«В поп-ММА нежданчики бьют, челюсти ломают. Это пора закрывать!» Дагестанский нокаутер против бардака в единоборствах
В Дагестане развиты, наверное, почти все возможные виды единоборств. Какие-то — хорошо. Какие-то — очень хорошо. Тайский бокс — очень хорошо. Все благодаря основателю клуба «Скорпион» Зайналбеку Зайналбекову. Интервью с ним мы опубликуем на сайте «СЭ» позже, а сегодня — большой разговор с одним из лучших выпускников «Скорпиона» и одним из самых заметных российских тайбоксеров/кикбоксеров Джабаром Аскеровым.
Уже пять лет Джабар живет и тренируется в Австралии, в Мельбурне — там мы и встретились вскоре после турнира UFC 284, где Ислам Махачев победил единогласным решением судей Алекса Волкановски. Тогда, в конце февраля, Аскеров готовился к своему 160-му (!) профессиональному бою — против топового японского кикера Масааки Ноири. Джабар проиграл нокаутом, но пострадало ли его наследие от этого? Нисколько. Ему 37, он дерется на проф. уровне с 17 лет, одержал уйму брутальных побед — хватит на несколько хайлайтов.
Сначала я заехал в боксерский зал — в районе Мурабин, где Аскаров проводил тренировку, а затем мы отправились на набережную Блэк-Рок, где проговорили полтора часа на самые разные темы.
«Предложили смешные деньги за бой на голых кулаках в России. Думал, угорают»
— Ты вызывал Чеда Мендеса на кулачный бой. Что касается кулачки — есть интерес там выступать или это была просто история, чтобы хайпануть?
— Меня никогда не интересовал хайп. Если человек был бы в погоне за хайпом, то толкал бы такую дичь... С Мендесом было действительно интересно провести бой. И по стилю, и сам по себе он интересен. В плане бокса очень интересный, медийный. Мне было интересно проверить себя, только поэтому я сделал вызов. И был уверен, что на этом бою можно хорошо заработать. После этого со мной выходили на связь несколько человек, но финансово они меня не заинтересовали. Я не получил ответа, которого хотел.
— Это был единственный вариант по кулачке?
— Нет, были еще моменты, но в России. Не буду называть промоушены, но, думаю, и так все понятно. Было несколько промоушенов, но денежные условия были реально смешные. Я реально угорал. Думал: «Люди реально предлагают такие деньги? Они в себе?» Я был в шоке от этих предложений. После этого слышал, что многие ребята дерутся за такие деньги на голых кулаках.
— А что за деньги?
— Пара сотен тысяч рублей. Это просто смешно. Там мне сказали, что это сумма только для меня. Потом услышал, что ребята за 20-25 тысяч дрались.
— Это же бои на голых кулаках, там можно...
— Да это вообще! В перчатках за такие деньги не дерутся, а они предлагают на голых кулаках! Смешно было, я думал: «Вы реально предлагаете или угораете, прикалываетесь?» Но мне это предлагали серьезные люди. Я был просто в шоке.
— Насколько плотно следишь за тем, что происходит в России в единоборствах?
— Так, мельком. Когда что-то попадается в ленте. А так, чтобы тщательно следить — не слежу. У меня ежедневный график такой, не бывает, что слежу за боями. Если где-то в соцсетях мелькнет — могу посмотреть.
«Ребята мне говорили: «Ты не представляешь, какая функционалка у Волкановски»
— Махачев против Волкановски — какие впечатления?
— Бой очень интересный. Волкановски показал то, чего от него не ожидали. Я не знаю, ждали ли от него этого австралийцы — ну, наверное, ждали, болели же за него. Я думал, что Махачев его переедет, потому что он больше, это его весовая категория. Плюс грэпплинг, а Дагестан — это борьба. Другой уровень. Но мне все ребята говорили: «Ты не представляешь, какая функционалка у Волкановски». Ребята с ним борются и просто меняются. А он остается. Каждый раунд с ним выходит новый человек, и эти люди проседают. А он четвертую, пятую пятиминутку проводит — и только прибавляет. Это, правда, австралийская борьба, местная, уровень другой. Но Волкановски удивил. При этом я говорил, что нельзя недооценивать стойку Ислама. Многие думали, что он чисто борец, а я говорил, что Ислам может переехать и в стойке. В стойке он себя показал неплохо.
— Коленями хорошо работал.
— Да. А Волкановски хорошо проявил себя в борьбе и в защите от борьбы.
— А что скажешь про стойку Волкановски?
— Крутая. Думаю, он может много дать и боксерам. У него очень большой рич, он маленький ростом, но длина рук...
— 180 сантиметров.
— Больше, чем у Ислама, да. Плюс он всю жизнь был тяжеловесом.
— Здоровый парень из регби.
— Да. Потом спустился в весе. Наверное, какая-то мышечная память осталась.
— Ты с ним нигде не пересекался?
— С Алексом? Мы знакомы. Я раньше в зале тренировался, куда Волк приезжал с семинаром. Мы иногда пересекаемся на каких-то турнирах, я там бываю с ребятами из моего зала, он тоже приходит. Вот, у одного парнишки, с которым я тренируюсь, будет чемпионский бой в Мельбурне. Думаю, Волк тоже там будет.
«До операции мой нос дышал на 30-40 процентов»
— У тебя, наверное, самый брутальный нос в единоборствах. Как он таким стал?
— Я слышал твой вопрос об этом в интервью с Зайналбеком Зайналбековым — одним из моих первых тренеров. Мы с супругой смотрели вместе, смеялись. В детстве носовые хрящи, кости — неокрепшие. Я нос сломал до бокса. Упал, сломал его. Начинал в дзюдо, потом стал боксировать — мне было, наверное, 9 лет. Нос уже был сломан, хрящи не окрепли. В 90-е годы был бардак, не было финансовых возможностей. У нас не было возможности покупать перчатки. Мы покупали зимние перчатки, боксировали в них. Я сам по себе был с детства мелким, занимался многими видами спорта, организм просто не успевал расти. Я среди всех ровесников был мелким, мне часто прилетало, и часто — в нос. Естественно, нос от этого деформируется. И вот, с 9 лет постоянно два-три спарринга в неделю, грубо говоря, на голых кулаках. И кулаки полетели, и нос. Если бы те ребята, кто со мной тогда боксировал, вышли бы на бои и были бы медийными, то много у кого из них были бы такие же носы.
— Но это же проблема. Я вот нос не ломал, но однажды сильно его ударил, теперь искривление перегородки. Одна ноздря дышит нормально, а другая — плохо.
— У меня с этим было очень сложно. Я до 2017 года терпел, боксировал с таким носом. Врачи постоянно твердили мне: «Надо сделать операцию. Кислородное голодание, все это влияет на организм, на сердце, на мозг». Но когда столько боев за спиной, ты не ощущаешь... Кислородное голодание — это очень вредно, порой бывало, что просто не держишь удар. В 2017 году я почувствовал, что стало тяжелее держать удары в третьих раундах, когда уже проседаешь физически, устаешь. Я в Хабаровске упал в первом раунде. Было очень тяжело. Не знаю, как я тогда поднялся и отбоксировал до конца. И то был ровный бой, но победу отдали сопернику. Я приехал и сказал: «Меня надо срочно оперировать». Лег на операцию, мне прочистили нос, убрали хрящи. Но ринопластику я делать не стал. Думаю, еще пара боев, закончу — и лягу на операцию, выправлю нос.
— С другой стороны, это фишка.
— Да, мне дома тоже говорят: «Не делай».
— Но нос сейчас дышит?
— Да, процентов на 80, наверное. До 2017 года, до операции, наверное, дышал процентов на 30-40, только одна ноздря дышала. Я с таким носом умудрялся драться, и очень много. Но с возрастом начинаешь ощущать, что очень тяжело.
— Сколько надо восстанавливаться после такой операции?
— Я восстанавливался месяц. У меня уже был запланирован бой. Когда я ехал домой, позвонил врачу и сказал, что мне нужна операция. Он сказал: «Не проблема, приезжай». Я ему объяснил: «У меня сложный нос, нет времени ждать, надо сразу оперировать». Он мне в ответ: «Да нормально все, я знаю, приезжай». Я приехал, доктор посмотрел меня и сказал: «Так, я сейчас отойду». Ушел куда-то на собеседование с остальными, потом уже два человека пришли смотреть нос. Потом все-таки все сделали, я уже через полтора-два месяца боксировал.
— Ты делал операцию в Австралии?
— Нет, в Дагестане.
— В Австралии, наверное, это дорого.
— Не знаю, как насчет цены на то, чтобы сделать что-то изнутри, но вот ринопластика очень дорогая. Я спрашивал, мне сказали, что это стоит 20 тысяч долларов.
— А сколько это стоит в России?
— Думаю, в Махачкале — 120-150 тысяч. Получается, 2,5 тысячи австралийских долларов.
— Как устроено медицинское обслуживание в Австралии? Допустим, я — турист, приехал без медицинской страховки и у меня заболел зуб...
— Тогда ты попал, если у тебя нет никакой страховки (улыбается). Но если ты постоянный резидент или гражданин, то у тебя есть MediCare — одна из лучших вещей в Австралии. Это бесплатное медицинское обслуживание. Любое, кроме зубов. Но если у тебя есть low income — малый доход, обычно, это у многих домохозяек — то лечение зуба будет за символическую сумму, 20-30 долларов. А те, кто работает, делают медицинскую страховку именно у дантиста, и там уже платить не нужно будет. Кажется, 100-110 долларов в месяц стоит страховка, но если надо сделать зубы — все будет бесплатно. А если делать без страховки, то выйдет где-то долларов в 500. Минимум — 350, это просто прочистить зуб, поставить пломбу.
— Ну, учитывая, какие тут цены...
— Конечно, надо смотреть и на доход человека. Здесь доходы благоприятные, люди зарабатывают нормально.
— Какая здесь средняя зарплата?
— 800 долларов в неделю.
— То есть порядка 3,5 тысячи долларов в месяц.
— Где-то 3-3,5 тысячи, но это самая минимальная.
— Я бы еще отметил, что здесь все очень рано закрывается. Если что-то работает долго, то это, скорее всего, принадлежит иммигрантам из Индии. А остальное работает до 4 часов дня.
— Рабочее время здесь не очень длинное. Люди открываются в период от 7 до 9 утра, а закрываются в 3-5 часов.
— Есть какое-то логическое объяснение этому?
— Логическое объяснение — люди должны отдыхать, жить. Они не должны постоянно только работать. В первое время для меня это было дико — все кафешки и рестораны постоянно забиты. Я говорил супруге: «Они что, не работают вообще? И дома не едят?»
— Это в заведениях, которые работают после 5?
— Да. И в обед бывает все забито. Люди зарабатывают, плюс есть время жить. В этом плане все очень хорошо.
— Еще вопрос про медицину: допустим, я — австралиец и у меня резко заболел живот, нужна срочная медицинская помощь. Как быстро ко мне приедут? И бесплатно?
— Я не сильно осведомлен, но во время ковида стал немного интересоваться. Если ты постоянный резидент или гражданин, ты вызываешь скорую. Можно поехать и в больницу — без проблем, будет бесплатно. А на скорую можно сделать страховку, это недорого, тем более если у тебя низкий доход — вообще символическая сумма будет. И к тебе приедут бесплатно. А если ты постоянно работаешь и зарабатываешь, то вызов будет стоить от 500 до 1 тысячи долларов.
— Но в поликлинике все без проблем? Нет никаких очередей?
— Очереди есть. Но тебя примут, нет проблемы с тем, чтобы записаться. А со страховкой медицина будет бесплатная.
— Нет такого, что становишься более вежливым, когда видишь, как люди тут друг другу автоматически говорят спасибо, даже когда это, возможно, не нужно?
— Поначалу, когда я приходил в спортзал, у меня было постоянно угрюмое лицо. У меня спрашивали: «Ты чего не улыбаешься, злой такой?» А я удивлялся: «Чего улыбаться? Я в зал пришел скалить зубы, что ли?» Мне объясняли: «Это же вежливость» и так далее. Я отвечал: «Я не могу так!» А вот сейчас, спустя время, идешь по улице и улыбаешься человеку. Если я в России такое сделаю — по зубам дадут. По Москве в метро пойдешь или в Махачкале на улице, спросят: «Че лыбишься?» А здесь как-то так принято. Может, это хорошо — дарить другим людям улыбки, но когда это неестественно...
— А тут это все-таки искренне?
— Я — только за искренность. Пусть будет больше улыбок, это хорошо. Но если ты делаешь это искренне. Вот если у тебя нет настроения — пройди рядом, и все.
— Есть ли что-то плохое в Австралии, кроме раннего закрытия магазинов? Социальный рай, получается?
— Грубо говоря, ничего плохого тут нет. Но я скучаю по дому. Не хватает домашней ментальности. А так — тут хорошо, спокойно. Когда я кому-то говорю, что скучаю по дому, мне говорят: «Да ты в раю живешь, чего жаловаться?» Но человек — такое существо, что ему что-то приедается, может становиться скучно. Я жил в Таиланде 10 лет, в Бангкоке, в суперапартаментах. Во дворе был бассейн, небольшой фитнес-центр, все это было бесплатно для жильцов дома. Ко мне приехал друг, Азамат. Мы с ним сидели в бассейне, я ему сказал: «Блин, мне надоело здесь жить, я хочу домой». Он мне ответил: «Ты чего, дурак, что ли? Ты в раю живешь!» Я ему объяснял: «Да я устал уже, сколько можно? Жду не дождусь, когда домой уеду». А он мне: «Эй, пройдет время...» Вот, время прошло, я уехал из Таиланда. Теперь вспоминаю тот период, думаю, это было одно из лучших времен в моей жизни. Без какой-то суеты, спокойно.
— Не могу представить, чтобы в Австралии были уличные конфликты. У тебя хоть раз что-то подобное здесь случалось?
— Ну, конфликты... Здесь много молодых ребят, которых жизнь отдалила от всей суеты, от тревог, тяготы. У них в голове немного играет кино — им хочется адреналина, они сами себе устраивают какие-то причуды. На самом деле конфликты тут редко бывают. Но порой встречаются вмазанные — наркоманы. Если поехать в Сент-Килда — это такой район.
— Злачный район?
— Не злачный, хороший район, я там с семьей, с детьми бываю. Просто вечером, после 6 часов, там появляются бездомные, может, наркоты. Могут тебе что-то сказать. Бывает, ходим по городу или поедем за покупками, проходишь мимо наркоманов, и кто-то орет: «Хочешь подраться?!» Сидит под кайфом, вмазанный, ему без разницы, кричит: «Эй, подерешься со мной?!» Думаешь: «Эй, тормози давай».
— С Арсланом Магомедовым, Рамазаном Рамазановым часто видитесь? Они же тоже в Австралии.
— Да, они в Австралии, но видимся мы, к сожалению, редко. В Дагестане виделись чаще. А здесь надо лететь друг до друга два часа.
— Они в Брисбене?
— Они в Голд-Косте живут. Поехать друг к другу трудно, потому что перелеты... Тем более я семейный, они семейные. А у меня такое дело — я не могу семью оставить и поехать куда-то. Вот хочу поехать освежиться — не могу себе морально позволить. Только с семьей, с детьми. А это сложно, суета. После боя думал: может, взять машину и прокатиться толпой до Сиднея, переночевать, а потом и в Голд-Кост заехать.
— Удалось побывать, пляж там — потрясающий! Правда, не для плавания, а для серфинга.
— Говорят, там один из лучших пляжей в мире.
— Подтверждаю. Мягкий песок, синяя, бирюзовая вода, бомбезные волны, чистота.
— Голд-Кост — первый город, в который я приехал в Австралии. Это было в 2005 году. Думал поселиться там, но так сложилось, что познакомился с ребятами здесь, приехал боксировать, мне понравился тренировочный процесс. А так было желание жить в Голд-Косте.
«В перерыве боя сказал своим ребятам: «Пацаны, я не чувствую свою щеку. Посмотрите, может, провалилась? Палец засуньте туда»
— Что за история с боем против Буакава в новом промоушене «Леки»?
— Ребята из «Леки» предлагали, говорили, что у них летом будет турнир в Дербенте. Я согласился, они назвали сумму. Спросили, с кем у меня есть желание подраться. Было бы супер, если бы я... В Дербенте я начал свою карьеру в единоборствах, в кикбоксе, в тайском боксе. Если бы я провел бой с легендой, если бы мы схлестнулись с Буакавом, показали красивый поединок... На этой красивой ноте можно было бы закончить. Они сказали: «Буакав — это очень дорого, но посмотрим». Через некоторое время я увидел, что они выставили афишу. Может, поговорили с ним. Пока по сопернику я не знаю, но ко мне больше не обращались. Возможно, такой бой и произойдет. Думаю, сейчас Буакав недорого стоит, если они смогут привлечь спонсоров и так далее. Думаю, этот бой будет интересен многим.
— Ты в первый раз подрался с Буакавом в 2007 году (всего Аскеров и Буакав По. Прамук провели два боя — в 2007-м и 2012-м, в обоих тайский боец победил решением судей).
— Да. Тогда он был в прайме.
— Буакава считают одним из величайших в истории профессионального тайского бокса. В чем его феномен?
— Наверное, харизма. Когда у тебя есть харизма, тебя легко раскрутить. Таких бойцов, как Буакав, хороших, талантливых — много, может, есть и лучше, но нужно оказаться вовремя в нужном месте. В 2004 году он залетел в самый крупный турнир в K-1 — MAX, выиграл, разнес всех в пух и прах. Он сразу стал самым популярным бойцом. После этого были бойцы, которые его побеждали, — и Альберт Краус, и Сато, но, опять же, харизма дала о себе знать.
— То есть ты не видишь в нем чего-то особенного как в спортсмене?
— Нет, так нельзя говорить, он, конечно, отличный спортсмен, трудяга, пахарь. Он дерется с агрессией, он был голодным. Представьте, человек дрался за 10-20 тысяч бат, а тут — получает сотни тысяч долларов. Конечно, он будет рвать и метать. К тому же он был очень дисциплинированным. У нас был бой в 2007 году, кажется, в Вильнюсе или в Риге. Я был очень молод, провел около 10 боев. Только приехал в Таиланд, провел четыре поединка, и мне предложили выйти с Буакавом. Я подумал тогда: «Блин, это шанс!» К сожалению, тогда рядом не было ребят, которые... Ну, рядом были друзья, но мы все были неопытными, молодыми. Молодые, голодные, но не было того, кто подсказал бы, как с умом подойти к бою, кто дал бы хорошие наставления. Я ехал чисто на удачу. Тогда я бил акцентированные левый и правый хук. Думал: «Ну, хотя бы один раз попаду». Это был мой ключ. Вышел с такими мыслями. Он меня тогда просто переиграл. Я шел и шел вперед, не пропустил никаких тяжелых ударов, старался что-то попасть, но... Наверное, и тренировочный процесс был неправильным. Поэтому и проиграл. Плюс опыта не хватало. У меня-то было всего 10-15 боев на тот момент, а у него — под 200.
— Теперь у тебя колоссальный опыт, ты много кого повстречал на своем пути. Кто из соперников был самым... феноменальным бойцом?
— Наверное, Энди Сауэр.
— Ты у него выигрывал.
— Да, я побеждал его. Но он — очень хороший боец. Бывают спортсмены, у которых одни качества очень хорошие, а другие — не очень. Вот у него все было в идеале. Хороший бокс, ноги, отличная выносливость — это реально была машина. Считаю его одним из лучших бойцов современности. И Буакава, естественно, тоже.
— Ты три года жид на Самуе. Это классное место. Или не очень?
— Не очень. Три года прожил там, а шесть с половиной лет — в Бангкоке. На Самуе по кайфу в первый год, живешь, тренируешься. Там у меня был идеальный график. Я жил в бунгало, просыпался в 6 утра, делал пробежку — где-то 10 км. Возвращался, поспал, встал — опять тренировка. Спать ложился где-то в 7-8 часов вечера. Год так жил, перегрузил себя, стало сложно. Через год я чувствовал себя как в Алькатрасе — ты же не особо выезжаешь с этого острова. Только на бой. Постоянно тусуешься на этом острове, люди вокруг меняются, а ты остаешься, перевариваешь все это через себя, пропускаешь. Тем более в такие лагеря туристы приезжают просто потренироваться и уехать. Постоянных друзей нет. Был один хорват, висел со мной там два-три года. А так — люди меняются, ты там постоянно сидишь один. Сложно. Потом я уехал в Бангкок, мегаполис. Я сам по себе такой человек — люблю крупные города, активную, быструю жизнь. Даже в Мельбурне мне бывает скучно.
— Но Мельбурн же большой.
— Большой, но скучный. Все рано закрывается, 5 часов — самое позднее. В нескольких районах есть какая-то определенная улица, которая будет гудеть до 10 вечера — кафешки всякие. Но это только одна улица. Махачкала, Москва — более живые города. Ну, Москва чуть более злая, а Махачкала — активная, суетливая. Бангкок для меня... Там жизнь кипит круглые сутки. Дело не просто в том, что ты хочешь постоянно тусить — у меня такого нет, я — семейный человек.
Мне нравится выходить в город, и... Вот мы с семьей отдыхали в Бангкоке, гуляли с супругой и детьми по улице, а там, прямо на улице, валяется какой-то бомж, рядом с ним скутеры гоняют — фух-фух! Я вижу это и просто заряжаюсь энергией, суетой. Думаю: «Вот это суетливая жизнь! Город не спит, живет». Я далек от всего этого — от клубной жизни, просто вся эта суета, жизнь... Ты заряжаешься энергией от этого, тебе хочется постоянно что-то делать, хочется заниматься активностью. Вот поехал отдыхать, прогулялся утром, вернулся домой, взял мелкого и дочку — давай в бассейн. После бассейна — в спортзал. Мама с тещей уже в возрасте, они такие: «Эй, жарко!», а мне не жарко, хочется постоянно двигаться. В какой среде живешь, такие качества и берешь в себя.
— Кто из тайцев еще запомнился?
— Я боксировал с одним тайцем в 2005 или 2007 году, на день рождения королевы. Или короля, не помню. Они делают крупный турнир, на улицах гуляют от 500 тысяч до миллиона человек.
— Они прошлого короля очень почитали, везде вывешивали его портреты, пока он был жив.
— В общем, я боксировал с этим тайцем — он весь черный, такой из селухи! Я смотрю на него, он чуть побольше был, и такое лицо... Люди думают, что у меня оно грозное, а я смотрел на него и думал: «С кем я дерусь?» У него еще лицо было недовольное, он постоянно туда-сюда смотрел. Я — молодой, мне 19-20 лет, а он — видно, что опытный, под сотню боев. Острые локти такие. Короче, отбоксировал я с ним. Первый раунд — как залетело мне локтем! Он рассек меня, я чуть не упал, резко встал, не успели отсчитать. А во втором раунде у нас пошла заруба! Он немного выигрывал — и в третьем раунде работал на отходах, а я на него нападал. Очень плотный бой был, он выиграл в итоге. И еще один бой с тайцем был — вот это точно на день рождения королевы, в 2005 году, я только приехал. Это был молодой таец. Таец хороший был, пятый-шестой в рейтинге. Видно, крепкий пацан. Я таких люлей никогда в жизни не получал! Я шел вперед и просто мечтал попасть. Он мне такие типы выдавал в лицо! Я просто дрался, а он реально творил тайский бокс. В третьем раунде он прямо перед гонгом ударил меня локтем — я подумал, что скулу мне сломал. Бой был на пять раундов, я сел и сказал своим ребятам: «Пацаны, я не чувствую свою щеку. Посмотрите, может, провалилась? Палец засуньте туда». Рамазан, по-моему, попробовал, сказал: «Что-то крепкое есть, кость есть». Мы продолжили бой — у нас просто драка была. Я бежал на него, закидывал колотушками, а он мне все эти типы накидывал, локти, прочее. Сильно он меня разбил, но духом я не пал, дрался до самой последней секунды. Помню, после боя лицо просто отвисло от того, что было разбитое. Дня три-четыре скула сильно болела, лицо было онемевшее. Потом все более-менее в себя пришло. Наверное, он какой-то нерв задел.
— У тебя в Таиланде наверняка были какие-то истории в плане того, что кто-то кого-то плечом задел...
— Нет, ни разу не было. Было время, когда по молодости работал охранником в клубе, там одно время чисто так... В первое время, когда денег не было, мы там работали. Может, там какие-то моменты и были, но когда ты работаешь охранником, это неизбежно, люди бухают и так далее... А так — никаких непоняток в Бангкоке не было. В зале — да, могли быть. Но это не только у меня, но и у Рамазана было. Когда все уже разъехались и мы с Рамазаном остались вдвоем, была драка с одним иранцем в зале. Рамазан ударил одного иранца, который непонятно вел себя. Ну, у меня тоже такие моменты были, небольшие.
— Зацепился с кем-то в спарринге, кто-то переборщил...
— Да. Это рабочие моменты. А такого, чтобы на улице, не припомню.
— Вы, получается, прилетели в Таиланд в 2005 году и базировались в Бангкоке. Сейчас-то все на Пхукет рвутся, а тогда никакого Tiger еще не было.
— Думаю, если выбирать между Бангкоком и Пхукетом... Бангкок — это Мекка тайского бокса.
— Да, там два суперизвестных стадиона.
— Там и помимо них есть хорошие арены, где дерутся бойцы высокого уровня, эти турниры показывают крупные телеканалы. По сей день считаю, что если ты хочешь... Ну, тут надо исключить ММА, потому что сейчас эпоха ММА, все едут изучать помимо страйкинга борьбу. Им, наверное, выгоднее летать на Пхукет. Плюс там море, они ходят, расслабляются, отдыхают. Но если ты хочешь тренироваться в страйкинге, то я бы не изменял Бангкоку. Я знаю там залы, где одни тайцы. Нищие залы, которые просто живут своей жизнью. Если хотите стать бойцом — надо выбирать такие залы. Все сейчас едут в те залы, откуда уже выходили какие-то чемпионы. Надо искать другие залы, где просто есть хорошие бойцы.
«В старом зале «Скорпиона» из пола гвозди торчали, из стен тоже. Даже не гвозди, какое-то железо. Там и выросли чемпионы»
— Ты в прошлом году провел бой по правилам ММА. Это разовая акция или есть намерение драться и там?
— Нет, разовая акция. Меня часто спрашивают про ММА — да, я готов подраться, если будут хорошие финансовые условия. Тогда я подрался, потому что был длинный застой. Отбоксировал в К-1 в апреле, а в августе предложили ММА, и соперник был страйкер. Плюс я с ним боксировал до этого. Мы были в маленьких перчатках, грубо говоря, это кикбокс был (Аскеров во втором раунде нокаутировал Джонатана Туху. - Прим. «СЭ»).
— Как в «Нашем деле» сейчас делают.
— Да, в «Нашем деле», в ONE Championship. Сейчас это модно — сетка, маленькие перчатки, страйкинг. Мне стало интересно. Чего просто сидеть, отдыхать?
— В 37 лет, наверное, уже сложно перестраиваться.
— Да. За год до ковида я каждый день просто ходил на вольную борьбу, чередовал со страйкингом. У меня тело уже не выдерживало, было очень сложно. Подумал: «Да ну его, что рваться в этот ММА в таком возрасте? Лучше в своем деле останусь, закончу так».
— А борьбой ты занимался раньше?
— Конечно. В Дагестане, наверное, нет ни одного мальчишки, который не занимался бы борьбой. У меня, кстати, неплохо получалось. Помню, боролся в Дербенте, полгода где-то занимался, выиграл несколько турниров, побеждал хороших ребят. У меня очень хорошо шло, и все это за короткий срок. Мой первый денежный приз был в борьбе. В первом бою на одном турнире я растянул правую руку, она уже была нерабочая, я проиграл тот бой. Турнир был по футбольной сетке, грубо говоря. В финале я встретился с тем же парнем, которому проиграл — его звали Мирза, как сейчас помню, — и победил его.
— А потом твое внимание сконцентрировалось на...
— Мы приехали в Махачкалу из Дербента. Я параллельно занимался и борьбой, и кикбоксом. Утром — на борьбу, три раза в неделю. Три раза в неделю — легкая атлетика. А вечером шесть раз в неделю — кикбокс. А потом мой первый тренер сказал моему отцу, что в Махачкале есть очень известный тренер, высшей категории, мастер своего дела — Зайналбек Зайналбеков. Когда я увидел тренировки там (в клубе Зайналбекова «Скорпион». - Прим. «СЭ»), увидел, что там за ребята тренируются — Магомед Исмаилов (не путайте с бойцом ММА Магомедов Исмаиловым! - Прим. «СЭ»), Арслан Магомедов — все пахали, потели — подумал: «Что за сумасшедшие звери? Я здесь остаюсь!»
— И зал такой брутальный.
— Зал убитый был. Когда я приехал, они тренировались еще на Кирова, то ли бывшее здание МВД, то ли бывшее здание Минюста. Еще неплохой зал был. Они там пахали, я думал: «Кайф!» Потом мы оттуда уехали на Гагарина, и вот там зал уже был... Сейчас — это люксовая версия. Думаю, ты там [в зале на Гагарина] не бывал?
— Мы с Зайналбеком встречались уже на Тарки, он там открыл зал. В этом зале все хорошо, а зал на Гагарина я не видел.
— Если ты сейчас пойдешь в зал на Гагарина — там все уже нормально по меркам Дагестана. Там был ремонт, маты поставили, пару мешков повесили, кажется. Тогда же было два мертвых мешка, ударишь — кулак болит. Там просто голимый песок был, который от пота стал как бетон. Из пола гвозди торчали, из стен тоже. Даже не гвозди, какое-то железо. Помню, даже локоть порвал так. Мелкий был, делал пробежку, кто-то оттолкнул, сказал: «Эй, давай, мелкий, иди отсюда!» Я упал, встаю, смотрю — кровь, локоть порвал! Было брутально. В том зале и выросли чемпионы.
— Есть объяснение, почему из «Скорпиона» вышло так много людей, которые связаны с криминалом? Когда я готовился к интервью с Зайналбековым, читал: кого-то убили, кто-то сел.
— Не знаю. Во-первых, скажем так: огромное количество борцов прошло через «Скорпион», надо брать по сумме. Через «Скорпион» прошли человек 500, из них отбирались лучшие, не только от того, что они хорошие спортсмены, а от того, что они выделялись. Тем более наши, скорпионовские, практически везде дрались, светились по телевизору. Естественно, когда они садятся, это сразу появляется в медиа. Просто количество большое. Во-вторых, порой молодым ребятам некуда направить свою энергию. Слишком много энергии и дури, а ее направить... Хотя Зайналбек — золотой человек. Сколько человек ушли в неправильное русло, но скольких ребят он привел на правильную дорогу, увел за руку, поставил! За это — большое уважение. Просто некоторым ребятам некуда было девать энергию, вот с ними так и получилось. Многие, знаю, сидят не по делу. Очень известные ребята. Ну, дай Бог им скорейшего выхода на свободу.
«Куда придет мой родной край? Такую чушь творят, убивают друг друга, режут»
— В 2016 году ты хотел начать политическую карьеру и пытался избраться в парламент Дагестана. Почему хотел попробовать пойти по этому пути?
— Я знаю, что у меня есть голова на плечах, я умею думать. Знаю, что могу приносить пользу людям. Некоторым, к сожалению, не понравились мои мысли и мое рвение. Поэтому они сделали многое, чтобы у меня не получилось это сделать. Ну и не только у меня, но и у многих моих однопартийцев. Хотя все, что ни случается — к лучшему. Возможно, это к лучшему, никто не знает, что было бы дальше.
— Эта идея еще жива?
— И да, и нет. Все зависит от того, как будет складываться жизнь. Если почувствую, что снова могу быть полезным и у меня есть такая возможность, то почему бы нет?
— Ты периодически делаешь какие-то комментарии у себя в соцсетях. Недавно ты высказался о том, что с главы республики была снята ответственность за территориальную целостность.
— Не знаю, мне эта идея показалась бредовой. Если я не отвечаю за свою семью — как так, зачем я тогда нужен? Я не знаю, какие там были мысли. Мне потом ребята звонили, говорили: «Это не так». Ну, я оставил это на их усмотрение. Я написал и сказал то, что думаю. Многие говорили, что я не понял это правильно. Но, если это так, как понял я — это неправильно.
— Из других твоих высказываний на неспортивные темы: очень широко разошлась твоя цитата, в которой ты критикуешь тех, кто, грубо говоря, на Манежной площади лезгинку танцевал и прочее. Точно цитату не вспомню, но общий посыл таков: «Мы сами виноваты, что к нам так относятся».
— Да, я говорил об этом лет 10 назад. От своих слов не отказываюсь. Считаю, что те люди, которые не умеют себя вести, пачкают свой народ. Создают плохой образ для своего народа. Ничего неправильного сказано не было. Если человек не умеет себя вести... Опять же, надо сказать — мы часто видим плохие примеры. Это психология людей. Вот была бы у нас группа из 1000 людей, кто-то один сделал бы гадость, а остальные 999 делали бы хорошие вещи. И вот один этот человек запятнает всю группу. Негатив запоминается легче и быстрее. Когда говорят про кавказцев — да, я никогда не одобрял поведение ребят, которые ведут себя невежливо, я их порицаю. Но я всегда говорил, что в Дагестане народ не такой, как люди думают, когда видят негативные примеры. Тем более во время ковида мы проверили, какие люди доброжелательные, гостеприимные. Может быть, сейчас мы выглядим в глазах людей по-другому. Вот ты много раз был в Дагестане, виделся со спортсменами. Часто говорят, что спортсмены — именно те, кто танцует лезгинку, бардачит в Москве. Ну, опять же, из тысячи человек может быть только один такой. А сколько тех, кто делает героические поступки, спасает людей из горящих автобусов, домов.
— Как Сослан Асбаров.
— Да. Таких ребят много, но о них говорят один день — и все. Говорят больше о негативе. Я не снимаю вину с ребят, которые так делают, их судить должны у себя на родине. Старейшины должны высказывать им, публично наказывать, чтобы другие знали, что так нельзя.
— Читал про убитого тренера Видади Марданова?
— Да, я читал. Это из-за танцев? Вообще не понимаю такие вещи. Вот, допустим, я сижу — он мне посторонний, не кент, никто. Он сказал так, сделал так, я вступился за него. Они ведут разборку между собой, крайние люди. А итог — лишенная жизнь. Кто-то остался без отца, кто-то лишился мужа и сына. Это же печально. Что творится в головах у людей, когда такое происходит? Это первое. Второе — насколько я знаю, все произошло из-за танца, из-за критики. Ребята, если вы критикуете — не надо камнями кидаться. По поводу татуировки Гаджи — я не судья. Я бы такого в жизни не сделал. Но, ребята, если вы хотите кого-то привести к уму, скажите это вежливо. Представь, ты вот где-то намусорил, или бутылку прямо на улице выбросил. Одно дело, если я тебе скажу: «Эй, выкинь свой мусор, убери его давай!», а другое, если попрошу: «Эй, братка! Не делай так, ты же просто пачкаешь. Здесь гуляют твои дети, мои дети, тут все для тебя создано». Уверен, во втором случае ты даже извинишься, прежде чем взять и выкинуть мусор.
То же самое и здесь. Объясните нормально. Хорошо, один объяснил, второй объяснил — не получилось. Но если ему напишут тысячи он поймет. Может, увидев в телефоне, не поймет, хорошо: когда увидите его, подойдите, возьмите за руку, скажите: «Брат, ты же дагестанец, ты же мужчина. Зачем ты такую татуировку сделал?» Если ты вежливо все объяснишь, то человек это примет. По крайней мере, это хотя бы что-то заденет в мозгу, у него в голове что-то кликнет.
— Тут еще такое дело: Гаджи Автомат, конечно, этнический дагестанец, но вырос-то в Москве, совсем в другой среде.
— Я об этом и говорю. Тем более, если человек не вырос в Дагестане, рос в других условиях — вы ему не объясните ничего силой. Тем более, он — крепкий пацан, смелый, он от ваших угроз не сломается. В конце концов, вы же мусульмане, а мусульманин — это доброе сердце, которое, наоборот, притягивает человека к себе. А не так, что: «Эй, я тебя завтра завалю, жи есть, ты че сделал, че моросишь там?» Если мне кто-то так скажет, сразу появится взаимная неприязнь, а дальше — слово за слово, и к чему это приведет? К лишенной жизни. Кого-то лишили отца, кого-то лишили мужа, сына. И причем случайно! В пол выстрелили...
Обидно, что творится в жизни. Порой смотрю про это все... Реально обидно становится, думаешь: «Куда человечество придет?» Да не то что человечество, куда придет мой родной край? Такую чушь творят, убивают друг друга, режут. Я не только про это, про другие моменты. Вот проводят поп-ММА, я смотрю — там мат-перемат, стрелки друг на друга летят, челюсти ломают, один другому нежданчик пробивает. Думаю: «Вы с ума сошли? Это все закрывать надо!» А потом мы говорим о каких-то правильных ценностях. Тут такой бардак прямо на телевидение, на YouTube-каналах творится! Закройте уже это все!
«Нокаутировал бойца — и стало страшно: он память потерял, 6-8 часов не мог вспомнить, что это был за бой»
— Есть популярное видео с тобой, называется: «Смертельный удар Джабара Аскерова».
— Да, давнее, 2007 год.
— У тебя там волосы покрашены.
— Да.
— Не жалеешь об этом? Кстати, замечу, под видео никакой критики об этом не было.
— Это было давно, я был молодой, жил в Таиланде, боксировал за рубежом. Мне говорили: «Это для медийности надо», вроде как удивить публику. Да, я сделал неправильно, я осознаю это. Но что мне, вернуться на 15 лет назад и побриться налысо? Каждый совершает ошибки, у каждого они были и есть. Но порой надо посмотреть назад и понять, что это ошибка. Сейчас я знаю, что сделал ошибку, буду учить своих детей, чтобы так не делали. Ну и то, это не такая уж космическая ошибка. Если ты умеешь признавать ошибки, знаешь, что неправильно поступил, — скажи следующему поколению, скажи друзьям, что так делать не надо.
— Если говорить о том поединке — такое ощущение, что тебе стало страшно за своего соперника.
— Ну, он высокий был, худощавый. Хороший боец, не сказать что беспонтовый. Я ему попал в челюсть, а он потом, когда падал, еще головой ударился. Страшно стало, я переживал. Его мать была на стадионе...
— Она подходила к тебе после боя?
— Мы потом общались. На следующий день встречались. Мы же все жили в закрытом доме. Он не знал, что его мать на стадионе, потом сказали. Мы увиделись, я поговорил с его мамой, попросил прощения. Она все нормально восприняла, сказала: «Это бой, это спорт». Даже пожелала удачи в следующих боях.
— Это твой самый жесткий нокаут или с Гогохией было жестче?
— Ну, с Гогохией не было так жестко. Да, он упал, но нокаут есть нокаут. Тот нокаут был, наверное, одним из самых жестких. Он память потерял же. Часов шесть-восемь не помнил, что за бой, когда родился.
— Бой, которым ты гордишься?
— Естественно, горжусь победами над легендами, например над Йошихирой Сато. Но самый запоминающийся бой — с Робином Роосмаленом. Этот поединок был признан лучшим в 2012 году. В Швеции был турнир Glory. Была такая заруба! Постоянная рубка, без остановок. Поэтому этот бой запомнился. Мы отдали все силы. Он выиграл. Первый раунд выиграл я, второй — он, а в третьем он концовку вырвал. Он начал прибавлять, а я, наоборот, подседал уже, вымахался. Неправильно распределился.
— Помню, у тебя был пост, что ты будешь выступать под флагом Австралии. Что это тогда значило, почему ты принял то решение и что нужно, чтобы выступать под этим флагом, кроме желания?
— Ничего. Просто ты живешь здесь, тренируешься, ты — часть Австралии. Поэтому я принял такое решение. Я здесь тренируюсь, живу, я — часть этой страны. Опять же, есть возможность представлять и Россию, и Австралию. У меня был друг, который выступал за три страны! Хорватия, Швейцария и Словакия. У него папа — хорват, мама — словачка, а сам он — гражданин Швейцарии.
— Идеальный вариант.
— Почему, если он может выступать под тремя флагами, я не могу под двумя?
— Сколько еще планируешь выступать? У тебя профессиональная карьера идет с 2004 года.
— Я хочу уже в этом году закончить.
— Уже в этом?
— Да. Ну, если будет какое-то суперпредложение на следующий год, очень интересное, то, возможно, приму его. Но я уже не гонюсь за боями. У меня двое мелких растут...
— Сколько им?
— Дочка и сын. 4 года и 2 года. Утром вот я был в зале, сегодня у нас интервью. А так — утром я в зале, потом резко обедаю, у детей обеденный сон. Потом иду тренировать ребят. Прихожу вечером и провожу с ними максимум полчаса-час. Не хочу такого образа жизни. Я очень привязан к своей семье, хочу больше времени уделять родным. Даже не больше времени, а все время.
— А что дальше? Австралия, где +30, люди купаются, все ходят добродушные, прозрачная вода. Или все-таки возвращение в Россию?
— Я не знаю. Меня очень тянет домой. Здесь у меня супруга и двое детей, нет близких друзей, родственников. Моего брата, сестры, двоюродных сестер и братьев для моих детей. Они все в России. Хочется, чтобы все было одним целым, одной семьей. А здесь я далек от всего этого. Тянет домой, но я не знаю, как сложится жизнь.
