"Даже Тихонов сказал: злиться на Харламова было невозможно"
Валерий ХАРЛАМОВ
Родился 14 января 1948 года в Москве в семье слесаря-испытателя Бориса Сергеевича Харламова и токаря-револьверщицы Кармен (Бегонии) Ориве-Абад.
В составе ЦСКА дебютировал в 1967 году.
После сезона в "Звезде" из Чебаркуля (1967 – 1968) в 1968 – 1981 гг. играл за ЦСКА.
11-кратный чемпион СССР, пятикратный обладатель Кубка СССР.
Дебютировал за сборную СССР в 1968 году.
Восьмикратный чемпион мира (1969 – 1971, 1973 – 1975, 1978 – 1979).
Двукратный олимпийский чемпион (1972, 1976).
Член Зала славы ИИХФ.
Член зала хоккейной славы в Торонто.
Погиб 27 августа 1981 года вблизи Солнечногорска в автокатастрофе.
О Харламове в последние годы говорят много – и, к счастью, не только в дни таких юбилеев, как сегодняшний. За одно это уже надо сказать спасибо создателям "Легенды №17” – даже если кино сделало из члена Зала хоккейной славы в Торонто (при том что он не сыграл ни матча в НХЛ!) скорее пароход, чем человека. В том смысле, что в жизни Валерий Борисович был не вполне таким, как на экране. Но лучше ведь так, чем никак, правда? Забвение вас устроило бы больше? Тем более что Александр Якушев говорил мне: "В художественных фильмах авторы имеют право на вымысел. Цель-то была – не точный биографический фильм о Харламове, а кино о советском хоккее, его характере, людях и качествах, которые в нас воспитывались. В этом смысле удалось показать самую суть".
Мне доводилось беседовать о настоящем Харламове с его партнерами и соперниками – Алексеем Касатоновым, Владиславом Третьяком, Фрэнком Маховличем. А о том, как рождался Харламов киношный, в свое время услышал из уст одного из сценаристов "Легенды..." Михаила Местецкого. По-моему, на стыке реальности и мифа, жизни и ее художественного восприятия можно понять суть. Давайте этим и займемся.
"ПЕРЕГЛЯНУЛИСЬ С ЭСПОЗИТО: БОЖЕ, КАК ТАКОЕ ВОЗМОЖНО? ОТВЕТ БЫЛ ОДИН: "ХАРЛАМОВ"
Фрэнк Маховлич:
– Харламов с Якушевым однозначно могли бы стать суперзвездами НХЛ. Как он владел клюшкой! Когда в 81-м году услышал о гибели Валерия, перед моими глазами встал момент из третьего матча Суперсерии-72 в Виннипеге. Мы с Филом Эспозито атаковали советских защитников в углу площадки, но один из них прямо перед силовым приемом успел отбросить шайбу в сторону чужих ворот. Она пересекла синюю линию и поскакала к красной. Но после того, что произошло дальше, подумалось, что так все и было запланировано. Потому что Харламов на полной скорости подхватил шайбу, ворвался в зону, словно не заметил наших защитников, разобрался с ними и вратарем – и забил! А мы с Эспозито в это время врезались в их защитников. Оглянулись – а там шайба в наших воротах. Так быстро это было. Переглянулись с Филом – боже, как такое возможно? Ответ был один: "Харламов".
Алексей Касатонов:
– У Валерия Борисовича была фантастическая обводка, скорость, которая с его техникой позволяла ему обыгрывать соперников, создавать для своей команды численное преимущество, а заодно поднимать на ноги весь стадион. У него был и прекрасный бросок, и щелчок. Не представляю, как Харламов или позже Сергей Макаров показывали такой волшебный хоккей, играя такими клюшками, как в то время. Да если бы у них были сегодняшние, они со своим мастерством вообще по сто голов за сезон забивали бы!
"В КИНО ОН ЖЕСТЧЕ, ЧЕМ НА САМОМ ДЕЛЕ"
Касатонов:
– В характере Харламова в "Легенде №17” больше взято у Михайлова. Не собираюсь принизить Валерия Борисовича, для меня он – как бог. Но образ в фильме получился собирательным. Лидерскими качествами, приписанными там Харламову, в гораздо большей степени обладал капитан.
Харламов с Геннадием Цыганковым были моими наставниками в команде, как-то так само собой сложилось. У меня и квартиры-то тогда в Москве не было, я жил то на базе в Архангельском, то в пансионате на Песчаной улице. Так вот, Харламов и Цыганков меня как своего "воспитанника" иногда брали к себе домой на выходные. Ночевал то у одного, то у другого. Хотя, казалось бы, зачем я им, семейным людям, и так имевшим крохи свободного времени, нужен? С Харламовым и его семьей мы и на ВДНХ ходили гулять – он там рядом в "трешке" сталинского дома жил, – и даже отдыхали вместе в Ялте.
Местецкий:
– В отзыве кого-то из хоккеистов я прочел комментарий, который прекрасно понимаю: в той серии были игроки не хуже Харламова. Тот же Третьяк, тот же Якушев. И я пойму хоккеистов, которые предъявят нам претензии, что мы перетянули одеяло на Харламова. Но фильм – про него! Если брать их тройку с Михайловым и Петровым, то в ней не было драматического, конфликтного начала. Они были просто в хороших отношениях, а когда нет конфликта – нет и кино. Поэтому, при всем уважении к ним, при наличии главного героя в лице Харламова невозможно было вытащить Михайлова и Петрова на первый план.
Мы читали книжку Харламова. И по многим показателям видно, что Валерий был просто хорошим парнем. Мягким, деликатным. И когда мы "взрываем" его характер в фильме – не было в жизни таких моментов. Но мы посчитали, что в кино он должен быть чуть жестче, чем на самом деле. Это собирательный образ спортсмена, который из легкомысленного мальчишки через какие-то диковатые поступки вырастает в серьезного, матерого и спортсмена, и человека.
"ПРИ ВСЕЙ ЛЕГЕНДАРНОСТИ ОН БЫЛ ГОРАЗДО ДОСТУПНЕЕ СУРОВЫХ МИХАЙЛОВА И ПЕТРОВА"
Касатонов:
– Валерий Борисович – настолько честный, открытый человек, не умевший обманывать! Светлая личность. Общаясь с ним, ты сразу же забывал, что для хоккея сделал он, а что – на тот момент – ты. Испанская кровь, наверное, делала его особенным, ни на кого не похожим. Даже Виктор Тихонов сказал в интервью: "Злиться на Харламова было невозможно – такой человек. Море обаяния". При всей своей легендарности он был гораздо доступнее суровых Михайлова с Петровым.
Читал рассказ Миши Васильева, как ему, 18-летнему, Борисыч помог купить золотое колечко для мамы. Сам отвез парнишку в ювелирный магазин к знакомому директору. Искренне верю. У Харламова было много знакомых в любых сферах. Его обожала вся страна. И он всем помогал. Помню, однажды отобрали у меня магнитофон на таможне. Вез два, оказалось – можно только один. Рассказываю Харламову, он тут же: "Поехали". Прямо со сборов рванули, благо, от Новогорска до Шереметьева близко. К его знакомому таможенному начальнику. Отдали! И ведь он не для себя поехал что-то забирать, а только ради меня. Его авторитет работал железно.
Харламов играл во все. В частности, в футбол – бутсы всегда лежали наготове. В Архангельском мы жили в одном пансионате с футболистами ЦСКА, он с ними все время играл. И до первой автокатастрофы мало в чем уступал.
Местецкий:
– Взять и перенести все в кино невозможно. Приходилось отсеивать кучу тем. Меня смешит, когда в рецензиях пишут: как вы могли не упомянуть о дружбе Харламова с Мальцевым? Но нашей задачей было не упомянуть как можно больше событий из его насыщенной жизни, а укрупнить центральные. Это очень сложно.
"У ВАЛЕРЫ В ДЕТСТВЕ БЫЛО БОЛЬНОЕ СЕРДЦЕ"
Местецкий:
– Было ясно, что испанскую линию Харламова в таком фильме нельзя проигнорировать. Но у идеи рифмы между корридой и хоккеем тоже была своя сложность. Мы прописали в сценарии и "инсьерро" – бег быков за смельчаками – и тореадора. И только потом вдруг хлопнули себя по лбам – ведь это же разные вещи! В инсьерро никакого тореадора нет! Позор, конечно, но хорошо хоть, что вспомнили об этом не после премьеры. Потом, конечно, ломали головы – и придумали одного быка, который прорвался во дворик, и там дядя Харламова, защищая маленького Валеру, выступил в роли тореадора.
Валерий действительно ездил с мамой и сестрой в Испанию в 1956 году. Хотя семья Харламова вообще-то жила не в Памплоне, где и проводится инсьерро, а в Бильбао. Но мы посчитали, что детство Валерия можем таким образом домыслить. Эта сцена, кстати, насколько я знаю, стоила миллион долларов. Только она одна.
Снималась она в Испании. По-моему, в соседнем городке с Памплоной. Изначально в сценарии присутствовал другой гигантский кусок про детство Харламова. Это был рудимент первого, ещё не нашего сценария. У Валеры в детстве было больное сердце, и папа втайне водил его на тренировки, чего мама не знала. Все хотели эту историю в фильме оставить – но потом стало ясно, что она всё-таки не о том, и с ней получается какое-то совсем детское кино. Мне всегда казалось, что детство в таком объёме в сценарий не влезет. Скорее за него держались продюсеры.
"ЕГО СОБРАЛИ БУКВАЛЬНО ПО КУСОЧКАМ"
Касатонов:
– Коля Доморацкий, директор базы в Новогорске, лежал с Харламовым в госпитале Бурденко. Он рассказал, что его собрали буквально по кусочкам. И было невероятное счастье, что он вернулся в хоккей. Результат фантастического здоровья и стремления обратно на лед.
Водил Харламов спокойно, старался не нарушать. Петров – тот мог разогнаться. Я много раз ездил с Борисычем на его белой "Волге" с номером 0017. Той самой, на которой они с женой Ириной, которая была за рулем, разбился в августе 81-го...
Местецкий:
– Мы относимся к нему с огромным пиететом. И вовсе не хотели шуровать палкой в осином гнезде, как делают создатели иных фильмов. Наоборот, мы стремились очень деликатно подойти к его судьбе. А вопрос обмана... По поводу некоторых вещей мы просто сломали себе голову. Надо было придумать все так, чтобы и не передернуть факты, и в то же время не разменяться на формальное им следование, уйдя от сути. Отсюда некоторые события жизни переставлены местами. Это минимум вымысла, на который мы не могли не пойти.
Одно из самых мощных событий харламовской биографии, где он показал себя героем, титаном – восстановление после первой аварии. Перед этим многое можно было списать на чистый талант, на удачу. Здесь же – настоящее героическое поведение, которое в фильме, мне кажется, показано вполне правдиво. Поэтому мы думали закончить фильм победой в первом матче после возвращения Харламова в хоккей. Причем, по-моему, он вышел буквально на пять минут, чтобы попробовать – и стадион встал, устроив ему овацию. Но, когда мы написали первую версию, Суперсерия оказалась настолько драматичной, что была явной кульминацией. Стало ясно, что после нее, этого эмоционального пика, нельзя показывать уже ничего.
И тут возникла идея. Замечу, не у нас. У меня как историка по образованию мозги до этого не дошли бы. Режиссер Лебедев предложил перенести катастрофу на четыре года назад и сделать ее перед Суперсерией. Для нас это было решением чудовищной сложности. Это как ноги себе на голову переставить! Мы на две недели даже взяли тайм-аут – просто чтобы потом перечитать, понять, как это вообще возможно. Но после очень долгих обсуждений все же на это пошли. С хоккейными людьми в таких решениях не советовались.
"ВСЕ УЖЕ В ЭКИПИРОВКЕ, А БОРИСЫЧ ИДЕТ В ЦИВИЛЬНОМ. С ВЕЩАМИ"
Третьяк:
– После Лейк-Плэсида я вообще хотел закончить в хоккей играть. Вместе с Харламовым. Мы проиграли – и сидели в олимпийской деревне, которая представляла собой тюрьму для малолетних преступников. В худших условиях мы на Олимпиадах не жили никогда. Харламов говорил: "Я, наверное, больше играть не буду". Но остыл – и остался.
Касатонов:
– Честно, не думал, что его не возьмут на Кубок Канады. Когда Валерия Борисовича куда-то не брали – это не могло не удивить. Даже в 33 года. Даже несмотря на то, что на чемпионате мира-81 в Швеции его уже не было.
Но к новому сезону, который должен был стать последним в его карьере игрока (об этом сам Валера говорил), он готовился серьезно, не пропустил ни одной тренировки на сборах, был в хорошей форме. На Кубке европейских чемпионов в Италии, как всегда, нами выигранном, его признали лучшим игроком. Для турнира тоже ведь престижно, когда приз лучшему дают такой мировой звезде, как Харламов. Это и на статус самого турнира в будущем работает.
Помню, был выходной, заезд в Новогорск, а на следующий день вылет в Канаду. Приезжаю на базу, все уже ходят в экипировке. И тут вижу, что Валера в цивильном идет. С вещами. "Борисыч, ты куда?" – "Все, я закончил". Имелось в виду – не с хоккеем, а с Кубком Канады. Больше нам с Харламовым увидеться было уже не суждено.
"НА СОБРАНИИ СКАЗАЛИ, ЧТО БУДЕМ ВЫИГРЫВАТЬ КУБОК КАНАДЫ ЗА ХАРЛАМОВА"
Третьяк:
– Мы жили в гостинице в Виннипеге, и нужно было пройти два километра пешком до дворца. У нас в тот вечер там выставочный матч был. Утро, хорошая погода, 25 градусов тепла. Идем – и вдруг останавливается таксист и говорит: "У вас Харламов разбился". Это мы даже с почти нулевым английским поняли. Но до конца не верили, пока не пришли в раздевалку, а там по ТВ все показывают и нам соболезнования выражают. Мы вообще не хотели играть тот матч, но это было невозможно. Канадцы проявили участие – надели траурные повязки, объявили минуту молчания... По ТВ круглые сутки показывали, как он им голы забивал. А некоторые ребята (Мальцев, Васильев, Михайлов – Прим. И.Р.) даже хотели улететь на похороны в Москву. Понятно, что это было нереально. Когда вернулись в Москву после победы в Кубке Канады – сразу из аэропорта поехали на кладбище.
Касатонов:
– Входим в ресторан гостиницы на завтрак в день выставочного матча в Виннипеге (версии с Третьяком, как видим, несколько разнятся, – Прим. И.Р.). Валерий Иваныч Васильев, наш капитан, неотрывно на экран смотрит. А там – фото Харламова в черной рамке и лучшие моменты его карьеры. "Что случилось?" – "Харлам разбился насмерть".
Все собрались. Состояние – шоковое. Несколько ветеранов предложили лететь в Москву на похороны. Понятно, что руководство не могло на это согласиться. Это даже технически было невозможно. И из Нью-Йорка или Монреаля-то тогда два рейса в неделю в Москву летали. А мы вообще были в Виннипеге, на краю света. Отовсюду далеко. Билетов нет...
Эмоции у всех были такие, что можно было сойти с ума. Провели собрание. Сказали, что будем играть и выигрывать этот турнир за Харламова. Это объединило команду, еще сильнее ее сплотило.
Кто-то на эмоциях винил Тихонова в гибели Харламова – мол, взял бы его на турнир, и ничего не случилось. Не сомневаюсь, что внутри себя Виктор Васильевич переживал. Он же не враг ему был. Но давайте будем честны. Тихонов не взял игрока на Кубок Канады по чисто хоккейным соображениям. Команда выиграла, разгромив хозяев в финале – 8:1.
Это был единственный турнир на уровне сборных в истории, когда наша сборная обыграла лучших хоккеистов НХЛ не в одном матче, а в соревновании в целом. А с человеком случилась трагедия. Это жизнь. Какое-то мгновение. Почему тренер должен брать это на себя?
Нина Крутова рассказывала, что Вова, который считал, что это его на Кубок Канады взяли вместо Харламова (он восстановился после травмы быстрее, чем прогнозировали), винил в смерти Валеры себя. Тут просто надо понимать – для всех нас Борисыч был кумиром, и мы гордились, что дружили с ним. А Крутов – еще более чувствительный, чем все остальные. Отсюда и такая реакция. Чрезмерно эмоциональная, граничащая с нервным срывом.
Когда мы прилетели в Москву, то сразу из Шереметьева всей командой поехали на Кунцевское кладбище. К Харламову. Помню, это было вечером. Накрапывал дождик...
Папа Харламова, дядя Боря, после гибели сына всегда был рядом с нами. И мы ему всегда, чем можно было, помогали. Для всех нас он стал родным человеком.
Я часто думал, смог ли бы Валера найти себя в сегодняшней жизни. Доводилось слышать мнение, что он был слишком честным и открытым для нее. Но, думаю, дело для него нашлось бы. Хотя пройти через 90-е, когда и в стране, и в хоккее был период развала, Борисычу было бы сложно.
А сейчас все люди, которые приносили славу нашему хоккею, – при деле. Потому и не сомневаюсь, что сегодня Харламов был бы востребован. Но так вышло, что сейчас востребован его образ. И о Валерии Борисовиче снимают фильм, который гремит на всю страну, и он собирает рекордную на тот момент кассу.
Местецкий:
– Были две группы сценаристов, включая голливудскую, которые переписывали первоначальный вариант. Нас взяли, что называется, про запас. Первое, за что продюсеры зацепились и почему вообще начали с нами разговаривать – мы предложили им идею, которая была по-своему революционной. Мы предложили не заканчивать фильм смертью Харламова.
Сюжет, когда герой в конце погибает, причем нелепо, на закате карьеры, – это сюжет падения. О том, как герой взлетел – а затем разбился. Идея показать финал выходом на пик показалась нам гораздо более человечной. Да, увидев гибель героя в момент, когда его не взяли на Кубок Канады, зритель уходил бы из зала зареванный. И... подавленный.
Да, кино должно будить чувства. И из зала после этого фильма люди выходят заплаканными. Но это другие слезы. Это не слезы безнадежности и трагизма, а слезы любви – к этому человеку, к его команде, к их силе воли. И мы предложили добиваться как раз их, этих слез, а не убить героя и зрителя вместе с ним.
Была идея показать титром в конце, что Харламов погиб. Но потом от всего этого отказались. Причём от титра о смерти Харламова – уже на монтаже. То, что его не сделали, я увидел уже на премьере. И абсолютно согласен с этим решением.
