Я смотрел седьмой матч «Динамо» — «Северсталь» — и поражался! Это кто говорил, что хоккей у нас закончился? Что стало пресно? Да оторваться невозможно!
Не знаю, что будет дальше в плей-офф, — но эту серию запомню надолго. Про любимое «Динамо» еще напишут в этом сезоне не раз, желающих хватает — судя по настрою, команда Кудашова даст повод. Еще пошумит этой весной. А вот «Северстали» и ее тренеру вслед кое-что сказать хочется. Кроме простого «спасибо».
Команда, в которой главным тренером работает Андрей Разин, а на лед выходит человек по фамилии Думбадзе, достойна отдельной заметки. Я чуть упустил нить в хоккейных делах — даже не думал, что они такие крутые в своем Череповце. «Северсталь», браво!
Череповец для меня особенный город — ездил туда когда-то в командировки с особенным удовольствием. Вот тянуло — и все.
Пару лет назад там оказался — город не узнал! Красота, чистота! Этот ли Череповец был чумазым, но любимым не так давно, лет десять назад?
Пошел в драмтеатр — думал, посмеюсь. Ну что это может быть, сами посудите: драмтеатр Череповца? Что я там увижу?
А увидел такое, что до сих пор под впечатлением. Изумительный особняк в центре, полный зал утонченных людей. А артисты какие — просто потрясающе! Вернулся в Москву, сразу полез на их сайт: что это? Откуда все взялось?
Новым хоккейным дворцом не удивить, дворцы-то сейчас везде прекрасны. Но как болеют, как ходят на «Северсталь» — даже тебя, московского гостя, затягивает, как в воронку, восторг!
Вот это ребрендинг Череповца. Кто бы мог подумать. За день до матча хоккейный клуб устроил экскурсию в самые живописные цеха комбината «Северсталь», а в попутчики выписал знаменитого Павла Торгаева (того самого, из «Калгари» и «Тампы»). Но уж день после я раскрасил сам как мог.
Садишься в автомобиль — и тихонечко катишь себе в Кириллов, Ферапонтово, Горицы. Где выплескиваешь остатки удивления, разглядывая фрески Дионисия...
Ту командировку я вспоминаю до сих пор как сладчайшую. Этот город достоин хоккея на уровне своего же драмтеатра.
Смотрите сами — Разину все удается. Держись, город, за этого тренера.
Череповец начала 2000-х был совсем другим. Мы с Сергеем Михалевым сидели в его тренерской — и рассказывал Михалыч, посмеиваясь:
— Начал как-то считать трубы из окна квартиры.
— Ну и сколько? — обрадовался я.
— 70! — воскликнул Михалев.
Я оторопел. 70?!
— Да-да, 70, — подтвердил тот. — Но честно скажу — дымили не все, где-то половина...
Пожалуй, это была самая интересная тренерская, какую только видел. Бывал-то в разных — у Валерия Белоусова завалена какими-то блокнотами. У Мирчи Луческу — рассыхающимися кассетами. В пору, когда уж и магнитофона было не найти, чтоб их крутить.
Но тренерская Михалева — это что-то! Доступ корреспондентам был не просто открыт — их тут ждали как самых дорогих гостей. Каждому предлагалась рюмочка. Кусочек сала. Не сейчас? Хорошо. После матча.
После матча Михалев угощал той самой рюмочкой под сало тренера гостей, но это надолго не затягивалось. Гостя-то ждал поезд, самолет, катер.
Четверть часа — и привечал Сергей Михайлович уже всех нас, пишущих и снимающих.
Господи, вспоминаю — и самому не верится, что все это было. Один из москвичей так злоупотребил доверием, что рухнул, не дождавшись хоккея. Не прошел, так сказать, акклиматизацию. Михалев не удивился, совсем напротив — распорядился, чтоб уложили парня на диванчик в тренерской. Пусть спит. Только ботинки с него снимите.
Вернувшись, обнаружили героя под столом, как-то соскользнул — но это не беда. Крепкие хоккейные руки подняли и уложили обратно. Утерли следы пребывания на полу.
Да больше вам скажу! Как-то заглядываю в тренерскую в перерыве. Мимо проходил. Вдруг вижу — Михалев за столом! Мать честная! Не врут ли глаза? Плей-офф, перерыв. Раздевалка во-о-н там, в дальнем углу. Я зачем-то взглянул на часы — и боком, боком протиснулся. Чтоб не скрипнуть, не отвлечь от дум.
Попробуйте-ка подойти, окликнуть в перерыве матча Зинэтулу Хайдаровича. Даже в тренерскую к нему заглядывать не надо, просто в коридоре. Сыграет против вас высоко поднятой клюшкой.
А здесь вдруг такое.
— Привет! — подмигнул Михалев. — Как игра?
— Мне-то ничего, — выдавил. — А что это вы здесь?
— А им сейчас тренер не нужен. Пусть друг с другом поговорят.
Ну мыслимое ли дело?
Как сыграли — не помню. Но раз взяла в тот сезон «Северсталь» серебряные медали — может, так и надо?
Все было вопреки логике, вопреки строгости хоккейного закона в этом Череповце.
Перед самым матчем — команды уж шли ко льду — протянул мне пожилой массажист огромную, прямо медвежью ладонь:
— Что грустишь, корреспондент?
— Голова болит — сил нет...
— О! — обрадовался тот. — Это мы сейчас исправим. Секундочку. Ну-ка повернись спиной.
Ухватил ручищами то ли за голову, то ли за шею — резко в одну сторону, в другую... В глазах моих потемнело — и с возвращающимся светом подтрибунья, с мерцанием фонарей ушла головная боль, как воздух из... Допустим, из шарика. Одна секунда — и все!
До сих пор я уверен — это чудо. Такого не может быть.
В том Череповце я увидел такое, что до сих пор перед глазами, — хоккеисту Калюжному прямой наводкой прилетело в физиономию. После могучего щелчка. Пожалуй, это был самый жуткий момент, который я видел в хоккее.
Я б там и умер без покаяния, щелкни так в меня, — но хоккеист Калюжный, полежав, вскочил и ринулся к раздевалке. На своих ногах. Однажды отыщу его в Белоруссии и расспрошу про этот момент. Должен помнить. А кровь со льда оттирала целая бригада — но так и не соскребла до конца.
Футбольную сборную незадолго до тех времен тренировал Борис Петрович Игнатьев — а пресс-атташе «Северстали» был его родной брат Виктор. Когда-то играли тот и другой в футбол, Виктор Петрович доигрался до «Шексны». Или как она тогда называлась. Да так и остался жить в Череповце. Чудесный был человек.
Но те самые 70 труб, обозреваемые из окна михалевской квартиры, не способствовали долгой жизни. Пусть дымили и не все.
Уезжаешь на несколько месяцев, не заглядываешь в Череповец — хоп, умирает внезапно директор клуба Романов и начальник команды Майорчик. Еще на два месяца пропадешь — нет Виктора Петровича, внезапно умер.
А кто-то умирал долго и мучительно от онкологии — как помощник Михалева Александр Асташев. Потом и сам ставший главным в «Северстали». Казалось, уж победил болезнь, а она возвращалась снова. Посмеивался на руках у врачей: «Что вам меня резать да зашивать? Сделайте сразу «молнию». Раз — и расчехлили...»
Нигде, ни в одном городе Михалев не был таким размякшим, раскрепощенным. Даже в родной Уфе, которую первым привел к чемпионству, не чувствовал себя хозяином настолько.
А в Череповце никуда не торопился. Во всем — основательность. Уют. Всякого уходящего одаривал этикеткой от водки «Михалыч» с собственным портретом. При тебе выводил фломастером пожелание — и каждая буковка была четкой: «Пить не бросай, голову не теряй, хорошо закусывай — на здоровье! Сергей Михалев...»
Напутствие умещалось точно на светлом кусочке — и я понимал: этот трюк отработан. Выверен до миллиметра. Сколько уж таких этикеток разъехалось по стране.
Моя этикетка лежала в нагрудном кармане — а после игры, гляжу, выводит точно такое же пану Вуйтеку. Тот уж тепленький после застолья, фокусируется с трудом — а Михалеву хоть бы что. Хоть выпил наверняка в три раза больше.
Доносились до меня обрывки фраз — «вот в моей деревне Шершни говорили про это...». На слове «Шершни» Вуйтек чуть заметно качнулся.
Ага! Раз дошли до «деревни Шершни» — значит, контакт полный. Толковать про это начинал Михалев в особенно жаркие моменты. Не каждому рассказывал.
Меня информировал тем же утром, как помогал отстраивать в своей деревне церковь. Значит, и я просочился в круг доверия.
— Это шесть километров от Челябинска. В мою пору деревня настолько глухая, что с городом никакой связи. Даже автобусов не ходило. Хоть и два колхоза рядом. Красота неописуемая, речка Миасс — а дома коровы, куры, свиньи... Я среди сверстников первый был во всех делах!
— В кулачных боях тоже?
— Естественно! Это целая страница в биографии. С малолетства каменюки подтаскивал старшим. До ножей-то редко доходило. Кто чем, кто как, преимущество своего поля... Из нашей деревни отступать можно только через один мост. Часто нас противник в воду загонял. Все время к нашим девчонкам ходили — потому что у нас клуб и патефон! Девчонки-то не против — а мы переживали.
Михалев со своим деревенским здоровьем и сегодня был бы при деле. Где-то хозяйничал бы. Или тренировал.
Но погиб в своей родной Челябинской области, возвращаясь в непогоду с похорон старого товарища Валерия Белоусова. До сих пор не верится. Два моих товарища ушли с разницей в три дня. До сих пор не знаю, почему именно со мной были так откровенны, — Белоусов-то в последние годы вообще никому кроме меня интервью не давал...
Через год догонит их еще один мой старший товарищ — Геннадий Цыгуров. Перед самой кончиной дав мне интервью, больше походившее на исповедь. Понимал, что медленно сгорает от рака, страшно горевал из-за недавней гибели сына Дениса — и прикладывал к глазам крошечный платочек.
Поймал мой взгляд на этом самом платочке, виновато:
— Жена сунула свой: «На, Ген, возьми...»
А тогда, годами раньше, все были крепки. Моложавы. Что угодно показывали на льду лично. От их рукопожатия ныла рука.
Я расспрашивал Михалева — и тот улыбался:
— Вот сижу на пресс-конференции рядом с Белоусовым. Думаю — это сколько ж лет мы знакомы? Сорок, больше? Приблизительно столько же с Цыгуровым, моим старшим товарищем. Неглупым и чутким. У нас в пять лет разница. Он рано, лет в 18, попал в «Трактор» и чуть ли не двадцать сезонов за него играл, стал капитаном. «Бронзовый» гол Риге забил. Звали его в другие команды — никуда не уезжал. Раньше попроще отношения были. Мы Цыгурова «бригадир» звали...
Обстановку создают люди — а потом инерции хватает на годы. Как в Череповце после Михалева. Менялись люди — а обстановка оставалась доброй.
А что было в «Северстали» давным-давно — еще до Михалева?
Помню, принял команду Сергей Николаев, легендарный Сеич. Втолковывал мне:
— Приезжаю в Череповец — на команду четыре стукача! Зачем так много? Двух вполне достаточно...
Тренеры в той команде менялись чуть ли не каждый год. Не задержался и Николаев. А Михалева отговаривали ехать в Череповец все.
Он-то сам усмехался:
— Это правда, отговаривали. Больше скажу — со всеми своими предшественниками переговорил. Альберт Данилов мне посоветовал прихватить длинный-длинный шест — и перед каждым шагом промерять глубину. Николаев в своем стиле высказался — нелестно про людей, которые здесь работают... Но я рискнул! Свою безопасность не оговаривал. У меня даже своего экземпляра контракта нет. Может, его и вовсе не существует.
Но вот Михалев рискнул, взялся за «сложную» команду — и оказалось, что люди красят место. А не наоборот.
Инерция осталась на годы — в «Северстали» работают какие-то особенные люди. За которых переживаешь. Что за Гулявцева, что за Разина вот сейчас.
Вот такой же весной 2017-го мы встретились в Крылатском. Помню солнце и крошечную гостиницу. Разин остановился в ней. Откуда-то доносился перестук теннисных мячей. Как метроном.
Тогда мы написали что-то вроде «Разин — самый яркий тренер из молодых». Рады, что пять лет спустя его «Северсталь» показала: Разин вырос в прекрасного тренера. Остается молодым — но опыт хоть куда. Уже битый, готовый ко всему.
Когда-то Валерий Белоусов говорил: «Мне достаточно посмотреть, как хоккеист коньки зашнуровывает, чтоб все о нем понять». Быть может, и Разин теперь такой. Его команде в плей-офф чего-то не хватило — быть может, везения. Но смелость у «Северстали» была на высоте. Не каждый тренер, поверьте, из своей команды это вытрясет.
Наверное, Разин прочитает эту заметку — и улыбнется. Вспомнит, как рассказывал про смелость. Мы с Сашей Кружковым спросили:
— По каким мелочам понимаете, что игрок — трус?
— Хм, — задумался Разин. — Мне достаточно увидеть, как он применяет силовой прием. Как отнимает шайбу. Один идет на прямых ногах, держа клюшку в руке словно шпагу. А другой летит бесстрашно, бьет несмотря на рост и вес. Есть детали, которые показывают характер. Человек может доиграть эпизод, а вместо этого бежит меняться. Можно лечь под шайбу — а можно сделать вид, что ложишься. Профессионал все замечает.
— Самый памятный момент, когда вы поймали шайбу?
— Недавно вылезла история ижевского пацана, как же его фамилия-то... Бушуев! У меня было то же самое. Буквально в сантиметре от глаза клюшкой засадили. Вот здесь, смотрите, 12 швов.
— Кто?
— Андрюха Сапожников. Мы с «Северсталью» играли. Я как на амбразуру на шайбу бросился. Был уверен, что у меня глаз вытекает. Закрыл веки — и такое тепло! Все, думаю, вытек.
— Сколько ж у вас сотрясений?
— Вот это что-то феноменальное — ни одного! Ломал руки, ноги, пять операций на коленях, грыжа в спине...
— Помним предсезонку — сначала вы сломали ногу, затем руку и, наконец, ребро.
— Все сборы пропустил. Зато провел лучший сезон — "Металлург" стал чемпионом, а я получил «Золотую клюшку».
— Как ломали-то?
— Играли в футбол, пошли с Женькой Корешковым кость в кость. И нога в гипсе. А рука — после драки.
— Во дворе?
— Ага. Было время, был я молод! Наверное, непрофессионально ударил, раз о чью-то голову моя рука сломалась.
Лично я всегда буду болеть за Разина — хотя бы в память о хоккейных заслугах. За давнишнее счастье видеть его на льду. За ту «Магнитку», история которой еще не написана. Но обязательно будет.
Разин в этой книжке со своими рассказами займет много места. Помнит все.
Как-то на Мемориале Ромазана все участники отправились на Правобережное кладбище. Почтить память директора комбината, того самого Ивана Харитоновича Ромазана, который в 1991-м умер на рабочем месте от сердечного приступа. Самой малости не хватило, чтоб вписаться в капитализм — и стать долларовым миллионером.
Бредем по тропинке — вдруг указал мне кто-то на могилу Сергея Земченка, погибшего совсем молодым вратаря «Магнитки».
Тут же и рассказали историю: купил «Металлург» вратаря Маракла, настоящего индейца. С набором поверий. Выяснилось, играет под тем же номером, что и Земченок когда-то. Как узнал, побледнел: «Все, срочно меняйте мне номер, под этим больше не выйду...»
История с гибелью Земченка так и оставалась тайной для журналистов — пока не рассказал нам все Андрей Разин.
Мы с Кружковым прощупывали почву, начали издалека:
— Один из хоккеистов «Магнитки» намекнул нам, что в истории с гибелью Земченка был след Бородулина. Бывшего капитана команды.
— Вы даже не представляете, сколько было слухов! Вплоть до того, что Бородулин заставлял его в щитках перевозить наркотики. Не верю. В поездках я жил с Сережей в одном номере, ничего подозрительного не замечал. Подружились. Этот день, 15 января 2001-го, помню по минутам. После тренировки вышли на улицу. Хотел его на машине подбросить, он отмахнулся: «Да нет, спасибо, сам доберусь». А через два часа ко мне приехала жена Саши Корешкова. Прошептала: «Земченка убили!» Мы сразу помчались к его дому.
— Что увидели?
— Кровища, накрытый труп, милиция. Едва сунулся, меня в оборот взяли: «Вы кто? Пройдемте». Отвели на допрос. Сел, вокруг шесть следователей, смотрели как на врага. Один прищурился: «Давай, колись!» А когда все разъехались, поднялся в квартиру, где оставалась девушка Сережи. Взял ведро, тряпку и пошел на лестничную клетку смывать кровь.
— Вы?!
— Что вас удивляет? Это же мой друг! Убийцы ехали с ним в лифте. Когда Сережа вышел на третьем этаже, получил пулю в затылок. У него забрали барсетку, в которой было пять тысяч рублей. А двери лифта зажали тело... Я вытирал кровь с пола, стен и думал — как же хрупка человеческая жизнь!
— Мама Земченка удалилась в сибирский скит после его смерти?
— Раньше. Она в какой-то религиозной секте. С тех пор как Сережу похоронили, ничего о ней не слышал.
Как тренер Разин прошел многое — включая потасовку с коллегой Ждахиным из Твери. Утратил в той драке рубашку и пиджак — зато продемонстрировал всей Твери роскошную татуировку на руке. Посмотрите на YouTube — это было прекрасно. Я пересматриваю снова и снова. Если день не задался.
Еще больше прошел как игрок — а хоккеист Разин был выдающийся. Золотые руки. А у каких тренеров поиграл — один Постников, создатель «Магнитки», чего стоил!
— Постников устраивал тесты на складывание рук, на хлопки. Какие-то выводы делал, — рассказал нам тогда Разин.
— Гомоляко нам описывал тесты Постникова. Выяснял, кто игрок по гороскопу: «Лишь бы не Водолей! Все Водолеи — алкоголики».
— Я на гороскопы внимания не обращаю, но какие-то приметы появились. В Ижевске у меня в команде был и татарин, и рыжий. Команда, никогда не выходившая в плей-офф, сразу оказалась в финале! У каждого тренера свои тараканы. С тем же Постниковым забавного было много. Я, например, очень хорошо катался «корабликом».
— Это как?
— Пяточки вместе, носочки разведены. Вот за это Валерий Викторович меня хвалил. Он был помешан на хоккее, думал о нем с утра до вечера. Фанат! В Магнитогорске почти вся команда жила в одном подъезде. Там же поселился Постников. Как-то возвращался домой, размышляя о предстоящей игре. Поднялся по лестнице не на свой этаж. Постучал в дверь. Увидев на пороге хоккеиста в трусах, оторопел. Двинулся в сторону кухни, и тут хлопнул себя по лбу: «Господи, это ж не моя квартира! Какое счастье!»
Вот что такое смелость? Мы знаем очень хорошо. Это только в песнях поется — «трус не играет в хоккей». Еще как играет!
Однажды спросили то ли Валуева, то ли Кармазина: «Встречали трусливых боксеров?» Услышали в ответ:
— Да полно!
Вот и в хоккее — точно так же. Но это не про Разина, мы знали. Начали, впрочем, издалека:
— Рассказали нам историю. В матче с «Магниткой» 16-летний Королюк стоял на вбрасывании. Чем-то разозлил игрока — и приключился восхитительный диалог: «Слышь, щенок...» — «Да ты у этого щенка сейчас отс...шь». Не вы ли это были?
— Нет! Я ни от кого на площадке таких реплик не слышал. Вот Саня Юдин грозил Гольцу: «Если сунешься на пятак — убью!»
— Вам от Юдина прилетало?
— Ни разу. Клюшкой в пах мог засадить Виталик Вишневский. Еще страшнее — Сашка Степанов. Дерзкий, молодой, любого готов был загрызть. Ладно, на чужом пятаке тебя бьют. Но когда свой охраняешь, а подъезжает Степанов и начинает всех подряд колошматить, это не укладывалось в голове.
— Отвечали?
— Естественно. Я не был ангелом. Мне клюшкой в пах или в шею — и я так же! По-другому нельзя. Дашь слабину — сядешь на больничный.
Поднять на подвиги тренер Разин свою команду умеет — как умел Разин-хоккеист. Все средства хороши!
Вот наклевывался у Андрея контракт с «Автомобилистом», так руководству клуба передали аудиозапись из раздевалки «Ижстали» — где Разин ярко проявил себя в русском устном.
Разин, впрочем, не расстроился:
— Та запись сработала мне в плюс. Подняла рейтинг! Вы, корреспонденты, только матерные слова расслышали? Там четкая установка — что делать в следующем периоде. Указание на ошибки. Не просто крик.
Пять лет назад нам было невероятно интересно расспрашивать Разина про тренерские дела — а он ничего не скрывал. Большая редкость. Хотите фамилии? Пожалуйста!
— Если человек негодяй, но великолепный хоккеист — играть у вас будет?
— Будет. Постараюсь чаще разговаривать индивидуально.
— Особенно тяжелый характер, с которым столкнулись?
— Из последних — Лапенков. Был уверен, не сработаюсь. Но получилось, и это мне придало таких сил! Он превратился в командного игрока! За два месяца в «Югре» я ни с кем не разговаривал так жестко, как с Женей.
— Мы-то думали, увещевали.
— Что вы, жестко — не то слово! Там несколько букв «ж». Принесло результат...
Сегодня я понимаю, почему «Северсталь» заиграла. Почему умирает на льду. А проиграв седьмой матч, не прячет глаза. Что прятать, если сделали все и даже больше?
Другие материалы рубрики «Голышак вспоминает»:
«Не скандинав я, понимаете?» Жаль, что в четвертьфинале у России не Латвия — такой сюжет пропал //
Финские тренеры в России и русские хоккеисты в Финляндии. Истории перед финалом Олимпиады //
«Такого бледного Ковальчука я не видел никогда». Истории про ярчайшие матчи против чехов — победы и неудачи //
Его сослали с Харламовым в Чебаркуль и забанили на год за драку с чехом. Один из самых грозных защитников XX века