"До главного тренера сборной мне как пешком до луны"
Игорь РАБИНЕР из Москвы
Через час сборная уезжала на очередную тренировку перед ЧМ-2016. Эти 60 минут чистого времени – без свистков и рекламных пауз – и были в нашем распоряжении. Илья Воробьев, самый молодой в истории главный тренер – обладатель Кубка Гагарина, заказал столик в кафе близ отеля национальной команды не в каком-то секретном кабинете, а прямо в центре зала. Он еще не привык ко всеобщей узнаваемости и необходимости прятаться от людских глаз. Это, не сомневаюсь, придет позже. А пока за то время, что мы с главным тренером магнитогорского "Металлурга" и одним из помощников Олега Знарка провели за беседой, за автографом к Воробьеву-младшему не подошел ни один человек.
Воробьев внимания и не жаждал. У потомственного тренера-чемпиона нет и намека на тщеславие и фанаберию, в чем я, собственно, и не сомневался. В этом смысле ему, уверен, многое дала многолетняя жизнь в Европе, в Германии, где и по сей день постоянно проживает его семья. Если представить себе немецкого футболиста с высоко поднятым носом еще можно, хоть задаваться там в принципе не принято, то хоккеиста – увольте. По-моему, у него достаточно самоиронии, в чем надеюсь еще не раз убедиться.
С КУБКОМ ГАГАРИНА ПОЗДРАВИЛИ И КИНЭН, И МОРИС
Вообще, сочетание у 41-летнего специалиста получилось разноплановое: отец – классик советской тренерской школы, декада игры в Германии за спиной, первые учителя в КХЛ как у тренера – матерые канадцы Пол Морис и Майк Кинэн. Этот факт заставил меня спросить Воробьева:
– Мечтали бы когда-нибудь поработать в НХЛ?
– Да, мечтал и мечтаю. Но к этому надо идти шаг за шагом. Сейчас у меня настрой другой – только на "Магнитку". А там уже будем смотреть.
– Если бы, например, Пол Морис позвал вас к себе помощником в "Виннипег" – поехали бы?
– Сегодня уже вышла информация, что я подписал новый контракт с "Металлургом" на два года. А раньше с Полом мы говорили, у нас вообще очень теплые отношения. Он меня поздравлял с проходом каждого этапа в плей-офф. Никогда не говори "никогда".
– А когда Майка Кинэна последний раз видели?
– Мы общаемся, он тоже написал sms с поздравлением, когда мы выиграли Кубок. А виделись последний раз в декабре. Он приезжал в Магнитогорск, мы поужинали в ресторане с Кинэном и Майком Пелино. Отношусь к Кинэну с огромным уважением.
– Геннадий Величкин заявил, что в выигрыше Кубка Гагарина-2014 под руководством Кинэна 70% заслуги было вашей, а 30% – Пелино. Как прокомментируете?
– Спасибо, конечно, Геннадию Ивановичу за эти слова, но скажу так: своего не отдам, но и чужого мне не надо.
– С момента окончания сезона до подписания контракта прошло больше недели. Были какие-то сложности в переговорах?
– Есть агенты, которые всеми этими вопросами занимаются. Каждый должен заниматься своим делом. Одни люди говорят про деньги, другие – занимаются хоккеем. Я предпочитаю второе. Во время Кубка Гагарина Величкин подходил ко мне по поводу контракта, но я сказал: "Геннадий Иванович, сейчас ничего не хочу обсуждать. Сейчас можете договариваться с агентами, а со мной давайте после конца плей-офф".
– Виктор Козлов, контракт у которого тоже заканчивался, остается в штабе?
– Да.
– Есть ли в КХЛ команды, которые вы мечтали бы однажды потренировать и где не стали бы работать ни при каких обстоятельствах?
– Ответ на оба вопроса – нет. Жизнь такая штука, что может повернуться по-разному. Но сегодня думаю только о работе с "Магниткой".
ДЕД-СТАЛЕВАР И ЖЕСТКОЕ ВОСПИТАНИЕ ОТЦА
– Отец вас жестко воспитывал?
– Да.
– На горох ставил, ремнем стегал?
– В детстве ничего подобного не было, потому что он играл, постоянно сидел на сборах и 11 месяцев в году отсутствовал. При таких раскладах к ребенку строго относиться не будешь. Жесткость началась потом.
– Когда вы играли в его командах?
– Да. Начиная с того момента, как он начал привлекать меня в первую команду "Динамо", а потом мы всей семьей уехали в Германию. На моем примере отец показывал всей команде, каким он может быть жестким. Уже после возвращения в Россию играл за папину "Ладу". И был предсезонный турнир в Аугсбурге. Жена с детьми приехали, они же живут там.
Мы играли один из матчей с командой из Германии. Я еще по старым немецким отношениям подрался с одним канадцем. Мне дали на две минуты больше, в меньшинстве мы пропустили и проиграли. Так отец после игры сказал: "Собирай вещи и оставайся в своей Германии". Это сейчас вспоминать об этом смешно, а тогда было не до шуток.
– То есть он был настроен серьезно?
– И он, и я. Папу, видно, успокоили его помощники, меня – ребята. Я уже чемоданы паковал. Но партнеры по команде сказали: "Не кипи, пойдем поужинаем". Как-то все и устаканилось. Знаете, может, если бы всего этого не было, я бы ничего и не добился.
– Для меня все-таки совершенно поразительно, что Петр Ильич на фарт не пошел на 7-й матч финала. А когда были те игры, когда он приходил, и "Магнитка" проигрывала?
– Один раз он прилетел на матч в Уфе. Это было сюрпризом, и я об этом узнал уже постфактум: у них с мамой сразу был обратный самолет, и мы даже не успели увидеться. А потом родители пришли на первый наш финальный матч в Москве. После этого – не ходили. По их, подчеркиваю, инициативе.
– Отец рос в многодетной семье – кажется, у него было пятеро братьев и две сестры?
– Даже больше. Мне в детстве было намного легче, чем папе. Его отец Илья, в честь которого меня назвали, кстати, был сталеваром.
– Ого! Так что в Магнитогорск вас явно занесло не случайно. Это судьба.
– Точно! Но деда Илью я не застал, а вот деда по маминой линии, плотника, помню.
– Когда играли за "Магнитку" в плей-офф против отцовской "Лады", не разругались?
– Игроку с тренером разных команд сделать это сложно. Другое дело, что в той серии мы потеряли из-за травм несколько ключевых игроков, в том числе играющего в "Металлурге" и поныне Дениса Платонова. И в следующей серии с Омском нам их как раз не хватило. А произошло это из-за колючести команды отца. Но с выходом в следующий этап он меня поздравил.
– Трудно ли было в бытность игроком преодолевать неизбежный стереотип о "папенькином сынке"?
– Я и подраться любил, и в хоккей играл такой – не "папенькосынковский". Поэтому косых взглядов, насколько помню, не было.
– Был ли вариант остаться в "Динамо", за основной состав которого вы провели четыре матча, и не ехать в Германию?
– Был. Но решили уехать всей семьей.
– То, что вы не вернулись с отцом из Германии, а остались там еще на семь лет, – это было трудное решение?
– Осознанное. Потому что надо было добиваться чего-то самому, отделяться, строить свою жизнь. Так же было и в начале тренерской карьеры, когда я не остался с отцом в "Локомотиве", а уехал в Магнитогорск. С отцом в обоих случаях советовался, но выбор был за мной.
– Был ли шанс у вас как игрока попасть в НХЛ?
– И да, и нет. Может, не уехал бы в Германию – было бы по-другому.
– Для вас стало шоком, когда отец обменял вас-игрока из "Лады" в "Металлург" на сына Величкина?
– Это было не совсем так. У меня были предложения из трех команд, и я сам выбрал "Магнитку" как самую солидную и интересную. Никто никого не обменивал, и я оказался в Магнитогорске еще до того, как даже пошел разговор о том, чтобы Игорь Величкин отправился в обратном направлении. Все то, что говорят об обмене сыновьями, – не более чем легенда. Хотя, может, и красивая.
– Когда Величкин убрал вас из "Металлурга" как игрока вслед за тренером Кингом, – думали, что можете туда вернуться в новом качестве?
– Ну, там убрал не совсем Величкин... Убрали, потому что у меня тогда было всего два гола и две передачи. Считался легионером, а роль у меня была – блокировать броски и играть в меньшинстве. Я думал только о команде, а наверное, нужно было чуть-чуть и о себе. Перестали выигрывать, поменялся тренер – убрали. Сейчас, как тренер, смотрю на это более философски.
Хорошо, что, видимо, я тогда ни с кем не перессорился, обиду свою держал в себе. А воспринял все очень болезненно. Первый раз меня откуда-то выгнали.
ВНЕДРИТЬ "ЗЛУЮ СОБАКУ"? НАДО ПОДУМАТЬ!
– Ваш помощник Виктор Козлов сказал: "Воробьев – представитель российской тренерской династии, при этом работал с Морисом и Кинэном, благодаря чему получился очень интересный замес". Чего в этом замесе все-таки больше – династического или приобретенного?
– Наверное, династического. Порой, принимая решения, вдруг вспоминаешь: сидел маленьким с отцом, слушал, что он говорил в той или иной ситуации, и впитывал. Но и приобретенного очень много. Интересно и неплохо, когда ты знаешь обе школы и можешь черпать для себя все лучшее и выбирать, не имея заведомых стереотипов. Благодарен всем людям, которые многому меня научили.
– Что взяли у Кинга, Мориса, Кинэна?
– Когда играл у Кинга, помогал ему переводить, но по-тренерски тогда не мыслил. Хотя видел, какое масштабное у этого человека знание хоккея. Пол – очень сильный тактик, Майк – такой же сильный психолог и мотиватор.
– В знаменитой книге Кинга, где вы – один из положительных героев, вспоминается рассказ о том, как он приходил домой к Петру Ильичу в Тольятти, и ваша мама накрыла стол, которого хватило бы и на десятерых.
– Да, настоящий русский стол! А книгу свою на английском Дэйв подарил мне с автографом, когда он был тренером в "Маннгейме", а я доигрывал во Франкфурте. Стоит сейчас у меня в серванте.
– Главным отрицательным героем книги Кинга стал экс-тренер "Магнитки" по реабилитации и физподготовке Виктор Гудзик, который кормил игроков непонятными таблетками и смесями. Позже в интервью вы говорили, что спускали их в унитаз. Где этот человек сейчас и много ли осталось в российском хоккее таких гудзиков? Тема актуальная.
– Где этот человек сейчас – не знаю. Нам все эти препараты называли витаминами. Что там было на самом деле – никто не знает.
– Мельдоний никогда не применяли сами и не давали своим игрокам, пока его не запретили?
– Заезжал играть в Россию на несколько лет – так что просто не помню. А сейчас был слишком загружен чисто тренерской работой, чтобы мне было не до мельдония. У нас есть несколько докторов, которые должны этим заниматься.
– Вернемся к отцу. С Кинэном у Воробьева-старшего такие же встречи на дому, как с Кингом, были?
– Были. Но не дома, а в ресторане – мы все были там в Ярославле перед игрой отцовского "Локомотива" и нашей "Магнитки". А на следующий день отец нас обыграл.
– А вы с детства бывали в домах Виктора Тихонова, у которого ваш отец много лет играл в Риге, Владимира Юрзинова, у которого он долго был помощником?
– У Тихонова – нет, у Юрзинова – да. С Владимиром Владимировичем и сейчас у нас самые добрые отношения.
– Какие главные слова сказал чемпион-отец чемпиону-сыну?
– Что гордится мной и командой.
– В чем Илья Петрович такой же, как Петр Ильич, а в чем другой?
– Наверное, я чуть погибче в плане отношения к игрокам. Но такой же упертый по части достижения цели. Мне очень многое дало время, которое я провел помощником отца в "Локомотиве". Это был старт, масса упражнений и вообще основная база, после которой я стал совершенно по-другому смотреть на профессию. Когда ты игрок, то думаешь, что способен мыслить как тренер, но это совершенно не так.
– А насколько велики стилистические различия? Петр Ильич рассказывал, что, когда он возглавил "Атлант", к нему подошел Сергей Мозякин: "Петр Ильич, вы же мне не запретите забивать?" Судя по игре "Металлурга", вы смотрите на хоккей несколько иначе.
– Смотрю на хоккей так, что надо исходить из имеющихся у тебя игроков. Да, мы больше всех забили в регулярном чемпионате, и это здорово. Но для этого у нас есть мастера. При этом нельзя и пренебрегать обороной, что одно время у нас было.
– Да, помню ваше яркое высказывание в середине сезона про "бразильский хоккей".
– Весь сезон мы налаживали-налаживали этот момент – и в конце концов наладили.
– Дэйв Кинг в своей книге писал: "Братья Саттер (образцы жесткости среди канадских тренеров. – Прим. И.Р.) смотрелись бы по сравнению с Петром Воробьевым как добродушнейший Жак Демэр".
– Это разные школы и страны, их нельзя сравнивать. Они и сейчас разные, а во времена социализма – совсем. Другая грань, которую нельзя пересечь. В СССР и Северной Америке она была совсем разной. За океаном у игрока есть и адвокаты, и Ассоциация игроков. А в Союзе не было никого. Поэтому в том поколении самый мягкий советский тренер, думаю, был жестче самого крутого канадского.
– Даже жестче Майка Кинэна?
– Да. По крайней мере того Кинэна, которого я застал лично.
– Молодому Кинэну было свойственно устраивать в раздевалке вспышки искусственной ярости, чтобы у хоккеистов не было излишнего спокойствия. При вас это тоже было?
– Да. Клюшечку сломал между периодами о дверь раздевалки.
– Помню эпохальную фразу Петра Ильича: "В моей команде не бывает атакующих защитников". Наглядной иллюстрацией был Сергей Гончар, который в воробьевском "Динамо" был жестким, оборонительным, да еще и дерущимся защитником. А у вас есть и Ли, и Антипин.
– Да, на этот счет у меня другое мнение.
– Бывали ситуации, когда отец как тренер советовал вам одно, а поступали вы в итоге иначе? И наоборот – когда вы, будучи хоккеистом, рекомендовали отцу одну вещь, но он вас не слушал?
– Я? Отцу? В бытность игроком?! Ему никто ничего не говорил. И не стоило. А сейчас – бывало. И следовал его советам, и иначе. Конкретизировать не буду – зачем семейные тайны раскрывать (смеется).
– Любимое отцовское упражнение "злая собака" в ваш тренерский арсенал не входит?
– Пока нет. Но надо подумать об этом.
– Кроссы, штанга, прыжки через барьеры – весь этот стандартный советский набор является частью подготовки игроков "Металлурга"?
– Времена меняются. Кроссов у нас в принципе очень мало. Штанга есть, но в дозированном для каждого игрока виде. В общем, пытаемся идти в ногу со временем.
ПОСЛЕ СОТРЯСЕНИЯ ПОЛТОРА ГОДА НЕ МОГ НОРМАЛЬНО ПЕРЕДВИГАТЬСЯ
– В нынешнем плей-офф какую-то психологическую деталь, взятую от отца, использовали?
– В плей-офф – не вспомню. Там все было очень напряженно и интенсивно. Не до воспоминаний. Голова "подкипала".
– Кстати, насчет головы. Вы же завершили карьеру игрока из-за сотрясения мозга, полученного во время матча в Германии. Головные боли по сей день не мучают?
– Давно о них не вспоминаю, это пройденный этап. Полтора-два года после окончания карьеры – да, было. Причем речь шла не столько о боли, сколько о том, что я даже не мог заниматься спортом и нормально передвигаться. Пешком прошел 50 метров – и надо было останавливаться. Но, слава богу, это все прошло.
– Само собой или после лечения?
– Само собой. К врачам ходили, но это было бесполезно. Надо было просто ждать.
– Травмировались вы 9.09.2009. Прямо нумерология какая-то.
– Это день рождения моей жены. И стол у нас в ресторане был заказан, но когда ты 10 или 20 минут проводишь без сознания, уже не очень до ресторанов. Но против девятки я с тех пор не ополчился (смеется). Видите, один из лучших наших защитников (Виктор Антипин. – Прим. И.Р.) под этим номером играет. Ко всем цифрам нормально отношусь. Иначе с ума сойти можно будет.
– Доктора вас напугали сильно, сказав, что еще одно сотрясение – и можете превратиться в позднего Мохаммеда Али?
– Да, прилично. Но жизнь продолжается, и все, что ни делается, к лучшему. Может, это был какой-то намек, что хватит уже играть, надо заняться чем-то другим. Вовремя остановился. Было и прошло.
Это ведь не один какой-то критический удар был, а накопилось. Раз тебе клюшкой по носу попали, другой... Тем более что в хоккей я играл не самый академичный.
– Тренер – профессия тяжелейшая, требующая 24-часовой выкладки, жутких нервов. Наверное, поэтому можно найти очень мало тренерских династий. Неужели, глядя с юности на все эти нервы, отставки, загруженность, вы хотели для себя такой же жизни?
– Начнем с того, что до отставок еще нужно было добраться, и это было очень сложно. В то время их было намного меньше, чем сейчас. Если уж тебе дали работу, то снимали только за что-то очень серьезное.
Понимание, что тренерская работа очень сложна, у меня было. Но после того самого сотрясения многое в моем отношении к хоккею изменилось. Я даже помогал сборной на чемпионате мира-2010 в Кельне по организационным моментам и переводу пресс-конференций Вячеслава Быкова. А все почему? Когда год сидел, ничего не делал и не мог нормально двигаться, понял, насколько люблю хоккей и как мне его не хватает. И цеплялся за любую возможность оказаться к нему поближе.
Сейчас я иногда молодым ребятам привожу тот пример и говорю: "Вы не понимаете, какой это кайф и драйв – быть в хоккее. Это ваши лучшие годы в жизни! Наслаждайтесь ими! Пашите, играйте – но не воспринимайте это как рутину, а получайте удовольствие. Да, это интенсивная работа, с травмами и болячками, но она не такая монотонная, как у многих людей. Кайфуйте!"
И когда я понял, что игры в моей жизни больше не будет, – решил стать тренером. Естественно, и до этого, когда поехал в Германию доигрывать, начал потихоньку собирать информацию. Записывал упражнения, но не был на сто процентов уверен, что буду этим заниматься. Но после травмы и полутора лет вслед за ней мне стало ясно, что хоккей для меня – наркотик, без которого не могу жить.
СЕЙЧАС В РОССИИ У МЕНЯ ВИД НА ЖИТЕЛЬСТВО
– Семья сейчас постоянно живет во Франкфурте?
– Да. В России бывает наездами. С одной стороны – тяжело, с другой – ты все равно с утра до вечера на работе. Но, кроме "Автомобилиста", жена и дети прилетали на каждый раунд плей-офф.
– Испанский не забыли? Практика есть?
– А я его особо и не знал – в отличие от жены и наших двойняшек, которым по 17 лет.
– Во времена игры в Суперлиге вы считались легионером. Сейчас восстановили российский паспорт, или это уже невозможно?
– В те времена играл по рабочей визе, а сейчас у меня в России вид на жительство.
– Вы говорили, что при виде печати в российском паспорте "аннулирован" у вас защемило сердце, но если бы нужно было пройти все заново, то при тех обстоятельствах поступили бы так же. Что за обстоятельства?
– Семейные.
– Во Франкфурте собирались вывешивать под своды дворца ваш свитер. Вывесили?
– Там был матч легенд клуба, на котором это и собирались сделать, но я по графику не смог приехать. Поэтому пока нет. Если в следующий раз время найду – может, и вывесят.
– Немецкие журналисты знают о вашем германском гражданстве? И не освещали ли выигрыш Кубка Гагарина как победу немецкого тренера?
– Как победу немецкого тренера – точно нет. А освещали – да, активно. Сегодня получил e-mail, что на финале были ребята и хотят взять повторное интервью.
– Вас никогда не звали возглавить сборную Германии, и рассмотрели бы вы такую возможность?
– Пока я на своем месте. Будет день – будет пища.
РАЗ "ВАЗОЧКА" – НАША, ВИДИМО, ЧЕТЫРЕХ ЛЕТ ПОМОЩНИКОМ ХВАТИЛО!
– Вы говорили, что предложение стать главным тренером "Металлурга" по ходу сезона обрушилось на вас как снег на голову. То есть даже намеков на такое развитие событий не было?
– Нет.
– Сразу ли вы сказали Величкину: "Да"?
– Что значит – сказал "да"? Меня назначили.
– Но у нас же не рабовладельческий строй.
– Мне сказали: "Ты берешь команду". Конечно, я мог сказать "нет". Но не стал.
– Ваш отец был помощником 11 лет, прежде чем стать главным тренером. Вы столько лет ждать не хотели?
– Время другое. У нас есть люди, которые помощниками вообще не были и сразу главными становятся. В принципе я должен был только с этого года начать. Но так получилось, что четыре года отработал вторым. Видимо, раз "вазочка" – наша, значит этого хватило!
– Не всегда игроки воспринимают второго тренера в роли главного. Пришлось ставить себя по-новому в глазах таких людей, как Мозякин, Зарипов, Кошечкин? Или Платонов с Бирюковым, с которыми вы играли в той же "Магнитке"?
– В совсем небольшой мере. В целом у нас ничего не изменилось, хотя с очень многими вместе играл. Но это не значит, что в другой команде не могло бы быть по-другому. Просто здесь собралась такая группа ветеранов, лидеров, со стороны которых все было очень солидно.
– Будучи вторым тренером, вы стояли на скамейке в очках, теперь – без них. В роли главного предпочитаете линзы?
– Прозрел! (Смеется.)
– А если серьезно – операцию сделали, как мой коллега Илья Казаков?
– Нет. Проблемы у меня были небольшие. Просто устаю быстрее без очков. И поменять что-то решил после одной ситуации – обойдусь без подробностей – во время турне по Дальнему Востоку. В регулярке, уже будучи главным тренером.
– Придя в "Магнитку", вы тут же пригласили в помощники Виктора Козлова, у которого не было ни минуты опыта работы тренером. Почему сделали это, и какие у замечательного экс-форварда функции в штабе?
– Позвал Виктора, потому что знаю этого человека очень-очень давно. Он – рабочий парень, а теперь уже тренер. Занимается с молодыми, помогает нападающим. Хотя у нас нет четкого разделения: мы все вместе делаем, обсуждаем и решаем.
ЧЕМПИОНСКАЯ ЛЕСТНИЦА, ИЛИ КАК ВЕРНУТЬ КОМАНДУ К ЖИЗНИ ПОСЛЕ 1:5
– Кинэн для мотивации развешивал на базе фотографии Кубка Гагарина. Они остались при вас?
– Да. Но кое-что поменялось. В частности, лозунги. Установили на плей-офф специальную лестницу из 16 ступенек – по одной на каждую победу (показывает мне ее фото на мобильнике. – Прим. И.Р.). На нее наклеивали по изображению трех шайб с номерами – вратаря, автора победного гола и лучшего игрока, которого выбирали сами ребята. На вершине – Кубок. Такая вещь в свое время была в "Калгари". А еще одним нововведением был шлем металлургического комбината с эмблемой клуба, на одной стороне которого было написано "Первый среди равных", на другой – "Вклад в победу".
– В сентябрьском интервью, когда вы еще были вторым тренером, Петр Ильич рассказывал, что сходил на матч ЦСКА, сделал пометки и предложил вам. Пригодились ли эти советы, может быть, даже сейчас, в финале?
– Все эти детали интересны и, конечно, немножко помогли. Но там даже по ходу серии надо было перестраиваться – и это было очень сложно. Потому что надо было вообще сыграть в другой хоккей.
– Газеты, где вам не оставляли ни шанса, игрокам не зачитывали? Тренеры старого поколения любили так поступать.
– Нет.
– Страшно интересно, как вы возрождали команду к жизни после 1:5 в первом матче – и при статусе безусловного фаворита у ЦСКА. Что вообще в такой ситуации можно сказать.
– Слова, естественно, были. Их задачей было вселить уверенность, что ничего еще не потеряно. После игры сказал: "Ребята, проигран только бой, а не сражение. Все впереди, а что надо поменять и чему уделить внимание, завтра покажем на видео". Что мы и сделали. В первой игры мы неплохо провели первый период, а потом нас просто смяли. Поэтому нам надо было все переделать, сыграть вторым номером, не делать своих ошибок, кропотливо работать в обороне. А впереди ждать своего момента – и в него вкладываться на двести процентов.
– Когда-то Сергей Николаев в Ярославле мог поставить в автобусе порнокассету со словами: "Нас сегодня так же отделали". А футбольный тренер Евгений Лемешко видел из окна автобуса ассенизационную машину и громко здоровался с водителем: "Привет, коллега!" Тот удивлялся: "Почему коллега?" и в ответ слышал: "Ты дерьмо везешь и я тоже". Вы в той ситуации предпочли так игроков не заводить?
– Так я ребят не называю, но за самолюбие их иногда приходится цеплять. В плей-офф – реже, там, по-моему, всего один раз было – после одного из поражений в Уфе. В кубковых матчах говорю, что надо поменять, и, наоборот, поддерживаю и выражаю веру. Потому что в плей-офф нервы у людей натянуты слишком сильно, чтобы поражения их еще ниже "опустить". Это приведет только к неуверенности.
– Во втором матче финала вас едва не дисквалифицировали за бросок на лед постороннего предмета. Что там случилось?
– С моей позиции показалось, что в одном эпизоде у ЦСКА был малый штраф, но его не последовало – и я немножко не выдержал и бросил пластиковую бутылку. Уже посмотрев на видео, обнаружил, что ситуация была спорная. Но в любом случае бросок был не в кого-то, а просто на лед.
– Какой момент в финальной серии считаете переломным?
– А его особо и не было. Ту же седьмую игру мы выиграли в один гол плюс шайба в пустые ворота. Только тогда и понял, что мы – победители. Все было очень близко, на тоненького. И все игры были в один гол, кроме первой. Выдержать это и взять Кубок – это героизм ребят.
– Когда ЦСКА после дикого давления весь второй период седьмого матча сравнял счет – не стало страшно, что "Магнитка" сейчас может "посыпаться"?
– В седьмой игре уже ничего не страшно. Там или ты – или тебя. После шестой игры я сказал: "Мужики, у нас есть одна игра, чтобы выиграть Кубок Гагарина. И мне нравятся наши шансы". Вот и все.
– Кинэн однажды сказал мне: "Чемпионство – это жертвоприношение". Какие у ваших хоккеистов в плей-офф были самые серьезные травмы, с которыми они играли?
– Травмы были у всех. Но то, что Оскар (Осала. – Прим. И.Р.) после четырех с половиной недель вышел играть в финале – кость уже срослась, а связки еще не до конца, – это подвиг. Ярослав Хабаров, многие другие... Плей-офф – это бой. Через тернии – к звездам, через боль – к победе.
– Вы выполнили обещание и побрились наполовину. Это было при игроках?
– Нет, я пришел так на собрание на следующий день после возвращения. Посмеялись от моего вида. Имеют право!
ЧЕМ БОЛЬШЕ МОЗЯКИНА БИЛИ, ТЕМ БОЛЬШЕ ЕМУ ХОТЕЛОСЬ ВЫИГРАТЬ
– Ваш отец говорил: "Мне за все время попался в руки всего один бриллиант – Семин". Это не Петр Ильич ли провел работу, чтобы он у вас оказался? И почему этот бриллиант оказался никому не нужен в НХЛ, а у вас вслед за отличным плей-офф плохо провел финал Кубка Гагарина?
– Отец не мог оказывать на Семина никакого давления, куда ему идти. Там много личных взаимосвязей – папа дружит с Сашкиными родителями, мы вместе с Семиным и Козловым играли за "Ладу" во время локаута... Чего Сашке не хватило в НХЛ после "Вашингтона", мне судить сложно. Он не совсем простой парень, к нему надо найти ключ – только тогда он раскроется во всей красе. Если же этот ключ не найти, Семин может команде и не помочь. Возможно, это и случилось.
В финале же Кубка Гагарина мы играли с такой командой, которая в принципе дает немного шансов. Мы выиграли – и это самое главное. А забил Семин или нет – второстепенно.
– Вы хотите, чтобы он остался в "Металлурге"? И насколько это вероятно?
– Хочу. А насколько вероятно – это не моя прерогатива.
– Зарипов остается?
– Да.
– Вы сказали о ключе к Семину. А каков ключ к MVP Кубка Гагарина Мозякину? Он с вами так же молчалив, как с прессой?
– Со мной – вполне разговорчив. Но мы знаем друг друга уже 50 лет, и играли вместе.
– Весь плей-офф его били, но он не терялся, падал, вставал, забивал. А 3-4 года назад в такой ситуации ушел бы в тень. Что с ним произошло?
– Да, чем больше его били, тем больше ему хотелось выиграть. За это – огромное уважение, и это – настоящее Сережино лидерство. Что было раньше – не знаю. Вижу то, что было в 2014 году и что есть сейчас.
– Нужен ли, по-вашему, Мозякин на Кубке мира?
– Как в таких случаях говорится, на провокационные вопросы не отвечаю (улыбается). Сейчас я в сборной, и это вопрос к Олегу Валерьевичу.
– Не стоит ли дать российское гражданство и пригласить в сборную Криса Ли?
– Не думаю.
– Как Кошечкин воспринимал то, что по ходу регуляки его меняли чаще, чем когда-либо в карьере? И взяли ли вы это у Кинэна?
– Нет, там были определенные ситуации, из-за которых это происходило. По травмам, болезням сезон для Васи был очень сложным. В плей-офф он был великолепен, но уже мало кто помнит, что первую игру с "Автомобилистом" он вообще не играл из-за температуры, после двух матчей на ноль дернул пах – и не выходил до конца серии. А потом три серии отстоял фантастически.
– То, что его нет в сборной, – решение Кошечкина или тренерского штаба?
– Тот же ответ, что по Мозякину и Кубку мира. В условиях такого давления накануне домашнего чемпионата мира обсуждать своих игроков в контексте сборной не готов.
ДО ГЛАВНОГО ТРЕНЕРА СБОРНОЙ РОССИИ МНЕ КАК ПЕШКОМ ДО ЛУНЫ
– Никогда не опасались, что немецкое гражданство может вам аукнуться, когда речь зайдет о посте главного тренера сборной России?
– До главного тренера сборной России мне как пешком до Луны. У команды есть отличный тренер и прекрасный человек. И, кстати, у него тоже немецкое гражданство (смеется).
– Связывает ли вас сейчас что-то с Ригой, где вы родились? Или это только хорошая тема для воспоминаний со Знарком?
– Это хорошая тема для воспоминаний. И приехать в Ригу всегда очень приятно.
– Трудно ли после такой победы, как в Кубке Гагарина, перезагружаться на сборную?
– Нетрудно. Несколько дней отдохнул, выспался – и все нормально.
– Какие функции у вас в национальной команде?
– Мы все обсуждаем вместе – и тактику, и видео, и все остальное. Разве что Игорь Никитин специализируется на защитниках. У нас в штабе очень хорошая атмосфера.
– На чемпионате мира будете на скамейке или наверху?
– На скамейке.
– Петр Ильич был в золотом штабе Бориса Михайлова на ЧМ-1993, в серебряном штабе Владимира Юрзинова в Нагано-98. Так что и в этом у вас с отцом – династия.
– Интересно, а ведь правда!
– А есть ли мечта однажды, в отличие от отца, все-таки возглавить первую сборную?
– Мечтать не вредно. Сейчас у сборной есть прекрасный тренер, а я работаю в его штабе. В этой ситуации говорить о чем-то таком некорректно и неправильно.
– Но ведь, когда человек выиграл Кубок Гагарина, да еще в первый же свой сезон главного тренера, ему нужно искать новую мотивацию.
– Сейчас мотивация в том, что дальше будет намного сложнее. Я не понаслышке знаю, как после чемпионского сезона на тебя настраивается каждая команда. И как у ребят есть небольшое послекубковое похмелье, эйфория. Это будет наисложнейший сезон. Мы работали очень много, а надо будет – еще больше.
– Вас поддавливал тот факт, что полноценным самостоятельным чемпионом вы до нынешней весны никогда не были – ни игроком, ни тренером? Дважды были в чемпионских командах, "Динамо" и "Металлурге", но покидали их до плей-офф. Потом – вторым тренером, что здорово, однако не главным...
– Абсолютно нет. У меня все нормально с психологией.
– Но трофей в первый же самостоятельный тренерский сезон – некая компенсация за то, что он ускользал от вас в бытность игроком?
– Может, намек на то, что надо было раньше заканчивать, и не то делал (улыбается). На самом деле без удачливости в спорте ничего не бывает. Три миллиметра влево – штанга, и сухой матч вратаря. Три вправо – гол и поражение.
– Допускаете, что однажды можете потерять интерес к тренерской профессии и захотеть заниматься чем-то другим?
– На данный момент – нет. Мне очень нравится разбираться в каждой детали, я получаю от этого тот самый драйв и кайф, которого мне так не хватало, когда закончил играть.
– Чего мечтаете добиться в профессии?
– Выигрывать, выигрывать и выигрывать. И в этом году это получилось очень сложно: команд много, а первое место – одно. Мне задали вопрос, разное для меня было шампанское в 2014 и 2016 году. Нет – одинаково классное. Это обалденный вкус, и желаю многим его попробовать. И хочу делать это вновь и вновь.
