20 марта, 00:00

С другой планеты. Голышак вспоминает Василия Уткина

Ушел из жизни спортивный комментатор Василий Уткин
Юрий Голышак
Обозреватель
19 марта ушел из жизни известный спортивный комментатор. Ему было 52 года...

Дружить мы не дружили, но общались уважительно много-много лет. Я искренне считал Васю гением — о чем и говорил при встрече. Не считая возможным держать такое внутри. Васе нравилось. Считали-то многие — не все, видимо, говорили.

Я искренне считал, что он самый лучший в нашем околофутбольном мирке. Особенно горько мне повторять это сегодня: Вася был самый эрудированный, Вася был самый остроумный, Вася вообще был какой-то другой... Да и заметки писал лучше всех — вот что странно. Есть у меня слабость — перелистывать старые журналы. Натыкаюсь на тексты Васи и не могу оторваться. Они восхитительны. Это не похоронный елей. Это все правда.

Не виделись мы несколько лет. В последний раз — на чемпионате мира. В полумраке коридоров Василий не сразу распознал знакомое лицо. Я окликнул. Ту нашу встречу он вставил в какой-то свой фильм. Фильм о том, как начал комментировать на чемпионате мира, — но что-то пошло не так, как и многое в его жизни...

Это была очень странная жизнь. С тысячью драматичных поворотов. Будто прописанных кем-то сверху.

Странно, что Вася не стал героем «Разговора по пятницам» за эти годы. Хоть, безусловно, того заслуживал. Еще более странно думать, что должен был стать героем в апреле.

Странно в 52 года быть известным всей стране как Вася. Почтительные коллеги пытались привить всем нам другое, выучить словосочетанию «Василий Вячеславович» — но как-то не складывалось. Не рифмовалось с образом. Вася, конечно же Вася! Никак иначе!

Минута молчания памяти Василия Уткина во время Ток-шоу сборной России.
Фото Александр Федоров, «СЭ»

Без Васи мои 90-е совершенно точно были другими. Да и сегодняшний день, пожалуй, тоже.

Я пишу все это, оглушенный новостями. Не могу поверить до конца. Мне кажется, с Васей чуть-чуть умер я сам.

***

Он был настолько разный — как будто в одном здоровяке Васе умещалось их пять. Годы спустя я понял: многое в его жизни зависело от самочувствия. В первую очередь — настроение.

В 90-е он был невероятно популярен. Популярнее героев собственных репортажей — это точно.

Помню, как накричал на него и съемочную группу в подтрибунке старого еще «Локомотива» Константин Бесков. Ага, заметил я, камера-то работает! Будет сюжет!

Никакого сюжета не случилось. Я, юный корреспондент не помню какой газеты, смотрел «Футбольный клуб» во все глаза. Даже протер очки. Причина была уважительная — на фоне Бескова мелькал я сам.

На следующем матче подхожу к Уткину:

— Василий, можно вопрос?

Василий даже ответом не удостоил. Кивнул откуда-то сверху. «Сверху» — во всех смыслах.

— Что ж вы не показали, как Константин Иванович вас отчитывал?

Вася поморщился — и снизошел:

— Потому что не сочли нужным.

Окинул меня презрительным взглядом.

Эх, 90-е! С нами ли все это было?

Прошли годы — Вася и за город к себе приглашал гостить, но я так и не доехал. Зато сидели в «Жан-Жаке» на Цветном. Не в курсе, существует ли он сейчас. Но Васю там знали — стоило появиться на пороге, без лишних слов меняли стулья на скамью.

Вот этот Вася был милейшим человеком. Участливым интеллектуалом, обволакивающим любезностью. Этот Вася отвечал на любой вопрос — а после расспрашивал сам. С этим Васей расставались в полной уверенности, что мы — друзья.

***

Через день на футболе Вася мог тебя не узнать. Как мне подсказывало что-то — осознанно. Наверное, это тоже часть противоречивой натуры.

Но в знакомстве с Уткиным такие частности перестали меня задевать. Потому что я определился для себя окончательно: Вася — гений. Поэтому пусть будет как будет. Мне не стыдно, подойду первым, раскланяюсь.

Помню, мы делали огромное интервью для какого-то футбольного журнала — и этот разговор чуть для меня прояснил, как Вася дружит. Дружил, простите.

Расспрашивал я про самого известного в ту пору агента. Начав издалека:

— Евгений Рейн говорил: «Мы с Бродским никогда не ссорились, не считая того, что однажды подрались из-за женщины». Какими эпизодами наполнена твоя дружба с ... ?

Не важно, с кем. Полагаю, Вася дружил именно так со всеми, кого называл друзьями.

— Мы год не разговаривали — только летом помирились. Какая-то патологически глупая история. Слово за слово, и разругались. Мы и с Радимовым месяцев пять не разговаривали. А в остальном, все было довольно мирно. Знаю, что всегда смогу помириться. Меня этому научил другой близкий друг — Дмитрий Иванов, бывший руководитель «Динамо».

— Интереснейший человек.

— Дима вообще человек, обладающий удивительной ясностью ума. Общие близкие друзья с ним регулярно советуются в сложных ситуациях. Дмитрий умеет разговаривать спокойно. Меня не было на последней свадьбе Радимова — а Дима оттуда вернулся: «Я думал, ты приедешь». Я ответил — ты же знаешь, мы в ссоре. «Вот приехал бы — и ссора закончилась».

***

Написав четыре страницы всего этого, я так и не смог поверить, что Вася умер.

Мне казалось, бедолага Вася то кидался заниматься собственным здоровьем, то с мрачным торжеством на все это забивал. Что будет — то и будет.

О собственном весе и сопутствующих бедах говорил, ничего не скрывая. Я старался эту тему обойти в наших разговорах — но Вася так лукаво, так вкусно говорил про еду! О, это надо было слышать!

— Если бы ты сейчас не давал интервью — чем бы занимался?

— Ужинал. Из меня, конечно, кулинар тот еще. Есть рассказ «Дилетант на кухне». Я могу приготовить по рецепту — немножко понимаю, как ведут себя продукты. Но я не владею нормальными поварскими техниками и сам еду придумать не в состоянии.

— Если приглашаешь друзей — сам стол накрыть в состоянии?

— Накрывал недавно — мы отмечали премьеру «Репортеров» у меня дома. Это была холостяцкая компания, мы сидели поздно вечером, и готовил я. Как-то заезжал в гости Владик Радимов — для него делал провансальскую картошку...

— Это как?

— Нужна либо мелкая картошка, либо придется резать большую. Растительное масло и сильный огонь. Обжариваем. В какой-то момент нужно туда набросать большое количество зубчиков чеснока, прямо в коже. Параллельно в другой кастрюльке надо растопить сливочное масло, бросить в него щепотку шафрана, чтобы настоялось, а в последний момент грубо нарезать петрушки. Когда картошка с чесноком готовы, ты их ссыпаешь в кастрюлю. Некоторые любят, чтобы она там немного поколобродила. Подаешь на стол. Получается очень вкусно.

Фото Федор Успенский, «СЭ»

— Времени не жалко?

— Я готовлю только под настроение. Я не испытываю проблем, где поесть. Уже несколько лет встречаем Новый год с друзьями и коллегами у меня на даче. И я всегда готовлю. Я как дилетант люблю всякие кухонные гаджеты. У меня очень много приспособлений, которыми ни разу не пользовался. В 2010-м у нас был классный гид в Милане. Итальянец, который учился русскому языку и литературе. Говорит по-русски свободно. Отвел меня в магазин специализированных кухонных прибамбасов. Честно скажу — провел там день. Пробовал всё подряд.

— Что купил?

— Машинку, которая позволяет нарезать морковь ленточками. Еще машинку для нарезания картошки-фри с квадратным сечением. Меня просто поразила простота этого приспособления.

— Штука для моркови — самое бесполезное приобретение за последнее время?

— Я часто совершаю бесполезные приобретения. Поскольку я человек, который никогда не испытывает проблем с наличием свободной суммы денег, — что мне понравится, то и покупаю. Хоть в последнее время взялся в этом отношении за ум.

— После какой покупки?

— После того, как купил iPad и не пользуюсь.

Вася подливал себе белого вина — и я поражался: не ранний ли вечер для такого?

Вася смотрел на меня с состраданием:

— У меня — начало дня. Я сегодня очень долго спал, вчера был насыщенный день. Не высыпался. Сегодня позволил себе.

— Главный напиток — это что?

— Я всеядный, к сожалению. Порой это меня подводит. Вообще-то люблю напитки, а не коктейли. Единственный коктейль, который нравится, — «Лонгайленд». Недавно товарищ Максим Виторган как раз после премьеры очередного фильма «Квартета И» у меня спросил: «Никогда не пробовал вместо колы туда налить шампанское?» Я поразился — это же врежет по мозгам!

— Что Виторган?

— Конечно, говорит, врежет. Зато становится очень весело и сразу. Просто больше двух за вечер не надо.

— Сколько выпил в тот вечер?

— Пять. Следующий день прекрасно провел на работе. Я вообще крайне редко мучаюсь похмельем — даже не могу вспомнить, чтоб такое было. А если и случается — достаточно таблетки. Да и потом, я не так часто это делаю, как кому-то может показаться из нашего разговора.

***

Каким бы ни было веселье, каким бы задорным ни казался Вася — он оставался грустным. Разглядеть это было несложно.

Порой мне казалось, это вообще главная его черта: глядеть на мир через грусть. Перелицованную в иронию. В недобрую наблюдательность. Во что угодно еще.

В нем было много от Александра Ширвиндта, слезы по которому еще не высохли. Быть может, без доброты Александра Анатольевича — но с той же зоркостью. Цепкостью ума.

Годами Вася вел какую-то конференцию, где ежедневно отвечал на 40-50 вопросов. Не знаю, сохранил ли такую способность реагировать на голоса из народа до последних дней. Не выдохся ли.

Отвечал — посмеиваясь над спрашивающими. Рассказывал мне:

— Вчера прислали вопрос: «Как вы знакомитесь с женщинами противоположного пола?»

— Ну и каким был ответ? — усмехнулся я.

— На сам вопрос я отвечать не стал. Просто сказал, что это лучший вопрос за многие годы. В позапрошлом году было отличное послание. Человек написал: «Василий, признайтесь, вам ведь платят за ваши статейки»...

***

Мне нечего сказать ему на прощание. Своему почти ровеснику, которому никогда не завидовал. Ни популярности, ни талантам. Вася был с другой планеты — ну что ему завидовать?

Мне просто очень горько. Я проговариваю про себя: «Вася...» — и обрываюсь.

Васю мне ужасно жаль. Я его очень, очень любил.

Остались миллион задумок. Осталась старенькая мама. Страшно думать, что с ней сейчас.

Осталась наша память...

97