Оторванная часть уха и девять матчей в НХЛ с переломом лодыжки. Истории бесстрашного российского хоккеиста
Юрий Хмылев, воспитанник «Крыльев Советов», в чемпионате СССР дебютировал в 18 лет — в сезоне-1981/82 и до отъезда в НХЛ оставался верен родному клубу, за который в общей сложности провел 435 матчей и набрал 278 (163+115) очков.
Со сборной СССР выиграл два золота чемпионата мира (в 1986-м и 1989-м), а со сборной СНГ, где выходил в одной тройке с Вячеславом Быковым и Андреем Хомутовым, — Олимпиаду в Альбервиле.
В 1992-м сразу после олимпийского триумфа Юрий отправился в НХЛ, подписав контракт с «Баффало». Четыре сезона там — это не только приличная статистика (254 матча, 63 гола и 87 передач), но и маленький подвиг, который Хмылев совершил весной 1994-го. Об этой невероятной истории сам хоккеист годы спустя рассказал в «Разговоре по пятницам».
— Кто в советском хоккее особенно азартно колотил по рукам?
— Челябинские ребята с удовольствием лупили. С «Трактором» всегда было тяжело. Я и 30 лет спустя помню фамилии этих защитников — Тимофеев, Парамонов, Шумаков иногда сзади играл... Но подбили меня не они.
— А кто?
— Контрольный матч то ли с болгарами, то ли с венграми. Ну совсем не хоккейные товарищи. С такими беды и жди. Парень как щелкнул от своих ворот, смотрю — шайба в глаз летит. Я только боком повернуться успел. Чтобы лицо не так подправила. Принял ухом.
— Тоже радости мало.
— Да уж. Кусочек мочки отвалился. Головой встряхнул — вроде слышу, барабанная перепонка выдержала. Пронесло. Сел на лавку, кровь как-то уняли. Но это все ерунда по сравнению с историей в «Баффало» в 1994-м.
— Там что стряслось?
— Перелом лодыжки. Еду на смену, игра в стороне идет. Внезапно Стив Томас из «Айлендерс» бьет по ноге клюшкой. Наотмашь!
— За что?
— Игра же — может, я его где-то поймал. А ему обидно стало, запомнилось. Сижу на скамейке, разглядываю увечья. В горячке боль быстро затихает. Даже доиграл матч.
— С ума сойти.
— Следом едем в Колорадо. Выхожу на лед — голеностоп болит все сильнее и сильнее. Говорю тренеру Джону Маклеру, тот врачей подзывает: «Перемотайте ногу!» Я и этот матч отыграл. Когда же отправили на рентген, доктор за голову схватился: трещина!
— Гипс?
— Да, наложили. Маклер невозмутимо: «Что врач сказал?» — «Как положено — от четырех до шести недель». — «Восемь дней тебе на все. Выйдешь на первую игру в плей-офф...»
— Вышли?
— Ровно через восемь дней сняли гипс, поставили на матч с «Нью-Джерси». Больно было — не то слово. Ничего не зажило!
— Хоть обкалывали в раздевалке?
— Нет, ненавижу уколы. Пластырь сверху, жгутом перетянули. Первый период еще терпимо, ко второму дурно становилось. Уже говорить не в силах, только стон: «Наступить не могу на ногу...» А Маклер: «Юрий, у нас на двух ногах так никто не сыграет, как ты на одной! Лезь на пятак».
— Сколько матчей так провели?
— Семь. Три гола забил. В шестом матче мы четыре овертайма сыграли. До половины третьего ночи рубились. Часть зрителей спать улеглась прямо во дворце, часть ушла. На арене хот-доги закончились, как мне рассказывали. Мощный матч!
— Рекордный для НХЛ?
— Рекордный для меня. В лиге тогда — третий за всю историю. С какого-то момента перестаешь ощущать реальность. Всё на автопилоте. Не объяснить, это почувствовать надо...
— В раздевалке после все лежат?
— Кто как. Был у нас защитничек, играл мало. Народ в очередном перерыве сидит, тяжело дышит, пот ручьем. А этот ходит в форме по центру раздевалки: «Так, ребятки, счет 0:0! Знаете, сколько времени?» Все молчат, нет сил даже отвечать. Тот не унимается: «Хоть кто-нибудь может забить? Я беби-ситтер за каждый час плачу! Представляете, какая сумма за вечер набежала?»
— Ну и кто забил?
— Мы. На шестой минуте седьмого периода. Победили 1:0, счет в серии стал 3:3. Но решающий матч выиграл «Нью-Джерси» — 2:1.
— Вы нас поражаете мужеством. А кто поражал вас?
— На Кубок Шпенглера поехали с «Крыльями», так Сереге Одинцову коньком шею распороли. Кровь хлынула на лед. Страшная картина!
— В Баффало была похожая история. Застали?
— Это произошло года за три до моего приезда. В плей-офф нашему вратарю Клинту Маларчуку коньком в горло въехали. Спас клубный физиотерапевт, ветеран вьетнамской войны. Знал, где пережать вену, как остановить кровотечение. Иначе умер бы парень, до раздевалки не дотянул бы. Позже Клинт через депрессии прошел, пытался с собой покончить. Стрелял в себя из ружья — все равно выжил! Но те фотографии у меня до сих пор перед глазами — поднимает маску, а из-под нее кровища хлещет. Так после этого в хоккей вернулся!
— Играли с ним?
— Около года. Шрам на горле жуткий остался. Как и у нашего Одинцова. Тому повезло, что в Швейцарии случилось. В Сетуни могли и не спасти.
