Не стало легенды. Как дрался, жил и учил боксу Виктор Агеев и почему в 2025 году я все еще его фанат
В советском боксе не было более мифологизированной фигуры, чем Виктор Агеев. Не было чего-то подчеркнуто героического. Его нельзя описать, используя привычные клише — он в них совершенно не вписывался. Крутизна боксера не описывается ноликами в графе поражений, количеством выигранных турниров и совершенно точно не определяется орденами и медалями. Хотя почти все это в карьере Агеева было. А еще он был человеком, который был больше чем бокс.
Его часто спрашивали про его стиль, уникальный и ни на что не похожий. Про драку у кафе «Лира» (в понимании Виктора Петровича это и дракой-то не было), которая закрыла для него поездку на Олимпиаду. Про бои с Борисом Лагутиным. Про учеников, каждый из которых был талантлив, силен, но тоже не взял олимпийское золото. Все эти истории давно рассказаны и написаны, но стиль его в ринге и сейчас кажется чем-то, что никто и никогда не повторит.
Его бокс описывали как джазовую импровизацию. Свободный, легкий в движении, с опущенной левой рукой, вызывая оппонента на атаку, жестко бьющий с обеих рук — это ведь не просто талант. Стойку он выработал в первые же годы занятий под руководством своего основного тренера Владимира Конькова (который, говорят, любил на тренировках ставить джаз и твист, развивая у учеников чувство ритма). Ближний бой взял от Евгения Огуренкова (7-кратный чемпион СССР и абсолютный чемпион страны, заслуженный тренер). Умение акцентированно бить с обеих рук — от Виктора Михайлова (тоже 7-кратный чемпион СССР и абсолютный чемпион страны, заслуженный тренер).
Уже затем — он подсматривал детали, наблюдая за боксом Владимира Енгибаряна (трижды чемпион Европы и СССР), тот как раз был раскованным, непредсказуемым, пластичным — бил на скачке, остро контратаковал. Изучал Лагутина и Попенченко.
Казалось бы, совсем разные в своей природе, но любимые публикой мастера импровизаций чемпион в четырех весовых категориях и абсолютный чемпион мира Рой Джонс и звезда UFC Джон Джонс оба подтверждали мне в беседе, что вся импровизация строилась на многократно отработанных приемах, которые работают, только когда ты читаешь своего соперника. Так же было и у Агеева. Это просто очень высокий бойцовский интеллект.
Стиль Агеева мог меняться в зависимости от соперников, вплоть до того, что Лагутин, двукратный олимпийский чемпион, считавшийся идеальным советским боксером, техничным, всегда в форме, тактически грамотным — иногда не находил ответа. Они боксировали четыре раза, каждый раз это было разногласие судей 3-2, но каждый раз они оба знали, кто действительно победил.
«2-2, у нас поровну», — говорили и один, и другой.
В середине нулевых я пришел работать в Федерацию профессионального бокса России — не существующую ныне организацию, которую объединили потом с любительской федерацией, и возглавлял ее Агеев. И там нашлись люди, хранившие архивные записи боев Агеева, и — нет, это не был любительский бокс в привычном понимании. Он был практически профессионалом в том боксе, как и Лагутин, и другие, — но непохожий на них всех.
Помню, как Агеев рассказывал, что хотел сняться с турнира, чувствуя себя не в форме, но «не могу, там же будет Лагутин — нужно выходить». Противостояние было принципиальным. Он тогда даже изменил стиль, вышел в закрытой стойке, сначала отзащищался, потом перестроился, ловил соперника на удар.
И он, конечно, жил не так, как полагалось советскому боксеру. Писатель и журналист Александр Нилин, знакомый с ним с 60-х, хорошо описывал в своих книгах («Последний классик», «Герой своего времени»), как Виктор Агеев жил между турнирами — в порядке вещей были загулы на несколько дней, он мог набирать по 20-30 кг лишнего веса, а еще, честно сказать, с официальной версией это расходится, но и после тюрьмы «взявшийся за ум» Агеев жил еще более интересной жизнью.
Последний официальный поединок — бой с Лагутиным в Зеленом театре в 1967-м был не спортивным, а светским событием для жителей Москвы. Лагутин был уже олимпийским чемпионом, Агеев — чемпионом Европы, его принимал в гостях папа римский, а сложные отношения со спортивным руководством страны, дружба с писателями и артистами — все это делало его еще более любимым в глазах публики. Но он не был противоречивой фигурой, там не было противоречий, он был озорным, талантливым, он любил жить вне рамок и в ринге, и за его пределами.
«Петрович — это глыба, конечно», — говорили все знакомые с ним лично, и это именно то ощущение, которое возникает рядом с масштабной личностью. Добродушный, с юмором, острыми замечаниями, он не только был прекрасным тренером, который умел двумя замечаниями в перерыве изменить бой, он еще и умел находить людей и находить к ним подход. Я немного застал те дни, когда на празднование его дня рождения собирались и боксеры, и криминальные авторитеты, и артисты, и политики, и даже космонавт был. И точно так же бывало каждый год на Дне бокса в «Крыльях Советов», где он невольно был главной звездой. Он не пытался привлекать к себе внимание, но временами казалось, что все собравшиеся, в том числе бывшие соперники по рингу, немного его фанаты. Уважение, смешанное с восхищением.
У каждого была своя любимая история про Агеева. Кто-то рассказывал, как Виктор Петрович на лету схватил птицу, то ли воробья, то ли голубя, — и это уже после инсульта и аварии, когда ему было около 70 лет.
Другим очень нравится история, как его в колонии пытались наказать, устроили спарринг с боксером-тяжеловесом и тот поехал из тюрьмы в больницу.
Рассказывают, как поэт Иосиф Бродский увидел трансляцию боя — и Агеев ему не понравился: «Дерется, словно хулиган на улице». И тот, когда узнал об этом, смеялся: «Он прав. Одной классикой не перехитришь — надо что-то из жизни тащить на ринг».
И еще много историй, которые нельзя вот так просто рассказать.
А я почему-то помню, как мы однажды делали вопрос-ответ с прямой трансляцией — это был старый интернет, еще без соцсетей. Виктор Петрович играл с кем-то в карты, я зачитывал ему вопросы, которые присылали через интернет, и среди них был один — про то, имел ли он отношение к ставкам на ипподроме.
«А кто это спрашивает? А.А.? Из Подмосковья? А за такие вопросы можно и получить, — и весело рассмеялся, что-то вспомнив. — Не пиши ничего».
А на прошлой неделе другой знакомый, из числа старых боксеров, позвонил мне и спросил: «Петрович же один бой какой-то международный проиграл? 34 выиграл из 35, а вот тот один бой — что это было?»
Я не знал. В ряде источников встречалась цифра в 32 выигранных боя и без поражений. Может быть, было это поражение, а может, и не было. Но показателен сам факт, что даже спустя столько времени — людям до сих пор важно и интересно, что там было у Агеева. Мы, кто его хоть немного знал, — все его фанаты. И нам его будет не хватать.
Алексей А.
Легенда!
18.09.2025
