70-летия Байдачного Москва и российский футбол не особо заметил — я этому удивляюсь. Анатолий Николаевич еще недавно был нарасхват. Недодал эмоций матч? Сейчас Байдачный на пресс-конференции все компенсирует.
Пожалуй, ни с кем я не сделал столько интервью, сколько с ним. Каждый раз шел как на хороший спектакль. В историях и образах Байдачный не повторялся. Мне и сегодня его не хватает.
Из юного корреспондента я превращался в опытного, почти плешивого. Огромный кассетный диктофон менялся на тоненький, изящный. Кассеты к которому не требовались.
Зато Байдачный не менялся. Этим и был хорош.
Сегодня я, опомнившись, запоздало поздравляю — и вспоминаю, как веселил, как околдовывал этот человек прежде...
Помню, поздравлял его с каким-то юбилеем — и немедленно услышал в ответ:
— Чем мужчина в 55 отличается от мужчины в 65?
Я крепко задумался. Сразу не нашелся.
— В 55 когда знакомится с женщиной — боится, что она ему откажет. А в 65 боится, что она согласится! — торжествовал Байдачный.
Сегодня вспоминаю и думаю: мне 48. Состояние, честно говоря, между тем страхом и этим.
Кто-то из футболистов безо всякого стеснения подначивал Байдачного:
— Да во что вы вообще играли 30 лет назад?
Иногда я задаю себе тот же вопрос. Отыскиваю в YouTube матч «Спартака» с киевским «Динамо», например. На котором был сам. Тогда, с трибуны, мне все нравилось.
Пересматриваю сегодня — это же фантастика! Скорость, передачи, мысль — да круче нынешнего футбола!
Вот поэтому не удивляюсь, что Байдачный вспыхивает, горячится в ответ на такие ухмылки — и я, вслушиваясь, узнаю веселого матерщинника из 90-х. Чье «мля» запикивали, чертыхаясь, все телеканалы страны:
— Не знаю, во что, но мы играли,***, в финале Кубка Кубков! А вы, ***, — во что? ***, как же мы проиграли этот финал...
Каким был ершистым — таким и остался. На все глубоко личный взгляд. Которым не стесняется делиться.
Перешли на «осень — весну»? Байдачный смеялся:
— Эта идея не вчера родилась! Еще до России в Белоруссии попробовали — и вернулись назад. Для 4-5 клубов это здорово, а воспитание своих игроков сразу же останавливается. Даже если понастроить манежи. Россия — северная страна, никуда от этого не денешься. Разница между богатыми и бедными станет глубже. А футбол будет нищим. Сколько же бреда было на моем веку!
— Прямо бреда?
— А как же? Вот типа этого «осень — весна». После игр били пенальти, я в этом участвовал. Полный абсурд. Три главных тренера работали в сборной. Решили выиграть «Европу» и Олимпиаду, проводили два чемпионата в один сезон 76-го года. Не выиграли ни то, ни другое, а после второго чемпионата вылетели «Спартак» и минское «Динамо». Нормально? Идиотизм!
Было время — фамилию Глеб в Белоруссии произносили почтительным шепотом. Великий, непостижимый! Человек из «Арсенала»!
Только главный тренер сборной Анатолий Байдачный не церемонился. Совсем напротив.
— Сашка — интересный парень!
— Кто б сомневался.
— Приезжает в сборную — первый день желает отдохнуть. Мы уж отъезжаем на тренировку, звонит: «Самолет задерживается, в Вене сижу». А я знал, что он уже в Минске. Отвечаю: «Саш, если самолет в Вене задерживается, лети назад в «Арсенал». Быстрее будет». Вешаю трубку.
— А дальше?
— Автобус подъезжает к стадиону — смотрю: Глеб бежит к раздевалкам. Ребята в хохот: «На истребителе прилетел...» А Костя Коваленко?
— Это вообще персонаж.
— Уникальный! Мог со сбора сбежать — гулять с девушкой по набережной. Потом за восемь игр девять мячей забивал. После меня оказался в «Сатурне», так Шевчук мне эту картину описывал. Костя произносит: «Вышел я утром, огляделся — да-а, это у Байдачного я белая ворона. А здесь таких пять-шесть вижу...»
В ту пору модным сделалось — даже самые заслуженные тренеры пускали в команду шаманов, экстрасенсов. Кто-то рассказывал об этом не стесняясь — как Виктор Тихонов. Кто-то ставил шамана на ставку втихаря. Стесняясь.
Сегодня вспоминаю — толк был разве что от Рудольфа Зайганова, легендарного «черного мага». В самом деле владевшего гипнозом на фантастическом уровне. Мог внушить что угодно.
Но преобладали прохиндеи.
— Постоянно меня какие-то шайтаны одолевают! — поддерживал меня в отношении к «психологам» Байдачный. — Но я от нечистой силы — в стороне...
— Кто запускал?
— Бесков!
— Ого. Вот этого я не знал.
— Да, запустил Константин Иванович йога в команду. Тот уверял: в перерыве делаете ряд упражнений — на второй тайм выходите совсем свежими. Восстановление полное. Вот эксперимент: уложили на ковер Юру Семина.
— Так-так. Что Юрий Павлович? Погрузился в сон?
— Склонился над ним йог: «Представь голубое-голубое небо. Представил?» Семин сипит: «Да!» — «Представь птиц парящих» — «Не могу я птиц представить...»
— Уже смешно.
— Ребята подначивают — представь хоть чайник, лишь бы парил! Бесков, как услышал, раскраснелся: «Убрать этого шарлатана». В сборной Белоруссии у Эдуарда Малофеева был свой шайтан. Стоял с бородищей у раздевалок, колдовал.
— Это не он Эдуарда Васильевича к божественным песням пристрастил? С большой душой исполняет.
— Нет, это у Малофеева недавно появилось. Нововведение.
Когда великий вратарь Харальд Шумахер в 82-м не просто сломал француза Баттистона, а едва не отправил на тот свет — говорили об этом все. Политические новости отошли на второй план. Пересмотрите эти кадры, ужаснитесь еще раз. Я вот посмотрел — теперь забыть бы мне это все.
В Советском Союзе случилось похожее — друг Шумахера Ринат Дасаев схожим образом завершил карьеру нападающего Байдачного.
Есть истории, которые в подробностях впечатлительный Байдачный рассказывать не хочет. Например, как разрезал лифт его друга юности Кожемякина. Знает — но не говорит.
Здесь тоже брал паузу — заново переживая главное потрясение юности. Выдыхал — и рассказывал:
— Я выходил один на один, перебросил через него мяч — и получил от Рината двумя ногами в правое колено. Хорошо, поле было сыроватое — а то неизвестно, чем бы все закончилось. Боль страшная.
— Когда вы поняли, что это — все?
— Как только Миронова в ЦИТО сказала, что только семь процентов оставляет на то, что смогу играть. 93 — против. Можно было поехать в Германию, сделать операцию — но такое в те годы не практиковалось. Случись такая травма сейчас — через два дня смог бы бегать-прыгать... Значит, так суждено. Где-то я предал футбол — ну и был наказан.
Зная артистичную натуру Байдачного, я охотно предположил:
— Установки-то ваши — настоящий спектакль?
— Да ну, — поморщился Анатолий Николаевич. — Уже нет! Время не то!
— Время? — чуть оцепенел я.
— Это при советской власти установки были образными. Сейчас все на науку напирают. Установки у всех по 20 минут. Иностранцев словом зажечь невозможно!
— Ах, вот в чем дело.
— Это у Бескова каждая установка — два с половиной часа. Все уж ерзают: когда же конец? Однажды Бесков выдохся, подытоживает: «Вопросы есть?» Да какие вопросы? У всех задница болит! Вдруг защитник Штапов подает голос: «Есть вопрос!» Мы глаза вытаращили, готовы его сожрать живьем.
— Итак?
— Бесков обрадовался такому участию. «Да, Володя? Что за вопрос?» — «А если соперники придумают все то же самое?» У нас желваки заиграли. Думаем: неужели Бесков еще на два часа пластинку пустит?
— Пустил?
— Орлиным взглядом нас обвел: «Чтоб они до такого додумались? Да никогда!»
Всякий игравший за московское «Динамо» с нежностью вспоминает стадион в Петровском парке. Ту «брехаловку» у Северной — Северной ли? — трибуны. Кассы у метро. Кто-то спорить готов, из каких именно ворот уходил в последний раз Лев Яшин — приобняв меняющего Пильгуя. Но не отдав, вопреки легенде, перчатки. Пильгуй очень смеялся: «Ну какие перчатки? У нас руки-то разного размера!»
Вот только Анатолий Байдачный говорил другое:
— Стадион «Динамо»? Самое уродливое строение Москвы! Скорей бы его снесли! Проезжаю мимо — отворачиваюсь...
Однажды его начали сносить — и я как раз напросился на разговор к Байдачному. Радуя новостями:
— Сносят!
— Давно пора. Строение 1928 года!
— Фасад все равно оставили.
— Но ведь переделают?
— Нет.
— Всю эту серую унылость оставят? Не понимаю! Кому нужен этот советский модерн? Какое у него историческое значение? Вот «Лужники» — это грандиозно, строение из мрамора...
Тренеры, прошедшие 90-е, обязаны писать книжки. Или как минимум обстоятельно выступить в «Разговоре по пятницам». Их жизнь — череда волшебных приключений.
При мне жизнь свела в минском «Динамо» Анатолия Байдачного с интереснейшим человеком — Евгением Хвастовичем. Ярче руководителя в его жизни не было.
— В футболе не понимал вообще ничего. Мы боролись за первое место, и тут он собрался продавать центрального защитника в Израиль. Говорю ему: «Жень, у меня живые останутся два защитника! Ты что делаешь?» — «Так сыграй в два!»
Это Байдачному везли в команду негров. Некоторые были без бутс.
— Это для меня сразу знак — если человек без бутс явился на просмотр. Как-то бразильца притащили. Администратор спрашивает: «У тебя какой размер?» — «43-й. 42-й тоже могу натянуть...» Купите, говорю, ему не бутсы, а билет назад. Даже смотреть не буду.
Это оказавшись рядом с Байдачным, знакомишься с новым взглядом на самые известные драмы нашего футбола 70-80-х. Оказывается, все было не так, как пишут! Что в истории со смертью Александра Прокопенко, «белорусского Пеле», что с гибелью «Пахтакора», что с «проданной» ташкентской переигровкой 70-го ЦСКА — «Динамо»...
Я-то читал — Прокопенко подавился в ресторане куском мяса. Не откачали, умер. Точно так же, как знаменитый комментатор Виктор Набутов в Ленинграде.
Выяснялось — все иначе.
— Это написали, что подавился. На самом деле, был «зашит», выпил — и разрыв сердца. Золотой человек, как его все любили! Прощали все!
— Помогли умереть.
— Да. В какой ресторан ни зайдет — «Саша, давай с нами...» На такси не ездил, только на милицейских машинах. Выходил на улицу, милиция останавливается. «О, Саша! Куда?» — «В ресторан...» Его везут. Еще и говорит, когда назад забирать.
— «Пахтакор» ведь летел в ваш Минск, когда разбился? — расспрашивали мы в «Разговоре по пятницам».
— Совершенно верно. До этого мы сами едва не погибли. Летели на сборы в Сочи — пережил кошмар. Попали в ураган, а летчик вез жену на курорт. Решил садиться. Над водой планируем — не можем сесть! Стюардесса плачет! Как-то вышли из пике — сели в Сухуми. Часа через два, говорит, полетим.
— Полетели?
— Нет, говорим, через два часа — это ты полетишь. А мы поедем. Нашли старый «Икарус», поехали на нем. Еще история — ведь в 79-м «Пахтакор» к нам летел, в Минск.
— Помните тот день?
— Все было как обычно. Дубль приехал, сыграл. Обычно дублеры и основной состав летали вместе. Нашему Володе Курневу везли комсомольский билет, он за «Пахтакор» прежде играл. Узнали обо всем вечером, часов в одиннадцать. У вратаря Юры Курбыко жена работала в аэропорту — она сообщила. Наутро на базу приехало начальство. Все рассказали. Предупредили — болтать не надо. В газетах не писалось ничего. У нас же не могло быть плохого, аварий...
— В том самолете были близкие для вас люди?
— Миша Ан, мы вместе играли в юношеской сборной СССР. Жили в одной комнате. Он не должен был оказаться в этом самолете, травмирован был. Полетел поддержать команду. А Базилевич уже сидел в самолете!
— Серьезно?
— Конечно. Тут сообщили, что с женой неважно в Сочи. Пересел в другой самолет, а на его место сел Миша.
На историю с картежниками, якобы купившими переигровку 1970 года в Ташкенте между ЦСКА и «Динамо», мы вырулили случайно.
Заговорили о чем-то далеком. Ах да, о ранних подъемах, о Кисловодске...
— В Кисловодске мне хорошо как нигде! — выдохнул Анатолий Николаевич. — С утра — на Большое Седло, полторы тысячи метров...
— Бесков туда ходил.
— Меня часто с собой брал. Он все время останавливался в санатории «Красные камни». Шли наверх, рассказывал о своей жизни. Он меня любил, Константин Иванович. Помнишь, говорит, как мы проиграли ташкентскую переигровку ЦСКА? Я киваю — конечно, помню. Начинает рассказывать, что проиграли не просто так, продали матч картежникам. Виноваты Валерка Маслов и Еврюжихин.
— Не верили?
— Нет. И не поверю никогда. Но Бескова было не переубедить. Я ж знал этих картежников, среди моих друзей были профессионалы этого дела. Зарабатывать ездили в ташкентский аэропорт. Летит бабай — «Волгу» покупать. В сквере двое играют в карты. Делали так, что он сам же просился подсесть играть. Минут за двадцать раздевали его до нитки. Тот все понимал: «Ай-яй, милиция!» Та прибегает: ах, ты в карты играешь?! Так оставшиеся копейки милиционеру отдает. Знаю, играли постоянно в поезде Самарканд — Ташкент. А как тратили, знаете?
— Как?
— Съезжались в Москве — играли друг с другом. Вот здесь играли всерьез, по-честному. А почему Бесков подозревал — администратором ЦСКА в тот год был Тайванчик. Профессиональный картежник.
— Среди сборной 72-го года — одни покойники. Чья смерть особенно поразила?
— Гешки Еврюжихина. Я понять не мог: почему? Гешка был железный человек, весь в мышцах. Вдруг умирает в 54 года. Они с Яшиным дружили, снимали в Новогорске одну дачу на две семьи...