«Когда уезжал в НХЛ, известные люди говорили, что на коленях приползу обратно». Большое интервью Владимира Тарасенко
Это было как в кино. 9 июня 2019 года «Сент-Луис Блюз» при счете 3-2 в финальной серии Кубка Стэнли против «Бостон Брюинз» предстояло провести шестой, домашний, матч. А днем ранее ведущий форвард «блюзменов», третий снайпер плей-офф (11 голов) Владимир Тарасенко отправился в один из роддомов Сент-Луиса, чтобы увидеть появление на свет своего третьего сына Артема.
Домашний матч «Блюз» проиграют, но четыре дня спустя в Бостоне российский нападающий сделает из угла площадки красивую и важнейшую голевую передачу Шенну при счете 2:0, после чего дело будет, по сути, сделано. И вскоре после первого в истории завоевания «Сент-Луисом» Кубка Стэнли весь хоккейный мир будет умиляться фотографии только-только родившегося грудничка, удобно расположившегося внутри главного хоккейного трофея планеты...
...Мы сидим дома у 28-летнего Тарасенко, в идиллической обстановке большой гостиной у камина. Каждые пару минут мимо нас (иногда — останавливаясь и что-либо родителям сообщая, например: «Я — плохой мальчик!») на огромной скорости проносится трехлетний Саша, ребенок необыкновенной активности и неуемного любопытства. По большому счету именно из-за него полтора года назад Владимир и Яна поменяли дом. Прежний находился у дороги — здесь же вокруг тишина, покой и огромный парк. Даже если малыш куда-то случайно выскочит — никакой опасности для него это представлять не будет.
«Все окна у нас выходят так, что мы видим детей, по сути, всегда, — объясняет Тарасенко. — Несмотря на то, что с нами постоянно живет няня-филиппинка, мы очень много времени проводим с детьми. Очень важно все время находиться с ними в контакте. Вот он, энергичный!»
«Саш, как дела?» — спрашивает Владимир. Ребенок на смеси двух языков (уже сказывается, что ходит в американский садик) отвечает: «Tired (устал, — Прим. И.Р.). Холосё!» Папа смеется и продолжает:
«В подвале мы поставили им хоккейный каток с искусственным льдом. В старом доме он тоже был, но там нельзя было кататься на коньках, а здесь можно. И ворота на улице есть, и баскетбольное кольцо.
Вспоминаю детство. Когда нас куда-то увозили — главное было домой не возвращаться. Готов был делать что угодно! А тут, когда едем в парк или куда-то еще, только успеваем выехать, как дети говорят: «Поехали домой!» Дома-то все есть.
Саша в три года уже покатился. Я не знал, как будет — а в итоге он сам попросил, чтобы ему купили коньки. Только начал разговаривать — показал на ноги и сумел объяснить, чего он хочет. Вышел на лед — и поехал сразу. Сегодня вот с утра ездили на тренировку в 10.30 утра с другими малышами. Он прямо хочет кататься!"
Яна добавляет: «Саша получает искреннее удовольствие от хоккея. Если на плавание он ходит, потому что надо, то на хоккей бежит».
За резвым Сашей во время нашей беседы, как может, присматривает 12-летний Марк, сын Яны от первого брака, в жизни спокойный и рассудительный парень, на льду — голкипер. С его внимательностью и концентрацией за Сашу можно не беспокоиться. А уже во время интервью просыпается и вскоре оказывается на руках у счастливого отца младший. Тот самый Артем, который лежал в Кубке Стэнли, как в люльке...
С этого поразительного сплетения главного момента в карьере и одного из главных — в жизни Тарасенко мы и начали нашу трехчасовую беседу. Яна с очень интересными уточнениями присоединялась к ней периодически — когда домашние хлопоты отпускали. А меня ни на секунду не отпускало ощущение счастья, которое царит в этой большой семье. Оно шло не только и не столько даже от слов. Скорее — от жестов, взглядов, интонаций. От общения с детьми. От атмосферы какой-то удивительной, редкой для нашего времени нежности и понимания, как родные люди должны друг другом дорожить.
А еще я открыл для себя очень глубокого, нестандартно мыслящего и, кстати, отлично формулирующего свои мысли человека. Последнее для многих, вероятно, станет откровением — у Тарасенко сложилась репутация одного из самых молчаливых наших энхаэловцев. Но, как и в случае с Никитой Кучеровым пару лет назад, обнаружилось: если человек большей частью молчит, это отнюдь не означает, что ему нечего сказать. А значит это лишь то, что склад его характера не позволяет откровенничать с каждым. Возможно, и со мной не стал бы, если бы не любезная рекомендация его лучшего друга, защитника «Вашингтона» Дмитрия Орлова, которому отдельное спасибо.
Жены игроков «Сент-Луиса» прыгали в бассейн дома у Тарасенко под песню «Gloria»
«Как вы прожили конец весны — начало лета 2019-го? — спрашиваю Тарасенко. — Как можно совместить два таких события в карьере и в жизни — и вложиться в оба по максимуму?» Владимир улыбается:
— В какой-то степени это было дежа-вю. Потому что в 2016-м мы играли с «Сан-Хосе» в финале конференции, и в тот момент родился Саша. Тогда у меня был первый раз, когда одни из самых важных игр в жизни совпали с рождением ребенка. Я получил определенный опыт, как распределять эмоции.
Как совместить? Главное, что ребенок — желанный, мы его очень сильно ждали. И получали удовольствие от всего, что происходит. Яна сделала много всего, чтобы я, когда надо, думал только о хоккее. Даже на таком сроке беременности она брала на себя все заботы по дому, чтобы у меня была возможность сфокусироваться на игре.
Я ездил в роддом, когда Артем рождался, мы провели какие-то часы вместе. При родах я был оба раза — и Саши, и Артема. На следующий день мы играли шестой матч, проиграли. После него я опять поехал в больницу, часть ночи там побыл, потом поспал, забрал жену с ребенком домой — и мы улетели в Бостон на седьмой матч.
Конечно, это незабываемое событие, когда два таких события в твоей жизни происходят одновременно. Можете не верить, но переключаться с одного на другое и обратно было легко! Очень важным было то, что удалось забрать Яну с Артемом из больницы и привезти домой. Подсознательно наступило спокойствие. Если их отпустили — значит, и у ребенка, и у жены все хорошо. Они дома. И я спокойно полетел на седьмую игру.
Тот же вопрос задаю Яне, которую защитник «Сент-Луиса» Колтон Парайко в прессе назвал MVP Кубка Стэнли. И она рассказывает вещи, которые, по-моему, еще никогда не звучали в печати.
— Почти все выездные игры финальной серии мы с девчонками, женами ребят из команды, смотрели здесь, у нас дома. Начали со второго матча, наши победили — и мы решили, что это добрый знак. Еще у нас была традиция — каждый раз, когда они выигрывали, мы включали знаменитую песню «Глория», девочки вставали вон туда, на парапет, и под эту мелодию все вместе прыгали в бассейн. Точнее, сначала прыгала одна из них, а когда «Блюз» выиграли пятый матч, и счет стал 3-2, а на следующий день мне надо было ехать в роддом, прыгнули все. А я, беременная, просто зашла в воду.
На следующий день после третьего выигрыша Вова прилетел домой, мы поехали в больницу, и мне сделали кесарево. Так и планировалось, но я боялась, что это может произойти раньше, и сильно нервничала. Но все прошло хорошо. Шестой матч я смотрела в роддоме уже с малышом. Ребята не выиграли, Вова приехал, забрал меня, отвез домой — и через два часа улетел в Бостон. Мы постарались все эти моменты, включая мою операцию, как-то по времени логически продумать, чтобы было удобно и нам, и ему ...
О роли Яны Тарасенко в победе «Сент-Луиса» в Кубке Стэнли в те июньские дни говорили многие. Например, генеральный менеджер клуба Дуг Армстронг: «Он (Владимир) оказался способен в такой момент быть абсолютно сконцетрированным на хоккее! Его жена — большой молодец, она позволила ему сосредоточиться на игре».
— Насколько сложно и специфично быть женой хоккеиста? — спрашиваю Яну. — Владимир говорил, что вы снимаете с него много проблем, и он никогда не идет на тренировку с красными глазами после бессонной ночи.
— За всех жен хоккеистов сказать сложно. В каждой семье свои рецепты и правила. Основная специфика, конечно, в том, что мы всей семьей живем в рамках жесткого спортивного режима. И всей семьей работаем на спортивный результат Вовы.
И я сейчас не только про питание и сон по расписанию, но и про поддержку, заботу и внимание, которые помогут пережить напряженный период. Сложно ли это? Думаю, как и в любой другой семье, где люди стараются слышать и чувствовать друг друга. Ну и, конечно, стараюсь не пропускать ни один матч с участием Вовы. Мы с детьми — его самые большие и преданные фанаты.
— Саша уже что-нибудь понимал про Кубок Стэнли, когда папа его выиграл?
Яна: — Мне кажется, как раз в тот момент и начал понимать.
Владимир: — Удивительно, да. Он знает, что такое Stanley Cup. Запомнил, что болельщики кричали: «We want Cup!» («Мы хотим Кубок!»)
Яна: — Все лето говорил: «We want Cup!»
Владимир: — Они тут играли с маленькой копией Кубка. Саша наливал в него воду, пил из него. И был другой важный момент. У нас с Яной очень теплые отношения, и разделить с ней этот Кубок здесь, дома, для меня было чем-то особенным.
Мне дали оригинал Кубка на следующий день после победы. Мы прилетели из Бостона в пять утра. Часа три, возможно, я поспал. Встал — и договорился с «Блюз». Так как Яна не могла полететь в Бостон, а потом поехать на наш стадион, где мы после прилета продолжили отмечать, мы с клубом договорились, чтобы к нам домой на два часа привезли трофей. Это был очень хороший жест со стороны организации.
«Мы не понимали, что с ним делать», — признается Яна...
Секретное фото младенца в Кубке Стэнли
... Просыпается младший, Артем. Яна приносит его мужу. Смеется: «Вот парень из Кубка. Уже побольше, правда, чем тогда. Туда уже не влезет...»
Спрашиваю семью Тарасенко про обстоятельства появления знаменитой фотографии крохотного Артема в Кубке. Честно говоря, думал, что дома это и произошло. Оказалось — нет. История фото — поразительна.
Владимир: — Когда идет финальная серия, и есть вероятность, что команда закроет серию, Кубок доставляют в тот или иной город. В те дни он был в Сент-Луисе, и НХЛ использует моменты, чтобы привезти его в больницы, в частности, к больным детям. А тут привезла к новорожденным.
Яна: — Абсолютно случайно — никто этого не планировал и не подстраивал — Кубок оказался у нас в госпитале. В день операции, когда я уже родила, ко мне подошла медсестра и говорит: «Завтра будет фотографирование с Кубком. Хочешь?» Среди хоккеистов много суеверных людей, и даже моя доктор сказала: «Наверное, ты не захочешь». Мы обсудили это с Вовой. Он сказал: «Мне все равно». Я человек не суеверный, и решила, что это никак не повлияет на исход серии.
Владимир: — Яна позвонила мне, сказала: «Не приезжай завтра до 12 часов, в отделении будет Кубок». И спрашивает, можно ли сфотографироваться. А я никогда в жизни не видел и не трогал этот Кубок. Говорю: «Фотографируйтесь. Мало ли — никогда не знаешь, как жизнь повернется». Где наша команда была после Нового года и куда пришла полгода спустя — кто мог подумать, что мы подойдем так близко к трофею? Был уверен, что, если сфотографируемся и положим туда маленького, а еще рядом с Кубком попозируют старший и средний сыновья, это никак не повлияет на результат.
Яна: — В итоге хранители Кубка пришли ко мне в палату. Все остальные люди фотографировались вместе, а с нами все сделали очень приватно. Я попросила, чтобы они не постили никакие снимки, — по крайней мере, до момента победы. Когда мы проиграли шестой матч — я расстроилась и вспомнила про них. Но, уже когда выиграли седьмую, сразу выставила в Instagram. Проиграли бы — никто, кроме нас, об этом и не узнал бы.
— Никто в команде о снимке не был в курсе?
Владимир: — Только Ваня Барбашев. Когда я ему показал в самолете на седьмую игру, он так на меня посмотрел... «Слушай, — говорю, — либо мы уже выиграем, либо нет, и снимок тут будет ни при чем». Остальные узнали только после победы.
— Когда выиграли у «Сан-Хосе», к Кубку чемпионов Западной конференции тоже не прикасались?
— Это же капитан делает. Я — человек не суеверный, и сказал Алексу Пьетранджело: «Да бери Кубок, какая разница. Это ничего не изменит». Никогда в новейшей истории наш клуб не выигрывал конференцию — так почему не взять? Но потом Алекс поговорил с Джеем Боумистером, который провел больше тысячи игр в лиге, и он ему сказал — не трогать. Так и не прикоснулись.
— На шестой игре, в которой ваша команда дома «сгорела» — 1:5, сказались все ваши предыдущие личные переживания?
— Нет. А сказалось то, что, как бы абсурдно это ни звучало, седьмые матчи играются в разы легче, чем шестые. И у меня так было, и у ребят, с которыми на эту тему разговаривал. При настрое на шестую ты держишь в уме: «Если сейчас проиграем, полетим в Бостон». Это все равно отвлекает. А выходишь на седьмую — уже ни о чем не думаешь. Или вы, или они. Третьего не дано.
Перед шестым матчем в городе было сумасшедшее количество народу. После утренней раскатки мы ехали в отель, спали там, в центре города, и оттуда — на игру. Когда на автобусе двигались к стадиону, случилась абсурдная вещь — почему-то люди подумали, что везут «Бостон». Все наши болельщики показывали нам средние пальцы.
В итоге водитель, чтобы все это пресечь, просигналил: «Let's go, Blues!». После этого народ понял, что везут нашу команду — и начал аплодировать. Мы за всем этим наблюдали — и просто перегорели. Столько эмоций испытали до игры, что не смогли перенести их на сам матч. Вообще, по ходу плей-офф так сложилось, что на выезде мы все время почему-то лучше играли. А негативное отношение чужих фанатов нас вообще не смущало — скорее наоборот.
— Где была самая жесть?
— В Бостоне. Когда мы выиграли Кубок Стэнли, люди умудрялись перебросить сетку литровыми пивными банками. Полными! Они падали рядом с нами, чудом ни в кого не попало. Доходило до того, что сидел ребенок лет десяти, кричал каждого нашего игрока по фамилии и добавлял: «You suck!» А рядом сидел отец, похлопывал его по плечу и говорил: «Молодец! Good job!» Летели тяжелые предметы, летело все. Наверное, это в какой-то степени мотивирует, заряжает. И думаешь только о том, чтобы победить.
Беруби сказал всем: «О пасе рукой в интервью — ни слова!»
Победа в Кубке — вещь настолько эмоциональная, что чем подробнее расспрашиваешь о ней чемпиона — тем больше новых любопытных деталей выясняется.
— В подкасте на русскоязычной версии сайта НХЛ вы рассказывали, что после шестого матча здорово повели себя сент-луисские болельщики. Несмотря на крупное поражение, они не просто не ушли и не освистали вас, а долго скандировали слова поддержки. Помогло? — спрашиваю Владимира.
— В предыдущем сезоне, если все было плохо, они вообще нередко уходили после половины игры. В начале чемпионского тоже высказывали недовольство довольно жестко. Поэтому то, что произошло после шестого матча финала, стало довольно неожиданным. Ажиотаж был огромный, а тут 1:5. Я ожидал всего, но не того, что они начнут скандировать: «Let's go Blues!» и «Мы хотим Кубок!»
Мы пришли в раздевалку, за нами зашел тренер. И Беруби сказал: «Вы все слышали. Собираем сумки, завтра вылетаем в Бостон и выигрываем матч». Огромное преимущество этого тренера заключается в том, что даже из крупных поражений никогда не делалось трагедии. Всегда было ощущение уверенности в том, что все идет по плану. Случилось — и случилось. У нас следующая игра, там все поправим.
Так было и после паса рукой в третьем матче серии с «Сан-Хосе» (в овертайме эта передача не по правилам Тимо Майера, которую прозевали судьи, привела к победному голу защитника «Шаркс» Эрика Карлссона, — Прим. И.Р.). Первые слова Беруби: «Чтобы никто не говорил об этом ни слова в интервью! Делать вид, что этого не было! Просто на следующую игру выходим и выигрываем». Это было очень грамотно с его стороны.
— Беруби — суровый мужик?
— Честный, объективный. Все знают, какой Беруби был хоккеист. У него очень большой спрос с игроков. Он может высказать любому, если что-то не так делаешь. И подсказать. У нас очень доверительные отношения не только с Крэйгом, но и со всем тренерским штабом, считаю, очень грамотно подобранным. Это помогает команде играть хорошо.
И тот же Кен Хичкок, считаю, заложил во мне огромную школу. При всем его отношении, которое иногда казалось мне предвзятым и, возможно, таким и было, я очень благодарен ему за то, чему он меня научил. Кен — очень умный специалист. У нас с ним всегда было много разговоров, особенно у капитана с ассистентами. У него огромный опыт, огромные заслуги. Просто с ним не удалось достичь главной цели. Но все равно считаю, что команда с Хичкоком играла хорошо.
— Сергей Зубов, завоевавший Кубок Стэнли с «Далласом» как раз при Хичкоке, рассказал, как в первый год работы тренер сказал ему при всех: «Ты играл как дерьмо». Игрок неделю с ним не разговаривал, но в итоге это его мотивировало, завело.
— Когда я приехал в НХЛ, первый сезон начал хорошо, потом получил сотрясение. В команде было два новичка — я и Шворц. Вернулся после травмы, начался плей-офф. Шворца поставили в первое звено и на большинство, а меня посадили в ложу прессы. Я спросил Кена: «Почему?» — «Ты молодой игрок, тебе сначала нужно сверху почувствовать атмосферу». — «А почему он тогда играет? Он же тоже молодой игрок».
Три матча я просидел, две из них дома у «Лос-Анджелеса» выиграли, третью проиграли. На четвертую он меня выпускает в четвертой пятерке, я играю пять минут. Меня опять убирают из состава со словами: «Тебе дали шанс, ты его не использовал». Пятой и шестой матчи вновь пропускаю, мы их проигрываем, Пеннер забивает решающий гол, и плей-офф для нас заканчивается.
Какие-то причины у Хичкока на такое решение, видимо, были. Можно назвать это неприязнью, можно — уроком. Но после этого у нас было хорошее сотрудничество. Не держу на него никаких обид, только благодарен за все.
— У Хичкока есть репутация тренера, не слишком любящего российских хоккеистов. Сам он с этим, правда, категорически не соглашается, приводя контраргументы в лице Зубова и вас.
— Про других людей не хочу судить, а лично мне надо было зарабатывать место в основном составе, в большинстве, работать и доказывать все только игрой. Как и с любым другим тренером. Не было такого, что у тебя есть железное место, и ты можешь спокойно выходить, ничего не делать и его не терять.
— То есть ситуация была принципиально другая, чем у того же Александра Овечкина, который сам говорит, что под него с первых сезонов строили «Вашингтон». Вы же тоже были задрафтованы в первом раунде, пусть и под 16-м, а не под 1-м номером.
— В конце концов обе команды — и «Сент-Луис», и «Вашингтон» — выиграли Кубок. Значит, правильно строили. По-разному, но правильно.
— В 2016-м мы разговаривали с Хичкоком, и он сказал: «Влади надо чаще идти в по-настоящему тяжелые зоны, под ворота. Только так он станет сильнее».
— Абсолютно согласен. Проблема в том, что у тебя есть бросок, и забивать получается с него. Возьмем буллит в финале конференции. В сезоне пробовал какие-то движения — и не получалось штрафные броски забивать. А тут подумал: выйду и просто брошу, постараюсь попасть. Попал. И в следующий раз невольно подумаешь, что сделать — бросать или пытаться что-то сделать сложно и красиво?
И когда какой-то промежуток матчей не забиваешь — невольно упрощаешь игру. Забиваешь с броска — и тебе кажется, что туда, в эти самые тяжелые зоны, можно не ехать. Катаешься, ждешь паса. Но бывают моменты, когда пас не приходит. И тебе надо ехать туда и бороться за отскоки. За то, чтобы в тебя попала шайба. Как бы это парадоксально ни звучало, чем больше ты будешь оказываться в тех зонах, тем больше у тебя будет моментов для броска.
— Почему?
— Потому что люди не будут заранее знать, что ты сделаешь. Если просто катаешься вокруг и ждешь, то тебя просто перекрывают — если, конечно, с тобой не играет какой-то нереальный плеймейкер, который может вывести тебя на бросок за секунду. У тебя нет ни моментов, ни контроля шайбы. А если нет контроля, то нет уверенности в себе, в шайбе, в руках, вообще в игре.
В этом плане я с Хичкоком согласен. Считаю, что в прошлом плей-офф я старался это изменить. Когда катаешься вокруг, это иногда проходит в регулярном чемпионате. А в Кубке надо играть по-другому, напрягать защиту. Ты просто понимаешь: раз приехал туда — выиграл позицию, другой — шайба к тебе отскочила, третий — момент для кого-то создал. Вопрос ведь не только в голах, а в том, что своими действиями ты можешь создать момент партнеру.
— Многие считают, что если с Хичкоком и Беруби у вас все нормально, то с Майком Йео вы не сработались.
— С ним мы тоже показывали хорошие результаты. Просто что-то не получилось. На самом деле я не фанат ворошить то, что было.
— Каким образом Беруби удалось все перевернуть? Как за период с 3 января до середины июня можно превратить последнее место в лиге в обладателя Кубка Стэнли?
— Во-первых, он не пришел в команду, а уже в ней был. Знал, кто какой игрок и человек. В принципе основным изменением стало то, что победы начали восприниматься как нормальный результат. Не сюрприз, удивление и чудо, а норма. Но не обыденность. То, что должно быть.
Когда мы находились на последнем месте, было много собраний, слухов об обменах, в том числе моем. Все понимали, что до плей-офф всего семь очков, но мы — на последнем месте. То есть нам нужна победная серия. И мы, выиграв 11 матчей подряд, после этого уже были в кубковой зоне.
В тот момент все уже думали о Кубке. Даже на Новый год, как бы это ни звучало странно. Я не сторонник что-то приукрашивать, но были мысли: если перевернем сезон — а мы можем это сделать, — то произойдет что-то особенное.
— Почему?
— На опыте предыдущих лет. В один год мы почти взяли Президентский кубок. Но были слишком сосредоточены на том, чтобы выиграть дивизион, конференцию — и, мне кажется, слишком маленький акцент делался на победе во всем Кубке. Хотя все считали нас одними из фаворитов — ничего не получалось. А в прошлом сезоне не было никаких ожиданий со стороны, все списали нас со счетов. Что позволяло нам спокойно готовить свой рывок.
Мы помнили об опыте «Лос-Анджелеса», который зашел в плей-офф с восьмого места на «Западе» и за весь Кубок проиграл, кажется, всего шесть матчей. Главное — попасть в число этих 16 команд, а там уже все начинается с нуля.
— Слухи о вашем обмене ходили всю первую половину сезона. Как вы их переносили?
— Я лично видел газету в Бостоне, где на первой полосе была моя фотография с подписью, что я должен ехать в «Брюинз». Якобы я был одной из целей «Бостона». Честно говоря, в какой-то момент фокусировался на этом довольно сильно. А у меня при этом после первой операции на плече очень тяжело начинался сезон. Не получалось вернуть плечу быстрый бросок. Меня постоянно накрывали, вратари читали, да и вся команда плохо играла.
Были собрания команды, на которых звучало: у нас хороший коллектив, сильные ребята, но если не возьмемся за ум, обменять могут кого угодно куда угодно. А для меня самой больной темой было то, что мы только переехали в этот дом, дети ходят в школу, Яна беременна третьим ребенком. Я чувствовал, что не могу подвести семью.
В тот момент меня не столько даже волновала смена команды и то, что подумают болельщики. А волновало то, что придется перевозить всех. Чисто психологически это было тяжело. Но ближе к концу января, как раз после паузы на Матч звезд, плечо стало вести себя намного лучше. Начало получаться забивать, у меня пошла серия с очками. Все встало на свои места.
В итоге, когда был дедлайн, вообще никого не стали менять. И считаю это одной из составляющих нашей победы. Нам дали понять, что руководство игрокам доверяет. И когда, наконец, все эти разговоры утихли, мы сконцентрировались на Кубке и пошли к цели.
«Подлость в хоккее — понятие растяжимое»
В Лас-Вегасе в дни вручения индивидуальных призов НХЛ я поинтересовался у Крэйга Беруби, была ли опасность, что травма плеча, полученная Тарасенко во втором матче финальной серии с «Бостоном», не позволит ему дальше играть. Бывший тафгай по прозвищу Вождь отреагировал эмоционально: «Не думаю. Он крепкий парень. На следующий день Тарасенко пришел на тренировку и сказал: «Я в порядке и готов играть! Поэтому я не был сильно озабочен на эту тему. Слушайте, это финал Кубка Стэнли! Когда ты видишь, как тот же Хара выходит на игры со сломанной челюстью, зная, что его никто не будет жалеть... Они хотят побеждать, и если для этого нужно выйти на лед в таком состоянии — сделают это!»
О деталях своих травм — которых у него в плей-офф было несколько — Тарасенко публично рассказывать не захотел. Но достаточно знать, что в третьем матче финальной серии он забил гол, когда, по сути, не мог бросать — так болело вылетевшее плечо.
— Старался больше искать моменты на добиваниях, что и произошло в третьей игре. Или отдавать пас, как в седьмой, — объясняет Владимир.
— Пас на Шенна из угла получился у вас на загляденье.
— Спасибо. Сам удивился. Приходится тоже в какой-то степени поднимать командный дух. Я ассистент капитана, и очень многое зависит от того, какой пример людям ты подаешь. После травмы вернулся в игру, и мне парни из команды говорили: «Мы знаем, с какой болью ты выходишь. Молодец, и мы будем играть за тебя. Давайте-давайте, ребята, за Влади!» В такие моменты ты чувствуешь, что поступаешь правильно.
Конечно, какие-то вещи не дали мне сыграть в полную силу. Но получилось как получилось. Ни о чем не жалею. Да, было тяжело. Но для меня было удивлением, сколько людей в плей-офф играют поломанными. И не жалуются. Наверное, это чего-то стоит. В такие моменты ты понимаешь, что играешь ради чего-то действительно важного.
— Не обалдели, когда увидели, что против вас вышел Здено Хара со сломанной челюстью?
— Да я ему руку пробил еще в первой игре, когда он заблокировал мой бросок! Это как раз то, о чем говорю. Да, была установка, что его надо бить. Да, его били специально. Так же и мне люди в разные годы говорили, что знают, какие у меня травмы. И специально лупили клюшкой по пальцу, руке, колену...
Есть люди, о которых известно: если их бить — они теряют свою игру. В моем случае наоборот — мне нравится, когда начинают так делать, меня это заводит. Это соперникам становится ясно со временем. Когда только приезжаешь в лигу, тебе тут же начинают наносить дешевые удары, бить по рукам и ногам. Проверяют. И, если человек не скисает, отвечает голами, потом уже появляется другая установка — наоборот, его не трогать. Потому что он будет играть только лучше.
Даже со сломанной челюстью Хара очень хорошо сыграл. И дух «Бостона» определенно приподнял. Конечно, это был очень эмоциональный момент, когда его объявляли в первой пятерке, и бостонские трибуны заревели. Круто было.
— А откуда соперники узнают, какие у вас травмы?
— Бывают всякие утечки. Есть журналисты, которые делают вид, что разговаривают по-дружески, а потом пишут какие-то вещи в интервью. Но в этом плей-офф мы все довольно хорошо скрывали. Никто не знал ни про колено, ни про плечо.
Сейчас понимаю, что в обычных играх, в регулярке, с такими травмами тяжело выходить на лед, потому что нет какой-то экстра-мотивации. А в плей-офф, как бы глупо это ни звучало со стороны здоровья, ты понимаешь: вот вылетело плечо во втором матче. У тебя еще пять игр максимум, а потом можешь лечиться сколько угодно. Осталось всего ничего, и надо дотерпеть. Будь что будет.
— А бывает в хоккее переход некой грани? Даже если дают установку — бить по больному месту, что вы воспринимаете как подлость?
— Подлость в хоккее — понятие растяжимое. Люди делают то, что позволяет им кормить свою семью. Даже те игроки, у которых репутация грязных, делают это потому, что, во-первых, нужно зарабатывать деньги, а во-вторых, приносить пользу команде. Что они тем самым и делают.
«Отвратительно, да?» — вставляет реплику Яна. А ее муж продолжает:
— Если посмотреть на это трезво, у каждого — своя задача, своя роль на льду. Я играл с теми же Лапьером, Оттом, который сейчас входит в наш тренерский штаб. Их ненавидели игроки других команд. Я на них раньше смотрел по телевизору и думал, что они нехорошие люди. А когда познакомился с ними близко, то понял: это одни из лучших людей, которых я знаю! Открытые, добрые. Настолько тепло относились к партнерам по команде, что я никогда не сказал бы, что они на льду занимаются вот таким! То же говорят и про Маршана.
— Как раз хотел о нем спросить.
— Каждый делает то, что может, а клуб его за это оценивает. Да, есть определенные приемы, с помощью которых людям наносятся травмы. В финале Маршан пытался под меня подсесть, когда я ехал в средней зоне. Судьи сказали, что ничего не было, но я-то знал, что он так поступает часто. И если человек не готов, то делает сальто.
Очень важно, особенно в плей-офф, не дать волю эмоциям. Когда тебе говорят или делают обидные вещи, у тебя один вариант — потешить свое эго и доказать, что ты, мол, мужик, ответил, не промолчал. Но в то же время ты добьешь свою команду. Тебя удалят, забьют гол — и этот парень будет смеяться над тобой. Что довольно часто и происходит.
По сути, Маршан делал много грязных вещей. Но в итоге победный гол, который выиграл нам Кубок Стэнли, был забит из-за того, что он поменялся. Жизнь расставляет все на свои места.
Кучеров очень импонирует мне, как человек
— После очередного прошлогоднего достижения Никита Кучеров сказал: «В меня многие люди не верили, и я продолжаю доказывать их неправоту». Вам близка такая мотивация?
— Да. Вообще, Никита мне очень импонирует как человек. Как он себя ведет, как не участвует в каких-то полемиках и скандалах, не дает много красочных интервью, не мелькает в медиа, а доказывает все делом, игрой. Мне нравятся такие люди. Это одна из причин, почему еще с детства сдружились с Димой Орловым. Всегда, когда есть возможность, с радостью встречаюсь с Кучеровым, радуюсь общению с ним и очень искренне воспринимаю наши встречи.
Когда я уезжал в НХЛ, очень многие мне говорили, что я на коленях приползу обратно. Никогда не высказывал ничего плохого про КХЛ, это лига, в которой я начинал. Но в тот момент возвращение стало бы для меня крахом. И психологическим, и вообще. Люди, которые это говорили, почувствовали бы, что я действительно не смог. Сравнивая с картами, на НХЛ я тогда поставил все, что у меня было. Как в покере — «all in». Это был момент моей жизни.
То, что приползу, говорили известные люди — но не хочу их называть. Но эти истории я могу кому-то потом рассказать — тем же детям, когда они вырастут. В жизни не бывает все гладко. Но как же бывает сладко, когда ты чего-то достигаешь. Все помнишь и говоришь: «Я этого добился». В тебя не верили, а ты смог. Нет, это не злорадство, что они были не правы. А радость, что ты, имея амбиции и задавая себе планку, был прав.
— Правильно ли понимаю, что к Олегу Знарку вы относитесь гораздо теплее, чем к Зинэтуле Билялетдинову, который так и не заявил вас, лучшего снайпера того плей-офф КХЛ, на золотой ЧМ-2012, а на Олимпиаде в Сочи давал мало игрового времени и не выпускал в большинстве?
— Не говорю, что отношусь к Билялетдинову плохо! Зинэтула Хайдарович — очень титулованный российский тренер, который своей работой, стилем игры, отношением к делу заслужил огромный авторитет и выиграл много трофеев. Да, от Олимпиады у меня остались неоднозначные ощущения. Но Бог всем судья, у каждого в жизни бывают ошибки. И у меня они были. Это все прошло. И привело к тому, где я сейчас.
А со стороны Олега Валерьевича, когда я приехал на чемпионат мира в Чехию, действительно было полное доверие. Я играл за сборную и получал огромное удовольствие. До этого из-за двух травм не получалось приехать — в золотой Минск-2014 и еще на один турнир, когда с рукой была проблема. Но приехал после такой долгой паузы в Прагу в 2015-м — и огромное уважение к тренеру за то, что действительно почувствовал себя игроком сборной. Хотелось биться, работать, забивать. Хоть и проиграли в финале — там был очень сплоченный коллектив и прекрасный опыт.
Лобстер Термидор, карпаччо и тартар от Тарасенко
В нынешнем сезоне Тарасенко отыграл всего десять матчей (набрав в них столько же очков), после которых получил серьезную травму плеча, перенес операцию и сейчас заканчивает долгий период восстановления. Спрашиваю Владимира, связана ли эта травма с той, что была у него в финале Кубка Стэнли.
— Нет, это другая травма. В этом году все связки были на месте, а сломалась кость. Сейчас уже сделали все возможное, чтобы вернуть плечо в прежнее состояние, и надеюсь, что в дальнейшем травмы будут обходить стороной.
— Когда вновь в игру?
— Чтобы играть, надо сделать так, чтобы плечо было устойчивым к падениям, к контакту. Я доверяю этой группе врачей, с которыми мне, к сожалению или к счастью, пришлось работать. Они хорошо делают свое дело. Я делаю все, что они говорят. Тренировки на льду — это уже совсем другие эмоции, чем постоянные занятия в зале. На лед вышел за неделю до заранее запланированного срока. Жду возвращения.
Последние пару лет у меня была тяжелая ситуация с травмами. Когда люди говорят, что у Тарасенко спад, он больше не будет так играть, как раньше — это, конечно, напрягает. Но я знаю то, чего не знает никто — какие у меня травмы, что со мной происходит. И надеюсь: после нынешнего восстановления все будет нормально.
Дай-то бог! Спрашиваю легенду НХЛ и «Сент-Луиса» Эла Маккиниса:
— В этом сезоне Тарасенко получил серьезную травму плеча и перенес уже не первую операцию. Может ли это повлиять на его дальнейшую карьеру?
— Абсолютно нет, — мигом отвечает он. — Медицина прогрессирует, и сейчас операции делают так, что опасаться нечего. Я проходил через операции, аналогичные тем, какие были у него, и возвращался на сто процентов таким же, как раньше. Более того — выигрывал после этого «Норрис Трофи». Поэтому у меня нет никаких сомнений, что Влади вернется такой же звездой, какой был до операции на плече.
Сент-Луис на Тарасенко, надо заметить, помешан. Одним из главнейших впечатлений за дни, проведенные в этом городе штата Миссури в самом-самом центре Америки, стало невероятное количество людей в свитерах с 91-м номером и фамилией нашего снайпера. К этому моменту Владимир не играл из-за операции уже больше трех месяцев — а на арене минимум каждый второй был именно Тарасенко!
Уже после нашей беседы будет опубликована статистика, согласно которой в этом сезоне Владимир занимает второе место в лиге по количеству проданных свитеров — уступая только Сидни Кросби и опережая даже Александра Овечкина.
— Носят еще, что ли? — удивляется Тарасенко, когда я рассказываю ему о том, что творится в центре города.
— Еще как.
— Это очень приятно. Много людей выражают поддержку. Когда ты долго не играешь, есть ощущение — не то что тебя забыли, но ты не принимаешь участия в жизни команды, в ее успехах. Ты в стороне, что ли. Но когда разговариваешь с ребятами и видишь людей в майках, это дает положительные эмоции в плане возвращения. Обостряется желание работать над собой, чтобы быстрее выйти играть.
— Как воспринимаете то, что команда и без вас играет очень уверенно?
— Так это хорошо. Никто не будет форсировать мое возвращение, можно спокойно восстанавливаться. Когда был помоложе, отношение к этому было другое. Не играешь, а команда выигрывает — нервничаешь. Теперь же думаю: ребята играют хорошо — и это здорово, потому что команда попадет в плей-офф, и у меня будет возможность играть в хоккей. А если бы играли плохо — мой сезон закончился бы, едва начавшись.
Очень хорошим жестом со стороны «Блюз» было то, что они предложили нам с Яной и детьми слетать на десять дней куда-нибудь отдохнуть. Они сказали, что уверены во мне, знают, что я выполняю все необходимое, не занимаюсь ерундой. Через две недели после операции, с первой декады декабря, по три раза в неделю ездить в одном и то же место на восстановление — это довольно муторно. Понимая мое состояние, генеральный менеджер сам подошел и предложил нам отдых, и мы поехали в Доминикану. Дети покупались, мы позагорали.
— За счет «Блюз»?
— Нет. Это было бы совсем здорово (смеется). Просто отпустили, что особо, мне кажется, не практикуется.
Яна: — В то же время сейчас у ребят «бай-уик», перерыв на Матч звезд. И тем не менее мы здесь, и Вова тренируется каждый день.
Спрашиваю Яну, чем так хорош Сент-Луис и что особенного в этом городе, из-за чего многие знаменитые хоккеисты (в том числе, например, Бретт Халл) остаются в нем жить и после карьеры? Она объясняет:
— Мне кажется, Сент-Луис — один из самых удобных городов для жизни. Особенно для жизни с детьми. Небольшие расстояния, отсутствие пробок, качественная медицина, комфортная погода — это то, что нужно, когда в семье растет ребенок или несколько, и твой день состоит из перемещений до школы, от школы до спортивной секции и обратно. Ну и немаловажный фактор, который я всегда отмечаю, — в Сент-Луисе очень приятные и дружелюбные люди. Поэтому для нашей семьи — это идеальное место.
— В идеальном месте приятно развиваться в разных направлениях. В отличной статье на сайте ESPN журналистки Эмили Каплан, побывавшей у вас дома в 2017 году, упоминается, что Владимир начал активно учиться готовить. Каковы его успехи?
— Дело в том, что Вова — перфекционист. Что бы он ни делал, ко всему подходит серьезно и основательно. Когда он готовит — старается выбирать что-то особенное и нескучное: медовый торт, лобстер термидор, тартар или карпаччо — это далеко не полный список блюд, которые Вова может сделать. Причем они у него получаются вкуснее, чем в ресторане, — учитывая еще и то, что активно он начал готовить только в последние два года.
Плюс Вова всегда основательно подбирает, изучает и сравнивает рецепты и технологии. В итоге он начинает настолько разбираться в теме, что находит собственный способ, создает свой рецепт, и это всегда получается круто. Я вообще иногда думаю, что с его подходом, целеустремленностью, любознательностью, начитанностью и интересом к жизни ему удалось бы добиться успеха в любой области.
Вторая часть интервью Тарасенко — в ближайшее время в «СЭ»
