Дарюс Каспарайтис: "Когда ударил Яшина, его мама сказала: "Больше не звони!"
Дарюс КАСПАРАЙТИС
Родился 16 октября 1972 года в городе Электренай (Литовская ССР).
Защитник.
Карьеру игрока начал в 1988 году в московском "Динамо", за пять сезонов провел 59 матчей и набрал 13 (3+10) очков.
На драфте НХЛ-1992 был выбран под общим пятым номером клубом "Нью-Йорк Айлендерс". В НХЛ выступал за "Айлендерс" (1992 – 1996), "Питтсбург" (1996 – 2002), "Колорадо" (2002) и "Рейнджерс" (2002 – 2007). В регулярном чемпионате провел 863 матча, набрал 163 (27+136) очка и 1379 минут штрафа (второй результат среди россиян, больше только у Андрея Назарова – 1409). В плей-офф – 83 игры, 2 (0+2) очка.
В сезоне-2004/05 выступал за "Ак Барс" (28 матчей, 4 (1+3) очка). В 2007 году перешел в СКА, в котором за два года сыграл 59 матчей и набрал 6 (1+5) очков.
Участник четырех Олимпиад (1992, 1998, 2002, 2006). Олимпийский чемпион-1992. Обладатель серебряной медали ОИ-1998 и бронзовой награды ОИ-2002. Приезжал в сборную России на три чемпионата мира (1992, 1996, 2004), выступал на Кубке мира-1996. Победитель молодежного чемпионата мира-1992.
Карьеру игрока завершил в 2010 году. Затем, возглавляя сборную Литвы, провел три матча за местный клуб "Хоккей Панкс".
Игорь РАБИНЕР
Да, были люди в наше время! Я увидел его шкодливую улыбку в холле гостиницы в центре Торонто – и понял, что и с пятью (!) детьми это тот самый Каспарайтис, с которым знаком двадцать лет. Неугомонный, не способный усидеть на одном месте весельчак, которого все партнеры обожали, а соперники и их болельщики – ненавидели. И мечтали приобрести себе – потому что таких бесстрашных людей лучше всегда иметь в своей, а не в чужой команде. Спросите у Марио Лемье – ему этот фокус удался.
Дарюс, этот невысокий для хоккеиста храбрец, плевал на все авторитеты, заставлял своими зубодробительными силовыми приемами летать в кульбитах надо льдом таких глыб, как тот же Лемье, Линдрос, Мессье, и был за это прозван в НХЛ Каспером – Недружелюбным привидением. Человек, который 19-летним мальчишкой играл в первой пятерке на последней нашей золотой Олимпиаде в Альбервилле-1992 у Виктора Тихонова, а потом уже в роли вице-капитана создал атмосферу в юрзиновской серебряной сборной Нагано-98 – самой успешной из наших Игр энхаэловских времен.
Мы не виделись десять лет. С Турина-2006. А первое интервью с ним сделали в 1996-м – как-то эти вот шестерки в конце годов что-то у нас с Каспарайтисом обязательно означают. Прическа у Каспера уже далеко не такая длинная, как в молодости, но харизма – та же. И авторитет в хоккейной среде, который побудил руководителя бизнес-школы RMA Кирилла Кулакова предложить именно ему роль координатора двухнедельной стажировки своих студентов в Канаде. А чтобы Каспарайтис не забывал, за кого отыграл четыре Олимпиады, Кулаков вручил ему свитер сборной России с его фамилией и родным 11-м номером.
Все прошло идеально. Кто еще мог по щелчку пальцев организовать встречи студентов с президентом "Торонто" Бренданом Шэнахэном и генеральным менеджером "Монреаля" Марком Бержевеном? Только Каспер, с первым игравший в "Рейнджерс", со вторым – в "Питтсбурге". При упоминании Дарюса лицо каждого из них расплывалось в улыбке, потому что шуточки Каспарайтиса – такой же его фирменный знак, как и силовые приемы.
Убедились в этом и студенты RMA, причем без раскачки. Загорелый Каспарайтис прибыл к ним прямиком из Майами, где нынче поднимает свое большое семейство. И на следующий день устроил для них творческий вечер, где в красках рассказал о своей судьбе. Уже в конце поездки мы уже в режиме интервью записали с ним еще полчаса – и по совокупности двух этих кусков образовался тот монолог, который вы видите перед своими глазами.
САБОНИС СКАЗАЛ: "ДАЙТЕ ПОСМОТРЕТЬ НА ЭТОГО БАНДИТА!"
– Родился я в Электренае – литовском городке с 10 тысячами населения, мои родители по сей день там живут, – рассказывает Каспарайтис. – Литва была республикой абсолютно нехоккейной. На лед в первый раз вышел лишь в восемь лет и, хоть поехал сразу, еще лет пять после этого учился тормозить и поворачивать на левую сторону. Дали, помню, фигурные коньки, зубцы с них срезали... Сам не могу поверить, что при таких раскладах я, литовец, провел больше всех матчей на Олимпиадах за сборные СНГ и России. Если Ковальчук и Дацюк до Пхенчхана дотянут, у них будет шанс обогнать. Надо, чтобы не поехали! (Смеется.) Шучу, конечно.
Мне понравилось. У нас был единственный лед в республике, и я каждый день приходил на него в семь утра, когда там еще никого не было. Вставать в это время ненавидел, но приходил – и работал, работал, работал... Был там еще один пацан, которого заметили и позвали в школу киевского "Сокола" – уважаемой тогда команды. Для меня это стало жутким стимулом: как так, его позвали, а меня нет?
И вот однажды, когда мне было 13, наша команда играла со сверстниками из московского "Динамо", которые находились в Литве на сборах. После игры вдруг подходит ко мне великий Валерий Васильев, что там скрывать, пьяненький. Разговор у нас был короткий. "Хочешь в "Динамо"?" – "Хочу". – "Будешь!"
Следующим летом меня туда и позвали – и я поехал. До того приглашали в Минск, но там мне не понравилось – быстро домой вернулся. А в честь Валерия Ивановича, который первым меня заметил, я в "Динамо" взял 6-й номер. А 11-й в НХЛ – в честь Арвидаса Сабониса, кумира каждого литовца. Мы познакомились как-то летом в Литве, уже когда я в Америке играл. Он сказал: "А ну-ка, дайте посмотреть на этого бандита!"
ГОЛОДУХА НА "ВОДНОМ СТАДИОНЕ"
На первой тренировке меня встретили с удивлением – литовец? В хоккее? Многие дали понять: чужой. И Гансом прозвали – за акцент, короткие штаны, сандалии. Я не обижался – Ганс так Ганс. В итоге из нашей команды только мы с Сашей Хавановым добрались до НХЛ, а из динамовской молодежки – тройка Ковалев – Яшин – Николишин. А те, кто больше всех давал мне понять, что я чужак, ничего в хоккее не добились.
Когда учился в динамовской школе, жили в четырехместном номере общежития на "Водном стадионе". Еды хронически не было, голодали, скудно питались по талонам. Искали еду, где только можно, доходило до того, что кто-то из ребят воровал посылки, которые родители присылали ребятам в школу.
Как-то раз в Москве играли в футбол "Динамо" с "Жальгирисом", и после игры я пошел проводить литовских друзей на вокзал. А там – милиция, которая, чтобы их не побили, не разбираясь, окружила кордоном и запихала в поезд. Ну и меня заодно. Выйти оттуда оказалось невозможно – так и уехал с парнями в Литву.
Приехал – и вдруг такая тоска по дому накатила! Заявился к родителям, у них глаза на лоб полезли: "Ты что здесь делаешь?" А я сказал: все, с хоккеем заканчиваю, надоело. А меня тогда как раз в юношескую сборную Союза пригласили. Так мама позвонила моему детскому тренеру, тот приехал и забрал меня на своей "девятке", сам же чуть ли не насильно и отвез обратно. Я натурально плакал в машине! Но когда скоро юношеская сборная поехала в Америку, слез уже не было...
УСЛЫШАЛ ОТ ТИХОНОВА: "ТЫ-ТО КУДА ПОЛЕЗ, ВОРОБУШЕК?"
Повезло мне в том, что в "Динамо" играл у Владимира Юрзинова. Попал я в команду мастеров к Юрию Моисееву, но потом произошла смена тренера. Владимир Владимирович, во-первых, сделал ставку на молодежь, а во-вторых, поставил задачу наладить игру в обороне. Работал с защитниками, в том числе со мной, так что я потом к нему на летние сборы много лет приезжал.
А сейчас главная проблема российского хоккея, считаю, в том, что защитников нет – причем именно играющих в таком стиле, как Юшкевич, Житник, Борис Миронов, Константинов, я. Не то что грубиянов, но агрессивных, тех, кто мог "наварить". Один Емелин остался, кто в силовой хоккей играет. Все остальные забивать хотят. Может, потому что поняли, что очки и голы приносят больше денег?
В 16 лет попал в команду мастеров. Как же я боялся тогдашних динамовских ветеранов – Юрия Вожакова, Сергея Яшина! Они с молодыми не церемонились. А первая в моей карьере была, как назло, против ЦСКА. Я сидел на скамейке в маске и молился, чтобы меня не выпустили. И на последнюю смену Юрзинов сказал: "Иди на лед"! Голова кружилась, руки тряслись, но ничего – вроде не напортачил. Учился тогда в 10-м классе, и когда на следующий день в "Советском спорте" была опубликована моя фамилия, хвастался, показывал газету одноклассникам. Для них это было очень круто.
Всплеск карьеры пошел после того, как мы выиграли молодежный чемпионат мира в начале 1992 года, а меня признали лучшим защитником турнира. Виктор Тихонов, руководивший олимпийской сборной в Альбервилле, сначала позвал из нашей команды только Житника с Ковалевым. Мне обидно стало – как так, почему меня-то, лучшего защитника МЧМ, не заметили? Но через два дня главный тренер "Динамо" Петр Воробьев сказал: "Иди в сборную". Именно иди, а не езжай – от динамовской базы в Новогорске до базы сборной надо лишь дорогу перейти. И я пошел.
Так и попал на Олимпиаду. Команда у нас была молодая, после развала СССР не представляла никакую страну, поэтому играла под олимпийским флагом и без гимна. Мы никогда бы не выиграли этот турнир, если бы не Вячеслав Быков с Андреем Хомутовым. Мы с Димой Мироновым и Юрием Хмылевым играли с ними в одной пятерке и видели, какое спокойствие эти люди придают всей команде.
А мы, молодые, были непуганые, не заморачивались. Перед Альбервиллем только появилась компьютерная приставка "Геймбой" – так вся команда сутки напролет, в свободное от тренировок время, в нее резалась. В том числе и на самой Олимпиаде. Что не помешало нам ее выиграть.
Отметили, помню, знатно. Когда после ехали в аэропорт, я попросил остановить автобус, потому что мне стало плохо. Представляете, пацан, который только в сборную попал, имеет наглость с такой просьбой обратиться! Тихонов на меня посмотрел, все понял, вздохнул и сказал: "Ты-то куда полез, воробушек!"
Веселья такого рода в ту пору хватало – как-то, помню, так выступили, что утром с одним известным хоккеистом в Риге проснулись, а он вообще не помнил, как мы на поезд в Москве садились. Но с 21 года я к спиртному не притрагиваюсь (видя Каспарайтиса каждый день на протяжении двух недель, удостоверяю, что он говорит правду, причем речь идет даже о легких напитках. – Прим. И.Р.). Я в этом смысле сделал свой выбор, хотя у некоторых парней хватало здоровья и играть, и пить. Один известный хоккеист периодически попадал в разные истории. Например, в Нагано так погулял на банкете после окончания турнира, что наутро, когда надо было загружать вещи в автобус, утомился и решил, чтобы не надо было ничего тащить, сбросить огромный баул с вещами с балкона восьмого этажа. От удара о землю баул, естественно, разорвало, и вещи разлетелись метров на тридцать по округе – всей командой собирали.
В НХЛ СДЕЛАЛ СЕБЕ ИМЯ, ОПРОКИНУВ ЛЕМЬЕ
В том же году был драфт в Монреале. Вторым тогда "Оттава" взяла Леху Яшина, с которым мы дружили и дружим. По всем раскладам меня должны были выбрать пятым, а под этим номером шло "Торонто". На меня уже камеры наводили, и тут вдруг какая-то заминка, тайм-аут. Потом возобновляют – и выясняется, что "Мэйпл Ливз" совершили обмен, отдав пятый номер драфта "Айлендерс". А те взяли меня. Еду в Нью-Йорк!
"Айлендерс" в ту пору был командой несильной, что мне только и было надо. Я даже загадывал: только бы в ведущий клуб не попасть. Потому что понимал: в слабом легче будет пробиться в состав и заиграть в свой хоккей. А сильный – он силен и без тебя. Уехал в отличие от многих ребят в те годы спокойно. Впрочем, из "Динамо" в отличие от ЦСКА все без проблем уезжали. Сами же руководители динамовские в Новогорске ко мне подошли: "Хочешь играть в НХЛ?" – "Хочу". – "Без проблем!" 2 октября приехал – и чуть не умер на первой тренировке. Зато сразу понял: на маленьком льду легко играть в тело. Сделал "мельницу", тренеры воодушевились: "Вот так и будешь играть!"
Никаких авторитетов у меня не было, страха – тоже. Хотя никто меня там знать не знал, и фамилия моя больше напоминала какую-то загадочную болезнь на латыни. Помню, в газете Сан-Хосе даже был заголовок: "What kind of disease is Kasparaitis?"
Но скоро – узнали. Имя в НХЛ я себе сделал, жестко сыграв против Марио Лемье. "Питтсбург" тогда как раз два Кубка Стэнли подряд взял. Играем с ними, он меня в спину на борт толкает. Что за ерунда, думаю? Встаю и даю ему обратно. А потом еще добавляю. Зрители в Питтсбурге с ума сходят, а мне по барабану. Не надо со спины бить!
Вскоре корреспондент "Нью-Йорк Таймс", случайно задержавшийся у клубной парковки и диктовавший по телефону репортаж, увидел, как я на своем 740-м BMW, сдавая назад, натурально сношу столб. И вскоре в газете появляется карикатура: Каспарайтис сносит столб, а на нем Лемье висит. Как же меня тогда в Питтсбурге ненавидели!
А в Филадельфии? Я же первое сотрясение Эрику Линдросу нанес, и потом они у него начались одно за другим. Причем сыграл плечом, абсолютно по правилам – просто Эрик, владея шайбой, голову опустил. Спустя годы, в 2002-м, когда я был свободным агентом и решал, куда пойти, Линдрос мне вдруг позвонил: "Хочу, чтобы мы были в одной команде". Это стало серьезным аргументом, чтобы выбрать "Рейнджерс", – то, что Эрик на меня не в обиде.
Вот драки – это с моими габаритами не мое. Мало кто знает, что не только Андрей Назаров был тафгаем, который на равных дрался с ведущими бойцами НХЛ, но и... Владимир Малахов. Просто у Вовы с его катанием и "щелчком" на первом плане была игра, но если его разозлить... Однажды, когда мы вместе играли за "Айлендерс" против "Детройта", он так отметелил их штатного тафгая Джо Кошура! У нас у всех челюсти поотпадали.
Самые жесткие на льду хоккеисты в жизни чаще всего мирные и спокойные ребята. Странности чаще бывают у вратарей. Большой оригинал – Илья Брызгалов, но он больше прикалывается, чем всерьез про все эти космические вещи говорит. А, например, вратарь Тим Томас до такой степени терпеть не мог Барака Обаму, что, когда его "Бостон" выиграл Кубок Стэнли и был приглашен в Белый дом, отказался туда идти.
НАЧИНАЕТСЯ ПЕРИОД – ЛОВЛЮ ГРЕТЦКИ НА ЗАДНИЦУ...
Я все время повторяю, что вовремя родился. Воспитывался в Советском Союзе, где все для нас было бесплатно. К тому времени, как я повзрослел, СССР как раз развалился, и появилась возможность играть в НХЛ.
И в плане стиля мне тоже со временем повезло. Сейчас с ним шансов бы не было. В 70-е годы хоккей в НХЛ был вообще беспредельным по жесткости, и тогда меня бы просто убили. А сейчас была бы дисквалификация за дисквалификацией – мой друг Шэнахэн, при котором во главе дисциплинарного комитета НХЛ резко ужесточились правила, постарался бы.
Почему у людей случаются сотрясения? Потому что не готовы к столкновениям. Нас учили: видишь, что соперник голову опустил, – бей! Учили просчитывать, в какой точке и как встречать, чтобы сила удара была максимальной. Но если, допустим, Эрик Линдрос сам искал столкновений, то Уэйн Гретцки был игроком очень умным. Это ерунда, что в лиге негласно приказывали его не трогать. Просто играл он очень хитро, видел "поляну".
Но мне однажды удалось его поймать. У меня был разрыв связок колена, долго лечился – а потом вышел первый раз после травмы как раз на матч "Айлендерс" против "Лос-Анджелеса", где тогда играл Уэйн. В перерыве у меня берут интервью: "Тяжело играть против Гретцки?" – "Нет". И еще что-то в том же духе. Начинается период – ловлю Гретцки на задницу, он летит, я подбираю шайбу и забиваю! После этого интервью – сказал и сделал!
Важно, что, когда ты атакуешь лидера соперников, те забывают о хоккее. Людей переклинивает, они начинают за тобой охотиться и хватают глупые удаления. А тренеры твоей команды тебя за это ценят.
Друзей на льду у меня не было. Как-то играли с "Оттавой", так я за воротами Яшину как дал – чуть не убил. После игры меня у раздевалки поджидает его мама. Говорит: "Как ты мог, вы же друзья! Больше нам не звони!"
Яшин, с которым мы дружим с 16 – 17 лет, – безумно талантливый. Если бы он выкладывался даже на 20 процентов от того, как делал это я, то был бы лучшим в мире. Я всего в этой жизни добился трудом и только трудом.
ЛЕМЬЕ – ЖУЛИК. ПОСТОЯННО МЕНЯ В КАРТЫ ОБЫГРЫВАЛ
А потом в "Айлендерс" пришел новый генеральный менеджер – Майк Милбери. Помню, однажды в самолете он мне клялся, чуть ли не рубаху на груди рвал: "Пока я здесь, ты – тоже!" А на следующий день он же позвонил и сухо сказал: "Мы тебя поменяли. В "Питтсбург". Я реально плакал – так мне было хорошо в Нью-Йорке! И чуть с ума не сошел от такого вероломства.
Да и, честно говоря, внутренне перепугался, как в раздевалку "Пингвинов" войду. Там же верховодили Лемье с Ягром, которых я столько бил! А Лемье, оказывается, мой обмен в "Питтсбург" и придумал. Сказал: "Слава богу, что ты теперь играешь за нас! Правда, придется все время в нагруднике ходить..."
Спустя некоторое время я узнал, почему произошел тот обмен. "Айлендерс" тогда купил далласский аферист Джон Спано. Денег у него не было, но он пообещал вложить в клуб 600 миллионов долларов, документы какие-то левые показал. Вскоре этот Спано попал под расследование и сел в тюрьму, кажется, на девять лет.
А они с Лемье дружили. Марио очень хотел меня в свою команду, и Спано ему пообещал. Так что Милбери просто приказали меня обменять. Но это я уже долгое время спустя понял, а тогда был просто в шоке от такого коварства: в один день пообещать, что мы вместе навеки, ровно на следующий – обменять.
Лемье – жулик (смеется). В том смысле, что в карты меня постоянно обыгрывал. Суперзвезды – это, конечно, отдельная категория. Помню, ему и Марку Мессье на каждую игру новые коньки готовили, 50 – 60 пар за сезон уходило. Клюшки им специальные люди заматывали... Если говорить о суперзвездах сегодняшних, то считаю, что Овечкин круче Кросби. Но лучше ведь своего раскручивать.
Но и нам, простым смертным, жаловаться не приходилось. Что такое деньги и сколько их зарабатывают обычные люди, я понял, только закончив играть. А карьерой своей доволен. Я бы ничего не изменил. Только забить хотелось побольше.
Жаль, выиграть Кубок Стэнли не получилось. Хотя делал для этого все – и даже больше. Как-то в "Питтсбурге" во время плей-офф сломал стопу. Поехал во дворец на костылях – просто посмотреть игру с трибуны. Первая жена помогла в машину залезть, что мне удалось с трудом.
Приезжаю, захожу в раздевалку – и тут замкнуло. Говорю врачу: "Заморозьте". Ногу в конек засунул, на раскатку вышел, смотрю – боли вроде нет. И вышел на матч, и отыграл его целиком. В игре-то адреналин бешеный, боли не чувствуешь. Зато представляете, в каком шоке была жена, увидев меня по телевизору на льду?! Провожала человека на костылях – а тут он выходит и играет!
Вот поэтому, наверное, хоккеисты друг другу помогают всю оставшуюся жизнь. И не только хоккеисты. Специалисты подсчитали, что в американском футболе 28 процентов игроков потом умирают именно из-за последствий спортивной карьеры для здоровья. Причем они это знают – и все равно туда идут. И, оказываясь на поле или на льду, плюют на здоровье ради команды.
САЛЮТ БОЛЕЛЬЩИКАМ ПОСЛЕ ИГРЫ В НХЛ ПОЯВИЛСЯ С МОЕЙ ПОДАЧИ
Никогда не забуду, как 1 июля 2002 года, ровно в полночь в дверь моего дома на Лонг-Айленде внезапно постучали. Это был вице-президент "Нью-Йорк Рейнджерс" Дон Мэлоуни, с которым мы еще в "Айлендерс" столкнулись. В его руках была видеокассета и пакет от клуба. На кассете оказалось специальное видео, которое сделали для меня с призывом играть за эту команду. Запись сделали все звезды и даже актер, болельщик Тим Робинс.
Я был поражен такому профессиональному подходу. Как после этого устоишь? Я тогда стал свободным агентом, и тогда был выбор – "Рейнджерс", "Бостон" или "Торонто". Выбрал Нью-Йорк в первую очередь потому, что там жил почти всю свою американскую жизнь. Но сказались и этот ролик, и звонок Линдроса. Вот так мы второй раз в карьере оказались вместе с людьми, которым я до того больше всего досаждал,– сначала с Лемье, потом с Линдросом. И вновь – никаких конфликтов.
Жаль, что я был уже в возрасте и за годы в "Рейнджерс" получил пару серьезных травм. Того, как я играл в других клубах, там, объективно говоря, уже не было. Но, когда сейчас хожу на игры команды и встречаю болельщиков, вижу, что они меня уважают. Говорят, что выкладывался на все сто, а это главное. При том что состав у нас был звездный, а успехов – никаких.
Когда получаешь большой контракт, пресса и болельщики перестают смотреть на тебя как на игрока, а в первую очередь глядят на твою зарплату. Идет давление, с которым трудно справиться. В Нью-Йорке это проявляется особенно сильно. После локаута 2004 года "Рейнджерс" начали расчищать: обменяли Лича и Ковалева, закончили карьеры Мессье и Буре, Линдрос подписал контракт с "Торонто". Из суперзвезд остался Ягр, с которым мы опять пересеклись. В том сезоне он побил все рекорды результативности клуба – и по голам, и по очкам. Удивляюсь ли сейчас его долголетию? Да нет. У него нет ни жены, ни девушки – что ему еще делать, если не в хоккей играть? (Смеется.)
Выкупить тогда хотели почти все большие контракты, включая мой. Но я сам позвонил руководству и сказал: "Очень хочу остаться в команде и работать, чтобы ей помогать". После этого тренеры почему-то решили меня оставить, более того, сделали вице-капитаном. И в тот год мы впервые после большого перерыва попали в плей-офф. И по моей инициативе в конце "регулярки" отсалютовали болельщикам из середины площадки.
Играли с "Вашингтоном", выиграли по буллитам – причем бросали все, я оставался на скамейке один-единственный, кто не бил. Прямо передо мной Марек Малик забил-таки победный Колцигу, и тут я позвал всех ребят в середину льда и сказал: "Давайте поднимем клюшки, поблагодарим болельщиков". Все на меня посмотрели как на сумасшедшего, но сделали. И начали делать это после каждой победы в "Мэдисон Сквер Гарден". Сейчас в НХЛ это делают все. А придумали – мы!
ПОСЛЕ "АК БАРСА" ЗАРЕКСЯ ЕХАТЬ В РОССИЮ, НО В ПИТЕРЕ БЫЛО СОВСЕМ ИНАЧЕ
Я человек мира. Родился в Литве, играл за Россию, жена шведка, живу в Америке... Но вот несколько лет назад, когда я уже закончил играть, вдруг возникла идея сыграть за... сборную Литвы. Однако для этого, как оказалось, нужно пять лет подряд играть в национальном чемпионате. Хотя бы по матчу за сезон. И вот я уже три года подряд приезжаю туда и провожу по игре за клуб "Хоккей Панкс". Даже забил два гола – сами представляете уровень! Но дается мне это все с большим трудом, и пока не уверен, что достигну итоговой цели.
А так меня в Литве и литовцем не считают: ты же, мол, за Россию играешь. Но что мне оставалось делать? Какой хоккей был в Литве в начале 90-х, какая сборная? И времени на размышления мне не оставили. Прямо в Альбервилле Игорь Тузик подходит: "У тебя есть выбор. Или будешь играть за Россию, или поедешь домой". Причем странно, что сказал он это прямо перед игрой, когда все мысли были уже на льду. Я и согласился, не раздумывая.
Когда съездил в локаутном сезоне-2004/05 в Россию и поиграл за "Ак Барс", зарекся: "В жизни больше сюда не приеду". Это был просто ужас – дворцы, гостиницы. Отвык от такого. В самой Казани дворец был просто отвратительный – а уж выезды в Новокузнецк и другие города... Зинэтула Билялетдинов пытался нас по старинке на базе закрывать – правда, не всегда получалось. Банда, конечно, серьезная собралась – от Ковальчука и Ковалева до Лекавалье и Хитли, но никакая сборная мира, собранная за месяц, тебе по заказу реальный турнир не выиграет. На адаптацию было слишком мало времени. Когда в первом раунде плей-офф проиграли Ярославлю, была немая сцена – ни один человек этого не ожидал. Я удивился, что никто, включая звезд, Ковальчука и Ковалева, не смог вытащить команду в одиночку, на мастерстве. Вот что значит – команда не играла!
Но потом в 2007 году "Рейнджерс" отдал меня в аренду СКА. Контракт еще был с клубом из Нью-Йорка, но мой оклад не помещался под потолком зарплат, и меня отправили в фарм-клуб. В один момент ко мне подошли в "Хартфорде" и сказали: "Что ты здесь делаешь? Это молодежная лига, которая готовит игроков к НХЛ, а ты уже многого достиг". И спросили, хочу ли поехать играть в Россию.
Был удивлен, но ответил, что хочу играть в нормальный хоккей. Вначале предлагали "Авангард", но в Омск, посмотрев, где он на карте, не поехал. Решил, что для меня это будет слишком большой шок. Тогда предложили в СКА – я согласился, клубы договорились. При этом зарплату мне продолжал платить "Рейнджерс".
И вот тут, попав к Барри Смиту в Санкт-Петербург, сильно удивился в хорошем смысле – по всем позициям уровень был намного выше, чем тремя годами ранее. КХЛ при ближайшем рассмотрении мне понравилась. Не знаю, что там сейчас происходит из-за проблем с курсом рубля, но, приехав в Питер, я был очень удивлен профессионализмом лиги. Честно, не ожидал. Сборов предыгровых, кстати, тоже уже не было – собирались днем на базе, чтобы в пробку не попасть и поспать перед игрой.
Жаль, показать себя в полной мере не удалось. Играл год, потом подписал двухлетний контракт – но потом порвал паховую мышцу, перенес четыре операции, и в конце концов врачи сказали, что лучше закончить. Руководство СКА тут же предложило мне войти в тренерский штаб Айвана Занатты.
СИКОРА И ВОТРУБА ГОВОРИЛИ ПО-ЧЕШСКИ. Я И УШЕЛ
Дела пошли не очень хорошо, Занатту уволили. Мы работали втроем без главного тренера – Юрзинов-младший, Сикора и я. Александр Иваныч Медведев назначил главным Сикору, и тот привез первым помощником своего земляка Вотрубу.
Относился я тогда ко всему еще как игрок. Переломным стал момент, когда тогдашний тренерский штаб армейцев поступил по отношению ко мне и Владимиру Юрзинову-младшему с неуважением. Воспринимая все как хоккеист, на эмоциях вскипел и решил уйти из клуба. Если бы такое случилось сейчас, может, повел бы себя более дипломатично и рассудительно, поскольку шансы работать в больших командах даются редко.
Иногда чехи нам с Юрзиновым даже не говорили, что идут разговаривать с командой, а во время игры, зная русский, общались между собой по-чешски – словно специально, чтобы мы не понимали. Это было некрасиво. Я-то еще неглубоко в тренерском деле разбирался, понимал, что только начинаю – а вот перед Юрзиновым-младшим, который очень переживал за команду, было неудобно.
Развязка наступила, когда мы поехали на Кубок Шпенглера, и мне сказали, что больше на скамейку приходить не должен, руководить защитниками будет Вотруба, а я буду записывать статистику на трибунах. Я сказал: "Ну и зачем тогда тратить на меня деньги? Все равно ничему на научусь, сидя на трибуне". Решил больше никого не мучить и уехать.
Следующие полгода жил с женой на ее родине, в Швеции. Сначала вроде нравилось, но в какой-то момент понял, что привык к Америке. И без языка пришлось тяжеловато. Зимой было очень холодно и темно. Когда играл в хоккей, погоду не замечал, потому что жил по четкому расписанию, все время находился в раздевалке, и мысли мои были об игре. А тут, когда свободного времени оказалось больше, климат меня, что называется, накрыл.
Но у меня была квартира в Майами. Предложил жене – и мы уехали во Флориду и решили жить сегодняшним днем. Знал, что, если в хоккее не получится, найду себя где-нибудь еще. И пока ни о чем не жалею.
ВОСПИТЫВАЮ ПЯТЕРЫХ ДЕТЕЙ И СИЖУ В ОФИСЕ С ДЕСЯТИ ДО ПЯТИ
Со своей третьей, нынешней женой познакомился в Нью-Йорке, еще когда играл в "Рейнджерс". Она, выпускница нью-йоркского университета Фордхэм, играла в баскетбол в NCAA. Было лето 2007 года, я очень серьезно готовился – начинался последний сезон моего контракта, и годом ранее с "Рейнджерс" были проблемы. Хотел подойти к сезону в хорошей форме, предлагал ей бегать со мной в парке, ходить в тренажерный зал. Так любовь и разыгралась.
Теперь у меня пятеро детей – старшая дочка от первого брака, а еще четверо – от третьего. О таком повороте даже и не думал! На второй год, когда были вместе, она подписала годовой контракт с баскетбольным клубом в Италии. Я тогда все время летал из Питера в Рим – и она ко мне. И в конце сезона забеременела двойней. Рожала в Швеции.
Через пару лет в Питере, когда я уже был тренером, родился сын, а недавно во Флориде – пятый ребенок. Когда я куда-то прилетаю, и на паспортном контроле смотрят, где родились я, мои жена и дети, – с ума сходят. Я родился в Литве, жена и двойня – в Швеции, двое детей – в США, один – в России...
Их воспитанием и занимаюсь. Впрочем, и они меня в чем-то воспитывают. Раньше, бывало, дарил игрушку, чтобы не мешался. А так нельзя. В отцовстве, тем более таком многодетном, нужно выкладываться так же, как на льду. Пока главное – отцовские обязанности. Если же становиться тренером или менеджером – придется переезжать из Флориды, колесить по свету. Тащить туда-сюда семью, заставлять ее раз за разом менять образ жизни на сегодняшнем этапе считаю неправильным. Иногда ради того, что ты должен сделать для своей семьи, нужно отказаться от того, что ты любишь.
Пока решил, что семья для меня – номер один, и я не хочу никуда переезжать. Для многодетной семьи это будет слишком сложно. Был один шанс вернуться в хоккей, никуда не уезжая – оказаться в системе "Флориды" два года назад, когда позвонил генеральный менеджер Дэйв Тэллон и пригласил на чашку кофе. Но, услышав, что "свободных вакансий в клубе нет, однако можно что-нибудь придумать", я решил пойти по другому пути – занялся девелоперским бизнесом.
Вышло это так – играл с ребятами в хоккей. А они были девелоперами и имели в этом деле навыки, но работали "на дядю". Как-то предложил им открыть свою компанию: у вас, мол, есть опыт, у меня – имя и какие-то связи. На том и порешили. Вначале, конечно, было непривычно, сковывал страх неизвестности. Но там, как в спорте, – надо уметь принимать решения и не бояться ошибиться. Если от этого страха не избавишься – ничего и не добьешься. За два года многому научился, и мне эта работа кажется очень интересной.
Каждый день я с десяти до пяти в офисе. Непривычно, как и десятки сообщений по электронной почте, которые приходится отправлять! Больше люблю ездить на встречи, чтобы не засиживаться. И обязательно играю два раза в неделю в хоккей – с полудня до двух. Пар выпускать надо. Но обхожусь без "мельниц".
КИНЭН В ШТАБЕ СБОРНОЙ РОССИИ – ХОРОШАЯ ИДЕЯ!
Предложение бизнес-школы RMA стать координатором стажировки в Канаде воспринял с интересом. За эти две недели понял, что могу организовывать такие поездки и свободно общаться с людьми, которые не принадлежат к хоккейному миру. Раньше за меня как хоккеиста все делали, а теперь я сам за все отвечал. Это был серьезный вызов. Оказалось нелегко, но можно! И на лекциях немало новых вещей узнал.
Захотелось ли за время этих лекций пойти в менеджмент? Слушая своих бывших партнеров, а теперь боссов клубов НХЛ Шэнахэна и Бержевена, я понял, что ничего невозможного нет. Нужно только понимать: начинать в этом деле надо с нуля и учиться, тратить время и силы, полностью отдаваться работе. За прошлые заслуги тебя никто там держать не будет.
А договориться, чтобы они пришли к студентам, несмотря на свою занятость, мне было не так сложно: хоккейное братство всегда работает. Когда тебе звонит человек, который играл с тобой на том же уровне, да еще и в одной команде, можно быть почти уверенным, что отказа не будет. Вне зависимости от того, на какой ты должности сейчас находишься.
Недавно вот звонил Сергею Федорову в Москву по одному вопросу – и он сразу мне перезвонил, хотя люди говорят, что ему сложно дозвониться. Но мне очень нравится, что ребята уважают друг друга и пытаются помочь – что в Америке, что в России. Кстати, и Александру Медведеву напишешь поздравление с Новым годом или еще чем-то – сразу отпишется. Хоть он и не играл на высоком уровне, но очень любит хоккей и стал частью этого братства.
Конечно, даже если не работаю в хоккее, то смотрю его постоянно. И НХЛ, и вот сейчас Кубок мира, конечно, жду. Ажиотаж в основном вокруг сборных Канады и США, но мне бы хотелось увидеть в финале Россию и Канаду, и считаю, что ничего невозможного в этом нет. Кстати, было бы классно, если бы канадец Майк Кинэн вошел в штаб сборной России. Он знает и менталитет русских хоккеистов, выигрывал и с ними, и с североамериканцами, причем не только с "Рейнджерс" в Кубке Стэнли, но как раз в этом турнире – дважды Кубок Канады брал. Маленькие площадки для него – дом родной. Это хорошая идея!
Когда соскучусь по хоккею так, чтобы захотеть к нему так или иначе вернуться, – не знаю. Наверное, когда дети подрастут. Хотя к тому времени поезд может уйти – чем больше времени проходит, тем больше люди про тебя забывают. Но ничего, как сказал Арнольд Шверценеггер в "Терминаторе", I’ll be back!
Торонто – Монреаль – Оттава – Москва
"СЭ" благодарит бизнес-школу RMA за помощь в подготовке этого материала и организацию командировки нашего обозревателя в Канаду
