Патефон, Шаляпин и сигарный дым. Не стало Анатолия Бардина
Отчего-то мы чаще встречались где-то в Европе, чем в Москве, – хоть жил Анатолий Бардин в двух шагах от редакции. В последние годы, впрочем, перебрался в Карловы Вары…
Там – то в Кельне, то в Братиславе – выглядел Анатолий Федорович добрым русским барином. Всюду был со свитой, смотрел ласково. Даже когда не было в руках его сигары, казалось – она есть.
Не знаю, почему – но настроение всякий раз повышалось. Он был мастер заражать добрыми эмоциями. Вкусом к жизни. Жить этот человек умел ярко и широко. Одним своим видом призывая присоединиться к празднику: "Ты почему не с нами?!"
Мне все хотелось расспросить – не скучно вам там, в этих Варах? Не жмет в плечах городок? Не тянет обратно в хоккей? Я-то, раз оказавшись, заскучал на вторые сутки.
Бардин в свои годы регистрировался в Фейсбуке – посылая миру сигнал: скучновато, тесновато…
**
Сколько раз ездил я по его приглашению в Омск – не сосчитать. С Бардиным было интересно дружить. С каждым корреспондентским приездом истории из судейского прошлого становились все цветастее. А жизнь добавляла новых.
Он был открытым парнем, человеком куража. Казался веселым авантюристом. С каждым годом в хоккее таких все меньше – старые уходят, новые как-то не рождаются. Сегодняшние – совсем скучные. Бардина же мутило от лозунгов и пафоса, вот за это я ручаюсь.
Его кабинет оформлен был словно музей – резное бюро, коробка с сигарами, патефон, древний фотоаппарат…
– Гляжу на все это – так приятно становится! – улыбался хозяин кабинета. – Тебе какую сигару?
Я с ужасом отмахивался от сигарной коробки – а Бардин с наслаждением, растягивая слова, выговаривал:
– А я – вот эту-у-у…
Кабинет наполнялся вкусным дымом – и я жалел, что отказался.
– Праздники у нас еще будут! – подмигивал Бардин.
Я верил – будут. Хотя газеты писали, что дела его и "Авангарда" плохи.
– Про хоккей – потом, – говорил Анатолий Федорович. – Сейчас я вот что покажу. Слушаем!
Я замирал – и слушал патефонный треск. Прорывалась сквозь который величавость баса.
– Шаляпин? – угадывал я.
Бардин коротко кивал. Выпустив ещё одно облачко дыма.
Мы говорили про Шаляпина. "Он мне душу согревает!" – поднимал палец Бардин, – и переключались на сигары:
– С Женей Гинером недавно обсуждали эту тему, мне было интересно. Он-то курит только Hoyo de Monterrey, Double Corona. Да, они хорошие. А вот пробовал из Доминиканы, Никарагуа – какая-то сушеная трава…
Я кивал с важностью. Будто взвешивая всякое слово и соглашаясь. Хоккей из нашего разговора уходил все дальше. Вдруг выныривая из глубины посторонних тем:
– Меня-то на это дело подсадил Геннадий Величкин. В 2004 году у нас возник газетный спор. "Магнитка" два раза обыграла нас дома, накануне омского матча открываю газету – а там Геннадий Иванович рассказывает: дескать, хранится у меня в хрустальном кубе особая сигара. Закурю ее на льду Омска. Хоккеисты наши обиделись: "Анатолий Федорович, что за безобразие? А мы что, не закурим?" И я ответил – у нас есть целый ящик кубинских сигар. А курить их собираемся в Магнитогорске. Спасибо Гене за это увлечение!
Будь моя воля – я бы не говорил с Бардиным о хоккее вообще. Жизнь его казалась столь цветастой и полной анекдотов, которые оказывались былью, – что уж тут о хоккее?
– Я ведь спасателем работал… – вспоминал вдруг мой герой.
– Ага! – радовался я. Люблю такие истории. – Спасли кого-нибудь?
– Не совсем, – вкрадчиво усмехался Бардин. – При мне случилось единственное происшествие. Как-то выловили утопленницу – она уже, видно, несколько дней плавала. Так опытные спасатели подсказали, что ее надо зацепить багром и оттащить к дальнему берегу – в зону Кировского пляжа.
– Зачем? – ошарашенно переспрашивал я.
Бардин смотрел на меня, словно на инвалида по уму:
– Чтоб не нашей бригаде отчитываться…
О судейском прошлом рассказывал с такими искорками в глазах, похохатывая, что и сравнить не с кем. Разве что с моим соседом по Тарасовке – легендарным судьей и администратором Анатолием Сеглиным. Те же интонации, та же величавость. Тот же юмор.
Достаю сейчас старую заметку, перечитываю – и голос Бардина у меня в ушах:
– Начальники перед матчем говорили игрокам: "Сегодня судья Бардин. Так что засуньте язык в одно место и помалкивайте. Он человек обеспеченный, всегда судит честно". Я и впрямь уже крепко стоял на ногах – занимался нефтепродуктами, ездил на "Мерседесе". А это те времена, когда для хоккеистов пределом мечтаний была "девятка". Был забавный случай в Усть-Каменогорске. Местное "Торпедо" принимало "Крылья Советов". Уже перед выходом на лед я услышал, как мальчонка из "Крылышек" обращается к кому-то из партнеров: "Все понятно, судью купили". Я разозлился.
– Что сделали?
– Отодвинул ворот рубахи, показал ему золотую цепь с палец толщиной. Потом добавил: "У меня в Омске стоит машина, которая стоит больше, чем вся ваша команда". В "Крыльях" с деньгами тогда было совсем плохо.
– Цепи уж нет.
– Зато "Мерседесу" я верен. Двадцать с лишним лет езжу только на них. Правда, четыре года назад захотелось чего-то необычного. Решил "Кадиллак" взять за 85 тысяч долларов. Но откатал несколько месяцев – и продал себе в убыток. Не понравилась. Какой-то он мягкий, вальяжный… Не мое!
Мы много говорили о хоккее. Об "Авангарде" и Абрамовиче. О Сушинском и Иване Глинке.
Но о хоккее мне и сегодня есть с кем говорить.
С кем слушать Шаляпина под сигарный дым – таких, кажется, не осталось.
Бардин был веселым и открытым. Такие люди должны жить долго. Но получается не всегда.
Спите спокойно, Анатолий Федорович. Вас-то я точно никогда не забуду.
