— Как вам турнир (лига EFC принадлежит Хабибу)?
— В целом понравилось. Я где-то боев восемь посмотрел. Понравился начальный кард, прелимы, и, конечно, последний бой запомнился в связи с нокаутом — всегда интересно смотреть тяжей. Конечно, хотелось бы, чтобы было еще лучше. Но многие ребята не хотели выступать из-за Рамадана, не были в форме. Из-за этого не такой огненный кард получился. Вот следующий турнир в Алма-Ате, который пройдет 18 июня, будет более укомплектованным.
— Что хотелось бы поменять в организации турниров?
— Хотел бы, чтобы, во-первых, улучшился свет. Я посещаю не только EFC, но и UFC, Bellator, PFL и турниры, которые проходят в постсоветском пространстве. Во-вторых, больших боев не хватает. Есть ребята молодые, голодные, но у них нет больших имен. Хотелось бы в ближайшем будущем сделать пару подписаний громких имен.
— А кто есть на примете?
— Мы сейчас ведем переговоры, есть два бойца — Адриано Мартинс и Уилл Брукс. Также есть ребята в полутяжелом весе, тяжелом весе. Работаем. Вы тоже учтите, что нам только полгода. Иностранных бойцов очень тяжело нам заводить в связи с ковидом. Ну мне все-таки не нравится работа со светом, надо улучшить ее.
— Емельяненко и Джиган никак не могут найти площадку для их поединка.
— Я думаю, они не могут найти людей, которые им заплатят за бой.
— Я это и имею в виду. А вы сможете для них найти спонсора какого-то?
— Нам абсолютно не интересно такое направление боев. Как вы любите говорить, «поп-ММА». Мы в ту сторону не развиваемся, этот бой абсолютно не интересен как организаторам.
— А если из российских бойцов — кого было бы интересно увидеть у себя?
— Ну это, безусловно, бой Минеев — Исмаилов — это был бы хороший бой. Но, думаю, не стоит в это вмешиваться, это история исключительно Fight Nights. А так — в тяжах было бы интересно какой-то бой организовать. Руслан Магомедов есть, было бы интересно ему бой организовать. Вы как думаете, бой с кем ему организовать?
— С Тони Джонсоном.
— Ну, Тони Джонсон не обладает такой большой публикой в России. Дайнеко можно еще. Думаю, Руслан Магомедов против Дайнеко — это был бы очень хороший бой. Руслан сейчас же в АСА выступает? Было бы интересно взять его на контракт. Потому что нам не хватает такого противостояния именно в тяжелом весе.
— История возвращения Хабиба Нурмагомедова — если не по ММА, то по грэпплингу — точно взорвала бы СМИ и привлекла бы внимание.
— Эти вопросы никогда не закончатся. Даже через лет 10 будут спрашивать: «Вот, есть же бойцы, которые в 42 в UFC дрались, вернетесь ли вы?» Эти вопросы всегда будут актуальны. Моего возвращения вам лучше не ждать, потому что долго придется ждать.
— Я, скорее, по поводу встречи по грэпплингу.
— Вообще не интересно. Зачем мне с кем-то бороться?
— Чтобы привлечь внимание к промоушену EFC.
— Устал я в эти потные ноги нырять. На тренировках боремся с Шамилем часами, а так... Выходить на арену, что-то доказывать — зачем мне туда выходить? Самоутвердиться или деньги заработать? Эти два пункта мне абсолютно не интересны. Привлечь внимание для EFC? Ну можно было бы, но мне это неинтересно. Для этого можно хорошего грэпплера пригласить. Вы слишком на меня давите, дайте мне пространство (обращается к рядом стоящим журналистам. — Прим. «СЭ»), я же никуда не ухожу.
— Что за история со 100 миллионами долларов за бой с Мейвезером? Кто предлагал? И был ли соблазн согласиться?
— Соблазн всегда присутствует. Были такие переговоры — со стороны Саудовской Аравии. Они хотели, чтобы я там провел бой. Ну, 100 миллионов — не знаю... Точной суммы такой не было, но приблизительно (в этот момент менеджер Хабиба — Ризван Магомедов — уточнил: «Была-была»).
— А какой у вас сейчас вес?
— Вы знаете, что про вес и возраст неприлично спрашивать борцов и девушек.
— Насчет борцов не слышал.
— Шучу. У борцов возраст нельзя спрашивать, потому что он не всегда соответствует [тому, который официально заявлен на соревнованиях]. Но о весе тоже нельзя спрашивать. Вот тут сборник Кадимагомедов, который на Олимпиаду отобрался, — спросите у него, как они взвешиваются. Они встают на весы и прячут свой вес. Так что это чуть неприлично.
— Тогда спрошу так: этот вес — рекордный в жизни?
— Нет, у меня был вес больше. Это был 2017 год, когда мне сделали операцию на спину. Когда мне дали бой, я встал на весы — 31 августа. И у меня тогда был вес 92 килограмма. Ровно через четыре месяца, 29 декабря, я показал 70 килограммов. Вес был рекордным, потому что после операции мне нельзя было 5—6 месяцев бегать, качаться, нагрузки были запрещены. Сейчас вес намного меньше.
— Почему не стали реагировать на слова Рамзана Кадырова в прямом эфире?
— Потому что чуть опыта набрался жизненного. Думаю, из-за этого.
— То есть эта тема решилась в кулуарах?
— А что такое кулуары?
— В личном разговоре, как вчера сказал Шамиль Завуров.
— Не знаю. Я не считаю, что на это нужно как-то реагировать. И как-то пропустил это все. Думаю, это больше связано с жизненным опытом. Высказываний в жизни у меня было много — и хороших, и плохих. Это же все анализируется. Когда проходит время — смотришь назад, как лучше было сказать, что можно было, а что нет. Как-то неинтересно что-то комментировать, говорить. У каждого человека есть свое мнение.
— Какие эмоции испытали после того, как посмотрели прямой эфир Кадырова?
— Я его не смотрел, я читал, что вы все пишете.
— И какие были эмоции, когда прочитали?
— Меня весь мир обсуждает, какие могут быть эмоции?
— Ну все же...
— Это вам или еще каким-то людям, которые не сталкивались с этим, про которых не писали большие СМИ. Когда про вас пишут, вы думаете, что нужно так реагировать. Но у каждого человека же свое видение.
— Но его слова стали своего рода сенсацией. Учитывая, что у вас с ним, как всем казалось, очень хорошие отношения.
— А почему думаете, что сейчас их нет?
— Показалось, что слова «проект UFC» — не совсем комплиментарные. Вы все-таки чемпион UFC.
— Я и чемпион UFC, и проект UFC. Он же назвал меня чемпионом.
— И проектом тоже назвал.
— Не вижу оскорблений в «проекте». Никаких оскорблений не вижу.
— Приятно, что Кадыров настолько следит за вашей карьерой, что даже знает, что Эл Яквинта занимается риелторским бизнесом, что он настолько погружен в детали.
— Думаю, это не детали. Про это же все писали — недоброжелатели, которые хотели снизить мои заслуги. В больше степени это касается вас. Вы же это писали, вы же это публиковали, везде в СМИ это было. Хотя на тот момент у Яквинты было пять побед, и он не проигрывал пять лет. Это никто не учел...
— Почему, писали.
— Писали, да? Я не прочитал просто этого у вас.
— Что думаете насчет нового чемпиона в легком весе — Чарльза Оливейры? Он будет таким же доминирующим, как вы?
— Достойный чемпион. Из последних восьми побед у него семь досрочных. Только с Фергюсоном дрался до конца. Столько финишей у него, столько рекордов. Было бы обидно, если бы Чендлер стал чемпионом: два боя в UFC, и уже чемпион — это было бы как-то неправильно. А Оливейра сильно прогрессировал, я рад за него.
— Ислам Махачев сможет победить его?
— Я-то, конечно, скажу, что да. Но, я думаю, пока Ислам поднимется [к бою за титул], там уже другой чемпион будет. В моих глазах это Дастин Порье.
— Испытали разочарование, когда увидели, что он написал?
— Не было никакого разочарования. Этого человека я никогда не видел. Мы с ним общались по телефону пару раз. Знаете, разочарование бывает, когда ты от человека ждешь какой-то отдачи, но ее не получаешь. Я от этого человека ничего и никогда не ждал. Он имеет право. Если он считает нужным так писать — пусть так пишет.
— Если его встретите, подойдете к нему, чтобы спросить: «Зачем ты про меня так написал?»
— Думаю, что не подойду. А нужно?
— Артем Лобов в той же ситуации...
— Ты вчера Шамилю вопросы задавал?
— В том числе.
— Я видел твой вопрос. Думаю, что высказывания Артема Лобова и его совершенно несопоставимы. Ты же слышал, что Артем говорил.
— Да.
— А почему тогда сравниваешь — будто это было одно и то же высказывание?
— Вопрос восприятия.
— От любого человека, когда тебя называют ссыклом, это воспринимается... Ты же понимаешь, да. Разницы нет, Хамзат это или нет, — с этого человека надо спрашивать. А если человек говорит, что выиграет, порвет — то я не думаю, что тут надо подходить. А когда тебя оскорбляют — тогда с человека надо спрашивать. По крайней мере, я так вырос.