Газета Спорт-Экспресс от 27 февраля 1997 года, интернет-версия - Полоса 16, Материал 1

Поделиться в своих соцсетях
/ 27 февраля 1997 | Хоккей

ХОККЕЙ от "СЭ"

№ 20. Февраль `97

Сандис ОЗОЛИНЬШ

КЛИНТОН ПЕРЕПУТАЛ И НАЗВАЛ МЕНЯ ОЗОЛИНСКИМ

Игорь РАБИНЕР

из Сан-Хосе

Игорь РАБИНЕР - собственный корреспондент "СЭ" по Северной Америке

Стереотипы по сути своей легковесны и поверхностны. А национальные - особенно, поскольку в любой стране, у любой нации нет двух одинаковых или даже очень похожих людей. Какими, скажем, молва и анекдоты рисуют прибалтов? Молчаливыми, каменно спокойными, неторопливыми, основательными, чуть себе на уме. Все эти качества присущи Сандису Озолиньшу... с точностью до наоборот. Принято считать, что прибалт улыбается в исключительных обстоятельствах. А суперзащитника "Колорадо" то и дело разбирает искренний, жизнерадостный смех. Прибалтийская медлительность? То, что я узнал об Озолиньше и его увлечениях от него самого и его друзей, позволяет мне назвать его "человском-скоростью". Скрытность? Сандис открыт и откровенен, не подбирает нейтрально-дипломатических формулировок, в нем абсолютно нет никакой "звездности", которая в соответствии с другим стереотипом обязательно должна присутствовать у людей, взобравшихся на спортивные вершины. Озолиньш как магнит притягивает к себе, и если зачастую после интервью со спортсменом ты не хочешь продолжать знакомство (отбыл свою журналистскую повинность - и в душе посылаешь косноязычно-туповатого собеседника на все четыре стороны), то с Сандисом хочется общаться вновь и вновь. И болеть за него, когда он в очередной раз стремительно выкатывается на лед в составе денверской "Лавины". Я попросил одного из лучших друзей Сандиса - вратаря "Далласа" Артура Ирбе - определить одним словом то, что его больше всего привлекает в Озолиньше. И в ответ услышал: "Естественность. Я мог бы назвать десяток качеств, но это, наверное, главное. Он никогда не играет роль, его поступки никогда не бывают на публику". Эту характеристику прекрасно проиллюстрировал эпизод, свидетелем которого я стал в дни All-Star Game в Сан-Хосе: Сандис принимал участие в этом НХЛовском празднике, будучи выбранным болельщиками в первую пятерку команды звезд Западной конференции. Как одна из фигур, привлекавших наибольшее внимание, он по логике вещей должен был находиться все время с остальными суперзвездами, появляться на всех официальных мероприятиях - словом, вести себя в строго заданных рамках. А Озолиньш вместо этого все четыре вечера провел в компании своего закадычного друга Андрея Назарова, с которым, как и с Ирбе, они были не разлей вода, когда играли в "Шаркс". И на единственный "звездный" банкет, который Сандис все-таки почтил своим присутствием, он пришел тоже вместе с Назаровым. Объяснил это Сандис так: "Непривычно мне это суперзвездное окружение, неудобно я себя там чувствую. Мне куда ближе компания старых, проверенных друзей, с которыми я могу быть раскованным и откровенным и которые поставят меня на место без всякой дипломатии, если я начну заноситься".

Естественность. Ею проникнуты все поступки и действия этого человека, которого близкие друзья называют Озиком. Она проявилась даже в том, что с первой же минуты знакомства мы перешли с ним на "ты" - для него было естественно общаться на равных с ровесником, который пришел не для того, чтобы вынюхать что-то сенсационное или скандальное, а просто по-человечески поговорить, постараться понять его характер и истоки его удивительной игры. А мне было очень легко с ним беседовать не на "вы", потому что в манере держаться Сандиса нет и намека на этакое барское чувство собственного превосходства, с каким многие наши спортсмены зачастую общаются с журналистами, почему-то считая нашего брата людьми второго сорта, зарабатывающими свой капиталец на жизнеописаниях Их Величеств Суперзвезд.

ГОРНОЛЫЖНИК И ЭКС-МОТОЦИКЛИСТ

Человеческой природе свойственна переменчивость. С чередой лет меняются увлечения, привязанности, появляются новые идеи и прожекты. Правда, есть и такие люди, которые с детства сосредотачиваются на чем-то одном, становящемся постепенно делом жизни (скажем, Алексей Яшин как-то признался, что уже в 5-6 лет он всем своим существом был погружен в хоккей). Однако меня всегда больше привлекали натуры, для которых спорт - не все в жизни, а лишь одно из ее проявлений. Озолиньш - классический пример такого человека. Для иллюстрации приведу высказывание о нем его агента Пола Теофаноса: "Сандис моментально схватывает все новое. Как-то мы с ним поехали кататься на горных лыжах. В тот день он встал на них в первый раз - и каким же был мой ужас, когда спустя час я увидел его мчащимся с головокружительной скоростью с самого крутого склона, какой там только можно было найти! И эта увлеченность скоростью, это обожание ее проявляются во всем: в катании на горных лыжах, в вождении машины или мотоцикла, а главное - на льду. Неудивительно, что Сандис - один из самых быстрых и ловких конькобежцев в лиге".

- Нетерпеливый я, наверное, - говорит Озолиньш. - Не могу долго и нудно ехать на машине. Не могу тихо катиться по пологому склону - скучно. Или вот в гольф пытались меня научить играть - не получается. Когда закончу с хоккеем, постарею, делать будет нечего - тогда, может, и сумею четыре часа неторопливо гонять маленький мячик по газону. А пока это удовольствие не для меня. Я обожаю ощущение скорости, оно добавляет мне адреналина в кровь. По идее, на тех же горных лыжах хоккеистам нельзя кататься: если получим травму, клуб не будет выплачивать страховку. Но город наш Денвер в окружении таких шикарных гор находится, что грех не вырваться туда. Но лыжи - это так. А вот когда на мотоцикле летишь по шоссе, на спидометре - 115 - 120 миль в час, а ты - в одной маечке, джинсиках, ну, в шлеме еще - как будто он поможет... На секунду ловишь себя на мысли: а вдруг сейчас камушек какой под колесо попадет? Но ты ее, мысль эту, гонишь прочь - и опять на газ!

На спортивном мотоцикле Озолиньш, правда, больше не ездит... С детства Сандис гонял на мопедах, а вот настоящего мотоцикла у него не было - родители не разрешали. Сколько ни ныл, ни умолял - бесполезно. Только после приезда в Штаты появилась возможность оседлать мотоцикл, и пользовался ею лихой защитник на полную катушку. До тех пор, пока не настала ему пора подписывать новый контракт с "Сан-Хосе", одним из пунктов которого вдруг оказался... запрет ездить на мотоцикле. Оказывается, однажды Сандис в своем стиле прожужжал мимо главного тренера "Шаркс" Кевина Константина, человека мрачного и таких забав не понимающего. Константин в восторг не пришел, и в общем-то его можно понять: случись что на такой скорости - и костей лучшего защитника не соберешь. Вот тренер и настоял на внесении этого пункта в контракт. Да и друзья Озолиньша в лице, например, Назарова увлечения этого не одобряли: "Твое дело - на льду быстрее всех быть, ну еще на машине можно с ветерком проехаться - этим все мы грешны. Но мотоцикл - это уже слишком".

Узнав о столь оригинальном пункте в контракте, Озолиньш с тяжелым сердцем продал любимый мотоцикл. А когда подписывал окончательный вариант соглашения, пункта этого... не оказалось: "Нет, он был бы, но руководство клуба узнало, что я продал мотоцикл. С тех пор я в этом отношении успокоился. Сейчас, в "Колорадо", могу вполне легально его купить, но что-то не тянет. Повзрослел, что ли, - все-таки уже двое детей..."

А с машиной у него пару лет назад была одна неприятная история, попавшая в местные газеты. Шел локаут, игроки с непривычки порой это чересчур бурно отмечали - сами понимаете, в каком смысле. Вот полиция однажды Сандиса и прихватила. Были крупные неприятности, поскольку в Штатах нет худшего преступления на дороге, чем езда под хмельком. Даже то, что он был одним из самых популярных игроков "Шаркс", не помогло - в Америке на полицию это не действует.

- Это была глупая ошибка молодости. Сейчас бы я такого не сделал. После того случая до меня дошло: ладно, со мной по моей вине что-нибудь случится - поделом, но как я буду дальше жить, если жизнь чью-то погублю?..

ПЯТЬ БРОСКОВ ЗА "ЛАСТОЧКУ" И "ПИСТОЛЕТИК"

Агент Пол Теофанос дает Озолиньшу и такую характеристику: "Он напрочь лишен чувства страха". Сам Сандис если и согласен с этим, то только применительно к хоккею.

- Когда я подключаюсь к атаке, то действительно абсолютно не боюсь провалиться, оголить зону, получить контратаку. Потому что когда я выхожу на лед, то просто не представляю себе, что можно проиграть или пропустить - думаю только о том, что надо выиграть и забить. Поэтому и играю без опаски. Если в прошлом сезоне у меня из-за этого разногласия с тренерами еще случались, то в этом - уже нет. А вот в жизни я многих вещей боюсь - я же нормальный человек. К примеру, вещих снов. Началось это уже в Колорадо, когда однажды очнулся посреди ночи в холодном поту: мне приснилось, что за мной гонится полиция, я убегаю, убегаю и никак убежать не могу. А через два дня меня остановили за превышение скорости! С тех пор жутко боюсь этих снов, потому что еще пару раз они сбывались.

Как видим, шаблон "бесстрашный" к Озолиньшу тоже не совсем подходит. Его шарм, мне кажется, тем и объясняется, что в жизни он - такой же, как все, с нормальными человеческими эмоциями, стремлениями, мечтами. А вот на льду Сандис - вовсе не гренадер, а самый обычный парень, подхватив шайбу, без сомнений кидается в неизвестность, повинуясь чутью и инстинкту. Может и проиграть, но его никогда не освищут: болельщик любит рисковых игроков, ищущих счастья у чужих ворот, а не опасливо жмущихся к своим. Причем очень талантливо ищущих.

А началось-то все с фигурного катания.

- С 4 до 6 лет я был фигуристом-одиночником, и вроде бы у меня получалось: мама сохранила фотографии, на которых я с дипломом стою - выиграл что-то. Но не по душе мне это было. Во дворе все дети были как дети - гоняли шайбу, мечтали стать Хелмутами Балдерисами. Я тоже мечтал, но мама видела меня фигуристом. И тогда я ей поставил условие: если хорошо делаю "ласточку" или "пистолетик", она встает в ворота и отражает пять моих бросков. Кончилось все тем, что в один прекрасный день маме это надоело, и она сказала: "Пошли в хоккей". Ну а поскольку благодаря фигурному катанию с владением коньками у меня проблем не было, в секцию приняли сразу. Так я в хоккее и оказался. И слава Богу, потому что в школе мне из-за фигурного катания проходу бы не дали - там это считалось занятием исключительно для девчонок. А в хоккей играешь - значит, мужик!

Не стоит думать, что в хоккее у Сандиса все шло как по маслу. Лет в 15 - 16 наступил кризисный момент, когда ни на площадке, ни в школе не получалось абсолютно ничего. Он уже собирался все бросать и пойти куда-нибудь работать, да друг отговорил, убедил, что нужно еще потерпеть. И вот однажды...

- Однажды в нашу юниорскую команду пришел тренером человек по имени Василий и по фамилии Тихонов. Поглядел он, как мы играем, пригласил меня в кафе и спрашивает: "Ты кем хочешь быть - нападающим или защитником?" Я ответил: "Раз в нападении в седьмой тройке играю, то, может, в защите лучше попробовать". После этого все перевернулось. И дело не столько в том, что перевел меня Тихонов в защиту, сколько скорее в том, что заинтересовал он меня по-настоящему хоккеем, даже тренировки заставил полюбить. Раньше я играл как бы по инерции, а тут захотелось вдруг что-то доказать, как-то себя проявить. Благо и стимул был: одну нашу юниорскую пятерку стали к команде мастеров подключать, на сборы брать. А еще мне повезло, что по тогдашним правилам в каждой команде должно было выходить на лед не меньше двух "масочников"...

Спустя всего два года Озолиньш попал в НХЛ - тоже, как он считает, во многом благодаря везению. Руководство рижского "Динамо" даже слышать не хотело о том, чтобы куда-то отпускать талантливого юниора. А в это время Василий Тихонов, работавший тогда уже в Финляндии, вовсю названивал Сандису (агента у него тогда еще не было): "Сан-Хосе", мол, созрел подписать с тобой контракт и хочет это сделать на чемпионате мира среди юниоров в Германии. Видимо, прознав о хищных заокеанских намерениях, динамовские начальники на старте сезона-91/92 прямо сказали парню: "Ты точно никуда не уедешь". Но тут начался, по выражению Сандиса, переворот в латвийском хоккее, и за короткий срок команда трижды поменяла название и спонсоров.

- У "Динамо" не было нормального хозяина, у меня с "Динамо" не было никакого контракта, не с кого было трансфер получать, некому - деньги платить... То есть я был свободным человеком, и никто не мог мне помешать после того чемпионата мира уехать в Штаты. В этом-то мне и повезло.

Повезло Сандису и с агентом, который начал с ним работать на том самом чемпионате. Сейчас Озолиньша и Теофаноса связывают не только деловые, но и дружеские отношения.

- Я слышал, что бывают агенты, которые занимаются только хоккеем, а жизнь клиентов их не интересует, - говорит Сандис. - У нас с Полом все иначе: если тебе что-то необходимо, ему можно позвонить в любое время дня и ночи, и он сделает все, что в его силах. Помню, как он опекал меня, когда я только приехал в Штаты и еще ничего не знал и не понимал. Характерно, что он со всеми своими клиентами находится в таких отношениях, не деля их на "очень важных", "важных" и "всех прочих".

КРАХ МЕЧТЫ, ОБЕРНУВШИЙСЯ СЧАСТЬЕМ

В Сан-Хосе Озолиньш прожил три с лишним года - и это были прекрасные годы. Сандис прибавлял день ото дня, благо партнеры по звену ему достались такие, о каких можно только мечтать, - Ларионов и Макаров. В 94-м 22-летним он вместе с Ирбе попал на первую свою All-Star Game, что тогда было для него еще более важно, чем сейчас, поскольку являлось одним из условий повышения суммы контракта. На тот матч в знаменитый нью-йоркский "Мэдисон Сквер Гарден" приехали и его родители, впервые оказавшиеся в США и с трудом верившие в реальность происходившего. Как же они были счастливы, когда Сандис с двумя голами и одной результативной передачей стал лучшим снайпером сборной звезд Западной конференции!

- А через несколько дней после той игры на нашей "Сан-Хосе Арене" было устроено командное мероприятие, во время которого мы с Арчи Ирбе должны были для популяризации хоккея два часа стоять с Кубком Стэнли, улыбаться, фотографироваться и давать автографы, - вспоминает Озолиньш. - Кто бы мог тогда подумать, что спустя два с половиной года я на самом деле завоюю этот Кубок, но только с другой командой...

Еще до обмена в "Колорадо" Сандису пришлось пережить очень непростые дни. Во время локаута пришла пора подписывать новый контракт с "Сан-Хосе". И тут нашла коса на камень: предыдущий его контракт был по НХЛовским меркам просто смехотворным - 200 тысяч долларов, и Сандис, уже поучаствовавший в "Матче всех звезд" и знавший себе цену, потребовал 1 миллион 800 тысяч, а "Акулы" были готовы расщедриться только на миллион. Дебаты шли долго, и поскольку тренироваться с "Шаркс" Озолиньш возможности не имел, агент устроил его в только что созданную команду Интернациональной хоккейной лиги "Сан-Франциско Спайдерз" (уже, кстати, почившую в бозе), первый гол в недолгой истории которой ему и довелось забить.

- Последние две недели спор с "Акулами" шел уже всего из-за 100 тысяч. Не Бог весть какие деньги, можно было и уступить, но тут сказалось мое природное упрямство. Кончилось все тем, что мне дали точную копию полуторамиллионного контракта, который за месяц до того подписал с "Нью-Джерси" Скотт Нидермайер, и сказали: "Это последнее, на что мы согласны. Или это - или ничего". Почему мерилом стал Нидермайер? А потому, что мы с ним считались как бы равноценными на рынке игроков: примерно одинаковый возраст, похожие стили, Скотт выиграл Кубок Стэнли, а я попал на All-Star Game. Ну я и подписал тот контракт, и даже успел вовремя начать сокращенный из-за локаута сезон.

В описании Озолиньша эта история выглядит вполне обыденной. Однако на какой в действительности риск он тогда пошел, я понял из слов Назарова: "Сандис сыграл ва-банк, решив показать руководству, что он - не какой-то простачок Ванек, о которого можно ноги вытереть. Даже когда речь всего о 100 тысячах шла и можно было плюнуть и подписать, он из принципа отказался это делать и пошел играть в "Спайдерз". Это теперь в НХЛ игроки то и дело из-за разногласий по контрактам месяц-другой сезон не начинают, а тогда это был один из первых бунтов, и никто не знал, чем все может кончиться. Он проявил тогда и характер, и уважительное отношение к своему труду, от которого напрямую зависит благополучие его семьи".

Тот короткометражный сезон Сандис благополучно доиграл до конца, а в начале следующего, осенью 95-го, с ним случилось то, что рано или поздно поджидает любого хоккеиста НХЛ. "Колорадо" искал атакующего защитника, "Сан-Хосе" начал вовсю избавляться от наших и к тому же жаждал получить забивного, силового, умеющего и обвести, и за себя постоять форварда. В результате Озолиньш отправился в горный Денвер, а Оуэн Нолан - в солнечный Сан-Хосе.

Артур Ирбе вспоминает: "После того как Сандиса трейданули, я три раза выходил на лед с начала матча - и все три раза меня заменяли. Играл без души, внутри были какая-то пустота и безразличие к тому, что происходит на площадке. У нас с Сандисом разные характеры: он более живой, рисковый, часто действует инстинктивно, а я более спокойный и рассудительный. Но полюса, как известно из физики, притягиваются друг к другу, и за три года мы стали, как братья. По-настоящему я понял, что он для меня значил, когда произошел обмен".

Несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте, Артур и Сандис действительно были, как братья. И, когда Озолиньша обменяли, Ирбе показалось, что его разрубили пополам. Они, как и их жены, и сейчас все время перезваниваются, а прошлой весной Артур побывал у Сандиса в гостях во время победного "плей-офф".

В аэропорт на рейс Сан-Хосе - Денвер Озолиньша со всем его немалым багажом отвозил Назаров. Настроение было тяжелым.

- Почти у каждого хоккеиста, попадающего в НХЛ, есть мечта - сыграть в одной команде всю карьеру, - говорит Сандис. - И вдруг меня лишили этой мечты. Обмен мне казался трагедией: как же я там выживу, что буду делать?! Теперь я с улыбкой вспоминаю те свои страхи, а тогда уходил с жуткой болью. Однако, как оказалось, я ушел туда, где меня ждало настоящее хоккейное счастье.

КУБОК СТЭНЛИ ДО РИГИ НЕ ДОЕХАЛ

Настоящая слава пришла к нему прошлой весной. Самым результативным защитником Кубка Стэнли с 19 очками в 22 играх на одном фарте и кураже не станешь - тут и мастерство, и характер надо иметь незаурядные. Эх, если бы еще он, а не Крупп забил решающий гол в овертайме четвертого матча с "Флоридой" в Майами - такие ведь три возможности были!..

- Ванбисбрук стоял лучше, чем я бросал. А когда Уве Крупп его все-таки пробил, я был счастлив точно так же, как если бы сам это сделал. А насчет "настоящей славы", как ты выражаешься, - все-таки не уверен. Во-первых, в команде есть куда более популярные люди, так что пока, слава Богу, я еще могу жить по-человечески и, например, гулять, не рискуя быть растерзанным толпой восторженных фанатов. Арчи Ирбе в Сан-Хосе и по сей день гораздо популярнее, чем я в Денвере. А во-вторых, даже в финальной серии Крофорд не выпускал меня в те моменты, когда надо было не забить, а отстоять ворота. Сначала я обижался на него и на его помощника Лжоэла Куинвелла, который теперь главным в "Сент-Луисе". Кстати, большой оригинал: мог запросто у Лехи Гусарова сигарету стрельнуть. Но мужик очень умный - до того умный, что порой это меня бесило. Не вписывался я в какие-то его тактические схемы, связанные с обороной, - и сидел себе на лавке. Дулся на них обоих, а потом перестал - понял, что правы. Тренерская мудрость и заключается в том, чтобы использовать лучшие качества игроков. Зачем меня ставить в оборонительной ситуации, если я могу потерять своего игрока? Зато, когда надо забить, меня используют по полной программе. В большинстве секунд 90 - 100 играю - красота! А над чем мне еще работать и работать надо, очень хорошо знаю. И работаю.

Тогда, после триумфа в Майами, работа у них закончилась и начались праздники - сначала в раздевалке, потом в самолете, на котором они прилетели в Денвер только в 9 утра. Правда, сказать, что игроки разошлись в полете так, что самолет трясло, нельзя: ведь с ними были жены, предусмотрительно привезенные в Майами руководством клуба в день четвертой игры. Затем был парад на улицах Денвера, во время которого хоккеисты проехались на пожарных машинах, после парада - банкет и, наконец, чисто командная вечеринка у одного из самых ненавистных для болельщиков команд-соперниц игроков "Лавины" - Клода Лемье.

- Таких людей, как Клод, всегда лучше в союзниках иметь, чем наоборот, - улыбается Озолиньш. - Он, кстати, не только на льду выделяется, но и вне его: очень поговорить любит, на собраниях речи толкать. Однажды собрал всех тренер, выступил, потом спрашивает: "Какие есть вопросы?". Встал Лемье, начал говорить. Когда закончил, все посмотрели на часы и увидели, что говорил он... в два раза дольше, чем тренер. Но никто по этому поводу недовольства не выражает - все видят, что переживает человек за команду. Другие - скажем, Сакик, которого мы называем "тихим лидером", или Каменский - не любят быть в центре внимания, а Лемье любит. Отмечая победу, все со смехом вспоминали, как после поражения от "Анахайма" в матче регулярного чемпионата рассерженные тренеры запретили им играть в карты и пить пиво, а во время полета домой не разрешили бортпроводникам показывать игрокам кино. Воспитательная мера сработала: в следующем туре "Лавина" разнесла соперника в пух и прах - и все запреты были тут же сняты.

После всех банкетов и парадов Кубок Стэнли отправился в путешествие по миру - в страны, чьи игроки стали его обладателями. Но до Риги, увы, он не доехал.

- Причем был-то Кубок всего в двух шагах от нее - у Форсберга в Швеции, - сокрушается Озолиньш. - Но почему-то ко мне в Ригу его везти струхнули. Начались отговорки: мол, в Швеции были чемпионаты мира, а в Латвии нет, и вообще, дескать, они не знали, что я в тот момент нахожусь в Риге. Обидно было, конечно, - очень хотелось, чтобы Кубок побывал у меня в Латвии. Я никогда не был националистом, но всегда гордился своей родиной, и ни разу даже сомнения не возникало, за какую сборную мне играть. Только не воспринимай это, как завуалированную критику в адрес Каспарайтиса - у Дарюса другая ситуация, там же, кроме него, вообще никого нет. А наши уже и до группы А чемпионата мира добрались. Что же касается Кубка Стэнли, то у меня появился дополнительный стимул еще раз его выиграть. Тогда уж возьму его и сам привезу в Ригу.

А недавно тренеры и игроки "Эвеланш" побывали в Белом доме, где президент США Билл Клинтон дал традиционную аудиенцию обладателям Кубка Стэнли.

- Сначала для нас устроили экскурсию, показали залы, где президент принимает гостей. А потом вышел сам Клинтон, произнес речь. С ответным словом выступили Крофорд и Сакик. Затем все вместе сфотографировались, после чего президент направился в другую комнату, и мы по одному входили туда, пожимали Клинтону руку, перебрасывались парой фраз, а нас в это время опять фотографировали. Меня президент почему-то назвал Озолинским. Я вежливо поправил его. Он поинтересовался, откуда я, и, узнав, что из Латвии, сказал, что бывал в Риге. Было приятно, что сам президент США заглядывал в такую маленькую страну, Кстати, выяснилось, что Клинтон - небольшой спец в области хоккея. По его словам, вживую хоккей он еще никогда не видел, только по телевизору иногда смотрит. Фотографию, кстати, на которой мы с президентом запечатлены, мне пока не прислали - обещали через месяц.

"ДАЖЕ С 10 МИЛЛИОНАМИ ОН ОСТАНЕТСЯ ТАКИМ ЖЕ"

За последний год Сандис Озолиньш превратился из подающего большие надежды защитника в суперзвезду НХЛ. И теперь его ждет куда более тяжелое испытание, выдержать которое порой бывает гораздо сложнее, чем пробиться на вершину, - испытание медными трубами.

- Да ладно тебе - какая я суперзвезда! - возмущается Сандис. - Поговорим об этом, когда карьеру закончу. А то вот сейчас я в первой пятерке All-Star Game, но если летом обленюсь, к сезону разобранным подойду - прощения не будет. Как подняли, так и сбросят - тем более теперь, когда мне необходимо постоянно и с особой тщательностью поддерживать свою репутацию. И хотя я все это понимаю, тем не менее побаиваюсь, что известность и большие деньги могут меня испортить - такое нередко случается с теми, кто оказывается недостаточно готов к ним. Не хочется, чтобы обо мне говорили: вот, разбогател, прославился - я задрал нос до небес, забыл старых друзей.

Говорит это Сандис с лукавой улыбкой, сам зная, что ему подобное вряд ли грозит. Друзья же его в этом просто не сомневаются. Андрей Назаров: "Даже если у него будет контракт на 10 миллионов, он останется таким же, как сейчас. Слава его не испортит - он уже в ней достаточно накупался. Мне кажется, что человек, к которому, неожиданно приходят деньги и успех, может испортиться в 16-17, ну, в 19 лет, но никак не в 24. Если с ним этого не произошло тогда, то сейчас такой опасности нет". Артур Ирбе: "Когда я приезжал к нему в гости во время: "плей-офф", я увидел прежнего Сандиса. Если он и изменился, то только в лучшую сторону - повзрослел. Наверняка тут и семья повлияла - все-таки двое детей, они заставляют стать серьезнее. Хотя к хоккею он всегда относился серьезно. И вряд ли его сейчас может что-то испортить - все самые опасные искусы у него уже за спиной".

В отличие от многих коллег Озолиньш вовсе не заворожен Штатами. Он благодарен этой стране за предоставленную возможность играть и проявлять себя, но не считает ее своей второй родиной и не собирается оставаться здесь навсегда:

- Я никогда не буду чувствовать себя тут до конца комфортно, потому что не родился и не вырос в Америке. Привык - да, но все равно это чужое. В Латвии - совсем другое дело, там все свое, там я говорю на родном языке, что для меня очень-очень важно. Поэтому после окончания своей профессиональной хоккейной карьеры я намерен жить дома.