Главный мусульманин российского хоккея: почему стал волонтером во время пандемии и уехал из Казани в Челябинск
Переход защитника Альберта Яруллина из «Ак Барса» в «Трактор» стал одним из самых громких трансферов межсезонья в КХЛ. 28-летний игрок известен не только как хоккеист, но и как правоверный мусульманин — в Челябинске на «Арене Трактор» для него и Эмиля Гарипова даже обустроили молельную комнату.
В интервью «СЭ» хоккеист рассказал о причинах перехода, исламе, волонтерстве и современных хоккейных тенденциях.
Десять лет назад не могли подумать, что люди будут готовиться к сезону самостоятельно
— Насколько тяжелая предсезонная подготовка у Анвара Гатиятулина в сравнении с предыдущими тренерами?
— У любого тренера предсезонный этап, когда закладывается фундамент, — самый непростой. Естественно, есть долгие тренировки и моменты, когда надо терпеть. Чего-то супернового и удивительного не заметил. Все стандартно.
— Вы говорили, что беговые упражнения постепенно отходят на второй план, их становится меньше. Чем они заменяются?
— Бег есть бег. Мы бегали, все нормально. Если кто-то не мог бегать — ему, например, не позволяла травма, — нагрузка заменялась велосипедом. Велосипед — приближенный элемент тренировок.
— Есть известная история, что Сергей Михалев разрешал Сергею Гомоляко вместо кроссов проезжать дистанцию на велосипеде. Игрок катался вместе с тренером, пока команда бегала.
— Сейчас уже есть велосипедные тренажеры. Для больших игроков бег — очень большая нагрузка на суставы и сердце. Задача же поднять аэробную работу. Разин заменяет кроссы боксом, кто-то — велосипедом или бассейном.
— Согласны, что тренеры могут пересмотреть подход к кроссам и тестам Купера после смерти Павла Крутия?
— Да. Я и сам не люблю особо бегать. Думал — в чем задача теста Купера? К каждому ведь нужен индивидуальный подход. Элементарно человеку, который весит 115-120 килограммов, нужно уложиться в те же 12 минут, что и человеку, который весит 70 кг. Это разные вещи. Думаю, стоит задача не прямо выбежать, а больше смотрят на то, как игрок переламывает себя и показывает характер.
— Если вернуться лет на 8-10 назад, некоторые хоккеисты приезжали на сборы с лишним весом. Правда, что сейчас таких людей почти нет?
— Да, эти изменения очень заметны. Люди начинают готовиться после месяца отдыха. Подключают занятия на льду, футбол, волейбол — не сидят на месте. К сборам подходят подготовленными.
— Над чем вы работаете, если говорить о ледовой подготовке? Помним, что вы на каком-то этапе корректировали катание и пересмотрели подход к броску.
— Так и есть. Многие детали развиваются. По катанию есть много нюансов. В то же время эти упражнения очень энергозатратны. Они кажутся простыми, но раньше ты их не делал. Включаются в работу голова и все тело.
— Через сколько в России придут к тому, чтобы собираться на сборах за две недели до старта матчей, как это происходит в НХЛ?
— Сложно предсказывать, когда мы придем к этому. Вы сейчас вспоминали, что было десять лет назад. Тренеры понимали, что игроки приходят чуть-чуть не в форме и их надо подготовить. Был такой менталитет. Сейчас идет прогресс, но десять лет назад мы не могли даже подумать, что люди будут готовиться сами. Может, в дальнейшем мы и придем к практике НХЛ. Каждый человек понимает, над чем ему работать. У кого-то хорошая аэробная подготовка, но слабая взрывная скорость. У другого — наоборот. Если каждый будет заниматься индивидуально, то улучшит свои слабые стороны.
— В одном из прошлых интервью вы говорили: «Раньше я думал, что главное — сильно бросить. Лупануть, и все: в подсознании всегда думал, что если сильнее брошу, значит, мой бросок прошьет вратаря». Недавно видели материал на Sportsnet, где тренеры НХЛ говорили, что щелчки от синей линии уходят в прошлое. Вратари даже с трафиком слышат звук удара о лед и спокойно реагируют на бросок.
— А если кто-то просто ударит клюшкой по льду? Это очень тонкий нюанс. Согласен, что замах занимает время. Чем быстрее ты доставишь шайбу до ворот, тем лучше. Тебе подняли шайбу наверх — нападающий соперника ведь тоже на тебя набегает. Пока ты замахнешься, у него появится время перекрыть тебе линию. Если ты с короткого замаха резко закинешь шайбу — это будет сложнее для вратаря. Практика показывает, что большинство голов так и залетают. Когда большинство, да — есть время и можно бросить с замаха.
— В последние годы появился тренд на блокированные броски. В серии «Ак Барса» с «Авангардом» команды блокировали фантастическое количество бросков.
— Всегда к этому стремились. Защитники должны помогать вратарю. У «Авангарда», например, шайба может пролететь нападающего, но защитник ее берет на себя. Это очень помогает. Недаром говорят, что кто больше заблокирует бросков, тот и выиграет. Так часто бывает.
У Гатиятулина и Билялетдинова есть общие моменты
— «Трактор» приучил к терпеливому хоккею, когда порядок в обороне ставится во главу угла. В системе Гатиятулина защитников просят отказаться от авантюрных решений?
— Хоккей меняется, и сейчас пять человек должны играть впереди и пять сзади. Это правильный подход. Даже если мы посмотрим на чемпионов КХЛ, кубки выигрывали команды, у которых выстроена оборона. Не берем СКА с Вячеславом Быковым — у него была атакующая команда. А остальные? Что «Ак Барс», что «Авангард», что «Динамо», что ЦСКА.
— «Магнитка» в первый год Майка Кинэна играла иногда по бразильской системе.
— Да, про «Магнитку» я забыл, но у нее очень сильно играли вратари.
— Вы играете в паре с Лоуренсом Пилутом. Кто считается больше страхующим защитником, а кому позволены вольности в атаке?
— Мы с ним общаемся, сыгрываемся, но прошло еще очень мало времени. Стараемся говорить и помогать друг другу. Если я вижу, что он впереди меня, я ему кричу: «Иди помогай впереди». Если он видит, что я впереди, он говорит это мне. Надо поймать химию и взаимозаменяемость, которая должна быть.
— В Швеции он смело подключался к атаке, убегал вперед на месте крайнего форварда. На тренировках у него это проскакивает?
— Не скажу, что в системе есть запрет на подключения. Если есть момент, защитник должен помогать. Преимущество в одного игрока всегда лучше. Только он должен делать это с головой. Убежал — и прибежал обратно, а не остался там. И в зоне атаки защитники должны подключаться, путать соперников, помогать друг другу. Не стоять на месте, а играть впятером.
— У вас как человека, который может определять движение шайбы в большинстве, не разбегаются глаза от количества мастеров в спецбригадах «Трактора»? Каждый имеет право на бросок.
— Ты же играешь по ситуации. Человек может перекрыть линию паса, и ты отдашь другому. Это, наоборот, лучше. Соперник не знает, кого накрывать. Есть наработки, которые мы тренируем, — что-то меняем, ищем что-то новое.
— Правильно понимаем, что Гатиятулин хочет, чтобы каждый защитник мог сыграть с каждым?
— Лучше это спросить у Анвара Рафаиловича. Мое мнение — ты должен играть с любым человеком. Система примерно одна, все понимают свою работу. Часто на пересменке попадаются разные пары, кто-то может травмироваться. Каждый защитник должен быть универсальным и подстраиваться под любого партнера.
— Гатиятулина, как и Билялетдинова, называют адептами оборонительного хоккея. Насколько у них похож хоккей и базовые ценности?
— Если смотреть глобально, то да, у них есть схожие вещи. Существует акцент на оборону, но нет такого, что мы только обороняемся и ждем своего момента. Мы неплохо играем в атаке. Стоит задача больше владеть шайбой, а не играть от обороны.
— С уменьшением площадок тяжелее стало играть в откат? У «Ак Барса» времен Билялетдинова часто можно было увидеть картину, когда четыре человека выстраивались на синей линии, и оставалось только вбрасывать шайбу в борт.
— Это тактика, которая приносила результат.
— Сейчас, на маленькой площадке, сложнее играть в таком ключе?
— Нет. Сейчас нечасто видишь, когда команда выстраивается на синей линии и ждет. Да, она попробует сесть активно, но если не получится — свернется. В основном все так и играют. Никаких сложностей нет, как и в плане преодоления этого. Своими наработками и общением с партнерами мы должны преодолевать системы. А в обороне мы должны все выстроить так, чтобы сопернику было сложнее войти в зону.
Менеджеры боятся предлагать длительные контракты
— Уже привыкли, что теперь у вас на джерси не барс, а медведь?
— А у нас же пока «Трактор» написано просто.
— На кепках-то медведь.
— Да все нормально, белый же цвет.
— Но зеленого стало меньше.
— Чуть-чуть, конечно, непривычно, хотя в прошлом году у нас были черные майки. На льду тебе попадаются на глаза зеленые майки, и сразу реагируешь.
— Сколько времени ушло на самоидентификацию как игрока «Трактора»?
— Понимал, что с момента перехода я в новой команде и должен делать все для ее успехов. Это моя работа и обязанность. В любом случае буду переживать за «Ак Барс» и желать команде только хорошего. Это клуб, в котором я вырос, отыграл почти всю сознательную жизнь. Переход — тяжелый шаг для меня, но так было суждено сделать.
— Вы для себя поняли, почему год назад «Ак Барс» не согласился подписать с вами длительный контракт?
— Наверное, это вопрос менталитета российского человека. Мол, игрок подпишет долгий контракт и успокоится. Сменки реже — деньги те же. Из-за этого менеджеры боятся предлагать длительные контракты.
— Разве вы давали такие поводы? Кажется, нет.
— Согласен. Я старался показать преданность клубу, показать, что хочу играть дольше. Эту ситуацию можно понять и с их стороны, и с моей. Никаких обид нет.
— Правильно понимаю, что, когда вы подписывали контракт с «Трактором», срок имел для вас принципиальное значение?
— Естественно, не хочется бегать по клубам. Команда-чемпион, как показывает практика, не строится за один год. На это нужно время. Поэтому и принял такое решение. Хочется выигрывать еще и еще. Годы-то уходят, кто знает, сколько еще буду играть.
— Правда, что челябинцы весной сделали вам предложение и просто ждали, чем завершатся ваши переговоры с «Ак Барсом»?
— У меня были личные моменты, из-за которых сильно не погружался в процесс. Не общался лично со сторонами, все это делал агент. Знаю, что было общение и с «Ак Барсом», и с «Трактором».
— Вы говорили, что хотели бы попробовать себя в НХЛ, но только при условии, что будет твердое место в основе. Значит ли это, что сейчас, учитывая срок контракта с «Трактором» и ваш возраст, потенциальный отъезд в НХЛ — закрытая история?
— Да, наверное. Во-первых, сейчас сложное время из-за пандемии. Пока ждешь предложение из НХЛ, можешь упустить шанс здесь из-за потолка зарплат. Здраво подумал и принял решение остаться в России. Конечно, это мечта — поехать и сыграть в НХЛ. Но нет никакой трагедии, если ты ее не выполнишь. Это лига, в которой было бы интересно поиграть, но если нет, то нет.
— За последние годы поступали ли конкретные предложения из НХЛ?
— Какие-то предложения поступали, но никакой конкретики.
— Вас не задрафтовали в НХЛ, несмотря на сильный юниорский чемпионат мира. Тогда у вас не было крушения мечты, когда видели, как выбирают партнеров по команде?
— Нет, такого не было. На тот момент, конечно, приятно было быть задрафтованным, но сейчас понимаю, что, может, и смысла в этом нет. Ты можешь выбирать клуб сам, твои права никому не принадлежат. У нас в принципе немного людей задрафтовали, хотя год довольно сильный. Только Кучерова, Нестерова, Косова, Шалунова, Хохлачева. Большого сожаления от невыбора на драфте не было.
— Есть понимание, почему после двух лучших сезонов в карьере вас не рассматривают даже как кандидата в сборную?
— Нет. У каждого тренера свое видение. У меня нет с этим никаких проблем.
— Неужели нет сожаления, что вы так до сих пор и не сыграли на ЧМ?
— Это мечты из разряда «если исполнилось, то здорово». У меня нет мысли, что если я не сыграл на ЧМ, то все моя карьера насмарку. Да, как и любому человеку, мне хочется поиграть за сборную. Но проблем с этим нет. Значит, все нужно доказывать в клубе.
— Правильно понимаем, вам после этого сезона даже не делали приглашение на сбор перед последним этапом Евротура?
— Да, сезон закончился, и все, звонков не было.
По молодости обижался на Билялетдинова, но потом понял, что он был прав
— У вас как у человека, который почти всю карьеру провел в родном клубе, нет сожаления, что сейчас там почти не осталось настоящих легенд? Команда, которая выигрывала последний Кубок Гагарина, почти разбежалась.
— К этому нужно подходить здраво. Та победа — уже забытая история. Не значит же, что эта же команда сможет выиграть и сейчас. Люди стареют, какие-то молодые ребята развиваются и играют сильнее. Перестройка команды всегда должна быть. Менеджмент сам решает, как это лучше сделать.
— Вы говорили, что у вас даже нет телефона Билялетдинова. Сейчас поддерживаете с ним связь?
— Зинэтула Хайдярович — человек, который внес огромный вклад в меня. Очень благодарен ему. Помню, молодым обижался на него, но спустя годы понял, насколько он был прав. Насколько он дальновидный человек и как он продумывает каждый ход — это очень интересно. Спустя годы вспоминаешь тот или иной момент. Когда увидимся, с радостью пообщаюсь с ним, выслушаю его слова. Его опыт дорогого стоит. К его словам надо прислушиваться.
— Уход Азеведо по ходу прошлого сезона удивил команду?
— Когда в команде такой человек, как Азеведо, это большой плюс к левелу. Он универсальный игрок и огромный профессионал. Было приятно играть с ним в одной команде и следить, как он работает, подходит к матчам и тренировкам. Его уход в сезоне немного расстроил, но мы понимали, что есть причины, которые порой важнее спорта и работы. Тогда это было ему необходимо.
— В казанских источниках писали, что он не попрощался с командой. Опровергнете это?
— Мы общались, он всегда оставался на связи. В WhatsApp есть группа, куда он писал перед плей-офф команде, пожелал удачи. Ни у одного игрока нет обид на него.
— Вас удивляло, что при своем росте он умудрялся разбивать лица людям, которые выше его?
— Нет. Видел, как он работает в зале, и знаю, что он очень гибкий и сильный. Рост не всегда играет роль.
— Воронков выходил в плей-офф с серьезной травмой, не жалел себя. Откуда у него столько спортивной наглости и отваги?
— Думаю, это натура человека. Простой ангарский парень, который старается через работу взять свое. Он играл в вышке, теперь — в «Ак Барсе». Доказывал своей самоотверженной игрой, что достоин основы. Бывают же легкие и техничные хоккеисты. А он играет за счет характера и самоотдачи. Если так и будет продолжать дальше, его ждет большое будущее.
— Когда вы играли в «Ак Барсе», у него же была кличка «Коламбус»?
— Нет, первый раз услышал это, когда микрофон повесили на Квартальнова. Лично я ни разу не слышал, чтобы его так называли раньше.
Респект Карлсону и Робинсону
— Вы как-то респектовали Джону Карлсону. Сейчас он для вас остался эталоном защитника?
— Я не назвал бы его эталоном. Сейчас есть не так много времени, чтобы за кем-то пристально наблюдать. В НХЛ есть очень яркие защитники, те же Кэйл Макар и Миро Хейсканен, которые очень здорово играют в атаке. А есть Виктор Хедман и Алекс Пьетранджело, которые, на мой взгляд, серьезно влияют на результат команды.
— Есть мнение, что в КХЛ практически не осталось по-настоящему топовых защитников.
— Мне очень нравится, как играет Мэтт Робинсон. Он всем все доказал в ЦСКА в чемпионский год, когда забивал в плей-офф очень важные голы. Плюс он достаточно много играет в меньшинстве. Не знаю, как он ведет себя в команде, но мне нравится его игра. Если говорить о россиянах, то есть много не самых ярких защитников, у которых почти каждое движение и действие продуктивно. Иногда комментатор за всю игру их фамилию раза два от силы назовет, но они приносят огромную пользу. Такие игроки в лиге точно есть.
Сейчас хоккей перестраивается, и когда я смотрел молодежный чемпионат мира, то почти все защитники бегут вперед и зачастую заигрываются. Но мое мнение — защитник в первую очередь должен обороняться.
— Согласны, что хоккей в КХЛ успел несколько раз измениться с момента основания лиги? Илья Воробьев как-то показывал прошлогодней «Магнитке» видео из чемпионского сезона, а потом понял, что хоккей стал другим.
— Наверное, с момента моего дебюта в 2011 году хоккей действительно успел измениться раза три. Сейчас почти не осталось игроков, которые воспитывались в советской школе. Наше поколение уже где-то на перевале. Хоккей все время меняется, как и любой другой спорт. Все уходит в более динамичное русло.
— После ЧМ в Риге многие заговорили о том, что российские команды не умеют играть в овертаймах «3 на 3». В «Тракторе» сейчас этому компоненту уделяется внимание?
— В плей-офф же у нас не будет овертаймов «3 на 3». Так что не знаю, есть ли смысл делать акцент на этом.
— Удивлены были, когда Антон Слепышев сказал, что в таком формате не разыгрывают никаких наработанных комбинаций?
— Наверное, соглашусь с ним. В целом если посмотреть, то это игра «туда-сюда». Один провалился и получаешь выход «два в один».
— При «3 на 3» ведь главное — это контроль.
— Да, без атаки голов не бывает. Но ведь есть много моментов, когда человек едет в троих, бросает и забивает. В любом формате есть риск.
В институте сложно было сдавать биохимию
— Слышали, что вы учились в Приволжской академии спорта и туризма. Что вы за образование там получили?
— Получил диплом тренера и учителя физкультуры. Но для того, чтобы работать тренером на уровне вертикали МХЛ/ВХЛ/КХЛ, нужно будет получать диплом Высшей школы тренеров в Санкт-Петербурге. С нынешним дипломом я могу тренировать только детские команды.
— Что вам дало это образование?
— Мне был важен сам процесс получения определенных знаний.
— То есть не был такого, что вы считали обучение формальным?
— Нет, я так не считаю. Да, в плане хоккея я какие-то моменты понимал. Но в плане той же анатомии человека я знал не так много. Так что какая-никакая информация поступила.
— Преподаватели не вставляли палки в колеса?
— Бывало такое. Хотя в основном ко мне очень тепло относились и помогали, так как понимали мою ситуацию. Но я и другие спортсмены не наглели и все зачеты, экзамены закрывали сами. Да, где-то мы, может быть, за счет каких-то хоккейных знаний выплывали. Например, один раз мне попадался вопрос, где просили описать преимущества большой и маленькой площадок. Я не знал, какой ответ должен был быть из теории в книжках, и просто отвечал своими словами. Поэтому иногда просто попадал в точку. Но и те, кто говорил обязательно ходить на их пары, попадались.
— Ну всегда ведь можно по-быстренькому сгонять на пары из Хабаровска.
— Да (смеется). Но, как правило, так говорили только совсем уж взрослые преподаватели.
— Самая сложная сессия или конкретный предмет, который вы закрывали?
— Сложнее всего было на первом курсе, когда мы сдавали биохимию. Анатомию тоже было тяжело учить, но не так тяжело, как биохимию. Там были больше какие-то формульные вещи, в которых у нас практически не было знаний. Пришлось почитать и подготовить конспекты.
— Как поживает ваша с Эмилем Гариповым сеть барбершопов?
— Пока все спокойно. С каждым годом бизнес идет лучше и лучше. Естественно, старались соблюдать ковидные ограничения — например, банально сажали людей через место друг от друга. Пока что мы только на пути к каким-то реальным дивидендам.
— Данис Зарипов не предлагал инвестировать в «Заряд»?
— Нет. Бывало, что общались с ним на тему бизнеса, но каких-то предложений не было. Считаю, что появление его клюшек — огромный плюс для индустрии. А еще плюс в том, что производство находится в России — здорово, что приходится не так долго ждать, когда к тебе придут клюшки. Сейчас очень много детей и детских тренеров, с которыми я играл раньше, играют «Зарядом».
— Есть слухи, что среди игроков «Ак Барса» было достаточно много тех, кто пострадал от крушения финансовой пирамиды Finico. Вас не пытались втянуть туда?
— Нет. Я и Эмиль мусульмане, это неразрешенный вид деятельности для нас. Да и я в принципе не особо понимаю, как работает система таких пирамид. Они ведь заведомо построены на том, что в какой-то момент должны рухнуть. В чем тут смысл? Быстрее откусить кусок, пока люди несут деньги в пирамиду, и на этом обогатиться за счет других? Люди просто пытаются построить счастье на чужом горе. Никогда не понимал, зачем люди вкладывают туда деньги — в этом нет никакой логики.
— Вас мог уберечь Владимир Ткачев, который интересуется экономикой.
— Да он чем только не интересуется. Он у нас и экономист, и психолог, и кто только можно.
— Кстати, вы недавно с Гариповым ездили с мастер-классами по деревням и селам Татарстана.
— Эмиль ведь рос и много времени провел в деревне. Да и я сам с окраины Казани. Когда мы в детстве смотрели на взрослых хоккеистов, то у нас постоянно была реакция: «Воу! Они же могут рассказать нам что-то интересное!» Мы делаем это не в первый раз и планируем дальше ездить по районам республики.
— Еще во время пандемии вы вместе с казанскими волонтерами развозили нуждающимся продуктовые наборы.
— Предложение поучаствовать пришло от «Ак Барса», и я сразу согласился. Можно было сидеть в четырех стенах, а тут появилась возможность приносить людям пользу. У меня была машина, в которую можно все спокойно погрузить. Было свободное время. Так что ничто не мешало в такой сложный момент сделать приятное людям. Им важно было понять, что они не одни в этом мире.
— Вы ведь стали вторым волонтером Татарстана по числу выполненных поездок.
— А у меня сразу напротив дома стояла база волонтеров и пункт выдачи. Со мной было еще четыре парня, с которыми мы занимались хоккеем в детстве, и мы на двух машинах все развозили. Один был за рулем, другой разносил. В основном где-то в 12.00 забирали коробки и уже к 15.00 все развозили.
Меня запугивали Челябинском
— Многие клубы сейчас прививают хоккеистов. Насколько вакцинация соотносится с правилами ислама?
— Это такой вопрос, на который я даже не могу ответить. Я не врач, чтобы говорить, нужна ли вакцина или нет.
— Успели обжиться в Челябинске?
— Да, мы специально приехали чуть пораньше, чтобы снять жилье, обжить его. Поселились в трех километрах от арены. Если честно, то меня запугивали Челябинском — говорили: «Челябинск! Такой суровый серый город!» Такие стереотипы есть, но я не могу сказать так же — здесь есть все, что нужно для жизни.
— Насколько фактор городской среды играл роль при выборе новой команды? По сравнению с Москвой и Казанью в Челябинске все равно другой уровень комфорта.
— Допустим, в Москве мне было бы тяжело. Это хороший город, но там такая суета... Разумеется, Казань для меня родной и красивый город, в котором ты все уже знаешь. Например, в плане ислама нам там очень удобно. Но в Челябинске тоже все очень хорошо — даже удивился, когда узнал, что здесь четыре мечети. Здесь есть практически все. Плюс клуб предоставил нам с Эмилем на арене комнату для молитв, чтобы бы могли уединиться там и спокойно прочитать молитву.
— Как в команде, особенно медицинский штаб, относятся к соблюдению Рамадана? В дневное время не употребляете пищу и воду, а ведь нужно тренироваться.
— Ну, до этого еще далеко. Пока нет моментов, которые могли бы пересекаться. У нас достаточно времени, чтобы успеть прочитать молитву. Тренировочный процесс есть тренировочный процесс. Мы спокойно совмещаем одно с другим. Пост обязателен для каждого взрослого состоявшегося мусульманина, но есть условия, при которых разрешается оставить пост. При этом в будущем его обязательно нужно возместить. Например, послабления разрешаются больному человеку, путнику или беременной женщине. Сложностей никаких нет.
— При этом приемы пищи переносятся на ночное время.
— Да, ты можешь кушать до начала рассвета и после захода солнца.
— После этого не трудно отучить себя есть по ночам?
— Нет, проблем нет. Хотя когда впервые начинал поститься, то думал, что сложно пить и есть только ночью, а потом перестраиваться.
— В «Ак Барсе» вы ведь играли с Артемом Галимовым и Станиславом Галиевым, которые, несмотря на татарские корни, исповедуют христианство.
— Да. Просто Стас из Москвы, а Артем из Самары. На самом деле от татарского у них остались только фамилии. Но это нормально. В Татарстане есть районы, в которых живут татары, крещенные при Иване Грозном. Религия и нация — разные вещи. Как русский парень может принять ислам, так и татарин может быть крещен.
— В «Ак Барсе» не было русских хоккеистов, которые бы интересовались исламом?
— Для многих ислам — это что-то новое. Поэтому некоторые спрашивали и интересовались.
— Как часто тянет в Казань?
— Если честно, то бывает такое. Тем более что семья еще не переехала ко мне из Казани — я по ней очень скучаю. В целом пока не до ностальгии. Я такой человек, что с этим проблем у меня нет. Сейчас идут сплошные тренировки, но на одних выходных я уже как-то ездил домой.
