«Даже слепому было видно, что вратарь «Ростова» сдал игру. Если бы я мог запачкаться и наказать его, сделал бы это»
Я вспоминаю это имя — Иван Саввиди, — и мне становится хорошо. Я очень надеюсь добраться до Греции и договориться о новом интервью с Иваном Игнатьевичем так же легко, как договаривался о предыдущих.
Предыдущую нашу встречу забыть невозможно. Все было очень... По-восточному, что ли. Телефон Саввиди у нас был. Набрал то ли я, то ли Саша Кружков.
— Позвоните моему секретарю, — добродушно ответил Саввиди, откашлявшись в трубку. — Он посмотрит, что у меня со временем. В Москве буду через... Через неделю!
Неспешно продиктовал номер. Мы тут же и набрали.
— Мы говорили с Иваном Игнатьевичем, — объясняем. — Он просил вас отыскать время...
— Что?! — была поражена в самое сердце секретарша. — Вы звонили напрямую? Такому человеку?!
— Да, — с некоторым вызовом ответил кто-то из нас. Теперь уж поражаясь собственной дерзости: звонили такому человеку!
Справившись с тяжелым от негодования дыханием, секретарша взялась за блокнот. Время отыскалось.
«Ираклий, унеси»
Иван Игнатьевич встретил приветливо. Не сразу вспомнив, кто мы такие и зачем здесь. С собственными помощниками общался жестами. Не размениваясь на слова. Движение пальцами в сторону стола угадано было той же секундой — и на столе появилась вазы с фруктами, орехами.
Где-то я такое уже видел. Почти сразу и вспомнил — как сидел в гостиничном номере у Арсена Найденова году в 94-м.
Тот полулежал на подушках в номере «Интуриста», словно добрый бай.
— Что читаете сейчас? — спросил я. Юному корреспонденту такие вопросы, пожалуй, простительны.
— Ираклий! — тоненьким голоском позвал Найденов.
Подручный Ираклий, человек со скошенным лбом, вырос из-под земли.
— Ираклий, — устало произнес Найденов. — Принеси.
И щелкнул пальцами.
Переспрашивать Ираклий не стал. Я угадывал по звуку, как в соседней комнате под сдавленное чертыхание расшвыриваются портки из баулов. Наконец вернулся с книжкой в руках.
— Вот, — грустно произнес Найденов, не глядя на Ираклия. — Библия.
Глубоко вздохнув, подытожил:
— Ираклий, унеси.
Пистолет Ивана Игнатьевича
Приблизительно так же нас встретил Саввиди. Брал орехи небольшой пригоршней и закидывал в рот. Нам угощаться не предлагал.
Возможно, крылся в этом какой-то особый, нами не распознанный посыл. В чем уж, а в широте натуры Ивану Игнатьевичу предыдущие наши герои не отказывали. Сергей Андреев рассказывал, как подарил ему Саввиди «Hyundai Sonata». К Виктору Понедельнику, если память не изменяет, от широкого греческого сердца был подведен жеребец.
Все это было давным-давно. Сейчас понимаю, что Ивану Саввиди было тогда 54 года. Совсем мало.
За последние годы удивил он не раз. Выходил на поле в греческом чемпионате с пистолетом, заставив всю Европу выпучить глаза. Юрист Михаил Прокопец нам рассказывал, как звонили после ему юристы клуба ПАОК:
— Консультировались: «Что нам делать? Посоветуйте!» Не в смысле: «Караул! Спасите!» Просто дружеский обмен мнениями.
— Дали совет?
— Да. Но им не воспользовались.
— А Иван Игнатьевич, наш любимец, получил крутое наказание.
— Верно. Но я никогда не скажу: «Вот, послушали бы меня, все было бы иначе, его бы еще и наградили...» По сложным делам я сам всегда консультируюсь с коллегами. У тебя взгляд может быть «замылен». Услышишь кого-то — хоп, просветление!
Но главное для меня открытие — я и подумать не смел, что у Ивана Саввиди столько денег, чтоб покупать крутой греческий клуб и с ним бороться за чемпионство. Это какие ж миллионы должны быть. Уму непостижимо.
Очень скоро я доеду до Греции и обо всем этом Ивана Игнатьевича расспрошу. Попрошу подержать в руках пистолет. Быть может, мне даже позволят выстрелить в мишень.
А рассказчик Саввиди фантастический. Для меня большая радость — поздравлять его сегодня с 65-летием и желать всего-всего-всего. Надеюсь, годы не сделали его унылым. Пожалуй, я даже в этом уверен.
Значит, быть новой встрече.
42 миллиона долларов
Незадолго до того мы гостили у другого яркого персонажа, Владимира Горюнова. Тот рассказал, что оставил в футболе 50 миллионов долларов собственных денег. А сейчас бедствует. Но то «Ротор», едва не отобравший чемпионство у «Спартака». Звезды в составе уровня Веретенникова и Есипова. Так что — объяснимо.
Глядели на Саввиди — и мелькнуло в голове: сколько ж миллионов оставил он? Уж не меньше десятка!
Выяснилось, Ивану Игнатьевичу тоже было интересно. Он даже пересчитал.
— Около 42 миллионов. По самым грубыми подсчетам, — выговорил с печальным торжеством.
Помню, я взялся за сердце. Бог ты мой — 42 миллиона!
— А почему потерял? — спросил вдруг Саввиди нас с Кружковым, глядя в упор.
Мы пожали плечами.
— А потому что никакой цели не достиг! — почти выкрикнул Саввиди и сердито отодвинул вазу с орехами. — Главный мой минус — искренность!
Все эти умозаключения казались немного странными. Будто в одном абзаце переплелись реплики из разных ролей.
— В российском футболе надо блефовать! — напирал Саввиди. — Говорить то, что хотят слышать, — вот тогда начнут аплодировать. Я сделал заявление, которое обошлось дорого. Сказал про «Ростов: «Мы клуб с традициями, но без успехов. Наша судьба — быть командой-донором». Сербия, Румыния, Хорватия — целые страны-доноры...
«Анжи» скоро развалится»
Будь моя воля — я бы говорил с Саввиди каждый день. Жадно внимал бы этому человеку.
Всякая мысль Ивана Игнатьевича — яркая по форме и спорная по содержанию. Но стоит вдуматься, и мне начинает казаться, что он во всем прав.
Да и мне ли критиковать Саввиди? Он теряет на ростовском футболе 42 миллиона долларов — и не слишком горюет. У него еще много осталось. Я в это же время напряженно размышлял, могу ли себе позволит новый фотоаппарат.
...Саввиди — мудрейший человек. Со звериной интуицией. Просчитывает в уме за секунду то, что многие не способны прочитать за неделю на бумаге. Начав с нуля, заработать огромные миллионы — многим ли такое дано?
В ту пору все глядели, затаив дыхание, на Керимова и «Анжи». Мы же, приехав к Саввиди, услышали странное: «Скоро все развалится». Внутренне расхохотались. Ну и чем дело закончилось?
«Есть информация, что один наш футболист взял деньги»
С тренерами Иван Саввиди не церемонился. Но даже эти тренеры, уволенные, вспоминали о нем с юмором. Даже симпатией.
Мы расспрашивали Ивана Игнатьевича про Сергея Андреева, про тренера Петракова, задержавшегося в Ростове ненадолго.
Куда там Галицкий, терпевший неугодного тренера месяцами — Иван Игнатьевич Саввиди выгонял через три матча! Плевать ему было, что скажут и подумают!
— Почему Петраков задержался в «Ростове» всего на три матча?
— Да его назначили вопреки моему желанию!
— Кто?
— Губернатор. Петраков допустил стратегическую ошибку. Я в лоб спросил: «Цель твоего прихода? Ты же знаешь, что я против». Он пожал плечами: «Какая мне разница? Не вам же принимать решение».
Петраков в трех матчах набрал очко. И после выездной игры со «Спартаком» говорю: «Я все равно тебя уволю. Поэтому предлагаю разойтись мирно. Ты объявляешь, что не хочешь возвращаться в Ростов и остаешься в Москве». Петраков в Ростове больше не появился, я вернул Балахнина — и ушел. Дальше оставаться в клубе не имело смысла. Областной администрацией атмосфера накалялась до предела. К команде уже начали подтягивать криминальные структуры. Проплачивались акции болельщиков, которые орали на всех углах: «Саввиди — в отставку!»
— Откуда знаете, что это проплачено?
— Моя служба безопасности выяснила, кто заказчик. Хотя больше обидело другое. Когда перестал иметь отношение к «Ростову», на одном из центральных телеканалов показали в черной рамке мою фотографию, сопроводив закадровым комментарием: «На 47-м году жизни ушел из большого футбола Иван Саввиди...» От дочки губернатора потом узнал интересное. У них дома увидели сюжет — и жена сказала ему: «Иван этого не простит».
— И не простили?
— Нет.
— Сергей Андреев, когда уже тренировал СКА, удивлялся — почему-то все беседы с ним вы проводили ночью. Откроете секрет?
— Так это Андреев подчиненный, а не я. Не в спальню же его вызывал. Предупреждал заранее: в четверг к полуночи разберусь с делами, приезжай со спортивным директором. Обсуждение шло часа по два-три.
Андреева сгубил его жизненный принцип: «Я и все остальные». Про ночные визиты ему втолковывал: «Я должен зарабатывать деньги, чтоб ты получал зарплату». Не хочешь ночами приходить — работай так, чтоб не возникало вопросов. А то история: беру в СКА Дениса Глушакова. Все, кто смотрел, говорили — хлопец отличный. Хочу любой ценой подписать с ним контракт, но Андреев морщится: «Вы ничего не понимаете, толку из Глушакова не будет. Никакой!»
— Еще вопросы к Андрееву были?
— Играем на выезде. Предупреждаю: «Есть информация, что один наш футболист взял деньги. Чем бог не шутит, игра значимая — будь внимательнее». Андреев пришел в ярость. «Хорошо, — отвечаю. — Мое дело — предупредить, а ты давай результат».
— И что потом?
— Ничья, на 90-й минуте пенальти, и бить Андреев посылает именно его. Как полагаете, куда он ударил?
— Мимо?
— Конечно. У меня к Андрееву после был единственный вопрос — мы в одной упряжке или нет? Хотя он очень честный парень. У меня не украл ни копейки. С обостренным чувством справедливости. Но Андрееву сильно за пятьдесят — а он остался футболистом. Мне какая разница: ошибся он или украл? Ветераны говорили: «Игнатьич, ты не злись на него, Андреев и в игровые годы не был частью команды, всегда сам по себе...» В СКА кредит доверия ему был полный. Эффект — минимальный.
«Балахнин не труслив — но трусоват»
О тренерах Иван Игнатьевич говорил словно о непутевых сыновьях. Кто-то его, «папу», раздосадовал сильно. Кто-то — меньше. Как, например, Сергей Балахнин, три тысячи раз возвращавшийся к руководству ростовским клубом.
Стоило вспомнить фамилию, в интонациях Саввиди мелькнуло что-то похожее на нежность. Это оказалось для нас довольно неожиданной стороной.
— Балахнин гораздо тоньше, чем кажется. К Сергею отношусь с уважением. Захочет поехать в Грецию — возьму с удовольствием. Балахнин — тренер не для ростовских задач. Есть у него беда.
— Какая?
— Он не труслив — но трусоват. Робеет перед грубой силой. Все время с оглядкой — то на политиков, то на губернатора. А нужно жить, как Моуринью. Ему наплевать, понравилась ли Абрамовичу игра. Не понравилась — ушел, тренирует в Милане или Мадриде.
— Себя не вините?
— Все, что есть хорошего и плохого в Балахнине, — это я. Конечно, он не имел тренерской свободы. Я его ломал. Сережу надо было ударить об асфальт, чтоб понял — это больно. Чтоб проснулся. Знаете, как он уходил? Это история! Говорю накануне матча: «Сергей, по информации службы безопасности, один футболист будет сдавать. Игра важная. Не рискуй, пожалуйста».
— Что в ответ?
— «Вы лезете в тренерскую работу!» Предложил Балахнину пари. Если оказываюсь не прав — кладу на стол 100 тысяч долларов. Если прав — Балахнин увольняется сам в тот же день.
— Уволился?
— Да. Опустив голову и извинившись передо мной. Кто-то ему простил бы, но я — человек с характером.
— Того футболиста он поставил и футболист сдал?
— Это было видно даже слепому.
— Вы говорите про вратаря?
— Да.
— «Ростов» проиграл?
— Разумеется.
— Вратаря тоже выгнали?
— В раздевалке сказал ему: «Если б мог позволить себе запачкаться, отрубил бы тебе руки прямо сейчас».
— Он не каялся?
— Опустил голову: «Мне уйти из команды?» — «Да! И немедленно». Отправился в аренду.
Проклятый финал
Как же я люблю, когда годы спустя открываются тайны удивительных матчей. Как, например, открылась тайна поражения «Спартака» от «Вердера» в 87-м — 2:6. После домашней победы 4:1.
Тогдашний ассистент Константина Бескова Петр Шубин рассказал нам с Кружковым — «Вердер» играл под допингом.
— В Бремене против нас вышла совершенно другая команда. У меня похолодело внутри, когда увидел, с какими лицами выскочили немцы на разминку. Что-то звериное. Я к Бескову: «Может, их чем-то накачали?» Наши поплыли сразу. Первым дрогнул Дасаев. На 3-й минуте после углового в борьбе с Нойбартом засадил кулаком по своим воротам. К 25-й горели 0:3.
А бывший спартаковец Виктор Пасулько в интервью добавил красок:
— За день до игры Тони Шумахер привез Дасаеву целую сумку водки. Вместе с другими ребятами до утра «гудели». Уже на разминку мы вышли «мертвыми».
Вот все и открылось. Допинг у одних, «допинг» у других.
К чему это я? А к тому, что «Ростов» Ивана Игнатьевича проиграл тот финал Кубка, который стал последним матчем Романцева во главе «Спартака». Оказывается, и у этого матча была тайна.
Вспоминать обо всем этом Саввиди было больно. Говорил каким-то не своим голосом — как человек, не привыкший проигрывать, но проигравший:
— У меня осталась запись — толпа окружила аэропорт. «Ростов» возвращался из Махачкалы, пробились в финал Кубка. Кричали: «Спасибо Господу Богу и Ивану Саввиди!» А через месяц крики были другие — потому что я проиграл финал «Спартаку».
— С этим матчем все чисто?
— Очень много странных моментов. Назначили единственного судью, с которым у «Ростова» был официальный конфликт.
— Как фамилия?
— Сами выясняйте. Не хочу даже произносить. Впервые в истории Кубка не был подписан договор. Я отказался.
— Отсудил он плохо?
— Корректно. Но футболисты играли со страхом — если что не так, выгонит сразу. Не футбол, а балет. Осторожничали — зная, что арбитр нелояльный!
— Так что за моменты были против вас?
— Я внедрил правило в клубе — с двух до четырех вся команда спит. Загоняли то в гостиницу, то в санаторий — потому что базы нормальной не было. Финал Кубка назначили на пять часов вечера. А потом перенесли на три. Звоню: «В чем смысл?» — «Московской милиции проще...» Но главный удар получил от нашего же губернатора. Вызвал: «Хочу, чтоб знал, — кубок нужен только тебе». Это был шок.
— Некоторые ваши футболисты были на себя не похожи в том финале.
— Я не исключаю ни-че-го. Но осознанно не стал выяснять. Перед игрой пригласил Балахнина: «Сергей, мы в финале. Все, что требовалось, я сделал. Ты футбольный человек. Скажи, что еще необходимо, но кубок должен быть у нас в руках. Все что хочешь!» — «Ничего не надо. Я еще раз посмотрел «Спартак» — мы его переиграем». Я предлагал ему на три дня закрыть футболистов и изъять мобильные телефоны. Балахнин ответил: «Вы их обидите». — «А если сдадут матч?» — «Давайте с доверием отнесемся...» Сейчас понимаю — закрыть не помешало бы.
— Финал пересматривали?
— Никогда. Для меня этот матч — удар.
