В московском «Динамо» были удивительные фигуры. Мы и сами поражаемся, узнав мимоходом — жив-здоров Валерий Зыков. Капитан из того состава, который играл в 1972-м в финале Кубка кубков с «Рейнджерс». Да и в 1970-м был основным защитником в переигровке за золото с ЦСКА. Закончив с футболом, работал в КГБ. Тоже штрих.

Зыков никогда не давал больших интервью. Согласился лишь теперь, накануне собственного 80-летия.

Мы уж отчаялись до него дотянуться. Звонили настойчиво — Валерий Борисович нажимал на отбой. Или просто не подходил. Долгие гудки слушать было еще мучительнее.

Написали СМС — хотим, мол, сделать интервью. Это возможно?

Ответа не было час, другой, третий. К вечеру бросили ждать. Нет так нет. К обеду следующего дня прилетел внезапный привет от Зыкова, по-динамовски сухой и отчетливый — «возможно». Так все и закрутилось.

Чарльтон

Мы рассматривали альбомы с фотографиями, которые Зыков разложил на столе, и неспешно пересказывали ему истории, описанные другими видными динамовцами. Почти под каждую наш герой закипал:

— Что за ерунда?! Не было такого!

Отверг былину совершенно замечательную, которую великий Валерий Маслов и нам рассказал, и в мемуарах упомянул. Вот ее искренне жаль. Впрочем, такую историю из динамовского турне по Южной Америке стоило и выдумать. Поэтому Маслова мы не осуждаем при любом раскладе.

Зыков слушал, широко раскрыв глаза. В кульминационный момент даже взялся за голову в ужасе. Послушайте и вы: «Самая интересная поездка была в 1969-м. «Динамо» при­гласили на турнир в Чили. С местным «Коло-Коло» сыграли 3:3. Там-то и случился памятный эпизод. Яшин вводил мяч в игру со свободного, откинул Смирнову, а Володя в этот момент отвернулся. Темнокожий форвард хозяев, не дав мячу выйти за пределы штрафной, нанес сильный удар — Яшин отбил на угловой. Он должен подаваться справа, а к противоположному флажку выбегает Бесков и во всю мощь легких кричит: «Ты что, старый дурень, делаешь?!» Лев, вспылив и на ходу снимая перчатки, кидается к Бескову. В это время чилийцы подают угловой, а у нас вратаря нет! Не забили чудом — Смирнов выиграл борь­бу за верховой мяч. Ну а Льва, слава богу, перехватил Аничкин. Не дал добежать до Бескова».

— Ничего такого и близко не было. Чтобы Бесков повысил голос на Яшина? Да еще дурнем назвал?! Не представляю! Я ж в том матче играл. Наверное, видел бы, а? — кипятился Зыков полвека спустя. Даже слегка пристукивая кулаком по отполированному столу.

Каково? Это вам не вялый комментарий в микст-зоне!

С тем же жаром отвергались прочие истории. Изумительные сюжеты таяли, как снежные бабы.

Мы горевали — но внезапно Зыков подтверждал то, что опровергали другие динамовцы. Мы поражались таким вывертам, что уж говорить. Все-таки умеет бывший капитан оживить беседу.

Мы подбадривали Зыкова, показывая обошедшую весь мир фотографию — 27 мая 1971 года игроки «Динамо» несут Льва Яшина на руках после прощального матча. Водили пальцем:

— Вот вы!

Зыков всматривался — и огорошивал:

— Это не я.

— Как же? — цепенели мы. — Подписано, что вы. Не только в нашем фотоархиве, еще и в ТАСС.

— Не я, не я, — слегка раздражался Валерий Борисович. — Это Володя Смирнов. У меня совсем памяти нет, что ли?

Такого мы допустить не в силах. Пусть будет как будет.

— Там многие несли, — объяснял он примирительно. — Я сзади поддерживал. Леву заменили в начале второго тайма. Ушел в раздевалку, переоделся в цивильный костюм, вернулся. Когда прозвучал финальный свисток, произнес в микрофон короткую речь. Потом мы с Мурзиком Хурцилавой подхватили Яшина — и вперед, круг почета. Нам еще Пильгуй помогал, другие ребята...

Мы замолкали, представляя тот день. Остроту момента. А Зыков обезоруживал нас окончательно, разворачивая программку с прощальной игры. Молниеносно разобравшись в каракулях:

— Вот Славка Метревели расписался, Гешка Еврюжихин, Вовка Штапов...

Мы поинтересовались — а где же автографы Бобби Чарльтона и Герда Мюллера? Зыков пожал плечами. Немного расстроился. Да, упущение. С коротким вздохом доложил:

— В раздевалке эти программки пустили по кругу, все быстренько расписались. А на банкете просить автограф у Чарльтона или Мюллера мне в голову не пришло. Наверное, зря.

— С кем из европейских звезд на банкете пообщались?

— С Чарльтоном. Там каждому участнику дарили памятный сувенир...

— Что за сувенир?

— Не помню. И найти не могу. Ума не приложу, куда эту безделушку засунул. Так вот, вручили мне коробочку. Я и открыть ее не успел, как услышал: «Извини, это не тебе, а Чарльтону. Мы перепутали». Пришлось с переводчиком идти к Бобби, объяснять ситуацию.

— Как он отреагировал?

— Нормально. Поменялись коробочками, посмеялись. Еще и по рюмке с ним хлопнули.

Ловчев

— Значит, не было ни одного интервью — у вас, капитана «Динамо», игрока сборной? — подсели мы ближе. Раздвинув фотографии, словно льды.

— Не было. В игровые времена особо не просили. Позже напрашивались корреспонденты через приятелей — но я всем отказывал. К чему мне это? Ни малейшего желания!

— Какой вы скромник.

— Скромник, да. Приятель убеждал: «На память себе газету оставишь». — «Да ну, не надо...»

— Вот и нам на звонки не отвечали.

— Так сколько кругом мошенников! Как раз перед вами названивали, представлялись: «Я младший лейтенант такого-то округа...» Мне жена сказала: «Если неизвестный номер — тут же сбрасывай». Я и сбрасываю.

— Знающие люди нам говорили: как защитник вы были не хуже Ловчева, прямого вашего конкурента. Но в сборной того выпускали чаще.

— Совершенно одинаковые! Но Женька любит поболтать в телевизоре, похохмить. А я не по этому делу.

— Общаетесь с ним?

— Как-то пригласил меня сфотографироваться вдвоем. Показать — мол, друзья. Все нормально! Просто только и разговоров — «Женя» да «Женя». Будто не было никого рядом. А нас миллион был таких Женек-то. Кстати, знаете историю про него? Как машины продавал?

— Когда в Куйбышеве тренировал? Что-то было.

— Доторговался автомобилями до того, что с него"мастера спорта международного класса сняли. А дальше что? Прошло время — присвоили заслуженного мастера! Ну как так можно? Я хохотал!

— Забавно.

— А потому что свои люди наверху сидят. Из «Спартака». Симонян, Мирзоян... Конечно, протекцию ему оказали. Играли-то мы на одном уровне, я не уступал, но Ловчева каждый день возносят. А Зыков — «сиди на месте».

— Ловчев-то забивной.

— Вот это правда. У меня лишь один гол за «Динамо». Минску. Вывели к воротам, а там Мишка Скоков, бывший наш кипер. Ударил — и кричу: «Мишенька, лови...» Забивать я не забивал. Пройду, навешу — а в штрафной Авруцкий, Вшивцев или Павленко замыкают.

— Переживали, что в сборную редко вызывают?

— Нет. Не берут — и не берут. Убиваться, что ли?

— На кого из других защитников были похожи?

— На Валю Афонина.

— А из нынешних?

— Не знаю. Я сегодня футбол почти не смотрю.

— Да ладно!

— Показывают — мельком гляну... На что смотреть-то? Мяч катают туда-сюда, продвижения нет, скорости низкие. Разве это футбол?

— Даже «Динамо» интереса не вызывает?

— А что «Динамо»? Какие-то чужие люди на поле мелькают...

— Вы о легионерах?

— Ну да. Хочется, чтобы побольше наших ребят играло. Таких как Тюкавин и Скопинцев. Оба в порядке, мне нравятся. Не понимаю, зачем клубу столько иностранцев. В том числе на тренерской скамейке. То Шварц, то Йоканович, то Личка... А свои где? Есть же и в России хорошие специалисты!

— Например?

— Почему бы не пригласить Семина? Пусть Юра уже в возрасте, но держит себя в потрясающей форме. Да и Кобелева я бы не списывал. Мы же помним, как здорово при нем «Динамо» играло.

— Команда сейчас на третьем месте. Верите, что весной догонит «Зенит» и «Краснодар»?

— Нет. Состав у «Динамо» не для борьбы за чемпионство. Бронза — потолок.

«Жук»

— Вам без малого 80. Здоровье шалит?

— Только и занимаюсь, что лечусь.

— А выглядите прекрасно. Не на 80.

— Да ну. Колени болят, спина из-за межпозвоночной грыжи разваливается. По дому еще нормально хожу, а на улице — с палочкой. Сердце в стентах, две операции пережил. Пять штук поставили. Ни хрена хорошего.

— Всё от футбола?

— А от чего же? Врачи сказали — нужно коленный сустав менять. Потом подумали: 80 лет! Ну куда? Говорят: втирай, дед, мазь.

— Помогает?

— Более-менее. Ощущение, что мне уже все прооперировали. И сердце, и желудок, и глаза... Зато теперь хоть спокойно машину вожу.

— Вы до сих пор за рулем?!

— А как же? Сегодня как раз ходил, от снега чистил.

— Что за машина? «Волга» с оленем?

— «Поло». Я на «Фольксвагенах» еще с советских времен.

— Тогда-то откуда?

— Был у меня знакомый фигурист — Володя Лузин. Большой пижон. Пригнал старенький «Фольксваген-жук». Меня прокатил — я влюбился в эту машину!

— Она смешная.

— Уговаривал его, уговаривал — «продай»... Ну и уговорил. Я свой новый «Москвич-412» отдал за пять тысяч рублей, как раз хватило на «жука». Долго на нем проездил, пока сыпаться не начал. Запчасти на него в той Москве не найдешь.

— Сбагрили?

— Пришлось. Но и «Поло» — нормальная машина, хоть и не такая пижонская. В общем, езжу еще, бодрюсь! Говорите, хорошо выгляжу?

— Просто замечательно.

— Это мамины гены. Она почти 94 прожила. А вот отец в 53 умер. Выпивал. Он был мастером по телевизорам. Кому-то отремонтирует — ему бутылку ставят. Как тогда расплачивались?

— Ясное дело.

— Вспоминаю, как раз прилетели в Ташкент. Декабрь 1970-го, переигровка за золото с ЦСКА. Первый матч — 0:0. Второй на следующий день. Подходит ко мне Николай Озеров: «По телевидению сказали, у тебя отец умер». — «Ка-а-к?!»

— Вы же отыграли оба ташкентских матча.

— А вот слушайте. Бесков меня приобнял: «Пришла телеграмма, все правда». Протянул билет на самолет в Москву. И негромко добавил: «Если улетишь, у нас ни правого защитника не остается, ни левого».

— А с правым что?

— Штапов накануне «сломался». Константин Иванович ни о чем не просил, я сам понял, что должен выйти на поле. Произнес про себя: «Отец, прости. Не могу подвести команду». Попал в Горький только на девять дней. Хоронили без меня.

Картежники

— После поражения 3:4 Бесков говорил, что Маслов, Аничкин и Еврюжихин матч продали. Ни один динамовец эту версию не поддержал.

— А я думаю, действительно продали!

— Ого.

— Никому бы то «Динамо», ведя 3:1 за 20 минут до конца, не проиграло бы. Как-то сказал Пильгую: «Чувствую, продал Анюта...» — «Да нет, не может быть. Я-то вратарь. Наверное, со мной поговорили бы?» Но я на поле, все вижу близко.

— Что видели?

— Я Аничкина страховал. Он прямо передо мной. Вроде промахивается мимо мяча — и сбивает Володьку Федотова. Пенальти!

— Это какой гол ЦСКА?

— Третий. Еврюжихин вообще перестал бегать за Истоминым, которого держал. Маслов тоже бросил играть. Вот так и сложилось мое мнение. До этого-то все нормально было. В середине второго тайма Щелоков, министр МВД, для нас уже стол накрыл.

— Теперь еще обиднее за те 3:4.

— А как закончился матч, распорядился: убрать на хер. Ну не могли мы проиграть — а проиграли!

— В первом-то матче, который никто не вспоминает, был шанс дожать ЦСКА?

— Равная была игра. Но в моей памяти второй матч все перекрыл, первый даже не помню.

— В тех переигровках вполне мог выйти Яшин. Нам рассказывали, «Динамо» проводило коммерческий матч в каком-то колхозе, Льва Ивановича там и сломали.

— Да, где-то на Украине. Поэтому в Ташкенте Лева оба матча со скамейки смотрел. Но к Пильгую никаких вопросов, он с теми мячами ничего не мог сделать. Было бы все по-честному — мы и с Володькой выиграли бы.

— Кочка-то была? От которой залетел четвертый мяч?

— Конечно, была!

— Хоть одна легенда устояла. До сих пор этот гол перед глазами?

— У меня перед глазами другой момент. Вместо Штапова впервые в основе выпустили Антоневича. Белобрысый такой, бывший игрок ЦСКА. При счете 3:1 выскакивает один на один — и бьет как пижон! Перекладина!

— Может, специально?

— Да нет. Просто отнесся так — ля-ля...

— С 4:1 вас никто бы не сдвинул.

— Сто процентов!

— Картежники, про которых говорил Бесков, существовали?

— Конечно. Они, думаю, все и организовали. А трое наших заработали.

— Подозрения Бескова пошли с чего? Заметил, что Маслов в Ташкенте с кем-то из картежников разговаривал.

— Вот вам и ответ на все вопросы. Ко мне-то они не подошли. А к Валере подошли.

— Вы тоже картежников видели?

— Нет. Но знал, что Маслов с ними общается.

— После матча поговорить с этой троицей не пытались?

— А смысл? Поезд уже ушел. Да и никакого желания с ними объясняться.

— В команде их потом сторонились?

— Да не особо. Играть-то надо. Всех троих Бесков в «Динамо» оставил.

— Значит, кроме Константина Ивановича, никто Маслову, Аничкину и Еврюжихину обвинение в лицо не бросил?

— Нет. Только я Анюте сказал: «Кричал же тебе, что страхую!» — «Я не слышал...» Как можно не услышать? Я прямо за тобой! Этот мяч я бы точно или выбил, или отдал бы Пильгую. Никакой нужды фолить.

— Федотов-то играл сильно?

— До перерыва его видно не было. Маслов ему кислород перекрыл. А во втором тайме бросил — делай что хочешь!

— Бесков со скамейки это видел. Мог же заменить?

— Мог. Не знаю, что за мысли были у Бескова в голове. Мы с ним к тому матчу никогда в разговорах не возвращались.

— А что в раздевалке творилось?

— Мертвая тишина. Все сидели, плевали в пол. Как пришибленные. На наших глазах тихонечко сворачивали накрытый стол. Кстати! Столько ахинеи тогда про меня написали!

— Вы о чем?

— Летел с нами в Москву корреспондент. Позже читаю — мол, взял я с того стола бутылку шампанского и выпил в один глоток. Со словами: «Не почувствовав вкуса». А дальше в самолете у Яшина попросил сигаретку.

— Не просили?

— Да вы что, какие сигареты? Сидел весь в своих мыслях. Думал об отце.

— И шампанского не было?

— Вы смеетесь? Я не пил и не курил!

— За всю жизнь — ни одной сигареты?

— Закурил, когда с футболом закончил. Устроился на работу в КГБ. Да и дымил-то — по три сигаретки в день... Потом сердце прихватило, инфаркт. Доктор говорит: «Вообще никакого табака!» Завязал.

Горький

— В своем КГБ историю с ташкентской переигровкой копнуть пробовали?

— А как там копнешь? Не было же расследования. Может, мы и неправы в своих подозрениях... Но меня-то не проведешь! Все действия Федотова в том эпизоде читались. Я ведь сам в прошлом форвард.

— Мы в курсе.

— В горьковской «Волге» нападающим начинал. Левый крайний. В 1963-м приезжает к нам «Торпедо». Это первый матч Стрельцова после отсидки. У нас защитник заболел, мне говорят: «Попробуешь?»

— Против Стрельцова?

— Нет, я вышел играть против Медакина. Тот на правом краю — а я стал левым защитником.

— Удачно?

— После матча тренер сказал: «Валера, это твоя позиция!» Правда, мы проиграли 1:3. Стрельцов сам забил и еще две передачи пяткой отдал под голы. В таком порядке — будто и не было тюрьмы.

— Вспоминали потом со Стрельцовым тот матч?

— Кажется, нет. Но в ветеранских поездках общались. Как-то отыграли, Эдик выпил. Поехали ужинать. Все вышли из автобуса — он сидит. Говорю: «Выходи давай!» — «Нет, пусть везет меня...» Куда везти-то? Начал его вытаскивать. Упирается: «Не, не, не...»

— Справились?

— Еле-еле. Привел на ужин. Усаживаю за стол, Эдик отмахивается: «Не хочу, ничего не хочу...» Непросто с ним было. Хотя мужик нормальный. Вообще никогда никуда не спешил.

— Знаменитую историю, как ждали около поезда, мы уже слышали.

— Это для Стрельцова в порядке вещей. Собрались куда-то с ветеранами, остановился автобус около его дома. Эдика нет. Кто-то пошел звонить — слышит: «Да успеем, не торопитесь. Спускаюсь...»

— В Горьком вы не только в футбол играли, но и на автозаводе успели поработать. Кем?

— Электромонтажником. Через год на другое предприятие перевели — «Красное Сормово». Но там уже формально числился. Была при заводе командочка, за нее играл, получал 90 рублей. Потом оказался в «Волге». А летом 1965-го пригласили в «Динамо». Приехал за мной Кесарев, забрал в Москву. Я думал, прямо с вокзала на базу в Новогорск отправимся. Но основа еще не вернулась с выездного матча. Поэтому Владимир Петрович прокатил меня по маршруту Центральные бани — ресторан «Берлин».

— В бане пивом искушал?

— Нет-нет, даже не предлагал. И сам ни капли не выпил. Просто попарились, пообедали. Затем домой к Кесареву заскочили.

— На Башиловку?

— Да. Знаменитый динамовский дом, в котором помимо Кесарева жили Численко, Мудрик, Царев, Голодец, Пильгуй, Гонтарь, а из хоккеистов — Мальцев, Давыдов, Петухов... Квартиры там маленькие, двухкомнатные, кухня вообще крошечная. Владимир Петрович подвел меня к уголку, где были собраны все его медали, и сказал: «Вот поиграешь за «Динамо» — и у тебя такая коллекция будет».

— Что дальше?

— Оформили меня. На базе поселили в одной комнате с Короленковым. Как-то сидел с ним и Глотовым, болтали о том о сем. Я спросил: «Помогут в «Динамо» с поступлением в институт физкультуры?» — «Конечно, — прозвучало в ответ. — Если будешь хорошо играть». Вскоре выяснилось, что помогать никто не собирается. А я молодой, горячий.

— Ну и?

— Взбрыкнул. Ни Соловьеву, главному тренеру, ни ребятам ничего не сказал. Только шепнул администратору, что уезжаю обратно в Горький, сдал форму — и на вокзал.

— Надо же.

— Дурак! Не понимал, какой шанс упускаю. Слава богу, в «Динамо» на меня не обиделись. На следующий день звонит Кесарев: «Ты куда делся? Давай возвращайся. С тобой хочет Соловьев поговорить». Мать тоже все уши прожужжала: «Да-да, нечего тебе в Горьком делать. Дуй в Москву». Вернулся. И остался уже навсегда.

— Как вас Соловьев встретил?

— «Парень, куда торопишься? Я на тебя рассчитываю. Все будет — и место в составе, и институт...» Так и получилось. Вторую половину сезона за дубль отбегал, причем первые два матча — в Куйбышеве и Ленинграде — под чужой фамилией, поскольку заявить меня не успели. А с 1966-го уже был в основе.

— Вас «Динамо» тоже на Башиловке поселило?

— Дали однокомнатную чуть в сторонке от Сокола. В двенадцатиэтажной башне. Потом из этой квартиры съехал, но какое-то время она оставалась за мной. Мой приятель, сын министра Щелокова, просил: «Валер, можно поживу у тебя?» — «Разумеется». С девчонками там упражнялся.

Блохин

— Против кого в советском футболе особенно тяжело игралось?

— Сложнее всего — с маленькими и шустрыми. Чуть зазеваешься — хана, уже не догонишь. Гуцаев был хорош. Иштоян. Ну и, конечно, Блохин. То на моем краю возникнет, то на противоположный уйдет. Он такой... Разнообразный.

— За Блохиным не угнаться?

— Это мы еще поглядим, кто кого. Как говорил Федор Медвидь, правый защитник: «Кто краше меня играет?!» Слово-то какое, а? «Краше»! Я знал, как против Блохина играть.

— Вся Европа не знала — а вы знали.

— А способ очень простой — на игрока не смотри. Только на мяч. Блохин пусть прыгает вокруг него. А все защитники не сводили глаз с ног Блохина: куда качнет? Но если уж убежал — надо было его догонять до штрафной и валить. Тут без вариантов.

— Но главная ваша черта — не скорость, а выносливость?

— Да, я мог весь матч бегать от флажка до флажка. 242 игры подряд без замен за «Динамо»! Пока не пришел Севидов, всех нас не разогнал. Как-то травму получил, сижу на трибуне. А болельщики привыкли, что я в составе. Озираются: «Ты чего это не на поле?!»

— Что за травма?

— Играем в Ленинграде, бегу по бровке. Собираюсь навешивать — краем глаза вижу: человек на меня летит. С такой яростью, что еще не ударил, а я чувствую — сломает!

— Так и случилось?

— Да. В голень въехал. Я кувырком за лицевую. Ступить на правую больно, хромаю. Судья машет: ничего страшного, играйте. У нас замен уже нет. Подзываю Маховикова: «Иди на мое место, а я пойду вперед». Минут двадцать ковылял. Со стадиона повезли на рентген. Оказалось — трещина. С гипсом загрузили в самолет, а прямо с трапа на скорой в Первую Градскую. Выхаживала медсестра с такой же фамилией — Зыкова. Это 1971 год.

— Кто вас снес?

— Голубев. Центральный защитник «Зенита». Здоровый, усатый. Полтора месяца восстанавливался.

— Даже двужильный Валерий Маслов про вас говорил: «Зыков носился от ворот до ворот без устали».

— Тут как-то встретились с дядей Сэмом на «Динамо»...

— В наш разговор проникают иноагенты?

— Это мы Юрку Семина так звали.

— А-а, тогда ладно. И что?

— Вот тоже говорит: «Как ты мог столько бегать?» Я обрадовался, а ветераны начали другое вспоминать — как зачем-то прыгнул за высоким мячом. Тот чиркнул по волосам и полетел к чужому нападающему, который стоял в глубоком офсайде. Но мяч-то от меня пришел! Забивает! Вспомнили — и хохочут...

Численко

— Здоровья у вас море было?

— Не то слово! Сам поражался.

— Ни грамма выпивки себе не позволяли?

— По праздникам-то мог. Чуть-чуть. А так — ничего крепче кефира. Нельзя — значит нельзя.

— Еще в «Динамо» хоть одного трезвенника помните?

— Сейчас подумаю... Мудрила — и пил, и курил...

— Это Мудрик? Прекрасный человек.

— Да, Эдик. О, вспомнил! Царь вообще не прикасался. Виктор Царев. Его и не приглашали ни на какие ветеранские встречи.

— Не пить — большое мужество. Притом что все поколение квасит будь здоров.

— Это точно. Как раз компания — Численко, Маслов, Аничкин... Бесков им однажды всыпал.

— Что стряслось?

— Он сажал нас на сбор в Новогорске, присматривать оставлял кого-то из штаба. Сам уезжал. Еще след Бескова не остыл, а ребята хватали машину, вжих — и в Шереметьево!

— Зачем?

— За шампанским. Может, и за водкой. Однажды Бесков что-то заподозрил. Сделал вид, что уезжает. Сам через час назад. Дверь открывает рывком — эти рюмки поднимают!

— Ой, скандал.

— Оборачиваются в его сторону. Секундное оцепенение — и испуганно улыбаются: «О, Константин Иванович! За ваше здоровье!» Какое «здоровье»?! Ха!

— Последствия?

— Больше Бесков помощникам не доверялся. Оставался сам.

— Маслов, Аничкин и Численко — чемпионы по критике у Бескова?

— Да. Еще Жора Рябов. Он громадный, тяжелый!

— Неповоротливый?

— Вот-вот. Мимо мяч прокинешь — Рябов лежит. Головой-то еще поборется, а внизу его любой легко обыграет. Как-то звоню ему, а мне отвечают: «Жорка умер...»

— Да все они поумирали.

— Маслову неправильный диагноз поставили. У него сердце было, а ему на желудок показывали. Или наоборот. А в конце уже онкология... Уникальный человек. Только в футболе сезон закончился — коньки напяливает. Я поражался: как можно так пить и выдерживать нагрузки? Круглый год играл!

— Невероятно.

— Мы в январе потихонечку начинаем бегать — а Маслов уже на пике формы. Ко всему готов, даже зарядку не надо делать. Но он один такой. За сборную играл и в футболе, и в хоккее с мячом!

— Как Аничкин умер в 33 года?

— Не знаю. Жена, Светка, от него ушла. Переживал. С ним вечно какие-то истории.

— Например?

— Через дорогу от дома Аничкина кафе, стоячка. А он так накидается, что уже плывет. Идти две минуты — но за это время его ограбят. Снимут дубленку и шапку. Потом узнают, что Аничкин, — всё несут обратно, прямо в квартиру. Говорят: «Извините, мы ошиблись».

— Самая забавная история с Численко?

— Приехал он с чемпионата мира. Я, говорит, тебе бутсы привез в подарок. Показывает — фирменные, адидасовские! Красота!

— Самому не подошли?

— Не думаю. У нас ножка одинаковая. Беру: «Ну, спасибо...» Число усмехается: «А ты мне за них 25 рублей подари».

— Силен. Взяли?

— Взял, что уж. За «Адидас» не жалко. Видите шрам на руке? Из-за скверных бутс!

— Это как понимать?

— Самому приходилось шипы вырезать, прилаживать. Шило соскочило и все... Кровища! Потом уж стали делать вкручивающиеся шипы.

— Какие вы времена помните.

— Да я играл во времена, когда премиальные зависели от того, сколько народа придет! 100 тысяч на стадионе — это хорошие деньги. 20 — уже меньше.

— Ну и сколько набегало?

— Оклад 160. С премиями до 300 доходило.

— У Яшина то же самое?

— У него оклад 250!

— Так за что Бесков невзлюбил Численко?

— Игрок классный, вопросов нет. Но гулена. Вообще без тормозов. Легендами обросла история, как Число с сыном отправился в Петровский парк. Тот еще совсем малыш, в коляске. Игорь пристроил ее возле лавочки, сам решил пивка попить. Увлекся. Через несколько часов возвращается домой. Жена с порога: «А где ребенок?» — «Ой, ё! Забыл!»

— Боже.

— Бегом обратно. Слава богу, и пацан, и коляска оказались на месте. Бесков долго закрывал глаза на выходки Игоря, но в какой-то момент терпение лопнуло.

Бесков

— Бесков разбирал каждый матч по много часов. Мука для футболистов?

— Ох! Минут по десять про каждого игравшего толковал. Кто-то выдерживал. А многие отворачивались. Некоторые хохотали.

— Это кто ж осмеливался?

— Маслов с Аничкиным. Как начнут! Бесков побагровеет: «Кому здесь неинтересно?!» — «Слушаем, слушаем...» Константин Иванович под конец рассказывает, как будем играть в следующем матче. Выходим в коридор, Маслов негромко: «Все ко мне».

— Зачем?

— Собирает нас в кружок и произносит: «Забыли всё, что Бесков говорил. Играть будем так и так». Дает свой план. Вот это настоящий Валера!

— Вычитали, что он на разборах Бескова вату в уши вкладывал.

— Ага. Но все равно было слышно.

— В 1973-м в «Динамо» приключился скандал. Команда потребовала отставки Бескова. Так достал ветеранов своими разборами.

— На собрании каждого спрашивали: «Ты за Бескова или против?»

— Кто был за?

— Басалаев, Еврюжихин, Козлов и я. А-а, еще молодой Пудышев. Человек пять, не больше. Остальные против: «Поменять! Он такой-сякой, на сборах нас гоняет, бранит...» Ну, поменяли. Сразу все развалилось.

— Лично для вас вопроса не было?

— Я за Константина Ивановича всегда руками и ногами. Нормальный тренер. Всегда поддерживал конкуренцию внутри. Это тоже многим не нравилось. Лев Дерюгин, председатель МГС «Динамо», был за Бескова, но тут сказал: «Костя, раз большинство против...» — «Хорошо, я уйду». Глупость несусветная, что его выгнали!

— За год до этого «Динамо» проиграло финал Кубка кубков «Рейнджерс» 2:3. Говорили — проиграл именно Бесков, в день матча трижды поменял состав. Все перекроил.

— Да, перебздел Константин Иванович. Передавил.

— Прекрасно сформулировано.

— Там еще что сыграло роль? Подходит к нему Ланц, импресарио, который нас возил по Южной Америке. Спрашивает: «Почему вы не хотите закрыть Джона Грейга, капитана «Рейнджерс»? Игрок шикарный, самый опасный!» Ну Бескова и начало колотить. Кому опекать Грейга? Долбоносову? Или Сабо? Так все в защите и поломал.

— Он же собирал тренерский совет. Входили туда вы, Долматов, Сабо.

— Бесков-то выслушает — а поступит по-своему. Причем Грейг в итоге оказался нулевым. Результат сделали другие.

— Константин Иванович признал, что сам ошибся?

— Да никогда в жизни он такого не признает! Это же Бесков!

— Если бы не шотландские фанаты, из-за которых прервали матч, могли «Рейнджерс» додавить?

— Вполне. Два мяча отыграли, еще моменты были. А тут вдруг толпа на поле. Весь кураж разогнали. До конца оставалось минут пять.

— Никому тумаков не надавали?

— Нет. Но как раз оглянулся — рядом с головой Сабо летит бутылка с трибуны! Видимо, специально метились. Попала бы — убила.

— УЕФА всерьез рассматривал вопрос с переигровкой.

— Константин Иванович мне сказал дословно: «Никакой переигровки не будет, у нас на это денег нет».

— Странная версия.

— Что своими ушами слышал — то и говорю!

— Пильгуй считает, что шотландцы явно были под допингом: «Носились как заведенные с квадратными глазами. Заменили нападающего Стина — у того пена изо рта. Скамейки перепутал, уселся рядом с Голодцом, начал что-то ему рассказывать, приобнял. Ни хрена не соображал».

— Я допускаю. Но мой подопечный был в норме. Без пены.

— Вам таблетки хоть раз предлагали?

— Никогда! Зачем мне таблетки — если и так здоровья хватало? Посмотрите, какие у меня ноги на фотографии. Как у культуриста. Сейчас-то уже не то, конечно...

Кожемякин

— В том матче вы были капитаном «Динамо». Получили повязку сразу после отчисления Аничкина?

— Я вроде и при Анюте бывал капитаном. В «Динамо» не выбирали, а Бесков назначал. Мог сказать: «Сегодня Еврюжихин выводит». А мог меня отправить. Да что в этом капитанстве? Ну, с судьями поздороваешься. Флаг поднимешь. Всё!

— Где-нибудь в Тбилиси ваше «Динамо» засуживали?

— Наоборот — к нам там прекрасно относились. В Тбилиси приедешь — что ты! Так принимают! Хурцилава для меня вообще как родной. В 1971-м задержался он в Москве после игры на пару дней. Я приезжаю с загипсованной ногой. Сажусь за руль. Он сразу: «Я боюсь!» — «Ничего, доедем...» На дачу его везу.

— Еще громкая история была в том «Динамо» — отчисление юного Анатолия Байдачного.

— Мне как-то наплевать было — есть Байдачный в команде, нет... Захотел в Минск? Пусть катится куда хочет! Да у нас полно игроков на это место. И Эштреков, и другие.

— Вы простите, 18-летний Байдачный играл в основном составе сборной СССР в финале чемпионата Европы-1972.

— Форвард неплохой, это правда. Скорость, финты, хороший удар с левой. Но гонора многовато.

— Мог стать звездой?

— До звезды ему далеко было. Вот Кожемякин — другой разговор!

— Вышел бы на уровень Блохина?

— Думаю, повыше. Ха! Помните, как мяч руками схватил?

— Руками?

— Мы могли и не сыграть в финале Кубка кубков. До этого встречались с немцами из ГДР — «Динамо» Берлин. Очень приличная команда. На выезде ведем 1:0, игру контролируем. За несколько минут до конца Кожемяка прибегает в нашу штрафную — хватает мяч руками!

— Зачем?

— Вот и мы спрашиваем: «Зачем? В футбол-то ногами играют!» Мнется, ничего ответить не может. Выдавил три слова: «Я не знаю...» Что-то в голову втемяшилось. Ответный матч во Львове тоже сыграли 1:1. А пенальти лучше пробили. На наше счастье, немцы то мимо, то в перекладину.

— Значит, Байдачный и Кожемякин — фигуры несопоставимые?

— Кожемяка выше. Разносторонний форвард — и бежал отлично, и головой играл. Чутье какое!

— Погиб в 21 год ужасной смертью.

— Наш футболист Жуков «помог» ему в этом деле. Гуляли, гуляли, гуляли — догулялись... Девки, туда-сюда... У Жукова самого-то судьба трагическая!

— Тоже умер молодым.

— Выкинули пьяного из такси. Валялся мертвый на каком-то километре.

— Была версия, что Кожемякина не разрезало лифтом, а просто упал в шахту.

— Не, не! Хотел вылезти — и не успел. Лифт тронулся. Ну и протерло его. Первым узнал Лев Иванович. Он объявил команде: «Кожемякин погиб». — «Как?!» — «В лифте раздавило». Все, больше мы ничего не знали.

— Хоронили в закрытом гробу?

— Конечно! А как иначе?

Семин

— Говорят, лучший по качеству футбола матч «Динамо» тех лет — 5:0 на «Ноу Камп» с «Барселоной». Согласны?

— Ну нет. Если бы это была официальная игра — другое дело. А так... Август, коммерческий турнир. У «Барселоны» идет подготовка к сезону, мы, наоборот, на ходу — чемпионат-то в разгаре.

— Это понятно. Но счет!

— Не сказал бы, чтобы «Барселону» прямо разорвали. У нее тоже моменты были — Яшин выручил. А у нас что ни удар — гол! Два Семин положил, по одному — Эштреков, Маслов и Еврюжихин с пенальти. Стадион был забит под завязку, после финального свистка болельщики провожали нас аплодисментами. Стоя!

— Юный Семин задиристым был?

— Да ну что вы! Ничего взрывного. Здорово в пасик играл. Если его друг Эштреков — классический краек, то Сэм был полезен не только на фланге, но и в середине поля, мог завязать игру. Константин Иванович повторял: «Не знаешь, что делать с мячом, — отдай Семину. Он разберется».

— В «Спартаке» Бесков то же самое говорил про Гаврилова.

— Совершенно верно. А мне запомнились слова Семина: «Зыков у нас самый заводной. Носится по бровке туда-сюда — абсолютно не устает».

— Но лучше всех в том «Динамо» бежал Еврюжихин?

— У-у, это вообще электричка! Шикарный игрок. Легкий, быстрый, с ударом. Единственный недостаток — трусоват. В стыки не шел, сразу подпрыгивал.

— И тренеры терпели?!

— Да, потому что плюсы Еврюжихина все равно перевешивали. Угнаться за ним никто не мог. А уж один в один любого обыгрывал. Просто прокидывал мяч мимо и убегал.

— Умер Еврюжихин рано.

— В 54. Закладывал сильно. Он же, закончив с футболом, дипкурьером стал. Постоянно в разъездах, на всех континентах. Как доберется до нашего посольства и передаст почту, там столы накрывают. Знаменитый футболист приехал, каждому хочется с ним чокнуться. Ну и сломался.

— В московском «Динамо» доигрывал Йожеф Сабо. О человеческих качествах которого помнившие его по сборной не лучшего мнения.

— Мне казалось — он спокойный, рассудительный. Но всплывали какие-то странности. Вот собралась вся команда в автобусе. Уже Бесков пришел — а Сабо все нет. Появляется минута в минуту!

— Действительно, странно.

— Он-то ни в чем не виноват. Просто остальные явились раньше минут на пять. Константин Иванович даже не пихает ему, со вздохом произносит: «Раз Сабо пришел, значит, можем ехать...» Йожеф молча садится на свое место. Прямо передо мной. Проезжаем метров пятьсот — снимает с руки дорогущие заграничные часы, швыряет в окно.

— Жест для Бескова, большого театрала?

— Нет. Никто кроме меня не видел. Потом едем играть в Болгарию — вижу, покупает точно такие же.

— Сабо злющий был на поле.

— А чем еще брать, если скоростишки нет? Не догонит — так врежет. Друзей в московском «Динамо» у него не было. Сам по себе. Отыграл пару лет — и уехал обратно на Украину.

Драка

— Драки на тренировках у вас случались?

— Помню одну. Якубик и Долматов друг другу по физиономии надавали.

— Кто-то жестко подкатился?

— Нет. Слово за слово: «Пошел ты!» — «Сам пошел...» Ну и полыхнуло. Пока Бесков орать не начал.

— Нам казалось, Долматов флегматичный.

— Вот вам и «флегматичный»...

— Он полез?

— Нет, Андрюха. Парень взрывной. Я раньше звонил ему домой: «Что, завтра придешь?» — «Наверное...» Мы обычно ветеранами встречаемся в конце сезона, на Новый год. А Якубика теперь не приглашают. Как выпьет — дурной становится.

— Мы и сами такие. Не удивляемся.

— У нас ветеранскими делами занимается Володя Долбоносов. Говорит: «Не хочу с ним связываться». Он и Якубику сказал: «Все, больше тебя не зовем...»

— Бубнова в «Динамо» вы же застали?

— Конечно. Его в 1974-м взяли. Неплохой защитничек. Скоростишки не хватало, зато цепкий, злой. Нападающие Сашку побаивались.

— Мы слышали, динамовские «старики» его недолюбливали. С Гершковичем даже подрался.

— При мне такого не было. Да и какая драка с Гершковичем? Они в разной весовой категории. Сашка — здоровяк, у Миши против него никаких шансов. Он бы и не полез.

— Не можем не спросить про легендарную пару защитников — Никулина и Новикова. На поле это реально были Коса и Автоген? Наводили жути?

— Никулин — точно. Вот он коса и автоген в одном лице, в подкатах срезал соперников так, что у них ноги выше головы взлетали. А Новиков — нормальный. Жесткий, неуступчивый, но аккуратненький. Я и не помню, чтобы кому-то травму нанес. Между прочим, рекордсмен «Динамо» по количеству матчей за клуб — 395.

— Интересные прозвища были в том «Динамо» — Анюта, Коса, Автоген. А еще?

— Еврюжихин — Голова. Его болельщики за сумасшедшую скорость называли Всадником без головы. В команде кликуху укоротили. Штапов — Хозяин. Потому что шапки нам доставал. По блату.

— Какие шапки?

— Пыжиковые. В СССР это был страшный дефицит. А у Володьки знакомый в универмаге работал. Как-то всей командой загрузились в автобус, поехали шапки покупать. А мне в «Динамо» дали прозвище Мужик.

— Почему?

— Я ж на поле был как ванька-встанька. Собьют — но сразу вскакиваю и бегу дальше. От Миши Скокова, нашего вратаря, до сих пор при встрече слышу: «Привет, Мужик!»

— Вычитали в книжке Маслова яркую подробность про Штапова — мол, состоял в религиозной секте, поэтому отказывался надевать погоны.

— В секте?! Впервые слышу! Мы тоже интересовались, почему не подписывается на офицерское звание. Это ж доплаты, пенсия. А Штапов отвечал: «Зачем мне погоны? Чтобы меня чихвостили — а я как офицер никуда деться не мог? Не надо!» Проза жизни. Никаких религиозных отклонений у Володьки не было.

Мексика

— У вас четыре матча за сборную СССР. В 1970-м попали в заявку на чемпионат мира, год спустя с вами в составе обыграли в Лужниках великую Испанию. Почему не удалось закрепиться в основе?

— Конкуренция! Это сегодня в сборной России каждый защитник на вес золота. А тогда их было столько... Высочайшего уровня! Ну и, конечно, от тренера многое зависит. Качалин, хоть и взял меня в Мексику, не выпустил ни на минуту. Осенью его сменил Николаев, при котором я сыграл три отборочных матча чемпионата Европы — с Испанией, Кипром и Северной Ирландией.

— Мы проверили — на поле проводили по 90 минут.

— Ну да. Вроде все нормально, никаких претензий. Но потом Николаева убрали, и больше я за сборную не выходил.

— Кавазашвили сказал нам: «Качалин — перестраховщик. На чемпионате мира у нас была блестящая оборона. Выбери четверых и усиливай среднюю линию! Он же по шесть защитников выпускал. Зачем?! Асатиани, Мунтян, Хмельницкий, Серебряников много пороли. Бышовцу приходилось бегать назад, хватать мяч, обводить по трое. Игра была не выстроена, сплошные потери».

— Прав Анзор. Подписываюсь под каждым словом. Нам надо было атаку усиливать, но Качалин слишком уж осторожничал. В итоге в четвертьфинале с Уругваем за 120 минут ни одного момента не создали! Да и откуда им взяться, если все сзади стоят?

— Еще и гол пропустили нелепый.

— Это вообще кошмар... Хотя на повторе видно, что мяч уже выкатился за линию, я все равно не понял Афонина. Вроде опытный парень. Ну почему выключаешься из борьбы, руку поднимаешь? Играй до конца! Будет свисток — останавливайся. Плюс Кавазашвили вышел чуть вперед. И все. Навес на Эспарраго, удар головой, 1:0. Уругвай в полуфинале, мы — домой.

— Вы же в Мексике узнали, что стали отцом?

— Да. Теща дозвонилась!

— Вот это теща.

— Она в «Интуристе» работала. Знала, как дозваниваться через своих. Кричит: «Сын у тебя!» Я из Мексики на память черное сомбреро привез. Вон над дверью висит. Потом приезжаем в аэропорт, ребята из сборной хотели скинуться, мне купить что-то: «У тебя ж ребенок родился!» Да не надо, отвечаю. Я уже взял.

— Это сын от первого брака?

— Да. С Еленой, его мамой, лет через пять развелись.

— Почему?

— Начала ходить по мужикам. Меня выгнала. Ступай, говорит. Я собрался да пошел.

— Она, кажется, из мира кино?

— Сценарии писала. По ним даже какие-то фильмы снимали. Но я не смотрел. Она дочка торпедовского футболиста Павла Соломатина. Тот с Бесковым дружил. Константин Иванович нас и свел!

— ???

— Прихожу к нему домой на Маяковку — Елена там. Щебечет: «дядя Костя», «дядя Костя»... Вот меня и пристроили, как говорится.

— Зато второй брак счастливый?

— Да! С Ириной 46 лет вместе!

— В гости к Константину Ивановичу часто заглядывали?

— Пару раз в год. Но только с Еленой. После развода общение с Бесковым сошло на нет. Хотя Валерия Николаевна ко мне тепло относилась, называла ласково — «Зыкочка».

— Бесков ее обожал.

— О да! Если бы в те времена существовали мобильники, он бы ей телефон оборвал, ха-ха. А так с базы постоянно звонками одолевал. Там на всех один аппарат — на первом этаже. Бесков вечером набирает — дома никто не берет трубку. Он сразу мрачнеет, достает сигару, закуривает. Ходит туда-сюда. Волнуется.

— Курил исключительно сигары?

— Да. Аромат тянулся по всей базе. А с сигаретой я никогда его не видел. Для Бескова важно было знать, что жена дома. Пока не подойдет к телефону — он не успокоится, не уснет. Будет названивать. Вот если Валерия Николаевна сняла трубку — все, выдыхает. Настроение поднимается.

— Пудышев рассказывал в интервью, как Бесков гонял своего ассистента Голодца, когда Яшин уже был начальником команды: «Сидим на базе, вдруг крик. Разве что стены не обваливаются: «Адамас!» Тот вылетает спросонья запаренный: «Что такое, Константин Иванович?» — «Коньяка принеси, твою мать! Выпить нам надо с Левой перед игрой — давление поднимается». — «Сейчас все будет!» Лично слышал».

— Н-да? А я не слышал. Ни разу! Не верю в эту историю. Пудышев — большой фантазер, еще не такое мог придумать.

— Бесков-то коньячок уважал.

— Да, в своем номере на базе выпивал. Но не перед игрой же! Сейчас вообще столько глупостей пишут! И про Бескова, и про Яшина. Кто-то договорился до того, будто Лева в перерыве матча водочку себе позволял.

— В игровые годы?

— Да! Представляете? Мол, испытывал жуткие боли из-за язвы желудка, а водка их заглушала. Что за бред?

— А то, что Яшин после первого тайма всегда заходил в душевую и папиросу выкуривал, — правда?

— Это было.

Яшин

— На рыбалку с Яшиным выбирались?

— Нет. Да он никого с собой и не звал. Любил в одиночестве с удочкой посидеть. В Новогорске недалеко от базы была лужица...

— В смысле?

— Прудик. Бывало, на машине едем мимо, смотрим — Лева сидит. Кричим в окошко: «Что-нибудь поймал?» — «Не-а». Но все равно возвращается довольный. Рыбалка помогала отвлечься.

— Еще что помнится?

— При Бескове было строго — после матча по домам не разъезжались. Отыграли, вернулись на базу, переночевали. Утром банька, только после этого отпускали. И вот картина: мы уже попарились, побрились, оделись в цивильное, выходим на улицу с единственной мыслью...

— «Скорее бы домой»?

— Ага. А Яшин — в воротах! На поле два молодых игрока. Бьют, бьют, бьют. Лева за каждым мячом прыгает как за последним. Даже если тот пролетает рядом со штангой.

— Никаких поблажек?

— Абсолютно. Как и в игре. Наконец произносит: «Все, ребята, спасибо». Делает несколько шагов в сторону, вдруг останавливается, поворачивается: «Ладно, еще разочек». Возвращается в рамку — и по новой. Мы посмеиваемся: «Лева, да ты любого замучаешь...» Фанат тренировок! А ведь ему тогда уже было под сорок!

— В чем феномен Яшина?

— Вратарь без слабых мест. Высокий, спокойный, не паникер. Феноменальный выбор позиции. Надежная игра на выходах. Защитникам постоянно подсказывал, не отмалчивался. Поэтому при подключениях никто из нас не заигрывался, успевали возвращаться назад. Лева здорово читал игру, четко регулировал оборону. До сих пор в ушах его окрик: «Валера, ближе! Ближе!» — и ты сразу чуть ли не за трусы своего игрока хватаешь. Ну и еще два штришка.

— Какие же?

— В то время вратари руками мяч в игру не вводили. Просто выносили с подъема далеко-далеко — а вы уж разбирайтесь. Яшин никогда так не делал. Заберет мяч и моментально бросает метров на сорок. Влево, вправо, по центру — без разницы. Главное — точно в ноги! Всегда! Старался как можно быстрее атаку начать.

— А второй штрих?

— При навесах в штрафную обычно не ловил мяч, а выбивал кулаком. Только правым! На мой взгляд, рано Яшина на пенсию проводили.

— Вы серьезно? Ему 41 стукнуло!

— Ну и что. Он же не полевой игрок, а вратарь, бегать особо не надо. Поверьте, с возрастом Яшин ничего не растерял — ни прыгучести, ни азарта. На тренировках ему было очень сложно забить. Даже когда перевалило за сорок. Он бы и сам с удовольствием еще пару лет отыграл. Но динамовские руководители сказали — заканчивай, пора давать дорогу молодым.

— Дурацкие мячи Яшин при вас пропускал?

— Не припомню. С другими вратарями случалось. Подача, кричит: «Беру!» Мы, защитники, притормаживаем, а парень выпрыгивает и до мяча не дотягивается. Нам забивают в пустые. Через секунду виноватый голос: «Не беру...»

— Яшин — лучший вратарь в истории нашего футбола. А номер два?

— Кавазашвили и Маслаченко. В моем понимании — равноценные.

— Оба невысокие.

— Сегодня со своим ростом они бы не пробились. У одного 178 сантиметров, у другого 180. Но тогда на это не обращали внимания. У Хомича вообще 172 — но как играл! Вот и Анзор с Володей замечательные вратари. Надежные, прыгучие.

— Кавазашвили сказал о себе: «Я был гуттаперчевый».

— В точку! А Маслаченко — шалтай-болтай. Во всех смыслах.

— То есть?

— Любил произвести эффект, сыграть на публику. И на поле, и у микрофона, когда уже комментатором стал.

— То «Динамо» моталось по всему свету. Самая драматичная поездка?

— Венесуэла. Ланц организовал там турнирчик с участием «Динамо», «Васко да Гамы» и местного клуба. Мы выиграли. После матча зашли в раздевалку, и выяснилось — обокрали! У кого-то валюту свистнули, у Семина и Эштрекова — модные туфли, у Яшина — часы...

— Что у вас?

— Тоже часы. Не знаю, какие у Левы были, а у меня простенькие — «Полет». Ланц из премиальных нам что-то компенсировал.

— А полиция?

— Никого не нашла. Тогда же на стадионах камер не было. А в этом Каракасе возле раздевалок всегда много народа крутилось. Думаю, воришка в перерыве проскочил под шумок, закрылся в туалете. Во время второго тайма быстренько вычистил все и там же спрятался. Когда замененные игроки вернулись и пошли в душ — выскользнул.

КГБ

— Как вы уходили из «Динамо»?

— В 1975-м команду возглавил Севидов и решил резко обновить состав. «Стариков» начал выпроваживать. Тогда большая группа игроков закончила — Еврюжихин, Козлов, Долбоносов, Басалаев и я.

— Вам было всего 31. Еще играть и играть.

— Здоровье позволяло. Но в московские клубы не звали, а ехать черт-те куда не хотелось. Да и звездочки удерживали.

— Могли дипкурьером стать, как Еврюжихин?

— Исключено. Даже если бы предложили, ни за какие деньги бы не согласился. Что за жизнь у дипкурьера? Из самолетов не вылезаешь! А я за футбольные годы налетался.

— Закончили — и сразу в КГБ?

— Нет. Пару лет за ветеранов побегал, а в 1978-м взяли в седьмое управление.

— Не с улицы ж туда пришли.

— Бывший тесть рекомендовал.

— Торпедовец Соломатин?

— Нет. Его жена после развода вышла замуж за Андрея Агекяна, полковника КГБ. Работал во втором управлении, которое отвечало за контрразведку. А «семерка» — за наружное наблюдение. Как-то говорит мне: «Валера, ты очень хорошо машину водишь. Давай к нам». Так и закрутилось.

— За рулем вы действительно ас?

— Ас не ас, но за 60 лет — ни одной аварии. Тьфу-тьфу.

— Первое, с чем столкнулись в «конторе»?

— Сначала была учеба. Водил легковушки, грузовики, получил права третьего класса. Дальше приступил к работе в «семерке». За руль сел не сразу. Какое-то время пешочком походил.

— Кого пасли?

— В основном американских дипломатов. Но и среди сотрудников других посольств были те, кого подозревали в причастности к спецслужбам.

— Главное правило для «человека-хвоста»?

— Это уже не для газеты, ребята.

— Хотя бы в общих чертах.

— Все зависит от объекта наблюдения. В любом случае ты же не в одиночку за ним следишь. С тобой всегда минимум две машины. По рации переговариваетесь, кто в сторону уходит, кто поближе пристраивается... Миллион заморочек.

— А если «объект» выскочил из автомобиля и побежал?

— Бежишь за ним. Обычно это делали ребята помоложе, а я оставался за рулем.

— На вашей памяти хоть кому-то удавалось оторваться от «наружки»?

— Нет. В «семерке» работали профессионалы.

— Вы лично шпионов брали?

— Один раз. Ничего интересного.

— И все-таки?

— Если вкратце — это был наш соотечественник, завербованный американцами. Долго его вели, потом приняли. Подошли с напарником, показали «корочки»: «Пройдемте». Запихнули в машину и отвезли куда надо. Даже не сопротивлялся.

— Как сложилась его судьба?

— Понятия не имею.

— Какие автомобили были в вашем распоряжении?

— Ой, все не перечислишь. «Жигули», «Волги», «Чайки», разные грузовики...

— Включая «КАМАЗ»?

— Нет-нет, поменьше. ГАЗ и ЗИЛ. Да что я только не водил!

— Что за ощущения, когда на «Чайке» летишь по Москве?

— Не забывайте — для меня это была работа. Ответственность огромная. Так что мне без разницы — грузовик или «Чайка». Никакой романтики. Сел да поехал.

— Кабинет у вас был на Лубянке?

— Нет. Там сидит руководство. А мы отдельно.

— Где?

— Закрытая информация. Не обижайтесь.

— Сколько получал советский чекист?

— У меня с доплатой за звание выходило 300 рублей.

— Долго проработали?

— В 1989-м, когда исполнилось 45, ушел на пенсию.

— Полковником?

— Капитаном.

— Что-то скромно.

— Начальство отговаривало от ухода: «Не спеши. Через годик-другой получишь майора». Но я уже не хотел оставаться.

— Почему?

— Дома почти не бывал! Мало того что график ненормированный, так еще суббота, воскресенье и праздничные дни всегда заняты. Обязательно кого-то пасешь. А у меня жена, дочка. Я их толком не видел. Надоело!

— Ну и чем потом занимались?

— Вернулся в «Динамо», отвечал за работу с ветеранами.

— Кто еще из динамовцев трудился в «конторе»?

— Во втором управлении — Басалаев и Балясников. В «семерке» — Борис Кузнецов. Но я его не застал.

— В 1971-м Кузнецова отправили в Швецию возвращать сбежавшего сына тренера Якушина. Вас в зарубежные командировки посылали?

— Нет. Как-то Басалаев, дослужившийся до полковника, спросил: «Хочешь за границей поработать? В каком-нибудь посольстве — водителем?» Я уточнил: «Семья поедет со мной?» — «Конечно». — «Тогда согласен». Володя пообещал все устроить. Но сорвалось. Не знаю почему. В подробности не вникал.

— Надбавка к пенсии вам как капитану КГБ полагается?

— Нет. Но я не жалуюсь. На жизнь хватает.

— Юбилей отпразднуете пышно?

— Боже упаси! Поедем с женой в дом отдыха. Там вдвоем тихонечко и отметим. Не люблю быть в центре внимания, плохо от этой суеты. Я и предыдущие юбилеи не справлял — ни 60, ни 70, ни 75. Вот если до стольника дотяну, тогда точно гостей соберу и отпраздную.