Грозный тафгай НХЛ потерял все. Лишился дома, влез в долги на 2 миллиона, был арестован за наркотики
Арест
Восход осветил очередную ночь, наполненную духом известных легких наркотиков порошкового типа. Бывший тафгай НХЛ Дональд Брашир почувствовал, как кайф уходит. Надо было зайти домой и принять еще одну дозу. Он вставил ключи в замочную скважину, попытался повернуть их, но дверь не открывалась.
Хозяин квартиры давно предупреждал. Он хотел, чтобы Брашир съехал, — и вот сменил замки.
Дональд ринулся в офис управляющего, который, к счастью, оказался открыт. Незаметно зашел и взял связку ключей, среди которых надеялся найти мастер-ключ, чтобы открыть свою дешевую квартиру на первом этаже. Он перепробовал их все — и ни один не подошел. В голове возникла мысль просто проломиться сквозь дверь.
Брашир выскочил из жилого комплекса во внутренний двор. Ранним утром там никого не было. Он ударил кулаком по окну своей спальни и выбил целый кусок плексигласа, достаточный для того, чтобы просунуть руку, открыть его и протиснуть свою 190-сантиметровую тушу.
Оказавшись внутри, Дональд первым делом закрыл занавески на окнах и двери во внутренний дворик. Просочился мимо кухонного стола, который с одной стороны почти упирался в стену, а с другой — в диван. Его маленькая съемная квартирка была забита массивной, дорогой мебелью, перевезенной из дома, которого Брашир лишился.
Из почти пустого холодильника он взял несколько банок пива и сел за стол. Достал пакетики с веществом из потайного кармана в джинсах. Посмотрел на голые стены вокруг. Ему всегда казалось, что они сжимаются над ним и душат его. Он употребил порошок и ждал, пока стены не разжали свои клещи и он не смог снова дышать.
Через несколько часов раздался стук в дверь. Дональд посмотрел в глазок — полиция. Он смахнул все со стола, сунул последний пакетик с веществом в карман и выскочил через дверь во внутренний двор.
Но там полицейские тоже ждали его.
Брашира арестовали и посадили в машину. Так как наручники ему надели спереди, он смог достать порошок в пакетике и спрятать его во рту. Во время обыска в участке держал его за зубами и чувствовал, как он высыпается из прорвавшегося целофана. Сердце колотилось. В панике — еще под достаточно сильным кайфом, чтобы решить, что это может сработать, Брашир выплюнул пакет, когда офицеры — так ему казалось — не смотрят. В момент, когда наркотик приземлялся в его руках, полицейские обернулись и посмотрели на Дональда.
Когда-то его боялись едва ли не сильнее всех в НХЛ. Он сыграл больше тысячи матчей и заработал почти 16 миллионов долларов. Сейчас он оказался заперт в бетонной коробке, и стены вокруг были так близко, как никогда прежде. Брашир лег на маленькую кровать, закрыл глаза — остатки кайфа перенесли его в тяжелый сон.
Одноклубники
Двумя годами ранее бывший форвард НХЛ Симон Ганье сидел в раздевалке, готовясь к игре с любителями и задаваясь вопросом, что происходит с его другом и бывшим одноклубником. Обычно они играли два раза в неделю с бывшими профессионалами и юниорами, жившими в районе Квебек-Сити. Среди ветеранов Брашир был одним из наиболее тренированных — даже на пятом десятке оставался уникальным атлетом. Он занимался смешанными единоборствами, играл в младших профессиональных лигах Квебека и съездил в шведскую лигу в 42 года.
Но в какой-то момент Дональд стал все реже появляться на играх. Случались долгие периоды, когда он вообще не приходил. А если все-таки приезжал на каток, выглядел изможденным. Брашир набрал вес, был небрит. Для Ганье это был тревожный звонок — видеть, что друг, который до сих пор гордился рельефным прессом, стал так плохо заботиться о себе и своем здоровье.
Ганье был одним из нескольких игроков, кто близко сдружился с Браширом во время их выступлений за «Филадельфию» в начале нулевых. Он тоже вырос в Квебеке — в команде было всего несколько франкоканадцев. После завершения карьеры Симон с Дональдом жили рядом — их дома располагались на одном озере, и они часто играли в гольф.
Брашир сдружился с семейством Ганье. Они вместе проводили рождественские праздники. Семья Ганье была наполнена любовью. У Симона было все, чего так не хватало Дональду. Родители Ганье были надежной опорой для него, когда он играл, и гордились каждым его достижением. Его папа Пьер регулярно ездил в «Филадельфию» на игры сына. И когда приезжал, то встречался и с Браширом.
«Батя любил поболтать за жизнь, — вспоминает Ганье отца, умершего от рака в конце 2014 года. — Уверен, что Браш рассказывал ему о своих делах больше, чем мне».
Брашир помнит, как они сидели на пляже на озере с Пьером и Ганье-старший рассказывал истории о том, как обожал смотреть игры с участием сыновей, когда они были детьми, и как он был рад, что мог проводить время с ними. У Дональда и его бывшей жены двое сыновей — Джордан и Джексон (родились в 1999 и 2001 годах). Он хотел быть для них таким отцом, каким Пьер был для своих ребят. Брашир рассказал ему о некоторых травмирующих историях своей жизни. Пьер по-родительски поддержал его и сказал Дональду жить дальше на полную, не упуская при этом представляющихся возможностей.
«Кажется, я ждал этого совета всю жизнь, — говорит Брашир. — Когда Пьер разговаривал со мной, у меня возникало ощущение, что он относится ко мне как к сыну».
Жизнь после хоккея
Брашир завершил карьеру, не имея долгов. У него был дом-мечта. С бассейном, спа, гольф-симулятором и теннисным кортом. В гараже стояли «Порше» и «Ламборгини» — весь Квебек-Сити знал его машины.
После НХЛ Дональд пытался заняться бизнесом. В какой-то степени для того, чтобы поддерживать расточительный образ жизни, к которому привык. Но еще и потому, что хотел доказать — он не просто «тупой хоккеист».
Брашир прославился как один из самых жестких бойцов своего времени. На его счету более 200 драк на льду. Но он никогда не гордился тем, что, по сути, зарабатывал свои миллионы мордобоем. Он хотел доказать, что способен на большее.
«Всегда уважал людей, которым приходится работать по 40 часов в неделю, чтобы держаться на плаву. — признается Брашир. — Хотел показать своим детям, что могу добиться успеха и в обычной жизни».
Он открыл компанию по производству клюшек Brash 87, собираясь производить высококлассный инвентарь для небогатых людей, которые не могут позволить себе платить несколько сотен долларов за такие вещи. Но фирма прогорела. Тогда Дональд купил два многоквартирных дома, надеясь, что недвижимость окажется хорошим вложением. Но разобраться с финансами и управлять ими оказалось тяжело, вскоре он погряз в долгах, и над ним завис судебный иск.
Нарастающая зависимость от наркотиков углубляла долговую яму.
Брашир говорит, что не чувствовал зависимости во время игровой карьеры и в первые годы после ухода из хоккея. Выпивать он начал только в 28. В 2003-м Дональда остановили по подозрению в вождении автомобиля в нетрезвом состоянии, но он отказался пройти тест на алкоголь. Ему был 31 год.
После завершения карьеры Брашир иногда стал употреблять наркотики, чтобы расслабиться — ему нравилось, как они уводят его от проблем реальной жизни. Но очень скоро он начал зависеть от них.
За ночь Дональд выкуривал пачку сигарет и выпивал около 30 банок пива. И начал регулярно употреблять наркотический порошок, а также другие известные химические средства, все более и более замыкаясь в себе. На наркотики он тратил до 5000 долларов в неделю — из кредита, полученного под залог дома. Его долг уже превышал 2 миллиона долларов — хоккеист находился на грани банкротства. Даже близкие друзья не знали, насколько все плохо.
Нужна помощь
Когда Брашир замкнулся в себе, до Ганье начали доходить истории о его образе жизни и сомнительных знакомых — в маленьком мире Квебек-Сити все всё знают. Но по-настоящему Симон заволновался после случайной встречи с сыном Дональда Джорданом, который признался, что уже некоторое время не видел отца.
«Папа просто кайфует, — сказал Джордан. — Дела так себе».
Ганье всегда казалось, что Брашир старался быть близок со своими детьми, пытаясь подражать одному из немногих примеров хорошего родителя, которые видел — Пьеру Ганье.
Другие близкие друзья тоже заметили, что Дональд как-то угасает. До Фредерика Сира, знавшего Брашира со времен его первого сезона за «Монреаль», доходили те же слухи, что и до Симона. Когда Сир заезжал к Браширу, то видел утомленного, хаотично ведущего себя друга. Он был в курсе, что финансовые проблемы сильно давят на Дональда, но про наркотики узнал только недавно.
Фредерик связался с Брайаном Харденбержем, административным директором «Филадельфии», который был близким другом Брашира. Сир надеялся, что Брайан в курсе, как выйти на людей, отвечающих в НХЛ и Ассоциации игроков за программу поддержки бывших хоккеистов.
Через неделю Харденберж встретился с Ганье, и они решили, что надо обращаться за помощью.
«Было страшно, что мы найдем Браша мертвым», — признается Симон.
Ничего не сказав Дональду, они забронировали ему место в реабилитационном центре в Аризоне — за счет Фонда помощи игрокам.
Оставалось только одно препятствие — сам Брашир.
«Отец и сын»
Брашир сидел в кресле. В руках, сжатых в кулак, — губная гармошка, добавлявшая какую-то свою мелодию к песне Кэта Стивенса «Отец и сын». Музыка лилась из гаража, набитого инструментами человека-ансамбля, пустыми пивными банками и бутылками из-под ликера. Прежде чем потерять дом, Брашир проводил в этой импровизированной музыкальной студии почти каждую ночь. В свете свечей он играл на гармошке — резкий вдох, резкий выдох, снова и снова — пытаясь соединить ноты в песню, которая так запала ему в душу. Иногда эти ноты звучали как что-то реальное, как сон, который имеет смысл, только пока ты в нем. Но утром мелодия всегда улетучивалась — вместе с кайфом от наркоты.
Когда Ганье и Сир пришли к Браширу той ночью — 11 марта 2018 года, — Дональд подумал, что старые друзья просто зашли проведать его. Сир специально приехал из Монреаля. Дональду они сказали, что совершенно случайно оба одновременно оказались у него. Предстояла очередная ночь, наполненная музыкой и хорошим настроением — они пели караоке, запивая его пивом, а потом виски.
Когда заиграла «Отец и сын», Брашир крепко закрыл глаза, раскачиваясь из стороны в сторону. Эта песня безумно цепляла его.
Как и музыку, жизнь свою Дональд помнит отдельными фрагментами.
Вот они с отцом проводят бой с тенью. Папа выглядит как гигант, а Дональд учится нырять, уворачиваться от ударов и бить. Первое чувство чего-то типа любви. Острый, оставляющий ссадину укус электрического провода, пронзающего плоть мальчика. Первые воспоминания о боли. Неоновые вывески баров светят через лобовое стекло — мальчик сидит и засыпает один на заднем сиденье, с ужасом ожидая момента, когда вернется отец, пьющий всю ночь.
Он не помнит переезд из Индианы, где родился, в Квебек-Сити — чтобы жить с мамой, которая оставила его папе, когда Дональду было 3 годика. Но помнит, как новый мамин муж бил его. Это длилось не так долго — между детским садом и третьим классом, но достаточно для того, чтобы добавились эпизоды, которые надо забыть.
Без особой удачи он прошел через две приемные семьи, пока в 8 лет не попал в третью. Это было большое семейство: мама и папа, четверо своих детей и всегда как минимум четверо приемных — они приходили и уходили, сменяя друг друга. Брашир был единственным черным. Об этом ему неустанно напоминали расистские шутки старших ребят в школе.
Тогда же он впервые нашел мир и спокойствие — на льду. Научившись кататься, Брашир понял, что значит любить что-нибудь. Игра стала его убежищем. Каждый вечер он говорил, что сделал уроки, и уходил из дома. Клюшка на плече, коньки на клюшке — маленький Дональд шел на каток! Через сугробы и ветер он бежал к новому миру, который открывал дворовый хоккей.
«Там я чувствовал себя счастливым, — признается Брашир. — Мне было весело. Я мог играть. Я мог быть собой».
Позже он найдет убежище и в музыке — научившись еще в школе играть на пианино. Хотя в НХЛ он был бойцом, драки нервировали Брашира. Ему нравился рев трибун, но он знал, что любовь болельщиков — штука непостоянная. Как и его место в лиге.
На выездах Брашир частенько где-нибудь находил пианино и садился играть. Однажды во время выступлений за «Филадельфию» он сел играть в шикарном отеле, и вся команда, включая тренеров, врачей, менеджеров собралась послушать. Все стояли как вкопанные и просто слушали, как играет Браш. Эти звуки были его защитой, возможностью скрыться от неприятностей вокруг.
«Он просто сел и начал играть, и все подумали: «Елки-палки!» — рассказывает Харденберж. — Это было потрясающе».
Тем мартовским вечером — когда Ганье и Сир пели в его гараже, Брашир сыграл им и спел «Отец и сын». Дойдя до последней строки, он отложил гармошку и громко произнес: «Я знаю, что должен уйти».
Через пару часов Сир вышел, чтобы Ганье мог переговорить с Дональдом с глазу на глаз. Симон рассказал о программе реабилитации в Аризоне и о том, что Фонд помощи игрокам берет все расходы на себя. Брашир выслушал, признав, что нуждается в помощи. Но на то, чтобы решиться, у него ушло еще два месяца. В июне 2018 года Дональд прилетел в Аризону.
Новые проблемы
Старый тафгай наклонился вперед, высунувшись из окошка и передав кофе удивленным клиентам. При виде их шокированных лиц он засмеялся. Обычно они узнают его. Да и как можно не узнать. Дональд Брашир был одним из немногих черных в этом районе, к тому же знаменитость.
Пьер Севиньи понимал: по сарафанному радио информация, что он нанял к себе в Tim Hortons бывшего партнера по команде, моментально разлетится во всему городу. Как и Ганье, он видел на ветеранских играх, как угасает его товарищ. Севиньи дружил с Браширом еще с детских команд. Тинейджерами они работали в местной хоккейной школе — задолго до того, как в середине 90-х будут играть за «Монреаль».
Уголовные дела Брашира осложнили ему жизнь — устроиться на хорошо оплачиваемую работу было трудно. Помимо арестов по обвинению в незаконном проникновении в апартаменты и хранении наркотиков, Дональда обвинили в нападении — он получил 18 месяцев испытательного срока за участие в драке на парковке после игры Хоккейной лиги Квебека в 2011 году.
Как и все, Севиньи был в курсе финансовых трудностей Брашира и его проблем с законом — об этом писали в газетах. Новость о том, что один из самых известных бойцов НХЛ теперь работает в кафе, тоже угодила на первые полосы.
Во время первой смены Дональда в октябре 2019 года посетитель сделал его фото в униформе Tim Hortons. После того как он выложил ее в Сеть, новостные агентства подхватили историю о бывшем миллионере из НХЛ, работающем за минимальную зарплату.
Но Брашир новости не читал. Ему было плевать, что пишут в соцсетях. Слухи, полуправда, злорадство. Многие считали, что он упал на дно. Для него же это было началом подъема.
С тех пор, как Дональд вышел из реабилитационной программы, прошло больше года. Он сделал это на неделю раньше плана, так как был недоволен настойчивыми просьбами психиатра вернуться к детской травме. Брашир считает, что ему нет смысла туда возвращаться.
В Квебек он приехал с твердым намерением больше ничего не употреблять, но сорвался. Казалось, что этот порочный круг не разорвать. Он провел неделю в другой клинике, но ушел и оттуда.
Финансовая ситуация продолжала ухудшаться.
В ноябре 2018 года его компания Brash Properties 87 обанкротилась и столкнулась с гражданскими исками за неявку в суд. Он потерял недвижимость. Также его обязали выплатить 200 тысяч по кредитам на покупку дома, которые не были погашены. Дом пришлось продать, отношения с семьей и любимыми продолжали ухудшаться. Он не виделся с сыновьями — только иногда с маленькой дочкой от другой женщины.
В отчаянии Брашир стал торговать наркотой. Но быстро понял, что сам является своим основным клиентом, так как употребляет больше, чем продает.
Дональд переехал в новую квартиру и стал еще более закрытым. Зависимость от наркотиков так усилилась, что ради них он был готов рисковать по-крупному.
При этом продолжал волноваться насчет здоровья. Боялся, что сердце остановится. Хотя иногда думал, что так оно, может, и лучше будет. Казалось, все зашло слишком далеко и жизнь уже не починить.
Каждый раз, когда Сир приходил проведать друга, холодильник у него был практически пуст. Дома имелись лишь пара пакетов макарон — и почти ничего больше. Но Брашир все равно не хотел обсуждать свое отчаянное положение. Сир несколько раз оставлял ему подарочные карты продуктового магазина, чтобы Дональд мог набрать себе продуктов, но не мог бы потратить деньги на наркотики.
Кульминацией стал арест Брашира в июне 2019 года.
Хоккей — лучшее лекарство
В июле Брашир отправился еще в один центр реабилитации в Квебеке. Программа была рассчитана на месяц, но он задержался там на пять. Днем работал, а вечером приходил в центр.
В августе Ганье привез Дональда на свадьбу Харденбержа в Джерси Шор. Так Брашир повидался со старыми партнерами, например, Петером Форсбергом. Со смехом они вспоминали, как когда-то были звездами НХЛ.
«Во Флайерс мы все всегда тусовались вместе. Была вся наша компания, — рассказывает Ганье. — Но Браш пил только воду. Это ему далось тяжело».
Когда заиграла музыка и начались танцы, Брашир незаметно сбежал. Ганье пошел искать его — был напуган, что тот не подходит к телефону. Друзья боялись, что Браш снова вляпается в какую-нибудь неприятную историю. Наконец Дональд позвонил Ганье и объяснил, что ушел в отель, чтобы избежать соблазнов вечеринки.
Работа в Tim Hortons не только приносила деньги, она была чем-то, чем можно было гордиться. Он снова был частью команды. У него были обязанности. Была организованность. Он вставал в 5 утра — довольный, что надо идти на работу.
Брашир отказывал журналистам, желавшим пообщаться с ним — репортеры звонили Севиньи. Заголовки и завирусившаяся фотка его не волновали, но он был рад дать автограф или сфотографироваться — обязательно с улыбкой — с болельщиками, которые оказывались у его окошка Tim Hortons.
Севиньи был рад, что старый товарищ снова рядом — и что рабочий порядок помогает ему. Жена Севиньи сделала Браширу большую униформу, в которую он мог влезть, и перчатки, чтобы руки не мерзли, когда он протягивает заказ в окошко.
«Я хотел, чтобы он был счастлив, доволен жизнью, — говорит Севиньи. — В этом был весь смысл».
Впервые за несколько лет Дональд почувствовал, что он может быть счастливым и довольным.
«У меня была цель, — поясняет Брашир. — Ничто не могло остановить меня на пути к ней».
После пары месяцев в Tim Hortons он устроился на автомойку — там платили чуть больше. А заодно начал судить матчи в местных любительских лигах.
«Так, парни, я хочу чистой игры, — говорит Дональд игрокам, проверяя ворота перед матчем. — У меня одно правило: если начнете драться, я не буду вас удалять. Я просто набью вам морды».
Не удивительно, что драк в его играх почти не бывает.
Брашир продолжает участвовать в программе реабилитации, которую проводит Portage Quebec — организация, помогающая наркоманам избавиться от зависимости и влиться в обычную жизнь после этого. Все расходы оплачивает Фонд помощи игрокам. В какой-то момент Брашир даже начал сам консультировать участников программы — он мог им помочь.
Дональд сумел восстановить отношения с сыновьями, разбив ту пустоту, которую принесло его отсутствие. Джордан и Джексон знали о том, через что папе пришлось пройти в детстве, и сочувствовали ему. Они говорят, что любят отца, гордятся его силой и упорством. Но также они поняли, что надо всегда быть счастливыми — с ним или без него.
Той зимой Брашир также начал играть в местной полупрофессиональной лиге, где за матч платили несколько сотен баксов. И он снова услышал, как зрители скандируют его имя. Он чувствовал ритм движения, когда лезвия коньков разрезали лед. В этот момент Дональд не думал о борьбе, которая ждет его за пределами катка. Не парился из-за личного банкротства, на которое подал 7 января — в свой день рождения. Не чувствовал, что зависимость от наркотиков еще не окончательно отпустила его и решающая битва впереди. Не стыдился и не злился на себя. И одиночество исчезало, когда он выходил на лед.
Холодными зимними вечерами Брашир брал коньки и шел на другой, открытый каток рядом с домом. Просто повозиться с шайбой на неровном, разбитом льду. Без шума трибун, без драк, без боли. Там он снова находил в себе ребенка, убегая из колючего мира.
Маленький мальчик
Брашир сидит в кресле напротив психотерапевта, думая о жизни, о каких-то ее фрагментах. Начинается новый год — с надеждой на что-то новое.
Глобальная пандемия лишила его любимой игры, и он снова оказался в изоляции — на этот раз не по своей воле. Дональду пришлось подчиниться строгим условиям банкротства, и он все еще продолжал бороться с зависимостью, что осложнялось тяжелыми приступами тревоги — с такими он столкнулся впервые.
Это был еще один год взлетов, падений и попыток наладить жизнь.
Он часто посещает психолога, чтобы разобраться с болью, которую носит в себе с детства — вместе с сожалением о том, чего жизнь ему не дала.
Брашир задумывается над вопросом об этих кусочках прошлого. Есть ли надежда на нормальное будущее, несмотря на эти болезненные воспоминания? Можно ли заменить ярость, отвращение, одиночество чем-то положительным?
Дональд не любит вспоминать травму. Ему не нравится ощущение, что она приближается. И что она возвращается, когда он один.
Он замолкает на несколько мгновений.
«Я счастлив, — говорит он в конце концов. — Думаю только о настоящем. Оно прекрасно — но дорога сюда была долгой».
В его глазах стоят слезы.
«Во мне живет ребенок, — объясняет Брашир. — Каждый раз, когда встает какой-то вопрос, в поисках ответа я обращаюсь к нему. И всегда делаю это осторожно, чтобы не травмировать его».
Так он сегодня видит мир и жизнь. Внутри него живет маленький мальчик, который нуждается, чтобы ему сказали, что он любим и дорог. Что люди гордятся им. Что хранить какие-то воспоминания — это нормально, но выбрасывать другие — тоже нормально.
Перевод Ильи Казаринова
