Мы приехали к Ловчеву в имение под Рузу. Понятное дело, еще до изоляции. Уезжали затемно — и не хотелось! Рассказ за рассказом, история за историей.

«Сегодняшний день ваш» — предупреждал Евгений Серафимович. Возможно, не предполагая, что поймем дословно.

— Какая ж у вас голова светлая, — устали мы удивляться подробностям из далекого прошлого.

— Знаете, у кого светлейшая? — рассмеялся Ловчев. — У Симоняна! Пошел с ним на съемки программы «Линия жизни», канал «Культура». Там подружился с Димой Назаровым, сидели рядышком. А Симонян со сцены вспоминал по именам, привычкам адъютантов Васи Сталина. Называл номера машин. Все были в шоке!

Сердце

— Ураган у нас здесь прошел. Метров 400-500 в ширину!

Подходим к окну, смотрим.

— Вот этого ничего не было, — указывает на чахлый лесок Ловчев. — Все повалило! Забор мой снесло!

— Какое несчастье.

— А через день после урагана хоронили Анатолия Исаева. Я похороны всех спартаковцев веду. Как сейчас вел панихиду по Валерке Рейнгольду. Мне выезжать надо — а невозможно! Одни завалы!

— Как же быть?

— Зову охранника — берем пилу. Расчищаем проезд. Смотрю — один сосед вышел с электропилой, другой... Человек пять собралось. К вечеру с божьей помощью и МЧС вычистили дорожку. Но завалы оставались. Так я написал письмо губернатору Воробьеву — и через Славку Фетисова, моего друга, передал.

— О чем информировали?

— «Деревня в опасности! Любая спичка — сгорим все». Как жить в поваленном лесу? В соседней деревне Колюбакино крышу храма снесло, человек погиб.

— С вашем ли сердцем за пилу браться?

— Ребята! Я не чувствую сердце вообще!

— Вы же операцию пережили в 2008-м.

— Шунтирование. Я когда-то даже не понял, что у меня инфаркт был.

— Не почувствовали?

— Рассказываю. С мини-футбольным «Спартаком» были в Кисловодске на сборах. Команда проходила обследование — дай-ка, думаю схожу с ребятами. После ЭКГ врач говорит: «Серафимыч, кардиолог просил заглянуть».

— А в этом кабинете — новости?

— Тот с порога: «Когда у вас инфаркт был?» — «Вы что?! Не было!» — «Смотрите, какой у вас рубец на сердце...» Перечислил симптомы — я вспомнил!

— Что-то было?

— Мой близкий друг — Рим Сулейманов. Пусть и не напрямую, но финансировал нас. На его роскошном самолете летали. Как-то отправились в Норильск, это час от Уренгоя. Гиблое место!

— Неужели?

— Можно лететь туда — а посадят в Нижневартовске. Маешься там сутки. Так мы стали поступать хитро: за два дня выдвигались в Уренгой, где сидели и ждали: открыли в Норильске аэропорт? Нет? Однажды вечером пошел играть в футбол. Зал незадолго до этого красили. Что-то меня повело — я думал, от краски...

— Плохо стало?

— Что-то неважненько. А было минус пятьдесят! Постоял у окошка — вроде отпустило. На следующий день прилетаем в Норильск, две игры подряд. Чувствую себя хреново — в дубленке сидел в зале, на пресс-конференцию в ней ходил! Потом эти новости про инфаркт. Сразу в Москву на обследование. Врачи выходят: «Вам надо срочно делать шунтирование! Один сосуд, который ведет кровь к сердцу, закупорен на 90 процентов, другой на 80, а еще два — на 70. В любой момент может случится неприятность».

— Оперировали в Москве?

— Позвонил Риму Султановичу, тот отвечает: «Все оплатим в Германии или в Швейцарии». Я написал завещание! Для меня шунтирование — это лежит бледный Ельцин, а какой-то американец вытаскивает с того света. На самом-то деле — все иначе!

— А как на самом деле?

— Пожилые немцы выходят на пляж — если не разрезанный, говорят: «О, еще целочка». Я тогда не понимал: оперировать сердце — это нормально!

— В Швейцарию поехали?

— В Германию. Такой фишак! Как вся моя жизнь!

— ???

— Профессор входит в мировую тройку. К нему в клинику ночью вертолетами больных доставляют. Болеет за «Байер», а на стене спартаковская майка висит. Какой-то друг Горбачева у него оперировался — ну и подарил. Прооперировал меня, спустя три дня обход. Идет профессор со свитой. Он роняет слово — все записывают.

— Это трезво.

— А мы уже сдружились, говорю: «Хотите, анекдот расскажу?» Свита насторожилась.

— Расскажите уж и нам.

— Такой же профессор делает операцию, пересадку сердца. Через неделю со всего мира съезжаются доктора, стоят вокруг него. Профессор рассказывает, как и что: «Смотрите, румянец у человека. Завтра будем снимать трубки». В эту секунду больному становится плохо. Успевает лишь показать — дай бумагу и карандаш. Выводит дрожащей рукой...

— Что?

— А я замолчал — и профессор ко мне точно так же: «Что?» Свита поддакивает: «Что написал?»

— Так что же?!

— «Сойди со шланга, мудак!»

— Восхитительно.

— Мой доктор просто упал! А у меня вот что получилось (приподнимает майку — виден огромный шрам). Шесть часов сердце было отключено. Берут твою же вену — пускают кровь в обход сосудиков. Профессор сказал: «20 лет проживешь».

— Прошло двенадцать.

— Сволочь, мало дал. Надо было больше просить. Вообще, удивительно — у нас могут неделями анализы брать, а в Германии едва взглянули на мои бумаги: «Завтра на операцию!» Укол сделали в палате, я пошел в туалет и отключился. Просыпаюсь, надо мной склоняется бабушка-немка из Казахстана. Шепчу: «Когда операция-то?» — «Вчера была, родной...»

— Судьба завещания?

— Когда оклемался, написал отказную. Впрочем, жены на меня, думаю, не в обиде. Всем при разводе оставлял квартиры, с детьми общаюсь. Алене, третьей жене, и сыну Кольке, которого в честь Старостина назвал, отдал 125-метровую квартиру, автомобиль и гараж.

— Это с Аленой у вас был брачный контракт?

— Да. Отличная идея!

— Ваша?

— Вот чья — даже не скажу. Само собой пришло. Расписались, сели, поговорили — и заключили контракт. Что после развода достанется мне, а что — ей. Всё по-честному. Это раньше семья была ячейкой общества, в советские времена мужика, который решил развестись, чихвостили на партсобраниях. Сегодня их заменили бесконечные ток-шоу, где жены и мужья с шумом делят детей, имущество... Зачем? Оформили брачный контракт — и никаких проблем.

— Действительно.

— При этом дети, на мой взгляд, должны оставаться у мамы. Но ты обязан участвовать в их судьбе. Тому же Кольке, который в институте учится, я деньгами помогаю.

— Венчались вы со второй женой?

— Да. В церкви фата, которую держали Слава Малежик с супругой, загорелась. От свечи полыхнуло. Дурной знак. Миша Евдокимов, когда на улицу вышли, шепнул: «Это ненадолго». Так и получилось. Через полгода разбежались. Я отправился в церковь, попросил разрешение на развенчание.

— С Натальей, четвертой женой, — ни венчания, ни контракта?

— Совершенно верно. Какой в 70 лет контракт? После меня все ей останется. Что касается обрядов, то не в них дело. А в том, чего ты сам хочешь. Я хочу, чтобы дома было ухожено. Чтобы меня уважали, принимали таким, какой есть. Тогда для жены сделаю всё! Иногда Наталья ворчит: «Что ты надел? Это не модно! Жареное не ешь — вредно. А вот кашку с утра — обязательно». Я вспыхиваю: «Заколебала! Ничему тебя история с тремя моими женами не научила...»

Аршавин

— Узнают вас люди?

Ловчев смеется:

— Как-то подходит мужичок. Показалось — моложе меня. Я, говорит, из Рыбинска.

— Даже в Рыбинске помнят?

— А тот продолжает: «Какие вы немцам два гола положили!» Я-то не сразу вспомнил — в 1975-м играли с «Кельном». Пять чемпионов мира предыдущего сезона! Пять!

— Грандиозно.

— Один Оверат чего стоит. Я капитан, он — тоже. Я, левый защитник, забиваю два мяча! Интересный был год. В сборной десять киевлян — и я. Играем матч чемпионата Европы с немцами. Оверат меня видит, подходит: «Ты что, в Киев перешел?!» Минут за пятнадцать до конца подключаюсь по флангу, даю длинную передачу Вовке Мунтяну. Тот сбрасывает с груди под ногу, метров с тридцати бьет — 1:0! Как-то на строительном рынке мужик подходит: «Ну и пас тогда отдали, Евгений Серафимович».

— Удался пас?

— Николай Озеров нас после той игры пригласил в свой номер. Наговаривал на «Маяк». Поворачивается к Мунтяну: «Володя, как забил?» Тот усмехается: «Я-то что? Это вот Женя пас хороший дал...» Столько лет — а люди помнят!

— Как до сих пор припоминают футболисту Петрушину гол, не забитый в ворота бельгийцев.

— У меня с Лехой другой эпизод связан. «Спартак» принимал «Динамо» в Лужниках. Рядом с полем прыжковые ямы. Я как-то приспособился к такому соседству.

— А кто-то — нет?

— Тут с одной стороны меня Петруха догоняет, с другой несется Саша Новиков. «Автоген». Успеваю подпрыгнуть — и он закапывает Петрушина в эту яму! Ребята, я же говорил, сегодняшний день — ваш. Ну что, разжигаем камин?

— А давайте. С памятью у вас отлично.

— Я помню все, что связано со спортом. Болею тоже за все! Если б сейчас по телевизору шел чемпионат мира по плевкам в длину и наши участвовали, я бы с вами не сидел.

— Плюнули бы на нас?

— Вот именно. На хоккее я вообще деньги зарабатываю. С молодым поколением пари заключаю.

— С каким это «молодым поколением»?

— С Ромкой Широковым, например. Играли «Спартак» с «Динамо» в плей-офф. Мы забили по пять тысяч на серию. Потом думаю: что такое пять тысяч? Копейки!

— Не всякий ветеран футбола будет с вами солидарен.

— Да копейки! Звоню Широкову: «Ром, а давай по пятерочке на каждый матч? Если 4:0 серия заканчивается — уже 20 тысяч, что-то».

— Сейчас на телевидении пересекаетесь с Аршавиным и Быстровым. Они были среди тех, кто голосил в автобусе на Евро-2008: «Ловчев и Севидов — отсосите!»?

— Насчет Быстрова — не знаю. Аршавин был. Этому предшествовало мое интервью перед четвертьфиналом с Голландией, когда сказал: «Здесь нам ловить нечего». На групповом этапе голландцы произвели очень уж мощное впечатление, разгромили итальянцев и французов. Но у наших настрой был сумасшедший, провели выдающийся матч и вырвали победу. Я искренне за них порадовался. Когда же в автобусе началось скандирование, Саша Бородюк игроков сразу приструнил.

— Кто был зачинщиком?

— Не в курсе. Да я нормально к этому отношусь! Не к тому, чтобы отсосать, а к такой реакции. Ну было и было. Ничего страшного.

— Севидов как воспринял?

— Это мы никогда не обсуждали. Думаю, и он нормально отреагировал. Человек-то футбольный.

— Как прошла первая встреча с Аршавиным в коридорах Останкино?

— Поначалу между нами была стеночка — из-за той истории. Андрей поглядывал настороженно. Но сейчас отношения хорошие.

— Принес извинения?

— Не-е-ет. Да я их и не жду. Это футбол, ребята! Ну какие извинения?!

— А с Быстровым поладили?

— Конечно. Они же друзья. Быстрик вообще со мной на «ты». Он такой... Простенький.

— Аршавин — на «вы»?

— Да. Мне со стороны Аршавин казался не очень. А выяснилось — до чего умный парень! Хороший! Хотя и дурит.

— Как именно?

— Прилетел в Питер. Из самолета забрал стюардесс: «Приглашаю в парк». Усадил на лошадок, покатались. Потом спрашивают: «А кто платить будет?» — «Они!»

— Семин тоже на вашу критику обижался.

— Было. Как-то высказал мне: «Заколебал! Ну что ты там пишешь?!» Не понравился отзыв об игре «Локомотива». Проходит время — звонит как ни в чем не бывало, поздравляет с днем рождения. Спрашиваю: «Сём, не сильно я по «Локо» прошелся?» А он: «Женя, да правильно ты все делаешь!» С возрастом Семин, конечно, другим стал.

— Каким?

— Мягче. Намного! Одного я не в силах понять — почему руководители «Локомотива» каждый раз его снимать собираются? Вот что у них в головах? Без Семина сколько лет ничего не выигрывали! А он вернулся — и трофей за трофеем, сейчас на втором месте. Что еще надо?

Симонян

В углу замечаем ящик с винными бутылками.

— Это для гостей, — перехватывает наш взгляд непьющий хозяин. — У меня с алкоголем история вышла. Вовка Федотов еще играл, приглашает: «Приезжай ко мне на дачу в Подрезково, возьми по дороге четыре бутылки водки для работяг. У меня строительство идет». Заезжаю перед Химками в магазин «Ленинград», ставят передо мной бутылки. Только рассовал под мышку, сзади пацан: «Дядя Ловчев, дайте автограф!» Я кое-как расписался, народ смотрит. Мне так стыдно никогда в жизни не было!

— Главное скажите — не уронили?

— Что вы!

— Спиртное, как и прежде — не ваша тема?

— Абсолютно. Когда ветеранами руководил — такого насмотрелся!

— На Николая Абрамова?

— Абрамов — своя история. Больше на Суслопарова! Однажды нас с поезда хотели ссадить, крушил все ногами.

— Каждый день из имения мотаетесь в Москву?

— «Каждый день» — это уже не про меня. Хотя я председатель общества «Спартак».

— Был же кто-то другой.

— Анна Алешина. Потом узнал, что она втихаря сделала «отчуждение».

— Это что такое?

— Вывела из «Спартака» ромб, эмблему. Название «Спартак» передала сыну в частную фирму. Которая называется ООО «Спортивный клуб «Спартак». Чем-то торгует, собирает денежки. Началась долгая история, суды... Я даже в администрацию президента ходил!

— Сильно.

— Сошлись с юристом, который в этих делах хорошо понимает. Вернули ромб! Недавно те в Верховный суд подали. А к нам сразу пришел хоккейный «Спартак»: «Ребята, давайте договариваться». Для меня «Спартак» — это столько значит, как бы вам объяснить... Вот вам история. В 22 года я поругался с Симоняном. Сказал: «Больше в «Спартаке» не играю!» Не поехал на матч с ЦСКА. Купил билет — сидел среди зрителей. Сыграли 1:1. К ночи ближе мне позвонил Старостин. Часа три разговаривали!

— Вот что значит — безлимитный тариф.

— Отвечал ему: «Я верил в идеалы «Спартака», а Симонян на меня наорал...» Старостин почувствовал — меня не переубедить. Включил тяжелую артиллерию. Произнес: «Женя! Симонян и Старостин — это еще не «Спартак»! «Спартак» — это значительно больше и глубже. Это объединение людей, это протест...»

— Как закольцовано.

— В музее «Спартака» есть панно, где выложены фразы Старостина. Одна, другая, третья... В том числе эта. Которую я процитировал.

— Чем тогда-то дело закончилось?

— Наутро взял шмотки, вышел к спартаковскому автобусу. Тот проезжал мимо моего дома на ВДНХ. Думаю: как бы с Симоняном не увидеться? Все-таки нашкодил. А в старой Тарасовке прямо у корпуса был памятник Ленину. Клумбочка — и выход на поле. Этот памятник ваял, говорят, какой-то родственник Старостина. Вот там и столкнулись.

— Раскланялись?

— Выхожу — и Симонян навстречу. Говорю: «Никита Павлович, здравствуйте». Бесков сразу бы начал мне мозги пудрить — сто процентов! А я бы послал его, развернулся и уехал бы на электричке в Москву. А Симонян — будто не произошло ничего: «О, Женя! Давай быстрее, переодевайся. Пошли!»

— Какой милый человек.

— Поэтому для меня Симонян — как отец.

— Вот давайте про него и поговорим.

— «Спартак» в 1972-м играл неудачно, Симоняна и убрать могли. Со всех сторон обложили профсоюзные работники. Звонит как-то: «Женя, я решил уйти!» Я только и успел вымолвить: «Никита Павлович...» — «Хочу приехать!»

— Главный тренер — к футболисту?

— Все-таки ведущему футболисту. Приезжает в тот самый дом «на курьих ножках» около ВДНХ. Выпил с женой моей коньячку, рассказывает — собрался уходить... А потом: «Хочешь со мной сходить к Эдмонду Кеосаяну?» Это режиссер, снявший «Неуловимых мстителей». Отец Тиграна.

— Пошли?

— Да. Никита Павлович, массовик-затейник, шепчет: «Давай сыграем в игру. Он же за «Арарат» болеет. Но и за «Спартак», естественно».

— Как всякий нормальный армянин.

— Во многом — из-за Симоняна.

— Так что предложил-то?

— Я должен произнести: «Желаю уехать с Никитой Павловичем в Ереван. А он не берет. Не хочет «Спартак» ослаблять». Все исполняю — повисает пауза. Вдруг Кеосаян взрывается: «Никит, ну что ты творишь?! Значит, сам идешь, а этому не позволяешь?» Симонян как начал хохотать!

— Действительно, смешно.

— Еще история. В фильме «Мужчины» Кеосаян задействовал всех своих родственников. Чтобы деньги к деньгам. Даже жену Лауру снял под другой фамилией. Как и брата Лауры. В Доме кино премьера, банкет, кухня великолепная. Для нас, футбольных людей, отдельный столик на четверых. Вовка Федотов с дочкой Бескова, я...

— Самого Бескова не было?

— Он поодаль сидел с Валерией Николаевной. Один из родственников Кеосаяна, исполнитель главной роли, утомился слушать разговоры об искусстве — подсел к нам. Ему сказали, что футболисты. Не уходил вообще! Наконец все заканчивается, Бесков садится в белую «Волгу». Все мы набиваемся к нему как селедки. Вдруг этот парень снова появляется — стучит в окошко. Бесков доволен — узнали, сейчас автограф попросят!

— Ну-ну.

— Откручивает окно. А тот протягивает червонец: «Шеф, развези ребят по домам!» Представляете сцену?

— Страшно представить.

— Мы чего угодно ждали. А Бесков вдруг смутился, пробормотал застенчиво: «Да это мои дети...»

— Побагровел, как обычно?

— О, да! Он багровел от коньяка и таких вот сцен.

Черчесов

— Как вы в 2015-м на юбилее Хорена Оганесяна оказались тренером сборной мира?

— Изначально ее должен был возглавлять Трапаттони. Но прилететь не смог, и меня попросили его заменить. Из звезд, которые съехались в Ереван, безумно понравился Гаттузо. Солиднейший человек! Просто топ! Стоичков раньше симпатии не вызывал, казался высокомерным. Но в Ереване после одного эпизода отношение к нему изменил.

— Что за эпизод?

— Армянская семья пригласила в гости. Обычный панельный дом, пятый этаж без лифта. Разумеется, наготовили кучу вкуснейших блюд, но не в них дело. Надо было видеть, с каким уважением отнесся Стоичков к этим людям. Вел себя безупречно. Я был потрясен. А Бабангида приехал прямо на стадион. Установку не застал. Упустил, что меняться можно туда-сюда. Когда Стоичков захромал, командую: «Бабангида, вперед!» За минуту до перерыва падает — меняю и его. Захожу в раздевалку — сидят Кандела и Гаттузо. А Бабангида уже помылся, надевает костюм. Говорю: «Бабангида! На *** [фиг], в Африку!»

— Ну и ну.

— Шутка такая. Тот вылупился... Спасли меня эти — Гаттузо с Кандела, начали хохотать. Поняли юмор-то.

— Не стали Бабангиду раздевать обратно?

— Нет. В первом тайме за сборную мира играл Дасаев, во втором — Черчесов. И вот момент — штрафной, Дима Кузнецов разбегается, бьет, а Стас, взмывая к перекладине, вытаскивает мяч из «девятки»!

— Годы над Станиславом Саламовичем не властны.

— Через несколько секунд еще на два добивания успел среагировать! Когда после матча зашел в раздевалку, вся сборная мира встретила его аплодисментами. Про Стаса я могу долго рассказывать...

— Ну и прекрасно. Мы не торопимся.

— Многие уже подзабыли, что в 2014-м после отставки Карпина Черчесов был в шаге от возвращения в «Спартак». Тогда он тренировал «Амкар», прилетел в Москву, пообщался с Федуном, обо всем договорились. Тут Аджоев, спортивный директор «Динамо», позвал на встречу с Ротенбергом. В ресторан. Асхабадзе проследил, куда тот поехал, с кем беседовал. Перед этим еще спросил Стаса: «Вам машина нужна?» — «Нет». Я эту историю знаю со слов самого Черчесова.

— Так-так.

— Аджоеву и Ротенбергу он сказал: «Я договорился с Федуном, ни о каком «Динамо» речи нет». На следующий день отправился в Пермь, провел тренировку и пошел к руководству. Вдруг звонок из «Спартака»: «Вчера встречались с Аджоевым и Ротенбергом?» — «Да» — «До свидания, вы нам не подходите».

— Звонил Федун?

— Думаю, Асхабадзе. Проходит два года. Поднимается волна, кто будет тренировать сборную — Черчесов или Бердыев. А я не без глаз и ушей. Знаю, что в «Спартаке» уже практически договорились с Бердыевым. Даже решили выдать ему зарплату за три сезона вперед. Но Бердыев допустил фатальную ошибку. Попросил заменить руководство, включая Сергея Родионова, на своих людей, — и на этом все закончилось. А Черчесов в тот момент собрался уходить из польской «Легии», которую привел к чемпионству. Звоню Черчесову: «Стас, три вопроса. Отвечаешь «да» или «нет». Мутко вызывал?» — «Да» — «Предлагал возглавить сборную?» — «Да» — «Ты согласился?» — «Да. Только не пиши! О назначении должен объявить РФС». Но время идет — тишина. Дальше похороны...

— Боже. Чьи?

— Исаева. Стою с Симоняном, подходит Мутко: «О, ты мне нужен. Надо посоветоваться». Поворачивается к Алаеву: «Саша, завтра соедини нас». Но звонок от Мутко раздался лишь через месяц. «Что делать? — услышал в трубке голос Виталия Леонтьевича. — Есть два кандидата — Черчесов и Бердыев...»

— Ну и что насоветовали?

— Выпалил: «Да Курбан уже со «Спартаком» договорился, об этом всем известно! Зачем время терять? Назначайте Стаса». А вот подробности другого разговора с Мутко приоткрыл Стасу только год назад на своем юбилее.

— Что за разговор?

— Сборная неудачно проводила товарищеские матчи, и в марте 2017-го перед встречей с Бельгией Мутко мне сказал: «У меня нет выхода — если завтра проиграем, Черчесова придется убирать. Я, кстати, Бышовца ему в советники предложил...» Ответил: «Ну какой из Бышовца советник? Он всегда хочет быть главным».

— В случае поражения Черчесова бы действительно уволили?

— Конечно! На наше счастье Бухаров на последних секундах сравнял счет, сыграли 3:3, Стаса не тронули — и на чемпионате мира средненькая по европейским меркам сборная добилась великолепного результата, всколыхнув в России интерес к футболу. Раньше дети гуляли в майках Месси и Криштиану Роналду, а теперь — в майках Дзюбы.

— Как Черчесов на ваш рассказ отреагировал?

— Усмехнулся: «Знаешь, меня столько раз в тот период снимали, что уже был готов ко всему».

Карпин

— Среди мировых звезд гадкие персонажи попадались?

— Матерацци долбанный...

— Что не так?

— Во-первых, вел себя, как Карпин. С прессой, со всеми! Во-вторых, играл очень грязно. В этом году на «Кубке легенд» тоже постоянно провоцировал ребят, хватал за разные места. Неприятный тип.

— Чувствуем, Карпина вы недооцениваете.

— Я его не люблю. Не нравится его манера общаться с журналистами, фразочки: «И что?», «Ну и?» Мне рассказывали случай — на каком-то вечере детишки берут автографы у Газзаева, еще кого-то, никто не отказывает. Подходят к Карпину, а тот: «Да ******* [надоели] вы уже!»

— В этом сезоне «Ростов» Валерия Георгиевича смотрится бойко.

— Когда он начинал тренировать, говорил: «Да чему мне учиться? Зачем идти в ВШТ? Я всё знаю!» Зато сейчас как тренер вырос. При встрече мы поздороваемся. Но не более. В свое время Карпин вычеркнул меня из списка спартаковских ветеранов, которых собирают под Новый год. Так я ему в прямом эфире ответил: «Ты что, мессия спартаковская? Определяешь, кто ветеран этого клуба? Я десять лет отыграл в «Спартаке», стал лучшим футболистом страны. А ты провел в команде три года — и меня не считаешь ветераном?!»

— Что Карпин?

— Промямлил: «А вы меня поливаете!» — «Чем?! Говорю, что мне не нравится, как «Спартак» играет? Это — поливание?» Карпин: «Ну, сейчас я вас в список включил». Я спросил: «А Бубнова?» — «Вот его точно не будет. Иначе мы подеремся». Впрочем, однажды Карпин здорово помог ветеранам.

— Каким образом?

— В 2009-м решил я собрать наш победный состав, отметить 40-летие чемпионства. Потом сообразил, что «Спартак» брал золото и в 1979-м, и в 1989-м, и в 1999-м. Значит, приглашать надо всех. Обратился в клуб с просьбой выделить деньги на банкет. Мне передали слова Карпина, он еще был генеральным директором: «Наличными не дадим, но готовы перечислить сумму на счет, который укажете». За это честь и хвала. Получился чудесный вечер.

— Ясно.

— В декабре прошлого года собрали ветеранов «Спартака», приурочив к заключительному матчу сезона. Подхожу к Шавло: «А почему нет Моста, Тихонова?» В ответ: «Мы звали тех, кто в Советском Союзе чемпионство выигрывал...» Ну ладно. Проглотили.

— Мостовой в СССР и выигрывал.

— Неважно! Не в этом дело! А на следующий день звонит мне Рыжий.

— Это кто же?

— Рейнгольд. Кипит: «Я не выступил только потому, что Серегу Шавло боялся подставить. Все-таки он нас приглашал». Отвечаю — а я выступлю! Рассказал, что никто из руководства к нам не спустился. А из футболистов только подскочили Джано да Ещенко, пожали руки. На следующий день в интернете появляется фото: я с Цорном на том матче. Подпись: «Ловчев врет». Не поняли — Цорн вышел из-под трибуны, я сам к нему подошел! Он ко мне не собирался!

— Зачем подошли?

— Сказать: «Удачи!» Кто-то в этот момент щелкнул.

«Спартак»

— Не складывается у вас с нынешним руководством «Спартака»?

— 9 января юбилей клуба, 90 лет. Сначала идем на кладбище, затем встречаемся на «Открытии». Там появились Цорн и Михайлов. Сидим за столом — Кавазашвили, Симонян и я. Подхожу к Михайлову: «Вам вообще-то стоило бы к ветеранам подойти. Это уважение». Михайлов на меня так посмотрел... Во взгляде читалось — «Что вы все лезете к нам?»

— Вы уверены?

— Слушайте дальше. Михайлов берет слово, что-то рассказывает про «Спартак». Тут-то до меня доходит: когда Федун объявил, что хочет передать клуб болельщикам, он просто решил сократить траты. А заниматься этим должен как раз Михайлов! Вот и читает нам лекцию: «Я от совета директоров, экономия...»

— Занимательно.

— Я потом диктую в газету: «Насколько мне понравился Цорн, настолько же странным показался Михайлов». Цорн молодой парень, нормально общается. Не знаю, кто за мной записывал — но на следующий день в газете выходит: «Как же мне не понравился этот лысый солдафон...» Вскоре звонок от болельщика: «От вас не ожидал!» — «Что стряслось?» Зачитывает. Я сразу набираю в редакцию: «Вы что, охренели?! Это же хамство, я таким не занимаюсь!»

— Что потом?

— Сам я не знаю, где Facebook, Тёма Локалов за меня страничку ведет. Ему наговорил — чтобы написал извинения от моего имени. Дозвонился до Цорна, тот был на турнире: «Дай кого-нибудь со спартаковского сайта, хочу извиниться». Нашел того парня, который за мной записывал: «Ты как посмел-то? Ты же журналист — неужели других слов найти не смог?»

— Одно время вы смотрели матчи «Спартака» в ложе Федуна.

— Да, рядом с его отцом. Я случайно попал туда, даже не помню, при каких обстоятельствах. Потом еще, еще... Но пропуска в эту ложу у меня нет. Я же человек медийный, многое из того, что говорю о «Спартаке», может не нравиться. Сейчас в другой ложе футбол смотрю — по договору, как председателю общества «Спартак» полагается определенное количество билетов.

— Самое любопытное, что услышали в ложе Леонида Арнольдовича?

— В силу занятости он не всегда приезжает к началу матча. Когда «Спартак» принимал «Торпедо», Федун ко второму тайму подъехал. Спросил Асхабадзе, гендиректора: «Как играем?» Тот начал расписывать, мол, все замечательно. Я не выдержал, вмешался: «Да что вы врете! Плохо играем!»

— Как Асхабадзе отреагировал?

— Да никак! Кто я и кто Асхабадзе?! У меня вообще в голове не укладывается, как можно назначить генеральным директором «Спартака» бывшего переводчика. Или строителя — вроде Наиля Измайлова. А Первак, которого Федун назвал «кризисным менеджером»? Объясните, что делает кризисный менеджер в футбольном клубе, созданным Старостиным?! Люди, которые вкладывают деньги в футбол, не понимают, что это не нефтянка. Там платишь и требуешь — качай! А здесь совсем другие рычаги работают.

— Что в игре сегодняшнего «Спартака» раздражает?

— Я бешусь от того, как команда действует в обороне! Проходят годы — не меняется ни-че-го. Возьмем последний матч с ЦСКА. Сижу на трибуне, наблюдаю за Кутеповым. Получая мяч от Максименко, раз за разом шмаляет вперед. Думаю: «Ну и молодец! Зачем катать слева направо, когда можно одной передачей доставить мяч к чужим воротам? Парень все делает грамотно, прибавляет». А потом ошибка, вторая, третья... И вспомнилось, как из-за травмы не поехал он в сборную, а я произнес: «Слава богу! Для сборной счастье, что не будет Кутепова». Звучит оскорбительно, но ведь правда. Знаете, что меня удивляет?

— Что же, Евгений Серафимович?

— Почему оборона, где есть Джикия и Жиго, играет настолько непродуктивно? Да, Жиго на 85-й несется в контратаку, головой сбрасывает мяч под удар партнеру... Прекрасно. Но я хочу, чтобы сзади был порядок! В первую очередь там жду надежности. А то любая передача с фланга в штрафную «Спартака» — и всегда опасно. Рассказов тоже разочаровывает. По первым матчам казалось — хороший мальчишка, старательный, с подключениями. Но сейчас вижу, какие отдает передачи и понимаю, что у него громадные пробелы в футбольном образовании. То же самое относится к Кутепову.

— Самый слабый «змс» в истории?

— Сто процентов! Когда в 2018-м футболистам присвоили «змс», я сказал, что это звание просто обесценили. Так что Катя Гамова права. А Кутепов... До сих пор перед глазами эпизод из давнего матча с «Ахматом». Есть там черненький нападающий...

— Мбенг?

— Ага. На линии штрафной принимает мяч на грудь, бьет через себя — гол! Кутепов стоит рядом. Елки-палки, сделай хоть что-нибудь! Помешай, подтолкни, головой сыграй. Ни черта не может! Годы идут — ошибок по-прежнему море, вообще не прогрессирует. Если пенопласт бросить в воду, он плавает сверху, ничего не впитывает. А губка — впитывает. К сожалению, Кутепов — не губка.

Лучший

— В 1972 году вы стали лучшим футболистом страны. Величайшее достижение — Лев Яшин, например, лучшим в стране не признавался.

— Только недавно дошло — в тот год «Спартак"-то занял 11-е место! А в 1975-м, когда правили бал киевляне, а «Спартак» снова болтался где-то внизу, я был признан третьим футболистом СССР! Почему об этом не вспоминают?

— Кто первые два?

— Блохин и Веремеев.

— А в 1972-м обошли великолепного Евгения Рудакова и Муртаза Хурцилаву.

— Да! Честно вам скажу: звездой такого уровня, как сейчас меня подают, себя не считал!

— Неужели?

— Но когда вижу сегодняшнюю сборную... Ребята, не обижайтесь — вы в футбол играть не умеете!

— Это смотря с кем сравнивать.

— Я-то сравниваю со временами Хусаинова и Осянина. Я играл с Яшиным и Шестерневым! А если возвращаться к моменту, когда меня признали лучшим в Союзе... Я прилично отыграл последние два матча за сборную в 1972-м. Уступили Франции 0:1 и победили Ирландию 2:1. Но главное — «Спартак» в тот год играл в еврокубках, это людям и запомнилось!

— Где вы и сверкнули?

— В Мадриде с «Атлетико» ведем 4:1, заканчивается все 4:3. Дома-то, думаем, их прибьем. 8 ноября играем на стадионе «Динамо» — эти испанцы снега-то не видели!

— Уже лежал снег?

— Еще какой. Тут мы и узнали, что такое профессионалы. Приехали, надели тапочки на особых присосках. Как понесли нас — 0:2 проигрываем, вылетаем!

— Надо думать, не за это вам лучшего футболиста СССР дали.

— Так подождите, матч еще не закончился!

— Ах, вот оно что.

— Я совершаю невероятный проход по левому флангу. Смотрите, как было (раскладывает картофелины на столе). Проталкиваю мимо этого, проскакиваю того, простреливаю...

— И?

— Сашка Пискарев набегает...

— И?!

— Промахивается мимо мяча!

— Господи. Сейчас и мы отправимся к немецкому профессору.

— Зато на дальней штанге был Гиля Хусаинов. Кладет щечкой! Потом выступал в раздевалке: «Дядя Гиля всем вам поездочку в Европу сделал...» 1:2 — проходим дальше! А для нас это валюта, подарки родне! Вот так концовка за меня и сыграла.

— Как узнали, что стали футболистом номер один?

— Еще в 1969-м после чемпионства Симонян меня в Кисловодск отправил. Санаторий имени Орджоникидзе считался лучшим в стране. А в 1972-м говорю прямо там Генке Логофету: «Наверное, меня признают лучшим футболистом» — «Да нет» — «Почему?» — «Паблисити не то...» Я до сих пор смысла этого слова не знаю.

— Когда выяснилось — то паблисити?

— Когда 30 декабря пришли с проходной: «Евгений, вас к телефону» — я уже все понял. Сообщил Валера Винокуров.

— Что вам дали за это? Вазу?

— Даже вазы не было. Грамоту, подписанную Львом Филатовым. Тогдашним главным редактором «Футбола». Всё!

— Может, такая грамота и стоит любой вазы.

— У меня с Филатовым была памятная встреча. Прихожу к нему на Архипова, 8. Горячусь: «Лев Иванович, договорняки сплошные! Там, здесь...» Он выслушал и культурно так: «Женя, знаете ли, на этом самом стуле сидели 16 тренеров высшей лиги. Каждый говорил: «Все играют договорняки — а я партбилет кладу, мы ни разу!» Все 16!»

— На кого из современных защитников были похожи?

— Недавно Симонян, давая интервью, по поводу меня высказался: «Сейчас у нас таких защитников нет». Это греет душу! Пожалуй, с Демьяненко можно сравнить. Хотя Демьяненко тоже никто не помнит. Может, Айртон?

— Или Дмитрий Комбаров?

— Да ну, какой Комбаров... Я в обороне надежнее был.

— Забивали много.

— В каком-то году был лучшим бомбардиром «Спартака» в еврокубках — штук пять забил, подключался регулярно! С Симоняном спор вышел на эту тему. Говорит: «Нельзя в каждую атаку подключаться!» — «Почему?» Я действительно не понимал. Если я лидер, гоняю всех впереди. А Симонян продолжает: «Защита соперников привыкает. Надо туда изредка ходить».

— Может, он и прав.

— Я интересную вещь вывел — мяч на футбольном поле сам знает, кому надо довериться! Вот у меня он был чаще, чем у других, хоть я играл левого защитника. Между прочим, если и была где-то демократия в стране — то в «Спартаке». Даже поговорки у Старостина: «Глас народа — глас божий», «один ум хорошо, а два — лучше...» В 1969-м у нас был тренерский совет! 9 игроков садились за стол и определяли состав на матч. В том числе, мы с Васькой Калиновым. Два молодых.

— Почему «Спартак» в 1972-м был так слаб?

— Резко обновили состав. До прихода Бескова команда чемпионом не становилась!

— Даже не приближалась?

— В 1974-м взяли серебро, но киевляне были намного сильнее. Если б они не отдали несколько игр в концовке, вообще ушли бы в огромный отрыв.

Желтая

— Славились вы тем, что бегали от флажка до флажка 90 минут. Помните свой последний рывок?

— На юбилее Аркашки Андреасяна. Великий футболист, недооцененный! Лет восемь назад звонит: «Слушай, у меня юбилей...» Какой-то бизнесмен, владелец авиакомпании, содержал команду, которую он тренировал. Вот и просит: «Привези кого-нибудь из футболистов!»

— Это для вас плевое дело.

— Позвал я Сережку Ольшанского и Борьку Копейкина. Сам встал левым защитником. Ходил пешком — а через десять минут начал задыхаться. Устал! С тех пор не играл. На том юбилее столько друзей встретил! Даже Лева Иштоян прилетел из Америки. Ой, кадр редкий!

— Это в чем же?

— Идет рядом со мной по флангу, говорит: «Не трогай меня!» А давай, отвечаю вместе пойдем. Рядышком. Команда была отличная в Ереване! Готовили ее другие люди, а чемпионом сделал Симонян. Никита Павлович — мой самый близкий человек. 93 года!

— Феноменальный, конечно.

— Спрашиваю: «Как здоровье?» — «Ты знаешь, чего-то...» — «Вы не обалдели?! «Чего-то»! 93!»

— Собственные матчи пересматриваете?

— Никогда.

— Не интересно?

— Не в этом дело. Я же говорил — помню всё! Вот вам история. Перед чемпионатом мира-1994 я работал тренером в Америке. Под Сан-Франциско лагерь в горах.

— Для детей?

— Да. Стали с ними смотреть чемпионат мира, старую запись. Вот Пеле играет, а вот мне желтую карточку дают! Так меня и прозвали — «yellow card».

— Ходила легенда — будто первая желтая карточка в истории.

— Да я сам был в этом уверен. Кто-то мне сказал — мол, попал в книгу Гиннесса. Первым в мире получил желтую карточку! Я хорошо помню: перед чемпионатом мира-1970 в Мексике эти карточки ввели. А то зрители не понимали. Судья подходит, говорит тебе: «Предупреждаю». Потом — «выгоняю». Куда? За что? Мы играем матч открытия с Мексикой. Я даже судью помню!

— Кто судил?

— Немец Ченчер. Дал нам пять желтых. В том числе и мне. Я за 10 лет в высшей лиге не получил ни одного предупреждения!

— А здесь за что?

— Да ерунда — бегу рядом с мексиканцем к нашим воротам, чуть по пятке его задел. Не в этом дело! Я ж не помню, кому именно он первую карточку дал, а кому — пятую. А то один корреспондент написал — мол, Ловчев кичится тем, что стал первым предупрежденным в истории... Не кичусь!

— Да кичитесь. Что уж там.

— Со знакомым журналистом отправились к Акселю Вартаняну — прояснять вопрос. Тот знает всё. Ох, как я люблю этого человека!

— Мы тоже.

— А какое там сациви!

— Аксель Татевосович нас звал в гости. Но про сациви умолчал. Иначе не затягивали бы.

— Вы сходите обязательно. Не пожалеете. Ребята, это что-то! А хачапури! Но главное, у Вартаняна есть кассета с тем матчем. Сели смотреть. Точно, сначала получил Нодия, потом Асатиани. Но я все равно первый — среди русских!

Похороны

— Вашими самыми близкими друзьями в «Спартаке» были Севидов с Рейнгольдом?

— Хотя с ними не играл. Они чуть старше. Как-то 8 мая зазвали нас в колхоз под Тулу. Я договариваюсь еще и с артистами, везу их. У меня же в трудовой книжке запись — «артист вспомогательного состава ВИА «Зодчие». В том составе были Лоза и Сюткин!

— Так что в колхозе?

— По дороге Рейнгольд спрашивает: «Жень, выпить-то позволишь сегодня?» — «Это по какому поводу?» — «Ну как? День победы!»

— Грех не выпить.

— В этот момент встряхнулся Севидов. У вас, говорит, немцев — какой День победы?! Рейнгольд вскричал возмущенно: «Севид, мой папа дошел до Берлина!»

— Севидова таким не смутить.

— «Конечно, дошел, — спокойно отвечает Севидов. — Сначала до Москвы, потом до Берлина». А в концовке...

— К такому еще и концовка прилагалась?

— А как же? Играем с колхозом, я и Севидов в атаке. Из пяти голов забиваю четыре! А Севидов чуть раньше поменялся, стоит с председателем рядом. Тот говорит: «У нас для лучшего игрока приз — тульский самовар. Кто лучший?» А Севид и говорит: «Не видишь, что ли? Рейнгольд!»

— Представляем вашу боль.

— Объявляют: «Лучшим футболистом признан...» Я три шага вперед делаю, руки тяну к самовару. Тут продолжение: «Валерий Рейнгольд!» Три шага назад. В раздевалке он самовар любовно ставит рядом, бутсы расшнуровывает. Я обрел голос: «Рыжий, тебе за что самовар-то дали?» Он бутсу одну о другую оббивает — и ка-а-к швырнет в угол: «За что, за что... За мастерство, ё!»

— Общались часто?

— Постоянно созванивались. В Турцию на футбольный фестиваль его с женой вывозили. Рейнгольду уши нужны были! Вокруг него всегда веселье. А я как похоронная команда. У всех спартаковцев похороны веду. Севидов, Ивакин, Черенков, Ильин, Исаев, Рейнгольд... Знаю, что рассказать. Кому дать слово. Помню, на похоронах Черенкова ко мне подошел мужичок: «Я 500 верст проехал, чтобы с Федей попрощаться». Тысяч 15 тогда в манеж на панихиду пришло.

— Последняя встреча с Черенковым?

— Турнир в «Крокусе», собрались спартаковские ветераны. Федор обросший, с бородой. Горлукович еще пошутил: «Ты как Коломойский! Один в один!» Сыграл Федор совсем чуть-чуть, неважно себя чувствовал. Но мы и подумать не могли, что жить ему оставалось несколько месяцев.

— С похоронами Рейнгольда «Спартак» благородно себя повел. Все оплатил.

— Когда увидел, что «Спартак» и «Динамо» вышли с черными повязками — порадовался! Даже не за Рейнгольда. За клуб. В тот же вечер позвонила мне Лида, жена Валерки. Говорит: «Жень, ты близок к руководству, к газетам. Я хотела бы поблагодарить два клуба и Федуна. Передай, пожалуйста». Для нее «Спартак» — это Федун.

— При жизни Рейнгольд костерил его на чем свет стоит.

— Это к вопросу о спартаковской демократии — меня раньше звали «Правдоруб». Севид, Рейнгольд, Буба, я — это те люди, которые ходили на телевидение и говорили то, что думали. А не то, что Федуну хочется услышать! Причем такие только мы, спартаковцы. Хотя Рейнгольд, мне казалось, перебирает. Дорвался, что называется. Но вот он так чувствовал!

— Вы вели все эти похороны. Когда особенно пробрало?

— Я, наверное, толстокожий...

— Вот бы не подумали.

— Да. Толстокожий. Отношусь к этому как к неизбежному. Все-таки готовлюсь!

— Извиняемся — к чему?

— Как раз к этому — как буду вести!

— Уф-ф. Теперь-то понимаем.

— Вот эта толстокожесть позволяет мне... Нет, не могу произнести — «не так близко принимать к сердцу». Я принимаю однозначно! По сей день вспоминаю, как 9 мая должен был с ветеранами поехать на игру в Зеленоград. А у меня брат залез на березу около родительского дома, деревья подрезал. Упал — и животом на изгородь!

— Какой ужас.

— «Неотложка» оказалась где-то рядом, мчимся мимо того самого стадиончика, где играют ветераны. А вечером узнаю, что в эти самые минуты там умирал Сергей Сальников. На матч он опоздал, в перерыве переоделся. Вышел, отыграл. В раздевалке расшнуровал бутсы — и все, тромб оторвался...

— Старостин его обожал.

— Сальникова и Витьку Папаева. Технарей! На похоронах Николай Петрович не плакал. Взял слово — и эту фразу я запомнил на всю жизнь: «Еще многие из нас будут мечтать умереть на футбольном поле...»

— Чтобы закончить с похоронной темой — ваш друг, чемпион-1969 Василий Калинов похоронен в общей могиле? Как бомж?

— Никто не знает, где его похоронили! Я занимался этим делом. Когда мой сын Женька играл за «Траско», поехал на его матч с дублем «Локомотива» где-то в Балашихе. Играли на заводском поле. Подошли ко мне какие-то болельщики, говорят — Калинов похоронен на таком-то кладбище. Я сразу помчался туда!

— Не нашли?

— Все обошел — нет. Зашел в кладбищенскую каморку — тоже ничего не знают. А Васька был мой ближайший друг. Всегда в одном номере жили. Он попивал — ну и съехал в эту колею.

— Как умер Калинов — тоже никто не знает?

— Жена с сыном уехали на Украину. Васька остался один. А много лет спустя в Якутске проводились Азиатские игры. Там узнаю — Сережа, сын, стал международным гроссмейстером по шашкам! Я вспомнил, как Васька его привозил совсем малышом. У меня было небольшое предприятие «Спартак» при ДК МЭЛЗ. Явился как-то с малым: «Слушай, дай денег, нужно заплатить, чтоб меня взяли охранником на автостоянку. Работа сутки через трое...»

— Дали?

— Конечно. А мальчонка обмолвился, что два дня не ел. Я повел его в буфет, накормил, говорю: «Дорогу запомнил? Здесь тебя всегда покормят, приходи в любой момент». А Ваську больше не видел никогда. До этого его немножко реанимировали — но ноги совсем рыхлые были... Тренировки у нас в «Спартаке» были свободного стиля. Кто в баскетбол, кто в «квадрат» играет, кто по воротам бьет. Калинов говорит: «Что-то тренироваться не хочется». Ничего, отвечаю. Сейчас устроим. Поворачиваюсь к Симоняну: «Никита Павлович, говорят, вы здорово с лета били?» Тот усмехается, окликает Исаева: «Исайчик, есть заказ!»

— Что было?

— Исаев с фланга навешивает — а Симонян с лета хлещет по воротам. Проходит около часа, вдруг опомнились — а Васька сидит и приговаривает: «А теперь — для «Пионерской правды!» Симонян смотрит с укоризной: «Вась, ты бы пробежался хоть пару кругов...»

Анзор

— Вычитали в вашем интервью — после чемпионства 1969-го гуляли в «Метрополе». Так жена Анзора Кавазашвили танцевала на столе.

— Да, танцевала. Обыграли ЦСКА 1:0, Анзор и говорит: «Поехали в «Метрополь». А я первый год в команде, совсем пацан. Можно сказать, деревенский. Какие мне «Метрополи»?!

— Кто еще с вами был?

— Калинов. Покушали, выпили. Жена Анзора кричала: «Мы чемпионы!»

— И — на стол?

— Ну да. На стол. Нормальная вещь-то. Вы что, такие правильные?

— Мы-то танцы на столе одобряем.

— Точно? Тогда ладно.

— Ни вы, ни Анзор к ней не присоединились?

— Нет.

— С тех пор танцы на столе хоть раз видели?

— Работал я в мини-футболе, а там газпромовские турниры. Гуляли в каком-то ресторане. Вдруг девицы выскакивают! Шоу толстушек-стриптизерш! Перед нами на стол садятся, ноги раздвигают. Ну как не включиться в такую игру? Конечно, я подыграл!

— Давайте-ка в подробностях. Как подыграли?

— Разве не видели снимок? Он гуляет по интернету. Обнаженная стриптизерша сидит у меня на коленях. Все происходит в гостинице «Севастопольская». Я до этого заметил — организатор указал одной на меня: к этому, мол, иди. Я всегда был слегка деревенский. Но здесь не растерялся, рубаху расстегнул...

— Ну и правильно.

— Так болельщики, которые Глушакова гнобили, отыскали эту фотографию и дали ей вторую жизнь. Пишут — «вы оба гандоны!», «да ты такой же...» Для них главный человек мира — Каррера.

— Давайте лучше про Кавазашвили. Слышали историю — он ушел из «Спартака», потом хотел вернуться. Но вы уже на положении звезды — и выступили против.

— Ту историю сам Анзор и расписывает! Но это неправильно совершенно!

— Рады слышать. Вы нам одинаково дороги.

— Я был против возвращения Прохорова — это правда. В 1976-м он сбежал от нас в киевское «Динамо». Даже сыграл там матч, не будучи заявленным. В итоге команде поражение засчитали, а Прохорову пришлось возвращаться в Москву. Потом руководитель общества «Спартак» меня уговаривал: «Жень, скажи о Прохорове какие-то хорошие слова...» — «Нет, он предатель!»

— А где Анзор Амберкович высказался на вашу тему?

— Да в книжке своей написал. Я был поражен. Ушел-то он почему из «Спартака»? Была история с мохером на таможне!

— Вас коснулось?

— Нет. Я из ЦИТО приехал их встречать — видел, как мохер летал по Шереметьеву. Многие после этого стали невыездными — Анзор, Володя Петров, Джамал Силагадзе отправились доигрывать в Кутаиси. Деньги зарабатывать.

— Собрание-то было?

— А как же? На собрании Анзор начал говорить, что это какая-то подруга Вити Папаева замешана, будто он их сдал... Меня это вообще не касалось! А о том, что Анзор хотел вернуться в «Спартак», узнал из книги. Новость для меня, клянусь! Ребята, вы сам посудите — у нас был Прохоров. Дважды лучший вратарь страны. В той же книжке, мне показали, написано, будто я стал хорошим футболистом благодаря Анзору.

— Интересное умозаключение.

— Ну, вратарь, елки-палки. Хотя вратарем я его считаю великим! Просто великим!

— Ссор у вас не было?

— Да никогда. Сейчас созваниваемся. Анзор все время в руководство футбола лез, организовывали что-то с Понедельником. Даже меня уговорил пойти на выборы президента Российского футбольного союза.

— Ах, точно. Была история. Чем завершилось?

— Выборы идут, я кандидат. В первом туре два голоса беру. Честно вам скажу — внизу сидел Керимов, а люди от него ходили и за каждый голос давали огромные деньги. Ко мне подошел человек, говорит: «Отдай голоса Прядкину» — «Я и не знаю, кто за меня голосовал!» Потом снял свою кандидатуру. Выиграл Толстых. Подсел к нему, сразу налетели фотографы. Говорю: «Что, снимаете будущего президента РФС?» — «Да». Поворачиваюсь к Толстых: «Коля, пошел на *** отсюда».

— Почти как с Бабангидой.

— Вот-вот.

Договорняки

— А с Прохоровым у вас до мордобоя дошло.

— «Мордобой» — громко сказано. Так, двинули друг другу пару раз. В Сочи, на сборах, во время кросса. С Прохоровым и Миша Булгаков дрался. На тренировках в любой момент может полыхнуть — если кто-то жестко подкатился или напихал.

— Это понятно.

— После возвращения Прохорова из Киева «Спартак» разделился на два лагеря. В одном — москвичи, которые ко мне тянулись. В другом — иногородние во главе с Прохоровым. Он же перед отъездом в Киев сдал московскую квартиру. Когда вернулся, какой-то период жил на базе в Тарасовке. Так же, как Хидиятуллин, Ярцев, Романцев... Но!

— Что?

— На игре наши отношения с Прохоровым не сказывались. Вратарь-то классный. Когда выручал, я подбегал: «Санек, спасибо!» Давал и ключи от «Жигуленка», если ему с базы нужно было куда-то отъехать. Своей машины у Саши тогда не было.

— Леонард Адамов покончил с собой из-за Прохорова?

— Нет. Между прочим, Адамов — спартаковский воспитанник, чемпион СССР 1962-го. Пересеклись они в минском «Динамо». Команда уехала за границу, Прохорова не взяли, и у него с супругой Адамова закрутилось. Леонарда бросила, вышла замуж за Сашу. Адамов время спустя выбросился из окна. Говорят, из-за этого. Я так не думаю. Наверное, проблемы с головой.

— Вы были капитаном вылетевшего в первую лигу «Спартака». В 1976-м, когда все валилось из рук — самая большая ваша вспышка ярости?

— Ярость у меня всегда была, «пихал» каждому! А из капитанов меня Крутиков в тот год решил снять. Как раз из-за этого крика. Так вся команда вступилась на собрании — Вовка Редин встал, еще кто-то!

— Что говорили?

— «Он кричит, потому что переживает». Играли-то плохо. Я ночами плакал дома, заснуть не мог. Только и ходишь к холодильнику.

— Вы же не по части выпивки.

— Так не выпивал — пожрать доставал. На нервной почве.

— Самое нелепое, с чем столкнулись в том сезоне?

— Судейство.

— Выпроваживали «Спартак»?

— Наоборот.

— Вот это заявление.

— Я же говорю — правдоруб! Может, я дурак, надо себя иначе вести. Играем с «Шахтером», судья Фардман из Ейска гостей просто убивает. Продохнуть не дает. Он последний свой матч проводил, как потом выяснилось. Пенальти поставил ну совсем «левый». Валерка Гладилин вроде бы даже перебивал. Нападающий «Шахтера» Сафонов мне говорит: «Жень, ну зачем так-то? Все равно выиграете!» Мне стыдно перед ними было. Взял — и все рассказал в газете на следующий день, что об этом думаю.

— Самый памятный матч того года?

— В Киеве. Довольно равный, счет 1:1. В «Спартаке» всегда вратари были великие, а тут средненький стоял — Витька Владющенков. А в запасе какой-то Жора из Калуги. Ну и запустил со штрафного в самом конце, уже не отыграться. Трибуны начали скандировать: «Спартак» — первая лига!"

— Дальше еще интереснее.

— Когда конкуренты за вылет все расписали?

— Нет-нет. Крутиков говорил в интервью — отправлял вас перед матчем договариваться с киевлянами, те были готовы помочь. А вы ответили: «Федорович, не нужно».

— Не помню этого. Клянусь. Я не играл договорные матчи!

— Предлагали часто?

— Да подходили капитаны. Была история, наш вратарь Сашка Прохоров говорит: «Привезли деньги». Причем предлагала третья команда за то, чтобы мы выиграли...

— Что за команда?

— «Черноморец». Я ответил: «Сань, я играю за «Спартак», а не за «Черноморец».

— Вы же еще специально проиграли как-то «Черноморцу».

— В 1970-м, в Одессе. Это совсем другая история! С самого начала все было странно. Какие-то люди ходят по гостинице, заглядывают к нашим ребятам. А мы уже заняли третье место — и с него ни вверх, ни вниз. «Черноморец» же стоит на вылет. Меня Кавазашвили удивил.

— Все-таки взял денежки?

— Я был уверен — взял! А годы спустя Анзор возглавил комиссию по договорнякам. Вспомнил Одессу: «Мне там предлагали, а я не взял». Я даже приподнялся: «Не сомневался, что ты взял тогда» — «Нет!»

— А играл так, будто взял?

— Я был уверен, что не взяли трое — я, Витька Папаев, кристальный футбольный человек, и Коля Абрамов. Но Коле принесли в перерыве.

— Ну и дела.

— Игра удивительная. Я отдаю мячик нашему нападающему — а тот пасует Секечу из «Черноморца». Волтузят нас!

— Так что Кавазашвили?

— Мне показалось по настроению — знает, что когда-нибудь все равно забьют.

— Как можно было в перерыве донести Абрамову?

— Кто-то у нас управлял! Это ж не к каждому подходили и давали. Могли просто сказать. Здесь говорилось все заранее. Генка Логофет все знал — в Одессу вообще не поехал.

— Вам-то как игралось?

— Для меня это было откровение! Уже к перерыву вижу — что-то не то. Всё за спину мне забрасывают и забрасывают. Говорю в перерыве Симоняну: «Никита Павлович, я играть не буду». Он перед командой встал: «Если это продолжится — я на медаль не дам наиграть этому, этому и этому...»

— Кому?

— Володьке Петрову и еще кому-то. После матча вызывает меня Старостин. Говорит спокойно, с расстановкой: «Женя, ты думаешь, игра сдавалась?» Тут Симонян вмешался: «Николай Петрович, вы что? Разве не видно было, что сдают?» Но «Черноморцу» та победа не помогла. Его «Арарат» обошел.

— Сколько тогда заплатили?

— По 500 рублей каждому. Мне ребята рассказывали.

— Кто именно?

— Не скажу. А то мой приятель Дима Кузнецов говорил — стоило в интервью вспомнить про то, как ЦСКА играл договорные матчи, на него накинулись Масалитин и остальные. Начали пихать. Он ответил: «А вы что, не брали? При чем здесь я?!»

— Еще где предлагали?

— Помню случай в Ташкенте. Подошел ко мне Сашка Минаев, который в молодежной сборной сдружился с ташкентскими ребятами — Аном, Хадзипанагисом и Федоровым.

— Что говорит?

— «Просят отдать игру...» — «Зачем им? Идут в середине» — «Так если на шестое место приподнимутся, «мастеров спорта» получают».

— Не стали помогать?

— Нет. Ответил: «мастеров спорта» мы честно зарабатывали. Обыграли их 3:0.

— Вы даже «змс» получили.

— В 55 лет!

— Это как же?

— В Советском Союзе призерам Олимпийских игр звание не давали. А в России уже было достаточно, чтобы стать «змс». Случайно узнал, что мой друг Ольшанский — заслуженный мастер спорта. Говорю — а мне? Тоже сделали!

Пенальти

— Это же на вас оборвалось сумасшествие с послематчевыми пенальти в матчах чемпионата СССР?

— Сначала придумали лимит — очки начисляются только за 8 ничьих. За девятую уже ничего. Это сейчас Федун придумал классную штуку, чтоб разбередить болото внизу. Две команды вылетают напрямую, еще две отправляются в стыковые матчи. Сразу совсем другая жизнь внизу таблицы! А в наше время было безобразие. Журналисты Винокуров и Кучеренко вывели формулу, которая подтверждала — украинские команды на своем поле играют вничью с киевским «Динамо», а на выезде проигрывают.

— Вы, футболисты, этого не знали? Вам нужны были Кучеренко с Винокуровым?

— Да я помню, как защитник Сыров из «Карпат» подсел ко мне в автобусе и рассказывал: приходит первый секретарь, приказывает: «Здесь играем вничью, там проигрываем. Получаете по телевизору». Я сам в эту грязь чуть не окунулся.

— Что за история?

— Приехал доигрывать в Куйбышев. Команда на последнем месте. Вот-вот вылетит из первой лиги. Я там голов назабивал прилично!

— Играя в защите?

— Под нападающими. Считался играющим старшим тренером. К концу чемпионата надо было нам побеждать в Орджоникидзе. Беру деньги, иду домой к Коле Худиеву. Он как раз из «Торпедо» вернулся на родину. Коля, спасибо тебе большое!

— Отказался?

— Смотрит на меня с сожалением: «Жень, зачем тебе это надо? Зачем в это влезаешь?» Вернулся я обратно к своим ребятам — им же те деньги раздал: «Играйте!» Боженька отвел. Через Колю.

— Так что с пенальти?

— В 1973-м решили: после каждой ничьей бьют пенальти. Кто выигрывает — получает очко. Вторая команда уезжает пустой. Все это еще долго снилось тренерам. Помню, Валентин Николаев сидел на стадионе «Динамо» в кителе полковника. Рядом лужа. Бьют последний пенальти, промахиваются — он кепку в эту лужу!

— Фуражку?

— Ну да, фуражку. Я не служил никогда, для меня она кепка. А на следующий сезон реформировали: если и по пенальти ничья — каждой команде по очку. Неописуемая дурь! Ну и началось.

— Можем себе представить.

— В игровое время мы бились нормально. А перед серией пенальти прямо с другим капитаном расписывали. В Донецке Толя Коньков капитан. Мы по сборной знакомы. Спрашиваю: «По сколько забиваем?» — «По три». Ну и назначаю, кто забивает. Поворачиваюсь к Гешке Логофету: «А ты промахиваешься». Всё исполнили, по очку взяли. Но это не договорняк! Хотя был вариант и схимичить.

— Это как?

— Если где-то вровень шли, могли подумать — «хоть по пенальти их прибьем, опустим». Возьмут, да забьют последний вопреки договоренности. Вот играем в Москве с тбилисским «Динамо». Ничья 0:0. Подходит Каха Асатиани: «Женя, сколько забиваем?» — «По три». Снова к Логофету — Ген, ты последний, не забиваешь.

— Не устал он промахиваться-то?

— О чем и речь — вдруг взбеленился: «Да пошел ты! Я уже в Донецке мазал. Сам не забивай». Ну я и жахнул к угловому флажку. Демонстративно. А матч по телевизору показывали — камеры меня выхватывают: улыбаюсь! На следующий день подходит Старостин: «Нас с тобой вызывают на КДК. Тебя дисквалифицируют» — «За что?!» — «Двинул к угловому и еще улыбаешься» — «Это нервный смех...» Ну а вскоре новости: отменили пенальти!

— Посреди чемпионата?

— Да. Благодаря моему демаршу!

— Вас не наказали?

— Нам с тбилисским «Динамо» переигровку устроили. Идем к полю, тот же Асатиани склоняется к моему плечу: «Вничью?» Э-э, нет, отвечаю. Все честно! Хлопнули их — 1:0.

Вылет

— Возвращаясь к вылету «Спартака». Вы сгорели в Киеве — но не это поражение все решило. На следующий день играли «Торпедо» с «Араратом». Знали, что торпедовцы будут отдавать матч?

— Я потом в сборной встретился с Сашкой Максименковым — высказал ему: «Ну вы и продажные!» Когда знал — я всегда лепил! На моей первой свадьбе фотографом был Алексей Хомич. Так он стоял за торпедовскими воротами в том матче, слышал разговоры вратаря Зарапина с нападающими.

— Какое безобразие.

— А сам я пошел смотреть, как московские динамовцы по снегу бились с «Араратом». Если б выиграли — у нас оставался шанс.

— Тоже отдали?

— Нет. Но сыграли так, как нужно было армянам. Там целый круг был замкнут! После сезона еду в Кисловодск, где все команды собирались в ведомственных санаториях. Футболисты скидывались — устраивали общий банкет.

— Взглянули в глаза ребятам?

— Иду в ресторан, а там много кто сидит. Вовка Пильгуй меня отводит в сторонку: «Жень, мы «Арарату» игру не сдавали» — «Вова, вопросов нет. Я был, все видел».

— Почему «Торпедо» так хотело отправить «Спартак» в первую лигу?

— Между «Торпедо» и «Спартаком» всегда были тяжелые отношения. Но, думаю, не в этом дело. Когда постоянно играешь договорняки, уже наплевать, от кого и против кого брать деньги. Либо ты это делаешь — либо нет.

— В 1978-м вы разругались с Бесковым и покинули «Спартак». Давайте фантазировать — а если б остались?

— Я бы все равно бы ушел! А конфликт с Бесковым начался не в 1978-м, а гораздо раньше. В 1972-м становлюсь лучшим футболистом страны. Еду в Кисловодск, там меня отыскал Вовка Федотов. Зять Бескова. Говорит: «Константин Иванович с тобой хочет встретиться».

— Он тоже отпуск проводил исключительно в Кисловодске.

— Да. В санатории КГБ — номер-люкс. Прихожу, начинает уговаривать перейти в «Динамо», которое он тогда тренировал.

— Что предлагал? Машину, квартиру?

— Все подразумевалось — но я на это не «кушался». Один раз в жизни на такое клюнул. Еще до «Спартака» собрали экспериментальную молодежную сборную, ездили под вывеской «Буревестника». Мы с Ольшанским в ней были. Как-то обыграли торпедовский дубль 4:0. Иду после замены к раздевалке. Меня под руку подхватывает Юрий Золотов, легендарный торпедовский человек. Ведет в коморку, перечисляет на ходу: «Машина. Квартира. Только к нам!»

— Так за чем дело стало?

— Я до этого с Симоняном разговаривал в бане!

— Пообещали?

— Да. «Я спартаковский болельщик, иду к вам». Теперь еще и «Торпедо» ответил — готов!

— Какая неловкость.

— Через пару-тройку дней прихожу на футбол в Лужники — передо мной сидят спартаковские ветераны. Исаев, Ивакин... Поворачивается Симонян: «Женя! Я слышал, ты в «Торпедо» собрался?»

— Вот это стыд.

— Покраснел: «Что вы, Никита Павлович! Какое «Торпедо»?! Только «Спартак». А в «Торпедо» даже звонить не стал.

— Так как Бесков вас на «Динамо» раскручивал? Как отказывать такому человеку?

— Про «Спартак» говорил самые неприятные слова — «шмоточники», «эти тряпичники»... Затем все это в сборной продолжилось. Первый конфликт случился у нас в 1973-м. В Одессе проиграли, говорю: «Больше не вызывайте меня в сборную!» Тут же понял, что заявление рискованное — и добавил: «Считаю, недостоин в ней играть». Лечу оттуда в Киев, где играл «Спартак». Старостин меня встречает: «Ты что натворил? Бесков пришел в ЦК, сообщает — Ловчев отказался защищать честь страны на международной арене». А я в этот дом на Маяковке вхож был!

— Мы тоже.

— С Бесковым у меня история за историей шли. Сняли его с первой сборной, сослали в олимпийскую. Говорит: «Ты у меня один ветеран остался, помоги создать команду!» Хорошо. А я уже в «Спартаке» стал выходить на позиции опорного. Прошло времени всего-ничего — тон меняется: «Или ты у меня в сборной играешь левого защитника, или не играешь вообще!»

— Ну и Константин Иванович. Ну и душка.

— Вот так со мной разговаривал. Ну и ладно, отвечаю. Тогда не буду играть. Логофет говорит: «Сейчас тебя выпустит». Не выпускает! Летим обратно из Европы, подхожу к Старостину: «Я закончил с футболом» — «Прекрати!» — «Я закончил! Не завишу о Бескова. Я от футбола завишу». Всё.

— Не нагорело от начальства?

— Бесков нажаловался. Вызывают нас со Старостиным к председателю федерации футбола Еремину, очень порядочному мужику. Меня Николай Петрович предупредил: «Молчи, говорить буду я!» А Бесков сидит: «Ловчев разнузданный...»

— К его приходу в «Спартак», видим, отношения у вас оформились.

— В 1977-м не хотел меня на игры ставить. Выходим в высшую лигу — и полыхнуло. Завтра улетаем с сочинских сборов на первую игру. Знал я прекрасную шашлычную. Говорю ребятам — вечером пойдем. Сходили, поели, вернулись через час. А Бесков подумал, что по проституткам отправились. Он же жутко мнительный. Что кто-то игры сдает — это вообще навязчивая идея. Начиная с ташкентской переигровки, когда Маслова с Аничкиным обвинил. Все время его это одолевало — «кто-то сдает!»

— Яркий человек.

— Еще Старостин говорил — «он же трус. Лечился от трусости!» Для меня тогда было четкое разделение: Старостин — хороший, Бесков — плохой. Николай Петрович через десять лет и убрал его из «Спартака».

— От трусости можно вылечиться?

— Понятия не имею. Но Старостин говорил вот так.

«Динамо»

— Допустим, не ушли бы вы тогда в «Динамо». Что было бы дальше?

— Все равно психанул бы — и ушел! А почему именно в «Динамо» — отдельная история. Мало кто знает, что ассистентом у Бескова был Юрий Морозов. С ним Константин Иванович тоже рассорился. Что-то на собрании Морозов произнес совсем не бесковское. Тот пришел в ярость. А Морозов спокойно: «Тогда я не буду работать».

— И что?

— Ему в «Спартаке» паспорт не отдают!

— Ну и нравы в «народной команде».

— Не может улететь в Ленинград! Пришел ко мне, мы дружили по сборной, жалуется: «Жень, пойди к Старостину, помоги...» Я и отправился: «Николай Петрович, что за глупости?!»

— Всё отдали?

— Сразу. Потом со мной история повторилась — когда собрался уходить, трудовую книжку не отдавали. Пока не вмешалась комиссия по трудовым спорам. Ох, и морока была!

— Пытались удержать?

— Вызвали в ЦК партии — я ответил: «Нет и всё». К чему я Морозова-то вспомнил? Он же возглавил «Зенит», мне позвонил: «Хочешь к нам?» А у меня как раз со «Спартаком» разборка шла. Отказался. У него заиграли Степанов, Чухлов, Долгополов. Весь чемпионский состав!

— Пожалели?

— Не просто пожалел — дождался, когда они в Москву приедут. Отправился к Морозову в гостиницу «Ленинград» около трех вокзалов. Юрий Андреевич руками развел: «Теперь не надо. У меня молодежь раскрылась». Ну и поехал к Сан Санычу Севидову. Я у него капитаном в олимпийской сборной был. Там со Старухиным встретился — это кадр, конечно...

— Что такое?

— Он еще за Полтаву играл. Рассказывает при первой же встрече: «Меня зовут те, те, т. е...» — «Что ж ты не идешь?! Высшая лига!» — «Зачем она мне? У меня в Полтаве три доплаты».

— Вас-то Севидов с распростертыми в «Динамо» встретил?

— Конечно! А вы помните, что это за команда была? Сумасшедшая банда. Под чемпионство. Год мне не давали перейти.

— «Спартак» воду мутил?

— Московскую федерацию футбола возглавлял Андрей Старостин. Но я уходил не из «Спартака», а от Бескова! И пошел доказывать Бескову! Я так динамовскому генералу Богданову и сказал, когда он со мной про квартиру с машиной заговорил: «У меня все есть. Иду доказать!»

— Ну и драма.

— Стартовали лихо — выиграли пять матчей подряд. Но быстро все сломалось. Начались чисто динамовские дела. Поехали в Америку, второй или третий тренер написал на Севидова донос — мол, встречается с какими-то евреями-эмигрантами. Бывшими киевлянами. Сан Саныча тут же убирают — и все наперекосяк...

— В какой момент поняли, что «Динамо» — это вообще не ваше?

— Практически сразу. В «Спартаке» демократия — а здесь чинопочитание. Я начальник, ты — дурак. Лишнее слово никто не скажет.

— С Бесковым когда увиделись?

— Я уже не очень хорошо с женой жил — так мне ребята из «Спартака» передавали: Бесков рассказывает на собраниях, что Ловчев с супругой ложки делит.

— С чего взял?

— Моя Татьяна дружила с Любой Бесковой, дочкой Константина Ивановича.

— Не делили?

— Смеетесь, что ли? Я ушел, всё отдал! А с Бесковым вскоре свиделись. В Чимкенте Кубок разыгрывался «кустами». Мы выигрываем свою группу — и встречаемся со «Спартаком». Мы, «Динамо»... Простите, спартаковские болельщики — они, «Динамо», выигрывают четвертьфинал 3:0!

— Обменялись мнениями с Бесковым о ложках и футболе?

— Я подошел к лавочке «Спартака», говорю Бескову: «Ну что?!» Дурак я! Все равно — дурак!

Накат

— Еще и неприличный жест показали?

— Вот жеста не было. Кстати, благодаря Чимкенту годы спустя я машину выиграл!

— Это как же?

— С другом, бизнесменом, и его товарищем сидели в ресторане. Тот про Чимкент обмолвился, дескать, есть такой город в Узбекистане. Я поправил: «В Казахстане...» — «Какой Казахстан?! Это рядом с Ташкентом, километров 120» — «Правильно. Но уже территория Казахстана». Слово за слово, завелись. Предлагает: «Давай на машину поспорим!» — «Давай. У меня старенькая BMW, пятерка» — «А я свою ставлю» — и указывает в окошко на джип.

— Какой?

— «Тахо». Огромнейший! Я почему в своей правоте был уверен? У меня как раз сын в Казахстане играл. Незадолго до этого звонил, рассказывал, что был у них матч в Чимкенте. На всякий случай набрал Женьке: «Чимкент точно в Казахстане?» — «Разумеется». Через месяц я получил машину.

— Куда пристроили?

— В клуб — я тогда в мини-футбольном «Спартаке» был и президентом, и главным тренером. Мне платили денежку за аренду машины и возили на ней бразильца Сержау, который весил 120 килограммов.

— Ого.

— Что вас удивляет? Это же не большой футбол. В мини много бегать не надо, подкаты запрещены. Сержау укрывал мяч корпусом так, что никто подлезть не мог, спокойно разворачивался и бил по воротам. Болельщики его обожали. Зимой 2006-го я предложил Сереге Шавло провести матч с большим «Спартаком».

— Согласился?

— Моментально. А вот Старков испугался. Понимал, что в зале против миньщиков у его команды шансов нет. До этого «Дина» побеждала «Динамо», мини-футбольный «Зенит» — большой «Зенит».

— Как быть?

— Играть решили в лужниковской «Дружбе», которая вмещает две с половиной тысячи зрителей. Приезжаем — аншлаг! Спрашиваю Старкова: «Побаиваешься?» — «Ну да, сейчас накидаете нам...» Первый вариант, который я предложил, он отмел.

— Что за вариант?

— Я ему легионеров, а он мне русских. Говорю: «Тогда меняю четверку миньщиков на твоих ребят» — «Хорошо». Отдал мне Пьяновича, Ребко, Баженова и Кабанова. При этом условились, что миньшики выходят против миньщиков, а большие против своих.

— Как сыграли?

— 9:9. Без поддавков! В перерыве заходит в раздевалку Сержау: «Президент, думаешь, ты звезда? Это я звезда! Посмотри, как меня народ принимает!» А я: «Конечно, ты звезда. Недавно вышел фильм «Кинг-Конг возвращается» — ты там без грима играешь». Смотрю, парни из большого «Спартака» в трансе от нашего диалога. Но надо знать меня — атмосфера в команде всегда была хорошая, позитивная, с ********** [подколками]. И тут к Пьяновичу наш переводчик подсаживается, что-то по-португальски долго-долго втирает. Беру за плечо: «Эй, ты с кем сейчас разговариваешь?» — «Как с кем? С Моцартом!»

— Бразильцев в вашем «Спартаке» хватало.

— Сначала их не было. «Дину», многолетнего чемпиона, скинули с пьедестала своими силами. Хамидуллин, Цуканов, Киселев, Горбунов, Зоидзе... Я распалил ребят, и они крушили всех, хотя зарабатывали 200-300 долларов в месяц. Потом зарплаты стали расти, и мы позвали бразильцев, которые получали 5 тысяч долларов, 10.

— Чудили?

— Естественно. Я-то постфактум узнавал, обычно переводчик втихаря все разруливал. Помню, взяли из «Никеля» Эду. В свое время его привезли в Норильск в «минус 50». Так уже через два дня по-русски заговорил. А у нас отличился тем, что на съемной квартире организовал вечеринку, на которую пригласил бразильцев из большого ЦСКА и «Динамо». Разобрали паркет, разложили костер и пожарили шашлык!

— Квартиру спалили?

— Обошлось. Чудом. Но ремонт я хозяйке оплатил. В другой раз два наших бразильца, Алешандре и второй, забыл фамилию, оказались замешаны в громком скандале. Сняли проституток, а те милицию вызвали, заявили об изнасиловании. Газеты писали, что в квартире находился еще Вагнер Лав, но это неправда. Вот Лима был. В итоге его «Локомотив» дело замял. А я приехал к следователю и сказал: «Если ребята виноваты — вопросов нет, сажайте».

— И?

— Потом выяснилось, что Алешандре вообще ни при чем. Он пришел в ту квартиру и сразу лег спать. Второй тусовался там с компанией бразильцев, но не более. Думаю, девки просто денег с иностранцев захотели срубить.

— Успешно?

— Не в курсе. Мы точно ничего не давали.

— Что за конфликт приключился у вас с Сирилу?

— Он перебрался в «Динамо» к Константину Еременко, который натравил на нас и милицию, и налоговую. Другие бразильцы, ушедшие из «Спартака», говорили: «Ловчев все выплатил, претензий нет». Так и было, я никогда никого не обманывал. А Сирилу уверял, что его подпись на документах — поддельная. Но мы сделали графологическую экспертизу, которая подтвердила нашу правоту. Сирилу — непорядочный человек!

— А Еременко?

— Тоже. Дружил с верхами, вот и душил нас. Еще Сергея Козлова, хозяина «Дины», который был для Еременко как второй отец. А он пытался засадить его в тюрьму, подключил ментов и всех-всех-всех. Сменилось 7 или 8 бригад следователей, за это время от переживаний умерла мама Сергея...

— Вам-то было страшно?

— В какой-то момент накат усилился, и я сказал Андрею Бодрову, нашему пресс-атташе, что на клубном сайте надо опубликовать заметку. Продиктовал текст: «Я, Евгений Ловчев, официально заявляю — если со мной или моей семьей что-то случится, все дороги ведут к Константину Еременко». Сразу стихло.

— С Еременко эту тему обсуждали?

— Нет. Да и о чем с ним разговаривать? Если уж он с Козловым, который из него человека сделал, так поступил...

— В большом футболе вы как тренер не задержались. В книжке описали это так: «Футбол мне открылся с черного хода, где в порядке вещей было пьянствовать с судьями, встречать их в аэропорту. Где вместо «здрасьте» с тебя открытым текстом требуют калым. В нагрузку к заявке — таскать в федерацию деньги с продуктами, лебезить перед кем-то».

— События, о которых идет речь в книжке, — это «Дружба» Майкоп. Принимали «Спартак» Октемберян, судил парень из Махачкалы. С ним перед матчем третий секретарь обкома полночи сидел в бане. Поил так, что тот даже к игре не отошел. Было видно — человек явно не в адекватном состоянии, но дело свое знает. Мы пропустили первыми, а дальше он начал убивать Октемберян, из ничего придумал пенальти. В знак протеста тренер «Спартака» решил увести команду с поля. Я сказал: «Не делай этого. Тебя казнят».

— А он?

— Крикнул: «Тогда передай своим, чтобы не забивали». Коля Латыш услышал и к «точке» не пошел. Мяч взял Сергей Бутенко, который стоял рядом. И не забил. Специально или нет, не знаю.

— Итоговый счет?

— 1:1. После игры заглянул в раздевалку гостей, извинился за то, что вытворял судья и добавил: «Я к этому никакого отношения не имею». Руководители обкома потом возмутились: «Ты что, самый честный?» А я собрал вещи и уехал в Москву.

— С концами?

— Да. Или вот штрих. Чуть раньше из Москвы прилетел арбитр. Я встретил его в аэропорту. Без денег, без всего. По дороге заговорил о том, что нам кровь из носу нужна победа. Он сразу встрепенулся: «Сколько?» Клянусь, я даже не понял, что имеет в виду, спросил: «Вы о чем?» Судья: «Ну, денег-то сколько дадите?» Я от такой наглости опешил. И произнес фразу, ставшую крылатой: «Я слишком люблю футбол, чтобы в нем работать».

«Оборотень»

— Какому тренеру в конце 1988-го Старостин звонил, приглашал в «Спартак» вместо Бескова — а тот все донес Константину Ивановичу?

— Где-то читал, что это был Семин. Бесков тогда решил сменить полкоманды, подготовил список на отчисление, отдал Старостину и укатил в Кисловодск. Пока отдыхал, Николай Петрович в Москве провел работу — и Константина Ивановича сняли. Официальная формулировка — «в связи с выходом на пенсию». Забавно — 70-летнего Бескова выпроводил на пенсию 85-летний Старостин.

— Бубнов в книжке писал, что вы к нему приехали среди ночи, просили поддержать — хотели стать главным тренером «Спартака». Но назначили Романцева — поэтому вы его нещадно критиковали после. А подытожил фразой в ваш адрес: «оборотень».

— Нет-нет, все не так. Оборотень — это потому что с Бубновым дружить перестал. Если интересно — расскажу. Но сначала о событиях 1988-го. Был какой-то матч в манеже ЦСКА, я шел пешком к метро и в районе Ленинградского проспекта увидел Старостина. Поздоровался, вдруг он говорит: «Женя, ты мне нужен. Как относишься к тому, чтобы выставить свою кандидатуру на пост главного тренера?»

— Согласились?

— Конечно. Хотя понимал, что Старостин делает это в пику Бескову. Вскоре из газет узнал, что есть три кандидата — Романцев, Нетто и я. За два дня до собрания, на котором должны выбирать тренера, заехал к Бубнову, с которым еще в «Динамо» сдружился. Буба сказал: «У тебя шансов нет. Опытные игроки поддерживают Романцева».

— Как и Старостин.

— Да. Жизнь показала, что это было правильное решение. «Спартак» при Романцеве девять раз стал чемпионом. Ну а наши отношения с Олегом — отдельная тема. В 1976-м его взяли из Красноярска в «Спартак». Побыл немного и уехал. От Саши Кокарева узнал, что Романцев на меня обижен.

— За что?

— В какой-то игре напихал, назвал «деревней». На эмоциях, не со зла. Я разыскал красноярский номер Олега, позвонил — интересно, помнит ли он о том разговоре? Вернулся-то Романцев в «Спартак» уже при Бескове. Как потом выяснилось, обида осталась.

— Объяснились?

— Не так давно на встрече со спартаковскими ветеранами подошел к Романцеву: «Олег, мне рассказывали...» — «Да, я обиделся. Тогда в «Спартаке» ты отнесся ко мне не очень хорошо» — «Слушай, мы взрослые люди, столько лет прошло. Давай закроем тему».

— Мудро.

— Но была одна история. В 1994-м Виктор Зернов, тренер спартаковского дубля, пригласил в команду моего сына. Женька в юношеском футболе котировался прилично, в ФШМ был капитаном. В Тарасовке дубль проводил контрольный матч. Я тоже подъехал, но сына на поле не выпустили. Стояли в сторонке, разговаривали. Тут из корпуса вышел Романцев, мельком взглянул на нас. Когда матч закончился, Женя отправился в раздевалку. Вернулся убитый: «Сказали больше не приходить».

— Почему?

— Я тоже Зернову этот вопрос задавал. Поначалу отделывался общими фразами, а когда его из «Спартака» убрали, признался: «Женя, было так. Выходит Романцев, спрашивает: «Это кто?» — «Сын Ловчева» — «Чтобы я его здесь не видел!» Всё.

— Теперь о Бубнове. Почему вы рассорились?

— Кавазашвили позвал меня в комитет по борьбе с договорными матчами — был такой в РФС при Фурсенко. Создали три группы. Первая — профессионалы, туда входили Бубнов, Тарханов, Эштреков и я. Вторая — следователи. Третья — юристы. Если какой-то матч попадал под подозрение, мы разбирали, выносили вердикт — странная игра или нет. И вот появилась информация о матче «Петротрест» — «Химки», принесли видео. Бубнов, который в нашей группе считался главным, сказал: «Сначала я посмотрю, затем вы». Через неделю читаю в газете его интервью, мол, все ясно, договорняк!

— Аргументы?

— «Я, Ловчев и Эштреков пришли к такому выводу после просмотра». У меня шок! Игры-то еще не видел! Звоню в редакцию: «Бубнов давал интервью под диктофон?» — «Да» — «Запись сохранилась?» — «Конечно». Дают прослушать — слово в слово! Приезжаю на заседание комитета. Зачитываю интервью. Бубнов отмахивается: «Я такого не говорил!» — «Точно?» — «Да!» — «Врешь! Есть доказательства...» Вот с того момента наши дороги разошлись.

— Кому на заседании комитета Бубнов обещал лицо разбить?

— Эрзиманову, известному в прошлом судье. Он замечание Бубе сделал, когда тот на меня попер: «Саша, ты как разговариваешь?» А Бубнов: «Ты вообще молчи! Иначе морду набью!»

— Высокие отношения.

— От былой дружбы ничего не осталось, но руку Бубнову при встрече пожму. Как-то на телевидении столкнулись. Смотрю — народ вокруг сразу напрягся. Я рассмеялся: «Саш, все думают, что мы драться начнем. А давай поздороваемся». И протянул ладонь. Даже фотография есть.

Корпоративы

— Вы не только похороны ведете. Еще корпоративные турниры.

— Да, это мой заработок.

— Сколько платят?

— Сумму объявляю сам. Если банк обращается — одна цена. Если кто-то попроще — другая. Но не наглею. Могу поехать на турнир, где дадут 10 тысяч...

— Долларов?

— Вы что?! Каких долларов?! Рублей! Куда-то лечу за полтинник. А иногда и за стольник.

— Рекорды в этом смысле были?

— Сто тысяч рублей — предел.

— Вы-то стариком себя не чувствуете?

— Ну что вы! Я и выгляжу не на 71, и в душе мне намного меньше, чем в паспорте. Все-таки жена на 20 лет моложе.

— На 18.

— (Смотрит с укоризной на одного из нас.) Высчитывал, гад!

— Нет, внимательно читал вашу книжку.

— А вот это правильно. Скажу откровенно — возраста не ощущаю. Только когда в горку иду, начинаю задыхаться.

— Были интересные знакомства за последнее время?

— С вами! Эту встречу запомню надолго. Третьи сутки пошли, а интервью все не заканчивается. Совсем обалдели! (Хохочет.) Сколько мы уже сидим?

— Шестой час.

— Ужас! Ребята, я шучу, все нормально. Интервью — это эмоции, воспоминания. Даже не устал. Ну а возвращаясь к вопросу... Я давно не впускаю в свою жизнь новых друзей. Да и вообще не тусовщик.

— Кто сейчас из мира футбола ваш лучший друг?

— После того, как не стало Рейнгольда? Сережа Ольшанский. Жаль, видимся редко, мало теперь точек соприкосновения. Я живу здесь, под Рузой, а он в Москве, к тому же «конь», на матчах «Спартака» не бывает. Но в молодости мы прошли всё, одновременно попали в «Спартак». Ольшанский играл там до 1975-го, пока не забрили в армию. За три дня до 27-летия.

— Личным приказом Гречко, министра обороны.

— Да. Когда в том сезоне встречались с ЦСКА, я сказал ребятам: «Сегодня играем за Серегу». На поле перед стартовым свистком на правах капитана громко произнес: «Команде, которая украла у нас Ольшанского и сослала на Дальний Восток, физкульт-привет!» А потом вколотил голешник Астаповскому — ка-а-ак дал с правой в дальний угол. 2:0 выиграли.

— Лет десять назад вы говорили, что занимаетесь строительным бизнесом.

— Был у меня рынок в Кимрах. Продавали краски, стройматериалы.

— Кто надоумил?

— Знакомые предложили вложиться. Но нужно было все тщательно контролировать, а я приезжал в Кимры два раза в месяц. Разумеется, прогорел. Потерял четыре миллиона рублей.

— Были еще попытки войти в бизнес?

— Нет. Рынка хватило. Убедился — я не коммерсант.

— Вы обожаете мелодрамы. Три лучших в этом жанре?

— «Красотка», «Сабрина»... Много раз пересматривал. Из наших — «Весна на Заречной улице», «Высота». «Любовь и голуби», где сыграл мой друг Саша Михайлов, тоже великолепная картина, хоть и не мелодрама.

— Михайлов футболом интересуется?

— Ой, далек настолько, что иногда на вечерах объявляет меня чемпионом мира по футболу!

— Силен.

— Похожая история была в Златоусте, где когда-то работал тренером. Пригласили на концерт группы «Ариэль», в 80-е она была очень популярной. Пришел в ДК, усадили в ложу. Выходит на сцену конферансье: «Друзья, сегодня у нас в гостях чемпион мира...» Первая мысль — Анатолий Карпов? Или Лидия Скобликова? Они же из Златоуста. Конферансье продолжает: «...по футболу». Думаю: «Господи, кто же? Немец какой-нибудь? Или бразилец?» И тут: «...Евгений Ловчев!» Я чуть со стула не упал.