«Лобановскому в сборной меня навязали». 23 года назад погиб гений советского футбола — его смерть стала национальной трагедией

Давид Кипиани разбился в конце сентября 2001 года, врезавшись на «Мерседесе» в дерево у села Чардахи. Никто не знает и сейчас — то ли отвлекся на телефон, то ли пережил за секунды до этого инфаркт.

Случайно оказавшись у края того обрыва, куда упал на «Жигулях» Виталий Дараселия за двадцать лет до того, я понял — грузины мастера оформить мемориал. Все будет без пафоса — но тонко, невероятно трогательно. Думаю, окажусь однажды около того самого дерева в Чардахи. Увижу что-то подобное. Иначе и быть не может.

 

«В день гибели Виталика видела плохой сон». Роковой обрыв героя грузинского футбола Дараселии

В Грузии писали о смерти Кипиани — «национальный масштаб трагедии». Я ничего этого не понимал и не чувствовал. То была моя личная потеря, моя боль.

Очень хорошо помню тот день, 17 сентября. Был безмерно опечален кончиной Давида — но не удивлен.

Сейчас думаю: почему?

Было в его облике, в бархате интонаций что-то прощальное. Предчувствие трагического.

Не знаю, почему из всех московских корреспондентов Кипиани выделил именно меня. Загадка до сих пор. Быть может, никого он не выделял, а я просто был назойлив в желании встречаться и разговаривать. Он по доброте всего-навсего не отказывал. А я уж сейчас напридумывал.

Это правда — встречались мы в Москве всякий раз, стоило ему мелькнуть хоть на денек. Как-то я узнавал, дозванивался. Ни разу не получив отказ. Хоть тот Кипиани был нарасхват.

***

Снова и снова удивляюсь, что не было Давиду и 50. Моложе, чем я сейчас.

Выглядел при этом не старцем — но очень-очень пожившим человеком. Уставшим от людей, дорог, гостиниц. От всех нас, черт побери. С диктофонами и вопросами на листочках.

Возможно, чуть смягчал его сердце факт, что помнят футболиста Кипиани такие юные корреспонденты, как я.

С наигранным задором я восклицал:

— Где же ваши усы, Давид Давидович?

— Выпали, — отвечал он, сдвигая пепельницу на край стола. — От старости.

Давид Кипиани.

Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»

Усмехался — но как-то тоскливо.

Странно, но вот эта горькая интонация тянулась через любой наш разговор. Никакой другой я не помню. Только горькая ирония да усталость. Еще ощущение, что Давид Кипиани видит тебя насквозь.

Мой Кипиани был очень печальным человеком. Может, кто-то знал другого Давида. Я им немного завидую. Мне бы хотелось увидеть его смеющимся — но не рассмеялся при мне Кипиани ни разу. А может, просто не в силах вспомнить.

— Вот сейчас я точно знаю, что большая половина жизни позади... — начинал он о чем-то толковать.

Спорить с очевидным я не смел. Это выглядело естественным — большая половина жизни позади. Но кто бы мог догадаться, что оставалось ему так мало? Позади не «большая половина», а почти все?

***

Сегодня вспоминаю наши беседы — и выплывают из тумана какие-то обрывки. Странно, что сохранились именно они.

Кипиани рассказывал, что последняя его жена — актриса.

Я немедленно, скороговоркой уточнял:

— Какая актриса?

Кипиани смотрел на меня насмешливо. Выпустив облако дыма, сминал пустую пачку «Мальборо» и швырял в сторону урны.

Урна находилась в дальнем углу гостиничного номера — и лишь убедившись в собственной меткости, Кипиани снисходил до ответа:

— Со мной — драматическая...

Кипиани выглядел таким пожилым, что я торопился расспросить обо всем на свете. Пока силы его не оставили. Должно быть, сегодня кто-то вот точно так же расспрашивает меня.

Знаменитая, в книгах описанная история — Лобановскому навязали Кипиани и еще кого-то в сборную. Хорошо! Взял, повез на Олимпиаду 1976-го в Монреаль.

Но не дал сыграть ни на секунды. Более удачливые футболисты сборной наблюдали, как Давид беззвучно плакал на гостиничном балконе. Плечи вздрагивали от такого унижения.

Для меня в той ситуации все было однозначно: Давид Давидович — затравленный гений, Лобановский — надменный барин. Ну что ему стоило? Как так можно?

Давид Кипиани в составе сборной СССР.

Фото Игорь Уткин, архив «СЭ»

Все эти свои соображения я суетливо наговорил Давиду Давидовичу — чтоб снова натолкнуться на мудрую насмешливость:

— Мой друг! Кто должен был сыграть — тот сыграл...

Годы спустя в новых и новых разговорах я возвращался к той истории, чувствуя недоговоренность. Кипиани заново объяснял, не особенно раздражаясь:

— Да, поначалу были обиды. Слезы тоже были. Приличный удар по самолюбию! Но сейчас от той досады ничего не осталось. Много небылицы ходит по поводу наших взаимоотношений с Лобановским. Люди почему-то мне не верят. Я тебе последнему скажу, а ты напиши, чтоб ко мне больше с этим вопросом не приставали. Лобановского я считаю профессионалом высшей марки и величайшим тренером. То, что он повез меня на Олимпиаду в Монреаль и не поставил в состав — так ему Кипиани просто навязали! Это был политический ход. Лобановскому, точно знаю, сказали: «В сборной должен быть один кавказец» — и он меня взял, хотя я не подходил ни под игровой стиль его команды, ни под его концепцию футбола. У меня с Лобановским очень хорошие, теплые отношения...

Я затруднялся понять, как мог Кипиани «не подходить» под какую-то там концепцию футбола. Это ведь Давида Кипиани звали в «Сент-Этьен» на место отбывшего в «Ювентус» Мишеля Платини. Это Кипиани совсем юным мечтал увезти из Тбилиси в московское «Динамо» Гавриил Качалин. Ну и так далее.

Но и я понял со временем Лобановского. Больше всего на свете боялся он влипнуть, как предшественник по киевскому «Динамо» Александр Севидов, в дурацкую, сентиментальную ловушку. Объегорив самого себя.

Это Севидов в финале Кубка СССР заменил Блохина и Буряка, выпустил под «мастеров спорта» каких-то юных. «Арарат» за эти минуты забил, зацепился за дополнительное время и там уж «Динамо» дожал. Сделав в тот год золотой дубль. Севидова сняли. Как раз Лобановского и назначив главным тренером, если память не изменяет.

Он, быть может, и выпустил бы Кипиани на Олимпиаде. Но...

***

Юные не поймут, что такого в этом Кипиани. Откуда столько почтения. А я вам скажу: посмотрите отрывки финала Кубка Кубков 1981 года. Комбинации, голы. Если у вас глаза не на затылке — вы увидите, как этот худющий, долговязый человек с усами укрощает мяч. Как, наслаждаясь собственным даром, отдает. Сколько божественного в каждом движении, ласкающем мяч.

Я понимаю все в тех эпизодах. Вижу, как накручивает и прорывается Гуцаев. Как убирает мяч под себя и бьет с носка Дараселия. Все это исполнено восхитительно — но для меня объяснимо.

 

Вахтанг Кикабидзе: шрамы Кипиани

Как прилипает мяч к ноге Кипиани — объяснить не могу. Как он отдает, разрезая пасом всю немецкую оборону. Как прочувствовал этой передачей каждый сантиметр пространства.

Все это не мог бы объяснить сам Давид Давидович. Я расспрашивал. Натыкался на те же самые объяснения, которые слышал когда-то от Черенкова: «Я почувствовал». Все!

***

Тренер Кипиани принял вдруг ярославский «Шинник», первый матч был во Владикавказе с могучей «Аланией». Я взял билет.

Боже, как мне было скв-в-верно! Простудился, температура под 39 — а еще этот вылет. Во Внуково узнаю, что рейс отложен бог знает на сколько. Помню, сел прямо на лестнице и думал об одном: сосредоточиться, не раствориться в тумане собственного сознания. Не завалиться набок.

С тех пор ненавижу Внуково. Приезжаю, вижу эту лестницу — подступает тошнота.

Не помню, как дождался самолета, как погрузился, как долетел. Зато помню, в самом Владикавказе волшебным образом исцелился. Напившись жаропонижающего.

Ошеломленно наблюдал, как Кипиани делал невозможное. С «Шинником» — «Шинником», вы меня слышите? — обыгрывал «Аланию» 2:1. Игра шла в штрафной Ярославля. Кажется, даже до центра гости не дотягивали с мячом. Если только добивали. Где мяч немедленно подхватывал Пагаев или Федоров. Запуливая обратно во вратарскую «Шинника».

При этом гости не пропускали!

Все это казалось волшебством. Вскоре я узнал от знаменитого вратаря и пересмешника Евгения Корнюхина, как знакомился Давид Давидович с пикирующим «Шинником»:

— Что это вы такие подавленные? — сделал вид, что удивился Кипиани. — Что-то случилось?

Футболисты шлифовали взглядами носки собственных бутс. На нового тренера не смотрели. Размышляли, должно быть — а заглядывал ли Давид Давидович в «СЭ», принимая команду? В курсе ли турнирного положения?

— Да *** вы эту «Аланию»! — вскричал вдруг Кипиани.

Кто-то хихикнул. Ребята ожили. Тренировались весело.

А главное, все так и случилось. Кипиани не обманул.

Давид Кипиани, 1999 год.

Фото Юрий Широкогоров, архив «СЭ»

***

Тем же вечером после победы мы сидели в его номере.

Вкрадчивость моих интонаций немедленно оборвал:

— Почему все спрашивают одно и то же? Все говорят слово «неожиданно»? Разве редко тренеров в клубах меняют?

Я пообещал не употреблять слово «неожиданно» — и Кипиани улыбнулся. Пододвинул ко мне вазу с фруктами.

Начал вдруг говорить, как разругался с федерацией футбола Грузии, тренируя национальную сборную. Вот поэтому теперь он здесь. А сборную тренирует другой человек.

— Мне скоро будет 47 лет! — поднял палец. — Это достаточно много, чтоб самостоятельно принимать решения. Вмешиваться в мою работу не может никто — это принципиальный момент! А в сборной мне начали указывать, кого вызывать в команду, кого нет.

 

Напутствие советской команде от церковного иерарха, победный супергол и гибель его автора. Как тбилисское «Динамо» выиграло Кубок кубков

Для меня все встало на места. Слово «неожиданно» я перестал употреблять по отношению к той ситуации даже про себя.

— Перед игрой с Молдавией я не вызвал Арвеладзе из «Аякса». У меня были свои соображения по поводу будущего этого игрока. Он очень ценен для грузинского футбола, только начал играть в Голландии. Я хотел показать команде, что она имеет силы сыграть без своего лидера. За день до игры вдруг публикуется письмо от федерации футбола по этому поводу. А если б мы проиграли? Это же прямое вмешательство!

Я обомлел. Вот это история! Этот Кипиани от обиды уже не будет плакать на балконе. Развернется и уйдет, высоко подняв подбородок.

— Неужели в сборную вас приглашали люди, незнакомые с особенностями характера?

— Они хотели потопить меня как тренера! — Кипиани разгорячился всерьез. — Потому что сборную я принял с нулем очков, а сдал с десятью. Не верили, что добьюсь результата. А получилось все наоборот.

Давид Кипиани, 1983 год.

Фото Игорь Уткин, архив «СЭ»

***

Я много писал про Кипиани — но куча моих заметок не перевесит той коротенькой, которую посвятил ему Юрий Рост.

Рассказывал после, как приехал на тбилисский стадион «Динамо» с только-только закончившим играть Давидом. Желал сфотографировать в центре поля. А чтоб вокруг — пустые трибуны.

Давид нехотя, ссутулившись, пошел к центральному кругу. Все это было для него мучительно — но Рост с его идеями все-таки гость...

Юрий Михайлович снимал со спины. На силуэт Давида ложились тяжелые тени. Солнечный свет где-то впереди, до него еще шаг-другой — но этот шаг сделан не будет.

— Нет! — вдруг воскликнул Кипиани.

Резко развернулся и пошел назад. Бросив лишь:

— Я не могу.

Но карточка уже была сделана. Чаша стадиона словно обнимала не старого еще Давида. Мачты, которых не видно, нависали над головой. Их, не попавших в кадр, дорисовывало уже мое воображение. Я же точно знал, где они на стадионе «Динамо».

Если есть в спорте фотографии с особенным настроением — эта одна из первых, которую припомню.

А к ней спустя годы написался роскошный, похожий на белый стих текст. Его не так просто найти — но я постарался для вас. Почувствуйте, распробуйте эту строку.

«Кипиани уходит...

Уходит — и все, и никогда мы не увидим его на поле. Ни его артистизма, ни сдержанного достоинства, ни тонких решений, когда только в конце полета мяча понимаешь то, что он знал еще до удара.

Ловишь себя на мысли, что надо было ходить на футбол, смотреть, запоминать. Теперь он уходит, хотя идет к центру площадки и к середине жизни.

...В Тбилиси на большом сером доме с выбитыми стеклами парадной лестницы открыли мемориальную доску замечательному одиночке коллективной игры в футбол. В тот день Давиду Кипиани исполнилось бы пятьдесят лет. Если бы не автокатастрофа, свое физическое существование он продолжал бы долго — спорт не сильно навредил его здоровью. А свой век в футболе он прервал сам. Он вышел из большой игры, устав быть любимым и непонимаемым. Любили не те, в чьем понимании он нуждался.

Может быть, Дато, инакомыслящий на поле футболист, чьей артистичностью и легкостью любовались зрители, искал понятную лишь ему гармонию соответствия. И нашел бы, наверное, не оступись на кромке жизни».

Иногда мне надо перечитывать Довлатова, чтоб понять, как стоит писать. А после Довлатова — Юрия Роста. Чтоб понять, какая великая сила таится в поставленной своевременно точке.

Я перечитываю, зная заранее, что не смогу скопировать ни того ни другого. Но один лишь позыв соответствовать в самом себе приветствую.

Не в многословии сила, а в том самом «сдержанном достоинстве», которое Юрий Михайлович так справедливо, так разумно приписал Давиду Кипиани.

 

Шампанское с Пеле, гонцы из «Милана», оскорбления и плевки обладателя «Золотого мяча». Истории о первом грузинском капитане сборной СССР Муртазе Хурцилаве

***

Кипиани был человеком большой иронии. Ну и самоиронии тоже. Что вообще редкость — а для футболиста и вовсе дело немыслимое.

Ирония и то самое сдержанное достоинство превращали его в короля. Или князя, если угодно.

С этим сдержанным достоинством Кипиани рассказывал мне, как подошел меняться футболками к бразильцу Зико. Тот, огорченный поражением, отказал.

— Фыркнул что-то и пошел, — усмехался Кипиани.

Тут в рассказе настало время для самоиронии

— А я остался стоять, хм...

С этим «хм» он описывал потрясения и потяжелее. Подтрунивая над самим собой. Пусть эти неудачи ударили по кошельку и репутации.

Вспоминал, как поехал на Кипр тренировать никосийский «Олимпиакос», а в итоге познакомился с тюремными стенами.

О бедах Давида немедленно известили все московские и тбилисские газеты. В одной из самых солидных наших заголовок обескураживал — «Давид Кипиани подозревается в рэкете». Помню, я охнул — вот это да!

Считаные дни спустя дали опровержение. Но обиделся на журналистов Дато смертельно. Время для иронии еще не пришло. Но было на подходе.

— Те, кто меня знает, не поверили ни единому слову в той заметке! Я на газету в суд подавать не стал. Предпринимателя из меня не вышло. Тренируя никосийский «Олимпиакос», постоянно встречался с русскими. Тогда на острове был наплыв из России, на Кипре мощнейшая банковская система. А русского ресторана — не было. Прибыльное дело! Партнер у меня был киприот, а иначе миграционные службы не позволяют заниматься бизнесом. Ресторан так и называли — «Русский». В нем побывало много именитых людей, всем нравилось. Пресняков с женой именно там справляли юбилей. А в итоге получилось, что за два года существования ресторана я не получил ни цента прибыли. Все вкладывалось в производство. Проблемы были разве что с доставкой русских продуктов. Не будешь ведь грузинское вино к столу подавать! У нас было 50 наименований русских блюд — от борща до пельменей! И все так закончилось.

— «Русская мафия»?

— Никакой «русской мафии» на Кипре нет, можешь мне поверить. Это настолько режимная страна... Но кругом говорилось: раньше мы боялись КГБ, теперь надо бояться «русскую мафию». И однажды двое русских под пьяную руку схлестнулись с третьим, а тот в полицию накатал заявление, будто они — мафия. А полицейские, наслушавшись небылиц, и владельца заведения приобщили к делу. Было это в пятницу вечером. Привезли меня даже не в тюрьму, а в изолятор. Получше многих наших гостиниц, хотя доставляли меня туда в наручниках. В субботу утром отвезли в суд, полиция требовала задержать меня на восемь дней для выяснения всех обстоятельств, но судья ограничился тремя. В итоге истец на заседание не явился, тех двух парней оправдали.

— Неужели на Кипре никто не знал, кто такой на самом деле Давид Кипиани?

— Я три года прожил в районе Аджиос Паблос, подружился со всей улицей. Когда произошел инцидент, люди пришли к зданию полиции. Устроили почти демонстрацию: «Мы лучше знаем, кто такой Кипиани и чем он занимается!» Позднее начальник полиции письменно извинился, а в глаза сказал: «Я понимаю, что это наша ошибка, но нажимать на полицию не советую». Дело в том, что незадолго до случая с моим задержанием у них вышла неприятная история: парень похитил девушку, высланная вслед за ними группа захвата ворвалась в дом и обоих застрелила. Объяви полицейские о еще одной осечке, шефу грозила бы отставка. Да и пресса еще добавила: Кипиани, по данным газетчиков, едва ли не ракеты с атомными боеголовками продавал. А в России сам знаешь, что выдумали. «Рэкет»! Короче, ресторан закрылся.

Кипиани закуривал — и добавлял:

— Очень жалко.

Да и с Кипром вскоре Давид Давидович простился. Сформулировав очень ясно:

— Когда Шеварднадзе при встрече сказал: «Нужно возрождать «Динамо», освобождаю вас от налогов, а ты — тренируй!» — я не мог отказать. Здесь моя родина, мой народ.

 

«Приказал сторожу не впускать министра на базу». Скандальный выход из советского футбола, смерть в Москве перед встречей с Блаттером

***

Вот думаю — последней ли была наша встреча в гостинице «Космос»? Наговорившись за столиком в холле, я протянул кому-то из товарищей Давида Давидовича «мыльницу»:

— А сфотографируйте нас вместе?

— Куда жать? — чуть обиженно уточнил тот гражданин.

Тут же и понял, какую ошибку совершил. Боже, это великого Владимира Гуцаева я прошу нас щелкнуть!

— Вот сюда, — уточнил сдавленным голосом.

Не отступать же. Карточка осталась на память. Я в очках с толстенными линзами, окаменевшим лицом. Чуть отрешенный Кипиани с сигаретой.

Гуцаев справился отлично, вернул фотоаппарат — и той же секундой из-за соседнего столика вспорхнули веселые девчонки:

— Ой! Вы же Кипиани? А с нами сфотографируйтесь!

«Вот это популярность у Давида Давидовича», — подумал я. Буквально все узнают.

— Ну нет, — ответил он вроде и шутливо, но твердо. — Это вам будет дорого стоить...

«Ну и правильно», — подумал я. Мало ли куда уплывет эта фотография. После кипрского изолятора Кипиани сторонился лишних знакомств.

Автомобиль Кипиани после аварии.

Фото Зураб Генгиури, архив «СЭ»

***

Прошли годы — я приехал навестить Давида Кипиани на Сабурталинском кладбище в Тбилиси. Найти могилу Рамаза Шенгелия — дважды футболиста года в СССР! — оказалось несложно. Там и фотография, и мяч, и желающие указать нужную тропинку.

Кипиани совсем в другой стороне. На самом солнцепеке. Не знаешь точно, как выглядит памятник — не найдешь. Имя грузинской вязью, ни слова на латинице.

Я стоял долго — и не верил, что Давид здесь, под красноватым гранитом.

В будочке сторожа мне подсказали телефон сына Левана. Рассказав, что тот то ли поет в церковном хоре, то ли помогает батюшке при кладбище. Скорее всего, будет рад звонку спортивного корреспондента. Так что стоит попытаться.

Я так и не позвонил. Было как-то неловко. Но ничего, еще позвоню — номера телефонов в Грузии меняют раз в 50 лет.

Для меня существует два Давида Кипиани. Один — худенький футболист, творивший чудеса на поле. Нежнее всех на свете обращавшийся с мячом.

Другой Давид Кипиани — крупный, плечистый мужчина. Этот Кипиани с меня ростом — но я отчего-то смотрел на него снизу вверх. Этот Кипиани полон достоинства и обаяния. Глядя на этого Кипиани, сложно представить, что он вообще играл. Выходил на публику в трусах и майке.

Я понимаю, что был какой-то третий Давид Кипиани, мне пока неизвестный. О котором может рассказать только родня. Я буду слушать и удивляться. Так что, пожалуй, стоит позвонить.

Но я лезу в поисковик — и выясняю, что Леван Кипиани стал не так давно министром по делам молодежи и спорта. Вовсю совершает государственные визиты. Полагаю, ему не до меня.

Так что в другой раз.