«Свою жизнь он писал на черновик». Трагедия олимпийского чемпиона из великой сборной Тихонова
У него была шикарная карьера. Уже к 26 годам он успел выиграть со сборной СССР первенство мира и две Олимпиады — в Сараево-1984 и Калгари-1988, а с ЦСКА стать восьмикратным чемпионом страны. В то время первой парой защитников в нашем хоккее считались Вячеслав Фетисов и Алексей Касатонов, а второй — Сергей Стариков и Игорь Стельнов.
Но в какой-то момент все пошло наперекосяк. Сначала из-за травм Стельнов пропустил ЧМ-1989 и ЧМ-1990, потом вообще потерял место в сборной, а летом 1991-го после конфликта с Виктором Тихоновым покинул ЦСКА. Дальше были воскресенский «Химик», шведский «Регле», итальянский «Асьяго»... В 1997-м защитник вернулся в ЦСКА, и этот сезон стал последним в его карьере.
С 2004-го он работал тренером в ХК МВД. Но из-за проблем с режимом в декабре 2008-го Стельнова попросили написать заявление об уходе. Через три месяца, в марте 2009-го, он умер. От повторного инфаркта. Знаменитому хоккеисту было всего 46.
Полтора года спустя в «Разговоре по пятницам» много интересного о Стельнове рассказал его бывший одноклассник, экс-генеральный директор ХК МВД и московского «Динамо» Андрей Сафронов. Вот отрывок из этого интервью.
— Вы с сигаретами завязали. А в команде — многие курят?
— Среди игроков курящих мало. Нынче вообще другое поколение. Стельнов шутил: «Как изменился народ! Лизнут шампанского — и в дупель. А в былые времена после пяти бутылок только разговор начинался...»
— Со Стельновым дружили с детства?
— Да, жили в соседних домах, девять лет сидели за одной партой. Хотя могли подраться. Например, когда я болел и не ходил в школу, Стельнов мимо моих окон старался не показываться.
— Почему?
— Развлекался я так. Закопаю пару яиц в цветочном горшке. Дождусь, когда протухнут — и кидаю со своего девятого этажа. У Игоря к тому же со зрением плоховато с детства было. Свистну из окошка, пока он голову поднимет, окуляры свои наведет — я в него яйцом и запущу. Он вообще правильный был, трудолюбивый. Совсем не такой шалопай, как я. Если сдавать металлолом, то в центр для веса Сафронов обязательно подкладывал кирпичи. Если макулатуру — засовывал пластины от аккумулятора. А когда с друзьями решили во дворе соорудить хоккейную коробку, то она получилась настолько образцовой, что из «Пионерской правды» приехали сфотографировать. Снимок опубликовали — и появилась милиция. Выяснилось, что оградительные щиты украдены со всех окрестных строек. Вместе с тачкой из винного магазина — чтобы не тащить на руках. А идея была моя.
— Мы у вас шрам на животе заметили.
— Это меня ножом пырнули. В 1978-м. Я поехал посмотреть, как Стельнов отыграл, вечером возвращался домой. А у нас в районе жил больной парень — мел кушал, на Луну свистел. Подходит к нашей компании — хорошо был я в полушубке, мама сшила. Говорит: «Глядите, предмет самообороны». «Что это?» — «А вот что». И втыкает в живот ножик. Стельнов с батей отвезли в больницу, там сразу операцию сделали.
— Как вы узнали о кончине Стельнова?
— Сидел на работе, позвонил Великов (защитник ХК МВД. — Прим. «СЭ»): «Анатольич умер». Мне очень тяжело об этом говорить... Нельзя относиться к своему здоровью так, как делал Игорь. Он во многом повторил путь хоккеиста Гурина из фильма «Москва слезам не верит». Да его часто так и называли — Гурин.
— К какому разговору с ним возвращаетесь памятью?
— К последнему. Расстались мы зло. И не было уже, казалось, на тот момент между нами дружбы. Узнав об очередном срыве Стельнова, вызвал его: «Все, Игорь Анатольевич, пишите заявление. Вы закончили работу в ХК МВД». Он начал отпираться, говорить, что не выпивал. Я не выдержал: «Игорь, меня-то зачем обманываешь?» Тогда он понял, что действительно все. После этого очень крепко нарушал режим. И через три месяца его не стало. Сегодня многие скажут: вот, дескать, уволил человека, и он умер. Я и сам так думал.
— А может, вы ему продлили жизнь — столько лет держали в клубе?
— Не исключено. Теперь знаю, что он звонил после увольнения в клуб, разговаривал и с моей женой. Задавал всем единственный вопрос: «У меня будет шанс вернуться?» Ему отвечали: «Конечно. Если бросишь пить». Завязал бы он — и я приложил бы максимум усилий, чтобы взять его снова на работу. Честно говоря, до конца я так и не понял, что Игорю нужно было. Такое впечатление, что свою жизнь он постоянно писал на черновик. Мог позвонить малознакомым людям и представиться: «Привет, это Стеля». Ребятам поначалу тоже говорил: «Зовите меня просто Стеля». Но они всегда называли его уважительно — Анатольич. А я ему объяснял: «Тебе почти пятьдесят, ты двукратный олимпийский чемпион. Какой, к черту, Стеля?!»
