Тамара Москвина: "Мой "допинг" стоил семь копеек"
РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ
Она сверяется с блокнотом:
– Та-а-к, "Спорт-Экспресс", большое интервью". Это вы! Вычеркиваю. Вечер – "Открытие сезона, Английский клуб. Банкет". Туда успеваю.
…Мы в Петербурге. Где-то на окраине отыскиваем школу Москвиной. Да какую там "школу" – настоящий дворец. Который обходим часа полтора. Наконец добираемся до директорского кабинета – и присаживаемся с великой Тамарой Николаевной. Еще на два часа.
***
– Клуб фигурного катания Тамары Москвиной открылся в марте. Это заслуга Антона Сихарулидзе, вашего ученика?
– Совершенно верно. Примерно год назад он позвонил и спросил: "Тамарочка, как отнесетесь к тому, что на одном из катков Петербурга организуем школу вашего имени?" – "Было бы здорово", – ответила я. Хотя в реализацию проекта поначалу не верила. Все-таки дело хлопотное, да и весьма затратное. А знаете, что для меня самое приятное?
– Что же?
– Антон был депутатом Законодательного собрания Санкт-Петербурга, заседал в Госдуме, но я никогда не заводила речь об открытии собственной школы, ни о чем не просила. Все это – исключительно его инициатива. Сказал: "Будем возвращать славу городу, который в свое время подготовил много олимпийских чемпионов по фигурному катанию". Кстати, могу через вашу газету поблагодарить несколько человек?
– Конечно.
– Алексея Миллера – за предоставление ледовой арены, построенной в рамках программы "Газпром" – детям". А также акционеров "Газэнергосервиса" Антона Сихарулидзе и Евгения Першина, которые часть средств компании решили направить на содержание клуба. Без поддержки этих людей ничего бы не было.
– Давно Антон называет вас Тамарочкой?
– История такая. К Олимпиаде-2002 с Антоном и Леной Бережной готовились в Америке. В городке Хакенсак, где под одной крышей объединили четыре катка. Мы прозвали это "четырехкассетник". Дома со льдом были огромные сложности, а там условия нам создали прекрасные. Платили мне не только за конкретную тренировочную работу, но и за рекламу нового спорткомплекса. Я везде упоминала, какой он замечательный. В Штатах отчества не существует, поэтому все вокруг, включая малышей, обращались ко мне Тамара. А Лена с Антоном по привычке – Тамара Николаевна. В какой-то момент я не выдержала: "Ребята, забудьте про отчество. Неудобно". Антон ответил: "Хорошо. Отныне вы для нас – Тамарочка". Вот с 2000 года и повелось.
– Почему ваш клуб находится в Невском районе?
– Изначально рассматривали каток в центре – в Таврическом саду. Но там уже детишки занимаются, сформированы группы. Зачем что-то закрывать, настраивать людей против себя? У всех был бы осадок. Решили поискать другие варианты. Потом нам предложили этот спорткомплекс на улице Бабушкина. Он еще достраивался. Тут две ледовые арены, так что конкуренции между хоккеистами и фигуристами не будет. Весной на открытии были и Полтавченко, и Миллер. Алексей Борисович вырос здесь, в Невском районе. Учился в 330-й школе, как и я!
– Вы тоже росли неподалеку?
– Папа окончил в Ленинграде военно-воздушную академию имени Можайского, в 1941-м ушел на фронт. Когда вернулся, получил в этих краях квартиру. Мы, три сестры, спали в одной комнате на полуторной кровати. Валетом. Вместе ходили в музыкальную школу. Это была мечта отца. Он даже купил нам немецкий рояль "Беккер".
– Уровень.
– Ага. В маленькой "двушке" нам только рояля не хватало… Отец понял, что погорячился. "Беккер", скрепя сердце, продал. Взял пианино "Красный октябрь". Но вскоре мне уже стало не до музыки.
– Почему?
– Во-первых, серьезно занималась фигурным катанием. Во-вторых, со слухом плоховато. Когда расспрашивали про оценки в школе, отвечала: "По всем предметам – пять. А по пению – тройка". Лето мы обычно проводили у родственников отца в деревне под Киевом. Там обожали петь. Усаживались вечером за стол – и затягивали.
– Что-то помнится?
– "Дывлюсь я на нэбо, тай думку гадаю: чому ж я не сокил, чому ж не летаю…" Папа очень любил эту песню. Вот я слова и разучила.
– Когда в последний раз садились за рояль?
– Ой, ребята, лет сто назад. Или двести.
***
– В какие моменты понимаете, что возраст – это вообще не про вас?
– Да я о нем и не думаю. Пока не подкрадется очередной юбилей… Скажите, вам сколько лет?
– Сорок три, – пригладил седые виски один из нас.
– Я с вами разговариваю – и мне сорок три! А вам? – указывает на другого.
– Сорок.
– И мне сорок. А на катке, где с шестнадцатилетними работаю, сразу перестраиваюсь на их волну. Молодежь ведь надо заинтересовать, к каждому подход найти. Правильно настроить, мотивировать…
– Тамара Манина, олимпийская чемпионка-1956 по спортивной гимнастике, в свои 83 и автомобиль водит, и на шпагат садится.
– Шпагат? Это что! Я хоть сейчас могу стойку сделать.
– Какую?
– Да на предплечьях же! – горячится Москвина.
Скидывает туфельки, ложится на пол. Приподнимается на руках, отрывает ноги от пола и удерживает тело параллельно земле. Еще и подмигивает нам.
– Успели снять? Или света маловато? Тогда давайте вот здесь повторю, хотя пол скользкий.
Тамара Николаевна замечает для надежности:
– Командуйте – три-четыре…
– Три-четыре, – робко выговариваем мы.
Трюк повторяется. Только спина еще ровнее.
– Если фотография в газете будет, сверху обязательно напишите – "76!" – улыбается Москвина. – Я многих этой хохмой поражала. На самом деле – ничего сложного. Главное – найти баланс. Я же, когда в институте физкультуры училась, и гимнастикой занималась, и акробатикой. Как-то пригласили в студию NBC. Подумала – скучно рассуждать о прыжках, выбросах, вращениях. О том, кто занял первое место, кто – второе. Решила удивить американцев, внести изюминку в интервью. Вот и сделала стойку перед телекамерой.
– Прямо на полу?
– Там было плохо видно. Ну и не проблема – спокойно залезла на стол.
– Машину до сих пор водите?
– Конечно. Стаж – 54 года! Всего одна авария – да и та не по моей вине. На углу Невского и Садовой из-за автобуса внезапно вынырнул автомобиль, крыло мне помял.
– Раз полвека за рулем – начинали с "Победы"?
– Нет, первая машина – "Москвич-412" горчичного цвета. С мужем водили по очереди. Потом была третья модель "Жигулей". А в 1992-м после победы в Альбервилле Наташа Мишкутенок и Артур Дмитриев подарили мне "Мазду".
– Какие молодцы.
– Подогнали к катку, протянули ключи: "Тамара Николаевна, теперь это ваш автомобиль…" Еще при подготовке к Олимпиаде Артур повторял: "Выиграем золото – и купим вам иномарку!" Я воспринимала как шутку. Но ребята сдержали слово. А сейчас у меня "Фольксваген". Маленький, но бойкий.
– А еще – памятные подарки от учеников?
– Мама Юко Кавагути часто отправляла посылки с шерстяными кофточками. Правда, не сама вязала. Думала, в России очень холодно.
***
– Игорю Борисовичу Москвину, вашему мужу, – 88…
– Подождите. Он 1929 года рождения. Сколько ж ему? Сейчас подсчитаю… Действительно 88!
– Похоже, для вас это новость.
– Я же говорила, на возрасте не зацикливаюсь. Муж выглядит гораздо моложе. Ведет активный образ жизни. Передвигается на общественном транспорте, летом косит траву на даче. Здесь, в школе, рвется мне помогать. Но я удерживаю. Если нет регулярных тренировок, результата не будет. А мотаться сюда каждый день ему все-таки тяжеловато. Зато сегодня вечером у нас party, едем в Английский клуб.
– Поженились вы в 1964 году. Много гостей собралось на свадьбе?
– Человек тридцать. По тем временам – прилично. Отмечали в квартире моих родителей. Мебель вынесли к соседям и на лестничную клетку. Сколотили лавки. Тогда при слове: "Горько!" целоваться постеснялись. Я прикрывалась белоснежной салфеточкой, которую нам кто-то вручил вместе с деревянной миской и горой яиц.
– Подарок что-то символизировал?
– Чтоб Бог дал детишек побольше. А поселились мы у Игоря и его мамы. Квартира была даже меньше нашей. Одна комната – девять метров, другая – шестнадцать. Туалет крошечный, душ не предусмотрен. Мыться ходили в баню. Холодильника тоже не было. Продукты хранили в ящике за окном.
– Со свекровью ладили?
– Александра Васильевна – женщина властная, с непростым характером. Приходилось подстраиваться, лавировать, искать дипломатические уловки. Я вообще не люблю ссориться, всегда стараюсь найти компромисс. Твердила себе: "Раз люблю Игоря, значит, к его пожилой маме должна относиться уважительно. Тогда и нам будет комфортно, никаких скандалов". Моя бабушка по линии отца всю жизнь прожила в украинской деревне. Там свои законы. Помню ее удивленный вопрос: "Почему к свекрови обращаешься по имени-отчеству?" – "А как?" – "Мама! Она же мать твоего мужа!" Так и стала называть.
– Мишин был на свадьбе?
– Нет. Только родственники да близкие друзья. А с Мишиным кататься я начала год спустя, в 1965-м.
– Ваша пара могла выиграть Олимпиаду?
– Объективно? Нет! Как раз появились Роднина и Зайцев. Они технически были значительно сильнее.
– Тремя словами Алексея Николаевича можете охарактеризовать?
– Запросто! Умный. Дипломатичный. Юморной. Что нас и спасало. Тренировки проводили с хохмами. Но по-деловому. Быстренько откатались – я к себе в семью, он к себе.
– Говорят, матерщинник виртуозный.
– В то время – никогда! А сейчас анекдоты на одну тему. Вот скажу: "Ой, Леш, какой у тебя живот вырос…" – "Тамара! Не живот! Холм над опавшим героем". Или одернешь: "Что ж ты всё про это да про это?" – "Я занимаюсь вербальным сексом!"
С нашим танцем "Цыганочка" связаны смешные моменты. В Доме моделей спортивной одежды придумали костюм с открытым плечом, а в Советском Союзе, извините за подробность, лифчиков без бретелек не существовало.
– Как вывернулись?
– Надо ставить чашечки. Сейчас-то не проблема, а тогда где эти чашечки взять? В московском магазине "Синтетика" давлюсь в очереди, достаю какие-то пластмассовые. Но только пятого размера!
– Ох, Господи.
– С портнихой моей Валей обрезаем – получается третий. Но у меня-то совершенно другой. Еле-еле приспособили. Катаемся с Мишиным, на выпаде становлюсь, трясу перед ним грудью. Как цыганка. У него глаза расширяются. Шепотом: "А это – откуда?!"
– Ай да история.
– Случалось, он задевал рукой – и вся эта конструкция вгибалась внутрь. Прямо на показательных выступлениях.
– Мы читали, вы с Мишиным вдрызг разругались в Гаграх…
– Я ни Гагры не помню, ни ссоры. Честно! Это у Мишина память феноменальная. А у меня устроена так: не надо? Я и забыла.
***
– Когда "Зенит" в 1984 году стал чемпионом СССР, игроков пригласили в главное здание этого города. Вручили книжку "Ленин в Смольном". Самые странные дары, которые вы получали?
– Сертификат на наследство. Как это называется?
– Завещание.
– Вот-вот. Мне отписала все свое имущество малознакомая женщина.
– Неожиданно.
– Еще во времена, когда мы с Мишиным катались, вдруг приносят письмо. Пишет дама 45 лет, почтальон из Грозного: "У меня больная мама. Но вы ее спасли. Мы смотрели ваше выступление с Алексеем Мишиным. Это такой восторг! Пожалуйста, запишите на целлулоидную пластинку вашу историю. Какое-нибудь посвящение маме. Я высылаю 10 рублей". Следом приходят эти деньги.
– Реакция?
– Что ж, надо помочь. Я на все письма отвечаю. Иду на студию звукозаписи, наговариваю для нее две или три пластинки.
– А Мишин?
– Тоже пошел – записал одну. Деньги назад отсылаем. Получаем новое письмо: "Вы меня обижаете. Завтра прибудет поезд на Московский вокзал. У проводника заберите корзину с фруктами". И понеслось!
– Что?
– Сюда шлет абрикосы, яблоки, груши, черт знает что. Обратно же не отправишь пустую корзину? Еще и на вокзал надо ходить в 5 утра.
– Долго продолжалось?
– Годами! Как-то в Ростове были с дочкой – эта женщина приехала. У нее в тех краях участок соток восемь. Одноэтажный домик, печка, кровать и телевизор. Потом мы и в Ленинграде встречались.
Однажды сидим в "Юбилейном" с тренерами, обмываем поставленные программы. Такие "междусобойчики" приняты были. Тут появляется почтальон, в руках заказное письмо: "Москвиной". Вскрываю, читаю вслух. Оказывается – завещание на все имущество, которое ей принадлежит.
– В Грозном?
– Да. Народ: "Ха-ха-ха! Тамарка, давай устроим хохму. Вон, телефонная будка у дворца, наберем Ленке…"
– А это кто?
– Хореограф, ставила нашу "Цыганочку". Женщина немножко необычная, балетная. Как-то пригласила к себе на праздник, на столе коробка полуоткрытая. Мы замечаем: "Ой, что за фотография?" – "Ну, посмотрите…" А это карточка, где она без одежды… Вот наши и говорят: "Позвоним Ленке, скажем – Тамаре передали завещание. Там написано – доля причитается постановщику "Цыганского танца". Разыграем!"
– Прекрасная шутка.
– Я была беременная, уехала домой. Не думала, что все-таки сделают. А Игорь вечером возвращается, хохочет: "Ой, Тамара, мы позвонили!" Я в ужасе: "Зачем?"
– Что дальше?
– Наутро прихожу на каток. В окружении тренеров стоит Елена Дмитриевна. Громко: "Тамара, мне все известно! Свою долю отдаю детям! Тащи завещание".
– А вы?
– Говорю: "Нет проблем, но давай позовем представителя Спорткомитета…" В общем, эта бумажка так и лежала у меня, пока не выбросила. А как судьба той женщины сложилась, не представляю.
***
– Где хранятся триста дисков, которые записывал ваш муж с 50-х на любительскую камеру?
– В кладовке.
– Это ж сокровище.
– К сожалению, не оцифрованное. Я и нашим телевизионщикам предлагала, и американской компании, которая занимается изготовлением и продажей видеокассет. Никому не надо. Ну и куда всё девать?
– На этих записях и Людмила Белоусова с Олегом Протопоповым?
– Да кого там только нет! Наташа Бестемьянова и Игорь Бобрин попросили сделать копию пленок, на которых есть их выступления. Еще Юра Овчинников интересовался. Отдала им кассеты, сами оцифровывали. Для домашнего архива.
– В сентябре умерла Белоусова. Вы услышали – и какой эпизод сразу вспомнили?
– Как мы вместе провели медовый месяц.
– Ваш?
– Ну да. Это было в Бетте, под Геленджиком. В частном секторе снимали по комнате. Май, пустота, мы вчетвером на диком пляже. Олег нырял, стрелял из подводного ружья. На костре варили уху, крабов.
– Про Белоусову говорили – деликатная до застенчивости.
– Люда была тихая, немногословная. Да еще под пятой у Олега. Мы однажды спросили: "Ребята, а дети?"
– Что отвечали?
– "Вот чемпионат мира пройдет – подумаем". Потом "это пройдет", "то"… Не случилось. Не в курсе, что мешало дальше, но начало истории было вот таким.
– Вам не казалось, что их особенно и не огорчало отсутствие детей?
– Не знаю. Больше не говорили на эту тему никогда.
– По характеру Белоусова – полная противоположность Протопопову?
– Да! У Олега была и мания величия, и мания преследования.
– Примером проиллюстрируете?
– Подал заявление о приеме в партию. Началось: "Те меня не любят, эти не переносят. Стараются унизить, потому что я – великий, олимпийский чемпион…"
– Он не скрывал, что строчит какие-то письма, жалобы на товарищей.
– Это было уже в балете на льду. А если и в сборной, то шло над нашими головами. Понятия не имею, что он писал, но народ о Протопопове не очень положительно отзывался.
– Как же вы умудрялись дружить?
– Все-таки Игорь пять лет эту пару тренировал. Мы были очень близки. Хотя их отъезд стал полной неожиданностью.
– Неужели?
– Когда с людьми часто общаешься, всплывает в разговоре: "Был я в Швейцарии – там полторы тысячи сортов сыра. А у нас всего три… Когда ж это кончится?" Ну и в таком духе. Сейчас прокручиваю назад "пленку" всех наших бесед. У меня вообще аналитический склад ума. Так вот, я не могла вспомнить ни одного высказывания, даже полунамека, что Олег и Люда собираются уезжать.
– Зато из Швейцарии вам писали.
– Сначала я прочитала в газете, что они отказались возвращаться в Советский Союз. Потом в почтовом ящике обнаружила коротенькое послание от Люды и толстую пачку фотографий. Но нас никуда не вызывали.
– Почему они не афишировали, что долго работали с Игорем Борисовичем?
– Может, считали его коллегой, а не наставником. Олег ведь и про Чайковскую не говорил.
– Не придавал значения роли тренера?
– Да. Впрочем, он был уже взрослый. Видимо, считал, что все делает самостоятельно. А остальные – ассистенты. Когда люди достигают больших высот в спорте, весь путь под чьим-то руководством забывается.
– Мужа вашего наверняка это обижало.
– Нет!
– Знал цену Олегу?
– Он знал цену себе.
– Когда впервые увиделись после их побега?
– Через несколько лет. Держались Олег и Люда отстраненно. То ли опасались, что у нас будут неприятности. То ли просто отнеслись к нам, как ко всем "советским". Со временем оттаяли. Когда мы работали в Америке, ездили в Лейк-Плэсид. Праздновали день рождения Олега. Все по американским меркам: пригласили, оплатили…
– Как мило.
– В Штатах – норма. Если мы взялись отпраздновать ваш день рождения, то сами и несем расходы.
– В Швейцарии они бедствовали?
– Поначалу – нет. Но Олег ввязался в авантюру. Накупил аппаратуры, стал снимать фильмы про самого себя, какие-то программы. Все сделал – и тут выяснилось, что эти записи никому не нужны. Не мог продать!
– Это трагедия.
– А деньги потрачены. Аппаратуру куда денешь? Двенадцать лет они прожили в Швейцарии, получили гражданство. Почти не катались. Заработок небольшой. А из него-то и складывается пенсия.
– Сколько выходило?
– До тысячи долларов. При этом Швейцария страшно дорогая страна! Съехали с одной квартиры, с другой. Жили невероятно экономно. У них даже мобильника не было! Общались мы по электронной почте.
– Протопопову – 85, перенес инсульт. Что с ним теперь будет?
– Мне написали, сейчас прочитаю… В айпаде сохранилось… Вот, нашла: "У меня к вам просьба. Американские друзья Протопопова хотят, чтоб он прилетел в США и жил у них. Олег Алексеевич сейчас в швейцарском отеле. У него там комната, на связь не выходит. Работник отеля по имени Отто утверждает, что тот в стрессовом состоянии. На днях сын Барбары Келли дозвонился…"
– Что за Барбара?
– У нее когда-то Олег и Люда снимали в Америке квартиру. Дальше! "Сын Барбары Келли дозвонился в гостиницу, говорил с Отто по телефону. Тот пообещал передать всё Олегу Алексеевичу. Вечером получил письмо по электронной почте из Швейцарии от Отто – сообщил, что Протопопов скоро наберет. Однако звонка до сих пор нет. Американцы волнуются, как бы чего не случилось. Тамара Николаевна, попробуйте позвонить в отель. Может, Олег Алексеевич захочет поговорить с вами?"
– Грустно.
– Я сегодня же постараюсь связаться с Олегом. Но без Люды, боюсь, он долго не протянет. Она делала для него всё!
***
– Когда-то вы жили в одном номере с Людмилой Пахомовой.
– Я и с Пахмутовой жила!
– Где же?
– На Играх в Лейк-Плэсиде. Вместо олимпийской деревни всех поселили в новое здание тюрьмы для малолетних преступников. Тесная комнатушка, двухэтажная кровать. Пахмутова внизу, я – наверху.
– Почему именно вы оказались ее соседкой?
– Не было свободных номеров. Позже Пахмутова у меня на юбилее аккомпанировала – а я пела про голубой лед.
– Самый памятный разговор с Пахомовой?
– Мы с ней были тайными друзьями!
– Почему "тайными"?
– Потому что она из Москвы, я – из Ленинграда. Она ученица Чайковской, а та не приветствовала, когда ее ученики общались с чужаками. Затем муж Милы стал руководителем в федерации. Снова продолжили дружить тайно. Чтоб народ не подумал, будто у меня корыстные интересы… Помню, в Америке на соревнованиях Мила вдруг вскочила с кровати, в глазах слезы: "Тамара, я больна! Я умираю, умираю!"
– Тогда узнала, что у нее рак?
– Уже лечилась. Наверное, просто стало очень плохо. Не смогла сдержаться. Я вызвала доктора. Потом в Москве навещала Милу после химиотерапии. Она была дома, совсем без волос. Чувствовалось – угасает.
– Когда-то на вашей старой даче, на внутренней стенке деревянного туалета Бобрин написал стихи про лебедей.
– Было!
– Вы эту часть выпиливали.
– Только не про лебедей. Другую: "Я тут был, что-то пил… Даже на севере Канарских островов давно не строят таких санузлов". Потом дощечку вставили в рамочку – теперь висит на нашей новой даче. Когда на сборах дни рождения отмечали, я тоже стихи сочиняла. Вроде таких: "Давайте, как следует, тренируйте фигуристов, а если будут плохо выступать – поставлю вам на вид. Ваш Брежнев Леонид".
– Вы рассказывали, что стараетесь выбирать ученикам подарки со значением. Промашки случались?
– День рождения Олега Васильева. Гадаю: что ж вручить? Куплю-ка, думаю, зажигалку!
– Простенько.
– Через год забыла, что дарила. Снова: что же, что же… А-а, зажигалку! Олег к тому времени уже бросил курить. Отвечает: "Тамара Николаевна, спасибо, но я с сигаретами завязал". Следующий год – что же? Опять зажигалку!
– Одинаковые?
– Zippo. Но разные. А курить он так и не начал.
***
– Вы говорили: "Начав тренировать, долго видела перед собой задницы собственного мужа, Жука, Чайковской, Тарасовой. Я и не мыслила, что однажды встану рядом". По собственным ощущениям – когда встали?
– Ох… Я действительно была серой мышкой и никогда себя не переоценивала. Ведь мы, тренеры, – это обслуга. Главный – всегда спортсмен. В моем случае – пара. Мальчик и девочка. С разным уровнем воспитания, образования, мотивации. А ты постоянно, будто в лабиринте, пытаешься нащупать дорогу, которая выведет наверх. Вот честно, нет у меня каких-то необыкновенных качеств – музыкальности, изобретательности, таланта. Всё за счет работы.
– И только?
– Плюс интуиция, терпение, умение взвешивать "за" и "против". Например, хочешь гаркнуть на ученика: "Ты – дурак!" Потом думаешь – ну а дальше-то что? Обидится, огрызнется. Еще и на партнершу сорвется, если вновь что-то пойдет не так. Мне это нужно?
– Едва ли.
– Значит, лучше промолчать. Либо шепнуть на ушко: "Ты ж здоровый, сильный парень. В следующий раз попробуй удержать девочку, не бросай…" Я указала на ошибку, но не унизила. Крика на тренировках у меня не было и не будет. Как и слов на букву "х", "б", "п".
– Не ваш метод?
– Абсолютно! Считаю, я достаточно образована и могу объяснить то, что мне надо, на литературном русском языке. За всю жизнь лишь одну ученицу обозвала дурой.
– Это кого же?
– Наташу Мишкутенок. Было ей лет шестнадцать. Что натворила – не помню. Я тут же извинилась.
– У каждого тренера есть момент, когда он жалеет о собственной жесткости. Одно дело – назвать 16-летнюю Мишкутенок "дурой". Но ведь наверняка было что-то серьезнее.
– Не было! Всегда находила объяснения – почему я так поступила. Вам-то кажется, что это жестко. А я считаю иначе.
– До слез девочек доводили?
– Девочки постоянно плачут. Не придаю значения.
– Истерики-то приходилось гасить?
– Оксана Казакова!
– Что за история?
– Она думала, я отдаю предпочтение Бережной и Сихарулидзе. А мой расчет был – создать между парами конкурентную среду. Но такую, чтоб никто не…
– Психовал?
– Не убежал! Если одна пара катается, я работаю с другой. Демонстративно встаю спиной к катку. Делаю вид, что мне неинтересно. Но Казакова все равно ревновала к Бережной: "Вот, ваши любимчики…" Мы придумывали обходной маневр: звонили мужу Оксаны или массажисту. Рассказывали им, что говорить Казаковой. Чтоб разбить ее неуверенность и ревность.
– Удавалось?
– В 1998-м в Нагано для меня не имело значения, кто из них станет первым. Важно – чтоб это была моя пара! Главными претендентами на золото считались Бережная и Сихарулидзе, но в конце программы случилась ошибка. И выиграли Казакова с Дмитриевым. Если б я держала фаворитами одну пару, вторая психологически точно не была бы готова к победе.
***
– Про вас писали – "увела Кавагути". Но вы же по собственной инициативе расплатились с ее тренером?
– "Переманить" Юко я не могла! Это она прислала мне факс в 1998-м: "Я – Юко Кавагути, 16 лет. Восхищена тем, как катаются Бережная и Сихарулидзе. Мечтаю быть вашей ученицей". Ну вот на кой мне тогда иностранка? Возиться с ней, виза, билеты… Для чего?!
– Незачем.
– У меня забот хватало со спортсменами высокого уровня. А Юко настаивала. Потом в Америке снимался фильм про Гордееву и Гринькова, их в юношестве играли Бережная и Сихарулидзе. За три дня до вылета посылаю в Японию факс: "Приезжайте".
– Ухватилась?
– Да, с мамой прилетела. Спрашиваю: "Сколько вы хотите уроков?" – "Два часа в день". Ничего себе! Это затренируешь!
– Юко выдержала?
– Выполняла все, что я говорила! Думаю – какое же удовольствие с ней работать! Затем мы перебрались в Америку работать. Юко уже закончила с юниорской сборной Японии. Я решила поставить ее в пару. Тем более, в Петербурге остался ученик Игоря, Александр Маркунцов. Которого не хотели брать другие тренеры.
– Почему?
– Говорили: "Ой, зачем нам москвинское г…но?" Я провела переговоры с японской федерацией, оформили документы. Ребята стали выступать. Их лучшее место – по-моему, тринадцатое в мире. Вот ошибка моя!
– В чем?
– Недотерпела, не додержала эту пару. Пошла на поводу у Юко, которая обвиняла мальчика в лени и не желала с ним дальше кататься.
– Он не был ленивым?
– Может, и был – но это еще не приговор. Значит, мы не заинтересовали. Или просто не пришло время для него. От тринадцатого места они двинулись бы вверх, я уверена.
Другая моя ошибка – Вика Борзенкова и Андрей Чувиляев. Изумительная пара! Мальчик – метра два ростом, девочка тоже высокая. Техника хорошая. Андрей из Москвы, когда там папа заболел, начались финансовые сложности. У меня не было возможности оплачивать его проживание в Петербурге.
– Закончил?
– К сожалению. Мне надо было напрячься, где-то найти на него деньги.
– Из всех ваших учеников – чемпион по трудолюбию?
– Лена Бечке. С Денисом Петровым в 1992-м завоевала серебро и на Олимпиаде, и на "Европе".
– Готова были ночевать на льду?
– Да! Работала эта пара раза в три больше, чем Мишкутенок с Дмитриевым. Но всегда проигрывали. Лена была очень неуверенной в себе. Ее приходилось постоянно успокаивать. А другой девочке надо было похудеть. Я их кормила так называемым "допингом".
– Заинтриговали.
– В аптеке за две копейки продавался сахарин. Стеклянная баночка, крошечные таблеточки. Одной говорила: "Вот это прими – придаст уверенности!" Второй: "Глотай за 20 минут до еды. Все будет хорошо. Лекарства дорогущие, я еле достала!" Когда повзрослели, пришли и сказали: "Мы обсуждали между собой, делились: "А тебе Москвина что-то давала?"
– Так и ели сахарин до конца карьеры?
– Нет. Потом я перешла на кальцекс. Стоил семь копеек. Это было настоящее плацебо. Причем очень доступное. Мне же надо было придумать – как выйти из положения?
– Девочка похудела?
– Да. Речь о Лене Валовой.
***
– Знаете историю, как словак Непела приехал в Америку, попал в ледовый балет, где было полно геев? Сперва хотел оттуда сбежать, но втянулся. Начал губы красить, ходить под ручку с карликом…
– Насчет "красить" – не в курсе. Наше воспитание было такое – мы не знали об этой стороне жизни. Моя хореограф, с которой долго отработала, иногда указывала на какого-нибудь балетного: "Педераст". Я думала, это означает – дурак. Или что-то вроде. Кого-то называли "голубым" – мы тоже не понимали, что к чему. Только через много-много лет дошло. Поначалу такое шокирует – но постепенно привыкли. Не придавали значения этой теме. Даже когда затягивает олимпийского чемпиона.
– Джонни Вейр обмолвился в интервью: "Фигурное катание в Америке имеет репутацию "голубоватого" вида спорта". Родителей мальчиков это не отпугивает – когда отдают в фигурное катание?
– Слухов много, что там половина ребят не той ориентации. Но в России все спокойнее. Не наблюдается случаев.
– Тот же Вейр рассказывал – когда занял шестое место на Олимпиаде в Сочи, его тренер Галина Змиевская так расстроилась, что пошла в "Макдоналдс" и съела огромную гору картофеля фри. Это для нее было высшей степенью депрессии. Как в таких ситуациях поступаете вы?
– Я не курю – раз. Почти не пью – два. Сладкое люблю. Но чтоб умять от расстройства целый торт – нет, не ко мне. Так как я человек средних способностей – у меня все усредненное. А после обидных неудач занимаюсь самовнушением. Допустим, завоевали мои ученики бронзу, а не золото. Говорю себе: "Но это же третье место в мире!"
– Самое необъясняемое поражение ваших учеников?
– Кавагути и Смирнов. Такая пара – невезучая! Я счастливый человек – а эти нефартовые фантастически. Я не верю ни в каких богов, но вот бывает – травмы и неудачи преследуют. Все приготовила, везде соломку подстелила. Раз – и какая-то лажа. Потом еще одна, и еще…
– В вашей жизни были слезы на спортивную тему?
– Я не плачу – вообще. Хотя вру!
– Бывало?
– После смерти папы плакала. И в 2004-м, когда на соревнованиях в Америке упала Таня Тотьмянина. Макс Маринин уронил на поддержке, девочка ударилась головой об лед. Потеряла сознание, с сильным сотрясением увезли в больницу. Они не мои ученики, но справиться со слезами не могла. Вот навернулись! Не знаю, почему!
– Даже падение собственных учеников не вызывало таких эмоций?
– Никогда.
***
– Тарасова, Чайковская, Дубова, Линичук щеголяли на турнирах в роскошных шубах. У вас-то меха были?
– Давным-давно, когда выступала в одиночном катании и выиграла чемпионат страны, получила премию. Отправилась в ателье. На заказ сшили каракулевую шубу. Пару раз надела, и все. Больше не носила.
– Почему?
– Вы не представляете, какая она тяжелая!
– Пришлось продавать?
– Зачем? Сестрам отдала. А на соревнованиях я всегда в костюмчике. Надо же от коллег отличаться.
– Вы и учеников после выступления не целуете. Встречая у бортика, просто пожимаете руку.
– Тоже осознанно. Да и вообще, если на тренировках с ними не целуюсь, с какой стати должна делать это во время соревнований?
– Показуха?
– Ну, почему? От человека зависит. Я не настолько чувствительная. Наоборот, сухая.
– Вы?!
– Ладно, не сухая – деловая. Разве что Юко Кавагути в последнее время могла приобнять. А с мальчиками веду себя сдержанно.
– Самый озорной из ваших учеников?
– Артур Дмитриев!
– Что творил? Выпивал?
– Да. Порой удивлял. Помню, в гостинице после победы на Олимпиаде надо было заплатить за три бутылки "Хенесси".
– За какой срок?
– За ночь. Понятно, не один выдул. Но здоровый был, как вол! Или вот история. Утро, понедельник, тренировка. За мной стоят Сихарулидзе, Дмитриев и еще один фигурист. Я, не поворачиваясь, могла сказать, кто где. По запаху. Все разные! Со временем это веселье закончилось само собой. У меня, кстати, была мысль – встретиться с ребятами, записать какие-то хохмы. Их же миллион!
– Например?
– Накануне Олимпиады-2014 приходит директор "Юбилейного", приводит важных гостей – и меня приглашает. Оказалось, ледовары из Сочи. Приехали опыт перенимать. Посидели в кафе. Спрашивают: "Когда ж вы к нам?" – "Да вот через три недели соревнования" – "Что приготовить?" Я начинаю вспоминать – раньше мы ездили в Сочи, какое-то было вино. Сто лет тому назад. На каждом углу продавалось, рубль стакан…
– "Изабелла"?
– Да! А я вспомнить не могу и говорю: "Чачу!" Прилетаем в Сочи, Юко с Сашей катаются. Подходит мужчина: "Мы все приготовили. Завтра принесем после тренировки". На следующий день кручу головой – где ж мужик-то? Вот-вот уедем! Увидел это президент нашей федерации Александр Горшков: "Волнуетесь, Тамара Николаевна?" Я чуть на пол не села от смеха.
– Принес чачу-то?
– Принес! Из Абхазии, пол-литровая бутылка невероятной красоты. 60 градусов. Привезла домой, папочку угостила.
– Игоря Борисовича?
– Ну да.
***
– Два больших тренера в семье – это проблема?
– По-разному. Мне с мужем повезло. Игорь – мудрый, о тренерской профессии знает всё. Понимал, что для достижения результата необходимо самопожертвование. Правда, я, как человек деловой и практичный, старалась везде успеть. Про меня нельзя сказать: "Фанат, который живет на катке". Нет, время так распределяла, чтоб оставалось и на семью, и на других родственников, и на друзей. В этом смысле я – счастливая женщина.
– В начале 80-х вы работали с Еленой Валовой и Олегом Васильевым, муж – с Ларисой Селезневой и Олегом Макаровым. Подрались фигуристы на ваших глазах?
– Да, на сборе в Казахстане. В разгар тренировки. Селезнева и Макаров катались под музыку, а мои ребята им помешали. Случайно, разумеется.
– Уверены?
– Сто процентов! Больше подобных инцидентов у нас и не возникало. Мы с мужем всегда внушали ученикам: не делайте подлостей другим, выяснять, кто сильнее, нужно в честной борьбе на катке. А тогда пацаны вспылили, слово за слово. Ситуация усугублялась тем, что в тот год в сборную попадала лишь одна пара. В итоге Макаров сломал Васильеву челюсть в двух местах. Врачи проволокой скрепляли. Кормила беднягу кашей, бульоном, черной икрой. Хорошо, у него зуба не было – через трубочку высасывал.
– Макарова дисквалифицировали?
– На сезон – по комсомольской линии. А Васильев быстро пошел на поправку, отправился с Валовой на чемпионат Европы. Стали серебряными призерами, год спустя выиграли Олимпиаду. Селезнева и Макаров в Сараево завоевали бронзу.
– Ваш брак мог треснуть после той истории?
– Наверное, нет. Хотя… Сложности были, чего уж скрывать-то. Конкуренция! Я оказалась меж двух огней. Выступала против учеников мужа – а значит, и против Игоря.
– Не на комсомольских же собраниях?
– Слава богу, они проходили без нас. На ковер к начальству ни меня, ни Игоря тоже не вызывали. Дисквалификацию на Макарова повесили автоматически. Но все равно приятного мало.
– Васильев теперь трудится в вашей школе. А Макаров живет в Америке?
– Да. Тренирует – как и жена, Лариса Селезнева. Пока катались, ругались постоянно. Зато до сих пор вместе, двое детей. В фигурном катании настолько крепкие браки – редкость.
– Хоть раз задумывались – а не завершить ли вообще активную тренерскую деятельность?
– Когда Юко с Сашей заканчивали, мелькнуло в голове: "Отныне буду консультантом". Тут на тебе – подарочек от Антона Сихарулидзе. Теперь надо эти мысли отбросить. Пока силы и здоровье позволяют, знания буду передавать. С собой-то не унесешь…
Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ
Санкт-Петербург – Москва
