Валерий Гущин: серый кардинал Виктора Тихонова
РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ
Как хорошо иметь друзей! Друг подскажет – и ты будешь удивляться, как не додумался сам.
Товарищ с телевидения, большой фанат нашей рубрики, и навел на мысль: "А что б вам не сделать Гущина?"
Что б нам не сделать Гущина! Человек полвека рядом с Виктором Тихоновым. Серый кардинал. Вдова Виктора Васильевича, выпустив том воспоминаний, подчеркнула – было у мужа за всю жизнь два близких друга: Гущин да один журналист, собкор ТАСС.
Все эти годы Валерий Иванович вид имеет неприступный – настоящий хранитель тайн. В тайнах этих растворятся самые звонкие имена. Если кто и не дает интервью – вот такие люди. Смешно даже спрашивать.
Тихонова уж нет, а Гущин, казалось, и сегодня при деле. Агент Евгения Кузнецова. Других талантов – вроде Михаила Григоренко и братьев Свечниковых.
Набирали номер без особой надежды. Встретились. О чем-то серый кардинал рассказывать не пожелал усмехаясь:
– Вы меня в блудную-то не вводите, ребята. Не надо мне такого. Про этого говорить не стану…
Отказавшись говорить про "этого", внезапно начинал сыпать рассказами про другого. Тоже звездного. Потом взглянул на часы, поднялся:
– Все, два часа прошли. Мне за внуком ехать.
Пожалуй, это были самые короткие два часа за последние годы. Гущин ушел, а мы остались за столиком – размышляя, как много еще историй в этом айсберге.
Но как же хорошо иметь друзей. Которые подскажут.
ПЕТРОВ
– С Виктором Тихоновым познакомились в московском "Динамо"?
– Да. В 1962-м он закончил играть, тренировал молодежь 1945 года рождения. Меня капитаном назначил. Но Чернышев – человек консервативный, ставку делал на опытных хоккеистов. Виктор Васильевич уговорил его внимание обратить: "Талантливые ребята подросли, надо посмотреть!"
– Это про кого?
– Шилов, Мотовилов, Щеголев и Сакеев. На меня же Аркадий Иванович не рассчитывал. Отправился в Ярославль.
– Почему?
– Армия вмешалась. Уже прокуратура мной заинтересовалась, скрываться стало сложно. Призывную комиссию все-таки прошел, паспорт у меня отняли. А куда без паспорта бежать? Вижу – девчонка бумажными делами занимается…
– Очаровали ее?
– Ну да. Вернула! Ждите, говорят, повестку в войска. К Чернышеву подхожу: "Поеду-ка в Ярославль". Он взглянул на меня, пальцем показывает: "Снизу еще никто наверх не возвращался…"
– Что ж вам "Динамо" армию сделать не могло?
– Не до меня было. А в Ярославле числился в литейном цехе, зарплату получал с работягами вместе. Открытая коробка была там, где сейчас стадион "Шинник". Мы шайбу гоняли, народ по бортам стоял, глазел. Класс "Б".
– Ярославль вас от армии спас?
– Нет, "Спартак". Знакомые свели с военкомом, как раз тогда решение пробили – чтоб из "Спартака" служить не забирали. Большое противостояние с ЦСКА было. Вот под эту директиву и меня подвели, выдали военный билет. Потом в "Крыльях" играл, с юным Володей Петровым в одной пятерке. На даче снимок висит из тех времен. Когда хоронили, хотел принести.
– Видно было, что звезда растет?
– Звезда, не звезда… Мощный, неуступчивый. Мы, молодые, считались третьей пятеркой. Как-то в Новокузнецке победили 4:1, но наше звено проиграло микроматч 0:1. Из-за Володьки пропустили, не закрыл их центрального. Следующий матч в Новосибирске, добирались поездом. Два часа спорили в купе, подстаканники расставляли, как на макете: "Володя, твоя вина!" Нет, отвечает, ни в чем я не виноват. Так и не согласился! Позже я узнавал, что он и с Тарасовым пререкался, и с Тихоновым. Не удивлялся.
– Когда встречали Петрова в последнее время, выглядел он человеком, жить которому осталось недолго?
– Мы давно не пересекались. Я уже года два на хоккее не появляюсь. Остыл. Теперь хожу на футбол, на ЦСКА. А с Петровым последний разговор был по поводу Миши Григоренко. Просил помочь вернуть его из "Колорадо" в ЦСКА.
– Сорвалось?
– Уже почти договорились, все бумаги готовы. Вдруг Миша сказал: "Дайте еще день, окончательно обсужу с женой". Ладно, ждем. Наутро звонок: "Валерий Иванович, я улетаю". Хотя в НХЛ у него даже контракта не было.
– Жена – русская?
– Канадка из Квебека. Рожать собиралась в сентябре, а все наши беседы велись в начале августа. Жена с младенцем – а он в Москве? Ну как? Сейчас второй у них родился.
– Что же стряслось – раз вы охладели к хоккею?
– Это долгая история. Автокатастрофа, осложнение с ногой, на костылях передвигался…
– Ничего не путаете, Валерий Иванович? Вы же едва ли не на третий день после аварии приковыляли на работу. Прямо с костылями.
– Так авария была в 2000-м! Тогда я ничего не боялся. Неприятности начались три года назад. После того лобового удара тазобедренная кость встала винтом. Неудачная операция, загноение…
Время спустя лечу в Германию, меняю сустав. Оттуда на молодежный чемпионат мира в Канаду. Чувствую – что-то не то. Какая-то шишка. Уже в Москве вскрывают – полный лоток гноя, 300 грамм!
– Кошмар.
– Нигде помочь не могут, даже в институте Вишневского. Еду в Германию к тому хирургу, который оперировал. Рассказывает – в нашем госпитале сразу после аварии случилось у меня заражение крови. Вот и вылезло все наружу.
Снова начинает мной заниматься. Горстями таблетки глотаю. Мышцы мне срезает, сустав чистит. В палате, оклемавшись от наркоза, слышу: "Сам себя сможешь обслуживать, в туалет добираться, на кухню…"
– Вот так поворот.
– У меня глаза расширились: "Я что, теперь ходить не могу?!" Да, отвечает, из ноги все убрал. Каким же матом на него попер!
– Смутился?
– Кость, говорит, еле дышит. Можно попробовать закрепить. Я чуть не убил этого доктора: "Так делай!" По деньгам очень прилично вышло. Сначала отдал 11 тысяч евро, потом добавил 19 тысяч. Хорошо, дочь помогла.
Спрашиваю: "Сколько длится операция?" – "От силы полтора часа…" 18 августа мне 70 лет исполнилось, а на следующий день резали. В операционной время засек: ага, без четверти восемь утра.
– Что дальше?
– Очнулся в реанимации. На часах четыре. Думаю: сломаны, что ли? Анестезиолог по-русски говорила. Объяснила: "Операция шла шесть с лишним часов!" Вскоре хирург явился, перепуганный страшно. Снимки принесли: он, оказывается, все кости чистил, даже не хомут поставил, а проволокой три раза привинтил! После этого здоровье вообще ни к черту. Весь посыпался. Через два месяца еще и на сердце операцию сделал.
АВАРИЯ
– Так что ж на хоккей не ходите?
– Раз пошел на костылях – едва с лестницы меня не сбросили. Толпа же прет, кто-то случайно подтолкнул.
– Нам-то казалось, за вами из ЦСКА "Мерседес" присылают, как за Виктором Тихоновым. Под руку в ложу проводят.
– Не смешите. Да мне въезд на территорию запретили! Карточку заблокировали!
– Откуда такое отношение?
– Думаете, я стал разбираться? Зачем?
– Вы всегда были рядом с Тихоновым. Виктора Васильевича в клубе привечали до последнего дня.
– Как он умер – все. Больше в ЦСКА не хожу.
– Мы удивлены, но ладно. Расскажите про аварию. Писали, какой-то "Фольксваген" разворачивался посреди шоссе.
– Еще говорили, будто я пьяный был.
– Такую версию не слышали.
– Было-было. В тот день Тихонов предложил пойти на футбол. Наши играли со Словенией на "Динамо". Нет, отвечаю, я на дачу, обещал своим. Виктор Васильевич еще уговаривал: "Да успеешь на дачу, давай со мной!" Как-то я отвертелся. Домой заскочил, шаровары надел и поехал.
– Скорость – это ваше?
– Обычно медленно я не ездил. А тут ливануло словно из ведра! Просто стеной! Начало девятого, про себя подумал – куда гоню-то? Сбросил до восьмидесяти. На встречке тот на "Фольксвагене" разогнался. Попал в лужу – понесло на меня. Неуправляемый!
– Видели его?
– В последнюю секунду заметил, рванул руль вправо. Но поздно. От удара колесо вжало в ноги, заклинило. Очнулся – понять не могу. Где я? Локоть разбит, голова тоже. Народ вокруг ходит, переговаривается: "Да он сейчас упадет!"
– Куда?
– "Мерседес" мой полностью развернуло. Летел уже задом к канаве, которая вдоль дороги. Столб выручил, не дал перевернуться. Но колесо в воздухе болталось. Наверное, долго я без сознания провел, уже МЧС суетилось, "скорая"…
– Боли не чувствовали?
– Когда вытаскивали – я вопил! Там же два перелома. Тогда ботинок расшнуровали, потихоньку стали ногу тянуть. "Мерседес" меня спас. Гаишник так и сказал – был бы на "Жигулях", уехал бы оттуда на труповозке.
– Водитель "фольксвагена" погиб?
– Ни царапины! Говорю: "Этот-то живой?" – "Да вон, на пригорке стоит". Парню лет двадцать.
– Общались потом?
– У него связи были. Явился в больницу следователь: "Есть мнение, что вы виноваты. Готовьтесь, будут требовать компенсацию…" Я ответил: "Так и передай – сами знают, что нужно сделать. Иначе его посажу!" Что вы думаете? Через пару недель парень сам ко мне пришел, каялся: "Мы согласны на компенсацию. Машину вам отдадим". Иди, говорю, отсюда, ничего мне не надо.
– "Мерседес" ваш восстановлению подлежал?
– Нет, списали. Клубная была машина.
– Говорят, вы с Тихоновым в Риге сбили насмерть человека на автомобиле. Вину взяли на себя – и Виктор Васильевич в благодарность вас до конца жизни поддерживал.
– Да нет, ерунда полная. Чего я только не наслушался, когда в ЦСКА работал. Выдумывали, что хотели: "Гущин с Тихоновым все продали американцам! И команду, и дворец…"
– Еще история – будто вы запрещали гроб с Тарасовым выставлять во дворце ЦСКА.
– Огромнейшая глупость! Я помню те дни. Умирает Тарасов. Прощание хотят устроить в ЦСКА, это понятно. Иду к Тихонову: "Виктор Васильевич, сделаем?" – "Конечно!" В центре поставили гроб, поминки провели. Потом полилось вранье. Больше вам расскажу! Провожают из хоккея Фетисова, прощальный матч. Между ним и Тихоновым пик антагонизма. Приходит от Славы человек: "Валерий Иванович, можно провести игру?" Я сам такие вопросы не решаю, отправляюсь к Тихонову. Виктор Васильевич коротко ответил: "Если надо – пусть проводят. Что мы будем цепляться?" Сам, правда, не присутствовал.
БУРЕ
– Это Тихонов вас на закате карьеры выдернул к себе в рижское "Динамо"?
– А кто же? Семь лет я за "Крылья" отыграл, жил все это время в Новогирееве, в бараке. Тут его сносить собрались. С будущей супругой уже встречался. Мать все выяснила: "Если женишься, нам дадут трехкомнатную".
– Прекрасный стимул.
– В 1972-м трехкомнатная – это немыслимо! У нас-то засыпной домик с печкой. Воду с колонки носили, туалет метрах в тридцати от крыльца. В конце двора.
– Как присядешь – в задницу вьюга?
– Вьюга-то – терпимо! Зимой колом все стоит, сталактиты!
– Надо жениться.
– Лето, матчей нет. Иду к Кулагину, главному тренеру "Крыльев", объясняю ситуацию. Тот смотрит на меня в упор: "Ты очумел? О свадьбе забудь!"
– Кто женится – у того год выпадает для хоккея. Тарасов это говорил.
– А Кулагин как раз от Тарасова пришел. Но я по-своему решил. Расписались. Сразу понял – отношение ко мне изменилось, и это навсегда. Доиграл чемпионат – и в Ригу к Виктору Васильевичу.
– В той команде играл Хельмут Балдерис. Как-то пожаловался в интервью, что Тихонов пощечину ему залепил.
– Было такое.
– Как же надо допечь Виктора Васильевича, чтоб руки распустил?
– Почему – не помню, но вызвал Балдериса к себе в кабинет. А тот что-то начал высказываться. Вот Тихонов ему по щекам и надавал. Хельмут пришел, плачет. Ха-ха…
– А потом?
– Да ничего. А что может быть?
– Балдерис – с гонором.
– Гонор позже появился. Тогда тихий был, мальчишка же – 21 год!
– Хоккеист уникальный.
– Он фигурным катанием занимался, поэтому так коньками здорово владел. Взрывной! Мы ему особенные задания придумывали. Катайся себе в средней зоне туда-сюда, в обороне ты не нужен. Но в какой-тот момент резко из-под защитника выскакивай – и вперед!
– Два человека годы спустя не простили Тихонова. Ларионов и Балдерис.
– Знали б вы, сколько Тихонов для них сделал. Насчет Ларионова – меня в блуд-то не вводите, ребята, не буду ничего про него говорить, ни к чему это.
– Понимаем. Когда вас Тихонов по-тренерски удивил?
– Когда в Риге первым перешел на четыре звена. Нигде такого не практиковалось. Матч с ЦСКА – против их ведущего звена успевали выйти две пятерки. С единственной задачей – темп должен быть сумасшедший! Потому ЦСКА регулярно и обыгрывали.
– Сердце из груди вырывалось?
– Да уж. Хотя мы много тренировались. Кроссы без конца. Сам Виктор Васильевич впереди бежал.
– Когда он с кроссами завязал?
– В 1994-м – как съехали мы с базы в Архангельском. Пока там готовились, бегал всегда.
– Помимо Тихонова искренним любителем бега в ЦСКА был один хоккеист. Павел Буре.
– Я перешел в ЦСКА к Тихонову из "Химика" в октябре 1990-го. Играть нам с "Динамо", утреннее построение. Пересчитываем ребят – 27 человек. Кого нет? Буре!
– Что случилось?
– Нога болит. Тут-то и открылось: Паша по вечерам тайком бегал. Где-то наступил на сучок и вывихнул голеностоп, весь распух. Тихонов вставил мне и Владимиру Попову, второму тренеру: "Вы куда смотрите? Или я за этим должен следить?!"
– С "Динамо" Буре не играл?
– Все равно вышел. Доктор Силин ему ногу обколол. Пашка – боец!
СУД
– 90-е для ЦСКА – период тяжелейший.
– Вы не представляете, а мне не рассказать… Ребята уже не вокруг базы бегали, а в Америку. При мне Володя Константинов исчез. После тренировки полтора часа сидели с ним на футбольном поле, уговаривал его остаться. Вечером снова подошел: "Ну что, Володя?" – "Нет, Валерий Иванович, еду".
– По словам Тихонова, Константинов принес от врача поддельное свидетельство, что у него рак мочевого пузыря. Под этим предлогом и укатил из Москвы.
– Так и было! Кто как уезжал. Константинова увезли через Венгрию, якобы на лечение. Там шлепнули в посольстве американскую визу, и все. Улетел в Штаты.
– Самый обидный отъезд хоккеиста?
– Паша Буре. После Игр доброй воли в Сиэтле, где сбежал Федоров, предстоял Кубок Канады. Федерация решила, что у всех должны быть контракты. А что такое – тогдашний контракт?
– Что?
– Два листочка. Паша готов подмахнуть, а папа – категорически против. Так и не подписал. На Кубок Канады в конце августа Буре не взяли. И 4 сентября он с отцом уехал.
В 1992-м наступила полная задница. Выдавали зарплату мятыми трояками, которые начальник "большого" ЦСКА приносил в чемодане. Уж не знаю, где их доставал. Хватало этих денег на неделю. Ребята занимались извозом, каждый вечер "бомбили". Многие не выдерживали, уезжали. Буцаев, Карпов, Коваленко, Востриков, Масленников… 18 человек разом исчезли!
– Доигрывали сезон молодежью?
– Да. В чемпионате 24 клуба участвовали – мы заняли 23-е место. Как Виктор Васильевич переживал – больно вспоминать. Тренировка закачивается, через 15 минут во дворце ветер гуляет. Ни души. А мы сидим, разговариваем – потом идем вместе до дома…
– Какие-то деньги за игроков причитались?
– Куда там! Мне Тихонов поручил это дело. Я только коснулся – страшно стало. Подхожу: "Виктор Васильевич, прибьют где-нибудь". Чуть копнуть глубже – там ужасные вещи открывались. Не хочу рассказывать.
– Вы же судились с НХЛ за Славу Козлова. Что-то получили.
– Поехал я в Детройт. В разгаре процесса судья объявил: "Контракт Козлова с ЦСКА признается действительным. На следующем заседании будем выяснять – подписан ли он под давлением".
– Это что за новости?
– "Детройт" за все хватался. Написали, будто мы игрока стращали, обещали отправить в Сибирь. То ли к волкам, то ли к медведям. Я самого Козлова увидел: "Слава, прошу, не лезь. Мы не против тебя. Нам бы хоть какие-то деньги".
Сижу я в Америке. В четверг узнаю, что завтра решающее заседание. Вот, думаю, сразу и улечу домой. На этот Детройт уже смотреть не могу. В пятницу судья переносит заседание на понедельник. Ладно, остаюсь. В понедельник снова что-то лепит – новый перенос… Еще и адвокаты мои встрепенулись: "Валерий, платите сейчас или мы прощаемся".
– Что делать?
– Звоню Тихонову: "Нужны деньги. Хоть что-то найдите". – "Постараюсь". День проходит – тишина. Два, три, пять. Адвокаты сообщают – больше на заседаниях не появятся. А у меня дочь юрист. Ей набираю, отвечает: "Папа, возвращайся. Бесполезно там торчать". На этом все закончилось.
– Вы без денег улетели в Москву?
– Да. Адвокаты свой гонорар забрали через Международную федерацию – у НХЛ. Долг-то висел. Кажется, 56 тысяч долларов.
КОЗЛОВ
– Авария у Козлова осенью 1991-го была жуткая.
– Ехал он из Воскресенска, а там дорога интересная. Есть поворотик, где "кирпич" висит, но хоккеисты не обращали на него внимания. Удобно им было на трассу выскакивать. Вот и Козлов так ехал – а с главной автобус поворачивал. Прямо в то место, где водитель сидел, Слава влетел на приличной скорости.
– Хоккеист Кирилл Тарасов, который был с ним в "Жигулях", погиб сразу?
– Нет. На "скорой" их отвезли в воскресенскую больницу. Я примчался туда с главным нейрохирургом госпиталя Бурденко. Осмотрел он Кирилла и вздохнул: "Не жилец. Перелом шейных позвонков. Но сердце лошадиное, дня два еще продержится".
– Сколько ему было?
– Восемнадцать. Очень талантливый защитник. В ЦСКА только-только из "Химика" взяли.
– Про Козлова нейрохирург что сказал?
– "Главное – не трогать, никакой транспортировки. Через 11 дней приеду и решим, что делать дальше". Когда я зашел в палату, внутри похолодело. Вздрагиваю, как вспомню…
– Что ж увидели?
– Лежат шесть человек. Где Козлов, понять невозможно. Если б не мама, которая сидела возле койки и указала на него, я бы Славку не узнал. Лица просто не было, отовсюду трубки торчали.
– Говорить мог?
– Да ну что вы! Черепно-мозговая травма, перелом скуловой кости. Я вообще не понимаю, как он живой остался. А уж то, что в хоккей вернулся, провел более тысячи матчей в НХЛ, – настоящее чудо.
– Лечение растянулось надолго?
– Спустя 11 дней, когда Слава начал шевелиться, нейрохирург дал добро на перевод в Бурденко. Врач, который за ним наблюдал, спросил: "Вы хотите, чтоб он играл?" – "Конечно!" – "Тогда не трогайте ни меня, ни его. Не задавайте вопросов. Парня поставлю на ноги, обещаю". Через месяц Козлова отправили в другой военный госпиталь, в Химки. Там пробыл столько же.
– Навещали?
– А как же! Он быстро шел на поправку. В конце декабря врачи сказали: "Пускай Новый год встретит дома, развеется. Затем в санаторий, еще немножко подлечим, и будет в порядке". Сам Козлов тоже все уши прожужжал: "Валерий Иванович, устал от больничных стен, хочется сменить обстановку…" Я не знал, что вокруг него уже кружил агент.
– Кто именно?
– Пол Теофанос. Он хорошо говорит по-русски. Прилетел в Москву, убедил подписать контракт с "Детройтом". И в первых числах января 1992-го, никого не предупредив, Слава рванул в Штаты. Причем его сразу поставили играть – после такого-то сотрясения! Когда был суд, Теофанос обмолвился, что "Детройт" готов заплатить за Козлова 300 тысяч долларов. Я ответил: "Пол, так не пойдет".
– Почему?
– В тот момент не сомневался, что победа близка. ЦСКА получил бы в полтора раза больше, плюс покрытие судебных издержек. Кто мог предположить, что у истории будет совсем другой финал?
ОСАДЧИЙ
– На должность президента хоккейного ЦСКА в те времена заступил Нугзар Начкебия, бывший заместитель министра лесного хозяйства. Тихонов рассказывал: "Начкебия улетел в Америку улаживать финансовые дела с НХЛ и пропал. Заработал на нас минимум 400 тысяч долларов…"
– Ему выплатили компенсацию за четверых хоккеистов. Взамен вручил бумагу президенту НХЛ Гилу Стайну, что ЦСКА к лиге претензий не имеет. А еще я отдал Начкебия чек на 250 тысяч долларов – за Пашу Буре. Все – ни денег, ни человека.
– Так и не всплыл?
– Нет. И мы искали, и бандиты, у которых к нему свои вопросы были, – Начкебия как сквозь землю провалился.
– Смерть 21-летнего защитника ЦСКА Александра Осадчего тоже окутана тайной.
– Ой, ребята, страшная история. Ноябрь 1996-го. Сыграли выездной матч Евролиги, Тихонов дал выходной. День спустя после раскатки заглянул встревоженный Владимир Попов: "Осадчего нет, на звонки не отвечает…" У меня в кабинете как раз сидел подполковник МВД, занимавшийся обеспечением порядка на хоккейных матчах. Вскочил: "Адрес знаешь? Бери плотника, а я вызываю патруль". Подъехали к дому. Когда у подъезда увидел машину Осадчего, закрались нехорошие предчувствия. Поднялись на третий этаж. Плотник топором вскрыл квартиру. Зашли и на диване обнаружили Сашу.
– Мертвого?
– Да. Лежал под одеялом, крестом раскинув руки. Уже припухший. Когда в ледовый дворец вернулись, я часа два не мог подойти к телефону и позвонить его маме, Татьяне Ивановне, в Харьков. Что говорить? Как?
– Но позвонили?
– Куда ж деваться? Ее крик в трубке до сих пор в ушах. Наутро прилетела в Москву с теткой и сестрой. Поехали в морг. От Татьяны Ивановны доктор не отходил ни на шаг, сердце прихватило. На опознание мы ее не пустили. Пошли тетка и сестра, я чуть в стороне стоял. Когда тело вывезли на каталке и открыли, отвернулся: "Не буду на Сашу смотреть. Второй раз не выдержу". Только слышал, как кто-то из них прошептал: "Да, это он…"
– Где хоронили?
– В деревне под Харьковом. Мама так решила. Заказали автобус, вместе с родными сопровождал гроб из Москвы. А на поминках в прямом смысле лишился дара речи. Держал в руке стакан, хотел что-то сказать – и не смог. Рот свело, судорога какая-то.
– Когда отпустило?
– Выпил водочки, посидел, вроде полегче стало. Уже в Москве на обследовании выяснилось, что на ногах перенес инфаркт.
– От чего умер Осадчий?
– Одна из версий – пригласил домой девчонок и нарвался на клофелинщиц. Но результаты судебно-медицинской экспертизы почему-то не огласили. Я знакомых из МВД подключил – бесполезно. Как отрублено! Татьяна Ивановна считала, что в ЦСКА сына заставляли играть больным, из-за этого возникли проблемы с сердцем. Бред! Об этом и первому следователю говорил, и второму.
– Второй-то когда появился?
– Мать писала во все инстанции, включая Верховный суд Украины. Оттуда направили запрос в Москву. Вновь открыли уголовное дело. После очередного визита к следователю я вспылил: "Да поймите, мне самому хочется докопаться до правды! Можете назвать причину смерти?!" Тот насупился: "Еще ничего не ясно…" Потом несколько раз ему звонил – ответ тот же. Так и заглохло.
– Осадчий пытался закрепиться в НХЛ. Что помешало?
– Когда в четвертом раунде его задрафтовал "Сан-Хосе", собрался в Америку. Я отговаривал: "Сашка, рановато. Потерпи". Он уперся. Уехал. Болтался в молодежной лиге, шанса в главной команде не получил. Однажды сижу в кабинете, робкий стук в дверь. На пороге Осадчий, глаза в пол. "Ну что, Саша, все, как я сказал?" – "Да, Валерий Иванович, вы были правы…" – "Ладно, иди в отдел кадров, оформляйся. Тебе в ЦСКА всегда рады".
ДРУЖБА
– Вы играли у Тихонова в московском и рижском "Динамо". В 1990-м вошли в тренерский штаб ЦСКА. А в какой момент началась ваша дружба?
– Когда рухнул Советский Союз, Министерству обороны было уже не под силу содержать команду. Жена Тихонова – юрист, думаю, с ее подачи Виктор Васильевич завел разговор о создании собственного клуба. Мне предложил стать директором. Сопротивлялся до последнего: "Васильич, я пятнадцать лет был тренером в "Ладе", "Химике". Какой из меня директор?!"
– А он?
– "Ну а кого на эту должность поставлю? Кому еще могу доверить клуб?" Вот с 1993-го и окунулся в административную работу, на лед больше не выходил. Потом война с Барановским в ЦСКА, другие испытания… Но я все время был рядом.
– Ссоры случались?
– Конечно.
– Самая живописная?
– Мы заключили соглашение о сотрудничестве с "Питтсбургом", активно продвигали рекламу. Накануне встречи со "Спартаком" надо было срочно нанести на точки вбрасывания логотип спонсора – корову. Это сейчас на льду быстренько рисуют что угодно и заливают. Тогда – морока, брали картон… За ночь не успели.
В семь утра влетаю во дворец и вижу, что четвертый круг только заканчивают. Главный инженер катка голосит: "Мужики, убирайте корову!" Присыпали снегом, заровняли. Ждем, когда застынет.
– Игра во сколько?
– В 13.00. Раскатку отменили. Это Тихонов кое-как пережил. Но "Спартак" приехал и отказался выходить на матч: "Лед не готов! Яма! Играть нельзя!" И тут Виктора Васильевича прорвало. Орал на меня так, что стены дрожали.
– Матом?
– А чем же еще?! После чего он отправился к Саше Якушеву, который тренировал "Спартак", попросил не срывать игру. Но в первом периоде на тот круг вбрасывания ни хоккеисты, ни судьи не заезжали.
– Кажется, с вашей помощью пытались Тихонова перетащить в НХЛ?
– Марсель Обу, президент "Квебека", мечтал его заполучить, в 1991-м специально прилетел в Москву. При встрече сказал мне: "Помогите уговорить Тихонова подписать контракт на два года. Зарплата – три миллиона долларов".
– Как Виктор Васильевич отреагировал на эти цифры?
– Равнодушно. Деньги никогда его не интересовали. Сразу ответил: "Валера, никуда не поеду. Я – советский человек, здесь вырос. Не нужна мне чужая земля. К тому же английского не знаю. А тренер работать через переводчика не может".
– С экстрасенсами, которых Тихонов запускал в команду, общались?
– Нет. Это он раньше экспериментировал. Любому тренеру хочется попробовать новинку, чем-то удивить. Когда же я позвал с собой к гадалке, Тихонов отказался.
– Что за гадалка?
– Вы не представляете, какая обстановка была в середине 90-х в армейском дворце! За гранью добра и зла. Сколько грязи, ненависти… Знающие люди посоветовали женщину, которая снимает порчу. Она уверяла – порча была.
– Вы видели слезы Тихонова?
– Только раз – когда в августе 2013-го погиб сын. Мне позвонили в полседьмого утра: "Вася Тихонов умер. Упал с четвертого этажа. Как найти отца?" Я первым делом набрал Максиму Алексееву, который почти двадцать лет был водителем Виктора Васильевича. Макс все знал и мчался к Тихоновым на дачу. Крикнул в трубку: "Догоняйте". Я умылся и сел за руль. Но до дачи не доехал.
– Почему?
– Кто-то до Тихоновых дозвонился, сообщил. К приезду водителя они уже были наготове. В районе Голицына Макс со встречной полосы помигал мне фарами и притормозил у обочины. Я развернулся, рядышком припарковался. Открыл дверь. Тихонов сидел впереди и плакал. Честно говоря, я больше беспокоился за Татьяну Васильевну. Но она держит горе в себе. Позже сказала мне: "Если б еще я сломалась, Вите было бы совсем тяжело…"
– Когда видели Тихонова в последний раз?
– В пятницу, за сутки до смерти. В больнице навещал его через день. Приехал, он сидел на кровати, обложенный подушками. Отдельная палата, нянечки за ним ухаживали. Расспросил меня про сына, который в ФСО работает, про внука-хоккеиста. Затем на политику переключился и внезапно произнес: "Валера, будет война…"
– О, Господи. С кем?
– Не уточнил. Я опешил: "Да ты что, Васильич? Какая война?" А он повторил эту фразу. Я быстренько перевел разговор на другую тему. Его же в понедельник собирались выписывать. Татьяна Васильевна купила немецкую кровать, где с помощью кнопки можно выбрать любое положение. Невероятно удобная штука. Прощаясь, приобнял Тихонова: "Васильич, в понедельник придем за тобой, заберем домой, там уже все готово…" На следующий день ему стало хуже, увезли в реанимацию. И в ночь с субботы на воскресенье скончался.
– Кроме фотографий – что в вашем доме напоминает о Тихонове?
– Коньки. Последние, в которых он выходил на тренировки. Когда умер, Татьяна Васильевна отдала. Висят на даче, у меня там небольшой музейчик.
КВАРТАЛЬНОВ
– В "Химике" вы за селекцию отвечали. Какой операцией гордитесь?
– 1988 год, в ЦСКА заканчивали службу вратарь Алексей Червяков и защитник Сергей Селянин. Каждое утро перед тренировкой мы встречались на аэровокзале, рядом с армейским дворцом. Уговаривал их перейти в "Химик".
– Надо думать, успешно?
– Да. Сразу после дембеля оба переехали в Воскресенск.
– Владимир Васильев, главный тренер "Химика", говорил нам про Селянина: "Хороший парень, сын экскаваторщика. Единственный инструмент защиты – кулаки. Будь поумнее чуток, играл бы в НХЛ".
– Селянин был в шаге от "Виннипега", который задрафтовал его в 1990-м. За день до вылета в Америку устроил товарищам отходную в Воскресенске. С кем-то сцепился, и Селяхе трубой по зубам треснули, сломали челюсть. Так и закончил с НХЛ не начав.
– Помните его легендарную драку с Геннадием Лебедевым из "Крыльев"?
– Это при мне было. Гена – маленький, худенький, зачем-то попер на Серегу. Потолкались, получили по две минуты. Но Лебедев не угомонился. Со скамейки штрафников наговорил Селянину всякого. Тут сирена. Селяха выкатился на лед – и к его калитке. Прямо в загоне долго молотил огромными кулаками. Еще врезалась в память игра с "Сент-Луисом".
– Это в каком же году?
– В 1989-м. Наши соперники приехали во дворец прямо из аэропорта – накануне проводили матч регулярного чемпионата в Нью-Йорке. Против нас играли расслабленно, пока во втором периоде форвард "Сент-Луиса" не попал Селянину под силовой прием. Так плечом встретил, что бедняга чуть борт не проломил.
– Хозяева встрепенулись?
– Не то слово! Едва выпускаем Селяху, за ним начинают гоняться пять тафгаев, тот удирает. Кричу Васильеву: "Филиппыч, убирай его!" Третий период просидел в раздевалке.
– Вы застали в "Химике" Дмитрия Квартальнова. Однажды попросил он у Васильева машину. Потом сыграл неудачно, и тот крикнул на весь дворец: "Да за такую игру я тебе даже велосипеда не дам!"
– У меня с Димой другой эпизод связан. Он страшно боялся летать. Как-то почистили ему коленный сустав. А мы отправлялись на сбор в Финляндию. Я предложил Васильеву взять Квартальнова: "Хоть будет у нас на глазах". Когда после взлета самолет тряхануло, за спиной раздался перепуганный голос Димы: "Валерий Иванович, я же говорил – не берите меня!" Ребята от хохота согнулись пополам.
АГЕНТ
– Вы и сейчас работаете агентом?
– Нет. Года три назад завязал. С моим здоровьем уже тяжело совмещать. Да и не очень мне нравилось это занятие. Самое неприятное в агентской профессии – общение с родителями игрока. Объясняешь, уговариваешь… А у многих мания величия, считают своих детей гениальными хоккеистами, ждут золотые горы.
– Самые известные ваши клиенты?
– Женя Кузнецов, Миша Григоренко, братья Свечниковы. Лешка Черепанов – тоже был наш.
– Знали про его проблемы с сердцем?
– Нет. Лешка никогда на здоровье не жаловался. Он перескочил молодежку, с 17 лет заиграл в "Авангарде". Кто-то травмировался, поставили Черепанова – забил! Следующие матчи тоже провел здорово. И уже из основы не выпадал.
– Вам, как агенту, трудно с ним было?
– Да что вы! Удивительно светлый мальчишка. Скромный, добрый, абсолютно неиспорченный. Я ему сделал контракт с известной спортивной фирмой, получал от них клюшки, форму. Бывало, звонит: "Валерий Иванович, мне бы клюшечки. А то мои сломались…" – "Завтра съездим, заберем". Привезет десять штук, со всех сторон просьбы: "Леха, подари". Никому не отказывал.
– Как узнали о трагедии?
– Я был на этом матче в Чехове с Володей Зоркиным. Четко помню – Черепанов подъехал меняться и столкнулся с Ягром. Тот слегка плечом задел. Лешка перелез через борт, сел на скамейку и спустя секунду повалился. Его подхватили, отнесли в раздевалку. Когда с трибуны мы добрались до служебного входа, он на асфальте лежал. Врачи откачивали, "скорая" приехала. Мы подошли поближе. Я увидел пену на губах, внутри кольнуло. Шепнул Зоркину: "Все…"
Дальше Лешку погрузили в "скорую", мы на машине погнали за ней. В ближайшей больнице еще около часа его пытались реанимировать дефибриллятором, делали массаж сердца. Потом доктор вышел: "Мальчик скончался".
– Когда-то вы приехали к главному тренеру "Трактора" Андрею Назарову обсудить будущее Кузнецова. Разговор вышел недолгим.
– Это первый сезон Женьки. Он получал 17 тысяч рублей. Я попросил поднять зарплату хотя бы до 30 тысяч.
– Рублей?
– Разумеется. Назаров был краток: "Вы ох…ли?! С какой стати молодому такие бабки платить?!"
– За год до отъезда Кузнецова в НХЛ генеральный директор "Трактора" Владимир Кречин повысил его контракт в сорок раз.
– Кречин, наверное, до сих пор икает, когда мою фамилию слышит. Женя действительно получил тогда очень большие деньги. Слава богу, они его не испортили. Парень замечательный. В прошлом году летал к нему, когда "Вашингтон" играл в плей-офф с "Филадельфией".
– У вас два внука. Оба – хоккеисты?
– Никите – шестнадцать. ЦСКА не подошел, уехал в "Югру". Поначалу у меня были к нему претензии. Казалось, в хоккее перспектив нет, лучше на учебе сосредоточиться. Но парень упрямый. Говорил: "Нет, дед, буду продолжать тренироваться!" А теперь смотрю: чем старше Никита, тем интереснее выглядит на льду.
– Из поздних?
– Да. Сразу вспомнилось, как тяжело раскрывался в Тольятти Игорь Масленников. Здоровья не хватало, нагрузки еле выдерживал. Врачи предупредили: "Вы с ним аккуратнее. Организм еще не окреп". Зато в 22 как прибавил! Поиграл и в ЦСКА, и в сборной.
– А второй внук?
– Максиму – пять. Каждый день привожу в ЦСКА. Кстати, тренировка у него закончилась. Извините, ребята, мне пора…
