«Перед турниром заболел — кашель такой, что кровь шла из носа». Истории про чемпиона мира по боксу Бетербиева
Ощущение, схожее с оргазмом
Случайно включив телевизор, зацепил краем уха новость — бывшая «фабрикантка» Саша Савельева информирует: «У меня эклектичный репертуар». Святые угодники! У меня чай носом хлынул...
Вот думаю: чем я хуже? Да ничем!
Пусть мой репертуар тоже будет эклектичным. Пусть в нем даже сочетается несочетаемое. Давайте же поговорим о боксе.
Познания мои о технической стороне бокса довольно убоги — хоть нос в подворотнях ломали дважды. К моему ужасу, на одну сторону. Видимо, попадал под правшу.
Кстати, это воспоминания яркие — хирург Корниенко, выправив перегородку обратно, закрутил в ноздрю столько бинтов, что подпер, кажется, гипоталамус.
Через три дня явился я все это хозяйство вытаскивать.
— Не тревожься, — хлопнул меня по плечу доктор. — Больно не будет. Ощущение, схожее с оргазмом.
Рванул за край бинта — и слезы хлынули из моих глаз на метр вперед. Это, это... Это вспышка, молния! Это не бинт вырывают одним движением — а твои мозги!
— Ну у вас и оргазмы, — выдавил я, размазав слезы по щекам.
— У нас на этаже отделение пластической хирургии, — сообщил вслед доктор. — Могут нос тебе сделать...
Я дослушивал из коридора.
— Как у Аль Пачино... — докатилось до меня ласковым эхом.
Итак — про бокс!
Второе место
Мне есть что сказать про бокс: ни один «Разговор по пятницам» с боксером не был вымученным. Убогим. Ни из одного боксера не приходилось тянуть новости клещами.
Если чем-то боксеры выделялись — так это сообразительностью. Скоростью реакции. Ни разу после разговора с боксером не было скверного послевкусия. Наоборот — вспоминаю с наслаждением Кармазина и Виталия Кличко, Валуева и Проводникова, Ковалева и Лебзяка...
Честно говоря, после шахматистов я бы поставил боксеров на второе место.
Впрочем, шахматисты в устном жанре — вне конкурса. Да и в любом другом.
Где ж вы были раньше, Артур?
Ноябрь 2019-го.
Мы должны были встретиться с Артуром Бетербиевым под вечер — договорились в Олимпийском комитете. Там-то точно не потеряемся. Приехали пораньше, бродили с Кружковым возле каких-то стендов. Рассматривали мухами засиженные физиономии спортивных передовиков.
Рядом встал худенький парнишка, среднего росточка. Там казалось — меньше своих 182. Я покосился — шапочка, борода...
Что-то вдруг дошло:
— Артур?
Тот обернулся, улыбнулся широко:
— Я-то вас сразу узнал! Думал — вы меня узнаете?
Господи, это что ж делается-то? На днях этот человек загнал, раздавил мощью украинца Гвоздика. Который, кажется, в профессионалах не проигрывал до того момента вовсе. А уступив Бетербиеву, закончил с боксом. Может, оно и к лучшему. Оценить возможности, завязать вовремя — это великое искусство. Я вот молодец, завязал с боксом, так и не начав. Есть сбитые летчики — а есть не взлетевшие. Я из таких.
Тот бой еще долго показывали эпизодами главные каналы — не считая самой трансляции по Первому, ради которой я просыпался в половине шестого утра.
А после пересматривал уже увиденное во всех новостях — и с ума сходил от мощи. Бетербиев — это было что-то сумасшедшее! От раунда к раунду Гвоздик, роскошный боксер, скисал. Как и положено. Но Бетербиев только прибавлял — словно медленно расправлялась пружина! Что это?!
Мы просидим в холле часа два. Нас с Кружковым кто-то узнавал, кивал — не встревая в беседу. В Бетербиева уходящие с работы работники Спорткомитета всматривались, словно в ожившего Григория Горина. Чувствовали — что-то знакомое. Не кивнул никто.
Я был поражен. Для меня Артур тогда уже был звездой. Главный вопрос к которому — где ж вы были раньше, Артур, с таким талантом, с таким ударом? Что ж узнают о вас люди по-настоящему, когда вам 34?
Сейчас Бетербиев выключил Джо Смита — младшего еще легче, чем тогда Гвоздика. Не стал доводить до десятого раунда, растягивать удовольствие. Хватило двух. Боксерский мир славит Бетербиева, и ярче всех высказывается Энтони Ярд: «Это настоящий зверь...»
А у меня тот же вопрос три года и три боя спустя: эх, Артур! Ну почему же вам 37 — а не на десять меньше?!
Идеальный мусульманин
Он удивительный человек. За столько лет разговоров с людьми сразу вспомню только два случая, чтоб от персонажа было настолько светлое ощущение. Первый — футболист «Спартака» Илья Кутепов. Еще не ставший чемпионом с Каррерой и заслуженным мастером спорта с Черчесовым.
Как-то сели в Испании на сборах, долго-долго говорили — выяснилось, что мы еще и соседи по Мытищам...
А человеческие качества, обаяние — 10,0 от «СЭ»!
Вот такой же Бетербиев. Хоть и совсем другой в интонациях, мыслях и увлечениях, — но два часа разговора, и полное ощущение: ты встретил идеального мусульманина. Ни капельки зла внутри. Чистый человек.
Все это было для меня довольно странно: я ж помнил лицо Бетербиева перед тем боем с Гвоздиком. Даже на взвешивании. Да я бы, увидев эти глаза, сведенные брови и бородищу, вынес и отдал все пояса из квартиры так. Включая любимый офицерский. Незаменимая вещь в походах.
Кстати, вопрос! Вот подумалось: заслуженный ли мастер спорта Бетербиев?
«Голова до жопы отлетала»
Историй в жизни Бетербиева хватало — не считая затяжных судов с заграничными менеджерами. Сколько крови выпили эти суды — подумать страшно. Из-за всего этого мы узнали о Бетербиеве лишь на четвертом десятке.
Силач-то он был и прежде. Один только бой с Сергеем Ковалевым в полуфинале чемпионата России-2007 чего стоит. Победу отдали Бетербиеву — а Ковалев гневался на судей даже годы спустя. Высказывался традиционно ярко:
— Я бил так, что у него голова до жопы отлетала...
Артур, как человек восточный, был в высказываниях аккуратнее:
— Он на меня настроился как на смерть, а я его как-то всерьез не воспринял. Меня еще тренер ругал потом за это. Я провел не лучший бой в жизни. Но я его выиграл.
Кто-то из свидетелей поединка, бывший тогда в Якутске, говорил: «Когда победу отдали Бетербиеву, он не мог поверить. Упал на колени и начал молиться».
Вот это точно ничего не значит — размазав Смита-младшего, Бетербиев точно так же упал, точно так же молился. Что с того?
Рейс на Челябинск
История давно уж должна была пропитаться нафталином, но мировые успехи сначала Ковалева, а теперь вот Бетербиева забыть ее не позволяют. Так что будем возвращаться снова и снова.
Как жаль, что они не встретились после в ринге — и теперь уж едва ли встретятся. Вот это была бы касса.
Как-то мы разговаривали с Ковалевым. Сергей прилетел из Лос-Анджелеса с мамой и каким-то цветком под мышкой, словно Леон. До рейса на Челябинск оставалось часа три.
Сели в кафе, тянули чаек. Говорили обо всем на свете. Я смотрел на него — человека на пике боксерской славы. Худенький, подтянутый, с набитыми костяшками и длинными пальцами. Было в его глазах зловещий огонек, готовность к отпору — как когда-то на челябинских просторах.
Мы старались быть деликатнее в вопросах — чтоб этот огонек загорался реже. Чувствовалось: если что Сереже не понравится — может и е... Ударить. Вполсилы. Кружков увернется — а мне «вполсилы» хватит для тяжелого нокаута. На счет «девять» дерну веками.
Я размышлял обо всем этом, когда Ковалев начал описывать, что это за ощущения — когда ты в нокдауне.
— Будто бутылку водки в себя влил разом. Первые секунд десять тебя ведет. Ничего просчитать не можешь. Помаленьку фокусируешься. Самое страшное — в ногах силы никакой. Вот от этого и падаешь. Когда встаешь, продолжает болтать.
— Есть способы быстро собраться?
— Нет. Были удары, когда я находился в стоячем нокдауне. На грани того, что вот-вот рухнешь. Если ты в сознании, мысль одна: лишь бы еще не пропустить. Главное — чтоб соперник не увидел, как тебе плохо. Стоит дать понять, что «поплыл», — печально все кончится, добьет.
— Что надо делать?
— Продолжать уклоны и нырки. Чтоб голова постоянно была в движении. Или рви дистанцию, или сокращай. Нужно прижаться к сопернику, чтоб он снова не ударил. Только не пропускай еще в первые секунд пять!
Нет, нет. Только не это.
Помню, мы провожали Ковалева до самой посадки. Помогали донести цветок — руки большого боксера были заняты пакетами из duty-free.
С тех пор переживаем за него персонально. Да и книжка у него роскошная, всем советую. Повезло с соавтором.
«Очень высокомерный...»
Конечно же, мы с Кружковым тогда вспомнили и Бетербиева. Даже не зная, как тот выглядит. Просто вычитали историю. Для нас вообще было странно, что кто-то мог против Ковалева устоять — при любом судействе.
Ковалев едва заметно поморщился:
— Очень высокомерный. Считает, что реально победил меня в Якутске. Хотя тоже все очевидно. Мониторы, на которых показывался счет, были развернуты к зрителям. Я вел 23:22, за пять секунд до гонга сближение, сумбур, где ни я не попал, ни он. Внезапно ему прибавляются два очка! Прямо после гонга!
— Вы как боксер были тогда сильнее?
— Не могу себя оценивать, насколько я лучше или хуже кого-то. Бетербиев — сильный. Рубака, ударник. Все боялись его ударов, но если говорить о мысли в ринге, то можно поспорить. В тот раз тоже его перебоксировал. Не скажу, что порвал как грелку, — но бой выиграл! А Бетербиев, когда подняли его руку, тихонько произнес: «Это я еще болел. Вот выздоровлю — все будет по-другому...» Давай, говорю, до свидания.
— Где-то он высказался: «Я Ковалева побил и побью снова». Вас это взбесило?
— Не особо. Но я не люблю, когда мое имя используют для раскрутки собственного. Если б это правдой было — я бы ни слова не сказал против: «Ну да, признаю...» Мне не стремно. Но если не было — как могу согласиться?!
«Я бы мог дать ему по башке, но...»
Тогда мы не знали, какой монстр в ринге Бетербиев. Что за рубака, что за ударник.
Но встретившись три года спустя, уже представляли. Вспомнили ту историю, случившуюся в Якутске.
Бетербиев ждал наших расспросов — и отмахиваться не стал. Устало усмехнулся.
— Все помню! Сначала предыстория. Той весной, пожив в Магнитогорске на какой-то базе, где было очень холодно, я заболел. Отит среднего уха, плюс кашель такой, что кровь шла из носа. Кололи антибиотики. Лишь за 12 дней до турнира приступил к тренировкам. Моим основным соперником считался Евгений Макаренко.
— Двукратный чемпион мира, капитан сборной.
— Да. Все мысли были исключительно о нем. Ковалев, только-только заскочивший в нашу категорию, меня вообще не волновал. Да он в тот момент ни на что и не претендовал. Мы встретились в полуфинале. Признаю, недооценил тогда Ковалева, к тому же из-за болезни находился не в оптимальной форме. Но я выиграл. То ли очко, то ли два. А уж в финале выложился полностью, победил Макаренко с разницей в 11 очков! Что касается Ковалева, то в дальнейшем пересекались на сборах в Кисловодске и Чехове, но мне он ничего не предъявлял. Ни разу!
— Не говорил, что в Якутске его засудили?
— Нет.
— Зато время спустя расписывал в интервью, как в том бою у вас голова до задницы отлетала. Ваша реакция?
— Ну, конечно, неприятно такое читать. Я бы мог дать ему по башке, но... Если ударю на улице — хоть в Канаде, хоть в России, — тут же в полицию заберут. Мне это надо?
— Едва ли.
— Вот поэтому все вопросы с Ковалевым хотел решить самым гуманным образом — в ринге. Делал ему предложение еще до боя с Гвоздиком. Ковалев отказался. Дважды!
— При упоминании вашей фамилии Ковалева встряхивает.
— То же самое мне рассказывал монреальский журналист: «Когда Ковалев о тебе слышит, сразу закипает». Я пожал плечами: «Его проблемы». Если своими разговорами Ковалев пытался раскрутить наш потенциальный бой, ему это удалось. Но сейчас он мне не интересен. Пояса-то у него уже нет.
— Ну и что?
— Ковалев был моей целью, пока оставался чемпионом. Я мечтал дойти до него, завладеть поясами. Теперь они у другого человека. А для меня на первом месте всегда пояса. На именах не зацикливаюсь.
Мы всматривались в его лицо — ни промелька злости. Даже легкой досады. Вспоминает так, будто не с ним было.
Извините заранее
С куда большим энтузиазмом рассказывал, как свозили друзья в Барвиху на Comedy Club:
— Я артистов сразу предупредил: обидеть боксера может каждый. Не каждый успеет извиниться. Так прежде, чем что-то сделать, стали извиняться.
— Вы уж и нас извините заранее... — заметно побледнев, выдавил корреспондент Кружков.
Артур расхохотался — и мы встряхнулись. Отворили душу настежь:
— Перед боем с Гвоздиком от одного вашего вида уделаться можно было.
— Стараюсь никогда не шутить с соперником. Как бить человека, которому подмигиваешь, хлопаешь по плечу? Мы же в ринге! Это серьезное дело! Как война!
— С вами пытались шутить в ринге?
— Есть и боксеры, и тренеры, которые пытаются тебя задобрить. Сбить боевой настрой. Со мной не случалось, но говорили: прямо в ринге соперник начал расспрашивать про семью...
— «Как жена?»
— Да-да. «Как жена? Как дети?» Слово — это оружие! Парень сказал: «Меня такие вопросы расслабили, утратил концентрацию».
— Все понятно.
— Вот поэтому у меня стоит щит. Никто не пробьется!
— Самая памятная дуэль взглядов?
— Я стараюсь не моргать, смотреть в глаза. У меня с детьми «дуэль взглядов» бывает. На них тренируюсь.
— Результат?
— Пока выигрываю. Одна дочка дольше всех держится.
«Артур, сейчас надо заканчивать бой»
Если уж на нас сквозь телевизор действовал взгляд исподлобья Бетербиева — то вживую все это пробирает в сто раз сильнее. Как-то я пробовал для постановочной фотки смотреть в глаза Марату Балаеву, великому бойцу. Который в сорок с лишним лет душит всех и везде. Секунда, другая, третья... Как-то у Балаева добродушие из зрачков выпорхнуло — а вместо него только ртуть, холод, беспощадность. Скажу я вам — встряхивает!
— Часто чувствуете по взгляду, что человек вас боится? - допытывались мы у Бетербиева.
— Вот с Гвоздиком встретились в Лас-Вегасе перед боем Тайсона Фьюри. Многим показалось, что Гвоздик дуэль взглядов проиграл. Конечно, на ус я это намотал. Но забыл сразу!
— Почему?
— Не дал этому проникнуть в себя. Может, он специально все устраивал. Типа «я слабый, я сдался». А выйдет в ринг — сделает все, что может и не может. Ничего хорошего от него я не чувствовал. Для меня Гвоздик был как враг. Вот после поговорили, поблагодарил его. Он настоящий мужчина — согласился на бой. Рискнул. Скажу про себя: когда-то видел фильм — психолог посоветовал ребенку прятать свои страхи в выдуманные шкатулки. Просто собралось много шкатулок. Вот так же и у меня. Ерунду прячу в шкатулки.
— Кажется, за десять раундов вы не вымахались вообще. Еще десять выдержали бы.
— У меня такое же ощущение! Как раз в десятом показалось, что сейчас только начинаю. Запас был большой.
— Профессионал всегда чувствует момент, когда приходит осознание: «Он мой». Когда это дошло до вас с Гвоздиком?
— Окончательно — в девятом раунде. Но еще в шестом я спокойно работал, на секунду присмотрелся — а Гвоздик дышит вот так: уф-фф, уф-фф...
— Как лошадь?
— Вот! Тяжело! Шестой раунд — а он уже устал. Значит, удары в корпус измотали. Но я сразу выбросил эти мысли из головы. А перед девятым раундом сел в свой угол, тренер склонился: «Артур, сейчас надо заканчивать бой». Важнейшая подсказка!
— Сами не понимали?
— Сам бы я мог ничего не форсировать. Пройти еще два-три раунда. Но меня разбудили, взбудоражили! Заработал активнее.
Ночь в Филадельфии
Не знаю, как Артур отметил победу над Смитом-младшим. Наверняка расскажет, когда снова встретимся в Олимпийском комитете.
Но ту, над Гвоздиком в Филадельфии, вспоминает и улыбается:
— Приехал в гостиницу — в холле встретил друзей из Канады, Америки. Посидели. Затем увидел съемочную группу от нашей федерации бокса. Готовят про меня документальный фильм. Рванули к памятнику Рокки Бальбоа. Поснимали там. Ночь! Красота! Я в ту ночь даже не прилег. В 4 утра вернулся в отель, быстренько собрал вещи — и в аэропорт. Параллельно отвечал на эсэмэски, которые валились и валились... Поздравляли и поздравляли... Перед боем меня не волновало, что говорили букмекеры, какие котировки. Потом понятно стало: да, Первый канал транслировал! На улицах узнают! Но я вообще не поменялся от этого...
