«Не пью уже год». Александр Емельяненко: прописка в Грозном, брат Федор, зачем сбрил усы и покрасил бороду
Год назад у Александра Емельяненко был поединок с блогером Евгением Ершовым. Александр выглядел так, будто вышел в клетку нетрезвым. Сразу после боя АЕ отправился в Ингушетию — в реабилитационный центр «Иман», где лечился больше полугода. Результат — выпивать он прекратил. 12 апреля даже должен был провести реванш с Вячеславом Дациком в Ural FC, но бой был отменен.
Затем Емельяненко надолго исчез из соцсетей — перестал что-либо постить. Неужели снова запил? Однако недавно Александр дал знать о себе — выложил видео, сообщив, что пропал из-за пропажи телефона и документов во время конной прогулки в горах. Еще через пару дней после возвращения АЕ мы записали с ним большое интервью по видеосвязи, в котором он рассказал и о своих планах, и кое-что о жизни, и о желании поговорить с братом Федором.
«Две квартиры подарил дочери, одну — второй супруге. Семь лет жил без прописки. Сейчас прописан в Грозном»
— За вас бояться стали, потому что вы пропали из соцсетей. Почти месяц там ничего не публиковали.
— Слушай, ну мне приятно. Обычно, когда человек пропадает, он становится неинтересен. А Емельяненко обсуждают. И когда он на связи, его обсуждают, и когда не на связи. Мне приятно, что я интересен людям в любой стези — на связи, не на связи, я у всех на языке. Значит, я занимаюсь хорошим, правильным делом.
— Вы сейчас с нового телефона общаетесь?
— Нет. Чтобы восстановить сим-карту, я пришел в сотовую связь, говорю: «Восстановите мне сим-карту». Я принес им копию паспорта, распечатал на ксероксе. А они: «Мы не можем». Спрашиваю: «Почему?». Они: «Потому что здесь видеосвязь. Нас снимают. Служба безопасности будет нас увольнять, штрафовать». То есть даже ты, имея копию моего паспорта, можешь прийти, сделать сим-карту на мое имя и отключить мою основную сим-карту. Поэтому сказали, что не могут. Я в один салон зашел, в другой. Нигде не смог сделать. Сидел думал-думал. Так как я прописан в городе Грозный, я поехал туда оформлять новый паспорт. Но восстановление документов — это не на один день волокита. И буквально на днях мне позвонили из гостиницы и сказали, что какие-то люди там отдыхающие принесли мою сумку. Приехал, забрал. На удивление, там абсолютно ничего не пропало, не потерялось.
Мне очень приятно, что попались такие хорошие, честные люди, достойные, справедливые, которые не сыграли на чужом несчастье. Хотя могли телефон обнулить, продать его — с документами. У меня там два паспорта было: загранпаспорт и обычный. С ними там кучу всяких махинаций провести. Еще там много других разных вещей было. Даже ключи от квартиры. Все отдали, все принесли. Я приехал, спрашиваю: «Где, что?» Они [работники гостиницы]: «У нас нет их координат». Я им [нашедшим сумку] оставил денежное... не вознаграждение, а поощрение. Попросил, чтобы им передали. Как бы в знак благодарности.
— Много оставили-то?
— Слушай, ну, это уже... Ну, такой, знаешь, меркантильный вопрос. Больше твоей зарплаты! (Улыбается.) При восстановлении я бы потратил намного больше и денег, и нервов.
— Вы сказали, что вы в Грозном прописаны. А почему так получилось?
— Когда я жил в Питере, переписал на дочку квартиру четырехкомнатную. Я был там прописан. Для того чтобы ее продать, мне нужно было выписаться. Я выписался оттуда — и где-то семь лет был не прописан. Потом купил квартиру в Москве в высотках, но там прописка не нужна была, и я ее тоже дочке подарил. Потом купил квартиру на Рублевском шоссе. Развелся со второй супругой — и ей подарил [квартиру]. Мне в какой-то момент, когда я выписался из квартиры в Санкт-Петербурге, понадобилась прописка — не помню для чего. По-моему, для оформления загранпаспорта. И я просто там [в Грозном] прописался у знакомого товарища. Я даже не вспоминаю об этой прописке, она мне не нужна, она нигде не требуется, я нигде ее не предъявляю, у меня никто ее не спрашивает. У меня просто есть прописка. Хочешь — тебе это будет за честь — я приеду и у тебя пропишусь еще? (Улыбается.) Скажешь: «У меня Емельяненко прописан!»
«Меня кинули под Дацика как пушечное мясо»
— Вы сейчас находитесь в Ингушетии. Как долго еще там будете?
— Думаю, в первых числах следующего месяца уже буду в Москве. Вот сейчас как раз приехал с тренировки. В принципе, в Москве меня ничего не ждет, не обременяет. Все вопросы, куча разных проблем, которые были, — я сегодня их все решил. Я решил по боям, созвонился с Умаром Назаровичем Кремлевым, созвонился с менеджерами, решил за младшего брата вопрос — чтобы ему бой поставили. Полдня был на телефоне. У меня телефон сегодня красный был, я все время лежал с зарядным устройством.
— Когда ждать вашего возвращения в ринг или в клетку?
— В принципе, все организации хотят, чтобы я у них выступал, дрался. Даже если кто-то не захочет, кто-то в каких-то предрассудках будет, я не знаю... Мне проще, знаешь, не решать с кем-то какие-то вопросы, сидеть, ждать... Мне будет проще всего просто набрать Умару Назаровичу Кремлеву и сказать: «Умар Назарович, давайте я подерусь где-нибудь, выступлю по правилам бокса». Все! Я поддержу бокс, выйду по боксу, он мне организует бой. То есть без работы я не останусь.
— А с Ural FC какая ситуация? Вы же с ними подписали контракт на несколько боев.
— С Ural FC... Контракт подписан, но ситуация непонятна вообще с организацией Ural FC. Дело в том, что это молодая организация с большими амбициями, с хорошим спонсором, который готов вкладывать деньги в ее развитие. Но там чуть-чуть молодой, неподготовленный к этой работе коллектив. Бой, который они планировали провести между мной и с Дациком, — о нем идет разговор уже полгода.
Сначала они не могли найти площадку, перенесли на два месяца. Потом они не могли... что-то там еще согласовать. Еще на два месяца перенесли. Потом вроде как все согласовали, но не нашли площадку — произошел теракт в Москве, были запрещены все выступления. Я им говорю: «Ну, в Москве не можете провести. Давайте тогда проведем на юбилей в том городе, где ваше руководство сидит. Давайте я там подерусь, выступлю». И каждый раз что-то откладывалось, что-то мешало, мешало, мешало. Контракт у меня подписан, но они мне уже полгода не могут предоставить бой. В принципе, это у меня не эксклюзивный контракт, что я выступаю только у них и больше нигде не могу драться. То есть если любая другая организация заинтересуется и предложит мне выступить у них, я буду готов с ней работать, сотрудничать.
— Вам, наверное, самому-то с Дациком хочется подраться?
— Слушай, да мне без разницы, с кем драться. Я никогда не выбирал себе соперников. Но дело в том, что... я вот буквально пару дней назад думал над этим. Смотри, я провел последние полгода на реабилитации. Даже больше — практически год. Дацик же все это время был на вольных хлебах. Физически, технически, психологически я чувствую себя хорошо, морально устойчиво. Я готов выходить с ним драться. Людям что нужно? Хлеба и зрелищ. Они все: «Дацик, Дацик!» Я вот разговаривал с Радмиром (Габдулиным, главой Ural FC. - Прим. И.А.). Если бы они правильно и грамотно подошли, если бы им на самом деле был интересен этот бой, они бы его немножко оттянули, а сначала предоставили мне другого оппонента — чтобы я ринг почувствовал. Зал — это одно, работа в зале — это другое, спарринги — это третье. Работа на мешке — это несоревновательный момент. А они меня сразу кинули как пушечное мясо под Дацика. Я готов драться с Дациком, но, мне кажется, надо здраво и трезво подойти к этой ситуации, взвешенно. Этот бой — он будет, он состоится, я не отказываюсь от этого боя. Но к нему нужно правильно подойти — в кондициях.
Плюс, когда я был на реабилитации, я очень долго залечивал плечо. Когда я сюда заехал, у меня была травма очень серьезная: я упал на правое плечо, и у меня сустав разошелся на 7 миллиметров. Я порвал связку. Я очень долго ходил с нарукавником. Я не мог поднять руку. Директор реабилитационного центра Ахмед Итазов видел, как я терплю, мучаюсь. Он мне сказал: «Собирайся». Я спрашиваю: «Куда?». А он: «Собирайся, собирайся». — «Куда?». — «Поехали к доктору». Я говорю: «У меня все нормально, ничего не болит». А он: «Поехали». Он просто видел, как я ночь не спал, ворочался, рука ныла, я ничего не мог делать. Приехали к доктору, он посмотрел, говорит: «Слушай, дорогой, у тебя здесь связка порвана, и сустав у тебя разошелся». Он приложил максимальные усилия, за что спасибо ему большое. Безоперационное лечение у меня было. Доктор говорил: «Если бы ты был в Москве, тебе бы сто процентов прооперировали бы руку. А так заживление будет дольше, но без [хирургического] вмешательства». Вот.
Очень долгое время я работал одной рукой. И вот совсем недавно начал включать вторую руку. Провел несколько спаррингов. Был на базе бокса — когда в Москве находился. Приезжали... сербы, что ли. Владан Бабич. Есть такой боксер. Вот я с ним хорошо спарринговал. Он после того сбора выиграл профессиональный бой, и по видеосвязи сказал спасибо, что я составлял ему хорошую, достойную конкуренцию.
— Засаживали ему, да?
— Слушай, там не то что засаживал... Это не мальчик для битья, а прям хороший, умный, грамотный, правильно — и тактически, и технически — подготовленный спортсмен, с которым мне было в удовольствие работать. Но мы работали, не жалея друг друга. Когда у нас были первые спарринги, я пару раз был в тяжелом нокдауне. У меня неделю болела голова! Я пропустил от него и чувствую, что у меня в глазах все потемнело, что я отъезжаю. Я пришел в себя и... ну, дальше стал работать, не сказал, что «ой-ой-ой...»
— То есть нокдаун был стоячий.
— Стоячий нокдаун, да. Я не упал, но я отъехал. И потом неделю у меня вот так вот — головой чуть-чуть потрясу, и голова начинает раскалываться. Я прокапался, для головы какие-то препараты пил. Ложился ночью спать и не мог уснуть, у меня болела голова, я пил обезболивающие какие-то таблетки — от головы. Засыпал и утром просыпался от головной боли. У меня такое очень хорошее, сильное сотрясение было.
— Жалеете, что прямо во время интервью послали Дацика на три буквы?
— Слушай, ну, я не жалею, что его послал, но просто знаешь... Дацику не нужно было лезть. Я ничего не выдумывал, не гадал, что ответить Дацику. Собрались корреспонденты, мы с ними разговариваем, они задают мне вопросы какие-то. А Дацик ходит, ждет, он видит, что к нему не проявляют внимания. И просто нагло влазит в группу журналистов и начинает: «Слышишь, Саня, я тебе вот так вот по печени снизу туда-сюда...» Начинает что-то там заявлять. Ну, что мне ему ответить? Ты мне по печени не пробьешь, потому что по печени бить не умеешь? И я его просто послал (нецензурное словосочетание) — и все.
— Это жестко было. Грубо говоря, Дацик — культовая фигура для российских ММА. Как, кстати, и вы.
— Ну, я вот этим выражением ему еще культа придал (Улыбается.).
«Харитонов начал побухивать. А Кокляев снова пролетит над гнездом кукушки»
— Сергей Харитонов насколько актуальный соперник для вас?
— Да забудьте уже Харитонова! Если бы ты сейчас не вспомнил про Харитонова, я бы его и не вспомнил бы вообще. Он пропал, где-то сидит, побухивать начал. Пивко любит попивать, брюхо себе опять отрастил. Плюс ко всему, я знаю, что он любит в Белоруссию мотаться, в казино играть. И для тебя это не секрет, и ни для кого это не секрет из бойцовского мира — что он все гонорары там свои спускает, что он не тренируется, бухает, сидит в казино, спуская деньги. Когда у него был последний бой? Где он дрался?
— Как раз скоро у Сергея будет бой — 25 мая в Батуми против бразильца Маркуса Винисиуса.
— Ну, видишь. Это ты освещаешь. Даже меня, бойца, ставишь в курс. Освещаешь публику через это интервью, что через 10 дней у него будет бой. Кто еще об этом бое знает? Кроме тех, кто этим занимается. С Сережей, опять же, рассчитаются фишками для казино, и поедет он опять в Белоруссию — набивать свое жирное брюхо.
— А Михаил Кокляев?
— Слушай, ну, Михаил Кокляев... Я никогда не отказываюсь от боев, но Михаил Кокляев — это немножко другой профиль. Я целый год, когда раскручивали тот бой, говорил, что это не его. Человек, который таскает пароходы, теплоходы, паровозы, который никогда в жизни... может быть, когда-то в школьные годы он выступал, дрался, но не получал по бороде. Если он имеет сумасшедше большую мышечную массу, это не говорит о том, что он умеет хорошо драться. Вы все видели, что я мог еще быстрее закончить тот бой. Мог бы его закончить намного жестче, более серьезные последствия были бы для Миши. Он бы лежал и спал на ринге. Если у него есть голова на плечах, может быть, к нему пришло понимание, что это не его, что это не так просто — выходить против профессиональных бойцов.
Легко сидеть перед телевизором и обсуждать с друзьями: «Здесь бы я это сделал, здесь бы я то сделал, здесь бы я взял туда, здесь бы я вот так». У нас очень много таких, как он, диванных аналитиков, которые сидят и комментируют. Но когда они выходят на ринг, их по следу говна найти можно. Они не знают, куда голову спрятать, не знают, куда бежать и что делать. Пусть [Кокляев] занимается тем, чем он занимается. Если он захочет и кто-то возьмется за организацию этого боя, я с удовольствием выйду — и он еще раз пролетит над гнездом кукушки (Улыбается.).
«Сижу в баре, деньги заканчиваются, мне звонят и говорят: «Александр, подраться хотите? Бой завтра»
— А вы когда в последний раз алкоголь пили?
— Перед реабилитацией. Сколько прошло? Около года, наверное.
— Ничего себе! Прям отвращение к алкоголю появилось?
— Не то что отвращение. Просто пришло понимание, осознание, что это мне мешает, что это лишнее, что это мне не нужно, что это очень сильно тянет меня не в ту сторону, что я могу обходиться без алкоголя. И раньше мог без него обходиться, но просто, знаешь, жизнь такая была. Все выпивают. И ты выпиваешь, и тот выпивает. Пьют все. Но почему-то видят выпивающим только Емельяненко.
— Так вы же звезда.
— Проще всего проблему не в себе увидеть, а ткнуть в кого-то пальцем и сказать: «Смотрите, какой он». Ты подойди к зеркалу и на себя посмотри, с собой пообщайся.
— Вы на бой с Ершовым все-таки в каком состоянии выходили? Выглядели плохо как никогда.
— Ершов, Ершов, Ершов...
— Это ваш последний бой — на РЕН ТВ. Год назад.
— Я в таком состоянии выходил... Знаешь, у меня последние бои были такие: сижу в баре, деньги заканчиваются, мне кто-то там звонит из организации, от промоутера, говорит: «О, Александр, здравствуйте. Не хотите подраться?» — «Когда?» — «Завтра». Я говорю, что хочу. «Столько-то, столько-то». — «С кем?» — «Ну, там такой-то, такой-то». Я ему говорю: «Ну хорошо, давайте». А в баре говорю: «Ничего не убирайте, я скоро вернусь». Еду, бью Ершова, забираю гонорар. Все стояло на столе, так же оставалось стоять. И я продолжал дальше хулиганить.
— В день боя с Ершовым вы в баре были?
— Ну нет. Это я утрированно рассказываю. Я к бою не готовился, не в лучших кондициях был, не в лучшей форме своей. Я какую-то часть времени позанимался вроде как, отошел от употребления всяких разных веществ. Потренировался, и вроде нормально — дышу, руки летят. Ершов, Ершов... Ну, выйду и с Ершовым. Вышел и побил Ершова.
— А бой с Ершовым — он честным был?
— Ну конечно, честным. К чему эти вопросы?
— Вы же видели, что в комментариях писали.
— Вообще не видел. Я не читаю комментарии. Один запустит — и начинается. Откуда вот эти комментарии берутся? И почему бой с Ершовым был нечестным? Я ни один бой не продал, не купил. Да, были моменты, когда я подходил к боям не в лучшей форме, не в лучших кондициях. Я согласен, да, было такое. Честно-нечестно — это уже не Емельяненко.
— Есть слух, что за день до боя с Магомедом Исмаиловым вы выпивали.
— Это слух. Это даже не то что слух. Это наглый ****** (нецензурное слово)! Вот. Бой с Магомедом Исмаиловым был очень такой... Ну, неправильно он был организован. Объясню почему. Он срывался полгода по разным каким-то обстоятельствам. То из-за коронавируса запретили проводить массовые мероприятия, то еще что-то, то Исмаилов заболел, то еще какое-то дело. И все это время я жил в резиденции у Рамзана Кадырова. Как я мог в резиденции жить и выпивать?
— Я же не говорю, что в резиденции. Говорю, что за день до боя — в Сочи.
— Это все слухи. Тем более в Сочи. Знаешь, это все как запускается? Какое-то левое издание, желтая пресса — ее сейчас столько развелось — вот она берет и запускает какой-нибудь слух. Другое издание перепечатывает, ссылаясь на это. Потом перепечатывает третье издание. Потом четвертое — уже ни на кого не ссылаясь, но выдавая за факт, за правду. И потом все начинают уже ни на кого не ссылаться. И все новостные СМИ забиты прям: «Вот она новость. Емельяненко вот так вот сделал, поступил». Я готов судиться. Предоставьте мне адвокатов. Я готов судиться с этими изданиями.
Я однажды пытался судиться с телекомпанией. НТВ, что ли. И у меня судья был непростой... ой, не судья, а адвокат непростой. Адвокат — советник... я не помню, [главы] какого региона — не депутата, а президента. И он собрал материалов, дел. И как проходило судебное заседание? Пришли какие-то мальчик с девочкой, хи-хи да ха-ха, хи-хи да ха-ха, сидят какие-то там стажеры. Судья за 20 минут закрыл это дело и сказал, что никаких улик, ничего он не видит, что все было в рамках дозволенного. И судебное заседание прошло в том районе, где находится... Ну, где зарегистрирована телекомпания. И судьи там же живут, работают. Надеюсь, ты понимаешь, к чему я это все говорю. Как простому бедолаге Емельяненко судиться с телекомпанией, которая имеет миллиарды?
— А из-за чего судились-то, не помните?
— Помню. Давай не будем уже это поднимать.
«Хочу поговорить с Федором. Мы семья как-никак. Делить нам нечего»
— Есть очень известное видео, как Федор смотрит ваш бой с Мирко Филипповичем — и матом ругается. Когда видите это видео, у вас какие эмоции появляются? Ностальгия по тем временам?
— Да никакой ностальгии. У меня ностальгия вообще по Pride. Это была лучшая организация, которая дала толчок всем смешанным единоборствам. UFC было где-то далеко, на задворках, они... ну, составили такую...
— Александр, с Pride все понятно. Тут речь о том, что ваш брат смотрит ваш бой, за вас сильно переживает. Мне кажется, это не может не вызывать добрых эмоций.
— У меня к брату моему хорошее, доброе отношение, ничего плохого сказать не могу про Федора. Я двумя руками за то, чтобы созвониться, чтобы, если у него есть ко мне какие-то вопросы, он мне их задал, а я на них ответил. Чтобы кривотолки, которые муссируются обществом, прекратились. Мы вместе росли, в детстве спать негде было — и мы спали на одном диване, ели с одной тарелки. В детстве нас очень многое связывало. А потом, ввиду того что мы влезли в бои и что я решаю вопросы, задаю их, решаю проблемы, а он... Вокруг нас образовалась куча разных непорядочных личностей, которые нас всякими правдами и неправдами столкнули лбами. И это столкновение длится очень долго.
Недавно разговаривал с одним из реабилитантов. Он говорил: «Ну как? Он же мой брат!» А я ему: «Ну и что, что он твой брат? Вы разного года?» — «Ну да». — «У вас разный круг общения?» — «Ну да». — «У вас разное воспитание?» — «Ну да». — «У вас разный круг общения, у вас работа разная, у вас все разное. Что вас объединяет? Ну и что, что он твой брат?» В большинстве случаев друг намного ближе, чем брат, — тот, который всегда рядом, который все понимает.
«Мы воюем не с братскими народами, а с фашистами». Федор Емельяненко — про СВО, Карелина и депутатов
— Но помириться с Федором хочется?
— Я уже неоднократно публично извинялся — не пойму, за что я только извинялся, чтобы потешить его. Что он хочет? Что он хочет от меня? Я пытался его набирать, пытался с ним разговаривать. Если не хочет человек, если не лежит у него душа ко мне — что я буду навязываться? У меня своя жизнь, своя дорога, я не могу пожизненно зависеть от мысли, что мне надо помириться с братом, иначе... Да что иначе — ничего не изменится. Но все-таки, может, к нему придет понимание, что надо как-то выходить из этой ситуации, как-то решать ее. Если к нему придет это понимание — я буду готов к разговору, к тем вопросам, которые он мне задаст. А если не придет... Я очень давно от него не завишу, никогда не зависел и не завишу. Сам зарабатываю, сам устраиваю свою жизнь.
Одно только расстраивает — я являюсь крестным его дочки. И даже не могу ей набрать, пообщаться. Потому что вот такие у нас с братом отношения непонятные. На все воля Божья. Думаю, он все выправит, уладит.
— Федор стал дедушкой. Вы каким-то образом поздравили его — может быть, через вашу маму?
— Я никак не поздравлял его, ничего не говорил. Если бы человеку было приятно мое внимание — он бы уже давным-давно вышел со мной на связь. А заниматься подхалимством: «Ой, я поздравляю, ты дедушкой стал, какой ты молодец!» — это неправильно. Мы уже 15 лет не общаемся, а тут он стал дедушкой — и все должно измениться? Может быть, дедушке придет мысль дедушкина, что время идет. Чего нам делить-то? Делить нам нечего. У него свое, у меня свое. Нам надо чего-то как-то собираться, решать. Мы семья как никак. У нас одна фамилия, одни родители. Если не хочет — это его право выбора, а не мое.
«Покрасил бороду в черный, потому что нравится. А усы сбрил для гигиены»
— Вы покрасили бороду в черный цвет.
— Я в черном цвете уже год хожу.
— А почему решили так сделать?
— Блин, ну потому что мне нравится. Почему ты так стрижешься? Ты вот трехдневную щетину оставляешь. Потому что тебе нравится так.
— Вы же понимаете, что, когда стали появляться в таком образе, все сразу подумали, что Александр Емельяненко принял ислам.
— Да что «Александр принял ислам» не из-за этого началось! «Александр принял ислам» началось из-за того, что я съездил в Мекку. Это все сплетни и слухи. Кем я уже только не был в интернете.
— Вы просто могли их развеять раньше...
— Да я мог, но зачем я буду на каждого, на всех реагировать. Появился какой-то комментарий, и я должен реагировать, говорить: «Нет, это не так»? Ну нравится людям развлекаться, пусть они сидят и развлекаются. Пусть они сами себя тешат. Меня это не касается. Пусть они забавляются. Нравится им, что Емельяненко ислам принял — пусть сидят и обсуждают это. Создают чаты там... Одни говорят одно, другие — другое, третьи — третье, выясняют, кто из них прав, кто умнее, кто блатнее. Это не от меня исходит. Не я задаю эти темы для обсуждения, не я должен туда влазить и как-то развеивать эти слухи. Тот, кто их создает, тот, кто так пишет, он должен это чем-то аргументировать.
— Вы же в Мекке и Медине были, усы сбрили. Разумеется, люди будут так думать...
— Усы я сбрил для гигиены. Это обычная гигиена. Ты же подмышки бреешь? Бреешь. Это просто обычная гигиена. Ты зубы чистишь? Чистишь. Обычная гигиена. Так же и я — усы сбрил. Во-первых, чтобы, когда ешь, не заляпывалось. Во-вторых, чтобы не задерживались микробы, чтобы, когда ешь, они туда не попадали. Вот и все. Мне просто нравится такой образ. И бороду отрастил. Отрастил бороду — и все, Земля перевернулась? Да нет. Мне просто так нравится.
— В Мекке вы в самом городе были или все-таки где-то рядом?
— В саму Мекку мне нельзя, потому что я не мусульманин. Поэтому самой в Мекке я не был. Я был как турист на территории, где это разрешено, где можно находиться туристам. Ближе я не подходил.
«В какой-то момент пришел к тому, что плохих людей не бывает!»
— Как появилось ваше коронное приветствие «Здрасьте, здрасьте, люди добрые»?
— Да как-то само пришло оно. Я просто сидел, сидел, думаю — так вот, поприветствуйте... Я просто посидел, подумал. Вообще, люблю читать, мне нравится философия. Я в какой-то момент пришел к тому, что плохих людей не бывает. Просто бывают люди, которые нам не нравятся по каким-то нашим взглядам. Мы их не понимаем ввиду того, что у нас разные интересы. Мы с ними не общаемся, потому что у нас разные образы жизни. У всех есть в первую очередь родители. Они же их любят. У всех есть круг общения, с которым они общаются. Они же как-то находят общий язык. У всех есть и работа, и еще что-то. То, что он не входит в какие-то мои жизненные рамки, в критерии... в мои комплексы, которые я сам себе придумал, и что я должен всех под эти комплексы подводить — это неправильно. Я тоже не идеальный человек. Я просто пришел к тому, что плохих людей не бывает. Вот. И прежде чем увидеть в ком-то что-то плохое, нужно увидеть это в себе. Вот. А сидеть, обсуждать, полоскать, что он такой, такой, это...
В большинстве случаев эти сплетники и злоязычники — они что делают? Они видят в себе вот эти вот недостатки и тысячи других — и вымещают их на другом, вот и все. Если я что-то за кого-то говорю, то я говорю это не надуманно, я всегда говорю правду. Пока меня не трогают — я молчу. Когда меня что-то коснется — раз коснется, два коснется, три коснется — я смолчу. Но когда уже надоест, выйдет за грани дозволенного, я дам какое-нибудь интервью — и: «Все, Емельяненко». А то, что он за меня 10, не знаю, 20 раз где-то отзывался нелестно в интервью, на это никто не обращает внимания. «А, опять Емельяненко начал». Да Емельяненко никогда не начинает первым! Емельяненко всегда сидит, ждет, молчит.
— Вы же теперь без менеджера. Сложно будет? (менеджерами Емельяненко поочередно были Азамат Бостанов и Никита Бурчак. Бостанов сейчас находится в заключении, а Бурчак прекратил работу с Александром. — Прим. И.А.)
— Несложно. Абсолютно несложно. Я же говорю, у меня предложений куча. Я не буду ничего рассказывать за менеджера своего, который стал не менеджером теперь моим. У меня есть все контакты, все... Того же Радмира есть телефон, Хрюнова есть телефон, самарского Александра — который в Самаре проводит бои, Open FC. Умара Назаровича Кремлева есть телефон. Любого менеджера, любой организации. Мне достаточно сказать, что я готов драться. Кто хочет видеть, где я, в какой организации. Я могу и тебе сказать — сведи меня, пожалуйста, дай мне телефон вот этого менеджера, вот этой организации либо просто на нее сам выйди. Это не проблема — найти человека, который за какую-то организацию отвечает. С ним созвониться и решить с ним вопрос. Я не какой-то, знаешь, мальчик с улицы, за которого нужно рассказывать, какой он перспективный, хороший, как он умеет хорошо драться, как он умеет хорошо и красиво разговаривать, себя вести. Благодаря фамилии Емельяненко люди в России узнали, что такое смешанные единоборства.
— У вас было прозвище «Смерть с косой». Откуда оно взялось-то?
— По-моему, в Японии. Я даже не знаю, откуда. Я никогда не обращал на это внимания, пока мне не сказали: «Вот у тебя такое-то прозвище». Я говорю: «Да ладно?» А кто его дал? А где? У тебя такое-то прозвище уже. Много лет прошло.
— Дальше под прозвищем «Феникс» будете двигаться?
— Да, людям нравится, что вот он, смотрите, Феникс восстал из пепла. Вот типа меня уже похоронили, в очередной раз закопали, а я опять ожил. Раз нравится людям, буду Фениксом.
— Как относитесь к шуткам в свой адрес, когда вас звали Абубакаром? А раньше называли Алкоборзом. Может, смешило, смешит до сих пор?
— Да не смешило. Это просто люди недалекие, знаешь, вот им нечем себя занять, они пошли бы лучше делом занялись. У них любимая тема — помыть кости Емельяненко. Я уже давным-давно с этим смирился, пусть он в интернете напишет мне какую-нибудь гадость, еще что-то. Если что-то из рамок выходящее — я его просто заблокирую. На этом его гадость закончится. А я продолжу читать книжку, заниматься своими делами. Я его знать не знаю, я его забуду. Но я уже пришел к тому, что лучше пусть он мне гадости говорит — сидит за компьютером, пишет, самоутверждается. Все, выплеснул все свои эмоции. Он же самому Емельяненко гадостей кучу написал, целую поэму! Ну и все, и пошел, и жене уже гадости говорить не надо, он уже успокоился, детей ему уже ругать не надо, он на Емельяненко все вылил. Я спокоен к этому.
«Камил Гаджиев похож на бабушку с семечками, которая сидит на завалинке, грызет и слухи-сплетни распускает»
— Вы сказали, что на связи со всеми промоутерами. А возможно, что у Камила Гаджиева еще будете драться?
— А где я у него драться буду? Камил Гаджиев — он умер вместе со своей организацией. Где он, что он проводит?
— Fight Nights, турниры по кикбоксингу.
— Fight Nights, насколько мне известно, выкупила AMC. Ну и что, опять продали его Камилу, что ли?
— Камил там всегда был президентом.
— И что он там делает? Ну и пусть рулит. Пусть подходит с предложением. У Камила язык длинный, мозги чуть-чуть ограниченные. Недалекого ума он человек. Когда ему нужно будет, чтобы у него Емельяненко дрался, Емельяненко для него будет братом. И все, что он говорил, он говорил для того, чтобы придать больше внимания тому, что... А на самом деле ничего. Ну это часть его работы. Хочет, чтобы о нем услышали, вот ему нужно какое-то заявление сделать. Другое дело, что у него мозгов нет. И говорить он не умеет, и говорит он неправильно, и говорит он не за тех людей. Пусть лучше за себя расскажет. Как он просрал всю организацию, как он обходится с бойцами. Пусть расскажет. Людям будет интересно.
А то, что он в очередной раз какую-то сплетню за Емельяненко расскажет... В первую очередь это Камила не красит. Как мужчину с Кавказа. Он больше в этом случае похож на бабушку с семечками, которая сидит на завалинке, грызет и слухи-сплетни распускает. У него есть мой номер телефона, он может мне всегда набрать, позвонить и узнать, так это было или не так. Но он цепляет какой-то слух, который появился в интернете, и начинает его раздувать, а потом это оказывается недостоверной информацией. И все, и он поджал хвост. И толпа таких же Камилов, поджав хвост, сидит и смотрит. Бабки базарные.
— Скучаете по былой скорости рук?
— У меня отличная скорость рук. Годы надо мной не властны. Скорость у меня не упала. В какой-то момент я, может быть, чуть-чуть перекачался. И она другая у меня стала. Но пришел опыт, осознание, понимание. Если раньше я выходил и автоматически использовал те знания, которые приобрел в спортзале, то сейчас я их использую осознанно. Я создаю ситуацию, я бью, я знаю, к чему это приведет, я рассчитываю время, я чувствую время. Я вижу, в каком состоянии соперник, я вижу, когда он меня боится, что ему делать. И я уже диктую свои условия. Я уже не налетаю, не знаю... как с мечом, чтобы просто кинуть, бросить. У меня уже осознанные, обдуманные бои. Где-то затянуть, где-то измотать, где-то побить.
