«В первую очередь это вина населения. Отношение было легкомысленным». Камил Гаджиев — о пандемии в Дагестане
— Когда в последний раз общались с Абдулманапом?
— Когда его болезнь протекала еще в Дагестане. Мы с ним списались. Тогда еще никто не понимал серьезность его болезни. Пожелал ему здоровья. По паре слов друг другу написали, и все. А потом дошла информация, что он в Москве, в клинике, что он в тяжелом состоянии.
— Тогда еще не было понятно, что конкретно с ним?
— Тогда еще рисков коронавируса не знали. И уж тем более в Дагестане. Там не были готовы к тому, чтобы противостоять коронавирусу в должной мере. Абдулманап — один из тех, о ком сегодня очень много говорят в контексте дагестанского коронавируса в целом. Это люди, которым не оказали должной медицинской помощи. И это не вина врачей. Я вообще никого конкретно винить не буду, просто скажу, что люди достаточно халатно в целом отнеслись в нашей республике к вирусу. И то, что произошло с Абдулманапом, — некий итог всего. Я знаю, что он 10 дней лежал, что ему толком помощь не оказывали. Почему не оказывали? Может, не понимали, что это Covid. Может, не было нужных препаратов. Почему он заразился? Потому что, наверное, посещал массовые мероприятия. Будь-то свадьбы или похороны. Это наше общее легкомысленное отношение к вирусу в республике. И плохое лечение. Вот предпосылки к тому, что произошло с ним и многими другими, к сожалению.
— Что знаете о ходе его болезни? Когда вы общались, он уже лежал в больнице и чувствовал себя плохо?
— Тогда он еще плохо себя не чувствовал, насколько я понимаю. Даже сам факт того, что он со мной в WhatsApp переписывался — это же показатель, что человек в сознании. Но в один день ситуация резко ухудшилась. Его перевезли в Москву, и болезнь начала развиваться очень стремительно.
— Есть у вас информация, что именно случилось? Почему ситуация резко ухудшилась?
— Я так понимаю, что осложнения возникли в связи с тем, что у него есть сопутствующие заболевания. Мы же знаем, что у него с сердцем случилась проблема. И на фоне пневмонии у него случился приступ — не помню конкретный диагноз. Но осложнения на сердце случились. И из-за этого он оказался в таком тяжелом состоянии. Ведь известно про Covid, что он бьет по тем, у кого есть сопутствующие заболевания. У Абдулманапа они есть.
— У вас есть информация насчет прогнозов врачей?
— У меня складывается впечатление, что последние 10 дней он находится стабильно в одном тяжелом состоянии. Пару дней назад была информация, что он из комы вышел, потом эту информацию опровергли. Насколько я знаю, он подключен к ИВЛ. И речи о положительной динамике не идет.
— Вы от кого узнаете обновленную информацию по состоянию Абдулманапа?
— По-разному. Где-то неделю назад с Хабибом разговаривали. Но я думаю, что ему столько людей каждый день пишет, звонит и задает один и тот же вопрос, что мне уже неловко ему снова звонить, что-то спрашивать, предлагать свою помощь. Уверен, тысячи людей делают это или пытаются это сделать ежедневно. Поэтому последнюю неделю узнаю информацию у общих товарищей, у племянников Абдулманапа, у наших общих с Хабибом друзей. Какие-то новости из СМИ узнаю. Каждое утро перезваниваюсь, уточняю, может, какие-то изменения за ночь произошли.
— С самим Хабибом последнюю неделю не общались?
— Нет, не общался. Но он вчера опубликовал обращение, где все сказал и об отце, и о ситуации в Дагестане. Если бы я ему позвонил, он бы вряд ли сейчас мне что-то новое сказал. Уверен, что если потребуется какая-то помощь в Москве, он и к нам обратится, и к другим товарищам, друзьям. Очень многие люди здесь неравнодушны к сложившейся ситуации. Другое дело, что есть ощущение, что от людей тут уже ничего не зависит, полагаемся на Всевышнего и организм Абдулманапа.
— Хабиб сейчас в Москве или в Дагестане, не знаете?
— Думаю, что, скорее, в Дагестане. Возможно, прилетел (в Москву) и улетел. Думаю, что он находится на связи с врачами и делает то, что нужно. Отец же подключен к аппаратам, находится в коме, с ним нет возможности общения.
— У вас есть близкие или знакомые в Дагестане, кто заболел или умер?
— Да, есть, кто умер. Есть родственники заболевшие, но они легко перенесли. На самом деле, почти уже не осталось людей, которых бы Covid не затронул. Мой товарищ — политик в Дагестане — заболел двусторонней пневмонией. У другого товарища отец скончался. Насколько знаю, в селе у Хабиба много кто заболел. Насколько знаю, переболел Шамиль Завуров.
— Почему в Дагестане все так плохо?
— В первую очередь, это вина людей, которые легкомысленно отнеслись. Во вторую очередь — вина властей, которые должны были в принудительном порядке обеспечить изоляцию. Я не хочу делать политических заявлений, но это очевидно. Надо просто называть вещи своими именами. Если проблема есть, то кто-то в ней виноват. И в первую очередь — сами люди, то есть мы сами. Отношение действительно было легкомысленным. Буду говорить как есть. Я сам в селении находился. Да, я был изолирован в основном, но по селу все равно ходил, в город несколько раз выехал. От любого контакта мог возникнуть этот вирус. Я вообще мог его в свое село привезти. Я же первые две недели эпидемии как раз в Дагестане находился.
У нас республика живет обрядами, адатами. У нас если человек скончался, то к нему на соболезнования едут сотни, тысячи людей. Они знают, что нельзя массово собираться, что есть риски, и все равно едут. Потому что эта традиция сильнее, чем риск, мы не можем не проводить человека в последний путь. Для нас даже вопрос так не стоит. Если свадьбы решили не играть, то с похоронами так не получится.
— Как исправить ситуацию в Дагестане, как считаете?
— Во-первых, нужен режим полной самоизоляции. Даже несмотря на то, что поздно. Людям надо сидеть дома. Во-вторых, нужно завезти современные проверенные препараты и лечить людей. У нас ведь вопрос не только в том, что заболели многие, но и в том, что их толком не лечили. С отцом Хабиба было подобное — он лежал в больнице, а лечение было вялым. Если сейчас все-таки начать людей реально лечить, нормальными препаратами, системно, усиленно, то можно хотя бы снизить процент смертности.
