Такого в истории наших эфиров еще не случалось. Герой пришел, скинул пиджак с могучих плеч:
— Дайте мне три минуты. Надо помолиться.
Аккуратно уложил пиджак на пол студии, встал на колени...
— Мы можем выйти, — смущенно предлагаем.
— Не надо, не надо! — обернувшись, улыбнулся Вагаб. — Не мешаете.
Какой-то пластырь с переносицы Вагабов хотел снять — все-таки камера, передача.
Теперь уж мы вступили:
— Не стоит. С пластырем даже лучше.
— Это не пластырь!
— А что же?
— Бойцы знают — разбиваешь яйцо, берешь оттуда пленочку и накладываешь на сечку. Лучшее средство — стягивает кожу!
— Будем знать.
— Есть медицинская стяжка — а это природная. Вчера на спарринге зацепились...
— Это кто ж до вас дотянулся?
— Сам неудачно руку подставил. А бил Гаджи Автомат. Рука вазелином смазана. Мажьтесь вазелином перед спаррингами!
— Нам про этот спарринг уже рассказали. Если у вас разбит нос — то у Автомата дело закончилось модным бланшем.
— Ну да... Мы ребята большие, хорошо бьем. Хоть и надели 20-унциевые перчатки, все равно травмы получаем. Мы с Гаджи в спаррингах не стесняемся.
— Гаджи — ваш основной спарринг-партнер?
— Одноклубник! Если мы в Москве — пересекаемся в клубе. В Дагестане гораздо реже. Встретились раза два-три. Все время на сборах в разное время.
— С кем работаете чаще всего?
— О, компания хорошая! Мой друг — чемпион мира по боксу, Мамедрасул Меджидов. Единственный, по-моему, тяжеловес в России, который выигрывал чемпионат мира три раза, причем подряд. Сейчас боксирует в профи. Еще есть Умар Айдемиров, Артур Алибулатов. Это из смешки. Муслим Гаджимагомедов — ЗМС по боксу. Созваниваемся и работаем. Кто-то ко мне приедет, к кому-то — я... Выбор большой!
— У каждого бойца есть случай, когда рядовой спарринг перерос в реальную зарубу.
— Это раньше бывало. В молодости. Один дал, другой дал... Драка началась! Несколько раз у меня такое бывало — скидываешь перчатки: «Иди сюда!»
— Давно такого не случалось?
— Ох, давно! Года в 23 был последний эксцесс...
— Весь зал разнимал?
— Это сейчас кинулись бы разнимать. А тогда — наоборот. Все сгрудились вокруг, смотрят. Кто хотел вмешаться — того тренер тормозил: «Оставьте!»
— Конечно. Интересно же.
— Так он и хотел, чтоб мы пар выпустили. По рукам дали и больше не дрались. Так в залах раньше воспитывали.
— Вы нас уже удивили — пожеланием дать три минуты на молитву. Сколько раз в день молитесь?
— Пять!
— Меньше нельзя?
— Есть желательные молитвы — и обязательные. Но у меня пять молитв: утро, обед, после обеда, вечер, ночь...
— А если вы в аэропорту? В каком-то людном месте — где на вас тысяча глаз уставится?
— Вы же сейчас смотрели — и никаких проблем. Я полностью отрешаюсь в этот момент. Снял пиджачок, положил, помолился. Это наша главная обязанность. Все остальное — потом.
— Кто-то из бойцов говорил про вас — жестко все соблюдаете в Рамадан. Что сказывается на вашей форме.
— В Рамадан многие бойцы все соблюдают, не только я. Пост не примется, если все не соблюдать.
— А, тогда понятно. Нельзя кушать, нельзя пить?
— Еще много чего! Нужно избавиться от сквернословия, ненужных поездок, дел, разговоров с людьми... Если просто перестанешь есть и пить — этот пост будет считаться как голодовка. Поэтому приходится соблюдать.
— Многие бойцы в Дагестане дают себе послабления — им надо питаться для поддержания формы?
— На моей памяти бывали случаи — ребята ездили в Америку и дрались там. На день-два отпускали пост, чтобы выступить. А случалось, держали пост — и все равно дрались. Бои-то в ночное время, когда можно принимать пищу.
— Драться в этот месяц не запрещено?
— Нельзя драться — в том-то и дело!
— А вы как?
— Я не дерусь. Случалось, что бои выпадали на Рамадан. Я сразу снимался с турнира. Даже денег предлагали больше — все равно! Вот почему я снялся с полуфинала Гран-при «Ахмата» в 2016-м, кажется, году. Рамадан!
— Надо же.
— Однажды в Америку не поехал из-за этого. Но есть ребята, у которых другая позиция.
— Если вера ваша столь крепка, может, и хадж совершали?
— Нет. Совершал умру.
— Это что?
— Малое паломничество. Те же земли, тот же обход, но время другое. Хадж — раз в год, а умру можно делать в любое время.
— Будет хадж в вашей жизни?
— Будет, будет... Иншаллах — будет! Я всем сердцем верю в это!
— У каждого в жизни есть случай явного проявления Бога. Когда буквально по плечу похлопал: «Я есть!»
— Я постоянно стараюсь напоминать себе, что есть Всевышний... О смерти часто задумываюсь. Как подумаешь — волей-неволей вспомнишь о Всевышнем. О запрещенном и дозволенном. За день несколько раз задумаешься. Думаешь: жизнь может закончиться в любую секунду — и Всевышний за все тебя будет судить. Я прошел через столько тяжелых ситуаций!
— Мы не сомневаемся: 2-3 раза в жизни вы прошли по настоящей грани.
— Мне что, про перестрелки рассказать?
— О, это было бы здорово.
— Зато не совсем законно... Я же уличный пацан. Стиль жизни был соответствующий. Это сейчас многое поменялось. Годы, опыт... В молодости-то был горячим! Сейчас начнешь рассказывать — народ охнет: «Вау, конфликт! Ты кому-то в ногу или плечо стрельнул, чтобы человек рот закрыл?!» А у нас в республике это было сплошь и рядом. Лучше и не описывать.
— Это в какие годы?
— Начало 2000-х.
— После долгого перерыва оказались в Дагестане — поразились: сколько ж свежих столбиков вдоль дорог...
— А у меня сколько приключений было за рулем!
— Очень любопытно.
— Скорость превышал, лихачил... Как-то ехал по центральной улице, резко решил повернуть в сторону поселка. А слева от меня кто-то ехал. Получается, по встречке, но все равно, я неправ, его подрезал...
— Плохо закончилось?
— Он влетел в меня, я — в столб.
— О, боже!
— Моя машина столб обняла. Рядом со столбом еще железный штырь торчал. Я головой в стекло, выбиваю окно. Эта железка у меня прямо перед глазами мелькнула. А друг рядом сидел — нос сломал. Об мою голову...
— Легко отделались.
— Еще была авария в Ставрополе, я по центру несся. Обычно на ручнике в повороты залетал.
— Ох.
— Всегда удачно получалось. Обычно на скорости 110.
— На 110 заходили в поворот?!
— Это был мой «рабочий» поворот, возле института. До сих пор там дерево с моей отметкой. В тот раз мчался где-то 130, кинул ручник...
— Нас в дрожь загоняют ваши истории.
— Задние колеса, видимо, не выдержали. Понесло — боком это дерево обнял. Какая-то у меня была скоростная легковушка — кажется, Mazda...
— Ну и сколько вы выжимали из автомобиля? Стрелку положили хоть раз?
— (шепотом) 330...
— Мы не ослышались?
— (во весь голос) А кто это сказал?
— Это на какой же машине?
— BMW M5.
— Ну и где можно так разогнаться?
— Ох, давно это было... Каспийская трасса. Нельзя так ездить, это ужас! Я пережил эти аварии и понял, что Всевышний меня уберег. Не раз мне показывал: самое страшное рядом. Вот в Ставрополе я влетел, потом была еще авария. Вот тогда и дошло. С 2010-го езжу аккуратно.
— На дорогах конфликты случаются?
— Я сейчас стараюсь разговаривать культурно. Только если плохое настроение — могу что-то сказать... Но меня в Дагестане все знают. И я всех знаю.
— Народ в Дагестане становится религиозное?
— Я бы не сказал. Молодежь другая сейчас. Мы скромнее были.
— Ночные клубы появляются?
— Да, клубов у нас навалом! Я уехал в Москву в 2012-м. До этого в Дагестане было строже и культурнее. Существовали клубы, но и мечетей было много. В какой-то момент мечети стали закрывать...
— Бросается в глаза — в Махачкале много женщин стало за рулем.
— Кстати, да! Наверное, из-за этого теперь столько пробок...
— Вы из тех дагестанцев, которые не вспомнят, когда прикасались к алкоголю?
— Никогда в жизни не пил!
— Даже вкуса шампанского не знаете?
— А что, вкусное? Нет, не прикасался... Даже интереса не было. Я лучше протеиновый коктейль выпью.
— Кто-то из бойцов дал комментарий по вашему адресу. Не оскорбительный — но с матерным вкраплениями. Вы были крайне рассержены.
— Это кто же был? Не помню...
— Кажется, Григорий Пономарев.
— А, Гриша! Мы с ним потом поговорили. Молодой парень, за языком не уследил. Объясняю ему: «Вот ты в Fedor Team, там для тебя авторитеты — Виктор и Вадим Немков. Ты к ним обращаешься — тоже «млякаешь»?»
— А он?
— Отвечает: «Базара нет, просто вырвалось. Интервью после боя, эйфория...» Поначалу-то мы поругались. Но потом младший товарищ все понял.
— Но вас впереди ждет не Пономарев, а Николсон. Вы сказали — этого парня есть за что бить. Так за что?
— Мне уже рассказывали, как он лупил свою то ли жену, то ли девушку...
— Вынес ее из магазина и бросил.
— А, даже так?
— Ага. Только заявление она писать не стала.
— Раз вы говорите — значит, так и было. Еще у Николсона была ситуация: в углу секундировал Майку Перри и выбросил какой-то нацистский лозунг в адрес соперника...
— Соперник был из Кореи. Что-то сказал по поводу разреза глаз.
— Вот! Если такое было — правильный он человек? Лично я считаю нацистов нехорошими людьми...
— Узнали — какая-то злость на Николсона внутри появилась?
— Немного. Посмотрим, как он будет себя вести. Заглянем ему в глаза — многое станет ясно. Если у парня грязный образ жизни — такого хочется бить больше, это понятно... Если все, о чем говорили, реально было — Николсона есть за что бить. Кроме титула РЕН ТВ.
— Это серьезный боец?
— Я как бойца Николсона знал еще до того, как мне его предложили. Он дрался с серьезными ребятами. Даже с теми, с кем я тренировался. Когда жил в Америке, у меня был спарринг-партнер, Джейк Хьюн. Так с Николсоном они зарубились в PFL.
— Итог?
— Он Хьюна с колена нокаутировал. Вообще, этот Николсон пересекался со многими из тех, с кем я работал в Альбукерке и Нью-Йорке.
— Это какие годы?
— 2015-2016-е. Так что его карьеру я знал. Мне отправили его фото, я взглянул. Даже имя еще не называли — уже вспомнил, что за тип. У себя довольно известен. Просто в России его не знают. В медийном плане он спокойный — но, как вижу, сейчас решил пошуметь, отправляет что-то...
— Магомед Исмаилов давно живет в Москве. Не раз пересекался со скинхедами, сам рассказывал. У вас бывало?
— Видимо, только Лысый попадал в такие ситуации!
— Да бросьте.
— Магомед давно в Москве живет. А я первый раз приехал в 2006 году, наверное. Мода уже прошла. Живя в Махачкале, видел новости: нападения в метро, люди в высоких ботинках, «гриндерсах»...
— Вы сказали про Николсона: «Посмотрим ему в глаза — и все будет понятно». Самая памятная дуэль взглядов?
— Я не из тех людей, которые пытаются напугать взглядом. А если он не испугается — что делать?
— В самом деле. Серьезно к этому не относитесь?
— Я и перед боем, да и в бою не особо смотрю в глаза. Не пытаюсь никого схавать взглядом.
— Никогда соперник вам обидные слова на дуэли взглядов не говорил?
— Только один раз. В Америке с кем-то дрался — парень начал что-то на своем говорить. Какую-то обыденную фразу — типа «пошел ты». Для них ничего особенного, а для меня обидно — эти слова задевают честь и достоинство родителей. Дословный перевод опасный. Меня после того боя дисквалифицировали.
— За что?
— Я выиграл — и чапалах ему отвесил. После остановки боя. На полгодика дисквалифицировали — но я бы эти полгода и так не дрался.
— Слышали мы про ваши дисквалификации. В 19 лет получили долгую, в 21...
— Это по боксу!
— Тем интереснее. Тем более вы обронили: «Все случилось за рингом».
— Дисквалификация была в 19 лет. Мой младший брат Ислам боксировал за юношескую сборную Дагестана. Проигрывал по очкам, тут вопросов нет. Кто-то из судей написал 10-9. В худшем случае — 10-8. А один написал 10-1.
— Зачем?
— Поиздеваться решил!
— Так-так. А дальше?
— За ним сидели наши ребята, болели. Я тоже ходил, маячил. А такую оценку поставил хороший, крепкий боксер. Отличный парень. С характером! Друг мой к нему подходит: «Ты что такой счет пишешь?! Поставь 10-9! Понимаем, проиграли...» Слово за слово, у друга тоже характер...
— Ну и полыхнуло?
— Кстати, все это случилось на следующий день после той аварии, о которой я говорил. Когда головой стекло выбил. Я с отекшей головой, друг мой Мурад с поломанным носом. Машину расколотили ночью — а турнир был с утра. В общем, я их разнял, Мурада оттолкнул. Судью этого взял то ли за шею, то ли за ухо. Небрежно, как ребенка. А он не ребенок! Машина настоящая, старше меня на пару лет!
— Двинул вам?
— Как всадил — пара зубов вылетела, панамка улетела через ринг. Я зацепился, начали драться. Драка была серьезная!
— Можем представить.
— За это меня дисквалифицировали на два года с невозможностью посещать спарринги. Проводились они в одном месте. Прихожу — а там официальная бумага: меня нельзя пускать. Глазам не поверил, думаю: ну как это — не пускать?
— В самом деле — как?
— Встал в строй с ребятами — а тренеры разминку не начинают. Получается, я подвожу всю сборную Дагестана, человек сорок. Тренеры говорят: «Вагаб, пока ты из строя не выйдешь, мы не начнем».
— А вы?
— Думаю: что стоять? Поднялся к директору, тот объяснил: «Вот, пришла бумага из федерации бокса». Вся эта ситуация драки не стоила. Да и Эльдар — хороший парень. Просто недопонимание.
— Как он погиб?
— Убили в перестрелке. Кажется, в Кизляре. Хороший, мужественный парень был. Пусть Всевышний простит его.
— Вы брата Ислама вспомнили. Как у него дела?
— Ждем приговор. В конце года должны вынести.
— Какие прогнозы?
— Статья у него 111, часть 3. «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью».
— История была громкая. Тот человек, которого поколотил Ислам, выжил?
— Да, я с ним несколько раз виделся. Он приходил на суд. Есть заинтересованные люди, чтоб Ислам сел. А этот просто фигурирует как потерпевший. На суд приходят люди со стороны, к которым Ислам вообще отношения не имел. Пишут заявления по вымогательству. Ну, это свое...
— Сам потерпевший что говорит?
— Он против самой ситуации!
— Это как?
— Говорит: «Я против Ислама ничего не имею». Ведь что тогда случилось?
— Что?
— Этого человека побили другие ребята — он вышел и начал ругаться матом. Там же оказался Ислам. Вы посмотрите, есть же видео! Ислам вел его, в машину сажал. А тот сказал: «Руку убери!» — и матом выругался на Ислама.
— Все из-за этих слов?
— Да, Ислам начал его бить. Да и бил-то так, отчитывая.
— Это как?
— Аккуратно! Тот уже помятый был — но не от ударов Ислама все возникло...
— Вы — старший брат. Тоже прошли через тюрьму. Наверняка предостерегали Ислама: «Ты — парень горячий, не вздумай кому-то навалять на улице».
— Да все он знает не хуже меня!
— Видите, к чему привело.
— Многие меня считают вспыльчивым, а Ислам — в разы вспыльчивее. Все понимает. Но разжечь его — как спичкой чиркнуть.
— Сейчас он в СИЗО?
— Да. Уже год с лишним сидит, ждет приговора.
— Адвокаты наверняка говорят, чего ждать. Так чего?
— Я с системой знаком много лет. Понимаю — адвокат много не решает. Собирает данные, бумаги, информацию, а решается все другими людьми... Я-то ситуацию знал с первых дней. Понимал, чего ждать.
— Так что будет хорошим раскладом?
— По этой статье — от 0 до 10 лет. А вешали им от 7 до 15. Разные ситуации! Кто-то приходил и жаловался на вымогательство, но удалось доказать, что это вранье...
— Кто?
— Какая-то строительная фирма. Еще какой-то обиженный на жизнь человек приходил — хотя они с Исламом не пересекались вообще никак. У Ислама рецидив, второход. Это от 3 до 5 как минимум.
— Как любопытно.
— Если получит 5 — от них отщипывается половина за СИЗО. Останется ему чуть-чуть посидеть. В моем понимании это хорошо.
— Случается, даже самые крепкие мужики за решеткой падают духом. Как Ислам держится?
— Да нормально у него все, я был на свиданке. Он раскачался, тягает 180 килограмм. В СИЗО есть небольшой зал...
— Сколько ж сам весит?
— 125!
— В Махачкале?
— Да, на централе. До этого в Москве был. Сидит, никому не мешает. Качается.
— В этих СИЗО просто табачное облако, жить невозможно. У некурящего голова раскалывается.
— Это кто как себя поставит. Где Ислам живет — там не курят.
— Это он такой обычай ввел?
— Не знаю. Думаю, он для себя условия сделал. Если ему надо будет — будут курить, не надо — не будут. Исходя из того, что я видел, у него все нормально. Выглядит поинтереснее, чем до заезда.
— Вы говорили в интервью, что часто меняете номер телефона. Почему?
— Звонки бесконечные! Для кого-то раз в год сменить номер — это часто. Для меня — обычное дело. Люди, с кем ты вообще никак не пересекаешься, вдруг начинают писать, звонить...
— Деньги просят — как у всякого известного человека?
— Это вообще отдельная история. Стоит выложить в соцсетях фотографию — у тебя новая машина или квартира, — тут же шквал. Сыпятся сообщения! Так что нужно писать другое: «Все плохо, пацаны...»
— Это трезво.
— Кто-то пытается залезть к тебе в душу. Родным, братьям, друзьям всегда рад помочь, с кайфом сделаю. Если увижу у друга проблему — даже спрашивать не буду, нужна ли ему помощь! Поделю пополам, что есть — половину ему отдам!
— Не научились отказывать?
— Для своих меня даже просить не надо. Да они и не просят, зная меня. Я могу попросить у близкого, не проблема. Но если просит посторонний — отвечу: «Извини, друг. Но у меня есть близкие, они каждый день в чем-то нуждаются. За мной целая семья!» Лучше я айфон маме подарю, чем кому-то.
— Последний подарок от вас?
— Не скажу. Да я и не запоминаю.
— А вам?
— После боев кто-то может серебряный меч подарить... Вроде ничего серьезного — а стоит-то он сколько!
— Неужели вы тот единственный боец из серьезных, кому никогда не дарили автомобиль?
— Вот это было! 2012 год, реалити-шоу «М-1 Fighter». Там дарили Chery M11. Я, Толик Токов и Кирилл Сухомлинов забрали по машине.
— Это «китаец»?
— Ну да. Типа «Приоры».
— Какая судьба была у этой машины?
— Проездил на ней, не соврать, три года. Всех вложений — 3 тысячи за бензонасос. Больше ничего не ломалось. Это что-то! А потом... Отдал ее любимому брату Исламу...
— На этом жизнь у автомобиля и закончилась?
— Я ездил три года — он откатал три недели. Что-то такое с ней натворил, что вообще ехать не могла. Куда-то отдал.
— Сейчас у вас какой автомобиль?
— Несколько...
— Так какие же?
— «Гелендваген» есть, Porsche Panamera, Lexus...
— Ничего себе набор. Самая любимая?
— Вот последней взял «Панаму». Месяца два-три назад. Давно не ездил на маленьких машинах — сейчас прост кайфую!
— Она же совсем низкая.
— Да. В нее не садишься, а падаешь. Провалился, растянулся... Только дороги плохие, не кайфанешь. Но все равно приятно! Машина для лета. До зимы докатаюсь — и буду смотреть.
— Тремя словами — о самом себе?
— Честный. Верный друг. Ну и от себя что-нибудь хорошее добавьте...
— Последние слезы в вашей жизни?
— Немного было слез... Когда был на умре, наверное. Это относительно недавно, полгода назад. Там во время суджуда, земного поклона, читаешь дуа. Настолько с головой во все это уходишь, расслабляешься... Не контролируешь себя!
— Удивительно.
— Вот там слезы катятся. Не помню, о чем были слезы до этого. После — точно не было.
— Случалось ради друга делать что-то, о чем точно знали: пойдет во вред?
— Были ситуации, но такие... Противозаконные, скажем. Говорить не буду.
— Так скажем мы. История с вашей отсидкой. Когда попали якобы за вымогательство.
— Там-то меня зацепили прицепом... Вообще не моя проблема была! Сам потерпевший приходил на суд. Нас сидело шестеро. Сказал, что меня и еще пару человек знать не знает и претензий не имеет.
— Махачкала — маленький город. Потом встречали этого человека?
— Никогда. Да мне и неинтересно. Сейчас время такое: можешь на какой-то финансовый разгон попасть — а потом выяснится, что тебя снимала камера. Все, «вымогательство»! Если на тебя заказ — могут ствол подкинуть или наркотики...
— Часто сейчас наркотики подбрасывают?
— Было очень много, но сейчас взялись за тех, кто подбрасывает. Тоже пересажали. Даже в СИЗО у Ислама такие были. Брата приняли в один из отделов Махачкалы, а в соседнем кабинете выбивали признание из его подельника. Ну, пытки — не скажу, а пакеты на голову — стандартная история в Махачкале.
— Какой ужас.
— Этот подельник Ислама — сам бывший сотрудник органов. Ему пакет на голову надевали. Потом оказался в камере. Проходит немного времени — в эту камеру для бывших полицейских заехал тот парень, который ему пакет на голову натягивал, руки скотчем связывал! Месяца три-четыре прошло!
— Вот это ситуация. Разговор состоялся?
— Не было разговора. Пришлось этому, новому, переезжать в другую камеру. Так сложились обстоятельства.
— Удивительно. В Махачкале-то все друг друга знают, и вдруг такие вещи.
— Вот представьте: человек приходит на работу в 8 утра, вечером идет домой. Весь день он занимался вот таким — натягивал пакеты на голову, кого-то бил...
— Кошмар.
— Это еще не самое страшное! Молодого пацана могут посадить и такими словами зачморить — тот подумает, что и жить нет смысла после такого. А вечером с этим же сотрудником легко могут встретиться в кофейне. Сотрудник может сидеть с человеком в кафе, называть его братом — а недавно этому «брату» пакет на голову надевал. Часто сами сотрудники на работе бывают нетрезвые.
— Даже так?
— С утра в ураганах различной степени. Есть у нас такие отделы. Хотя в последнее время за них взялись, пошли проверки. Я еще многого не говорю — хотя знаю!
— Невероятно.
— Но до каждого доберется справедливость...
— Вчера изучали заметки про вас. Наткнулись на крошечную — «обстреляна машина Вагаба Вагабова». Это правда?
— Это вы про недавний случай?
— У вас было несколько таких эпизодов? Если бы мою машину расстреляли — это было бы главное событие в жизни. А у вас как-то мимоходом.
— Был у меня конфликт с одним парнем. Его родственники решили отомстить. Проезжала мимо машина. Я почувствовал что-то неладное, напрягся. Из того автомобиля выскакивает парень — и дает очередь из автомата. У меня-то машина бронированная...
— Ого. Вы готовы к таким поворотам.
— Да, бронированный «Мерседес». Сейчас на другом езжу. Я сразу перепрыгнул на заднее сиденье, там зажался. Он очередь дал, навернул от стекла до крыла.
— Не пробило?
— Нет. Он увидел — ударил прикладом, прыгнул в автомобиль и помчался. А я за ним погнался! Это было на Каспийской трассе. Думаю — разгонюсь и помну его.
— Вот это приключение.
— Не догнал! У него «Приора» была, быстро ушел. А у меня автомобиль тяжелый. Ладно, развернулся, приехал во двор. Встал, осмотрел на машину... Снял видео, отправил Артуру Алибулатову. Еще своим раскидал.
— Крутые следы остались?
— Дырки приличные.
— Броню автомат не пробивает?
— Пули застряли.
— Вас же не пугали? Реально хотели убить?
— Откуда я знаю? В голову же не залезешь! Но я бы так не убивал. Как-то странно все было.
— Вы сделали так, чтобы эти люди пожалели о содеянном?
— Вопрос решили. Все нормально.
— Встретились и поговорили?
— Мы не встречались. Я виделся с человеком из их круга. Всё решили.
— Какая судьба у того расстрелянного «Мерседеса»?
— Починил и ездил.
— Давным-давно меня встречал в аэропорту тогдашний президент «Анжи». Чувствую — дверь у «Мерседеса» тяжеленная. Тогда-то я и узнал, что такое бронированная машина. Рассказали: в Махачкале это довольно ходовая модель. Не понт, а необходимость.
— Сейчас уже не такая необходимость. Все в камерах! Смотришь новости: ага, какое-то убийство — сразу находят. Если не нашли, значит...
— Не хотят искать.
— Значит, мы понимаем, кто убил. А до 2015 года было очень много броневиков. И «двухсотки» переделывали.
— Сколько стоил ваш броневик?
— Миллионов восемь-девять.
— Ваш земляк Расул Мирзаев годами не бывает в Дагестане. На него, случайно, не ведут охоту?
— Расул — из Кизляра, не из Махачкалы или Каспийска. Совсем маленький городок. По моим воспоминаниям — вообще деревня была. Оттуда уехал в Москву уже давно. Он больше москвич, Махачкала ему неинтересна, наверное. Такое бывает! Когда в Москве долго находишься, после приезжаешь в Махачкалу — тебе не хватает пространства... В Москве совсем другое ощущение времени.
— В Кизляре мне рассказывали: самое опасное, что может быть в Дагестане, — на ночной дороге столкнешься с коровой.
— Там же проходит трасса на Ставрополье, на Ростов! Кругом животноводческие фермы. Люди часто «ловят» коров, баранов... Дорога еще и узкая.
— Что в нынешней Махачкале вам нравится, что — нет?
— Что бы здесь ни было — это родной край... Прежде было единство. Впрочем, спросите других людей, поумнее меня. Может, скажут.
— Нам, москвичам, кажется — как раз в Дагестане есть единство.
— Если сравнивать с Москвой — может быть! Но я-то там сколько прожил. Вот сейчас пооткрывали спортивные клубы. Так встречаются хозяева, которые говорят: «К нам никто не приходит, и мы ни к кому не ходим».
— Да ну? Не может быть?!
— Даже говорят: «Не приходите к нам тренироваться»!
— Мы встречались с похожим. В Ливерпуле два бойца — Падди Пимблетт и Даррен Тилл. Вроде бы должны держаться друг друга, а у них конкуренция. Машины друг другу сжигают. В Махачкале, нам казалось, все клубы в дружбе -«Горец», «Юниверсал Файтерс»...
— Вот вы назвали клубы. «Юниверсал Файтерс» — это Расул Магомедалиев. Мы с ним тренировались вместе в 2004-2005 годах. Тогда открыли первый клуб, «Боец» назывался. Спонсировал нас такой дядя Али, банкир. Из старых ребят много кто там занимался. В клубе Расула все сплоченные. Там Минеев тренируется, Ваня Штырков ездил. Абсолютное гостеприимство. «Горец» — это своя история.
— Какая?
— При покойном Мусаиле Алаудинове лучше обстановки в клубе не было.
— Он вообще внес огромный вклад.
— Да он ММА в Дагестан и привел! Сейчас в «Горце» немножко другая ситуация. Кто-то вышел в UFC, есть молодые... Клуб существует, есть отношение, порядок. Я знаю их проблему с местоположением, их просто немного разбросало, им нужно немного это поменять. А так клуб мощный.
— Есть еще Dagestan Fighter.
— Я этот клуб сейчас вообще не знаю, не общаюсь с ними. А раньше выступал за них года четыре. Еще до тюрьмы. Не знаю, какая ситуация у Хабиба. Был пару раз. Но у них уже школа, академия, все серьезно. Своя столовая, дети тренируются. Мы с Зауром, другом, взяли зал. Сказали всем: «Добро пожаловать». Клетку какую-никакую поставили, сделали боксерский ринг, качку, груши, маты, грэпплинг. Кто нас знает, друзья, братья, — приходите все! А то известные чемпионы тренируются до сих пор в сырых залах.
— У вас все было бесплатно?
— Да. Пустили клич по городу — приходите, все даром. Создали все условия. Кто хотел — тот был с нами. Вот только недавно пригласил Мохаммада Мирзоева — он стал управляющим бойцовского клуба. Взял всю работу на себя. По финансам в том числе. А то открылось 8-10 залов с условиями — «к нам не приходите»...
— Вы говорили про единство. Была история: знаменитый футболист Эдуард Стрельцов попал на зону. Вскоре выяснилось, что из всей команды к нему готов был приезжать только один товарищ, остальные не появились в колонии ни разу. Когда вы попали в тюрьму — случились те же открытия?
— Да про это можно целый фильм снять!
— Вот и расскажите.
— Я за эти три года много переосмыслил. Даже в первые полгода увидел, кто за, кто против, кто от меня в бегах. С кем-то по 15 лет дружил, проходили вместе серьезные уличные ситуации... Я бывал в первых рядах, они — позади.
— И что?
— Когда оказался в тюрьме — они меня уже похоронили! Пошли слухи, что все ребята — Адам, Ислам, Мурза, Шамиль, Юсуп, я — уехали лет на 8-13. Мысленно раздали нам сроки, хотя даже следствие еще не закончилось.
— Все понятно.
— Мы же знаем порядок: следствие — прокуратура — суд — приговор. Сидим под следствием, а так называемые друзья уже раздали нам сроки. Полгода хватило!
— Закончили общение?
— Всех этих «ванильных мальчиков» из головы убрал. Встречу — могу поздороваться. Мы одной веры, мусульмане. Но для себя знаю, что это за человек.
— Про Дацика вы говорили — за один стол с ним не сядете. А с этими сядете?
— Если случайно получится — наверное, сяду. Но смысла оказываться за одним столом нет. Пройду — поздороваюсь, и все.
— Что для вас было самым тяжелым в тюрьме?
— Ничего.
— Вот это ответ.
— Мужчина приспосабливается к любой ситуации! Сложно было сознавать, что родные, мать без меня. Горько было от этого. Когда следствие идет, ты не понимаешь, дадут тебе срок или нет. Потом доходит: от срока не убежать. Начинаются другие размышления: какой срок? Какая статья? Начинаешь изучать бумаги...
— Когда вы поняли, что придется сидеть?
— После второй продленки. Это вроде как суд, а на самом деле — концерт. Происходит ровно то же самое, что и в прошлый раз. Ежемесячно тебя возят на суд, чтобы продлить меру пресечения. Меня закрыли — адвокат подал апелляцию...
— С адвокатом повезло?
— Очень четкий был адвокат! Потом, правда, мы немного разошлись во мнениях, он ушел. Слепой парень.
— То есть?
— В прямом смысле — слепой. Без глаз с 9 лет. Апелляшку выиграли, меня должны были выпустить через 10 дней. Так что было дальше? Меня продержали в СИЗО ровно 9 суток. Заканчиваются десятые — меня без подельников, одного увезли на суд. Вместо того чтобы выпустить, отменяют ту, выигранную апелляцию. Выписывают новую меру пресечения. В бумагах неразбериха, мои сроки подгоняли под подельников. В каком-то из эпизодов я вообще был в Штатах.
— Так и не выпустили до суда?
— Люди немножко постарше сказали им: «Надо Вагабова задержать». Меня — снова в спецблок. Там уже досиживал. Тогда и понял: все, придется сидеть, срок будет... Сроки нам шили хорошие, много статей было!
— Что светило при худшем раскладе?
— От 7 до 15. Обычно дают что-то посередине. Значит, 10-12. У нас еще были сопутствующие статьи, меньшей строгости. Но они шли в плюс к основной. Лет 12 светило.
— Не было момента отчаяния?
— Пришел, по хате походил, поздоровался. Все, ты здесь живешь! Что отчаиваться? Если падешь духом...
— То?
— То ты труп.
— Вы же видели, как люди сходят там с ума?
— С ума при мне не сходили. Но сумасшедших видел.
— Самый яркий?
— В моей хате таких не было. Только в соседних. Мошенники заезжали, очень богатые люди по статье 159 часть 4. Миллиардные ущербы нанесли. Был один интересный тип, пирамиду устроил. Из Москвы, известный человек. Как же его фамилия-то... Он себя «Бог Кузя» называл!
— Ох. Это же он устраивал сексуальные оргии.
— Может, и то, про что вы говорите, тоже делал. Но мы его знали как мошенника. Бабки собирал с людей, типа «духовно помогал»...
— Ну и как он вам?
— Очень опасный человек был!
— В чем?
— На язык. Даже в хате успевал кому-то на уши сесть, на свою сторону перетянуть. Попадался нам на коридорах — там исполнял, шумел. Играл роль дурачка. Хотя отклонения в самом деле были.
— Реальных душегубов там встречали?
— Тяжелостатейники бывали.
— Что за люди?
— Был вот один мальчик. Как из фильма про Электроника. Копия — Сыроежкин! Блондин, кучерявый...
— Что сделал? Тещу съел?
— Ой, он сделал... Почти угадали! Ему срок дали, все доказали. Хотя он в несознанке был. Не знаю, может, потом раскололся. Словом, тема такая: с девочкой поругался, размельчил ее...
— Размельчил?
— Ну, расчленил. Рассовал по пакетам — и зарыл. А спалился на интересном: поехал, всё это раскопал, что-то сделал и опять закопал. Страшный тип!
— Даже мы вздрагиваем.
— Такой маленький — но в глаза смотришь и думаешь: «Уйди от меня». У него статья — убийство с особой жестокостью. Не знаю, какой ему срок дали, я оттуда уже уехал.
— Ну и соседи у вас.
— Когда его приняли, сказали: «Иди, покажи место». Он сам пришел и показал. В полном сознании. При этом не признавая, что убивал и резал он...
— Такой гражданин вилку ночью мог в глаз кому-нибудь воткнуть.
— Да я сам кому хочешь воткну. Он там жил очень спокойно. Делал все, что ему говорили. Никуда не лез.
— Кто-то в тюрьме пристрастился к чтению. Не ваша история?
— Там почти все читали. Я тоже. Все «Шантарамы», про узников, Сицилию, «Парфюмера»... Много читал!
— Сохранили привычку?
— Поначалу читал, но потом начались бои, медийка, интервью. Я сейчас больше интервью даю, чем читаю. Еще и телефоны, соцсети, туда-сюда...
— Михаил Ефремов в интервью недавно сказал: «Если человек хочет, то может многому научиться в тюрьме». Чему вы научились?
— Чуть-чуть выжидать. Там сама ситуация учит тебя — «жди, братишка». Тюрьма научила терпению. Людей теперь видишь лучше. За 20 тюремных месяцев я поменял пять хат.
— Камер?
— Ну да. В каждой хате жило по 20 человек. Постоянно меняются люди. Один ушел, новый появился. Человек 300-400 прошло перед глазами.
— Стукача сразу вычисляли?
— Вот этому я научился не сразу, чуть позже...
— А как?
— Если я вам сейчас схему перескажу, потом все стукачи перестанут эту мульку поднимать с пола...
— Ну в двух словах?
— Да я уже спалил этот фокус (улыбается). Специально оставляешь записку, мульку, чтоб он прочитал. Потом все выливается в беседе. В спецблоке я просидел три месяца. Через месяц-полтора мы вычислили стукача. Потом я уж сам научился. 503-й — приветствую!
— С того момента вычисляли быстрее?
— Уже палил сразу. Таких в каждую хату закидывают, это нужно сотрудникам. Им же нужно информацию получать.
— Стукачам устраивали тяжелую жизнь?
— Я — нет. Другие люди договаривались, чтоб их перевели в другую хату. Сам ты не сможешь им ничего устроить, на твоей же судьбе это скажется. Тебя и закинут в спецблок, дальше — кича... Ну, карцер. Будут сужать и сужать пространство.
— Без того узкое?
— Камера по размерам как ваша студия. Жило в ней 20 человек. Там дальнячок, тут — дубок, здесь — шконари.
— Нары в три яруса?
— Два.
— Как там не сойти с ума от скуки?
— Там не скучно!
— Очень странно.
— Вот здесь чтение и спасает. Идешь по коридору в хату со свежей головой, со всеми пообщался. Хочется читать! Скорей к себе на шконку, накрыться занавеской и читать, читать...
— Знаменитый советский боксер 80-х Рыбаков тоже попал в тюрьму. Потом рассказывал: «Я там прошел через столько провокаций!» Вас тоже провоцировали на драку?
— Во время Рыбакова так и было. Прежде было: ты боксер? Надо провоцировать, чтобы продлить срок задержания, добавить...
— С вами такого не было?
— Сейчас так не делают. Если провоцируют — только, чтоб с тебя заработать. Что-то поиметь. Но по мне видно, наверное, — я не из дурачков. Сами арестанты ничего не делали. С сотрудниками было пару раз. Но это уже к концу ближе.
— А что было?
— Нас собирались по этапу отправить в одно нехорошее место. Наверное, все слышали про «печальные лагеря»? Там что только не происходит...
— Это в Кирове?
— Вот-вот, нас собирались в Киров отправить! А у меня стоит адрес — «Махачкала». По закону туда должен ехать. Вот на эту провокацию мы ответили.
— Как?
— С подельниками договорились — просто из хаты не выходим. В таком случае они обязаны вызвать спецназ. Ни один продольный не сможет нас вытащить — хоть их сто человек будет! «Бу» сделаешь — разбегутся...
— Это ясно.
— Меня вытянули на разговор, начали уговаривать: «Давай, надо поехать...» Что, отвечаю, в Киров? Лучше здесь закончу путь, чем туда поеду!
— Какое мужество.
— Мы нормально все сделали. Культурно. Из камер не вышли, и все.
— А в ШИЗО попадали хоть раз?
— В карцер? Да, конечно. Да это санаторий легкий. Сидишь, маленькая комнатка, полтора на два метра. Шконарь выдвигается, в 6 утра его закрывают на замок. Провел там пять суток.
— Разве дают пять?
— Мне дали 15. Выпустили через пять.
— За что наказывали?
— Поругался с кем-то из продольных. На проверку не встал, что ли. Такое часто бывает.
— Мы вот чего понять не в силах: почему Дацик, который вырывал батареи и кидался на людей, вышел по УДО, а вы — нет?
— Вот все вам надо рассказать, да?
— Хотелось бы. Пользуясь случаем.
— Вот где он «батареи вырывал»?
— В камере вроде. Или в психушке.
— Тут история серьезная. В камере никакие батареи он не вырывал. Он же сидел в Питере, в «Крестах»?
— Вроде бы.
— Даже в YouTube есть видео. Голос Дацика, наверное, все знают. Парня привязали веревками к шконке, начали прессовать: «За что ты убил?» А тот ни сном, ни духом. Простой пацан, какой-то таксист. Якобы кого-то изнасиловал и убил. И вот эти люди, которых не видно, но слышен голос Дацика, требуют: «Расскажи, как она кричала!»
— Надо ж. Мы не слышали.
— Я вам скину запись, если интересно. Ну какую он батарею вырвет? С себя штаны снять не может! Этот человек работал там на администрацию. Ему отправляли тех, которых надо было сломать. У меня есть знакомые, которые с ним сидели. Если не ошибаюсь — хата 499. «Кресты», Питер.
— Так откуда он вышел по УДО?
— Из Красноярска. Откуда по УДО выйти невозможно, от слова «совсем». Пока ты не станешь полностью работником этой красноярской ИК.
Исходя из его слов, он плохо себя вел, батареи вырывал, дрался, его били, пытали. Как после этого выйти условно-досрочно?! Невозможно! Каждая ситуация прописывается: вырвал батарею — это рапорт. Послал продольного — карцер, 15 суток. Это я по себе знаю. Ну, после пяти суток сделали амнистию. А тут человек говорит, что вырывал батареи, дрался с работниками... Да за это не то, что выпустят досрочно — только добавят срок!
— У вас шансов на условно-досрочное не было?
— У меня срок маленький был. Я добрался в лагерь — оставалось семь месяцев. Месяц мы были в дороге, проехали Ростов, Волгоград, Астрахань — и приехали в Махачкалу.
— Чувствуете в Дацике настоящий бойцовский дух?
— Все, не хочу про него... Мы с ним неподалеку сидели на конференции Hardcore, его супруга была рядом. Они уже даже здороваются со мной. Но он все равно косо на меня смотрел. Просто я обещал его супруге, что не буду тему поднимать, это его личная жизнь.
Но что касается УДО — здесь я отвечу: невозможно получить освобождение, если у тебя хоть одно нарушение. Я делал УДО своему брату. Бурзе, подельнику. Они гири тягали, прыжки делали. Что-то вроде ГТО сдаешь. Все это для поощрений, для УДО. Но! Если на тебя лежит хоть один рапорт — все эти поощрения не действуют...
— Вы в тюрьме знали, что вернетесь в спорт?
— Я там на жесткую качку подсел.
— Видели-видели вашу фотографию. Мышцы от ушей шли к плечам. Кубики на животе.
— Сейчас-то я скинул эту громоздкость. А тогда весил 110. Каждый день что-то отдельно прокачивал. Сегодня — день груди, завтра — спины, потом — ноги, руки... Все расписано было! Какие-то спортсмены заехали — с ними спарринги во дворике.
— Кому-то хватало уровня с вами спарринговаться?
— Там был, например, Магомед Абдурахимов, брат Шамиля Абдурахимова из UFC... С ним последние четыре-пять месяцев в одной камере сидели. Сейчас-то он 130 весит, здоровый. А тогда был меньше меня. Вот когда начали с ним пахать, я понял — надо выходить и драться.
— Реально невиновные люди там в заключении попадались?
— (Молча раздвигает руки, намекая на себя.)
— А кроме?
— Да были, конечно... Хотя в их делюгу я же не залезу! Послушаешь — смешно становится. Думаешь: «Как за это можно сидеть?» Вот украл человек шоколадку — и за это вешают статью 162 ч.2 («Разбой, совершенный группой лиц по предварительному сговору, а равно с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия»), от 0 до 6 лет. Вот как?
— Как?
— А история реальная. Взрослый пацан взял шоколадку. Пришел на кассу, а там очередь. Рассказывал: «Я думаю — что буду ждать? Дай-ка проскочу, не видят...» Охранник взял его за плечо — он его оттолкнул. Тот что-то в рацию сообщил. Парень прыгнул в автомобиль и уехал. Не заплатив.
— Нашли?
— Он толкнул охранника — это расценивается как удар. Не случись этого, не было бы формулировки «грабеж». Была бы простая кража. Выписали бы штраф. При худшем раскладе — посидел бы полгода. Не сказать, что «невиновный»...
— Но и сидеть за такое смешно. Сколько получил?
— Четыре года!
— Ох.
— Вот зачморили пацана, дагестанца, за такую ерунду. Еще был русский мужичок, Игорь. Украл одеколон за 399 рублей. Чтобы выпить. Украл, убежал, поймали. Сел! Все переводили из одной камеру в другую. Были бомжи — специально что-то украдут, чтоб заехать на срок от 3 до 6 месяцев. Перезимовать.
— В каком-то интервью вы говорили — «строгий режим» в Шамхале сильно отличается от Ново-Тюбе, где вы сидели.
— Строгий режим — это для тяжелостатейников. Там лагерь побольше. А мне статью переквалифицировали — и поехал в Тюбе.
— Допустим, в ваших силах провести три реформы в колониях. Что бы изменили?
— Только одно — убрал бы ломки, пытки, приемки. В этом вся проблема, другого нет. Внутри арестанты и начальство всегда найдут общий язык. Столовая три раза в день, передачки, свиданки — нет проблем. Но вот лезет кто-то извне, дает указы: в Кирове должно быть так, в Красноярске — так... А человек должен быть сломан, унижен. Чтоб боялись. Вот и пугают в СИЗО этим — «Попадешь в Киров, Красноярск, Удмуртию, Бурятию...»
— Помните, как выходили? Что за день был?
— 18 мая!
— Даже дата отпечаталась?
— Срок у меня был до 19-го — но это президентский день. Меня дернул начальник: «У нас с тобой общее есть. Я когда в Афганистане служил, уволился 18 мая. У тебя срок до 19-го, но я тебя выпускаю 18-го...»
— Все спонтанно? Прямо 18-го?
— Нет, за пару дней до этого сказал. Все по закону.
— Хорошо, не в обратную сторону.
— Со мной сидел парень — пересидел четыре месяца!
— Такое бывает?
— Перепутали ему срок. Отца и матери у него уже не было. Совсем один, бедолага. Ну и забыли про него.
— Как провели тот день?
— Из Тюбе доехал в Махачкалу за полчаса. Ну и пошла махачкалинская суета. Куда-то отвезли, рассказы... Сразу два с половиной года забылись — будто не сидел! Обычная Махачкала!
— Самая обсуждаемая тема — заключенные в ЧВК «Вагнер», речь Пригожина. Есть знакомые, которые предпочли фронт тюрьме?
— Нет. Но я с сидельцами сейчас не общаюсь, со связью проблемы. Вот мы говорили про реформы. Людям положенные звонки не дают сделать!
— А положены звонки?
— Я могу взять бумагу, написать заявление: «По такой-то ситуации, связанной с семьей, нужно срочно совершить звонок». Должны дать! А там каждый второй не звонит, люди сидят тихо. Хотя кто-то специально не хочет, чтоб их слышали. Полтора года тишины — чтоб все забыли.
— Зачем?
— Резонанс мешает уголовному делу. Действует на прокуратуру, суд...
— Не было бы резонанса — может, вам и меньше дали бы?
— Да мне нормально дали. Я не против.
— Под мобилизацию можете попасть?
— Я? Да куда? Мирный житель! Всякое может быть. Шутки шутками, но... Когда все начиналось, даже далекие от политики люди в Дагестане клеили на машинах «За Россию», радовались. А чему радовались — не знали. Сейчас — ну, давайте, берите в руки оружие, идите! Так где вы?
— Где?
— Все справки делают, болеют, прописку меняют. Прячутся. Это касается чисто моего региона.
— Ваша фраза: «Проиграть для меня не такая беда, я не боюсь». Но сказано это было еще до боя с Кудряшовым.
— А что с Кудряшовым? Нормально все!
— Казалось — тяжелое поражение.
— Само собой, когда не мою руку подняли — мне было неприятно. Но бывали у меня поражения и похуже. Я ж боксировал в любителях, пропускал, били. Нокаутов не было, но...
— Вы говорили — не падали ни разу.
— Ну да. Да и здесь не упал. Так, прыгнул не в ту сторону... (Смеется.) Ничего особенного! Просто бой быстро закончился — людям кажется, что все трагично: «Э, Вагабов проиграл за 45 секунд, значит, ничего не умеет...» А если бы это был пятый раунд, например?
— Переживали после?
— Из-за поражения — нет. Это ж часть бизнеса.
— Кудряшов высказался после: «Вагаб проиграл до боя. Люди делали с ним интервью, говорили: «Такого Вагабова никогда прежде не видели...»
— Я только вышел из самолета, не спал. Был на этом интервью уставшим. А Диму Кудряшова я всегда уважал. Когда я бокс оставил, он ворвался в профессионалы. Я видел практически все его бои. Что тогда говорил, что сейчас могу повторить — его грамотно вели промоутеры, давали ему жертв, «булочек»...
— Рейтинг ему надували?
— Совершенно верно. У нас, кстати, был общий соперник. Кудряшов рассказывал: «Вот, Вагаб устроил с ним 4-раундовую войну, а я его нокаутировал».
— Что за соперник?
— Александр Охрей, украинец. Да, базара нет. Но я — человек, оставивший бокс в 2006 году. Занимавшийся чем угодно, но не спортом. Начал тренироваться в 2011 году. Я дрался, у меня рекорд на Tapology с 2006 года, но я не тренировался!
— Это возможно?
— Я мог стоять посреди поселка, мороженое кушать, семечки грызть. Мне звонок: «Поехали в Краснодар. Два боя за вечер, 500 долларов». Едем!
— Романтика.
— Или в Волгоград, К-1. 3 боя — 1200 долларов. Так и дрался — просто потому, что любил драться. А пахать не любил. Не было у меня системы тренировок. Только с возрастом понял, что это нужно. Оставил бокс, занимался всем — торговлей, бизнесом, индивидуальным предпринимательством...
— Яркая у вас жизнь, Вагаб.
— В 2012 году занимаюсь джиу-джитсу, еду на чемпионат мира. В 2013-м участвую в реалити-шоу, на котором мне Chery дали. В тот же год съездил на Кубок Персидского залива. 6 боев выиграл, стал вторым. Больше для себя — в кайф! Тут и предложили мне бой с Александром Охреем. Да, он не «вау» для Кудряшова сейчас — но когда Дима дебютировал, Охрей его в нокдаун отправил. Я уж не стал об этом говорить. В третьем раунде Кудряшов его нокаутировал.
— А у вас вышла заруба?
— Я уже три года был джитсер — и четыре раунда отбоксировал с человеком уровня сборной Украины. Для меня это было нормально! О ком еще Кудряшов говорил? О Гомесе?
— Что Гомес?
— Я еще чуть застопорился. Дима меня спрашивал: «Ты чего, Гомеса не знаешь?» А я не знаю! За карьерой Кудряшова следил, болел за него. Но вот этот бой и еще парочку пропустил. Потом интересно стало — что за Гомес такой? С кем боксировал?
— Впечатление?
— А вы посмотрите. Если б сегодня кто-то из российских боксеров этому Гомесу проиграл бы — можно заканчивать карьеру сразу. Просто «булочка». Для борцов, вольников он был бы интересным боксером, а так...
— Кудряшов после боя высказался ярко: «Вагаб много говорил, но мало сделал».
— Даже если бы я не говорил — кому интересен Дима Кудряшов, который подряд проиграл 5 боев? Он мне должен спасибо сказать за то, что о нем вспомнили! Дрозд с ним интервью делал — сказал: «Я про Вагабова только после вашего боя узнал». А я вот всю карьеру Дрозда знаю. Ну, они — боксеры...
— К Кудряшову негатива нет?
— Нет. Просто эти слова... Мне интересны бои с любыми сильными ребятами! Я не прыгаю на блогеров. У кого подписчиков больше — лишь бы побить. Мне сказали: «Есть вариант с Кудряшовым». Я ответил: «Полный вперед!» Мы разные. У него другой образ жизни. То, что для него норма, для меня — нет.
— Вы о чем?
— Житейские вещи. Не будем об этом...
— Реванш будет?
— Если будет, то, конечно, по боксу. Кто-то мне говорил про ММА. Я ответил — по ММА он против меня не выйдет никогда. Хотя года три назад на Fight Nights ему хотели что-то устроить...
— Сделать бой с кикбоксером. Но что-то не срослось.
— Совершенно верно. На этом же подкасте Дима сам сказал — в MMA не собирается. Я понимаю. Зачем ему это? Или дайте ему того же Гомеса. И 5-10 миллионов. Но не со мной.
— В вашем бою кто кого вызвал?
— Он меня вызвал в ринг. Я не мог отказать. Хотя мог сказать: «Дай полгода паузы, у меня бои». Как раз были бои ММА в четверке, я среди них. Но я себе такого сказать не позволю!
— Это отчаянно.
— Мне скажут: «Нужна замена, сегодня боксируешь с Усиком» — я выйду. Хоть класс разный.
— Еще раз встретились бы с Кудряшовым — что изменили бы в тактике?
— Все очевидно. Там по-другому надо было. С такими, как Дима, надо работать вторым номером, другого варианта нет. Нельзя лететь, рисковать.
— Вы вспоминали Волгоград и бои за 1200 долларов. Самые удивительные условия, в которых дрались?
— Были крошечные ночные клубы, клетка — и люди впритык стоят. Вообще, самые экстремальные и интересные условия — это на реалити-шоу М-1 Fighter. Мы провели по три боя меньше чем за месяц!
— С весогонкой?
— Я весил 89-90, а дрался в 93. Толик Токов был 84, хотя он гонял. Это все бесплатно, без гонорара. Три боя — разбитые губы, рассечения, руки и ноги битые. Просто ради медийки.
— Самая памятная гематома в вашей жизни?
— Случалось, глаз был целиком закрыт. Потом под ним резали, чтобы кровь выпустить.
— Господи!
— В руке спица, губа разбитая. Это все после 2006 года, когда я перестал тренироваться. Просто ездил выступать. Есть еще шрам, мне губу разбили кулаком.
— Это как?
— Был спарринг. Оппонент снял перчатки быстрее, чем я. Ну и залетело.
— Саша Емельяненко говорил, что самые роскошные шрамы он получил в обычной жизни, а не в ринге.
— Я все шрамы получил в обычной жизни! От ринга ничего нет!
— Вы ж говорите — спарринг.
— Это было в спортзале, но уже перешло в плоскость улицы. Еще на голове какие-то рассечения.
— Самый смешной гонорар в вашей жизни?
— Давали телевизоры, шмотки... Спортивный костюм дали как-то! Я ж говорю — дрались только потому, что интересно было драться. Я весил 76 — и дрался с большими. Стокилограммовые для меня уже считались огромными!
— С деньгами не кидали никогда?
— Ни одного случая. Даже брал больше, чем договорились. Обещали 300 долларов — давали 700.
— Лишь бы вы уехали?
— (Смеется.) Чтобы организатор смог уехать...
— Когда против вас выходят пятеро — что главное? Выщелкнуть главаря?
— Так это не работает. Резко ушатываешь первых двоих, а дальше — по ситуации.
— Лучший прием для уличной драки?
— Нежданчик. В бороду.
— Легендарный каратист Иншаков говорил, что лучше удара в печень ничего нет.
— За 3-5 секунд может и не взять! Человек успеет тебе ответить, а потом упасть. Я от печени падал, это такая вещь... Вроде боксируешь, пропустил, дальше работаешь — и вдруг ноги ватные. Пытаешься стоять — но не получается. Уходишь.
— Убедили. Лучше в бороду.
— Да, если в бороду — человек сразу выключается. Как и в висок. Но если попадешь в висок — можешь убить. А если в бороду — просто выключаешь.
— Как вы выключили Шульского?
— Шульский, кстати, не выключился. Крепыш! Второй-то удар — ерунда. Он очень тяжелый в первом раунде пережил. Упал, да, был нокдаун, но встал.
— Вы почувствовали, что удар был хороший?
— Еще бы! Нормально он пропустил. Там же и сломал челюсть. На второй раунд вышел с уже сломанной.
— С него все сняли. Уже готов, рвется в бой.
— Да перестаньте. Ему как минимум год еще надо выжидать. Пока пластины приживутся.
— Когда-то вы обмолвились — обожали экзотическое упражнение «подъем на песчаную дюну». Это ж ад.
— Это в Америке, Jackson Wink. Пушка вообще. Там все работает. Поднимаешься, потом спускаешься — рывок, спиной, боком, с палочкой, с гирями. Потом мяч кидаешь. Он скатывается — пока добегаешь, ты его ловишь. Палку кидать легко, она останавливается в песке, а с мячом совсем другая история! Роскошная работа на функционалку!
— Самый тяжелый кросс в жизни?
— Я вообще люблю бегать. Могу по три часа.
— С вашим-то весом? Разве большие любят беготню?
— Я же сухой, поджарый. Правда, люблю! Вот сейчас были сборы — почти 8 километров кросс вверх. Потом обратно. Я по 20-25 километров бегал. В нашем парке.
— Ленинского комсомола?
— Ну да. Там круг 1,2 километра. Все наши спортсмены его знают. Я таких давал десять. Самая обычная тема. У меня всегда три «базы» — ноги, спина, жим. Еще длинные кроссы, ближе к боям — рывки и спарринги. Всю жизнь так тренируюсь.
— В Америке наверняка встречали людей вроде Фергюсона, которые придумывали себе упражнения с шинами от грузовиков.
— Я другое видел. В Альбукерке у нас был парень — какой-то военный. Пояс одевал, разгрузочный ремень. На нем игрушечные стволы, еще что-то... А один раз пришел с боевым автоматом!
— Наш рассказ становится горячим.
— Какой-то винчестер принес. Падал с ним, кувыркался.
— Это боец был?
— В прошлом — да. Говорили, серьезно выступал. Но уже в возрасте. Каждый день приходил — отрабатывал военные навыки. Конкретный такой. Сапоги снимет, ползет с автоматом. Там публика была с именами. Я с Тимом Кеннеди спарринговал, Карлос Кондит приходил. Вот когда Ромеро и Белфорт приехали, я как раз уезжал.
— С Ромеро вы и подраться могли.
— Да, сорвался бой...
— Альбукерке считают в Америке опасным городом. Вы, поживший в Махачкале нулевых, это почувствовали?
— Думаю, даже сейчас в Махачкале опаснее, чем в Альбукерке. Там просто бомжей много. Берут тележки из гастрономов — возят в них свои шмотки.
— Как-то вы крепко сформулировали: «Не зашла Америка, нет на эту тему огня».
— Вообще неинтересно!
— Мало кто из бойцов такое готов повторить.
— Да вот все люди рвутся туда, даже сейчас. Многим землякам я помогал бои делать. Из того же DagFighter и «Горца» ребятам я много боев сделал. До 2017 года помогал — пока не приплыл к берегам централа.
— С визой проблем не было — как у отца Хабиба?
— Одна была туристическая, одна рабочая. Без проблем давали. А насчет интереса — ребята говорят: «Хочу сделать рекорд и поехать туда». Да что там делать?
— Выступать, титулы завоевывать, деньги зарабатывать.
— Ну какие там деньги?!
— Да. Недавно Икрам Алискеров говорил: чтоб нормально жить в Америке — нужно 4 тысячи долларов в месяц.
— Вот точно — мы с Артуром жили, уходило по 8-10 тысяч на двоих. Ощущение, что некоторые спортсмены — как попрошайки. Это дай, то дай, там помоги. У кого-то есть бабки и возможности — все равно умудряются у богатого человека 15 тысяч на дорогу попросить. Я таких знаю!
— Мы тоже.
— Я и мой круг смотрим на это иначе. Я здесь заработаю сам — чего туда рваться? Чтоб заработать, нужно 6-8 лет драться в UFC. Магомед Анкалаев сколько там уже? У него в UFC 9 побед подряд!
— Скучно вам в Штатах не было?
— В Нью-Йорке было интересно. А вот Альбукерке, Нью-Джерси, Финиксе, Аризоне... Друзья говорят: «Приехать отдохнуть в Майами — это класс. Но жить здесь, пахать, драться — нет...» Вот сколько тот же Анкалаев ждет бой за титул? А денег больших нет — время идет! Думаю, за этот период он бы в России серьезно пошумел. Избил бы всех. Ну и бабок заработал. У Хабиба все сложилось иначе — но он такой один на миллион.
— Хабиб заслужил.
— Тут вопросов нет. Настолько с головой уйти в спорт... А отец сколько для него сделал! Сегодня это невозможно.
РЕН ТВ покажет прямую трансляцию боя Вагабов — Николсон 30 сентября в 23.00 мск. Билеты на суперсерию «Бойцовского клуба РЕН ТВ» можно приобрести по этой ссылке.