Сплит

— Вы дебютировали на Первом. Довольны, как все прошло?

— Никогда такими категориями не оцениваю собственный репортаж — доволен, недоволен... Это пусть зрители говорят! У меня опустошение — как всегда после эфира. 90 процентов нарытой перед матчем фактуры — в мусорную корзину. Тоже обычное дело.

— Досадно.

— Когда владение мячом 90 на 10 — каждая секунда опасна. Пауз нет. Вот и не потребовались заготовки ни под хорватскую команду, ни под нашу.

— По себе знаем — хорошие заготовки не пропадают.

— Отложил — еще пригодятся! Сработают!

— В стыках?

— Да хотя бы. А если на чемпионате мира в Катаре доведется комментировать матч с участием хорватов, мне уже будет легко. Провел большое исследование их сборной. Там ярчайшие биографии, у каждого фантастическая история — это поколение, которое выросло на войне!

— Что особенно поразило?

— То, что видел своими глазами, — их подготовка к матчу. С Ромой Гутцайтом приехали в гостиницу, где жил Нобель. Там же квартировали хорваты. Накануне игры устроили настоящий табор!

— ???

— Мамы, папы, тети, дяди, дети — все сидели в холле. Гоняли чаи. Игроки с ними. На десять минут ушли на командный ужин, затем вернулись. Часов до девяти вечера тусовались!

— До девяти — это ничего.

— Может, и дольше. Мы сами уехали ужинать. Под впечатлением — вот это европейский менталитет! Они выходят на поле играть, а наши — умирать.

— Каждый получил то, к чему готовился. Мы умерли, хорваты сыграли.

— Вот именно. Не в первый раз замечаю: иностранцы терпят поражение — их трагедия длится 12 часов. Потом продолжается жизнь. Проигрываем мы — все, катастрофа! Кто-то здорово написал в Telegram — мы воспитываем не играющих людей, а «умирающих за страну». А это другая история. Так было всегда — и нам не преодолеть!

— Спорт — больше чем спорт?

— Да! А победа — больше чем победа. Для хорватов же — обычная игра. Прошли 90 минут — и замечательно. В репортаже я об этом не говорил. Зато рассказал вам. До сих пор помню, как на одной из хоккейных молодежек в зону для интервью вышел главный тренер шведов Пер Мортс. Они, фавориты, срезались в полуфинале. Появляется с бананом в руке — как будто ничего не произошло! Спокойно отвечает на море вопросов. Ну, за бронзу — значит, за бронзу. Сильно меня удивил.

— В Сплите минут на пять вы с Гутцайтом пропали из эфира. Залило пульт. На стадионе дырявая крыша?

— Да. Этот «Полюд» по конструкции похож на «Фишт», один в один. Но качество... Полилось-то еще до матча, в первый раз коротнуло тогда. Во втором тайме дождь усилился — и телевизионная техника вышла из строя.

— В потопе ее можно за пять минут восстановить?

— Прибежали инженеры, накрыли пульты целлофановыми мешками, что-то покрутили. Включили какое-то реле. Все стабилизировалось, и нам отписали: «Вперед!»

— Током вас ударить могло?

— Едва ли.

— Евгений Ловчев, совершая побег из студии, сказал про качество игры нашей сборной: «Говно редкое».

— У меня такого впечатления не сложилось. Важно понять: мы слабее в индивидуальных качествах! Ну где у нас Модрич? Где Брозович? Эти двое сделали всю игру! Нам еще повезло — пошел дождь! На нормальном поле хорватам было бы легче.

— Раскатали бы?

— Наверняка. Они действительно потрясающие. А Модрич — гений. Даже в такую погоду умудрялся играть в пас. Мы же просто пуляли мяч. Вырвать ничью могли только за счет командных действий. До 81-й на этом и держались.

— Кто-то удивляется нелепой срезке Кудряшова. А нам человек из «Сочи» сказал: «Федя — футболист так себе. Крайне медленный».

— Карпин хочет играть в атаку. Но это нереально, когда на позиции крайнего защитника выходит Кудряшов! Там нужен исполнитель с иным набором качеств. Если ставишь Федора, о какой смелой игре тут говорить? Он ценен другим, на мой взгляд. И в Сплите хороший матч провел. До этого рока.

— Главный вопрос к Карпину по итогам матча?

— Почему не подстраивались под соперника, который объективно сильнее? Почему не выбрали контратакующую модель игры? Рисковать-то надо было хорватам — не нам! Возвращаясь к сборной Черчесова — не должно быть к игре нареканий, если она дает результат!

— Это справедливо.

— Мне важнее результат, а не процесс. Он прекрасен лишь при условии, что заканчивается победой. Как у Гвардиолы. Ну не можем мы так играть, зато способны набирать очки. О чем думать? Куда бы бежал Ловчев, если бы сгоняли 0:0? Да все были бы счастливы!

— Вам не кажется, что Валерий Георгиевич как видел все по-своему, так и видит?

— Главное, что я вынес из интервью Карпина, — у него разбились иллюзии. Он был уверен, что понимает футболистов. А они его слышат. Будут играть смело. Сейчас у Карпина колоссальное разочарование. Не столько в игроках, сколько в своих обманутых надеждах. Думал, методы работают, оказалось — нет!

Матрица

— Когда на следующий день к вам в «Коммент.Шоу» пришел Карпин, наверняка до эфира представляли, каким он будет. Скорее готовы были к обещаниям «дать в табло», чем к тому, что увидели?

— Ну нет! Возможно, Карпин и был бы таким, как вы описали, если бы сидел перед незнакомыми людьми. Реакция была бы ершистая. Да и здесь накатывало! На некоторые вопросы отвечал колюче! Но он пришел в комфортную обстановку, и это многое решило. Не ожидали, что будет такие вещи говорить.

— Его искренность поразила не только вас. Кто-то считает, что тренер сборной не должен позволять себе подобные проявления слабости.

— Это я и хотел подчеркнуть, когда через неделю Карпин снова к нам пришел. Второе мнение появилось в ответ на его рефлексию. Некоторые справедливо увидели совсем другое — что фокус с ребят он перевел на себя. Но именно игроки — причина! Может ли об этом говорить главный тренер перед стыками? Может ли сомневаться перед такими матчами?

— Вот вопрос.

— Он человек с эмоциями. Нужно ли это знать игрокам? Публике — да. Она Карпина обожает. Потому на меня и вылилось столько всякого за интервью. За вопросы, манеру, интонацию.

— Занятно.

— Оказывается, с Черчесовым можно и нужно разговаривать неудобно. А с Карпиным нельзя. Такая сейчас матрица. А я считаю, репортер обязан относиться ко всему критически! Черчесов и Карпин — разные, но занимают одну должность. Обожание превращает человека в памятник. Точно знаю: те, кто сейчас носит Карпина на руках, отвернутся первыми. История с Черчесовым все показала. Я хочу, чтобы у Карпина получилось. Чтобы сборная поехала на «мир». Чтобы Валерий Георгиевич стал сильнее.

— Вы добрый.

— Я спокойно живу со словами Цветаевой: «Каждый раз, когда узнаю, что человек меня любит, — удивляюсь. Не любит — удивляюсь. Но больше всего удивляюсь, когда человек ко мне равнодушен».

— Если бы Карпин ушел, не дожидаясь стыков, — до конца жизни, как Ярцева, преследовала бы история: «Убежал, убежал...»

— Не знаю! Меня поражает, сколько в истории Карпина параллелей с историей Златко Далича. Вы в курсе, как он возглавил сборную Хорватии?

— Должно быть, при драматических обстоятельствах.

— Более чем! Об этом стоило бы рассказать в репортаже, но как-то не вписалось. До октября 2017-го тренером был Анте Чачич. Последняя игра с Украиной — хорватам обязательно надо победить, чтобы попасть в стыки. И Давор Шукер, босс хорватского футбола, решил Чачича уволить. Назначил Далича. Перезагрузка. На одну игру!

— Вот так фокус.

— Главный фокус в том, что познакомился Далич с футболистами в аэропорту. Летят в Киев, выигрывают. Проходят Грецию, попадают на «мир». И добираются до финала. Когда ехали на чемпионат мира, у Далича не было действующего контракта, но все сработало! Я к чему?

— Вы к чему?

— Вот сейчас Карпин понимает, что ничего с командой не сделает — нужен перезапуск. Свежий взгляд, который позволит нам выиграть два матча. Может он так рассуждать? Вполне!

— Зная Карпина — пожалуй. В интересах отчизны-то.

— Исключительно в интересах отчизны! Тут вопрос не личный. У Далича в такой ситуации сработало.

— Валерий Георгиевич остается. Сумеет что-то переломить в сознании футболистов?

— Откуда ж я знаю? Надо что-то изменить в себе! И мне нравится, что Карпин это понимает. Ведь факт — в футболе и хоккее из больших игроков тренеры выходят крайне редко. У них в ДНК заложен класс. Для них сыграть — процесс естественный. Ну какой тренер из Гретцки? Куда подевались Марио Лемье, Марк Мессье, Герд Мюллер, Алан Ширер?

— Как это связано с Карпиным?

— Карпин — суперфутболист. Сильнее любого из нынешнего состава сборной. Сегодня там нет футбольной фигуры его масштаба. Ему сложно понять, что нынешним игрокам надо объяснять, как принимать мяч. Но Карпин, кажется, ищет метод. Это важно.

Выволочка

— На «Матч ТВ» Карпин был главным редактором футбольных трансляций. Каким поступком вас лично удивил?

— Знаменитой историей с Георгием Черданцевым. Когда обсуждал прилюдно его репортаж. Это было так... Сильно! Черданцев — явление в нашей профессии.

— Бесспорно — фигура.

— В зале были все, включая молодежь. И вдруг такое. Публичная выволочка... Впрочем, это и выволочкой не назовешь — Карпин просто говорил: «Посмотрите, что происходит». Притом что с самого начала сказал: «Ничего не понимаю в вашем ремесле». Да и странно было бы, если бы Валерий Георгиевич начал нас учить комментировать.

— Так чему же учил?

— Видеть футбол! Объяснял, что не надо говорить.

— Например?

— Удачно подали угловой — мы восторгаемся: «Какая же домашняя заготовка!» Карпин сразу осаживает: «Никакой заготовки. Просто попал в голову. Команда не работает на стандарте, это видно по расстановке. Зачем выдумываете?» Действительность проще!

— Это было правильно — так обойтись с Черданцевым? Ситуация довольно противная.

— Мы потом прикидывали: каждый из нас как бы себя повел? Кто-то считает, что такие вещи надо говорить один на один. Но я воспитан в командной игре. Мне кажется — почему бы нет? В зале не было «дедов», «духов», еще кого-то — только комментаторы. Карпин показал: все ошибаются!

— Черданцев-то не простил.

— Не простил.

— Валерий Георгиевич осознанно выбрал такую фигуру?

— Думаю, нет. Хотя... Он смотрел наши репортажи. Та деталь, о которой говорил, бросилась ему в глаза. Вот и сфокусировался. Но, возможно, это был психологический трюк со стороны Карпина — показать, что для него все равны. Прав ли он? Каждый по-своему ответит.

— В вашей жизни была жесткая выволочка?

— Две. Первая — интеллигентная. Но я чуть не застрелился.

— Что случилось?

— В 2009-м доверили финал Лиги чемпионов. По разным причинам другие кандидатуры отпали, ну и предложили: «А давайте Казанского?» Я всего три года в профессии, даже не на «Плюсе» — вообще! И получаю главный финал!

— Это мощно.

— Понимал — не заслужил. Что сроком службы, что уровнем своей работы. Возвращаюсь с игры, думаю — вроде ничего. Заходит Анна Дмитриева: «Молодец. Нормальный репортаж. Но если бы добавил туда науки, футбола...» Так спокойно меня — ба-бах!

— Реакция?

— Ушел в депрессуху на неделю. Понял: все, я мимо проехал. Ни черта не смыслю ни в профессии, ни в игре.

— А вторая выволочка?

— В январе 2006-го я только переехал в Москву, а уже в июне работал на чемпионате мира. Обычно у бригады есть базовый город, тогда им стал Мюнхен. А нескольких особо одаренных рассылают в разные места. Чтобы там готовили сюжеты. Я попал в эту категорию — «одаренных».

— Куда отправились?

— В Бонн. Надо было самому искать темы для репортажей. В первый же день — открытая тренировка сборной Японии. Отснял сюжет, перекинул в Мюнхен. Страшно доволен собой: за два часа смастерил! Тут звонок от Васи — и ка-а-к дал: «Кому нужна эта Япония?! Что за тема?» Помолчал — и добил: «А свою интонацию слышал? Ты будто сказку рассказываешь!» Поток ада минут на пять.

— По делу?

— Да, наука. Важная и вовремя. Потом размышлял — первый чемпионат мира, первый сюжет. Как бы себя повел на месте Васи?

— Так как же?

— Сказал бы: «Ты молодчик!» А дальше аккуратненько. Как Анна Владимировна. Он же сразу припечатал. Его стиль.

— В каком-то интервью вы вспоминали свой первый финал Лиги чемпионов: «Тогда я понял — надо все делать по-другому. Вести себя, готовиться к репортажам, работать». А конкретнее?

— Мне казалось — можешь набить руку просмотром матчей. Чем больше увидел, тем круче становишься. Но это вообще не так работает! За одну игру ты способен понять больше, чем за десять, если смотреть глубже, а не шарить глазами по поверхности. Ну и эффект присутствия. Есть у нас такое понятие.

— У нас тоже.

— Надо, чтобы зритель чувствовал — он сидит рядом с тобой! Это уже из категории высшего пилотажа. Про какой-то мой репортаж Вася сказал: «А что мы тебя посылали? Так и из «Останкино» отработать можно». Я озадачился — как же быть-то? Ну представьте: идет картинка, а ты рассказываешь: «В это время...» Нельзя!

— Тогда как?

— Вот и я ломал голову: как? Пытался раскидать увиденное в репортаже. Выезжал на словарном запасе. И все-таки думал: «Нужно уходить в репортеры, в зону комфорта. Спокойненько ковыряться, делать сюжеты минутки на три».

— Карабкаться на Шуховскую башню в Полибине — как когда-то на липецком ТВ...

— Вот-вот!

— Один из нас недавно забрался. Рискованная штука.

— У-у, я стендап записывал — спускался по шаткой лестнице внутри башни. Говорил в камеру: «Сейчас с лестницы свалюсь — и вы все это запомните...» Жуткие впечатления! Башня меня, кстати, и запустила в профессию. С сюжетом о ней в 1999-м дошел до финала всероссийского репортерского конкурса. Как там башня-то, стоит? Замок рядом разрушается?

— Башня стоит, пошатывается. Замок осыпается.

— Значит, все, как двадцать лет назад.

— Вы рассказали, чему научились у Карпина. А чему можно научиться у Черданцева?

— У Юры-то... Эмоциям не научишься! Они либо есть, либо нет! Зритель всегда почувствует, если фальшивишь. А репортажи Юры сотканы по большей части из эмоций. Узнаваемый стиль, лексика. В моей профессии есть люди, у которых учиться невозможно.

— Кто?

— Да тот же Юра. Не было учеников у Маслаченко, Гимаева. Они сами по себе в профессии. Их уникальность не поддается классификации! Как использовать приемы Гимаева? Я не знаю!

— Будет карикатура.

— Именно. Сразу оговорюсь — они с Черданцевым не через запятую. Но его репортажи тоже сами по себе. Там внутри сложно найти моменты, чтобы препарировать их и понять, как устроен репортаж. В этом уникальность стиля.

Окуджава

— Почему репортаж из Сплита вы начали со стихотворения Окуджавы?

— Знаете, откуда этот ход украл? Из «фифы»!

— Компьютерной игры?

— Да. Тогда «фифу» озвучивали Вася и Розанов. Не помню, какой год, играю я давно. В том сезоне Вася читал Бродского. «Изо всех законов, изданных Хаммурапи, самые главные — пенальти и угловой». Потом острый момент сопровождал: «В небе ночные ведьмы!» Блеск.

— Помним-помним.

— Я подумал: круто же! Насколько поэзия заходит! Короткая, емкая фраза. Сам попробовал перед репортажем дать четверостишие. Так и стало моей фишкой. Но я не схожу с ума. Не каждый репортаж надо начинать со стихов.

— От чего зависит?

— От значимости. Стихотворение — эпиграф к игре. Я, как учитель русского языка и литературы, понимаю, насколько это важно. Ты прочитал первые строки — и уже ясно, что будет дальше. Откровенно говоря, на стихи у меня плохая память. Просто чудовищная.

— Приходится выписывать?

— Да. Зато помню, у кого какое настроение можно поймать. Лезу в конкретные томики. Перед Хорватией искал у трех авторов.

— Угадаем. Пастернак?

— Точно! Еще Цветаева и Окуджава. Многое перелопатил, пока не наткнулся на «Святое воинство». Даже песня такая есть.

— Давайте же напомним строчки.

— «Совесть, благородство и достоинство —
Вот оно, святое наше воинство.
Протяни ему свою ладонь,
За него не страшно и в огонь.
Лик его высок и удивителен.
Посвяти ему свой краткий век.
Может, ты не станешь победителем —
Но зато умрешь, как человек».

— У Пастернака альтернативы не нашлось?

— Была альтернатива. Приберегу для следующего репортажа.

— Хоть раз слышали от коллеги или начальства: «Денис, что за ерунда? Не выпендривайся!»

— Никогда. Да, кто-то иронично относится. Но зрителям такие заходы нравятся. Я не перебарщиваю! Начинать матч «Адмирал» — «Нефтехимик» с Цветаевой смешно и нелепо.

— Какие у вас стихи в голове под сегодняшнее настроение?

— Я не настолько погружен в поэзию. Здорово, что сейчас в YouTube огромное разнообразие бесед. Недавно попал на такую, что два раза пересмотрел.

— Это что же было?

— Проект «Ещенепознер», изумительное интервью со Стояновым. Он гений. А еще греет, что похож на Юрия Альбертовича. Одно лицо! Что внешне, что в интонациях. Стоянов рассказал, как бывает перед спектаклем. Можно хорошенько выспаться. Выпить кофе. Почитать газетку. На обед заказать прекрасный стейк. Отключить себя от мира. Выйти на сцену — и сыграть... дрянь!

— Знакомая история.

— А чаще получается, что ты с утра начинаешь забег. Туда, сюда, везде не успеваешь, застреваешь в пробке, отрывается пуговица... Влетаешь на сцену — играешь блистательно.

— С вами такое бывает?

— Часто! А стихов у меня сейчас в голове нет. Совсем другое.

— Что тревожит?

— Надо успеть ревакцинироваться. Куча встреч в Москве. Быт.

— Кроме Стоянова — какое интервью за последнее время зацепило?

— У «Ешенепознера» фантастическая беседа Крымова, Норштейна, Клеймана и Звягинцева. Роскошь об искусстве. И Игорь Растеряев. А у «Скажи Гордеевой» — Андрей Бурковский. Мы знакомы, в хоккей вместе играем. Интервью даже по форме ярко сделано — сгоняли в его родной Томск, там многое сняли. А ключевая мысль — у нас очень высокий уровень самоцензуры.

— Согласны?

— В чем-то. Парадоксально — все это говорилось, когда Андрей уволился из МХТ.

— На днях вернулся.

— Да. После смены руководства. А я смотрел запись, когда ушел с «Матч ТВ». Вот совпадение!

Черчесов

— Расскажите же случай — когда весь день наперекосяк, вбегаете в студию и все вдруг получается?

— Это интервью с Черчесовым!

— Надо же.

— Тот день у меня был совершенно дикий. Ничего не успевал, куча семейных хлопот, весь издергался. Влетел минут за десять до эфира — и понеслось!

— Как полагаете, зачем Черданцев нам сказал, что это была тонко спланированная режиссура?

— Понятия не имею.

— Не было «режиссуры»?

— Абсолютно! Черчесов не знал вопросы, которые я буду задавать.

— Всегда чувствуешь, когда человек напротив вот-вот даст по физиономии. Есть флюиды. Было ощущение, что еще чуть-чуть — и Черчесов сорвется именно в такой форме?

— Ха! Нет!

— Был под контролем у самого себя?

— Вполне.

— Что стряслось в первой рекламной паузе?

— Я не буду рассказывать. Это кратковременный хайп — да, уже год прошел, но все равно... Случилось — и случилось.

— Не вдаваясь в подробности — это было грубо?

— Достаточно.

— Вы внутренне простили Станислава Саламовича?

— Конечно! Слушайте, о чем вообще говорить? Какие могут быть вопросы?

— Не всегда прощаешь людей, которые хамят.

— Нет-нет-нет. Я проделал свою работу. Он отвечал так, как хотел. У меня после было другое переживание.

— Какое же?

— Думал — вот буду теперь «человек одного интервью». Меня пугают такие вещи. Бывают же актеры одной роли!

— Есть люди, с которыми отработаешь раз в подобном стиле — и навсегда оказываешься в лагере их врагов. Сейчас вы для Черчесова на стороне чужих — как думаете?

— Мне кажется — нет.

— Позже общались?

— Мельком. Не показалось, что стал для него врагом.

— Его номер телефона у вас есть?

— Нет. А мне и не нужен.

— Честно скажите — Черчесов вам неприятен?

— Мы не друзья! Я никогда не думал о Черчесове такими категориями. А насколько он мне неприятен по человеческим качествам... Люди разные, и я должен спокойно их воспринимать.

— Двухнедельное путешествие в его обществе стало бы для вас испытанием?

— О, было бы интересно! Такое приключение!

— Отчаянный вы человек.

— В этом смысл нашей профессии. Я репортер, и мне нравятся наблюдения. Ты собираешь образы, сталкиваешься с яркими людьми. Что, конечно, обогащает твою жизнь. Черчесов, безусловно, явление! Возможность взглянуть на мир его глазами — это круто.

— В «Коммент.Шоу» его звали?

— У нас гостями в основном занимается Нобель. Я приглашал Черчесова на подкаст с Сычевым.

— Когда?

— Сразу после того эфира. Черчесов снял микрофон, я сказал: «Станислав Саламович, приходите к нам с Димой!»

— А он?

— «Я вас смотрю — но пока не приду. Мне нечего сказать». Ну, нечего и нечего. Прощались-то мы нормально.

— Сегодня вопросы к Черчесову остались?

— Нет. На последний он и выдал тираду про «полевого командира»!

— Ого. Как мы такое не запомнили.

— Я находился в Питере. Еще Евро шел. Вижу — ведущий пресс-конференции зачитывает вопросы из телефона. Отправляю свой: «Задай, пожалуйста».

— Как сформулировали?

— «Вы сказали, что на госдолжности. Получается, вы чиновник. Когда футбол перестал быть спортом, а тренер — тренером?» Черчесов начал говорить, что не разделяет понятия страны и государства — и вышел на образ полевого командира... Так что на сегодняшний день вопросов к Черчесову у меня не осталось.

— Многие после той пресс-конференции поняли, что с Черчесовым — всё.

— Да.

— Вы тоже?

— Конечно. Здесь произошла серьезная драма! Мне кажется, мы тогда разочаровались не в тренере. Меняли-то не его, а личность! Требовалось именно это. Вы можете представить, что Черчесов выводит сборную в стыки и точно так же играет с хорватами?

— Да запросто.

— Вот! Но тогда возник неприятный момент для Черчесова как для человека. Потому что сборная потеряла интерес болельщиков. Что сделал Карпин? Резко перевернул эту ситуацию. В «Юнайтед» была похожая картина.

— В смысле?

— Моуринью — Сульшер. Жозе, несмотря на титулы, отравил все вокруг. Народ перестал болеть. Да и внутри команды происходило что-то ненормальное. И позвали Сульшера, который возвратил зрителей на стадион. В нашей сборной то же самое! Меняли не тренера Черчесова — человека. В этом и драма.

— Какая черта вылезла на той пресс-конференции особенно выпукло?

— Самоуверенность и неуязвимость. Думаю, народ требовал покаяния, а его не было. Ну и свойственная Черчесову риторика: «Я сделал все, что мог, тренировочный процесс был правильный. Ребята, ко мне какие вопросы?»

Ургант

— Вы сказали, что Стоянов — гений. Последняя встреча с гением в вашей жизни?

— Иван Ургант! Настоящий гений — что он делает с эфиром, с профессией! Это феноменально. Такого больше нет.

— Какой эпизод поразил? Слово, секунда?

— Первая же встреча! Вышел потрясающий диалог. Стою в гримерке, жду. Мне сказали, Иван придет, до эфира у нас будет несколько минут. Появляется: «Здравствуйте, Денис». Смотрит на меня: «Прямо вообще?» Отвечаю: «Вообще!» — «Понятно...» Все, поговорили.

— Это о вашем внутреннем состоянии перед эфиром?

— Да какое «внутреннее состояние»? О нашей сборной! Я же только-только из Хорватии прилетел. Вскользь обсудили то, что будет внутри, и Иван пошел работать. Я смотрю его программу, мне очень нравится жанр. То, что Ургант делает здесь, Джеймс Корден в Америке... Это прямо у-ух!

— Чувство юмора что надо?

— Невероятное. Гениальное. Что особенно важно в нашей профессии — стремительная реакция!

— Это не натренировать?

— Для меня тоже большой вопрос. К нам в «Коммент.Шоу» приходили Шац и Мартиросян. Шутят, не прикладывая усилий! Реагируют моментально! Думаю: как же у них мозг устроен? Может, это натренировано? Практикуется? Я допускаю! Но где такие университеты? Как-то структурируешь шутки — где «добивка», где «забивка». Иван же в этом плане — космос!

— Приходите вы к нему в программу — действительно дрожи в ногах ноль?

— Как это «ноль»?! Конечно, волнуюсь!

— Еще и шутить надо без передышки.

— Вот такого настроя у меня не было. Когда приходишь с заготовленными шутками — всегда беда. Сразу чувствуется! А там нужен был разговор. Который мог и в другую сторону повернуться. Если на эфир идешь с задачей пошутить — значит, хочешь показать себя. Мне кажется, это долго не живет. Неинтересно.

— В гостях у Урганта выглядели блистательно. Арендовали «троечку»?

— Это мой костюм. Купил в Англии.

— Когда-то самой дорогой вещью в своем гардеробе назвали какую-то куртку.

— Да, Гимаев помогал выбрать в Монреале. Купил два «гуся канадских» — себе и жене. Ничего дороже не было. Качество! Супертеплые и породистые куртки. Никакой мороз не страшен. Съездил этот «гусь» со мной в Воркуту, Норильск, узнал, что такое минус сорок пять...

— Смокинг для «ЧГК» у вас свой?

— Да. Лишь на первой программе был арендованный.

— Кроме этой передачи, смокинг надеть некуда?

— А куда еще? Кстати, смокинг — штука недорогая.

— Шили на заказ?

— Нет, что вы! На заказ стоило бы огромных денег!

Байкал

— С кем из ваших телевизионных знакомых можно говорить про Окуджаву и быть понятым? Это ведь фигура противоречивая.

— Да со всеми! Трушечкин, Шмурнов, Шмельков, Журавель, Кривохарченко... Время уже сделало Окуджаву памятником, и не осталось никаких противоречий.

— Любопытно было бы послушать ваш разговор со Шмурновым — об Окуджаве. Станет ли горячо.

— Александр Иванович — интеллектуальный человек. Категоричный в оценках — это да. Но уровень образования — высочайший!

— Объехал кучу стран. А вы чьей смелости в проведении отпуска поражаетесь?

— Александр Иванович даже знает точно, сколько стран — 70! Как-то Кривохарченко с Моссаковским летали в Латинскую Америку к каким-то шаманам. Ну и я бы рванул. Почему нет?

— Самое удивительное приключение, которое настигло вас в отпуске?

— Расскажу историю, которую никто не знает. Зато со мной она на всю жизнь. Лет шесть назад играли в хоккей на Байкале. Ночная лига тогда устраивала покатушки. Мы приехали командой журналистов, артисты, «Легенды СССР»... Коробку собирались сделать в Листвянке, но лед оказался не очень устойчивый. Поэтому увезли куда-то далеко-далеко. Садимся в катера на воздушках, идем несколько километров по Байкалу.

— Вкусно как рассказываете.

— Даже бортики изо льда — красотища! Стоит ледяной бар, водка. Какой-то разлив. Вдруг из ниоткуда появляется мужик. Будто из воздуха. «Здравствуйте!» — «Здравствуйте». — «Нальете?» А у нас все бесплатное. «Ну давай!» Наливаем — он поражен. Говорит: «Пойдем ко мне в гости?» Буквально через три фразы. Мне интересно: «А где вы живете?» «Да тут, — отвечает. — За углом». Озираемся — вообще не видно домов вокруг. Тем более углов. Ладно, пойдем.

— Вы маэстро оптимизма.

— Нас четверо и этот дядя. Идем-идем. Действительно, заворачиваем за какой-то угол. Там крошечное поселение. Рассказывает, не оборачиваясь: «Вот тут у нас три семьи». Согнувшись, заходим в его домик. Я очень брезгливый — а там дикая антисанитария!

— Чего ж вы хотели.

— Ничего грязнее в жизни не видел! Может, только в ЮАР, в Соуэто. А дядька счастлив: «Ребята, вы добрые! Я вам сейчас омуля пожарю!» Вытаскивает какую-то закопченную сковородку — ну, ужас...

— Со следами предыдущего омуля?

— Ага. С присохшими кусками. Достает рыбу посвежее — начинает чистить, жарить. Мне уже дурно. Озираюсь: книг довольно много... Хозяин, оказывается, какой-то метростроевец, работал в Москве. Потом переехал в Иркутскую область и остался. Кто-то из наших спросил: «Дед, а что беспокоит?» Он оторвался от рыбы, задумался — и выдал: «Обама и проститутки».

— Неплохо.

— Мы не стали тему развивать — ну, беспокоят и беспокоят. А он вдруг оживился: «Пойдемте, покажу вам художественную галерею!» Тут-то мы обомлели. Это что за новости? Накидывает тулуп: «Пошли, пошли!» Выходим. Снега по грудь. Зима, Байкал! Пробиваемся метров пятьдесят — двухэтажный дом. Внутри фантастическая художественная галерея! Картин тридцать!

— Крупные?

— Гигантские полотна всех сортов. Портреты, натюрморты.

— Какая-то мазня?

— Наоборот — очень хорошо написанные!

— Откуда?

— Ходим, смотрим. Я потрясен. Отец у меня был декан худграфа, в живописи чуть понимаю. Вижу — это уровень. Ребята в безмолвии. А мужик усмехается: «Жил здесь художник из Петербурга. Разочаровался во всем. Приехал к нам сюда, несколько лет все это писал. Потом пришел в себя — и вернулся в Питер».

— Картины оставил?

— А куда их везти? Вот посреди этого «ничего» — гигантская художественная галерея, которую наш новый друг и охраняет. Незабываемо.

Галицкий

— Вы говорили, читаете одновременно несколько книжек.

— Так и есть.

— Какие сейчас?

— Перечитываю Бабеля, «Конармию». Купил «Избранные статьи Джеффа Безоса: Мечтай и изобретай». Его послания акционерам в разные периоды становления компании.

— Увлекательно?

— Очень!

— Значит, две?

— Нет. С гигантским трудом пробиваюсь через книгу, которую посоветовал Галицкий. Называется «Инноваторы».

— Про что?

— Про людей, которые придумали компьютер. Полудокументальная, не художественная. Но идет тяжело! По две-три страницы в день! Есть и четвертая книга. Читал Безоса, там в середине сноска. «Гении и аутсайдеры. Почему одним все, а другим ничего?» Научное исследование — из какой среды вырастают гении. Что предопределяет их появление. Общество? Год рождения? Время рождения, месяц? Это интересно! Вот такой набор.

— Разве Галицкий в последнем, всем памятном эфире советовал книги?

— Впервые он рекомендовал эту книжку, когда говорил с Лизой Осетинской. Я вспомнил про «Инноваторов», после нашего эфира подошел, спросил: «Что еще посоветуете?» Назвал какую-то, Галицкий оживился: «Нет-нет, бери «Инноваторов». Дико интересно!» Ну, ладно, думаю. Раз сказал — надо почитать.

— Мы в Галицком понять не можем одну фразу: «Никогда не приглашу на работу человека с MBА. Скорее возьму без образования вообще». Есть что-то, чего в хозяине «Краснодара» не понимаете вы?

— Для меня все его поступки логичны. Хотя мог бы сказать — не понимаю убежденности Галицкого, что процесс важнее результата. Все-таки что-то должно быть в его президентском кабинете. Кроме всеобщего признания. «Краснодару» нужен трофей.

— Сам Галицкий это понимает?

— Я же не могу залезть ему в голову! Но мне понятно, почему он так говорил. Почему построил стадион, парк. Почему хочет переделать город. Даже почему не купил «Кубань», а создал новый проект. И почему расстался с «Магнитом».

— Может, основная проблема «Краснодара» в том, что главным тренером там много лет служит Сергей Николаевич?

— А я не вижу в этом проблемы.

— Какой яркий ответ.

— Клуб частный — владелец должен быть внутри этой политики. У нас был на подкасте Мурад Мусаев, и мы спрашивали: «Как Галицкий влияет на состав?» Вы помните, что ответил?

— Что?

— «Никак». Хотя, разумеется, влияет! Так или иначе. Не впрямую. А в философии. Опять же это история Галицкого, я не вижу проблем! Как не вижу проблемы в том, что не хочет брать на работу людей с MBА. Человек без диплома может оказаться специалистом куда круче. У вас в газете никто же не говорит — «будут работать исключительно выпускники журфака»?

— Пока не слышали.

— А могли бы сказать?

— Запросто.

— Вот! Ведь полно журналистов с другим образованием.

— Или без высшего — как Уткин или Розанов.

— Да, они с незаконченным. А оба в нашей профессии — великие. Глыбы. Есть что-то важнее диплома.

— Галицкий не давал интервью два с половиной года. Как вытащили?

— Нобель!

— Всё на личных связях?

— Только так. Да и Галицкий нас четверых знает хорошо. Интервью вышло исповедальное, сразу рассказал о болезни. Сам выстроил первую часть, весь тон разговора. Я вообще с вопросами не лез!

— Можно понять.

— Мне было тяжело. Ощущение, что присутствуешь на исповеди. Не стоит лезть в душу еще глубже. Не скажу за парней, но лично я выбросил все свои вопросы.

— До эфира вы не знали, что Галицкий болен?

— Нет.

— Нобель знал?

— Понятия не имею. Мы ничего не оговаривали.

— Услышанное стало шоком?

— Что Галицкий это произнес в эфире — да. Слухи-то долетали, почему он не появляется на матчах... Но чтобы под запись сказать?

— Было чувство, что сидите напротив больного человека? Выгоревшего изнутри?

— Нет! Мы до интервью общались, после — даже намека не было. Он невероятно сильный. И позитивный.

— Какой вопрос Галицкому не задали — и время спустя жалеете?

— Да нет такого. Частности, которые после услышанного, терялись. Мне казалось: не надо. Хотя... Вы не представляете, как Галицкий загорелся, когда после эфира я начал расспрашивать о книгах! Я такого не ожидал!

— Стоило бы поинтересоваться при камерах?

— Да. Настолько захватывающе рассказывал! Я подумал: эх, упустил момент. Но когда слышишь, что человек серьезно болен, и вдруг спрашиваешь: «А что вы читаете?» Не то.

Уход

— Ваш уход на Первый позволяет остаться и в «Коммент.Шоу», и в подкастах с Сычевым?

— Да. Ничего не меняется. Никаких условий со стороны Первого канала не было. Это важный момент, обговорили сразу.

— Вы тот редкий человек, который ушел с «Матч ТВ» без обид?

— Я — да. Что было у нас на «последнем танце» — там все и останется.

— Как выглядел «последний»?

— Я же не просто взял трудовую и откланялся — был разговор с Тиной и Тащиным. Вот что я там услышал — говорить не стану. А с моей стороны — какие могут быть обиды?

— Любому важному шагу предшествует «последняя капля», она многое решает. Какая у вас?

— Не хочу об этом. Неправильно! Мы все видим, что происходит сейчас. Какое направление выбрал «Матч». Я об этом не догадывался — знал. Вот и все. А параллельно появилось предложение с Первого.

— Вы обронили, что сразу отправили SMS Тине и Тащину. Как сформулировали?

— «Хочу поговорить с вами». Приходит ответ: «О чем? О том, что будет больше работы?» — «Как раз нет, не об этом...» Разговор состоялся в ту неделю, когда оба получили статусное повышение. О чем я даже не подозревал. В понедельник им написал, в среду объявили, что они стали «топами», в пятницу мы встретились. А за пару недель до меня еще и Нобель уволился. Публика увязала все в одну цепь. Но это не так.

— Связи никакой?

— Вообще! Разные истории. Я не знал, что Нобель готовит. Вдруг увольняется! Я ему набрал, поболтали. Но он был не в курсе, что я скоро отправлюсь следом! А знаете, что самое смешное? На то интервью с Мамаевым мог поехать и я. Но ряд причин увел от этого разговора.

— Не считая Тины и Тащина — первый телевизионный человек, узнавший о вашем решении?

— Я никому не говорил — боялся утечки. И правильно делал. Это бы бросало тень на меня и канал. Зачем? Я не сжигал мосты. Мы договорились, что объявим одновременно, секунда в секунду. Я — в Instagram, «Матч» — на своем сайте. Об уходе знали только близкие.

— Не имеющие отношения к телевидению?

— Да. От них точно утечки не было бы. А выговориться мне все-таки хотелось.

— Кто особенно настойчиво вас отговаривал?

— Никто.

— Самая неожиданная реакция на ваш уход?

— Давайте сначала о неприятном. Не все коллеги попытались узнать у меня, что происходит. Кто-то звонил моим товарищам, выясняя подробности. Типа «а что это вообще такое?». Хотя можно было набрать мне напрямую.

— Расстроились?

— Не очень хорошее ощущение. Лучше уж ничего не говорить и не спрашивать. Во всем остальном — было невероятно позитивно воспринято. Это странно!

— Нам не странно.

— Меня поразило — кто позвонил первым!

— Ой. Кто же?

— Это помню четко — объявили о моем уходе одновременно с «Матчем». Через семьдесят секунд звонок. Вадим Валентинович Евсеев!

— Ого.

— Сразу: «А чего?!» Вот так, отвечаю. Ну и говорю: «Можно, приеду на стажировку в Ярославль?» — «В любое время!»

— На «стажировку»?

— Ну да. Хочу понаблюдать за клубом изнутри.

— Зачем вам это?

— Евсеев тоже удивился. А я отвечаю — надо узнать футбол получше. Я ничего в нем не понимаю. Евсеев смеется: «Да ладно...» — «Нет-нет, мне хочется понять, как это выстраивается, как работает тренер...» Моя идея-фикс! Я и перед матчами созваниваюсь с игроками.

— Зачем?

— Спрашиваю, на что обратить внимание. Они видят футбол иначе. Гораздо ярче.

— Когда собираетесь в Ярославль?

— Теперь уже в следующем году. Зато договорился с друзьями из хоккейных команд, чтобы попасть на тренировки. Надеюсь, времени будет больше. Везде успею. Футбол и хоккей меняются каждый год — мне это очень интересно!

— Допустим, можете приехать к любому тренеру мира на стажировку. К кому отправились бы прямо завтра?

— Э-э... Конечно, к Пепу!

— Так мы и думали. А к кому распиаренному не поехали бы?

— К Конте.

— Почему?

— Говорят-то про него много. Вот чем Конте отличается от Клоппа? Или Пепа? Хотя и те и другие — «трофейные». Но Пеп и Клопп выстраивают длинную стратегию. А Конте — это сиюминутный успех. Все видят, что происходит потом, какие руины оставляет. Как и Моуринью. Другая секция.

— А из тренеров РПЛ?

— Сейчас было бы крайне интересно посмотреть изнутри, что творится в «Рубине». Там же адский кризис! Как с ним справляется Слуцкий?

— Так вас и пустили. Препарировать кризис.

— Да, уровень доступа может стать проблемой. Но это любопытно. Не столько тренировочный процесс, сколько психологическая работа. «Рубин» не здоров.

— С кем еще договорились?

— С хоккейным «Сочи». С Алексеем Бадюковым долго работали и дружим, сейчас он там на руководящей должности. Думаю, не возникнет проблем в «Ак Барсе» с Дмитрием Квартальновым. Мы в хороших отношениях.

Зарплата

— Когда-то Черданцев про зарплату на «Матче» высказался: «Я зарабатываю до смешного мало». Свою огласите?

— Нет.

— Почему?

— Наша ментальность построена на негативе. Когда говоришь о деньгах, тебя начинают «взвешивать». Обязательно будут разговоры: «Я думал, ты больше...» Или наоборот: «Ничего себе!» Ну и зачем мне это?

— По собственным ощущениям — зарабатывали вы на «Матче» мало?

— При том объеме, который я давал, — да!

— Объем-то колоссальный.

— Футбол, хоккей, «Все на Матч!», судейская программа, «8-16», фехтование...

— У вас была фиксированная ставка — без всяких гонораров?

— Моя зарплата не менялась с самого образования «Матч ТВ». Повысили в апреле.

— На сколько повышают зарплату на «Матче»?

— Понятия не имею. История со мной — абсолютно частная. Как ни парадоксально, Нобелю тоже незадолго до ухода повысили. Столько пользы приносил «Матчу»! Как его не удержали? Что еще раз говорит о нашем общем видении ситуации, с финансами не связанной.

— Так на сколько подняли вам?

— Процентов на сорок. Нормально! С Тиной договорились, что на следующий год еще увеличат. У нас многие дают огромный объем, но сидят на прежних окладах. Когда переходили с «Плюса» на «Матч», волнения были другие.

— Какие?

— Оставят ли тебя? Это же было слияние двух структур. Ну как в такой момент что-то просить? Зато в апреле я наконец собрался и сказал: «Ребята, делаю то-то и то-то. Могу еще вот это. Рассмотрите мой вопрос».

— Сами инициировали разговор?

— Конечно!

— Иначе так и не повысили бы?

— Разумеется. Я пришел с письмом, все расписал...

— К Тине?

— Сначала к Тащину, затем к Тине.

— Для вас мучительны такие разговоры?

— Не то слово! Я часто комментирую любительский футбол, хоккей. Когда возникает вопрос об оплате — мне хоть стреляться! Не могу говорить!

— Как же договариваетесь?

— Спрашиваю: «На какую сумму вы рассчитываете?» Отвечают — столько-то. Здесь могу сказать: «Нет». Потому что ради этого я не буду менять график.

— Все-то вы можете, оказывается.

— Но я никогда не называю — ты-дын! — цену. Мне неловко.

Автобус

— Губерниев как-то приехал к нам на интервью на X5. Черданцев — на Range Rover. На чем ездите вы?

— На это интервью приехал на метро. Потому что надо было быстро добраться. У меня тоже X5. Уже четвертый год.

— Покупали новый?

— Да. Удачно успел до всех подорожаний. Приятель из футбольных болельщиков помог подобрать. Через trade-in.

— Что отдали в trade-in?

— X4! Очень маленькая машина, неудобная. А у меня двое детей. Еще и клюшки надо возить, хоккейный баул. Бросил что-то в автомобиль — и все, место закончилось. До этого гонял на Subaru Forester. Потом психанул, подумал: «Надо попробовать, что такое BMW!»

— Дорога дарила вам приключения?

— Была тяжелая история. И еще одна, которая могла закончиться плохо.

— Итак?

— Это в детстве. Папа много колесил по стране — читал лекции по педагогике. На лето уезжал в «Артек». Там тоже работал. Нас с мамой брал с собой, мы гоняли в Гурзуф. Однажды прилетаем в Симферополь, дальше надо на автобусе до «Артека». Неожиданно встречаем знакомую отца — и все вместе идем в ресторан. Обедаем. Видим, как наш автобус отъезжает, отец говорит: «Ерунда, придет следующий».

— Какое зловещее начало.

— А конец истории вот какой — едем и видим, что тот самый предыдущий автобус, на котором должны были добираться, попал в страшную аварию. На серпантине занесло молоковоз с прицепом.

— Столкнул в пропасть?

— Нет. Прицеп вскрыл автобус, словно консервную банку. Прошел прямо по пассажирским рядам левой стороны. Половину срезало, куча погибших. А мы должны были сидеть за водителем!

— Те самые места?

— Да! Мы не просто могли — должны были оказаться в этом автобусе!

— Любая история на фоне этой теряется.

— Вторая попроще. Первый мой выезд за границу.

— Куда?

— В Лондон — учить язык. На автобусе из Бреста. Я сидел у запасного выхода. На скорости входили в поворот, и вдруг эта дверь распахнулась, потянуло туда. Чуть не вылетел — еле ухватился за поручень! Поначалу было смешно, потом подумал — а если бы не успел?

— Это наша общая радость — что успели. В «Коммент-шоу» приходят Карпин и Галицкий. На «Матче» — Бузова. Она вам абсолютно неинтересна?

— Здесь какая штука? Казалось, мы в силах сделать что-то большее! Я много смотрю импортное телевидение — Sky, BBC. Мне это нужно для работы. Вижу, как там все устроено, какие гости приходят, что обсуждают. Только футбол — но фантастически интересно. Даже когда к нам во время чемпионата мира, не на «Матч», на другой канал, за огромные деньги приезжает Моуринью — это круто!

— Безусловно. Хоть и непонятно, чем он здесь занимался.

— Просто халтура. Но это вопросы не к нему! Шмейхель тоже приезжал сюда. Мне казалось, в данном направлении можно работать. А Ольга пришла — ну, сделала свое дело. Тогда был самый яркий эфир в истории «Матч ТВ»! Я бы не противопоставлял — здесь Карпин с Галицким, там Бузова. Это не так работает. Я говорю про контекст. Валерий Георгиевич и на «Матче» бывал. Возможно, Сергей Николаевич когда-нибудь придет.

— Вам не любопытно разобраться в Бузовой? Понять механизм успеха?

— Нет.

— Может, она умнее, чем кажется?

— А мне все равно. Я далек и от политики, и от шоу-бизнеса.

— Когда узнали, что она будет в эфире, а ведущий не вы, — подумали: «Слава богу»?

— Да нет. Пришла бы ко мне — ну и пришла бы.

— Отказываться не стали бы?

— Конечно, нет. Все провел бы. Это не идеологическая история. Я говорю о спортивном телевидении! Хайповые звезды приходят и на Sky, но они не вызывают такого ажиотажа.

— Вы говорили про дикий график, в котором существовали. Самый живописный пример?

— Это 2018-й. Но я сам себя загнал в такие условия. Мы с Елагиным согласились поработать еще и для узбекских друзей на канале UzReport. Посмотрели расписание чемпионата мира — у нас по три матча. Плюс какая-то работа в студии. Решил, что есть возможность мотаться в Ташкент. Вот это была гонка!

— Представляем.

— Часто терял контроль — где я нахожусь? В каком городе просыпаюсь? Что со мной вообще? Но мне даже нравилось!

— Такой вызов самому себе.

— Да не было ощущения, что это вызов. Или возьмем май 2021-го. Из Риги в разгар хоккейного чемпионата мира отправился в Порту на финал Лиги чемпионов. Обратно летел через Москву. Потому что надо было попасть на «ЧГК». Это воскресный вечер — а уже в понедельник у меня игра в Риге. Вот такой график.

— У нас вы понимание встречаете. А у жены?

— Она во всем меня поддерживает.

— Бывало такое, что не хватало здоровья? Давление, температура, головная боль?

— Нет. Ни давления, ни головной боли. Проблема одна — голос садится.

— Прямо во время эфира?

— Да. Когда у тебя серия — связки не выдерживают. Ослаблены. Обычно такое на Олимпиаде происходит. Фехтование. С девяти до девяти у микрофона проводишь! Сложнее Олимпиады ничего нет. Работа в режиме нон-стоп. Хорошо, есть потрясающая напарница Лена Гришина. Это спасает. С ней невероятно комфортно.

— Кто-то советовал коньяком горло полоскать.

— Да вы что — только напиток переводить! Есть серия упражнений — разминать связки...

Сычев

— «Коммент.Шоу» приносит вам хоть копейку?

— Конечно. Но не деньги — двигатель прогресса!

— Своими мыслями вы делаете нас счастливыми.

— Для меня и ребят этот проект — большое удовольствие. Привилегия. Начиналось с четырех парней, которые косят под «Прожекторперисхилтон». Пытаются что-то обсуждать. А теперь вышли на другой уровень! Стримы, лайвы. Всё на свете. Нам интересно то, что делаем. Кайф от общения друг с другом. От возможности встретиться с Галицким, Карпиным, Азаматом.

— Это кто такой?

— Мусагалиев. Главный шоумен ТНТ. Очень пестрый мир!

— После первых выпусков казалось, уходите вы из студии с мыслью — «это в последний раз».

— Так и было. Я не совсем понимал, в какую сторону мы развиваемся. Когда все начиналось, у меня был один вопрос: куда? Сами посудите — юмористическое шоу на YouTube о футболе. Бред! Ты пришел пошутить? Себя показать? Ну, нет. А в первых выпусках казалось, что мы собрались с единственной целью — пытаться шутить. И это не работает.

— Угнетало?

— Первые выпуски я не воспринимал. Когда собирались, говорил: «Мне не нравится!»

— Кто-то ваши мысли разделял?

— Я был в одиночестве.

— Остальным все нравилось?

— Они ждали. Чувствовали, что все нормально будет. Были в процессе. А меня категорически не устраивало! Убеждал: «Ребята, надо нам какую-то идентификацию сделать — зачем мы? О чем? Что хотим сказать?» Но постепенно все выкристаллизовалось.

— В какой момент поняли — идем дальше, остаюсь?

— Месяца через два. Пошла история с гостями. Уже стало понятно, о чем это. Что не подкаст. Поначалу-то были страшные пересечения с тем, что делаем с Сычевым. Здесь четверо — там вдвоем. Здесь вода — там чай. Ну и?

— Вы столько отработали с Сычевым. Вся его жизнь — приключение. Какой историей особенно удивил?

— Много про «Марсель» вспоминал. Но все меркнет перед историями, которые преследовали в «Спартаке». Просто ужас! Не думаю, что Дима когда-то расскажет это журналистам.

— «Матч ТВ» по-прежнему будет закупать подкасты?

— Не знаю. Разные слухи ходят, как нас с Нобелем теперь там воспринимают. Может, будут покупать. Может, нет.

— Вас это не тревожит?

— Абсолютно. Когда затевали подкаст, даже мысли не было — «надо продавать на ТВ».

— Мощный канал покупает программу. Это же другие деньги — сравнивая с рекламными вставками?

— Да бросьте! У Нобеля с «Инсайдером» такая же история, насколько знаю. Продакшн вряд ли окупится.

— Вот бы не подумали. Сколько стоит один выпуск подкаста с Сычевым?

— Не представляю. Честно, не кокетничаю. Не лезу. Я нанятый сотрудник.

— Хоть кто-то из героев после передачи просил что-то вырезать?

— Один раз. Это удивило, но было логично. Там совсем личная история. Человек подумал, перезвонил: «Лучше не надо, уберите, пожалуйста...» Убрали сразу.

— Кроме Черчесова кто-то отказывался приходить?

— Пока никто. Говорили так — «сейчас не могу». Это другая ситуация.

— Всех 29 героев зазвал Сычев?

— Некоторых я. Романцева вытащили через Леонида Трахтенберга. Иначе никак.

— Овечкин?

— В большей степени — Дима. Но я тоже атаковал.

— Кого мог достать только Сычев — на личных отношениях?

— Денисова.

— Самый веселый персонаж — из всех подкастов?

— Я сложился пополам от историй Юрана. Это самый смешной выпуск. Помните, что рассказывал про хор?

— Мы этот выпуск упустили.

— Посмотрите! Юран описывал луганский спортинтернат, где пацанов помладше расставлял перед сном, как хор, — заставлял петь «Земля в иллюминаторе». Это просто кино!

— Боже. Какая дедовщина.

— Чистейшая дедовщина! Да и Канчельскис здорово выступил. Рассказывал, как в юности киоски вскрывал. Потом убегал с сигаретами. Вот откуда скорость. А Юран на улице шапки сбивал. Неожиданные ракурсы. Люблю такие. Романтика.

— В хоре, который исполнял перед Юраном, наверняка выделялся голос Сергея Семака.

— А мы уточнили — был ли в том хоре Семак? Юран помолчал — и ответил: «Не помню».

— Какого героя не смогли раскрыть?

— Долго раскачивали Широкова...

— Странно. Вроде мастер устного творчества.

— Роман Николаевич никак нам не давался. Крутили, вертели. Первый час был вообще ни о чем. Прямо о-очень тяжело!

— Из первой части мало что вошло в окончательную версию?

— Почти ничего. Но это был второй гость — «химии» у нас с Сычевым еще не было. Не вполне понимали, как будем работать. Помню, скреблись так долго... А Широков выставил барьер, и все. Не хотел рассказывать даже те истории, которые мелькали в обычных его интервью. Зато через час прорвало!

— Как себе объяснили?

— Чай...

— Просто и хорошо.

— Роман Николаевич понял: здесь и атмосфера нормальная, и чай пришел. Душевно посидели. Но сложнее собеседника у нас не было.

Ставки

— На «ЧГК» вам уютно?

— Очень!

— Наверное, не с первого дня пришло ощущение?

— Как начинается: «В Москве 22.00...» — меня прямо в дрожь бросает! Эта музыка, голос Бориса Крюка!

— Трясет?

— Колошматит страшно!

— А говорите — уютно.

— Это волнение. А уют — совсем другое. Там работает великолепная команда. Многие, включая знатоков, смотрят футбол. Как-то быстро на площадке возникла симпатия. Не было такого: ты пришел, стоишь один в смокинге, представляешь буков... Наоборот! Сразу общение!

— Кстати! Букмекерство — добро или зло?

— Все хорошо в меру. Когда тотализатор становится смыслом жизни — это катастрофа. Вон, после матча с хорватами жена Кудряшова выкладывала скрины в Instagram — ей писали, что у многих из-за автогола не сыграла ставка, и теперь муж кучу денег должен. Или фильм «Страна ОЗ», где на героиню Инны Чуриковой сын орет матом, что у него в игре украли танк, на который долго-долго копил. Жуткая сцена. У нас действительно народ активно донатит в игры. Отсюда другой вопрос: компьютерные игрушки — добро или зло?

— Зло — если проводишь у монитора ночи напролет.

— Согласен. Хотя и у меня такой опыт был. Даже сейчас иногда могу вцепиться в джойстик, просидеть до утра в Fortnine. Получаю удовольствие. Но если ты лютый донатер — это уже разрушение. Так и с букмекерством. Здесь строго придерживаюсь формулы Розанова: «Играть нужно на те деньги, которые не жалко отдать нищему в подземном переходе».

— Звучит красиво. Правда, с самим Розановым работало не всегда.

— Со мной работает. Я аккуратно отношусь к деньгам, никогда не пуляю их в экспрессы в надежде на чудо. Да и из моих друзей никто в промышленных масштабах не играет.

— Неужели? Год назад Константин Генич рассказал, что просадил на ставках огромные деньги, с шестью нулями. Вы, надо думать, не из интервью об этом узнали?

— Из интервью. Костя — очень близкий друг, но на такие темы не говорим. И уж точно проигранные суммы не обсуждаем. Зачем? Ему — больно, а мне неинтересно. Просто если вижу, что грустный на работу пришел, сразу понимаю — ага, опять ставка не сыграла.

— Из ваших — самая памятная?

— Как-то на «Плюсе» была игра с букмекерами. Нам выдали фишки, которые в случае удачной ставки превращались бы в деньги. В матче «Ливерпуль» — «Манчестер Юнайтед» поставил от балды на победу гостей — 3:1. Время спустя получил расписание и выяснилось, что этот матч еще и комментирую!

— И?

— Да я о ставке моментально забыл. Ну какие на фиг 3:1 в пользу «Манчестера», к тому же на «Энфилде»?! Полная хрень! И вдруг «Юнайтед» повел 2:1, а на последней минуте судья назначил пенальти в ворота «Ливерпуля». Я в шоке. Деньги-то на кону приличные — более ста тысяч рублей. Уже начал прикидывать, на что потрачу. Но Руни с «точки» пробил во вратаря. Все рухнуло.

— Встречали людей, которые активно играют и стабильно в плюсе?

— Знаю тех, кто играет профессионально, зарабатывает этим на жизнь и чувствует себя весьма неплохо. Но они не очевидные вещи выбирают, а уходят в такие дебри... Скрупулезно изучают «вилки» и расклады во втором дивизионе Финляндии, четвертой лиге Норвегии. А для многих, в том числе для меня, букмекерство — чистый фан.

— Добавляет бодрости при просмотре футбола?

— Безусловно. Поставишь перед каким-нибудь матчем с друзьями по тысяче рублей на количество угловых — и 90 минут сидишь, переживаешь. На голы реагируешь спокойно, зато дергаешься при каждом угловом. Весело!

Криминал

— Когда в Москве обзавелись собственной квартирой?

— В 2007-м — через год после переезда из Липецка.

— Влезли в ипотеку?

— Разумеется. Другого варианта у нас с женой не было.

— Расплатились?

— Давно!

— Какой район?

— Медведково. Я и до этого в тех краях квартиру снимал — на «Бабушкинской». Все понравилось, а главное близко к телецентру.

— Москва — ваш город?

— Да! Я люблю Москву, мне здесь очень комфортно. Еще с папой регулярно сюда приезжал. Помню, в девять утра поезд прибывал на Павелецкий вокзал. В десять мы уже были на Тверской у «Макдоналдса», который только-только открылся. Чтобы попасть туда, нужно было отстоять дикую очередь. Потом чесали вниз, на Красную площадь, в Мавзолей.

— Где тоже была очередь.

— Не как в «Макдоналдс», конечно, но внушительная. Это было два пункта обязательной программы. Ну а дальше все остальное — театры, музеи, выставки...

— Правда, что в Великую Отечественную фашисты не бомбили Липецк из-за того, что у Геринга там жила любовница?

— Правда или нет, не в курсе. Но такая легенда есть. Как и факт, что на Липецк упала лишь одна бомба, где-то на окраине. Тут несколько версий. Первая — романтическая. К слову, у Геринга, шефа Люфтваффе, любовница до войны была из городка Грязи, это 30 километров от областного центра. А немецкие асы с 1925 по 1933 год учились в Липецке в секретной авиашколе. Об этой истории мои земляки сняли документальное кино — «Колыбель Люфтваффе» и взяли «ТЭФИ-Регион». Красавцы!

— Вторая версия?

— Наш аэродром имел стратегическое значение. Эдакая точка притяжения. Откуда можно быстро долететь и до Москвы, и до крупных городов в южном либо западном направлении.

— В 90-е один из нас оказался в липецком авиацентре и был потрясен. Новейшие истребители — а летчики похмельные. Их генерал на полном серьезе уверял, что верховный главнокомандующий Ельцин — масон и управляет с Мальты.

— Любопытно. Мне такие персонажи не попадались... Но это про 90-е — когда на полеты топлива не было! Сейчас-то все иначе. Полный порядок, летом с детьми там был. Выдающиеся люди служат, настоящие герои. Патриоты и мужики. Еще и хоккейная команда имеется.

— С летчиками-то выпивали?

— Не довелось.

— Может, и к лучшему. Зашибают по-черному.

— Ну-у... Человека, у которого за плечами и хоккей с футболом, и телевизионная школа, этим точно не напугаешь. Кстати, раньше в Липецке каждый год проводили красочные авиашоу. Чуть ли не весь город съезжался на военный аэродром. Генерал Харчевский, летавший когда-то с Путиным на истребителе, выполнял «колокол», «кобру», другие фигуры высшего пилотажа. А бомбардировщик Су-24 проходил на предельно низкой высоте так, что уши закладывало.

— Лихо.

— Незабываемое зрелище! Потом во Львове во время авиашоу произошла трагедия — истребитель упал в толпу, много людей погибло. С того момента в Липецке все прекратилось... А еще в нашей летной школе учился Василий Сталин, я об этом сюжет снимал.

— Что-то помнится?

— Больше всего поразило, что в доме, где он жил, за 60 лет абсолютно ничего не изменилось! Ни снаружи, ни внутри. В другой раз отправился на съемку, посвященную открытию мемориальной доски Герою Советского Союза Василию Газину. Окраина города, старый двухэтажный дом. Торжественные речи, музыка, аплодисменты.

— Стандартный сценарий.

— Ну да. А я решил расспросить о Газине людей, которые живут в этом доме. Хоть в курсе, что за герой? Захожу в подъезд, первое, что вижу, — чугунный туалет!

— Неожиданно.

— На четыре квартиры! Потому что санузел в них не предусмотрен. Из разговора с жильцами выясняется — дом давно должны были снести. И я понимаю — у темы иное преломление вырисовывается...

— На липецком телевидении вы и криминальные сюжеты освоили.

— До сих пор в памяти одна история. Школьник продавал игровую приставку, а те, кто пришел под видом покупателей, зарезали всю семью — его, брата, маму. Выжил лишь отец, который в тот момент был на службе.

— Ужас.

— В день похорон мы с оператором подъехали к дому. Я поднял голову, посмотрел на балкон той квартиры и заметил пустые трехлитровые банки для заготовок. В эту секунду думаешь — как же все хрупко. Обычная семья, дети, работа, планы — и вдруг жизнь обрывается. Из-за какой-то приставки...

— А как поезд на ваших глазах сбил человека?

— Не на моих. Это мы снимали сюжет и видели дядьку, разрезанного на две половинки. Не знаю, как сейчас, а раньше в Липецке около вокзала было гиблое место — люди шли прямо через пути. Где часто жизнь и заканчивали. Или вот история. Как-то в центре города впервые за много лет решили почистить Комсомольский пруд. Пригнали экскаватор. Мы с камерой тут как тут. Уже предвкушаем — всё уберут, прилетят лебеди, начнется сказка. Внезапно в ковше с грязью и мусором обнаруживается трупак.

— Не самый свежий?

— Мягко говоря. Экскаваторщику становится дурно, выскакивает из кабины, тошнит. Сразу приезжает милиция, «Скорая», судмедэксперты. Лиричный сюжет разворачивается совсем в другую сторону... Но криминальным репортером я не был. Просто иногда жизнь и такие темы подкидывала.

Ток-шоу

— Слуцкий недавно изрек: «Самое тупое в журналистике — интервью перед матчем». Понимаете Леонида Викторовича?

— Нет. Как не понимаю, почему он постоянно бросается на судей. За границей предматчевые интервью тренеров в порядке вещей. И не пустые — фактурные! Вокруг стартового состава, тактики никто не напускает туману. А у нас... Конечно, еще и от корреспондента многое зависит. В то же время убежден: не существует дурацких вопросов — могут быть дурацкие ответы.

— Не в бровь, а в глаз.

— Благодаря телевидению в регламент РПЛ внесли пункт об обязательных интервью. До игры — с тренерами, в перерыве — с футболистами. Причем с основными, а не как раньше, когда к микрофону могли отправить третьего вратаря.

— Интервью в перерыве яркими не назовешь.

— Здесь на первом плане эмоции. Человек в мыле прибегает с поля, что-то в камеру говорит... Плюс опять же надо отталкиваться от мастерства журналиста. Глупо спрашивать: «Что будете делать во втором тайме?» В девяти случаях из десяти нарвешься на ответ: «Тренер скажет». Задай более интересный вопрос — и герой раскроется.

— Что вас в журналистике раздражает так же сильно, как Слуцкого предматчевые беседы с репортерами?

— Цинизм. На федеральном канале выходило популярное ток-шоу. С его создателями мы делили в «Останкино» восьмой этаж. Как-то иду по коридору мимо девочки-редактора, слышу ее разговор по телефону: «Иван Петрович, здрасьте. Мы оплачиваем вам билеты, тема такая-то, у вас нет двух ног, тра-ля-ля...» Далее пауза, тяжелый вздох: «Как одной?! Правда? Ладно, до свидания». Нажимает отбой.

— Одноногий герой не подошел?

— Ага, вычеркиваем. У меня в голове не укладывается — вот как они это делают?! Я бы в жизни не смог! К сожалению, у нас любое ток-шоу так устроено. Да и в мире. Из той же серии — выступления экспертов, которые с пеной у рта пытаются что-то доказать, перемещаются с канала на канал, периодически их из студии выгоняют. Теперь они везде.

— От каких слов или выражений вас коробит?

— «Подсказ». Гадкое слово, нелепое, кастрированное. Адски выбешивает! А Дима Федоров отучил от оборота: «Если не ошибаюсь». Сейчас он очень распространен, в репортажах звучит регулярно.

— Действительно.

— Не скажу, что я пионер в этой области, но говорил так еще давно. Потом на хоккейном чемпионате, комментируя матч с участием словенцев, произнес: «Если не ошибаюсь, Анже Копитар в минувшем сезоне набрал 56 очков». После эфира Федоров «напихал»: «Зачем эта фраза — «если не ошибаюсь»? Перед тобой Копитар — звезда НХЛ, а в сборной Словении единственный, кто способен в руках клюшку держать. Ты обязан знать о нем все!»

— Трезво.

— Я задумался и понял — Дима прав. «Если не ошибаюсь» — крутая форма защиты для репортажа. Ты перестраховываешься. Это значит, в чем-то не уверен. Но раз так — лучше промолчи.

Орлов

— Есть удивительно недооцененные люди — великий конструктор оружия Стечкин не только не был Героем Соцтруда, но даже ордена Ленина не имел. Кто из комментаторов — самый недооцененный?

— Рома Трушечкин. Язык, наблюдательность, ирония. В моем понимании — комментатор высочайшей пробы! Рад, что в последнее время ему стали доверять большие матчи. На Евро-2016 мы работали в паре, и для меня те репортажи в копилке лучших.

— Парный комментарий — особый жанр.

— Да, в соло гораздо проще — сел и поехал, сам себе ритм задаешь, спокойно переключаешься. В паре же с кем-то комфортно, а с кем-то категорически нельзя работать.

— Из всех ваших напарников — самый неудобный?

— Леха Андронов.

— В чем не совпадаете?

— Во всем! Дело не в восприятии футбола — в манере репортажа. Андронов, Черданцев, Елагин — ярко выраженные солисты, с ними в связке невыносимо.

— Почему же вы согласились комментировать в паре с Елагиным в Узбекистане?

— Да я страшно переживал! Вспоминал его совместный репортаж с Розановым на матче английской лиги. Что-то чудовищное! 90 минут они мерились эго. Так бывает. А вот у нас с Елагиным получилось. Я понял, как с ним надо себя вести.

— Ну и как?

— Отстраненно. С иронией. Строго вторым. Разумеется, ты не должен сидеть и хохмить, нужно переключаться. Обычно как пара работает? Один закончил, второй подхватывает. Здесь не так! Он умолкает, но, если на поле ничего не происходит, ты можешь к его мысли вернуться, вытащить из него еще какую-то эмоцию, потом сам себя переключить и побежать. А он за тобой. Затем тебя точно так же подлавливает. В результате — классный репортаж. То, что мы сделали, стало для меня профессиональным открытием.

— С Андроновым трюк не прокатит?

— Исключено. У микрофона мы несовместимы.

— Вы это поняли на второй минуте?

— На тридцатой секунде! У Лехи очень крутой тембр. Вместе с уверенностью, помноженной на высокую самооценку, это выбивает любого партнера.

— Нам в эфире до сих пор не хватает Геннадия Орлова. А вам?

— Тоже. Чем больше разных голосов, тем лучше. Особенно таких. Орлов — глыба. Мне нравится, что он мультиинструменталист. Сам в футбол играл, но не только его комментирует. Волейбол, другие виды спорта — легко! Мы в прекрасных отношениях. Накануне вылета в Сплит звонил ему, Геннадий Сергеевич как человек, уже работавший на такую аудиторию, дал пару ценных советов.

— Например?

— На Первом все иначе. Много деталей. Оценивая какие-то эпизоды на поле, можно избегать оборотов типа: «На мой взгляд...» Или: «Сыграть надо было так-то...» Я же не профессиональный футболист.

— В отличие от Орлова.

— Да. Но и он, полагаю, не стал бы применять подобные формулировки. Слуцкий — может. Как и Карпин, Аршавин. То есть те, кто прямо сейчас находится внутри процесса.

— Последняя большая претензия к самому себе?

— Я никогда не слушаю свои репортажи, поскольку прекрасно понимаю, где недоработал. Съедаю себя после каждого матча. Похвалить могу разве что за какие-то находки. Вот в Сплите, зачитывая состав российской сборной, называл не только имя игрока, но и родной город.

— Блестящая идея, Денис.

— Ее иногда в НХЛ используют. Но у нас почему-то никто этого не делал. А я подумал — зачем, представляя футболиста, упоминать его клубную принадлежность? Во-первых, банально. Во-вторых, у нас же не сборная клубов. Здесь люди со всей России! Из тех, кто родился в Москве, с хорватами в основе вышли трое. Остальные — Братск, Ставрополь, Уфа, Назрань, Калтан, Тихорецк...

— Народ оценил.

— Да мне самому понравилось. В то же время ругаю себя, что для матча осталось много нереализованного контента. Не нашел для него места, что-то не докрутил, где-то среагировал не так, как надо. Я самокритичный.

— Похвально.

— Если после репортажа буду чувствовать себя королем, рано или поздно все закончится стагнацией. А это в нашей профессии равносильно смерти.

YouTube

— Как для себя объясняете, что Юрий Дудь оказался не нужен «Матчу»?

— Понятия не имею. Не моя война. Еще со времен «Плюса» комментаторы собирались в комнате 8-16. Все, что происходило за ее пределами, нас не касалось.

— Дудь — гений?

— Нет. Он жанр интервью придумал? Или YouTube? Но надо отдать Юре должное — он стал культурным явлением нашей страны. Феномен. Человек, который сделал себя сам. И я очень дорожу нашим знакомством.

— Три самых интересных для вас YouTube-проекта?

— Не буду оригинален — «Ещенепознер», «Редакция» Алексея Пивоварова и Дудь. Раньше почти в каждом доме на полках стояли книги с одинаковыми корешками — собрания сочинений Жюля Верна, Джека Лондона, Вальтера Скотта, других классиков. А сегодня у всех в YouTube стандартное «собрание сочинений». Кстати, Пивоваров, когда работал на НТВ, казался мне ухудшенной копией Парфенова. А сейчас Леонид Геннадьевич выпускает «Парфенон» — и я не в силах это смотреть.

— Почему?

— Не понимаю, что происходит на экране. У него потрясающие документальные фильмы — «Птица-Гоголь», «Глаз Божий», «Зворыкин-Муромец»... Вышак! «Парфенон» же — ну совсем не мой формат. Зато у Пивоварова сейчас смотрю вс, с открытым ртом. Я-то в юности о карьере комментатора и не мечтал. Хотелось попасть в когорту энтэвэшников, которые делали цикл «Профессия — репортер». Там была россыпь звезд, собранных Парфеновым, — Лошак, Пивоваров, Зимин, Баженов.

— Ретрозапись, которую откопали в YouTube, — и не могли оторваться?

— «От всей души» с Валентиной Леонтьевой. До этого ни разу не видел. А тут случайно наткнулся, включил — и залип. Воронежское село, какие-то комбайнеры, некоторые из них двух слов не могли связать. Но у Леонтьевой язык удивительный, обволакивала так, что люди раскрывались, рассказывали невероятные вещи. Я понял, почему весь Советский Союз был в нее влюблен. Еще с приятелями недавно пересматривали «Песню года», прикидывали, когда в эфире появится Пугачева, выйдет на сцену раньше или позже Ротару. Старые записи «ЧГК» тоже безумно интересная штука.

— Допустим, вы могли бы вернуть из прошлого одного знатока. Кто бы это был?

— Федор Двинятин. Легенда клуба, всегда казался особенным. Жаль, давно не участвует в играх.

— Почему?

— Я не спрашивал. У них там свои взаимоотношения, не влезаю. «ЧГК» — большая семья. Чужаку трудно понять, что в ней творится.

— Слишком много подтекстов?

— Не то слово! А сколько лет уже не видно Алексея Блинова? Элитный капитан, какая связка у него была и с Двинятиным, и с Друзем! Но сейчас из них на игры приезжает только Друзь.

— В интервью вы говорили, что с наслаждением смотрели в YouTube двухчасовую трансляцию похорон Брежнева.

— Да, завораживает! Невозможно оторваться! Я не шучу. Масштаб деталей поражает. Позже, когда пошла гонка на лафетах — Андропов, Устинов, Черненко, — такого уже не было. Везде общий план, без углублений.

— Еще цитата: «На нашем спортивном телевидении не хватает документалистики. Не занимался ею на «Матче» из-за дикого графика». Какие темы вас привлекают?

— Сейчас модно влезать в команду и снимать, как она живет. Но чтобы выпустить действительно качественный продукт, требуется минимум год. Мне кажется, авторы «Краснодара» к высшему стандарту чуть-чуть не подобрались.

— А Нобель?

— Его «Ростов-на-кону» понравился больше. Впрочем, здесь и формат другой, все превратилось в сериал. В любом случае рад за ребят, которые не испугались, создали крутые проекты. А я бы выбрал тех, кто должен был стать звездой, но в какой-то момент карьера пошла наперекосяк. Почему? Что помешало? Как раз в этом очень интересно покопаться. Или слом. То, что Жека Савин сделал с Ильиным.

— Чья фамилия первой приходит на ум?

— Максим Балмочных. Я был уверен — растет топ-хоккеист. «Золотой шлем» молодежного чемпионата мира, высокий драфт, НХЛ, феноменальные данные — кажется, до вершины рукой подать. Но что-то ломается, и все... У Netflix есть похожий документальный сериал — «Loosers». О людях, которые не состоялись в спорте, но смогли найти себя в новой профессии.

— Для нас лучший документальный фильм о спорте — «Невозможный Бесков». А для вас?

— Один-единственный сложно выделить. Я избалован Netflix, где шикарные спортивные циклы. Сейчас смотрю взахлеб «Последний шанс». О юношеской команде по американскому футболу. Там собраны парни из неблагополучных семей, кто-то на краже засыпался, кого-то повязали с наркотой. У каждого еще есть возможность попасть в НФЛ. И вот следишь, как они тренируются, играют, общаются между собой. В конце концов кому-то выпадает шанс пробиться на профессиональный уровень, а кто-то — все, на фиг с пляжа, возвращается в трущобы. На твоих глазах разворачиваются такие драмы! Пробирает! Здорово, что спорт становится площадкой для хороших документалок.

Бордельеро

— Кто из футболистов и хоккеистов, прошедших через «Матч ТВ», мог бы вырасти в классного комментатора?

— А у них и нет такой потребности. К примеру, Леша Бадюков, Сергей Гимаев-младший отлично чувствуют себя в роли экспертов. Но сидеть у микрофона, гоняя шайбу, не хотят. Так что второго Маслаченко или Майорова пока не вижу.

— А Аршавин?

— Его вообще в разных амплуа пробовали. И матчи в паре комментировал, и ведущим в студии был, и интервью у гостей брал. Но все эксперименты быстро закончились. Аршавин — роскошный эксперт, которому доверяют зрителе и профи. Это важно.

— Широков вернется на «Матч»?

— В ближайшее время, наверное, нет.

— Кто на канале против его возращения?

— Не знаю. С Романом Николаевичем эту тему не обсуждал.

— Как отреагировали на его поступок?

— Вы об избиении судьи? Это неприемлемо. Но мне казалось важным в тот период от Широкова не отворачиваться. Не оправдывать. Но и не спекулировать. Я вот обожаю хоккей, гоняю в любительской лиге. Как-то арбитр удалил на две минуты, я вспыхнул: «Ты что?! Не было нарушения!» А в ответ: «Да ты кто такой?! Посмотри на себя! Как ты катаешься?! Принять толком не можешь. Иди, болтай с микрофоном».

— Ну и ну.

— Провоцировал! Я еле-еле сдержался. Соперники тоже иногда цепляют, пытаются вывести из себя. На вбрасывании могу услышать: «Эй, *** [блин], что ты здесь забыл? Шагай к знатокам! Или комментируй...»

— А вы?

— Ну а что? Держусь. Я же прихожу в хоккей играть, а не сидеть на скамейке штрафников.

— За последнее время — момент самой большой ярости? Когда из вас чуть не выплеснулся Роман Николаевич?

— Ха! Не было такого. Разве что в метро жутко бесят люди, которые заходят в вагон с рюкзаком, не снимают, всех задевают.

— А если вас на дороге подрежут?

— Да ну, ерунда. За рулем я спокоен, никаких разборок не устраиваю. Сейчас такие дорожные войны случаются — зачем быть их частью?

— Никто вам травматом не грозил?

— Нет. Было другое. Однажды сзади долбанул какой-то перец. Эсэмэс за рулем писал. Вылез из машины и сказал: «Не вызывай полицию. У меня с правами лажа». Пока я соображал, что к чему, он неожиданно протянул пистолет: «Возьми. Денег все равно нет».

— Взяли?

— Я же не идиот. Да и царапина на заднем бампере была пустяковая.

— В метро часто заглядываете?

— Конечно. Если надо в центр, обычно бросаю машину у «Ботанички» и спускаюсь в подземку. Когда спешу на запись «Коммент.Шоу», пользуюсь МЦК. Наша штаб-квартира на Угрешке, оттуда по пробкам домой пилить часа два. А на «Ласточке» за 30 минут долетаю.

— Кто из комментаторов ездил на самой комичной машине?

— Кирилл Дементьев. Марку не помню — что-то очень маленькое, гламурно-тужурное. То ли «Жук», то ли «Мини-Купер». Внутри — ад!

— То есть?

— Хламец страшный! Бордельеро! Кирилл еще водил так... Вцепившись в руль двумя руками, постоянно мотая головой. Он только начинал. Я прокатился с ним разок и понял — лучше пешком.

— Корпоративы ведете?

— Если вы о комментарии в спортивных барах, то с этим давно завязал. Попробовал и убедился — манера моего репортажа под такую атмосферу совершенно не подходит. Когда играет сборная, тут просто: «Россия! Россия!», все выпивают, закусывают. Анализ, подтекст, заходы никому не нужны.

— А что нужно? Эмоция в чистом виде?

— Да! Как на свадьбе. Ори, поднимай народ, проводи конкурсы... Вот что такое барный комментарий. Кто-то получает удовольствие. Я — нет. Хотя деньги платят хорошие. Но лет семь назад понял, что могу без этого обойтись. Когда предлагают провести свадьбу или день рождения — тоже отказываюсь.

— Ни разу не пробовали?

— Даже не собираюсь. Слишком много «не». Неинтересно, не умею, не хочу этому учиться. Каждый должен заниматься своим делом. Единственное, на что соглашаюсь, — прокомментировать корпоративный футбол и хоккей. Либо матч, либо целый турнир. Вот тут я в своей среде, мне комфортно.

Гимаев

— Давайте о Гимаеве-старшем поговорим. Были с ним памятные командировки?

— 2017-й, Канада, молодежный чемпионат мира. 31 декабря летим в Монреаль с пересадкой в Париже. Там Наильичу говорю: «Раз Новый год встретим в небе, надо что-нибудь в Duty Free взять». Он пожимает плечами: «Бери что хочешь. Я не пью». Времени в обрез, несемся по транзитной зоне, а в магазинчиках, как назло, ни одной нормальной бутылки!

— Это как?

— Либо литровые, либо 0,7. Ну куда мне одному? «Ту мач». А Гимаев подгоняет: «Быстрее! Опаздываем!» Так я ничего и не купил.

— Обидно.

— К гейту подбегаем впритык, видим на табло наши фамилии, замираем в недоумении. И тут Наильич срывается на крик: «Из-за тебя на рейс опоздали! Теперь полдня будем в аэропорту торчать». А у нас сложный график, из Монреаля надо в Торонто на сутки лететь.

— Еще обиднее.

— Отчитывает жестко. В это время я подхожу к тетушке, которая возле гейта, спрашиваю — чегой-то наши фамилии вывесили? В ответ широченная улыбка: «Вы — Гимаев и Казанский? Отлично! В экономе места закончились, полетите в бизнесе».

— Какая прелесть.

— Зову Гимаева: «Наильич, извиняйся, я бизнес пробил...» А там тележечка, виски. На Новый год получаю всю эту красоту.

— Гимаев развязал?

— Не-не-не! Потягивал минералку. Я ни разу не видел его ни с рюмкой, ни с сигаретой.

— А умер в 62. Вот и думай — пить или не пить.

— У него был кошмарный график — репортажи, студии, игры за ветеранов... Из Монреаля вернулись, я с ног валюсь — акклиматизация, смена часовых поясов. А он через три дня во Владивосток умотал.

— Вы были в Туле на матче «Легенд хоккея», когда Гимаеву стало плохо?

— Нет. Оттуда мне Саша Гуськов позвонил. Я как раз около телецентра парковался, приехал комментировать чемпионат Англии. Гуськов сказал: «Наильич умер». Я не поверил, клянусь! «Саня, что за бред?» — «Да какой бред?! Упал в раздевалке, и все. Сердце...» Вскоре посыпались звонки — информация подтвердилась.

— А у вас эфир.

— И не соскочишь. Не скажешь: «Мне тяжело, пускай другой прокомментирует». Кое-как на автопилоте отработал 90 минут, приехал домой, налил и заплакал. Через четыре года все повторилось. Тот же март — только не 18-е, а 2-е, прямо перед эфиром сообщили, что скончался Розанов. Два самых тяжелых репортажа в моей жизни.

— Розанов осознавал, что умирает?

— Храбрился, конечно, но... Думаю, все понимал. У меня так отец ушел в 50.

— Тоже онкология?

— Да. Сели втроем с мамой, папа сказал: «Ты должен знать — у меня рак. Буду бороться, но сколько мне осталось, не знаю». А я в девятом классе учился, отмахнулся: «Пап, да не парься. Еще на свадьбе моей погуляешь, внуки пойдут... Победим!» Спустя два года похоронили.

— Последняя встреча с Розановым?

— Когда он заболел, приезжал к нему не так уж часто, но по телефону общались регулярно. Вся наша переписка до сих пор хранится в WhatsApp. Номер не стираю. Как и Наильича. С ним вообще была мистическая история.

— Что такое?

— Прошло пару лет — вдруг звонок. На экране высвечивается фотография Гимаева. У меня ступор. Дрожащей рукой поднимаю трубку — и слышу голос Натальи Серафимовны, вдовы. Пользуется этим номером.

— Похороны Розанова — как в тумане?

— Врезалось в память, что проводить его пришли все-все-все, кто работал на «Плюсе», с некоторыми не виделись много лет. Я в тот день должен был вести программу «Все на Матч!». Когда в новостях девочка ошиблась, произнесла «РозАнов», подумал — если пропущу эфир, в ночном выпуске могут и не упомянуть о Дяде. Хотя бы потому, что формально начинается уже другой день. А мне очень хотелось высказаться. И после похорон сразу рванул в «Останкино». Готовиться к эфиру, писать текст.

— С Розановым через ссоры прошли?

— Нет. Я неконфликтный, а он... Ну, бурчал постоянно под нос. Всегда был чем-то недоволен — погодой, дорогой, гостиницей.

— Как капитан Смоллетт из «Острова сокровищ»: «Мне не нравится эта экспедиция! Мне не нравятся эти матросы! Мне вообще ничего не нравится!»

— Да! Я понимал — для Розанова это нормально, просто не надо внимание обращать. На «Плюсе» с самого начала опекал меня, давал советы. Говорил: «Если хочешь быть известным, состояться в профессии — комментируй футбол. А хоккей держи для души, ни в коем случае не бросай».

— Вы и не бросали.

— Да, несмотря на чудовищную загрузку, от хоккейных матчей не отказывался. Они реально помогают держать форму. На льду скорости такие, что вжих-вжих, и все. Не успел мысль четко сформулировать — поезд ушел. Учишься лаконично выходить из ситуации, быстрее реагировать на события. Эти наработки и в футболе используешь.

«Король»

— На каком матче вам особенно хотелось спать?

— Из-за разницы во времени тяжело комментировать НХЛ в прямом эфире. Если игра в 3.00 по Москве — еще бодрячком. А если в 4.00 или 4.30 — трындец, к третьему периоду начинает адски клонить в сон. Вот и меня на матче «Финикса» вырубало.

— В вашем личном рейтинге — лучшие и худшие комментаторские позиции?

— Не люблю работать в «зазеркалье». Оптимальный вариант — открытая кабина. Всё как на ладони — и поле, и трибуны. Класс! В Европе таких сейчас много. Но с нашим климатом без кабин за стеклом не обойтись.

— Это точно.

— Из выносных кабин самая необычная — на «Гудисоне», стадионе «Эвертона». Чтобы на этот балкончик попасть, сначала нужно пройти через огромное количество людей, затем подняться по металлической лестнице. Когда приходишь часа за полтора до матча — не проблема. А у меня однажды было прямое включение от бровки минут за 20 минут до стартового свистка. Отработал, помчался на свою позицию и обалдел.

— Что увидели?

— Забитый под завязку сектор. Море болельщиков! Продирался по коленям, по головам, все орали, осыпали проклятиями. Потом смотрю — лестницы нет!

— Куда ж подевалась?

— Убрали. Пришлось перепрыгивать.

— Скажите главное — успели?

— Да! Если говорить о хоккее, то в Канаде на всех аренах шикарные комментаторские позиции. Но в Ванкувере — просто топ! Нависает надо льдом, тактический рисунок просматривается идеально. А самая оригинальная — в Липецке.

— Там что?

— Дворец старый, с двумя гигантскими колоннами, которые перекрывают площадку. Строго со стороны ворот.

— Весело. Монитор-то есть?

— Слава богу! Иначе — караул. Как комментировать, когда вратарей вообще не видишь?! Екатеринбург — тоже не подарок. Комнатушка крохотная, в углу. Тесно, Наилич не помещался. Да еще болельщики без конца вскакивают, закрывают обзор.

— Для Анатолия Карпова худший напиток на свете — китайская рисовая водка. А для вас — что?

— С гроссмейстером трудно не согласиться. Я с китайской водкой столкнулся — гадость редкостная! В 2008-м на Олимпиаде в Пекине зашли с коллегами в ресторанчик, заказали бутылку. Принесли красивый глиняный сосуд. «Монгольский король». Мы разлили, принюхались, содрогнулись и... не стали пить.

— Настолько вонючая?

— У-у! Катастрофа! Но бутылку взяли с собой, в гостинице закинули в холодильник. Там и пролежала до конца Олимпиады. А в последний день Игр — традиционный банкет. Бригада у «Плюса» мощная, не хватило.

— Как обычно.

— Вспомнили про «Короля». Пошли в номер. Вытащили, плеснули — на самое донышко. Стоим втроем — Шмельков, Журавель и я, смотрим друг на друга. Вроде и можно, но запах... Ну не поднимается рука!

— Мы вас не осуждаем.

— К тому же из закуски — мармелад. И тут заходит оператор. Матерый. Классик жанра. Наливает сразу полстакана, подносит ко рту. Говорю: «Ты хоть понюхай».

— А он?

— Поводил носом, погрустнел, перевел взгляд на закуску, сделал паузу и произнес: «Дай вторую мармеладку...»

— Были тяжелые встречи со спиртным?

— Нет. Были веселые. В воронежском селе Шестаково командой «Роспресса» играли в хоккей. На валенках.

— Чудеса.

— Мороз, красота. Стою в валенках на вбрасывании. С той стороны капитан. Судья с шайбой ковыряется, мы клюшки скрестили. Вдруг громким шепотом: «В перерыве все бросай, бери товарищей и ко мне в магазин. Греться. В пристроечку. Уже накрыто». Вбрасывание я проиграл, разумеется. Ну и в магазин двинули в перерыве. А там, как говорили в редакции «Газеты», где вкалывали Микулик с Трушечкиным, — «самогона по щиколотку».

— На остаток игры не вышли?

— Вышли — и даже победили по буллитам! В наших воротах Олег Винокуров играл. В стиле баттерфляй. Из «девятки» их решающий вытащил. Потом тот же капитан ему череп росомахи предлагал. Главный их охотничий трофей. Кино!

Давление

— Самая неожиданная выходка, которую себе позволили?

— Ха! Ушел с «Матч ТВ»!

— Ох, какой ответ.

— За всю журналистскую карьеру у меня было два резких поступка — этот и отъезд из Липецка. Я и уволился-то второй раз в жизни...

— Из Липецка 15 лет назад вы уезжали в неизвестность. Но сейчас-то, покидая «Матч», понимали, что перейдете на Первый.

— Скажем так — почти понимал.

— Что значит «почти»?

— Одно дело, когда ты на следующий день подписываешь новый контракт. А здесь возникла пауза.

— Если бы не вариант с Первым, все равно бы ушли с «Матча»? Даже в никуда?

— Это две параллельные истории. И подвернулось, и давно задумывался: а что дальше? Плюс надо учитывать нюанс. К шестилетию «Матча» начали активно снимать промо. В том числе к старту английской лиги, которая со следующего сезона возвращается на канал. Я понял: по отношению к коллегам, которые делают изумительные ролики, будет нечестно сняться везде и уйти.

— Эти промо ускорили уход?

— Да, пришлось немножечко форсировать. Изначально хотел подготовить плацдарм, чтобы быть уже на сто процентов уверенным — меня ждут, без работы не останусь.

— Каждый ваш сегодняшний день подтверждает собственную правоту — не зря сорвались?

— Да. Хотя поначалу грыз себя, рефлексировал. Идет Лига чемпионов — а я дома сижу, ничего не делаю... Потом сказал себе: «Хватит! Новый вызов — это тоже круто. Дополнительный драйв». На спортивном канале в случае неудачного репортажа всегда можешь отыграться через пару-тройку дней. На Первом — не пройдет. Трансляций мало, нужно быть с первой секунды в огне! Выстрелить так, чтобы репортаж запомнился и у людей осталось ощущение, что они хорошо провели время, и ты им в этом помог. Здесь как в прыжках с шестом. Все ставят планку на 5.80, постепенно поднимают. А тут сразу — 6.20! И должен взять высоту!

— Образно.

— Честно вам скажу — перед репортажем из Сплита трясло как никогда! Меня же еще в «Новостях» проанонсировали. Давление! Потихоньку перестраиваюсь. Раньше каждую пятницу получал расписание на неделю, знал, к чему готовиться. А сейчас ближайшая трансляция — 16 декабря. Хоккей, Кубок Первого канала. Впрочем, у руководства есть еще варианты, как меня использовать.

— С Константином Эрнстом уже встречались?

— Да.

— Что сказал? «Давно за вами следим»?

— Примерно. Я очень удивился, что такой человек в принципе знает о моем существовании. А он обмолвился, что даже слышал меня когда-то на «Эхе Москвы».

— Первый и «Матч», кажется, в одном здании телецентра?

— Да, с точки зрения парковки ничего не изменилось. Корпус тот же, этажи разные. «Матч» — на 8-м, Первый — на 12-м.

— Теперь у вас собственный кабинет?

— Ну что вы! Я же комментатор, а не руководитель, в офисе не сижу, текущими вопросами не занимаюсь. Смотрите, как меняется эпоха. Это на «Плюсе» мы не вылезали из 8-16. И потому, что за честь было просто побыть рядом с Маслаченко, Майоровым, Васей, Розановым. И потому, что тогда не у всех в квартире были интернет, спутниковая тарелка. Где ж еще могли посмотреть столько матчей? Да в такой компании?

— Логично.

— А в последнее время в 8-16 я редко появлялся. К репортажам спокойно готовишься дома — и едешь прямиком на стадион. Если работаешь под картинку — отправляешься в аппаратную. Да, для кого-то кабинет — вопрос статуса. Но за этим я точно не гонюсь. Мне интересен спорт. А он не для кабинетов.