прямолинейный, силовой. Раньше был более зрелищный. А сейчас бросай, беги, долби.

— Ну и пятая версия. Юрий Морозов, легенда воскресенского «Химика», сокрушался: «С хоккеистами такого дарования, как Смолин, надо работать индивидуально. А их под одну гребенку».

— Ребятки, поймите! Мне в ЦСКА нужна была практика. Все, больше ничего не надо! Чем ты больше играешь — тем лучше идет. Мне с этим не повезло. Вот если бы отыграл стабильно в составе хотя бы пару месяцев и ничего не показал — какие вопросы? Сам виноват, надежд не оправдал. А мне не дали толком раскрыться. Знаете, что обидно?

— Что?

— Многие из тех, кто в подметки мне не годились, потом заиграли в ЦСКА, а некоторые и в сборной отметились. Они помоложе, дождались шанса, когда уже не такая острая была конкуренция. Волчковы, Труновы... А я на бобах. Иногда думаю — уж лучше бы в «Спартаке» оказался!

— Могли?

— Конечно! Начинал я в команде «Серп и молот». Играл с Сашей Якушевым за 1947 год. Как-то приехали «купцы». Меня в ЦСКА забрали, Сашку — в «Спартак». А попал бы и я туда, наверное, вся карьера сложилась бы иначе. Там-то заиграть было легче, чем в ЦСКА.

— Последний ваш день в ЦСКА?

— Сказал Тарасову, что уезжаю в Саратов. Принес заявление, он подписал. Дальше сдал форму, получил обходный лист. Все! Команда уже в отпуске была, ребята разъехались...

— Они-то знали, что вы уходите?

— Конечно. Я предупредил.

— Отговаривали?

— Нет. Ни один не попытался отговорить. Возможно, думали — уезжает, и хорошо. Одним конкурентом меньше. В такой ситуации каждый за себя. Еще и зависть, наверное, присутствует. Она ж повсюду. Во-о-он, лежит у меня книжка про Харламова. Там дядя Боря, его отец, вспоминает: «Смолин в юности был лучше Валерки, всех обыгрывал. Ну а что? Папа — большой человек, полковник...» Я прочитал — чуть кондратий не хватил.

— Что такого?

— Какой полковник?! Мой отец всю жизнь слесарем проработал, о чем дядя Боря прекрасно знал. Сижу и думаю — елки-палки, неужели он настолько завистливый? Не мог смириться с тем, что я играл лучше сына, вот про меня и наплел?

«В НХЛ он набирал бы по 150 очков каждый год». Сергей Макаров: возможно, лучший форвард в истории советского хоккея

Ошибка

— С Тарасовым-то позже встречались?

— Нет. Да и с ЦСКА ни разу не пересекался. И «Кристалл», и «Локомотив» — это первая лига. Ташкентский «Бинокор» — вторая.

— Что вас в Саратов-то понесло? Разве не могли в высшей лиге клуб найти?

— Варианты были. Но я боялся, что опять на лавку сяду. Без практики-то тяжело. Специально выбрал команду попроще — чтобы форму набрать, вернуть уверенность. Казалось, сезон отыграю и прорвет.

— Так и получилось?

— Да. Потом Кулагин принял «Крылья». Мне позвонил: «Саш, приезжай, хороших ребят набираю. Что-то должно получиться. Что ты в этом Саратове будешь сидеть? Давай Тарасову докажем!» Кулагин из ЦСКА забрал Анисина, Лебедева и Бодунова.

— Что ж вы? «Крылья» с Кулагиным чемпионами стали.

— Вот! Главная моя ошибка! Подумал: что мне в «Крыльях» ловить? Там до Кулагина команда-то была так себе. А в Саратове в институт поступил, платили хорошо. 300 рублей в месяц плюс премиальные. Больше, чем в ЦСКА! Прикидывал: годика три отыграю — квартиру купим... Не пошел!

— «Доказать Тарасову» — не аргумент?

— Аргумент! Сдурил я, сдурил... Следом вторая ошибка. В «Кристалле» — то играл лучше всех. Забивал много. Условия что надо. Сбил с пути Кострюков, главный тренер «Локомотива». Набрал: «Что сидишь в этой глуши? Жена с ребенком в Москве, ты в Саратове. Давай ко мне! Квартиру тебе сделаю...»

— Так нужна была квартира?

— Жили на Семеновской — деревянный дом прямо около метро. Трое соседей. Комнатушка крохотная.

— Печное отопление?

— Бак стоял, АГВ. Вот на это меня Кострюков и поймал. Как взглянул на мою комнатку: «О, переходи, квартиру получишь!» Я и купился. Свалил из Саратова.

— Дал квартиру-то?

— Нет! Обманул! Я быстро пожалел, что в «Локомотив» сорвался. Такая дыра! В Москве даже своего льда не было, тренировались в Электростали. На автобусе каждый день по два часа туда-сюда гоняли.

— Мучительно.

— Да и не тренировки у Кострюкова — одно название. Многие просто отбывали номер. Но его это не волновало. На лед вполглаза посматривал, в хоккейные тонкости не вникал. Я понял — в такой команде не то что ничему не научат. Наоборот, разучишься в хоккей играть!

— Жестко вы.

— Вот с Робертом Черенковым в Саратове отлично работалось. Классный тренер! Ко мне тепло относился. Я, например, кроссы ненавижу. Когда Черенков меня в Саратов заманивал, сразу его предупредил: «Если кросс — буду пробегать половину. Все десять километров — я пять...»

— Поставили условие?!

— Ну да.

— Неужели согласился?

— Еще бы он не согласился...

— Самый тяжелый кросс в вашей жизни?

— Доигрывал я в Ташкенте. Там жарища — 45 днем! Тренировал нас Андрианов, бывший защитник «Динамо», и Валька Григорьев. С которым мы в Саратове пересеклись. Я уже в Москве сидел. Думал, закончу с хоккеем. Тут звонок: «Это Григорьев!» — «Что тебе, Валь?» — «Приезжай в Ташкент. Поможешь нам». — «Да ты что? Черти куда ехать!» — «Лететь всего ничего, а зарплата — триста с лишним...» Посоветовался с женой — и рванул в это пекло!

— А вам никто кроссы уже не срезает?

— Бегали-то немного — но мучительно. Несемся по шоссе, ноги жжет. А тренеры за нами на автобусе едут, присматривают. Главное, с утра там нормально. А днем — ну просто невыносимо, не продохнуть...

«Пил прямо из горла, в холодильнике одна водка». Как чемпион Олимпиады умер от алкоголя в 22 года

Ташкент

— Стеблин нам говорил — деньги узбеки платили огромные.

— Хорошие. Про зарплату я сказал — но были еще премии.

— Сам Стеблин, играя за «Бинокор», числился продавцом в Центральном универмаге.

— Кем меня записали, не знаю. За второй частью зарплаты на завод ездил. Или на автобазу какую-то.

— Подпольных миллионеров в тех краях встречали?

— Да в Ташкенте никто не работал — а жили все от пуза!

— Может, это и был коммунизм?

— Кто его знает! Вот наш водитель автобуса. Как-то мы сдружились, позвал домой. Детей бегает человек семь. Женщины где-то отдельно. Усмехается: «Саш, я автобусом командую. Думаешь, мне деньги нужны?» Я понять не могу. Если не нужны — то для чего?

— Для чего?

— Объяснил: «У меня своя бахча! Я на этом автобусе дыни и арбузы перевожу...» Там деньги колоссальные! Приходишь в ресторан — сидят бабаи в халатах, из пиалы что-то тянут. У всех по карманам рассованы пачки денег.

— Игралось-то как в «Бинокоре»?

— Это смешно было. Принимаем СКА Новосибирск. Улетают — у них минус 35. Приземляются в Ташкенте — здесь плюс 40. Соблазны на каждом шагу. Шашлык — 25 копеек. Помидоры — пятачок. Конечно, расслабуха наступает. Ну и побеждаем.

— Потом вы отправляетесь в Новосибирск — и?..

— Там лютая зима — еще и открытый каток! Играли четыре периода по 10 минут. Кто не на льду, тот чаем отогревался в раздевалке. У каждого зрителя бутылка водки в рукаве, чтобы не околеть. Ясно, отштопали нас! Так и катались по этой Восточной зоне. Нижний Тагил, Тюмень, Орск...

— Самый чудной дворец или площадка, где играли?

— Новоуральск. Тогда — Свердловск-44, закрытый городок, где уран добывали. Каждому пропуск оформляли, чтобы туда проехать.

— Хотя и без пропуска никого не заманишь?

— Дыра дырой. Вот там задумался: «Куда я попал? Что здесь делаю?!» Мы играли на первенство Вооруженных сил. Отправили тех, кого не взяли в сборную. Я-то неизбалованный, ладно. А поехал и Венька Александров, и Моисей, еще кто-то из великих. Оттуда в Хабаровск полетели. Раем показался после этого Новоуральска.

Апогей тотальной ненависти. Самая жестокая массовая драка СССР и Канады

Завод

— Распрощались вы с хоккеем в 26. Уму непостижимо.

— После «Локомотива» прямо руки опустились. С квартирой прокатили, как игрок за этот дурацкий сезон все растерял. Понимал — в хорошую команду уже не позовут. Не тяну. Съездил на год в Ташкент — и закончил.

— Вернуть форму было нереально?

— Да куда там! Разобранное состояние! Физически не готов, еще и морально убитый. Лет в 19 мог бы наверстать. А в 26 — все, капут! Жаль, конечно. Но что поделаешь — судьба...

— Отправились на МЭЛЗ — электроламповый завод?

— Работать-то надо. Жена как раз на «лампочке» трудилась. Пойдем, говорит, к нам в цех. Монтажники хорошо получают. Взял трудовую — и туда. Кадровик смотрит: «Парень, ты зачем к нам пришел?»

— Что в этой трудовой?

— Запись за записью — «инструктор по спорту».

— Так и не взяли на МЭЛЗ?

— Сказали: «У нас при заводе команда — будешь ее тренировать». Там провел года четыре. Но платили скромно, рублей 160-180. Что это за деньги? Семья же! Устроили знакомые заниматься канализационными системами. С командировками уже побольше выходило. Однажды встречаю приятеля, говорит: «Пойдешь к нам, Саш? Будешь 300 получать!»

— Должность?

— Администратор в пивнушке на Даниловском рынке. Стоит там автомат. Бросаешь 20 копеек — наливает кружечку.

— Администратор — почти директор. А что делать?

— Вот я тоже спрашивал: а что делать-то? Отвечают: «Да сиди, присматривай за порядком...» А там же пивко — то один придет, то другой. Так и спиться можно!

— Кажется, Валерий Воронин туда частил.

— Нет, у него была другая точка, как ребята рассказывали. Тоже неподалеку. Где и вино, и пиво, и посуду принимали. А к нам нередко приходил артист Юра Кузьменков из «Большой перемены». Все вокруг поддатые. Ну и я тоже. Нет, думаю, надо с этой работы валить...

— Трезвое решение.

— Встретил Мишку, с которым еще за «Серп и молот» играл. «Саш, ты где?» — «В пивнушке. Надоело все». — «А давай к нам...» Так и пошел — по линии вентиляции, сигнализации. Устанавливали в жилых домах. Прямо рядом с домом контора. Так и проработал до пенсии.

— Людей из хоккея случайно встречали — приехав устанавливать сигнализацию?

— Нет. Зато из подъезда как-то выхожу — мебель таскают. Присмотрелся — что-то грузчик знакомый... Говорю: «Жора, ты?» — «Я!»

— Кто оказался?

— Георгий Савин. В «Спартаке» играл — и довольно прилично! Потом Витьку нашего встретил, Толмача.

— Вратаря Толмачева?

— Ага. Он на Водном стадионе открыл магазин. Люстры продавал. Вроде неплохо жил — а закончил трагически. Дочь зарезала.

— Слышали, друг детства, знаменитый футболист «Торпедо» Вадим Никонов пристроил вас на ЗИЛ.

— Чуть не пристроил. Меня и Витьку Еремина из ЦСКА. Тот играл технично, но как баба...

— Это как понимать?

— То здесь болит, то там. Поэтому Тарас его и не любил. Вадик Никонов позвал: «Хотите у нас за литейный цех поиграть? Летом в футбол, зимой в хоккей. Там приплачивают...» Давай! Но что-то не срослось.

— Снится вам хоккей?

— Не-а. Вот когда по телевизору смотрю — иногда накатывает, начинаешь вспоминать, анализировать. Думаешь: «В этом эпизоде я бы получше сыграл...»

— Когда последний раз с клюшкой выходили на лед?

— У-у... Давно! В конце 70-х. Еще на «лампочке», в заводской команде. Потом изредка катался — была во дворе коробка. Но уже не играл.

— Не тянуло?

— Предложили бы за ветеранов сыграть — я бы с удовольствием. Конечно, не сейчас — когда помоложе был. Знаю, «Легенды хоккея» востребованы, ездят по стране, денежки зарабатывают. Но меня ни разу не приглашали. А навязываться не люблю.