«Видел, как унижают молодых хоккеистов. Это принять не могу». Как известный комментатор стал тренером
Дмитрий Федоров — известный журналист, комментатор и телеведущий. Если вы хоть чуть-чуть интересуетесь хоккеем, то не знать вы его просто не можете. Он начинал работать на телевидении еще в 90-х годах, был ведущим передачи «Щелчок», выходившей на НТВ. Много лет Федоров комментировал матчи, работал на КХЛ ТВ, семь лет был руководителем этого телеканала.
В это же время Дмитрий увлекся профессией тренера. Долго изучал теорию, затем получал практику в качестве тренера-волонтера в юношеских командах. Получив диплом ВШТ, он решился на кардинальную смену деятельности. Федоров нашел первую серьезную работу — ассистента главного тренера в клубе Молодежной хоккейной лиги «Чайка» из Нижнего Новгорода. Отработав год и дойдя с командой до полуфинала Кубка Харламова, Федоров был намерен продолжать тренерскую карьеру, но в середине июля понял, что новый контракт с «Чайкой» подписан не будет.
Решил, что мне нужно тренировать дальше
— Что ты испытал, когда узнал, что пути расходятся?
— Я для себя открыл, что для тренеров МХЛ и ВХЛ межсезонье — невероятно тяжелый период. Потому что контракты редко заключают сразу после сезона. Специалисты находятся два — два с половиной месяца в подвешенном состоянии. Когда был журналистом, я этого не понимал и не видел. Мне тяжело было расставаться с «Чайкой» и Нижним Новгородом: из-за ребят, из-за болельщиков. Город застолбил серьезное место в душе. Не буду скрывать, переживал некоторое время.
— Давай вернемся к моменту, когда ты получил предложение поработать в клубе МХЛ. Ты ведь давно увлекся темой тренерства. Было ли такое, что ты рисовал себе какие-то радужные картины новой деятельности, а на самом деле все оказалось совсем не так, как предполагал?
— Естественно, какие-то процессы в хоккее жестче, чем я их себе представлял. Но не было радикального расхождения реальности и моих собственных представлений. Я много общался и с тренерами, и с игроками до начала тренерской деятельности. У меня была довольно большая практика тренера-волонтера. Я уже видел хоккей и с парадной стороны, и со стороны повседневной. Поэтому у меня ни секунды не было какого-то глобального разочарования. Тем более что мы все-таки выиграли бронзовые медали. Без них было бы тяжелее. В общем, сейчас я только укрепился в мысли, что мне нужно оставаться в этой профессии.
— Как коллеги реагировали на твое увлечение работой тренером?
— Чувствовал в основном одобрение. Мне говорили, что встречали отдельные негативные комментарии болельщиков, но я этого не замечал. Только хорошие слова со стороны тренеров, прессы. Поддержка меня вдохновляла. Я признателен всем и каждому за добрые слова.
— Как ближайшие коллеги-тренеры восприняли твое появление в штабе?
— Меня очень тепло встретили. У нас был потрясающий человеческий контакт и с главным тренером Алексеем Исаковым, и с помощником Дмитрием Космачевым, и с тренерами вратарей Аркадием Марьиным и Александром Пиманкиным. Хорошие отношения сложились сразу, с первых минут. Но они понимали, что в каких-то моментах я еще сырой и мне нужно подсказывать. По ходу сезона я вышел на проектную мощность и уже не допускал ошибок в тренировках. Коллеги увидели, что мне можно доверять.
Например, тот же Исаков — великолепный педагог. Он не всегда проводил тренировки сам, иногда объяснял и вел занятие Космачев. Во второй день микроцикла чаще всего это делал я. И уже тренировки перед играми проводил сам Исаков. Делегируя полномочия помощникам, он развивал нас. Наверное, после этого и ребята нас воспринимали по-другому.
Потом возникла необходимость готовить теорию по сопернику. Сначала это было все устно, потом я освоил видеомонтаж. Мне купили ноутбук, поставили программу Movavi Video Suite. Иногда Алексей Геннадьевич (Исаков. — Прим. «СЭ») проверял мою работу. А однажды дал обнадеживающую оценку, заявив, что сам он увидел те же самые нюансы при просмотре игры соперника, что и я. В основном теория была на мне, а уже перед матчами плей-офф мы готовили ее всем штабом.
Тренировочный процесс в «Чайке», подготовка к играм, послематчевый анализ были у нас по стандартам НХЛ. Я расспрашивал, как это происходит за океаном, обсуждал тему со многими игроками и тренерами, в частности с Ильей Воробьевым, который был на стажировке в «Ванкувере», а до этого работал с Полом Морисом и Майком Кинэном. В нашей команде были невероятно интенсивные тренировки. Перед ними мы вывешивали в раздевалке все упражнения, распечатанные на бумаге.
Непосредственно перед выходом на лед один из тренеров у макета еще раз все объяснял. Затем мы делали быстро четыре-пять упражнений подряд, после чего была пауза на водопой, а затем второй блок — теперь уже игровые упражнения. В чем главное отличие тренировочного процесса в НХЛ от принятого у нас: там тренировка продолжается 35-40 минут, но при этом она интенсивная и без пауз. У нас же берут объемом. Тренировка продолжается больше часа, но довольно много пауз, тренер у макета что-то объясняет. И интенсива не хватает.
Мы в «Чайке» проводили хорошие разборы игр. Пришли постепенно к такому алгоритму: главный тренер показывает атаку — игру с шайбой, без шайбы, форчеки; Дмитрий Космачев показывает игру в обороне, сильные и слабые стороны, а я в основном занимался индивидуальными ошибками. Иногда мы разбирали с отдельными хоккеистами все их смены за матч. Садились и вдвоем обсуждали. Исаков мог пригласить тройку на разбор. Это было достаточно эффективно.
За сезон я сделал нарезку из большого количества матчей НХЛ, взрослых и молодежных чемпионатов мира, где тот или иной технический прием хорошо виден. Всегда можно показать хоккеисту и сказать, что ты можешь сыграть так же. Это здорово мотивировало ребят. Они выполняли эти элементы в игре.
Некоторые игроки приходили на индивидуальный разбор с листочком бумаги, где все смены уже самостоятельно ими расписаны, и они сами говорили о том, какие ошибки сделали. Вот такие они продвинутые и ответственные.
Я многому научился благодаря своим коллегам. Благодарен им за то, что они на первых порах спокойно воспринимали то, что какие-то вещи я не знал или делал неправильно. Потом я уже втянулся в работу, и мы были на одной волне: шутки, юмор и прочее. Это важно в нашей работе. Когда в тренерском штабе все единомышленники, то юмор помогает пережить самые тяжелые, драматические моменты — это ж классно.
Работа комментатором помогла в тренерской карьере
— Как тебя воспринимали игроки? Понятно, что при разборе ты мог все ясно и четко изложить своей грамотно поставленной речью. Но как было во время ледовых тренировок? Ты ведь не профессиональный игрок и не можешь показать на льду технический элемент лучше, чем это могли бы сделать твои подопечные.
— Наверное, в первые дни они с улыбкой воспринимали мое катание. Я почти год толком не катался. Так, эпизодически. Но потом втянулся, уже посадка была нормальной. По моим наблюдениям, современные игроки на такие вещи не обращают внимания. Они смотрят на то, что специалист может им дать. Если хоккеисты видят, что они растут с тренером, а он помогает им это делать с уважением, то с таким же уважением они относятся и к нему. Если они не чувствуют уважения, не видят смысла в его подсказках, то никакое идеальное катание тренера не спасет.
И показывать упражнение игрокам на уровне МХЛ уже не нужно. Идет больше работы по тактике.
— Насколько ты как специалист можешь оценить уровень игрока, выявить проблемы в катании, владении клюшкой, других технических навыках?
— По детям, наверное, нет. В свою защиту скажу: как-то я спросил Леонида Слуцкого (футбольного тренера. — Прим. «СЭ»), может ли он определить уровень ребенка. Тот ответил, что на взрослом уровне легко по одному тайму понять задатки, представить перспективы его карьеры. Но по детям — нет. Если мне, например, покажут 10-летнего хоккеиста, я смогу определить, тяжелое ли у него катание. Но как исправить ситуацию, не скажу. А вот одному игроку «Чайки» я дал на лето задание, как улучшить катание. И он мне после первых дней предсезонки позвонил и сказал, что почувствовал легкость в движении. Все-таки я тренер, который ориентирован на работу с хоккеистами постарше. И не вижу в этом ничего зазорного. Есть тренеры, которые могут великолепно работать с детьми 6-9 лет. На мой взгляд, это самое сложное. Есть те, кто лучше работает в диапазоне 10-13 лет. А есть топ-тренеры КХЛ. Отправь их в детскую школу, там они не смогут показать свой максимум.
Я объективно оцениваю себя. Вряд ли смогу научить ребенка кататься или владеть клюшкой. Хотя как-то занимался с пятилетними. Но у меня свое направление.
Год назад я был в тренинг-кемпе «Торпедо». И там были собственные молодые игроки и хоккеисты из других команд на просмотре. И я после первых тренировок дал оценку нескольким игрокам. Они совпали с оценками скаутов и тренерского штаба. Среди прочих я выделил Арсения Варлакова — уже после двух тренировочных дней. В результате Варлаков теперь игрок основы «Торпедо». Получается, на уровне 16-20-летних я могу посмотреть два-три дня и понять сильные и слабые стороны хоккеиста.
— Ты пришел в профессию, будучи широко известным профессионалом в другой области. Помогли ли тебе полученные знания в новой сфере?
— Комментаторская работа — работа по шайбе, эмоциональная оценка эпизода. Надо сделать так, чтобы создать настроение у зрителей. Тренерский взгляд зачастую направлен на то, что происходит без шайбы: построение, система. Нужно смотреть на то, что происходит по всей площадке и что предшествует эпизоду. При этом необходимо быть максимально рациональным и сдержанным. Я боролся с проявлением эмоций во время матчей, но потом для себя решил, что голам все-таки можно порадоваться.
От комментаторской работы в тренерскую берешь насмотренность. Она важна. Когда ты за свою жизнь посмотрел несколько тысяч матчей, все равно это помогает.
— Привнес ли ты что-то новое?
— Здесь не должно быть громких слов. Нашему хоккею не хватает эмпатии. Игрока нужно понимать, представлять, что у него происходит в душе. Мотивировать его не криком, а конкретными словами, вразумительно. Да и вообще сейчас подростки такие ранимые, что нужно их прежде всего успокоить, когда что-то не получается. Думаю, привнес в работу какие-то педагогические навыки, психологические приемы. Много общаюсь с игроками. С ребятами нужно больше общаться на любые темы, не только о хоккее.
На уровне МХЛ заработать много денег невозможно
— Удалось ли находить общий язык с ребятами 2000-х годов рождения?
— Да. Им иногда и книги нужно дать почитать. Не только о хоккее: о психологии, поведении, художественные книжки можно посоветовать. Нужно быть им отцом и матерью. Не будем забывать, что часть хоккеистов живет в интернате. И им очень непросто. Иногда в хоккей играют ребята, у которых, например, отцов нет, из неполных семей. Таким игрокам необходимо вне тренировочного процесса уделять повышенное внимание. Это только кажется, что спортсмены сильные. За последнее время я прочитал несколько книг по психологии, и все исследования показывают, что спортсмены в большей степени страдают психологическими заболеваниями, чем среднестатистические люди. Это объяснимо: много стрессов, гиперответственность, зависимость от результата.
— Насколько зарплата тренера МХЛ соответствовала твоим ожиданиям? Хватало ли тебе на жизнь?
— Единственный вопрос, который я никогда не задавал своим хоккейным работодателям, это сколько я буду получать. Пошел в хоккей не ради денег, а ради побед. На уровне МХЛ заработать много невозможно. Это я понимал. Естественно, в Москве я зарабатывал значительно больше. Это и работа руководителя КХЛ ТВ, и ведение программ на «Матч ТВ», и ведение мероприятий вне телевидения. Но я не принимал это в расчет. Для меня важно было работать тренером, это гораздо интереснее. Удовольствие за деньги можно купить, а счастье не купишь. В прошедшем сезоне я был счастливым человеком.
— Как ты принимал участие в управлении игрой? Что входило в твои функции?
— Алексей Геннадьевич выпускал звенья на площадку и мастерски управлял игрой, плюс подсказывал что-то ребятам. Если я видел какие-то недочеты в игре нападающих, то по возможности что-то показывал, рисовал на планшете. По ходу игр я вел статистику по вбрасываниям. Отмечал не только выигранные и проигранные, но и в какой зоне они были и к чему привело каждое из них. В перерыве я мог сказать, например, что мы проиграли в своей зоне четыре вбрасывания подряд, это привело к таким-то последствиям, мы не должны так делать, надо исправляться. Простые, казалось бы, наблюдения, но когда ты систематизируешь их и подаешь в перерыве, команда на это реагирует.
Один раз была такая ситуация: перед третьей игрой плей-офф против «Мамонтов Югры» при счете 1-1 в серии Дмитрий Космачев поучаствовал в раскатке, все было нормально, но к вечеру он слег с вирусом. Ему срочно нужно было ехать домой и отлеживаться. Во время игры я выпускал защитников вместо него, это для меня было чем-то новым.
Все прошло хорошо, мы победили в овертайме. Игроки все здорово выполняли, не было никаких сложностей. Вроде бы ЧП, но оно нам не помешало победить. А на следующий день Дмитрий Евгеньевич, к счастью, выздоровел. И мы забрали серию, что принесло нам в итоге бронзовые медали.
— Насколько велика пропасть между детским хоккеем и МХЛ и между МХЛ и КХЛ? Тяжело ли доводить юниоров, которые только окончили ДЮСШ, до профессионального хоккея?
— Все очень индивидуально. В нашей команде было как минимум трое ребят, которых в детской школе никто не воспринимал всерьез. Чуть ли не под отчисление. Но у нашего тренерского штаба не было никаких предубеждений, мы увидели, что у них есть сильные качества, и старались развивать их. И на моих глазах эти «бесперспективные» за год вышли на абсолютно другой уровень. Возможно, это стало сюрпризом и для них самих, и для руководства. Это я о том, что никогда не надо ставить крест на игроке. Какой-то хоккеист бурно прогрессирует в 16 лет, а какой-то в 20. Поэтому я против распространенной практики, когда игрока после беглого просмотра списывают, разочаровываются в нем и говорят, что он «дрова». Мой опыт прошлого сезона свидетельствует о том, что хоккеист в 20-летнем возрасте тоже может стремительно выходить на новый уровень.
Иногда старые методики приносят результат
— Как тебя сейчас воспринимают коллеги по тренерскому цеху? Как тренера или все еще как комментатора?
— Я общаюсь со многими, обсуждаю нюансы игры, и общение происходит на равных. С тем же Дмитрием Гоголевым, нынешним главным тренером «Чайки». Да, я решил не подписывать контракт из-за того, что меня не устроил предложенный мне функционал. Но в то же время мы с ним хорошо поговорили, профессионально и доброжелательно. Я не чувствую снисходительного отношения со стороны других тренеров.
— Бросаются ли тебе в глаза тренеры старой формации, которые работают по устаревшим лекалам и не хотят учиться ничему новому?
— В МХЛ очень разные тренеры. Есть специалисты старой школы. Некоторые дают игрокам такой тренировочный объем, что только Шварценеггер в лучшие годы выдержал бы все это. Некоторые ориентированы на профессиональный хоккей высшего уровня — КХЛ и НХЛ. Мне кажется, наш тренерский штаб был как раз такой, заточенный на современные форматы. Есть специалисты, которые стараются не перегружать хоккеистов анализом соперника. Мне такой подход не близок. Но тут есть свое рациональное зерно: играть от себя и не напугать хоккеистов крутизной оппонентов.
В МХЛ до сих пор встречаются и упражнения с баллонами, и втягивающая легкоатлетическая подготовка безо льда. Отметил для себя, что раньше я мог сказать про кого-то: «Вот этот — старорежимный тренер», но теперь избегаю таких оценок. Потому что иногда старые, критикуемые многими методики приносят результат. Я видел команды, которые, как мне кажется, тренируются неправильно, но при этом обыгрывают нас.
Принимаю любые методы подготовки. Единственное, что мне не нравится, — когда унижают молодых хоккеистов. Видел тренеров, которые работают даже не жестко, а жестоко. Это принять не могу. И такой способ работы неэффективен: нынешние молодые хоккеисты могут воспринимать тренера без постоянного окрика, нажима и унижения.
— Чувствуешь ли ты себя революционером с точки зрения изменения представления о профессии? Что человек, не занимавшийся хоккеем профессионально, может стать профессиональным тренером в хоккейном клубе.
— Мой случай индивидуален. В России такое возможно, но добиться успеха, выиграть конкуренцию в разы сложнее, чем за границей. Все равно стереотипы «играл/не играл в хоккей, а если играл, то на каком уровне» еще действуют. Я не революционер, это совершенно точно. Чтобы стать революционером, надо привнести в хоккей что-то серьезное, концептуальное, изменяющее индустрию. У меня, кстати, есть одна тактическая задумка по игре в овертайме. В новом клубе попробую ее реализовать.
— Что дальше? Где планируешь продолжить тренерскую карьеру?
— В командах МХЛ все тренерские штабы уже сформированы. Но в первый же день после того, как мы расстались с «Чайкой», со мной связались из одного клуба ВХЛ. Мы провели переговоры. Ждем финального «да» от владельца. ВХЛ — интереснейший вариант, потому что в команде есть и взрослые, сложившиеся хоккеисты. Молодежи я могу многое дать, а вот старшим... Посмотрим, каким получится взаимодействие с ними. В том, что с молодыми хоккеистами все будет здорово, я не сомневаюсь. К тому же в ВХЛ 64 матча в регулярке. Больше, чем в МХЛ. Отличный опыт! Очевидно, что мне нужно набираться опыта именно через игры. Хочу и дальше совершенствоваться, работать в хоккее. Увидел, что могу прогрессировать и быть полезным. Довольно быстро схватываю все новое. Для меня важны отклики хоккеистов, с которыми работал. Они мне присылают такие добрые сообщения! Я потрясен! Раньше я был убежден, что самое важное в спорте — это медали и кубки. Но когда молодые ребята пишут, что ты им чем-то помог, развил, то их слова радуют не меньше, чем их победы.
Ведь мы живем и работаем для наших детей. У меня своих детей нет, но зато теперь у меня много детей хоккейных. И я их очень полюбил.
