«Когда уезжал в НХЛ, в Новокузнецке все смеялись: «Ждем в ноябре-декабре, клюшки на месте». Как начинал сын шахтера Сергей Бобровский
Отрывок из книги обозревателя «СЭ» Игоря Рабинера «Русские дороги к хоккейной мечте» о Сергее Бобровском, который в 2024 году выиграл Кубок Стэнли и победил в опросе «СЭ» «Спортсмен года».
«Верю, что пишу свою историю, и хочу быть в ней главным героем»
24 мая 2007 года в 11.24 утра на шахте «Юбилейная» в Новокузнецке Кемеровской области раздался взрыв. В этот момент под землей находились 217 человек. Тридцати восьми из них не суждено было больше увидеть свет, один позже умер в больнице.
Андрею Бобровскому, заместителю начальника участка «Юбилейной», в прошлом — горному мастеру, повезло: в момент взрыва он был на поверхности. Потом уже подключился к помощи штабу горноспасателей по ликвидации аварии. Он отвечал как раз за план ликвидации аварий и противопожарную защиту на шахте.
— Бывало ли вам в таких ситуациях по-настоящему страшно? — спрашиваю Бобровского-отца.
— Конечно, бывало. Много аварий случалось на шахте — обрушение горных выработок, затопления, взрывы. Люди погибали, в том числе с нашего участка. Мы хоронили мужиков. Кроме «Юбилейной», был взрыв на «Ульяновской» — в марте 2007 года там произошла одна из крупнейших аварий на шахтах, погибли 110 человек. А на «Юбилейной» мне просто повезло, что я был на поверхности. Это и спасло жизнь.
Вот так семья и провожала Андрея на шахту каждый день — не зная, вернется ли. Проработал Бобровский там 31 год.
Его 18-летний сын Сергей в том сезоне-2006/07 дебютировал в российской Суперлиге, доживавшей свой предпоследний год перед появлением КХЛ. Главный тренер Сергей Николаев, снискавший в хоккейных кругах славу благодаря искрометному юмору, юного голкипера любил и дал ему шанс поучаствовать в восьми матчах. Правда, с первых минут — только в трех. Пределом мечтаний Сергея тогда была никакая не НХЛ, а место основного вратаря новокузнецкого «Металлурга».
— В саму шахту, где работал отец, я никогда не спускался, — вспоминает Сергей. — Да и папа мне особо о своей работе не рассказывал. Но представляю, насколько тяжелый это труд. Знаю, что было много аварий, из-за этого постоянно случались стрессовые ситуации. Разное случалось, даже когда папа уже не работал на шахте...
Помню, что отец всегда был в спорте. Играл в шахтовых соревнованиях по футболу, хоккею, волейболу, теннису, вел активный образ жизни. Вот туда он меня, маленького, брал постоянно. И дисциплину мне прививал. Это, считаю, одно из самых сильных моих качеств. Я знаю, что и ради чего нужно делать. Для меня нет такого понятия, как лень. Если надо, то встаешь — и вперед. Трудолюбие и дисциплина — это от отца.
Когда Бобровский во время летней подготовки в России на протяжении шести недель подряд каждый день встает в 5.30 утра и весь день пашет как проклятый, ты сначала не находишь этому разумного объяснения. А потом слышишь этот рассказ — и понимаешь, что к чему.
— Вы в себе это долго вырабатывали, переламывали обычный российский менталитет? — спрашиваю Бобровского.
— Есть такое немножечко, — улыбается он. — Будто кто-то говорит тебе снаружи — куда, зачем, никто так не делает. Устанешь, перетренируешься. Возникают какие-то сомнения. Но тут внутренний голос говорит: «Надо». Почему? Если ты хочешь — надо. Потому что, если тебе это не надо и ты этого не хочешь, зачем вообще надевать форму? И ты хочешь.
— Дисциплина? — улыбается Андрей Владиславович. — Да Сережу и учить ей не надо было, он сам на тренировки без будильника подскакивал. Я только объяснял ему: если уж решил заниматься хоккеем, то не должно быть никаких пропусков. Его не приходилось уговаривать тренироваться. Больше проблем было со школой, с домашними заданиями. Он ходил со мной на спортивные соревнования — на шахте играли в футбол, хоккей, устраивали спартакиады. А в шахту я его с собой, конечно, не брал в то время — было запрещено по технике безопасности.
До этого Андрей Владиславович прошел через многое. Как и вся страна.
— Бывало, что вообще не платили по восемь-девять месяцев, — вспоминает он. — В конце 90-х получку выдавали продуктами.
— Касками не стучали? В те годы забастовки шахтеров случались нередко.
— В Новокузнецке были забастовки, мы тоже поддерживали бастующих. В Междуреченск, правда, не ездили — народные волнения начинались оттуда.
Как раз в шахту в Междуреченске уроженец этого города вратарь Илья Сорокин спустил Кубок Гагарина после того, как с ЦСКА выиграл главный российский хоккейный трофей в 2019 году.
— Илья — молодец! — одобряет его младший Бобровский. — Оригинальная, необычная и очень достойная идея.
С лета 2013-го Сергей, уже выигравший в «Коламбусе» первую «Везину», приезжал домой в Новокузнецк и проводил ежегодные мастер-классы. В них участвовал и 20-летний вратарь Кузни Сорокин. Впоследствии — олимпийский чемпион Пхенчхана и участник Матча звезд НХЛ. У каждого — своя судьба. И каждый имеет шанс развернуть ход событий в нужное ему русло.
— Но не только от тебя все зависит, — рассуждает Бобровский. — Жизнь должна тебе помочь. Все должно сложиться.
Однако не надо думать, что он такой уж фаталист. Потому что другая его фраза, на сей раз — о собственной судьбе, говорит о характере Сергея, мне кажется, намного больше:
— Верю, что пишу свою историю, и хочу быть в ней главным героем. Хочу определять, в каком направлении будет дальше идти моя жизнь, не потому что кто-то думает, видит, считает, говорит, что лучше для меня было бы так-то. Хочу играть эту роль сам. Да, могу ошибиться. Но если я принял то или иное решение — то знаю, что оно было моим.
«Родители не пытались сделать из меня профессионала в десять лет. Они дали мне свободу»
Мама Бобровского, Лариса, сначала трудилась в школе, занималась воспитанием детей, потом несколько лет отработала машинистом крана в кислородно-конвертерном цехе Западно-Сибирского металлургического комбината на горячем участке.
— Очень тяжелое производство, — говорит Сергей. — Мама работала на кране. Внизу раскаленный шлак, воздух горячий, это плохо для здоровья. В 2011 году я забрал ее с работы. Бились долго, и это было очень сложно. Слава богу, получилось.
— Она с трудом поддалась на уговоры, — подтверждает отец.
Что небанально — именно мама привела шестилетнего Бобровского в хоккей. По его словам, инициативу заняться этим видом спорта проявил он сам, но отец, возможно, переживал из-за травмоопасности ледовой игры. И мама записала Сережу на хоккей, когда папа был на работе.
— Так и было? — спрашиваю отца.
— Примерно так, — улыбается он. — Я изначально хотел отвести сына на карате. Но он ходил со мной на хоккейные матчи, в том числе часто на «Металлург», — и, видимо, зацепило его это дело. Они с мамой увидели объявление о наборе в хоккейную команду детей его года рождения. Созвонились, все решили. Но повели его заниматься уже вдвоем...
Бобровские жили в однокомнатной квартирке. Он вспоминает, как родителям было сложно:
— С серебряной ложкой я не родился. Когда у нашей команды случались поездки, деньги на них собирали у родителей. И мои отдавали последнее, что у них было. На еду не хватало, а я в поездки ездил. Родителям было нелегко. Одно время папа даже на двух работах трудился — подрабатывал еще ночным сторожем на стоянке.
Андрей Владиславович слышит мой вопрос на эту тему и немного удивляется:
— Было такое дело. Это Сережа все рассказывал?
— Да.
— Когда не платили, пришлось устроиться на вторую работу. Дома одевался и забывал, в какую сторону сейчас надо идти. Всякое бывало, в том числе и бессонные ночи.
— Тяжело было поднимать Сережу в таких условиях?
— Конечно, нелегко. Да и режим какой! После работы на шахте сразу мчались на тренировку, иногда жена отвозила. Хорошо еще договорились с тренером оставлять там баул, тяжело было тащить его по автобусам. Тренировки начинались в шесть-семь утра и в девять-десять вечера. Пацаны были маленькие, лед им давали в очень неудобное время. Когда Сережа пропускал шайбы, мы его поддерживали, чтобы сильно не переживал и шел дальше, хотя у самих сердце екало. Старались быть рядом с ним, ездили на выезды — и ближние, и подальше.
А ведь когда Сергею было десять, у него появилась сестра. Это еще быстрее заставило парня повзрослеть, почувствовать ответственность. Отец вспоминает, что эгоизма в тот момент сын не проявил, появлению сестренки был рад, — и тут добавляет:
— Жена подсказывает, что он даже хотел сестру и говорил об этом!
Сергей вспоминает:
— Главное — родители меня любили, окружали заботой. А это для малыша самое важное. Также они ходили на игры, поддерживали. Если не получалось, мама всегда помогала, постоянно говорила: «Ты можешь!» Я: «Да как, без шансов!» — «Ты должен ловить!» Сквозь мои слезы, рев... Но если это проходишь, то характер закаляется. Начинаешь злиться, работать еще больше, «закусываться»...
— Отец не пугал в детстве — мол, не будешь хорошо тренироваться, тоже в шахту попадешь?
— Нет. Родители другим пугали: «Дворы будешь мести, если учиться не будешь». Но в целом они на меня не давили. Дали свободу, что позволило мне спокойно развиваться, и я получал удовольствие от игры. Они не пытались сделать из меня профессионала в десять лет. В этом возрасте самое важное — просто наслаждаться игрой, быть ребенком, кайфовать, носиться с пацанами на улице в футбол, хоккей, баскетбол.
Я вот вижу, что сейчас есть такая проблема — родители давят. Заранее смотрят на финансовую составляющую спорта. Заставляют — и передавливают. А все ведь живые люди, дети не роботы. И получается обратная реакция. Маленький человек не получает удовольствия, а начинает думать, как будто он должен. Это сводит на нет позитивную энергию, с помощью которой ты развиваешься. Рад, что в моем случае получилось не так, что папа и мама дали спокойно расти.
Эта мудрость простых рабочих людей и позволила Сергею стать тем, кем его знает сейчас весь хоккейный мир.
Так нравился «Кровавый спорт» с Ван Даммом, что начал делать растяжку и лазить в шпагате по дверным косякам
В одном из интервью, объясняя, как он стал вратарем, Бобровский рассмеялся: «Просто экипировка понравилась».
— Неужели не пугались, когда по вам бросать начали? — спросил я.
— Нет. Когда ты маленький и шайба летит, ты смотришь на нее, как на летящую птицу. Становишься постарше — начинаешь понимать. Но уже поздно, никуда не денешься. А насчет формы — да, в детстве смотрел хайлайты по телевизору. Тогда и понравилась форма. А еще — как вратари двигаются, как это красиво, эффектно.
Первые месяцы после прихода в новокузнецкую хоккейную школу он играл в защите. А потом вышло так, как это часто бывает: на следующий день — игра, вратарь заболел, в ворота встать некому. Была тренировка на земле, ребята выполняли упражнения на растяжку и координацию движения, и тренер, исходя из физических способностей Сергея, предложил ему попробовать сыграть в воротах.
Отец всю эту хронологию событий подтверждает и детализирует:
— Сережа показал свою растяжку, садился на шпагат. Еще делали упражнение на батуте — нужно было на нем устоять, не упасть. Кто не мог удержаться на ногах — выбывал. В итоге остались прыгать Сережа и тренер. И он способности сына оценил.
— А откуда у него была такая растяжка?
— Мы же думали о карате. И сам он смотрел фильмы про единоборства, ему очень нравился «Кровавый спорт» с Ван Даммом. Вот и начал дома делать растяжку. Лазил в шпагате по дверным косякам!
Вспоминаю разговор с Андреем Василевским — и рассказ о том, что в его комнате висел постер Роберто Луонго, а еще он поклонялся Мартину Бродеру. У Бобровского, как выяснилось, совсем другая история.
— У меня никаких постеров не было. Родители постоянно говорили, что я должен быть самим собой и нельзя иметь никаких кумиров. Дети часто клеили на шлемы наклейки с разными командами. Отец мне этого никогда делать не разрешал. Сказал: «У тебя свой путь». Приучил к этой мысли.
Андрей Владиславович охотно подтверждает. И явно радуется, что сын эти наставления помнит твердо — до такой степени, что рассказывает о них в интервью.
Первым тренером Бобровского был Алексей Кицын. Отец чемпиона мира среди молодежных сборных-2011, более того — одного из лидеров той суперкоманды в Баффало. А папу Кицына и сам Сергей, и его отец вспоминают с большой теплотой. Заодно рассказывая очень российские бытовые детали.
— Помню, когда пришел, в команде была только одна вратарская форма, которую мы с другим пацаном надевали по очереди, — говорит Сергей. — А второй, когда был не его черед, играл в поле. Потом уже, по мере того как мы росли, так делать уже стало нельзя.
— Стоп. А как же двусторонние матчи, когда нужны оба вратаря?
— Двусторонок на тот момент еще не было. Все просто бегали в общей куче, пятьдесят человек, никто никого не знал. Потом уже тренер мой, Кицын Алексей Иванович, делал мне коньки, сам шил ловушку, нагрудник какой-то искал... Нелегкое было время.
Андрей Владиславович добавляет детали:
— Кицын для Сережи переделал фигурные коньки в хоккейные. Раньше не было формы, вот и приходилось выкручиваться. Я с работы привез щитки, а он их переделывал. Алексей Иванович — большой молодец, мы ему очень благодарны.
— Что за щитки из шахты?
— Старые щитки из конского волоса, в таких играли еще в сороковые годы. Они были очень большие, а Алексей Иванович уже перешивал по размеру. И фигурные коньки сам перетачивал во вратарские.
Игрок и его первый тренер созваниваются и по сей день. В знак благодарности Сережа в 2021 году подарил Алексею Ивановичу машину, «Тойоту» RAV4.
Балует он ими и родителей. Спрашиваю Андрея Владиславовича, что было самым памятным.
— Да он постоянно что-то дарит! — восклицает отец хоккеиста. — Как первый год отыграл в «Филадельфии», машину мне купил. Только до дома добрался — сразу поехали в «Тойота центр», и он сказал мне выбрать любую. Я выбрал внедорожник «Прадо» и теперь на нем езжу. А после победы на чемпионате мира 2014 года всем игрокам подарили «Мерседесы», и Сережа его мне отдал. Так что сейчас в Питере езжу на «Мерседесе», а в Новокузнецке — на «Прадо». И на квартиру в Санкт-Петербурге дал денег — купили, обустроили, — и вообще финансами помогает...
«В 16 лет с Бродером готов был биться за место первого вратаря, мне все равно было!»
Бобровский всегда помнит, откуда он родом. О Новокузнецке ходит много ужастиков вроде цветного — из-за выбросов шахт и металлургических комбинатов — снега. Он это опровергает.
— Хороший рабочий город, — говорит Сергей. — Понятно, провинциальный. Суровые, но добрые сибирские люди. Я там родился и вырос. В России во многих городах, если ты сам не выгрызешь свою жизнь, никто тебе на блюдечке ничего не принесет. И Новокузнецк не исключение.
А о родной стране говорит:
— Я люблю Россию, и это чувство не пройдет. У меня всегда герб Новокузнецка на шлеме. И еще хочу, чтобы со мной ассоциировался фон стены. Тем самым подаю сигнал, что у меня все четко. Без всяких смешных мультяшек, чтобы все понимали — тут серьезно, солидно и крепко.
С уверенностью у Бобровского, по его словам, все с самого начала было в полном порядке. И вот, по его словам, до какой степени:
— Всегда верил в себя. Особенно когда был молодой. В 16 лет мне без разницы было, кто конкурент. Я тогда с Бродером был готов биться за место первого вратаря, мне все равно было!
— Откуда черпали уверенность?
— Тут нужно вернуться к тому, что мама всегда говорила: «Ты можешь! Ты можешь!» Вот откуда. В то же время я никогда не делал что-то подлое для другого вратаря. Всегда честная конкуренция лицом к лицу — кто кого.
С Бродером-то он готов был биться, вот только за океаном его никто не знал — и на драфт НХЛ Бобровский так и не попал.
— До Новокузнецка ни один скаут не доезжал. Далеко! — одно из объяснений от двукратного обладателя «Везины».
— Когда два года подряд вас не ставили на драфт, это не стало психологическим ударом?
Вратарь качает головой:
— На тот момент даже не думал об НХЛ. Что такое драфт — не знал вообще. Мы тогда уже начали работать с агентом Полом Теофаносом, и он сказал — не задрафтовали, какой-то клуб должен был. Я отреагировал: «И че?» Он: «Ничего, работай дальше».
Никакого гладкого хайвея к славе для Бобровского не предвиделось. Одну историю он помнит до сих пор. Говорит о ней, впрочем, без ожесточения, которое Сергею вообще не свойственно.
— Когда мне было лет 14 или 15, тренер вратарей первой команды «Металлурга» Дмитрий Курошин сказал, что я никогда не буду играть — дескать, слишком маленький рост. Подумал: «При чем тут то, что я маленький?!» Все равно всегда был первым вратарем по своему году, считался перспективным парнем, и все тренеры это знали. Поэтому подумал: ни фига!
С Борисом Михайловым не сложилось
Тогда Курошин сделал ставку на другого, рослого голкипера, и смотреть на это Бобровскому было тяжело. Сергей понимал: своей работой он такого отношения не заслуживал.
— Он отдавал хоккею всего себя, — вспоминает отец. — Тренировался, играл и, по сути, жил на стадионе.
А потом Сергей за одно лето вырос, по его словам, на 17-20 сантиметров — это произошло в восьмом классе. На первых порах к нему по инерции относились так же прохладно, как и годом ранее. Но в его пользу сработал еще один фактор — «закон Третьяка».
В 2006 году легендарный голкипер возглавил ФХР и всего годом позже ввел в российском хоккее налог на иностранных вратарей. Третьяк объяснял это просто: «Мы сказали клубам: платите нам девять миллионов рублей и берите иностранного вратаря. Либо не давайте нам денег, но тогда в воротах должны играть русские. И прописали это в регламенте. В итоге не самым богатым клубам вроде новокузнецкого «Металлурга» делать было нечего — стали ставить наших ребят. Так появились и Бобровский, и другие вратари».
Семен Варламов в свое время сказал мне, что это сыграло важнейшую роль в его карьере, а теперь и Боб говорит о своем хоккейном пути то же самое.
— Сложилась такая ситуация, что парень 86-го года рождения поехал играть за Казахстан, сыграл там чуть-чуть, а на следующий год Третьяк принял закон о вратарях. Тот голкипер больше не имел права играть за сборную России — а я, получается, был следующим. Так и оказался в первой команде «Металлурга», у меня появилась возможность тренироваться с мастерами.
То, что мне «закон Третьяка» помог в карьере, — сто процентов! Не знаю, что бы без этого со мной произошло. Получается, что благодаря этому правилу я и в команду залез, стал третьим вратарем, а потом и вторым. У нас были белорус Серега Шабанов и чех Владимир Гудачек. Двух вратарей-легионеров при таком законе не было смысла использовать, и я постоянно одевался вторым. Все время тренировался с командой, варился в этой каше.
Бобровский видел уровень, к которому надо стремиться, и понимал, на каком уровне объективно находится он сам. Это позволяло взглянуть на ситуацию под другим углом.
— В детстве, когда ты выигрываешь какой-нибудь турнир с участием «Торпедо» (Усть-Каменогорск), «Сибири» (Новосибирск) и наших, тебе кажется, что весь мир у твоих ног, — улыбается Сергей. — А когда приходишь в команду мастеров, видишь, насколько там техничные и мастеровитые ребята, как могут бросить, — понимаешь: нет, мир у твоих ног будет еще не скоро.
— С Курошиным пересекались потом? — спрашиваю Бобровского.
— Конечно. Работали и общались. По поводу тех своих слов он никогда ничего не говорил. Помогал, давал советы, рассказывал какие-то интересные вещи. Когда я пришел в первую команду третьим вратарем, он был рядом всегда. Весь тренировочный процесс для голкиперов создавал, придумывал какие-то упражнения. В общем, здорово помогал. У меня нет злости ни на него, ни на кого-то другого.
Если по большинству вопросов версии отца и сына Бобровских сходятся, то на тему того, когда у Сергея появилась мечта об НХЛ, они разошлись довольно сильно.
— Честно говоря, об НХЛ вообще не думал, — говорит сам вратарь. — Моя мечта была — стать первым номером в новокузнецком «Металлурге». И все. Да, знал, конечно, что есть такая лига — НХЛ. Но всегда стараюсь жить приземленно. Где нахожусь — там и счастлив.
Андрей Владиславович видит ситуацию иначе.
— Мечтал он об НХЛ, и еще как. Картинки собирал, наклейки были у него энхаэловские, альбомы скупал в «Союзпечати». Началось это еще в детстве, в пятом-шестом классе. Кумиров, как я уже говорил, не было, но он выделял вратарей, которые в то время были на ведущих ролях в НХЛ. Много говорил про Патрика Руа. А Доминик Гашек приезжал в Новокузнецк и подарил Сереже клюшку с автографом в качестве приза лучшему вратарю. У нас в городе проходил хоккейный турнир, и на награждение приезжали такие люди!
Та клюшка сохранилась в домашнем музее Бобровского-старшего. «Сережа заслужил», — улыбается отец. Там же — маленькие копии обеих «Везин», золотая медаль ЧМ-2014, другие награды; майки, шайбы, клюшки...
— Так когда же все-таки мечта об НХЛ появилась? — спрашиваю Сергея.
— Скорее не мечта, а мысль. Под конец своего контракта с «Металлургом» я понял, что никак не хочу оставаться в Новокузнецке. Чувствовал, что мне нужно дальше идти и расти. Сначала думал, что получится перейти в более сильную команду КХЛ. Но в какой-то момент оказалось, что перейти куда-то — без шансов.
— Но почему?
— В КХЛ работало правило об ограниченно свободных агентах. До 27 лет ты принадлежишь одному клубу, и, зная ситуацию, я был уверен: обмена не будет, никуда. А в НХЛ, когда контракт закончился, уехать можно. Тогда и начал рассматривать эту возможность. И когда здесь тебе деваться некуда, а там «Филадельфия» предлагает самые удобные условия, думаешь: почему нет?..
К тому времени Бобровский прошел в «Кузне» разные этапы. Первым, кто его поставил за основную команду «Металлурга», был тренер — легенда города Сергей Николаев, он же — Сеич.
— Он очень многое сыну дал, пусть и за небольшой период работы, — говорит отец.
— Николаев — один из тех людей, профессионалов, который поверил в меня и не просто дал один шанс, а давал их постоянно, — объяснил Сергей подробнее. — Очень благодарен ему за это — особенно за период формирования как хоккеиста и личности, когда мне было 17 лет. То, как он себя вел, какой имел авторитет, послужило серьезным толчком к моей дальнейшей карьере.
А вот с Борисом Михайловым, сменившим Николаева, у молодого Бобровского совсем не сложилось.
— Сережа тогда сильно нервничал, как иначе? — говорит отец. — И мы за него очень волновались, переживали этот тяжелый период всей семьей.
— С ним все было непросто, у меня тогда был сложный период, — говорит Сергей. — По каким-то причинам Михайлов меня сразу не принял. Он сразу взял Макса Соколова и канадского вратаря Скотта Лэнгкоу. Я резко превратился из первого в третьего. Вообще не играл, просто тренировался, и никто мне ничего не объяснял. В 18-19 лет такая перемена тяжела для психики. Ты ничего не понимаешь, будущее неизвестно. Видишь, что в тебя не верят, но сам в себя веришь. Тренируешься, стараешься, работаешь, ждешь шанса.
Главный тренер как-то бросил в его адрес, что на шахте и на заводе люди тоже нужны, не обязательно всем быть хоккеистами.
— У меня на Бориса Петровича нет злости, — говорит, однако, Сергей. — Хотя на тот момент было тяжело. Но я смотрю на эти вещи с другой стороны. Во-первых, никак не могу повлиять на ситуацию. Во-вторых, у человека свое видение, он отвечает за результат, почему я должен лишать его этого права? Почему он должен думать так, как считаю я? Мне кажется, это немножко неверно.
С тех пор Бобровский и Михайлов никогда не общались и ту историю не обсуждали. Зато однажды с Борисом Петровичем делал интервью я. Всех подробностей, которые вы только что прочитали, в то время еще не знал и просто попросил его вспомнить, каким был молодой Бобровский.
— Работал с ним целый год, — ответил Михайлов. — Фанатик хоккея до мозга и костей! Он мог целый день тренироваться. Закончилось занятие, пообедал — и опять идет работать. Я и врача команды, и других просил его попридержать. Даже начал Сергея преследовать: да отдохни ты уже! Так он стал в другой район ездить, чтобы я не видел, как он дополнительно работает. Но так получилось, что в то время Бобровский не был основным вратарем. Я пригласил Максима Соколова, и тогда Сергей не был сильнее Макса.
— А его талант вам изначально был виден?
— Да. А работа не пропадает. Его надо было только поднаправить. Закон в хоккее один: кто много работает, тот выходит в люди. На том или на другом уровне, но выходит. На своем примере в этом убедился.
Контракт с «Филадельфией» благодаря Теофаносу и супердебют в Питтсбурге
Отец говорит:
— Сереже очень повезло с агентом Полом Теофаносом — он большой молодец по жизни и мастер своего дела. Мы с ним хорошо знакомы, часто встречаемся, когда в Америке бываем. Именно Теофанос помог сыну заключить контракт с «Филадельфией».
Учитывая абсолютное на тот момент незнание Бобровским реалий НХЛ, сильный заокеанский агент ему был чрезвычайно нужен. Голкиперу повезло его встретить. Попадись на пути кто-то другой, все могло сложиться совсем иначе.
Первый раз скаут «Флайерз» подошел к Сергею на трибуне в Москве, когда вратарь пропускал игру плей-офф Молодежной хоккейной лиги из-за микротравмы. Бобровский думал, что встреча получилась случайной. Но так не бывает. Значит, клуб из Пенсильвании его «вел», и не сегодня, так завтра встреча все равно состоялась бы.
— Кроме «Филадельфии», какие еще были варианты? — спрашиваю Боба.
— По-моему, «Айлендерс», «Лос-Анджелес» и «Торонто». Для меня было важно, чтобы, если вдруг что-то не получится, я мог в Россию уехать. «Филадельфия» это все давала. Плюс еще вратарская ситуация там была для меня благоприятная. В «Лос-Анджелесе» были Джонатан Куик и Джонатан Бернье — молодые, но сильные парни, там без шансов. В «Айлендерс» — Рик Дипьетро, тоже без шансов, он и поопытнее.
А у «Флайерз» — Брайан Буше и Майкл Лейтон, у которых были небольшие контракты, и те заканчивались. Реальная возможность побороться, получить шанс. Тут как раз Пол Теофанос мне здорово подсказал, потому что он знал весь этот расклад по клубам. Это был однозначно лучший вариант.
В последнем сезоне в Новокузнецке Бобровский был уже основным вратарем. Вот только играть ему приходилось в самом бедном и безнадежном клубе КХЛ. В нем, выручай, не выручай, из подвала таблицы никак не выбраться. За девять лет существования этой лиги вплоть до исключения из нее «Металлурга» — с 2008-го и 2017-й — «Кузня» не то что ни разу не выходила в плей-офф, но всего трижды поднималась выше предпоследнего места.
В сезоне-2009/10, после которого Бобровский уехал за океан, Новокузнецк стал последним. Казалось бы, откуда могут быть шансы пробиться в лучшую лигу мира у голкипера худшей команды КХЛ?
— Мы всегда верили, что в НХЛ он пробьется однозначно, — говорит отец. — Может быть, сначала немного поиграет в АХЛ, но потом все равно будет играть в главной лиге.
Мы говорим с Сергеем о том, что некоторые хоккеисты считают так: лучше, когда возможность вернуться в Россию не прописана и ты знаешь, что пути назад нет. Только тогда окунаешься в процесс с головой, за уши себя тянешь, чтобы все получилось.
— Когда ехал в Филадельфию, даже не думал возвращаться, — качает головой Сергей. — Еще и потому, что все в Новокузнецке смотрели на меня и смеялись. Говорили: «Ты приедешь в ноябре-декабре. Мы тебя ждем, клюшки на месте».
— Кто говорил?
— Да все в клубе! И за спиной тоже. Я все слышал и чувствовал. Меня это злило, придавало стимул. И ехал — в «Филадельфию Флайерз». Не в фарм-клуб, а четко в первую команду.
— После первого матча никуда в связи с этим не позвонили?
— Нет. Игра позвонила. И сама все сказала.
«Игра позвонила» 7 октября 2010 года. Стартовый матч сезона «Летчики» проводили на льду их заклятых противников по Пенсильвании — «Питтсбург Пингвинз». Более того, это был матч открытия новой арены в Питтсбурге. И ко всеобщему шоку авторитетный главный тренер «Филадельфии» Питер Лавиолетт, выигрывавший Кубок Стэнли с «Каролиной Харрикейнз», объявил: в воротах — Бобровский. Незадрафтованный новичок. Из худшей команды КХЛ. Это было поразительно, учитывая еще и то, что «Флайерз» был финалистом последнего на тот момент Кубка Стэнли, проиграв только «Чикаго» в решающем раунде.
— Согласен, — не скрывает Сергей.
Брайан Буше, конкурент Сергея, не скрывал разочарования от того, что его не поставили на тот матч. Прямо в интервью говорил: «Когда я узнал, что Бобровский начнет матч, то был немного шокирован. В своих силах не сомневаюсь, и если бы у меня был ужасный лагерь, я бы еще такое решение понял. Но я в порядке, играю так же, как в прошлом году, когда мы вышли в финал Кубка Стэнли».
— Его можно понять, — оправдывает такие слова Сергей. — Приехал какой-то человек, и ему сразу доверяют. На меня это никак не влияло. И с Буше у нас были очень хорошие отношения. То интервью мне не переводили, я и по-английски тогда ничего не знал. Кто что сказал или подумал — мне все равно было.
— Не трясло, когда выходили на лед в Питтсбурге?
— Если бы сказал, что не трясло, то обманул бы. Но я воспринимал все это как-то естественно. Не как будто на Луну полетел, а так, как будто и должен был играть. Хотя волнение, конечно, было безумное. К тому же матчи «Филадельфии» с «Питтсбургом» — это для них самое большое дерби.
— Про матч открытия арены знали?
— Мне все равно было. Открытие, закрытие, новый стадион, старый... Просто видел эту шайбу черную — и моя задача была ее поймать. И все. Больше ни о чем не думал.
Это был всем дебютам дебют. Только что Сергей выступал в ветхом Дворце спорта кузнецких металлургов, а теперь — в новом, сверкающем, заполненном 18-тысячнике, под рев соскучившейся за межсезонье по хоккею публики. Напротив — великие Сидни Кросби и Евгений Малкин, да и вообще могучая команда, которая год назад выиграла Кубок Стэнли.
В первые десять минут игры штурм со стороны хозяев был такой, что Лавиолетт вынужден был взять тайм-аут — редчайшее для начала игры событие. Но когда команда делает за половину периода четыре потери в своей зоне, надо это безобразие как-то остановить.
Останавливал его один человек — Бобровский. Он просто стоял на голове, вытаскивая все. А после тайм-аута успокоилась и вся команда. До такой степени, что выиграла тот матч — 3:2. А его самого признали первой звездой игры.
