«Если бы уехал за границу, мне было бы лучше. Нашему гандболу — нет». Истории знаменитого тренера Максимова

Для молодого поколения болельщиков Владимир Салманович — бессменный тренер «Чеховских медведей», с которыми 21 раз (с 2002-го по 2022-й) выигрывал чемпионат России. Национальную сборную он приводил к победам на Олимпийских играх в Барселоне-1992 (в качестве ассистента) и в Сиднее-2000 (как главный тренер), на чемпионатах мира (в 1993-м и 1997-м) и чемпионате Европы (в 1996-м).

При этом Максимов и гандболистом был классным. Многолетний капитан сборной СССР, с которой выиграл Олимпиаду-1976 в Монреале и серебряные медали чемпионата мира-1978. На ЧМ-1970 стал лучшим бомбардиром турнира (31 мяч). Всего же за сборную провел 172 матча и забросил 690 мячей.

А в составе МАИ Максимов стал не только трехкратным чемпионом страны, но и обладателем двух европейских трофеев — Кубка чемпионов (в 1973-м) и Кубка кубков (в 1977-м).

Возглавлял ту команду (как и сборную на Олимпиаде в Монреале) Анатолий Евтушенко. Годы спустя в своей книге «С мячом в руке» он так описывал игру Максимова: «Владимир играл особенно мощно. В каждой встрече забивал по 8-10 голов, поражая публику невероятными прыжками. Многие зрители приходили в зал специально «на Максимова».

Владимир Максимов: «Пуля прошла в сантиметре от сердца»

— Правда, что ваша юность прошла в нищете? - спросили Владимира Салмановича обозреватели «СЭ» Юрий Голышак и Александр Кружков, когда тот стал героем «Разговора по пятницам».

— Жили трудно. На день рождения получал 100 граммов копченой колбасы и три сковородки жареных каштанов. На большее денег не было. Мама растила меня одна. Десять лет ходила во фронтовой шинели. А я ковбойки носил. Сегодня заплатки на рукавах — модно. У меня же они прикрывали дырки. Первый костюм появился, только когда поступил в институт. Правда, радовался недолго — через месяц на тренировке сперли брюки.

— В одних справочниках написано, что вы родились в Майкопе, в других — в киргизском городе Канте.

— А на самом деле — в Германии. В местечке неподалеку от Потсдама. Мама там работала в госпитале. Лечила пленных эсэсовцев, которые жили в бараке. От них заразилась тифом, выжила чудом. В Германии я пробыл всего пару месяцев. Потом мама демобилизовалась, поехала к родителям в Киргизию. Там узнала, что ее отец арестован. Сидел он в Майкопе. К счастью, недолго. Когда его выпустили, семья так в Майкопе и осталась.

— Что знаете о судьбе своего отца?

— У них с матерью был фронтовой брак. Он из Дагестана, был начальником того самого госпиталя под Потсдамом, где работала мама. Я никогда его не видел.

— Не пытались разыскать?

— А смысл? Раз ему было все равно, как я живу, с какой стати мне интересоваться его судьбой? После войны он вернулся в Дагестан, нашел, наверное, новую жену. В наследство от отца мне досталось только отчество. Да и то не сразу.

— То есть?

— В школе у меня отчество было Иванович — так решила мать. И лишь когда получал паспорт, выяснилось, что в метрике я записан как Владимир Салманович.

Владимир Максимов.

Фото Александр Вильф, архив «СЭ»

— Вы ведь не курите?

— В шесть лет попробовал. Но мама бельевой веревкой объяснила, что я был не прав.

— Бельевой — разве больно?

— Если скручена в несколько раз — больно. А в институте пришел в баскетбольную секцию, вокруг — взрослые ребята. Попросил у них закурить. Дали, как сейчас помню, «Приму». Я сразу позеленел, закружилась голова. «Все понятно, — сказали мне старшие товарищи. — Здорово куришь, но больше не надо». И я моментально с ними согласился.

— Часто в вас просыпается дагестанец?

— Бывает. Кстати, если у сына и старшей дочери русские черты лица, то средняя — настоящая кавказская девочка. Видимо, сказались мои дагестанские гены. А возвращаясь к вопросу... Я действительно эмоциональный, порой срываюсь на крик. Но постоянно на повышенных тонах работать нельзя. Проку не будет. Знаете, англичанина как-то спросили: «Сложно подготовить корт для Уимблдона?» «Нет, — отвечает. — Всего-навсего надо его сто лет подсыпать и укатывать». Так и в нашем деле — нужно не орать, а укатывать и укатывать.

— Помните эпизод на Олимпиаде, когда телевизионщики подсунули микрофон под скамейку, — и ваш мат хлынул в прямой эфир?

— В экстремальной ситуации до сознания русского человека быстрее доходят крепкие выражения. Но с тех пор помню о микрофонах, стараюсь сдерживаться. Ненормативная лексика больше в эфир не попадет. Впервые микрофоны под лавочку засунули японцы на чемпионате мира в 1997-м. Я об этом ни сном ни духом. Возвращаюсь в Москву, и приятель, тренер женской волейбольной команды ЦСКА, говорит: «Салманыч, мои девчонки до сих пор под впечатлением, как ты в перерыве излагал! Весьма, весьма убедительно!»

«Для побед пятизвездочный отель нам был не нужен». Станислав Кулинченко — о триумфе в Сиднее-2000

— На девчат орать, как Трефилов, смогли бы?

— Конечно. Какая разница, кого тренировать — мужчин или женщин? Игрок есть игрок. Разве что критические дни учитывать стоит. Помню, работал в Ростове с женской командой. Вечером после тренировки объявляю: «Все в бассейн». Несколько девушек мнутся: «Мы не можем». Я вскипел: что за ерунда? Позже дошло: «Ладно, сидите на трибуне». Для девушек я специально бассейн закрывал, чтобы они могли плавать в чем мама родила. А потом директор бассейна на меня накинулся: «Ты что делаешь? Они же там сиськами трясут! Мне из кабинета видно!» «А зачем глазел? — спрашиваю. — Не нравится — зашторь окно».

— В чем сегодняшний тренер Максимов слабее тренера Максимова десятилетней давности?

— Он не слабее! Только сильнее! У меня в день три тренировки. И я не просто даю задание. Если ты эмоционально не поддержишь тренировку, она будет никакая! И звать тебя будут никак! Упражнения меняю очень часто. Одним и тем же заниматься неинтересно. Порой просыпаешься в шесть утра от идеи: а почему так не сделать?! Я ведь пришел в гандбол недоучкой, из баскетбола. С гандболом познакомился в 17 лет, а в 25 уже был лучшим бомбардиром чемпионата мира. Учился сам. А сейчас мне обидно!

— Почему?

— Потому что вижу людей, которых учат гандболу 12 лет, но они не в состоянии отдать пас. Не способны правильно разобраться в ситуации. Я ему объясняю, а он не может сделать. Мало кто понимает, что командной работы недостаточно. Каждый должен подпитывать себя сам, дополнять план. На Западе люди привыкли к самостоятельной работе. А у нас нет. Наши, приходя в тренажерный зал, ориентируются на тренера. В результате не делают ничего.

Владимир Максимов.

Фото Александр Вильф, архив «СЭ»

— За границу вас приглашали?

— Да сколько раз! Варианты были отличные, обещали платить и 20 тысяч евро, и 25 тысяч долларов в месяц. Контракты на два-три года. Мне безумно нравится Испания — и однажды я получил приглашение в «Барселону». Представил квартиру, машину рядом, залив... Чудесный город, открытый народ. Сам я южный человек — все будто для меня создано. Но даже на секунду внутренне не ответил на то предложение «да».

— Почему?

— Потому что многие гандбольные люди в России с моим отъездом оказались бы брошенными. Например, перед афинской Олимпиадой вполне мог оставить национальную команду. Игроки уезжали, никто их не осуждал. И меня, наверное, не осудили бы. Но тогда не было бы зала в Чехове. Если бы поехал зарабатывать, мне было бы лучше. Нашему гандболу — нет.