5 января 2023, 18:00

Работал в банке, ушел в бои без правил. Ветеран ММА про турниры 90-х, Тактарова и Вовчанчина

Илья Андреев
Шеф отдела единоборств
Максим Тарасов не похож на бойца, но в 1990-х был одним из лучших в России.

Первые турниры по панкратиону в СССР прошли в 1980-х, первые турниры по смешанным единоборствам в России — сразу после развала Союза. А вот первый масштабный турнир по так называемым боям без правил состоялся в России летом в 1995 году — в Москве, в цирке на проспекте Вернадского. Его организовали каратист и каскадер Александр Иншаков и Георгий Кобылянский, который впоследствии долгое время работал вице-президентом КХЛ. Организация называлась IAFC - International Absolute Fighting Council (Международный совет по абсолютным поединкам). Выиграл Михаил Илюхин (выиграл пять боев за день!), большое интервью с которым можно прочитать здесь.

Участвовал в том турнире и наш сегодняшний герой Максим Тарасов — человек, в котором непросто было распознать бойца и тогда, и сейчас. Высокий, худощавый, больше похожий на научного сотрудника, чем на спортсмена. Теперь он еще и в очках. Тарасов дошел до 1/8 финала, уступив как раз Илюхину. Затем начал выступать регулярно, сколотив впечатляющий рекорд 15-4. Причем завершил карьеру уже в 2000-м, хотя шел на серии из 11 побед!

Минувшей осенью Тарасов стал гостем редакции «СЭ» — специально задержался в Москве, куда приехал поболеть за любимый «Спартак». Говорили мы больше часа.

«Саров — закрытый город. Но и у нас в 1990-х копировали то, что происходило по всей России»

— Вы же родились в Сарове.

— Тогда это был Арзамас-16, закрытый город.

— Что такое «закрытый город»? Объясните тем, кто не знаком с этим понятием.

— Во времена, когда мы учились в школе, нам запрещали рассказывать о своем городе что-то интересное. Но мы и не могли ничего рассказать, у нас же не было доступа к каким-то тайнам. Тем не менее в Советском Союзе был ряд закрытых городов. И сейчас они есть. Это города, в которых сосредоточены умы для разработки каких-то секретных вещей — от оружия до прикладных вещей, гражданских. Саров — бывший Арзамас-16, раньше он назывался Кремлев и еще как-то назывался — его строил и организовывал Лаврентий Павлович Берия после войны. В противовес ядерной программе США. Вроде как недалеко от Москвы, 500 километров, грубо говоря. Ну и по каким-то еще критериям им, видимо, показалось, что в этом месте можно сосредоточить большой коллектив физиков и теоретиков. В итоге за короткий период именно там был создан наш ядерный щит.

— Напомните, как называется исследовательский центр.

— ВНИИЭФ — Всесоюзный научно-исследовательский институт экспериментальной физики. Он же — Федеральный ядерный центр.

— То есть на въезде в город стоит КПП, проверяют паспорта...

— Да, погранзона, город полностью обнесен колючей проволокой, а город по размерам как Москва внутри МКАДа. Ну, это именно территория, сам город небольшой.

— Много где бывал, но в закрытых городах не доводилось.

— Если удастся — вам там будет интересно. Ко всему прочему, это же еще и святые места. Серафим Саровский там свои основные христианские подвиги стяжал. Там есть пустынь Серафима Саровского, камень, у которого он молился днями и ночами. Когда экскурсоводы проводят экскурсии, они говорят, что не могло быть другого места для создания альтернативы ядерному оружию в мире. Это место должно иметь духовную и энергетическую силу. Именно здесь было создано ядерное оружие, которое держит паритет и хоть какое-то равновесие в мире.

— Саров — закрытый город. Из-за этого он, наверное, безопаснее, чем остальные города?

— Да, конечно.

— Значит, в вашем случае не было какой-то уличной шпаны?

— Нет, в 1990-е эта зараза была повсюду, все эти компании, блатные дела... Но там все равно это дело было под большим контролем, просто так из города же не уедешь. В общем, никаких залетных элементов быть там не могло. Но в начале 1990-х у нас отчасти копировали то, что происходило во всей России.

— Вы пошли в дзюдо, но не в 1990-х, а еще в 1980-х.

— В начале 1980-х, когда мне было еще 10 лет. В 1981 году.

— Почему решили пойти именно в дзюдо?

— Из борцовских видов у нас не было ни вольной борьбы, ни греко-римской, в общем, никакой. Была секция самбо и дзюдо, тогда это не особо разделялось. Мы изучали и самбо, и дзюдо, ездили на соревнования. К юношеским возрастам у кого-то уже выделялся профиль, кого-то оставляли чисто в дзюдо, кого-то — в самбо. У меня больше пошло по дзюдо.

— Чего добились в дзюдо? Про вас говорили, что вы чуть ли не чемпион СССР.

— Нет, я не чемпион, призер первенства Советского Союза, третье место. В 17 лет я уже был мастером спорта СССР по дзюдо. За тройку по юношам — до 18 лет — присваивали это звание. Я отгулял выпускной вечер и сразу после этого поехал на сборы дней на десять. Я уже был отобран в сборную области на Всесоюзные летние юношеские игры. Они как раз проходили в Нижегородской области. Через Россию не отобрался, был пятым-шестым. Поехал от сборной области, потому что область имела право прислать отдельную команду. Я выиграл первенство области и поехал на всесоюзные соревнования, стал там третьим.

— Это, получается, на юниорском турнире?

— По старшим юношам, до 18 лет.

«Тактарову было чуть за 20, а он уже имел свой бизнес. Но настоящему мужчине недостаточно кофморта и финансовой стабильности»

— Вы же в секции познакомились с Олегом Тактаровым. У вас разница в возрасте четыре года, он старше.

— Ну, как познакомились... Там все ребята знали друг друга, просто он был в старшей группе. Понятное дело, тогда мы друзьями не были в силу разницы в возрасте, интересы чуть другие. А потом уже все выровнялось, когда сходили в армию. После 18-20 лет все выравнивается.

— Как он к мелкотне относился?

— Да нормально. У нас вообще была дружная секция, это благодаря нашему второму отцу и тренеру Виталию Карловичу Михайлову, который недавно нас, к сожалению, покинул. Школа у нас была мощная. На командном первенстве области всегда были в тройке, были лидеры вроде Тактарова, меня, еще ряда ребят, которые регулярно выигрывали первенство области, России или СССР.

— Вы же, наверное, с Тактаровым неоднократно набарывались еще в конце 1980-х?

— Нет, у меня был вес поменьше. К тому же я только заканчивал школу, а он уже ушел в армию, уже был в институте, мы мало пересекались. Он был в Нижнем, в Кстово — в кстовской школе его знают хорошо. Если любители борьбы и самбо глубоко изучают эту тему — в 1980-е и 1990-е школа Кстово была на порядок выше, даже чем московская «Самбо-70». Там было очень много чемпионов мира — пятикратных, семикратных. Плеяда замечательных ребят. Сейчас уже поменьше стало.

— У Тактарова был какой-то определенный авторитет в городе?

— Думаю, в городе было не так много ребят его уровня, но они все-таки были. Ну, какой авторитет? Спортивный — был, конечно. Опять же, к сожалению, с 1990-х годов слово «авторитет» имеет не очень хорошую окраску. А именно спортивный, человеческий авторитет у Тактарова, естественно, был. И конечно же, вырос после его выступлений в UFC.

— Тактаров выступал в UFC в 1995 году. Тогда в Сарове знали, что свой человек там бьется?

— Конечно, он же звонил тренеру. Очень быстро выходили VHS-кассеты. Тогда еще была не цифровая эпоха, мы просматривали все это у тех, у кого были видеомагнитофоны. Мы очень внимательно следили, Виталий Карлович нам все рассказывал, в новостях все выходило. Мы получали информацию сразу. Конечно, это приносило эмоциональный всплеск, гордость.

— Тогда в России не особо следили за UFC, а в Сарове уже все знали.

— Конечно. И Олег приезжал, заезжал к нам, все рассказывал подробно. Он же вообще поехал в Голливуд, даже не предполагал, что там есть такая тематика. В Голливуд все-таки на большой скорости не зайдешь, как минимум нужны какие-то актерские умения, как максимум — связи, знакомства, популярность, медийность. Я так понимаю, ему порекомендовали: «Вот, есть турнирчик, давай готовься». Он, насколько я знаю его историю пребывания в Америке, поборолся по дзюдо на каком-то первенстве какого-то штата, немного набрал форму — а остальное все знают — как он шел к своему титулу. Насколько помню, он и остальные чемпионаты неплохо провел.

— Когда на вашей памяти он в первый раз заговорил о Голливуде? Это амбициозная цель.

— Ну, отчасти он же ее достиг. Он ведь какое-то время был одним из немногих даже не актеров, а просто известных медийных личностей, снявшихся в Голливуде. Самый памятный его фильм для меня — «15 минут славы», там Роберт Де Ниро в главной роли играл. У Олега была большая роль, он неплохо сыграл. Но ему пришлось поднимать актерское мастерство или даже создавать с нуля. Он занимался в актерской школе. В общем, прошел большой путь.

— То есть не было такого, что он по секции ходил и что-то говорил про Голливуд?

— Такого не припомню, но в какой-то момент у него зародилась такая мысль. Подозреваю, все это было на фоне хороших карьер у Ван Дамма и Шварценеггера — это же тоже спортсмены по большому счету, а не профессиональные актеры. Тем не менее добились успеха, карьеры у них замечательные. Думаю, Олега это подтолкнуло.

— У него же был бизнес в Нижнем Новгороде.

— Да, очень неплохой, он себя очень хорошо чувствовал.

— И это притом что ему было не так много лет.

— Чуть-чуть за 20. Олег — предприимчивый, хваткий, общительный, коммуникабельный, пробивной. Все у него было нормально, но, как выясняется, настоящему мужчине недостаточно комфорта или какой-то финансовой стабильности, ему нужен всплеск, драйв, творчество, преодоление. Так его судьба и пошла по пути бойца, борца, воина.

Первая половина 00-х, Олег Тактаров и Максим Тарасов. Фото Соцсети
Первая половина 00-х, Олег Тактаров и Максим Тарасов.
Фото Соцсети

«Из меня, мастера спорта, в армии сделали сварщика. Очень неплохо этим ремеслом овладел»

— Вы в 1989 году ушли в армию. Вы рассказывали: «Перед дембелем, в 1991 году, когда в стране началась неразбериха, некоторые солдаты из южных республик начали попросту сваливать». Это как?

— Утром просыпаешься — а трех-четырех человек уже нет в части. Приготовили какую-то гражданскую одежду — и через забор.

— Такой бардак был?

— Ну, как бардак... Там везде же войны шли. В Южной Осетии и Грузии война — а у нас осетины и грузины. Им из дома звонят, у них там близких убивают, а они тут... Понятно, что за ними туда никто не поедет. Кто поедет искать человека туда, где война? Союз уже начал подразваливаться, уже и Прибалтика вроде отделилась... Хотя у нас были и латыши, и литовцы, еще служили. Они могли покинуть часть первыми, но, как ни странно, не сделали этого. Они были законопослушные. А вот ребята из южных и восточных республик — не скажу, что это было массово, но несколько человек ушли. У нас маленькая часть была, сто с небольшим человек. Тех, кто покинул часть, по-моему, так и не вернули.

— Еще вы говорили, что после армии вас трясло от людей в погонах.

— Наверное, я выразился немного грубо. Не то что трясло... У меня был вариант продолжать карьеру, но пойти в милицию — выступать за «Динамо», в общем. В милиции же какая-никакая зарплата, какое-никакое довольствие. Спортсменов могли отпускать на сборы, как-то стимулировать, но сам факт, что я буду в форме... Нет, я и по сути человек не военный, и вся эта околовоенная тематика меня не привлекает. «Трясло» — грубоватое слово, но, если честно, у нас и служба-то была... Мы даже оружие в руки не брали, так, постреляли один раз. У нас часть была не военизированная, обслуживающая. Правда, был караульный взвод, мы их называли «через день на ремень». А из меня, мастера спорта, в армии сделали сварщика. Я вышел газоэлектросварщиком четвертого разряда. Очень неплохо владел этим.

— Пригодилось потом в жизни?

— Нет, ни одного дня не работал, но удовольствие от этого дела получал. Интересный процесс.

— В целом была скука смертная?

— Да, мы же спортсмены, стремились к спортивному движению. А армия у нас отчасти отняла эту возможность. Я мечтал выступить где-нибудь по дзюдо за сборную СССР, дай бог на Олимпиаде. Но, к сожалению, этого не случилось. Армия у меня не ассоциируется с чем-то плохим, но...

— Но спортивную карьеру оборвала.

— Где-то чуть-чуть помешала.

Олег Тактаров и Максим Тарасов, 2021 год. Фото Соцсети
Олег Тактаров и Максим Тарасов, 2021 год.
Фото Соцсети

«Работа в банке — скукота. Это для людей, которые готовы делать одно и то же, но получать за это хорошие деньги»

— Потом вы демобилизовались и пошли в банк работать охранником?

— Да. Надо же было как-то жить. 1991 год, в магазинах пусто. Какое-то безвременье, инфляция сумасшедшая. Родители получали зарплату — сразу половина уходила на какие-то сигареты, мясорубки, потому что это все дорожало чуть ли не на сто процентов с каждым днем. А потом уже это можно было где-то реализовывать на каких-то рынках. Надо было зарабатывать какую-то копейку, не сидеть же у родителей на шее? Пошел с друзьями, сначала несколько месяцев посидел в охране, потом меня перевели в валютный отдел. Думал: «Чего сидеть? Надо выше подниматься».

— Быстрое повышение получилось.

— Ну, я окончил неплохую школу, у меня знания больше гуманитарного характера, а банк — это больше гуманитарная тема.

— Гуманитарная?

— А что там технического? Только цифры считать. Все банковские законы уже давно придуманы. Сидишь, делаешь на компьютере манипуляции. Банк — это тоже скукота, по большому счету. Только если ты не хозяин или банкир, который перемещает большой капитал. А остальные клерки — скукота. Унифицированный набор операций, никуда не выйдешь. Это для спокойных людей, которые готовы долго делать одну и ту же работу и получать хорошие деньги за это.

— Стабильность, как говорится.

— Да, наверное.

— Сколько вы проработали в банке?

— Где-то полтора года. Но я каждый день после работы ходил на стадион, проводил хорошие тренировки. Внутри меня было осознание того, что я еще не все сказал в спорте. Хотя ничто не предвещало.

— А работали вы в Сарове?

— Да. Тогда начинали развиваться коммерческие банки. Форму я поддерживал, мне было 20 с небольшим лет. И тут Олег [Тактаров] сорвался со своего стабильного курса, стал ездить на джиу-джитсу, на бои. Мы с ним, когда он приезжал, могли побороться, в стоечке постоять, в партере. Не скажу, что я чем-то ему уступал, но и не скажу, что тогда мы были какими-то виртуозами. Тем не менее у нас была отличная борцовская база. Когда у него пошли результаты, я подумал: «Почему бы и мне не попробовать?» Амбиции-то внутри все еще сидели. Но кроме этого направления не вырисовывалось никаких других.

«Участников первого турнира по боям без правил набирали через передачу о каскадерах»

— Что за джиу-джитсу?

— Насколько я знаю, было несколько направлений джиу-джитсу, одно из них — иригуми-го, которое возглавлял Иосиф Линдер. Турниры проводились в разных городах России, были чемпионаты России, Евразии. Я поучаствовал два раза в Новороссийске и по одному разу в Перми и Нижнем Новгороде. Выиграл два чемпионата России и один чемпионат Евразии, один раз на чемпионате Евразии стал вторым. Это было в 1994-1995 годах. В 1995 году была передача «Золотая шпора» про каскадеров. Александр Иванович Иншаков стоял во главе всего этого дела. Естественно, волна UFC докатилась и до России. Люди, которые имели возможности делать крупные турниры, стали собирать потенциальных бойцов через объявления.

— В этой передаче были объявления?

— Да. Грубо говоря: «Золотая шпора», тогда-то будет турнир, приезжайте, ребята, не ниже мастера спорта — любые единоборства". Кто-то из моих саровских товарищей говорил мне: «Не слышал, такая тема есть?» Я сначала относился скептически, но спортивные амбиции-то все еще распирали. Решил, что надо поехать и заявиться. Первые турниры — без весовых категорий, все в одну кучу, 30 с лишним человек. Всех зафиксировали, взвесили.

— Вы поехали самостоятельно?

— Нет, с тренером, с товарищами. Группа поддержки была.

— Вы зашли в зал — а там абсолютно разные ребята разных стилей.

— Да-да, там и боевое самбо, и карате, и сумоисты — вот такие ребята были, большие! И из школы Минки был кто-то, Серега Бондарович. Из этой же школы Алексей Олейник.

— Клан Минамото.

— Да, они приехали, заявились. Хорошие ребята, дрались отчаянно. Мы все собрались в разминочном зале, переодеваемся, поглядываем друг на друга. Ну, все же все понимали, это был аналог UFC, а там тоже без весовых категорий первые турниры проходили. Потом категории там разбились. Когда все стали осваивать треугольники, защиту, у легковесов вроде Грэйси шансы уже пропали. Это подтверждает тот факт, что он вышел пару раз потом в Pride, а соперники тяжелее его и обладающие практически теми же знаниями... Тяжело ему было.

— А вы тогда сколько весили?

— Около 80 кг при росте 193. Как был у меня вес после школы, так и остался. У меня и сейчас примерно так же. Правда, я набирал до 87 кг, когда подкачивался. Да и в принципе набирал, если продолжать в тяжах — нужна физуха. Я выступал с 1995 по 2000 год, в 1998 году появились категории — с тех пор я уже не проигрывал.

— Но силовые показатели у вас неплохие.

— Я вот сейчас рассуждаю, силовые показатели — понятно, я ведь с 10 лет в спортзале. Показатели были выше, чем у среднего человека. Но если брать нынешние показатели, да и на тот момент... Все-таки у борца высокого уровня показатели должны быть выше моих.

— Но вы же больше сотки жали.

— 130 кг я жал, но приседал мало, спина у меня... Плечевой пояс был на нормальном уровне, но...

— Понятно, что вы не Александр Карелин.

— Да и не нужно было быть Александром Карелиным. Если честно, приходилось заменять недостаток физухи природными данными, которые Господь дал. Я читал ситуацию, гибкость хорошая, верткость. Я быстро соображал по тактике боя, быстро прикидывал сразу тактику на весь бой. Я и по дзюдо-то боролся — стоишь на взвешивании, похихикиваешь, пацаны все на голову ниже, с огромными плечами. А на соревнованиях по дзюдо всегда человек по 30 — где-то пять схваток ты должен провести как минимум, если доходишь до финала. А если ты в юниорах — там схватки по 4-5 минут. Вот и получается, 5 схваток по 5 минут — сами понимаете, сколько это времени. Поэтому у меня в мозгу срабатывала команда в мышцы: «Два ваза-ари — это иппон, бросок на иппон — чистая победа, удержание — чистая победа. Зачем мне затягивать схватку, когда можно все быстро сделать?»

— У вас же все бои в первом раунде заканчивались.

— Что я и подтвердил — понимал, что за 5-7 минут надо заканчивать. Дальше могут только особо выносливые типа Миши Аветисяна или Игоря Вовчанчина, хотя и вес у них... Это люди физически одаренные от природы, у которых и борьба, и ударка в порядке, и дышат по 30 минут. Представляете — 30 минут проваляться в партере! Для меня это неприемлемо.

— На первом турнире вас остановил Михаил Илюхин. Вы тогда знали, кто он такой?

— Не особо знал.

— Кстати, он как раз из тех, у кого мощные физические показатели.

— Да-да, 95 кг чистого веса, призер чемпионата России по самбо, он даже, по-моему, международник по самбо. Я в первом бою сразу понял — гляжу, болевой на ахиллес. С самбистами я боролся, подумал: «Надо как-то отскакивать, через ударку, через вязку». Но там такая физуха, что я не отскочил от болевого. А так — ничего страшного при выходе на бой не испытал.

— Илюхина тогда привез Волк-Хан. А про него вы тогда знали?

— Ничего не знал ни про кого.

— Только про Тактарова?

— Конечно. Тем более это был первый турнир, там было столько пацанов... Говорят, на югах соревнования проводили еще раньше, но такого уровня, думаю, не было.

— Ну да, телевидение, все дела.

— Да, со всей России и ближнего зарубежья собрали ребят, приезжали с Украины, из Киргизии. В общем, представительный турнир.

— Потом, в ноябре 1995-го, был второй турнир, уже международный.

— Это уже был чемпионат мира. IAFC, Международный совет по абсолютным поединкам. Первые пять лет турниры были хорошие, из Голландии ребята приезжали. И Боб Шрайбер был...

— И Гилберт Айвел, который укусил Каримулу Баркалаева.

— Да-да. Потом подключился Red Devil, где-то в 1998-м, тоже были неплохие турниры. Но IAFC, считаю, первый серьезный промоушен, который стал постоянно проводить серьезные турниры, и освещались они неплохо в прессе и на телевидении.

— Чем чемпионат мира отличался от первого турнира, без учета того, что приехали иностранцы? Наверное, были сделаны какие-то выводы, что-то улучшили.

— Конечно, пытались. Но тогда еще не было ни каких-то специальных методик, ни тренеров. Все самостоятельно. Кто придет на тренировки — с тем поборюсь, повожусь. Занимался физухой, ходил в зал бокса, тренер мне держал лапы. Иногда проводил с боксерами тренировки без спаррингов. Стоял на груше, со скакалкой прыгал.

— Это все в Сарове?

— Да. Я никуда оттуда не выезжал. И спарринг-партнеров тогда не было особо, но я не люблю спарринги.

— Почему?

— Ну, что лупить-то? Все же близкие, друзья, товарищи.

— Но это же для прогресса.

— Наверное, если бы я пошел дальше, то пришлось бы спарринговать. Я, конечно, немного стоял в парах, мы перестреливались, но жесткача не было.

— Сколько вам заплатили?

— На самом первом турнире? Даже и не вспомню. По-моему, даже ничего не заплатили. Только первому месту.

— А на втором турнире?

— По-моему, тоже не заплатили. Там был солидный приз, 50 тысяч долларов, бразилец выиграл все это.

— Тот самый, с которым вы дрались, Рикардо Мораис?

— Да. Мы дрались за пояса и первое место, это потом уже стали хоть какие-то деньги давать. Ну, были какие-то гарантированные выплаты, но символические, где-то 250 долларов.

«На последний турнир вышел с порванными крестами. Узнал об этом уже потом»

— В 1997 году вы снова приняли участие в турнире Иншакова. Вы тогда подрались с Роберто Травеном, который впоследствии стал двукратным чемпионом мира по джиу-джитсу, выиграл турнир ADCC по грэпплингу. Когда вы боролись с ним, почувствовали, что у него настолько высокий уровень?

— Нет, не почувствовал, но он меня задавил чисто физически. 95 кг против 80. Я ни с Илюхиным, ни с Ником Наттером, ни с другими тяжами не чувствовал какого-то превосходства с их стороны в тактике и технике. Я, наоборот, сам пытался что-то навязать. Но физуха... Плита на тебя ложится — что ты будешь делать? Грустная история, лежишь и думаешь: «Ну что же еще тут сделать?» Химию я категорически никогда не принимал.

— Почему?

— А зачем?

— Мышцы набрать.

— Ну, мышцы набрать. Нет, категорически не моя тема. Что-то, наверное, придумал, какие-то методики, но пришлось бы набирать физуху каким-то образом. Я и с тренерами по штанге занимался, они мне специальные задания расписывали. Пробовал, но это было уже после 20 лет, поздновато. Ту физуху, которая должна была быть, нужно было набирать в 13-15 лет, когда организм еще рос. У нас, конечно, была физуха, но я сейчас понимаю — я во многом опережал всех по технике и скорости, меня можно было просто закачивать в 14-15 лет. Думаю, много бы не потерял. Но все равно были свои методики. Считаю, тренер нормально все делал. Если бы я сам понял, то сам бы больше стал качаться. Ну, если бы да кабы... Все и так сложилось нормально.

Я все равно чувствовал недостаток физухи, чувствовал, что я слабее каждого соперника, но это был уже не такой критический уровень, и я мог использовать свои козыри.

— Вы же выиграли несколько турниров подряд.

— С 1998 года — три боя, потом Европа — два боя, там четверка была. Открытое первенство Украины в Харькове — три боя за вечер. В 1999 году с Патриком Смитом подрался в супербое.

— Финалистом второго турнира UFC.

— Да, он еще был такой мощный. С ним должен был драться Игорь Вовчанчин, но он тогда уже начал взаимоотношения с Pride. Он ушел свободным агентом. Насколько помню, наш международный совет хотел заявить какие-то претензии на него, но он все равно ушел. Мы же контрактов никаких не имели, нас просто вызванивали, спрашивали: «Готов?» Не было такого, что нам гарантировали, скажем, два боя в год с определенным гонораром. Считаю, каждый имел право уехать в любой промоушен.

— Какой турнир запомнился больше всего?

— Наверное, последний.

— Почему?

— Я уже предполагал, что это для меня последний турнир. Очень хотелось выиграть. У меня тогда была порвана крестообразная связка на правом колене, но это я выяснил потом. Я большой любитель баскетбола, футбола и других игровых видов спорта. На футболе сильно рванул колено.

— Незадолго до участия в турнире?

— Где-то за год до него. Но все равно связка оторвалась. Я старался закачивать ногу, но все равно чувствовал, что она у меня в колене немного поигрывает при боковых и скручивающих нагрузках. Ну, надел наколенник. Первый бой был с неплохим турком, он потом где-то в Германии успешно выступал, кажется. У нас в Германии был Халидов, кажется... Не помню.

— Может, в Польше?

— Или в Польше, да.

— Мамед Халидов.

— Да, этот турок с ним дрался, судьи отдали победу Халидову. А этого турка звали, по-моему, Азиз Караоглу. Он был вообще хорош. Но тогда был еще новичком, поэтому я победил. Но по физухе, по перестроениям он был неплох. Когда я вышел из партера в стойку, я уперся коленом, и оно так гульнуло, что меня аж в холодный пот бросило! Я схватку выиграл, но в голове, сами понимаете, что происходит, когда начинает подводить физуха и вылезают старые травмы. А у меня еще два боя впереди. Я стал немного проседать, уставать. Затянул его на обратный треугольник, поддушил его нормально. Второй и третий бой тоже были неплохие. Второй я сразу выиграл за счет тактики и техники. За спину зашел. А в финале у меня был Ромази Коркелия, который неожиданно ворвался из альтернативного боя.

— Он же еще с Дациком дрался два раза.

— У него такая физуха, пришлось тяжеловато. Но для такого веса мне все же хватало навыков, чтобы преодолевать эту броню и добиваться своего. В общем, больше запомнился последний турнир, хотя делить их нельзя, все они приятные.

— Самый тяжелый бой для вас?

— Да со всеми тяжами было сложно. Тяжесть боя я воспринимаю с моральной точки зрения. Физическая — ну, получил рассечение, фингал. А морально — уходишь опустошенный после поражений. Думаешь: «Вот, я с 10 лет в борьбе, много что знаю, вроде должен как-то обмануть», но в итоге как в стенку упираешься. Ищешь в голове выход, а вариантов находится мало. Если не совладаешь физически, чтобы у тебя хотя бы несколько шансов за схватку было — а тут никакого доминирования, одна защита.

— Кстати, кто вас больше впечатлил: Илюхин или Травен?

— Да никто не впечатлил. Примерно одно и то же.

— Вас хоть кто-то впечатлял так, чтобы вы подумали: «Вот это боец!»

— Да нет, что-то не было такого. Это сейчас я уже впечатляюсь. Смотрю бои и думаю: «А я-то куда хотел, зачем и почему?» Но тут же нахожу ответ. Это мужская тема, больше амбициозная. Понятно, что какие-то мысли лезут типа: «Да вот заработать бы», с утра до вечера тратишь время, профессионально отдаешься делу, должна быть какая-то финансовая отдача, но все равно дело в самолюбии. Мужское, где-то болезненное. Но как было, так и было. Если бы я не попробовал, то потом всю жизнь себе вспоминал бы это решение. С детства во мне что-то такое есть, я люблю конкурировать. Например, когда берешь захват какой-то или еще что-то... Или идет кто-то рядом, пошутит, зацепит — я сразу завожусь, в духе: «Ну, давай посмотрим, кто кого», даже не в борьбе, а просто кто кого перетянет, какой захват сделает или за спину зайдет. Вот эта вся мужская борцовская тематика во мне, несмотря на мой внешний вид и физические данные.

— Бывало, что вам из-за внешности не верили, что вы — боец?

— Ну, когда я выступал, фактура у меня была неплохая. Да и вообще, когда на такой уровень приезжаешь, люди понимают, что ты уже не в первый раз здесь. Это на первый турнир загнали 30 человек со всей России, а потом-то уже вызывали тех, кто себя зарекомендовал. Посмотрите, после первого чемпионата Евразии далеко не все засветились.

— Люди отсеялись.

— Да. Вызывали тех, кто что-то показал. Мы уже были, по сути, рейтинговыми. Да, рейтинг у них был какой-то свой, но все же он был. Мы были зрелищными, рейтинговыми, и болели за нас. Нас знали болельщики, поддерживали. Ну, может, прикалывались какие-то зрители надо мной, говорили: «Вот, очкарик, худой».

— И выигрывали ведь!

— Да. А с точки зрения вашего вопроса — такое было еще в борцовские времена, когда я выступал еще в юношах. Вставал на весы — пальчики уголком торчат, худенький, ножки худенькие. В 13-15 лет же уже есть кто-то, кто уже все оформил — грудь, трицепсы, плечи. Дзюдо до сих пор мой любимый вид спорта. Когда ты выходишь на татами, если у тебя есть захват, быстрые передвижения и чувство борца... Борец ведь падает на спину в основном не из-за физических сил. Физические силы нужны, но в определенный момент. Их просто нужно применить в ту точку, где наименьшее сопротивление. Вот тут на первый план выходит чувство борца. Когда люди, которые смеялись надо мной, падали на иппон, настроение у них было уже совсем другое. Я всегда думал: «Ну, посмеялись на взвешивании — пойдем на татами, посмотрим».

— Вы отметили, что современные бойцы поражают вас. Они удивляют своей стойкостью?

— Да, но сейчас все вообще другое. Во-первых, другой набор инструментов. Все бойцы сейчас, по сути, универсалы. Есть универсальные методики, все умеют все. Бьют хорошо, ставят блоки, с локтя бьют, с разворота.

«Написал Вовчанчину: «Мы по-прежнему ценим тебя». Он ответил: «Я тоже вас ценю, все нормально»

— Среди некоторых фанатов есть мнение, что раньше бои были жестче. Но сейчас смотришь на UFC — у кого-то такая сечка, что даже кость видна!

— Единственное — мы дрались на голых руках. Но с точки зрения класса... Я считаю, что мы тоже были на высоком уровне. Если вернуть лучшую форму, просто так с нами бы точно не справились. Понятно, что мы послабее с тактической точки зрения, тем более сейчас кардио тренируют, они 5 раундов по 5 минут дышат, для меня это нереально, я бы никогда такого не добился. Мне нужно было бы либо заканчивать в первых двух раундах, либо дальше я бы просто задыхался. Смотрю, как они дышат, и не представляю, какие методики они используют. Это просто машины для 25-минутного боя, страшно становится. Еще и прибавляют в последней пятиминутке! Жесткач.

— Кто тогда был самым выносливым?

— Миша Аветисян, Игорь Вовчанчин. Леха Олейник — тоже! Подышит — передохнет. Причем до сих пор ведь любого передышит. Вот это природные качества! Леха — как резина. Он может зайти на удушающий, несколько минут напряженно держать руки — не пройдет, он расслабился — и дальше пошел. А в борьбе ведь напряжение другое. Если шар возьмешь — у тебя нет обратной отдачи, а тут ведь еще и человек сопротивляется!

— Какой тогда у Игоря Вовчанчина был имидж? Люди боялись с ним выходить?

— Конечно! Он же в Pride был самым жестким нокаутером. И на том же первом чемпионате мира он вышел с бразильцем — бам — и отошел. Потом с ноги ему — раз! Жесткий был парень. Тогда у него еще и вес был поменьше, 95 при росте 170 с небольшим. Передвигался быстро, как мухач, и бил как тяж. Задумаешься тут.

— Вы с ним хорошо знакомы?

— Да, хорошо. В Бразилию вместе ездили.

— Это было в 1999 году, получается?

— Это было летом... Ну, вернее, в феврале, это для них лето было. Мы сначала прилетели во Франкфурт, а оттуда — в Сан-Паулу. У Игоря там был супербой, и еще нас четверо — Миша Аветисян, я, Магомед Мирзамагомедов и Кавказ Султанмагомедов.

— Получается, это была какая-то матчевая встреча?

— Нас включили в матчевую встречу и включили в восьмерку. Одновременно и матчевая, и чемпионат мира по вале-тудо. Жеребьевка была, чтобы россиянин на россиянина в первом раунде не вышел, поэтому каждый вышел на бразильца. А дальше уже четвертьфинал и так далее. Титул чемпиона мира по вале-тудо и матчевая встреча — вот так получилось. Мы приехали, нас поселили в хороший отель, дружная команда, рядом пляж.

— Сколько вы там провели?

— Дня четыре, наверное, мы там были. Один день до турнира, и один после. Побыли немного, покупались там.

— Чак Лидделл, который тоже бился по вале-тудо, рассказывал, что его потрясло: он зашел — везде какая-то кровища. Какие воспоминания остались у вас?

— Мы бились в большом ночном клубе. Огромный ночной клуб со вторыми ярусами, везде зрители, какой-то музон. Поехали из гостиницы уже вечером. Едем-едем, уже стемнело, ночь. Какими-то переулками добирались, дворами. Через весь ночной клуб с центрального входа не пройдешь же, нас провели с заднего входа. В общем, была немного мрачная обстановка.

— Бразилия ведь считается криминальной страной.

— Да-да. В общем, добрались, нам дали раздевалочку, мы переоделись. Интересная история была, надо было себя преодолевать. Чужая страна, чужой менталитет. А они — ярые болельщики, скандируют что-то постоянно. Нам, кстати, аплодировали, мы в основном у всех выиграли. Интересная была поездка. Но ни пояса, ни чего-то еще мне не подарили, просто вручили большой конверт.

— Сколько дали?

— Наверное, где-то 2,5 тысячи долларов.

— Зато Бразилию повидали.

— Да, было интересно. Но и гонорары тогда были другие. Мой самый большой, наверное, был 8 тысяч долларов.

— Это за какой бой?

— За последний турнир, за три боя.

— Для тех времен хорошо, мне кажется.

— Я квартиру двухкомнатную купил у себя в городе.

— А почему ушли?

— Во-первых, пять лет я уже отдал этому виду спорта, а это, сами понимаете, тренировки утром и вечером, в субботу и воскресенье обязательно тренировочка, 31 декабря тоже. День сурка такой.

— Жесткий быт спортсмена.

— Второе — мне уже было под 30 лет. В это время все мои друзья-товарищи уже пытались нащупать дороги рыночной экономики, у кого-то был свой бизнес, какие-то торговые точки. Чисто финансово они были упакованы лучше, чем я. Ну, понятно, что авторитет, я удовлетворил все свои амбиции, которые остались после борьбы. Пояса забрал, Кубок Европы забрал, супербой с Патриком Смитом взял, чемпионат мира взял, вале-тудо тоже. Дома пояса есть, медальки есть.

— 14 побед подряд.

— В категории до 90 кг я ни одного боя не проиграл. С 1998 по 2000 год ни одного раза не проиграл. Всего четыре поражения — и все с тяжами. Илюхин, Наттер, Травен, Мораес.

— Это в начале карьеры.

— Да, это тяжи, опыта меньше было. Правда, не скажу, что за пять лет какой-то большой опыт приобрел. Не было никаких методик. Просто ходил и тренировался, бокс-борьба, покачался. Бегал кроссы, старался прибавлять физически и не терять в скорости. Ехал на старом бойцовском багаже и чуть-чуть приобрел в ударке.

— Не было варианта поехать биться в Pride?

— Да какой Pride, тем более с моим весом и физухой? Я не рассматривал этот вариант, да никто и не приглашал. Мне достаточно того, что я заработал в плане титулов и спортивного авторитета. Мне хватило. Дальше надо было устраивать жизнь, жениться, делать бизнес.

— Кстати, с Вовчанчиным поддерживаете связь?

— Мы созваниваемся, пару раз приглашал его на турниры в Новосибирск. Ну а сейчас, с этими вещами...

— После 24 февраля было общение хотя бы раз?

— Было один разочек. Я позвонил ему, сказал: «Игореха, ты должен понимать, что это не Россия напала на Украину, это вынужденная мера». Попытался объяснить ему. Сказал: «Мы тебя по-прежнему ценим как человека и как бойца». Он ответил: «Я тоже вас ценю, все нормально». По крайней мере, злобы не испытывал. Хотя, я так понимаю, он, скорее всего, в каких-то оборонительных делах. Ну, он — гражданин своей страны, ничего не поделаешь. Но на личных взаимоотношениях... Ну, разговор был ни о чем, но я хотя бы почувствовал, что личные отношения никак не изменились. Были только хорошие дела у нас, мы кровь в одном ринге проливали.

«За день до вылета бойца на турнир нам звонят и говорят: «Его в каталажку отправили». Вытащили»

— Вернемся к вашему уходу из ММА. Куда вы пошли работать?

— Я почти сразу уехал в Москву и пошел работать в крупную торговую структуру, в отдел безопасности. Заместителем руководителя по безопасности. Многие могут подумать, что это какие-то разборки — нет, все не так. Там была и физическая безопасность, и экономическая. Торгово-экономические отношения во все времена, а в те — тем более, имеют разную структуру. Например, товар можно отдавать с частичной предоплатой. Все это нужно пробивать, проверять конторы, руководителей, насколько можно пользоваться этими моментами или отсрочками платежа. Плюс в структуре был большой штат, могли быть злоупотребления внутри компании. Все, о чем я мог задуматься, — во все лез, все исследовал, обсуждал с руководителями. Параллельно поступил на второе высшее в юридический. Было много юридических вопросов, договорное право, опять же. В бизнесе как договор составишь, так все и пойдет.

— Значит, у вас два высших.

— Да, финансово-экономическое и юридическое. Два заочных, правда, но тем не менее.

— И как долго работали в этой сфере?

— Проработал там восемь лет и изработался. Снова как клерк обычный, хоть и руководящая должность.

— Стало скучно.

— Да. Решил, что еще можно как-то реализоваться в жизни. Тем более встретил свою будущую супругу и благополучно уехал с ней в Новосибирск.

— И стали там...

— Руководить небольшой строительной компанией, которую организовал с близкими товарищами. Один из них — Магомед Мирзамагомедов, с которым мы выступали в Бразилии. Второй — Андрей Черепахин, борец греко-римского стиля, заслуженный мастер спорта, долго был в сборной России, отличный парень. В общем, мы втроем зарегистрировали Союз ветеранов спорта, некоммерческое партнерство. Все равно мы все в спорте, около спорта. Решили так продвигать немного, но это уже не только ММА. Мы пытались продвинуть все единоборства, у нас были и чисто ММА-турниры, и фестивали единоборств, и матчевые встречи. Иногда был только один вид спорта — допустим, кикбоксинг с ММА чередовали, потому что это самые смотрибельные виды. А на некоторых фестивалях было по 10 видов: приглашали ребят из греко-римской борьбы, вольной борьбы, боевого самбо, карате, кикбоксинга, ММА, тхэквондо и так далее. Чтобы мамочки и папочки за один вечер посмотрели и решили, куда можно детишек отдать. Можно сказать, это больше общественная, социальная направленность. Мы испытываем удовольствие, потому что это и контакты, и связи, и куча друзей на турниры приезжают. Мы провели около 11 турниров с 2005 или 2006 года.

— Какой турнир был самым сложным с точки зрения организации?

— Ой, много было турниров... Выступал у нас как-то француз, Моис Римбон. Мы его вызванивали через промоутерские связи с близкими товарищами, договорились, оформили билеты, визу. У нас люди и из Бразилии, из США, из Голландии приезжали. В общей сложности были люди из порядка 80 стран. В общем, ему уже пора вылетать. За день до вылета нам звонок: он где-то в ночном клубе с кем-то сцепился, его в каталажку отправили. А у нас уже кард укомплектован, он должен был драться с Рико Родригесом. Мы думаем: «Да как так?» Стали звонить послам, консулам, просили помочь, искали координаты этого участка в Марселе, где он сидел. В общем, кое-как его вытащили, он прилетел и выступил.

— Еще у вас были Шлеменко...

— Шлеменко, Сарнавский, Корешков, Рико Родригес.

— Олейник.

— Да, Алексей был. Денис Гольцов, Венер Галиев, Андрей Рудаков.

— Михаил Царев еще, если не ошибаюсь.

— Да-да. В общем, много было известных ребят.

— С кем из бойцов легче всего работать как организатору и с кем сложнее?

— Сложнее — с иностранцами, конечно.

— Капризные?

— Понятно, что мы — такой промоушен, контрактов нет, выдергиваем только. Просто, когда есть кард, ты смотришь — этот травмирован, этот недавно дрался, беру вот этого. А у нас кропотливая работа, куча международных звонков. Нам-то тоже надо подобрать авторитетных ребят, если привезешь непонятно кого, то и зритель все поймет, да и в интернете все уже просматривают рейтинги. В общем, нужны все равно несколько звездных имен. А если общий кард, то он должен быть сбалансирован. Чтобы не было такого, что человек вышел, его сразу вынесли — и уноси. В этом плане мы практически всегда достигали интересных результатов.

С иностранцами как — вроде дозвонились, договорились. Бразильцы просят договор. А мы разве сможем им что-то сразу на португальский перевести? Объясняем: «Приезжайте, на месте переведем вам все на английский, заключим». Все в основном приезжали на честном слове, потому что знали, что уже прошло несколько турниров, а это разносится по околобойцовской общественности. Сразу понятно, что все без обмана, призовые выплачивают, размещают в лучших гостиницах. Мы ребят и в краеведческий музей водили, и в наш Большой театр в Новосибирске. Всегда пытались составить интересную программу, чтобы люди могли познакомиться с регионом, с городом. Встреча с губернатором была — Федор Емельяненко как-то приезжал на турнир почетным гостем, мы зашли к губернатору, пообщались. И на телевидение обязательно какие-то интервью. Вокруг турнира все кипит, телевидение, газеты, радио — все-все-все.

Так, вопрос о сложностях. С иностранцами вроде договорились по телефону — да, вот такие призовые. А потом человек приезжает и начинает: «Ой, нет, я что-то не так понял. Я-то думал, не 5 тысяч долларов, а 10». И вот они пытаются на этом что-то выторговать. Самое лучшее, конечно, когда есть жесткий контракт, все прописано. А тут мы, грубо говоря, все на коленке делали. Очень многое срывалось. Вот уже вроде и плакаты расклеили, и все напечатали, а потом раз — кто-то не приезжает.

«После турнира пошли гулять по Новороссийску. Организаторы позвонили местным и сказали уйти, а то сейчас мы придем»

— Вот вы рассказали про французского бойца, который попал в полицейский участок. У наших бойцов бывали какие-то подобные приключения вне клетки в 1990-е годы? Время-то было своеобразное. Грубо говоря, если какие-то местные на кого-то наезжали, приходилось собираться и давать отпор?

— Расскажу не про ММА, а про джиу-джитсу, когда мы ездили в Новороссийск. Мы приехали — а там пацаны из Луганска, Донецка, весь юг России, Пермь, Нижний Новгород. География обширная — Белоруссия, Украина и Россия. Заканчивается турнир, в этот день практически никто не уезжает. Всех наградили, у кого-то фингал, у кого-то рука перемотана или голова рассечена.

— Это то джиу-джитсу, где можно было бить?

— Да, с ударами. Сделал бросок — дали балл. Сделал серию ударов — дают балл. Болевой или удушающий — чистая победа. Достаточно жесткая фигня, поэтому все были побитые. После турнира все как-то скучковались и решили: «Пацаны, пойдем куда-нибудь погуляем». Новороссийск, побережье, дискотеки открытые, все это вдоль моря, бары.

— Манящая атмосфера.

— Мы собрались около гостиницы, один из организаторов увидел, мы сразу предупредили — у нас толпа, несколько весовых категорий, из каждой человек по 15-20, все подготовленные — ни одна группировка не устоит. Предупредили, что пойдем, прошвырнемся, потанцуем, девчонки, кто-то, понятное дело, рюмочку пропустит. Организатор сразу засуетился, сказал: «Так, ребята, подождите!» Взял телефон, стал прозванивать, предупреждать: «Так, вы скажите этим, чтобы куда-то перешли, а то сейчас пацаны придут». У местных же все схвачено, он решил предупредить, чтобы, не дай бог... Все равно же зацепятся, а у нас никто заднюю давать не будет, все после турнира, профессиональные бойцы. Мы зашли — везде одни девчонки, ну и несколько пацанов, которые более-менее.

— В общем, не зацепились?

— Да, все дружно. Все поняли, что лучше это все оставить, иначе будет либо колоссальное побоище, либо будет поножовщина и стрельба.

«Врать не буду: наверняка какая-то масса из тех, кто выступал, задерживалась в каких-то группировках»

— Есть представление, что в 1990-е должна обязательно происходить какая-то дичь, хотя сейчас этой дичи на турнирах... Ну, понятно, раскрутка, все дела — это я про поп-ММА, конечно.

— На самом деле все уважительно было. Это же не наша традиция: не советская, не российская, не кавказская. Я имею в виду треш-ток, злобное отношение к сопернику. У нас такой традиции нет — ни в России, ни на Кавказе, ни на Востоке. Ну да, подрались, может, жестко, но все равно все расходятся мирно. Ругаться с кем-то — лучше лишний раз перетерпеть. Мы же спортсмены. Если ты бандюган — иди и по-другому решай вопросы. Мы — спортсмены, вежливые, образованные люди, порядочные. Родители у многих нормальные, есть семейные традиции. Если ты где-то выходишь за рамки традиционных приличий, то ты в первую очередь позоришь свою семью. Поэтому таких примеров не могу припомнить. Ну, врать не буду, наверняка какая-то масса из тех, кто выступал, задерживалась в каких-то группировках. Тем более, когда надерешься, напашешься до 30 лет, за спиной ничего нет, никакой профессии. Да, кому-то повезло, получили профессию, но основная масса не востребована в обычной жизни. Как выживать? На завод или землю копать? Пацаны-то амбициозные, понюхали пороху. Думаю, тут какая-то безысходность. Как это решать? Вот поставить себя на место глав городов, регионов, государства — что с этими пацанами делать? А это ведь самая масса — амбициозные, сильные, обладающие боевыми искусствами, в самом расцвете сил, когда надо уходить, травмы или просто устал. Они же привыкли быть в центре внимания. Приезжают в родной город — все тебя приглашают за столик, все тебя знают, и авторитеты, и бизнесмены. Ты понимаешь, что твой общественный уровень высок, но материальной базы нет. Поэтому у человека, думаю, что-то срывается, и он может ступить на какую-то нехорошую дорожку. Это беда любых государств, городов.

— Многие из тех, с кем вы были знакомы, пошли не по той дорожке?

— Ну, у меня не такой большой круг общения был. Из тех, кого я называл, — у Игоря Вовчанчина бизнес, у Мишки Аветисяна тоже.

— Я имею в виду менее известных.

— За всех говорить не могу, но знаю, что наверняка многие там были.

— Наверное, это самый распространенный вопрос к бойцу из 1990-х.

— Были, и немало, конечно, к сожалению. Их бы куда-нибудь в спецназ сразу на хорошую зарплату, вот было бы спецподразделение. Понятно, что это немного другая, военная тема, но пацаны-то духовые, кровь и пот в спортзале проливали. Думаю, им легче настроиться на эту волну, на эту дорогу защитника родины. Почему нет? Предлагайте контракты. Человек бросил спорт — пошел, стал офицером, отучился в училище, обрел специальность.

— Кстати, вас когда-нибудь звали на разборки?

— Меня звали не на разборки. Так, в родном городе кому-то доставалось из давнишних друзей или одноклассников, доставали их щипачи, они ко мне обращались: «Помоги». Я приходил без всякого интереса, меня многие знали, авторитета хватало. Вообще, это не моя тематика. Было много разборок, но я в них не участвовал. Были серьезные группировки, которые могли между собой и по-жесткому разобраться.

— Олег Тактаров порой такие истории рассказывал...

— Ну, он — интересный рассказчик, у него в жизни было много приключений, но это лучше к нему.

1