«Летали на истребителе 5 часов вокруг Челябинска. Меня рвало, был весь белый». Герой МЧМ — о Канаде, сборной России и контракте с «Флайерз»
Травма спины
— После МЧМ у вас была операция на спине, как прошло восстановление?
— Восстановление идет полным ходом, чувствую себя шикарно. Доктора «Филадельфии» сказали, что мне ничего нельзя поднимать, выходить на лед и даже брать клюшку до 1 июня. К этой дате я хочу вернуться в США и начать подготовку к сезону.
— Повреждение спины вы получили по ходу карьеры или у вас с рождения что-то было не в порядке?
— Дискомфорт я начал чувствовать с прошлого сезона. Были болевые ощущения в спине при работе в зале и после игры. На льду я ничего не чувствовал. Где получил повреждение — не знаю. Возможно, на льду. Может быть, при мануальной терапии что-то доломали. Но когда делали массаж, я хотя бы мог выходить на лед и не чувствовать боль. Когда приезжал домой и ложился спать, боль усиливалась, все отдавало в ноги.
— Перед МЧМ в тренерском штабе сборной России знали о вашей проблеме?
— Я сам не знал, что у меня там внутри. Только испытывал болевые ощущения. В юниорской лиге я играл на 100 процентов. Да, были жалобы докторам, но они смотрели, щупали и говорили, что все нормально. После чемпионата мира я полетел в Филадельфию и решил еще раз показаться доктору. Они сказали, давай сделаем снимки, МРТ, все что надо. Они опять ничего не показали. И только при углубленных снимках позвонков стало видно, что три из них надломлены. Я делал МРТ в Челябинске, там ничего не нашли. В Филадельфии же отругали мою юниорскую команду, так как я жаловался на боли почти год. Уже вместе с клубом и агентом приняли решение, что нет смысла доигрывать сезон и решили сделать операцию.
— Чем ближе было к финалу МЧМ, тем меньше вы наносили бросков. Это было как-то связано с травмой?
— Нет. Как я уже сказал, на льду я не чувствовал боли, тем более, когда играешь за сборную. Ни о каких травмах там не шла речь. Я просто выходил и получал кайф. Бросал меньше, потому что канадцы — не дураки. Они знали, что в своей лиге я постоянно бросаю при игре в большинстве, старались перекрывать линию броска. Один из тренеров сборной Канады, который отвечает у них за меньшинство, работает в моей лиге и хорошо анализирует другие команды.
Извинился за слова про латышей
— После ваших знаменитых слов про сборную Латвии, когда была одержана победа над Канадой на групповом этапе со счетом 6:0, тренер нашей сборной Игорь Ларионов сказал, что имел с вами разговор.
— Да, такая беседа была. Он попросил меня быть сдержаннее. Сказал, мол, понятно, что ты все хочешь всем доказать, тем более пацанам, с которыми играешь в Канаде. Мы первый раз в истории обыграли Канаду на молодежном уровне 6:0, и эти слова были сказаны на кураже. Я очень хотел с нашими парнями обыграть вот этих канадцев, а мне, Хованову, Соколову и Александрову это сделать было вдвойне приятнее. То, что я сказал про Латвию, было ошибкой, но я не хотел никого обидеть. Все мы люди и делаем ошибки.
— Ту фразу припоминают вам до сих пор. Насколько вы пожалели о том, что произнесли ее?
— На следующий день у нас была важная игра, я делал акцент только на матче. Видел, что люди мне писали что-то в инстаграм. Уже после чемпионата я нашел время ответить практически всем. Объяснил, почему так сказал, извинился. В ответ люди писали только хорошее — мы болеем за вас, вы — наша гордость, болеем за тебя лично. Гадостей практически не было.
— Кажется, вся сборная была в перевозбужденном эмоциональном состоянии. Даже обычно спокойный Василий Подколзин, осторожный и аккуратный, сказал, что у нас таких как Лафренье (лидер канадской молодежной сборной) в российской команде — куча.
— Ну вообще-то у нас действительно была очень сильная команда. Каждый возвращался в оборону, мог играть в большинстве и меньшинстве, была сильная вратарская бригада. Команда без слабых мест. Защитники все высоченные, мощные, у всех хороший бросок. Поэтому и сборная получилась без пробелов в какой-то из линий. Но опять же, если бы не главный тренер и весь штаб, может быть, такой команды бы и не было.
Контракт с «Филадельфией»
— В прошлом году вы расстроились, что не удалось закрепиться в «Филадельфии». Сейчас у вас есть уверенность, что вы готовы играть в НХЛ?
— В том тренировочном лагере я очень хорошо себя проявил. Много сыграл по времени, играл и в защите, и в атаке, и в большинстве. Тренерский штаб был очень доволен. Но было принято решение, что мне лучше сыграть еще один год в юниорской лиге, потому что там я играю по 30-35 минут за матч. Это пошло только на пользу, тем более в этом сезоне был чемпионат мира. Никаких обид вообще не было. И тренерский штаб, и менеджмент отметили то, как я сыграл в тренировочных матчах, все похвалили. Когда я прилетел с МЧМ, то поговорил с каждым тренером, менеджером. Они сказали хорошие слова, которые меня мотивировали. Сейчас важно как можно лучше восстановиться после операции и подготовиться, чтобы вернуться в форму.
— Удивительно, как быстро вы сделали такой огромный скачок. Ведь первый сезон в юниорской лиге у вас не сложился. Из «Реджайны» вас обменяли в «Калгари Хитмен». Потом вы ярко проявили себя в лагере новичков и взрослом тренировочном лагере «Филадельфии». Получается, что прогресс очень быстрым — с апреля до сентября.
— Со мной из России в Канаду полетело четыре человека. Из них смог задержаться только я. Кто-то не смог без языка, кто-то — нормально адаптироваться, кто-то не потянул по игровым причинам. Да, поначалу было очень тяжело. Меня задрафтовала команда, которая за год до моего драфта играла в финале и проиграла «Сиэтлу». В этой команде было 4 сильных защитника, которые сейчас уже играют в НХЛ. Одни звери. Я был совсем молодым, вообще не знал языка. Все было новое. Я играл в третьей паре, иногда во второй, но не выходил в большинстве. Лига была очень сильной. В ней выступали игроки типа Барзала — все вот эти звери. Обменяли же меня, потому что команда вышла в финал Мемориального Кубка. Я команде в основном играли ребята 1997-98 годов рождения, а я был самым молодым. А «Хитмен» была молодой командой, которая должна была выстрелить через полтора-два года. Получается, что в первый год я больше учился. Брал пример с Кэйла Флери и Джоша Махуры, которые сейчас уже выступают в НХЛ.
Еще там был тренер, один из самых моих любимых. Это Джон Паддок, он много лет работал в НХЛ. Он очень много со мной работал, очень много рисовал схем, потому что в первый месяц своего пребывания в Канаде я просто не понимал, что мне нужно делать.
Когда меня поменяли, мне уже стало полегче. В «Калгари» играл белорус, и мы жили у нашего общего агента. В той команде я уже много играл, мне доверяли большинство, хоть я и ошибался. В 2018 году меня вызвали на ЮЧМ, хотя до этого меня ни разу не вызывали ни в какие сборные. После ЮЧМ я вернулся в «Хитмен» и почувствовал в себе новые силы. Сборная дала новую мотивацию, я сам подрос и хорошо поработал летом. Во время тренировочного лагеря «Филадельфии» выбил шайбу у Жиру, Ворачека, других лидеров. Тогда уже не меня начали смотреть. Даже родителем сказал — попахивает контрактом, тут вокруг меня и тренеры, менеджеры, камеры.
Затем мне дали шанс сыграть с «Рейнджерс». Выхожу на «Мэдисон Сквер Гарден». Бучневич катается, Наместников тогда еще играл. Было очень интересно сыграть на таком уровне. Следующий матч — с «Айлендерс». Тоже неплохо провел, были хорошие броски, не пропускал в меньшинстве, ошибок грубых не делал, даже получилось так, что кое-где подчищал за мужиками. На следующий день мне положили контракт на стол, где мы с агентом принимали решение подписывать его или нет. Агент говорил, что ты можешь выстрелить в следующем сезоне и уйти высоко на драфте в другую команду. Но мне все очень понравилось в «Филадельфии».
— Как вам лидеры «Флайерз»?
— Жиру ко мне относился лучше всех из молодых игроков. Ворачек, Хейз, Жиру — все за меня болели на МЧМ. Ворачек, правда, подзатыльник мне дал, за то, что забил чехам два гола. Потом простил, сказал — «ты наш». Очень порядочные мужики, помогут везде, довезут, на тренировке подбодрят, клюшкой стукнут по заднице, посмеются. Тренировочный процесс всегда идет с улыбкой, постоянные шутки. На тренировке в «Филадельфии» я получал такое удовольствие, которое не получал нигде.
— Вам поставили задачу добрать вес?
— Это для меня ключевая задача еще с детского возраста. Массу нужно наращивать. Но прошлом году у меня были проблемы с позвоночником, а при них в зал особо не походишь. Буду наверстывать летом.
Мечтаю сыграть с Проворовым в одной паре
— Кого считаете своим конкурентом в «Филадельфии»?
— Да в хоккее все всегда конкуренты. Вообще, моя мечта, чтобы меня с Ванькой Проворовым поставили в одной паре. Он слева, я справа... Неважно. И во время игры общаться на родном языке: «прикрой», «отдай». Он сам по себе отличный человек, без понтов, всегда подойдет, поговорит, поможет, чем нужно.
— Взрослый хоккей сильно отличается от юниорского. Готовы ли находиться в постоянных стрессовых ситуациях?
— Раньше я паниковал, боялся ошибиться. А сейчас я выработал в себе такой навык — выходить да играть. На пофиг! Как только я выхожу с такой мыслью, все получается. Но только начинаю думать, как не ошибиться, то сразу идут ошибки. Чем выше уровень, играю со старшими, тем больше увеличивается азарт. В юниорской лиге едет игрок со мной один в один, я знаю, что выбью шайбу клюшкой. А если это Ворачек или Жиру, то интерес увеличивается вдвойне, тело по-другому двигается.
— Вы жаловались на игру в меньшинстве. Удалось ли натренировать этот компонент?
— Начинать все равно придется с меньшинства. Большинство сразу не дадут. Но бригады меняются. К примеру, в «Филадельфии» Гостисбер играл в первом и втором большинстве, но Ваня Проворов его вытеснил, теперь он не играет ни в первом, ни во втором.
— Главный тренер «Флаерс» Ален Виньо на самом деле такой веселый?
— На тренировках он очень серьезный. В жизни — веселый, позитивный. На лавке во время игры тоже может разрядить обстановку. Помню, новички играли между собой, и Виньо забыл, как зовут Мишу Воробьева. Дал ему кличку, такую, что вся скамейка взорвалась от смеха. Вообще, он изменил команду до неузнаваемости. С такой игрой, которая была у «Флаерс» до паузы, можно было выиграть Кубок Стэнли.
Генеменеджер спросил, как я смогу остановить Овечкина
— Вам ведь звонил Илья Воробьев? О чем говорили?
— Да, у нас был разговор буквально на одну минуту. Он спросил, приеду ли я в Магнитогорск, хотели с тобой поговорить. Сказал, что, если что-то пойдет не по плану, мы тебя с радостью встретим в «Магнитке».
— Что будете делать, если 1 июня нельзя будет полететь в США?
— Это будем обсуждать с моим агентом. У меня там форма, клюшки, мне не разрешили их забрать. Руководство должно быть уверено, что я не выйду никуда на каток, не буду шайбы бросать во дворе. Они очень много денег вложили в операцию, я вижу, что я им нужен, и они ценят мое здоровье.
— Формально, у вас есть право играть в уже в нынешнем сезоне. Были ли разговоры на эту тему?
— Я разговаривал с генменеджером, когда в Филадельфию приехал играть «Вашингтон». Он спросил меня: сможешь остановить Овечкина? Я улыбнулся, сказал, что попробую. «А как попробуешь?» — «Если что, врежу ему клюшкой по ногам»! Такого разговора, что сыграю уже в этом сезоне, пока не было. Но они видели, как я развиваюсь, а в конце сезона у защитников пошли травмы. Если бы не моя операция, может быть, мне бы и выпал шанс.
— Как вы отнеслись к новостям про Оскара Линдблома, у которого обнаружили рак?
— Этот парень — идеальный человек. Редко таких встретишь: никуда не лезет, лишнего не скажет. Обычный, простой человек. Когда у него нашли рак, для «Филадельфии» это был шок. Он шел на втором месте в команде по очкам. Я знаю, что клуб вкладывает очень много в его здоровье, Оскар борется с болезнью, все его поддерживают. Я ему писал месяц назад, он проходит химиотерапию в Майами. Оскар ответил, что у него большие улучшения, осталась незалеченной только одна сторона. Во «Флаерс» надеются, что увидят Линдблома на льду в сентябре.
Отец — пилот истребителя
— Говорят, что вы не прочь во время игры применять так называемый «трэшток» — пытаться словами вывести из себя.
— Не сказал бы. Это эмоции. Бывает, встретишь на пятачке старого друга-канадца, скажешь ему пару ласковых. Когда играешь за сборную, то драк мало, потому что сразу могу дать 5+20 — удалить до конца, либо 10 минут. Никто не хочет быть удаленным или сидеть на лавочке вместо игры. А вот в юниорской лиге стычки происходят часто. Бывает, что все заканчивается сотрясением и кто-то остается лежать вниз головой.
— На МЧМ мы интересовались вашим мнением о том или ином игроке соперника. Например, Тае Смите. А вы в ответ — да это никто!
— Нет, я не говорил, что Тай Смит — это никто. Для меня этот защитник — один из самых зрелищных в моей лиге. Часто следил за ним. В этом сезоне, правда, он куда-то пропал, я перестал замечать его. По моему мнению, он перестал расти и развиваться как защитник. При этом у него изумительное катание, он идет в числе главных молодых талантов «Нью-Джерси». Посмотрим, как будет развиваться его карьера.
— В чем конкретно вам надо добавить?
— У бортов играть пожестче. Стараться побыстрее двигаться. Не проигрывать единоборства один в один. Когда проводишь очень много времени на льду, не терять концентрацию. А то у меня бывает, что я выбил шайбу, успокоился, а соперник опять ее подобрал и снова атакует.
— Что вам сказал капитан канадской сборной в финале МЧМ, когда вас удалили?
— Он подъехал ко мне и заехал то ли черенком, то ли пером клюшки мне в ракушку. Было очень неприятно. Я не хотел его бить в лицо, толкнул плечом, и он полетел. Он грамотно меня вывел из себя, не спорю. Это моя ошибка, на которой мне надо учиться. Буду знать, как вести себя в таких ситуациях.
— С его стороны ведь была симуляция?
— Я считаю, что да. Он мог не падать, остаться на месте.
— Ваш отец — военный летчик?
— Да.
— Смогли бы водить самолет?
— Была такая история со мной. Папа меня маленького взял с собой полетать на истребителе, а я взял с собой чипсы с чесноком и кока-колу. Я начал есть, а летчики как давай бочки крутить. В общем, меня стошнило. С тех пор я не могу летать с отцом, внутри самолета очень шумно. Для меня это некомфортно. А вот на гражданских самолетах я не чувствую усталости, не боюсь.
— Страшно было, когда самолет выполнял фигуры высшего пилотажа?
— Да я вообще ничего не понимал. Мне было так плохо! Я хотел только одного, чтобы папа побыстрее посадил этот самолет. Я говорю, выпусти меня! А мы летали 5 часов вокруг Челябинска. Папа говорит: «Я не могу без заявки посадить самолет». А я уже весь зеленый, белый, потом опять зеленый. Я пришел домой, сказал маме, что больше никогда не полечу. А папе хорошо, он привык, для него это как игрушка. Ему это в кайф.
— Алексей Ковалев летает. Может быть, со временем все-таки последуете его примеру?
— Все может быть. Знаю, что бывший вратарь «Трактора» Майкл Гарнетт получил в Челябинске лицензию пилота и сейчас летает на личном самолете у себя в Канаде. Посмотрим, какие будут интересы в дальнейшем, пока концентрируюсь только на хоккее.
