Сегодня суперзвезде «Рейнджерс» Артемию Панарину исполняется 30 лет. «СЭ» поздравляет его и публикует отрывок из книги нашего обозревателя Игоря Рабинера «Русские дороги к хоккейной мечте», которая посвящена судьбам семи действующих российских звезд НХЛ (Овечкина, Малкина, Кучерова, Панарина, Василевского, Тарасенко, Бобровского) и выйдет в свет в двух томах в ближайшие месяцы.
Когда Панарину было двенадцать лет, в его хоккейной карьере случилось первое испытание. Олег Семендяев, тренер «Трактора», его отчислил. Юного Артемия отправили в «Сигнал» — другую челябинскую школу гораздо ниже уровнем. Дедушка в интервью выражал уверенность, что там не обошлось без коррупции — кому-то из богатеньких пап нужно было протолкнуть своих чад, и Артемий стал жертвой.
Сам хоккеист, впрочем, иного мнения.
— Дед на самом деле так считает. А я думаю, что действительно потерял тогда уверенность, о чем и говорил Семендяев. Помню его слова: «Панарин, ты как шайбу принимаешь — это всегда потеря». Все это было логично. В «Трактор» я пришел в шесть лет. До десяти был в топе. Мог расслабить булки, почувствовать, что и так в порядке, перестать работать. Дедушка с бабушкой тебе не будут жестко пихать — давай, мол, соберись. А ты, ребенок, таких вещей не понимаешь. На этом фоне все выросли, а я стал меньше всех. Это все вместе могло сделать так, что стал хуже других. Смотрел интервью Семендяева, когда фильм обо мне сделали. Он говорит: «На тот момент я поставил лучших». Я ему верю и ни в коем случае не виню. И зла не держу, потому что очень круто все в итоге получилось. И даже лучше, чем вышло бы в Челябинске.
— То есть у вас к нему нет претензий?
— Никаких. С тех пор мы не виделись, но я человек отходчивый — и с удовольствием с ним бы встретился и поговорил. Думаю, его единственная ошибка была вот в чем. Да, я стал хуже играть, потерял уверенность. Мне кажется, он как тренер мог мне ее вернуть, дать понять, что я хороший игрок, — и тогда бы я раскрылся.
Лучший друг Панарина и его земляк из Коркина, форвард «Автомобилиста» Георгий Белоусов тоже не видит в той ситуации большой тренерской вины:
— У меня тренер был, Станислав Шадрин, царствие ему небесное. Такие методы воспитания, которые он применял, сейчас пресекают. По жопе ты получал постоянно! Все через боль. Потом ее подзабудешь, а требования уже заучил — и вроде лучше играть начинаешь. У Темы тренер Семендяев вроде их не трогал. А то, что в «Сигнал» его отправил... Сложно в то время было представить, что он станет такой звездой, в НХЛ будет играть. Маленький был, щупленький. С искривлением позвоночника, не рос из-за этого. Какой-то сутулый весь был.
Искривление позвоночника — диагноз, о котором никто применительно к Панарину никогда не рассказывал. Тем интереснее и важнее, что хоккеист смог преодолеть и сложности со здоровьем, стать суперзвездой.
Панарин не помнит, чтобы Семендяев сказал ему об отчислении лично. Начались первые предсезонные сборы, все пришли в раздевалку на общее собрание. И перед его началом один из родителей сказал Артемию, что видел письмо, из которого следовало — он едет в «Сигнал».
Для него это был стресс. Он подумал: «Если правда — это конец». Потом то же самое ему подтвердил дед. Тренер лично объясниться не счел нужным. Тем удивительнее, что Панарин с удовольствием пообщался бы с ним сейчас. Представляю на его месте, например, Кучерова...
Теме было неприятно и тревожно. Он жил в интернате с ребятами из «Трактора», но теперь вместо тренировок в классной школе и комфортных условиях ему надо было ехать на трамвае на другой конец города, играть на плохом катке, с плохими хоккеистами, в плохих раздевалках... Он не хотел ездить на тренировки и нередко их пропускал. Это был момент, когда Панарин был ближе всего к уходу из хоккея.
— Не в обиду «Сигналу», но после «Трактора» это был полный отстой, — исчерпывающе формулирует Артемий. — Какое-то сборище дворовых ребят, которые хотят заниматься физкультурой. Я пошел вниз по ступеням. И у меня не было никого, кто сказал бы мне — надо собраться, доказать, вернуться в «Трактор».
Грех не спросить, не лупили ли его тренеры, как было принято в России в те времена. Да и сейчас такое происходит нередко, и Белоусов о том же применительно к себе рассказывал. Незадолго до одного из наших с Темой разговоров разразился скандал — было обнародовано видео, на котором детский тренер «Авангарда» Игорь Николаев бьет мальчишек клюшкой по голове, и не легонько: они падали. Тренера в результате уволили. Спрашиваю Панарина об этом.
— Я в свое время тоже получал. В «Витязе» были определенные годы рождения, которых только через такой режим воспитывали! Терзали пацанов просто жестко. У нас в годе как раз этого не было. С нами работал Игорь Борисович Синицын, добрый человек, он другими методами пользовался. Но некоторые другие тренеры лупили постоянно, на каждой тренировке. Я к ним периодически попадал. Сильно меня не били, потому что я в хоккей немножко играть мог. Но все равно попадало иногда. И в Челябинске было, даже больше. Чуть что — клюшкой по жопе. У нас, видимо, это в культуре: люди думают, что так правильно.
— Можно сказать, что это делает хоккеистов забитыми и закомплексованными? Что они в дальнейшем будут понимать только такие методы и не станут свободными людьми?
— Трудный вопрос... Кто-то будет забитым, кто-то нет. Но все равно это неправильно. Тренеры просто не справляются со своими эмоциями. Надо стараться объяснять. Я-то сам, в принципе, человек вспыльчивый, даже не исключаю, что на их месте мог бы так же поступить. Но если посмотреть на все это трезвым взглядом, то скорее так делать нельзя.
Рассказываю Белоусову историю, что Никита Кучеров с первого большого контракта в НХЛ подарил своему первому тренеру Геннадию Курдину джип. И спрашиваю, делал ли кому-то такие серьезные подарки Панарин.
— Знаю, что он маме дарил автомобиль, — отвечает хоккеист. — И еще один — деду. Сначала, когда еще здесь был, — русскую, «семерку» «Жигулей». А уже когда заиграл в НХЛ — «Хендэ», джипчик I-35. На нем дед сейчас и передвигается.
— А ты себе какие-то подарки просил?
— Только кепки, другую атрибутику. А так мне от него ничего не надо. Главное — ощущение, что он всегда рядом.
Первым после конфликта с Шадриным, тренером в «Тракторе» (не путать с легендой «Спартака» с той же фамилией), в Подольск уехали Белоусовы. Около года Георгий прожил в интернате «Витязя», и однажды его отцу позвонил дедушка Панарина: «Моего Тему совсем зажали, не знаю, что делать. Что посоветуешь? Может, поможешь как-то?»
Белоусов-старший предложил поехать в «Витязь», пообещал договориться. Артемию было двенадцать. Вопрос решили быстро, после первого же просмотра — все-таки в «Тракторе» ребят готовили серьезно, даже тех, кого ссылали в «Сигнал». Уровень по сравнению с подмосковной школой был другой.
— Знаю точно: мой отец договаривался, чтобы Тему в Подольске посмотрели, — подтверждает Белоусов. — Но думаю, что там долго не надо было смотреть.
Панарин помнит, что ехал с Урала в Подмосковье на поезде и очень переживал, что не попадет в команду, а возвращаться толком некуда. Не в «Сигнал» же? Но в «Витязе» команда оказалась такая, что Тема за второй круг, на который его заявили, набрал больше очков, чем другие за оба. Скоро даже стал капитаном.
— В Челябинске мы играли в первой группе детского хоккея — с Омском, «Магниткой», другими хорошими командами, — рассказывает Белоусов. — В Подольске — во второй. Он приехал — навыки хорошие, техника. Всех обманными движениями раскидывал. Видел много раз, как вратарей обманывал и из-за ворот им забивал. Причем помногу. Вроде за игру ничего не сделал, но раз — и вот уже две! «Витязю» 91-го года он очень сильно помог.
А вот жить в интернате было непросто. Жора Белоусов, когда совсем допекало, звонил маме в слезах: «Мне здесь тяжело. Кормят плохо, старшаки все отнимают. Придешь, покушать купишь — борцы и боксеры забирают...»
Номера были маленькими, но набивали в них по восемь человек, в два яруса. Двери не закрывались, заходи кто хочешь. О каком-либо личном пространстве не могло быть и речи. Оно возникало только в те минуты, когда на общий номер раздавался звонок, и дежурная кричала: «Панарин, к телефону! Дед!»
— Я очень вспыльчивый, очень, — признается Панарин. — Меня даже зажигать не надо. Напишет кто-то грубоватый комментарий в «Инстаграме» — сразу завожусь, отвечаю. Но проходит десять минут, мне становится по фигу. А если человек еще скажет «извини» — я его вообще расцелую. А вспыльчивость — она из интерната. Я такой агрессивный, потому что приходилось всегда защищать себя. Был самым маленьким и худым, и надо было быть всегда готовым к отпору.
— Избивали?
— Чтобы прямо по лицу — нет. Когда уже подрос, в обиду себя не давал. Ни одного боя не проиграл, даже когда поменьше противника был. В десять лет, еще в Челябе, один раз пробили в ногу лоу-киком, а у меня тогда мышц не было. Получилось прямо в кость, я упал и орал от боли. Хотя воспитательницы меня новым ребятам в пример ставили — никогда не ревел. Пацаны постарше издевались над младшими, но я никогда не сдавался.
Белоусов развивает тему:
— Агрессия у него была, конечно. Представьте маленького пацана, который хотел бы жить в нормальных домашних условиях, есть человеческую еду, а не «Дошираки». И с хлебом, который у него старшаки забирают. Как тут злости не появиться?
Кормили очень плохо. Если тебе удастся на ужин «Доширак» с одноразовым пакетиком майонеза съесть — это хорошо, а если сырок — так вообще классно! А могут и его у тебя забрать борцы и боксеры. Они чувствовали свою власть над нами. Если сегодня никто у тебя ничего не забрал, то ты довольным ложишься спать.
Но постоять за себя он умел, это факт. Даже если человек выше него на голову. Знаете, как я его называл? Клещ! Противник выше него на голову, а Тема, маленький и худой, вцепится ему в глотку и будет его душить. Бывало, что и заваливал таких, а потом лежал на нем и долбил. Такой характер.
Если в детскую команду Артемий приехал из Челябинска королем, то пробиваться во взрослый хоккей — это была уже совсем другая история.
В семнадцать лет попал во вторую команду, а через полгода подняли в первую, за что он по сей день благодарен ее тогдашнему главному тренеру Сергею Гомоляко и специально просит подчеркнуть, что начал играть во взрослом «Витязе» при нем. При Андрее Назарове — только продолжил.
— Когда Гомоляко забрал Артема в основную команду, родители в Подольске взбунтовались: «Почему взяли только иногороднего, а не наших?!» — рассказывал в интервью «Спорт-Экспрессу» дед игрока. — Тогда на просмотр отправили целую пятерку, никто не прошел — только Артем.
— Никто там не думал, что он вырастет в суперзвезду, — добавляет Георгий Белоусов. — А Гомоляко — вообще красавец, спасибо ему огромное. Об этом человеке можно сказать только позитивные вещи. Он нам обоим помогал, не только Теме. Мы его не подводили, старались играть хорошо. Потому что он реально в нас поверил.
Контракт Артемия с «Русскими Витязями», фарм-клубом, подписывал менеджер Леонид Решетников. В первом сезоне во второй команде зарплата Темы должна была составить 9 500 рублей, в случае перевода в первую — 20 тысяч. На следующий год — соответственно 14 и 28. Решетников приговаривал: «Так, у тебя сейчас девять с половиной. В первый год ты точно в первую команду не попадешь. Во второй — тоже. Третий — будешь уже рядом, но шансов мало. А вот на четвертый год в первой команде у тебя зарплата шестьдесят тысяч рублей, ты будешь плотно сидеть под ней».
Через полгода Панарин заиграл в главной команде «Витязя». Но обидел его не тогдашний прогноз Решетникова, а то, что произошло следующим летом. В первом сезоне Артемий стал лучшим бомбардиром второй команды, двое лидеров которой получали по 200 тысяч. Тема надеялся, что его контракт перепишут в сторону повышения, он уже даже считал, сколько надо откладывать в месяц, чтобы купить подержанную «Мазду», хэтчбек, — очень ее хотел.
И летом после такого сезона тот же Решетников говорит ему: «Тут законы поменялись, надо переписать контракт. Вместо 9 с половиной тысяч будешь получать 7 с половиной». Панарин позвонил Алексею Ярушкину, главному тренеру второй команды. Тот сказал ему, чтобы ничего не подписывал, — Тема так и поступил, но шел на базу обиженным на весь мир. Человек он незлопамятный, но даже у него перед глазами до сих пор стоит этот эпизод. Правда, вспоминая его, Тема посмеивается.
— Разгонюсь, думал, блин, на автобусе, врежусь в этот дворец, что-нибудь этим гадам разобью, — сочно формулирует он тогдашние мысли. — В итоге Ярушкин позвонил, сказал, что мне сделали 12 тысяч рублей. Подняли на три тысячи!
В год перед выпуском из школы «Витязя» и переводом во вторую команду Панарин подрос — и, как только оказался в «Русских Витязях», его, как он выражается, сразу же «посадили под штангу». До того он никогда с ней не сталкивался — в школе и зала тренажерного толком не было. Неудивительно, что столь резкий переход к силовой подготовке вызвал серьезные проблемы со спиной.
— Через полгода попал в первую команду и после каждой игры съедал по две обезболивающие таблетки, потому что вообще невозможно было сидеть. Проверили спину и сказали, что она у меня как у 60-летнего дядьки. Врач добавил: «Смотрим на тебя еще годик. Если будут ухудшения — то под списание. Мы в тебе не будем нуждаться».
Артемий испугался так, что весь год круглыми сутками качал спину — и потом еще года три делал то же самое. Это ему здорово помогло твердо держаться на коньках — до того, как Тема выражался, его «на ветру болтало». Даже летом, приезжая в Коркино, он без остановки ходил в зал и достаточно хорошо накачался — по крайней мере, по сравнению с тем, что было. Сразу потерял в технике, довольно долго ее восстанавливал, зато ветром его больше не сдувало. В НХЛ это ему сильно пригодится...
18-летний Панарин был доступен на энхаэловском драфте 2010 года, но никто субтильного форварда не выбрал. Тогда это еще можно было понять. Но чтобы его не задрафтовали и год спустя, когда он уже был автором двух шайб в финале молодежного чемпионата мира...
— Мои габариты, видать, людей смутили, — реагировал он спустя шесть лет на мое удивление по этому поводу. — Ну и хорошо, что так получилось. На самом деле я рад. Потому что у меня появился выбор, куда пойти. Все, что ни делается, к лучшему. Если бы меня тогда поставили на драфт, сейчас мог бы оказаться не в том клубе, в котором нужно.
Теперь же я спрашиваю его, как он отнесся к этому в то время, не ударило ли это невнимание психологически.
— Вообще не ударило, — говорит Тема. — Потому что я никогда не ставил себя наравне с топ-ребятами из той молодежки — Тарасенко, Кузнецовым, Кицыным, Орловым. В голову не могло прийти, что буду там же, где они. Да я даже не знал, что такое драфт!
Слышишь это — и снова думаешь о том, где сейчас Панарин и где Кицын.
На МЧМ в Баффало, который завершился легендарным финалом с Канадой и последней на сегодня победой сборной России, Панарин выходил в четвертом звене. До решающей встречи игрового времени у него было немного, голами отличиться не удалось. Геройства были припасены на главный момент...
— Валерий Брагин верил в меня всегда, — вспоминает Артемий. — Ему все говорили: «Он маленький, как будет с канадцами биться?» Чтобы понять это, он для начала взял меня на суперсерию. Помню, я старался проявить все лучшие качества, рубился со всеми в углах. У меня был выбор. Легче было отбывать номер, ездить, никого не трогать. Но из-за непростого детства, из-за того, что был голодный, я психологически немножко сильнее других ребят. У меня очень развито это чувство — за свое буду грызться, вцеплюсь мертвой хваткой, но своего добьюсь.
Как раз тогда это и проявилось. Панарин, как он выражается, «закусывался в углах с этими огромными защитниками», и тренеру Брагину это понравилось. По итогам ежегодной суперсерии между лучшими канадскими и российскими молодыми хоккеистами он в интервью отозвался об Артемии одобрительно, хотя по ее ходу произошел эпизод, которым игрочок тренера разозлил.
— Брагин относился ко мне как к недисциплинированному хулигану, от которого можно ждать чего угодно. Например, того, что на серьезном собрании заржу как конь. Как раз в Канаде на суперсерии был момент: он какую-то речь толкает, ругает кого-то. В том числе и мне «пихает», что я в пустые ворота не попал. Уже руки поднял радоваться, но шайба в ворота не залетела. И тренер говорил, что так нельзя.
В этот момент я увидел, что ребята держатся из последних сил, чтобы не засмеяться. И мне от этого стало так смешно, что я не выдержал — и как взорвался! Две минуты не мог успокоиться. Вся команда в тишине сидела, на меня смотрела вместе с тренером. А у меня — сопли, слюни. Потом Брагин минут 15 сидел молча, после чего встал, сказал: «Жалко, что мы в Канаде», — и ушел. Были бы дома — выгнал...
Но в итоге тренер хоккеиста не наказал. Правда, позже говорил команде:
— Вот Панарин. Как брать его на чемпионат мира?
Партнеры хихикали, говорили: ничего, все нормально будет! И тренер решился. Оказалось в итоге намного более чем нормально...
Белоусов вспоминает о финале с Канадой:
— Мы все болели за Панару на том чемпионате, переживали. Во время финала были в Череповце, игра на следующий день. Ночь, четыре или пять утра. Я будильник завел, думал третий период посмотреть. Включаю — 0:3! Кто-то после этого выключил, а я, раз уж проснулся, решил посмотреть. И тут Панара одну — херак! А потом понеслось. Вторая, третья... Очень рад был за него. И сейчас рад. У меня никогда не было к нему зависти. Понимаю, что не каждому такое дано — забить в финале молодежного чемпионата мира и тем более в НХЛ на ведущих ролях быть. Молодец!
— Ты к нему в Северную Америку ездил?
— Он предлагал: «Сейчас дом куплю, приезжай!» Но куда я с тремя детьми поеду? Тяжело. Перелет 12 часов. Может, дети подрастут — соберемся, съездим с удовольствием. А он потом подойдет к тренеру, скажет: «У меня есть правый крайний...» Шучу, конечно. Английского не знаю, трое детей — какая там НХЛ...
Это сам Белоусов такой скромный. А Панарин говорил о нем общему знакомому: «Если бы Жора захотел, он мог бы играть где угодно. Он талантливее, чем я! Но есть определенные вещи, которые мешают ему это сделать».
Панарину не помешало ничто.
Миф, озвученный в интервью дедом, что в момент первого своего гола Канаде Панарин не должен был находиться на площадке, а сам выскочил вместо травмировавшегося партнера, Тема опровергает. Говорит — это другая история. Уже после молодежки его привлекали в первую сборную. Во время матча с норвежцами в питерском дворце спорта «Юбилейный» наш герой весь матч оставался на скамейке, сборная вела 5:2. И в третьем периоде договорился с двумя партнерами, что дадут ему по одной своей смене.
— Замерз на лавке, а еще в перерыве орехов объелся, — в своем стиле вспоминает он. — В первой смене даже катить нормально не мог, а на вторую за пять минут до конца вышел и забил шестой гол. Еду и Брагину показываю: «Две смены мне надо, и я все сделаю». Он смеется...
Судя по всему, в то время Артемий еще мог пойти не по той дорожке, которая привела его в примы НХЛ. Даже из диалога с Белоусовым можно было сделать вывод, что Панарин мог тогда стать звездочкой местного разлива. Спрашиваю его, была ли у Темы когда-нибудь звездная болезнь, и слышу:
— После молодежного чемпионата мира. Так разговаривал, что мне тогда вообще не хотелось с ним общаться, неприятно было. Тьфу! Я простой человек, а он приехал такой: «Мне сюда, мне на интервью...» Не хочешь — не разговаривай, мне вообще пофиг. Я сказал ему тогда: «Так будешь себя вести — общаться с тобой не буду! Ты мне такой на х... не нужен». Может, он понял? Наверное, ему надо было это переварить. Прошло время — и все устаканилось, отношения стали такими же, как прежде. И больше не менялись, каких бы успехов он ни достиг даже в НХЛ.
Сейчас, во время сезона Артемия за океаном, они созваниваются нечасто. Но если это происходит, могут и час проговорить. Стоит один детский прикол вспомнить — за ним следует второй, десятый... И снова начинается веселье из совсем другой жизни, из прошлого, когда у того же Белоусова еще не было троих детей, из-за которых он давно не думает ни о каком отъезде в Америку.
Я спросил Панарина — кому из подмосковного клуба, кроме привлекшего его в первую команду «Витязя» Сергея Гомоляко, он благодарен больше всех.
— Алексею Жамнову, — отвечает он. — Как генеральный менеджер, он говорил тренерам, что я перспективный, меня нужно ставить, обращать внимание, давать время. Андрей Назаров давал много играть, у нас хорошо получалось в связке с Михаилом Анисиным. А при Юрии Леонове я уже сам много показывал, усиленно тренировался, доказывал ему — и он перевел меня из третьего звена в первое.
— Какая была самая жесть у Назарова? Твой друг Белоусов называет работу с ним школой жизни.
— Никакой жести не было. Сборы у него достаточно сложные. Он меня не трогал, за что ему большое спасибо. Особо не ругал. Я чувствовал поддержку и работал. Самое смешное было на собраниях, когда он матерился и такие коры выдавал!..
Говоря это, Панарин еще не представлял, какую «кору» Назаров выдаст в «Комсомольской правде» во время сезона-2020/21...